Текст книги "Хроники ада"

Июнь 2016 г. Новосибирская Зона Посещения

Боб обернулся и вопросительно посмотрел на «Джонни»:

– Нормально?

– Здесь нормально. Но вон туда я бы гаечку кинул, чуток правее осота.

– Осота?

– Ну да. Вон, видишь, корявый такой с желтыми цветками?

– Ага, понял.

Боб достал из кожаного мешка, висевшего на шее, гайку и, прицелившись, метнул вперед. Не с размаху и со всей дури, а от бедра и параллельно земле, как научил «Джонни» – чтобы гайка пошла на бреющем, нащупывая безопасный путь. Если летит без отклонения и всяких вывертов, значит, гравитационных аномалий по ходу движения нет. А если…

Чпок! Гайка, едва перелетев полутораметровый, разлапистый куст осота, резко спикировала и с хрустом ушла в землю.

– Ох! – вырвалось у Боба. – Что же она такая здоровенная, эта «плешь»?

– «Комарики» разные бывают, – сказал «Джонни». – Но меньше шести метров в диаметре я не встречал. Если меньше, то это, скорее всего, «тещина рука». Тоже разновидность гравитационной аномалии, но площадь захвата два-три метра. И если «комариная плешь» плющит, как под прессом, то «теща» затягивает в воронку, а потом давит и рвет. Может и кожу на фиг содрать.

– Да уж… А я еще о «мясорубке» слышал. Что, и вправду такой же принцип действия, как у «мясорубки»?

По лицу «Джонни» мелькнула тень.

– А зачем тебе принцип знать? Не один фиг, в «мясорубку» попасть или в соковыжималку? Или ты у нас гурман?

– Черный у тебя юмор. – Боб поежился.

– Здесь иной не катит. И вообще, это не юмор, а техника безопасности. Главное, ушами не хлопать и всегда быть готовым к любой неожиданности. А как именно аномаль тебя схавает, с хреном или горчицей…

– Аномалия, – поправил Боб.

– Это у вас в Питере аномалия – родина слонов. А в Зоне – аномаль.

– А чего, как что, сразу Питер? – Боб насупился. – Ты же вроде грамотный человек. Аномаль – так только колхозник сказать может.

– Полегче с колхозниками, Гегель. Ты о профессиональном жаргоне слышал? Аномаль – так старые сталкеры говорят, уж не знаю, откуда повелось. Но ты в общем-то прав, молодые уже так не выражаются. Это в меня с детства въелось…Ты гаечку-то кинь. Теперь левее на пару метров.

Они продвигались по Зоне уже около шести часов. Почти всю дорогу маршрут выбирал и прокладывал «Джонни». И только после большого привала, устроенного на железнодорожной насыпи возле бывшего остановочного павильона, он выпустил вперед Боба. Мол, до конечной точки осталось совсем немного, попробуй себя в шкуре сталкера. А я подстрахую.

Боб повесил на шею мешочек с гайками, полученный от «Джонни», и пошел первым. Почти сразу за «железкой» они наткнулись на «порченую землю». «Джонни» велел двигаться вдоль нее – благо граница «порченки», обозначенная темно-коричневой, похожей на проволоку травой, просматривалась четко. Затем по правую руку нарисовалась «комариная плешь». Аномалию почуял «Джонни» и дал команду обметить ее с помощью гаек. Здоровенная оказалась «плешь», но проход вроде бы удалось нащупать.

Боб метнул гайку, и на этот раз она беспрепятственно пролетела мимо осота и мягко плюхнулась в траву.

– Вот теперь – нормалёк, – сказал «Джонни». – Так и ориентируйся. Слева следи за «колючкой», справа не забывай про «плешь». Гайки помнишь куда легли?

– Помню.

– Главное, не торопись. Держись центра коридора и выруливай вон на тот камень? Видишь белый валун?

– Вижу.

– Дойдем до него, поднимемся на взгорок и там осмотримся. Ну, с Богом! И не дрейфь, я все держу под контролем.

«Джонни» ободряюще показал Бобу большой палец правой руки. Боб неуверенно улыбнулся, подтянул на спине пижонистый рюкзак ярко-желтого цвета.

– Похож я на сталкера?

– Один к одному. Хоть сейчас в кино снимай.

– Правда? Расскажу девкам в Питере, как я в Зоне отжигал, – кипятком описаются.

– Любишь девчонок?

– А чего их любить? Их трахать надо.

– Вон оно как? – сказал «Джонни». И бормотнул под нос: – А ты и впрямь философ, Кант.

– Чего?

– Топай, говорю. Здесь низинка, долго находиться в ней нежелательно. Наползет «зеленка» и проглотит без остатка.

Когда Боб двинулся вперед, «Джонни» огляделся по сторонам, затем, наклонив голову, медленно провел ладонями по лицу. «Не быть тебе, дурачок, сталкером никогда, – подумалось устало, без эмоций. – Каждый ищет то, чего хочет, но находит то, чего заслуживает. Не за себя стараюсь, прости меня, Бог, грешную».

Глава 3
Спасти свидетеля

Август 2016 г. Среда. Искитим

До конца смены оставалось меньше получаса. Они медленно ехали на патрульном «уазике» по улице Чайковского, огибающей «карантинный» район. Слева, прямо по тротуару, тянулась колючая проволока, за которой начиналась полоса отчуждения. В пределах Искитима полоса была совсем узкой, в зависимости от особенностей городской застройки: где и десяти шагов не набиралось, где доходило до полусотни метров. А уже параллельно «колючке» шла бетонная стена, так называемый Периметр, ограждающая территорию Зоны Посещения.

После того как в результате Сдвига Зона накрыла часть домов на западе Искитима, и ушлый народ рванул на запретную территорию за артефактами, «бетонку» в городской черте возвели ударными темпами. Правда, возвели не очень качественно – едва ли не половину средств, выделенных на строительство из бюджета, как водится, «распилили» чиновники и подрядчики. Стена получилась тоньше, а местами и ниже проектных размеров, бетон, продержавшись зиму, растрескался и кое-где начал осыпаться. Изъяны компенсировали дополнительными рядами колючей проволоки поверх основного ограждения, сразу прозванного в народе «Великой Искитимской стеной». Сотрудникам патрульно-постовой службы, впрочем как и других подразделений российской полиции, вход на полосу отчуждения был закрыт – разве что в исключительных случаях при проведении совместной операции с военнослужащими UFOR. Но такое случалось крайне редко.

Ограниченный контингент объединённых войск, как гласило постановление ООН, обеспечивал охрану границ аномальных территорий Зон Посещения и сохранение стабильности на прилегающих территориях. Еще полтора месяца назад Николай Варнаков сам служил в отряде особого назначения военной полиции Специальных Территорий (MPST), входящей в структуру UFOR. В то время он почти не вылезал из Зоны, ликвидируя подпольные лаборатории по производству наркотиков, а заодно и особо борзых бандюганов из боевых группировок искитимских наркодельцов. Но в июне шестилетнее ношение формы с голубыми шевронами UFOR закончилось для Николая навсегда и с громким скандалом – после жестокой драки с тремя мордоворотами из патрульного батальона охраны: со смежниками так сказать.

Хорошо еще, что обошлось без возбуждения уголовного дела – историю замяли в верхах, чтобы не бросать тень на славное братство по оружию под эгидой ООН. Темных пятен на «голубых касках» и без того хватало, а тут еще и конфликт между россиянином и тремя французами, двоих из которых угораздило оказаться неграми; в смысле – чернокожими выходцами из Сенегала. А это, братцы, уже не просто мордобой, а натуральная политика, приправленная проявлениями расизма – если поганые смишники прознают и раздуют в своих «таймсах» и «постах». Колян ведь в боевом запале пару раз противников суками черномазыми обозвал, да еще на вполне приличном английском. Не зря когда-то на Инязе учился.

Поэтому руководство UFOR утечки информации не допустило. «Лягушатники» в итоге отделались штрафами и десятью сутками гауптвахты. А Николаю ничего другого не оставалось, как подать рапорт на увольнение. Даже «батя», командир отряда особого назначения подполковник Олисов, не смог отмазать одного из лучших подчиненных. Некогда одного из лучших. Если честно, Олисов и не особо старался. Совсем лейтенант Варнаков с катушек слетел в последние месяцы: пьянство, драки, несанкционированное применение оружия, превышение служебных полномочий при задержании правонарушителей… Сколько можно увещевать и воспитывать? У любого командира терпение лопнет.

Так Варнаков очутился в ППС Искитимского горотдела полиции.

– Ну что, завершаем круг и на «базу»? – спросил старший сержант Матющенко. – Ты как, Колян, после смены опять в «Радиант»?

– А куда еще? – буркнул Колян. – Надо горячего пожрать.

– Да, грустная у тебя житуха. Завел бы бабу нормальную, как моя Ритка. Придешь вечером со службы, а тебе на стол борщ с пампушками, на второе голубцы…

– Есть у меня баба.

– Это кто – Маринка, что ли? Нет, станок у нее на месте, любого заведет с полоборота, но… сопьешься ты с ней.

– Баба как баба. Для меня в самый раз.

Варнаков с трудом скрыл раздражение. Подобный разговор Игорь Матющенко заводил уже не в первый раз. На правах старого знакомого, когда-то игравшего с Коляном в одном искитимском дворе, он считал, что имеет право давать младшему по возрасту товарищу житейские советы. Хотя младше Колян был всего на два года.

– Ну не знаю… по мне это и не баба вовсе, а так, укол адреналина, – не успокаивался Игорь. Близкое завершение смены, видимо, действовало на него расхолаживающе. – Настоящая баба, Колян, это… вон сеструха Риткина, Нонка, давно на тебя глаз положила. Молодая, можно сказать почти не целованная. Давай я вас поближе познакомлю.

– Да видел я ее. У нее задница шире нашего УАЗа.

– И чего? Хорошей женщины должно быть много. И готовит она…

– Заткнись, а? – оборвал Варнаков. – Ну-ка, Михалыч, притормози.

Водитель Михаил Стеблов сбросил газ и, выехав на обочину, остановился. Колян смотрел на темные окна заброшенной «хрущевки»; сгущались вечерние сумерки; потихоньку накрапывал дождь. Он сам не понимал причину внезапного беспокойства. Вдруг резко и больно сдавило грудную клетку, словно при стенокардии. Варнаков, невзирая на неполные тридцать лет, уже знал, что это за зверь, – прихватило на следующий день после Скачка в июне прошлого года, когда поступила информация о гибели родителей и младшей сестры. Так прихватило, что понадобилось «скорую» вызывать.

– Ты чего, Варнак? – удивленно спросил Матющенко.

Колян медленно выдохнул и снова вздохнул. Нет, сердце билось нормально, и боли под грудиной уже не чувствовалось. Не стенокардия, значит. Но непонятная, иррациональная тревога не уходила – такая же, которая возникала при встрече с аномалиями в Зоне. Вроде и не видно ничего, и на первый взгляд все обычно и спокойно, но холодеет внутри и тянет нездешним сквозняком. Васька Гуреев, друг детства, с которым ходили в один класс, сравнивал это с могильным холодом. Васька еще пацаном, до поступления в Рязанское военное училище, помогал отцу копать на кладбище могилы и понимал, о чем говорит.

Нет больше Васьки – сгинул без следа в Зоне дней десять назад. Ушел сопровождать по приказу Олисова каких-то мужиков из спецслужб и пропал. Тела двух силовиков позже обнаружили ребята из спецназа военной полиции, а вот Ваську так и не нашли.[13]13
  Подробно история Василия Гуреева описана в романе Д. Бурмистрова «Приглашение к контакту».


[Закрыть]

– Колян, ты заснул, что ли? – вернул в реальность недовольный голос Матющенко.

– Еще нет. Вон видишь, там, в окне, вроде огонек мелькнул.

– Ну и чего? Сам знаешь, тут почти на каждом углу наркоманские притоны. Пусть ими наркополиция занимается. – Матющенко не скрывал недовольства. – А у нас пятнадцать минут до конца смены, у Ритки уже ужин стынет. А то, хочешь, заваливай ко мне. Нонку позовем, посидим.

Варнаков не отреагировал на бубнеж напарника. Тревога не оставляла. Теперь она превратилась в боль, которая накатывала волнами из окон первого этажа. Колян физически ощущал, как боль пульсировала где-то там, в глубине темнеющих окон, будто раскаленный уголек, и стреляла ему в виски. Он суеверно тронул на правом запястье браслет из «черных брызг».

– Выходим и осматриваем подъезд, – сказал Колян. – Игорь, ты со мной. А ты, Михалыч, останься у машины.

– Варнак, да ты чего? – возмутился Матющенко. – На хрена нам это сдалось?

– Для кого – Варнак. А для кого – младший лейтенант Варнаков, – отрезал, как топором отрубил, Колян. – Оружие на изготовку, товарищ старший сержант.

Ругаясь под нос, Матющенко вылез из машины, со злостью хлопнув дверцей. А Коляну снова показалось, как в угловом окне мелькнул свет. Фонарик? Или керосиновая лампа?

Из этих домов в карантинном районе жителей выселили еще в начале девяностых, когда начали возводить базу UFOR. Их давно обесточили, чтобы не привлекать наркоманов, бомжей и прочий сомнительный и криминальный элемент. Однако «элемент» всё равно приспосабливался, устраивая притоны и «малины»: особенно в теплое время года. А для освещения использовал все достижения цивилизации, начиная со свечек и заканчивая стационарными аккумуляторами. Но аккумуляторы, в основном, применялись в публичных домах низшего разряда, которые «крышевали» полицейские на пару с бандитами. Такие точки патрульные знали наизусть и никогда туда не совались – зачем вредить бизнесу коллег? Здесь же, судя по всему, находился обычный наркоманский притон, которые летом плодились, как грибы. Иногда их шерстили – при плановых облавах для поднятия отчетности. А в остальное время смотрели сквозь пальцы – кому они нужны, эти наркоши, кроме несчастных родителей? Вот если гробанут кого, тогда иное дело. Тогда можно и на «висяки» раскрутить – для поднятия той же отчетности.

Так что Игорь был, в сущности, прав. Не стоило бы сюда лезть, тем более под конец дежурства. Но импульсы тревоги и боли, острыми иголками колющие в виски, не оставляли места для рациональных рассуждений. Варнаков на глазах превращался в «универсального солдата» – так происходило с ним всегда, когда он ощущал большую опасность.

Они прошли по тротуару и свернули к подъезду.

– Стой здесь, у дерева, – приказал Варнаков. – Я вход проверю.

– Да заколочено же, – пробурчал Матющенко. – Видишь доски?

Тучи затянули небо, нагоняя темень. Дождь усиливался. Колян, не реагируя на ворчание напарника, медленно направился к подъезду. Мозг механически фиксировал детали. Крыльца нет – лишь невысокая бетонная ступенька. Дверной проем крест-накрест заколочен досками. Окна расположены низко, на высоте головы взрослого человека; с левого от подъезда окна – в котором Варнаков минутой раньше заметил мелькнувший свет – доски сорваны, а стекла в рамах разбиты; у стены несколько деревянных ящиков. Видимо, поставив ящик на ящик, когда-то залезали в окно, но сейчас ящики валялись в беспорядке.

Колян остановился у подъезда и потянул на себя одну из досок. Она со скрипом, медленно и тяжело, подалась навстречу вместе с дверью. Предчувствие не обмануло – доски держались не на косяке, а на двери, создавая иллюзию заколоченного входа. Колян уже собрался рывком распахнуть дверь, но что-то его остановило. Он не видел, что происходило внутри, но непроизвольно отшатнулся к стене, замер и прислушался. Вроде тихо.

Варнаков обернулся, оценивая позиции остальных патрульных. Стеблов, небольшого роста крепыш, стоял около УАЗа – как и велел командир. С выступающим животиком, неуклюжий, водитель издалека смахивал на медвежонка – один к одному мишка косолапый. Но Колян уже успел убедиться в том, что ловкости и сноровки Стеблову было не занимать. И службу он тоже знал – в отличие от разгильдяя Матющенко. Вот и сейчас тот, вместо того чтобы контролировать ситуацию, прикуривал сигарету.

Колян выразительно помахал Матющенко кулаком. Игорь, заметив жест командира, с демонстративной неторопливостью поправил ремень автомата. И, продолжая держать сигарету в зубах, уставился куда-то на окна второго этажа. Вот ишак! Нашел из-за чего обижаться. Ужин у него, видите ли, стынет.

Варнаков сосредоточенно поправил браслет – эта привычка появилась у него больше года назад и постепенно превратилась в примету – и только затем, держась за конец доски, приоткрыл дверь. И сразу же из темноты подъезда лупанула автоматная очередь.

– Ох ты… – неразборчиво всхлипнул Матющенко.

– Прикройте меня! – крикнул Колян.

В подъезд соваться было глупо, и он решил зайти с фланга. Подтащил к окну ящик и, забравшись на него, вслепую полоснул из АКС в проем рамы. Запрыгнув после этого в комнату, услышал дикий вой, перемежаемый матом, и, включив фонарик, увидел на полу окровавленного мужика с выпученными глазами. Накачанный биток с бритой головой совсем не походил на мирного заложника или утомленного жизнью наркошу. Поэтому Варнаков, не тратя времени на размышления о милосердии, припечатал «голосистого Кивина» ботинком в голову. Удостоверившись, что клиент отключился, выскочил в коридор, и в этот момент кто-то выстрелил в него из кухни. Пуля обожгла левое плечо. Колян упал на пол, перевернулся и, прячась за косяком, дал очередь. В ответ хлопнул пистолетный выстрел.

«Эх, гранату бы сюда!» – мелькнула мысль. Палец лежал на спусковом крючке, но, услышав звон разбиваемого стекла, Колян решил выждать несколько секунд. Затем снял с головы форменную бейсболку и мягко закинул ее в кухню. Кепка шлепнулась на пол, ничем не потревоженная. Варнаков прислушался и, прижимаясь к стене, проскользнул на кухню. Из разбитого окна пахнуло вечерней сыростью. Приглядевшись, он заметил мужчину, убегающего через заросшую бурьяном детскую площадку. Вот ты где, урод! Вскинув ствол автомата, прицелился и срезал бегущего выстрелом. Одним. В голову. Что бы люди ни говорили, а мастерство – не пропьешь.

Стало совсем тихо. Он вернулся в коридор и, открыв дверь в совмещенный санузел, посветил фонариком. В ванне, небрежно брошенные друг на друга, валялись три трупа: два парня лет восемнадцати – двадцати и совсем молодая девчонка лет шестнадцати. Судя по специфическому внешнему виду – опустившиеся наркоманы. Все убиты выстрелом в затылок. Варнаков крякнул и включил рацию:

– Игорь, как дела?

Вместо Матющенко через несколько секунд отозвался Стеблов:

– Коля, Игорь убит.

– Черт! Черт… Михалыч, ты уверен?

– Да, наповал. В шею попали.

– Подкрепление вызови.

– Уже вызвал.

– Хорошо. Да, и «скорую» тоже.

– Есть раненые?

– Наверное, есть.

Он стоял в коридоре и не мог сосредоточиться. Все с самого начала поехало не так. Совсем не так. Если в притоне находились бандиты, зачем они открыли огонь по полицейским – они что, совсем рамсы попутали? Хотели скрыть убийство наркоманов? Но зачем было их убивать? Они и так ходячие трупы. Чем-то помешали, не вовремя подвернувшись под руку?

Сейчас он уже жалел, что пристрелил убегавшего мужика, – мог и по ногам пальнуть. Нет, самого-то урода ничуть не жалко, но одним источником информации стало меньше. Правда, есть еще раненый бугай, которого он отоварил ногой в висок. Не слишком ли сильно отоварил? Если и этот сдохнет, тогда проблем не оберешься.

И что-то еще не давало покоя. Чувство опасности вроде бы схлынуло, а вот тревога не уходила.

Варнаков остановился на пороге комнаты и повел лучом фонарика. Обстановка, как и положено, «а-ля бомжатник три звезды»: обшарпанные стены; на полу куски штукатурки и битого стекла, обрывки бумаги; в углу старая тахта, заваленная каким-то тряпьем… И запах. Запах запустения, сырости, грязи… и крови. Бугай, одетый в синий спортивный костюм, валялся слева от входа около стены, там, где его и припечатал Колян. Значит, отрубился капитально, если до сих пор не очухался. Хотя сколько времени-то всего прошло? Пара минут? Ну пусть три минуты… а рожа и впрямь бандитская. Постой ка… Нагнулся, разглядывая лицо. Он уже видел раньше этого парня. Да, точно, видел – «бык» из бригады Роди Волчка, смотрящего за оборотом артефактов. Чего это человека Волчка в наркопритон занесло? Это сфера Хазара.

И в этот момент периферийным взглядом Варнаков заметил, как зашевелилась куча тряпья на тахте. Он выпрямился, вздернул ствол автомата и… не смог выстрелить. Инстинкт бойца, отработанный до автоматизма за семь лет службы в спецназе внутренних войск и военной полиции UFOR, неожиданно дал сбой. Инстинкт велел сначала ликвидировать опасность, а потом рассуждать и разбираться. Но… Что за херня?! Куча опять зашевелилась. Колян, преодолевая непонятное сопротивление внутри себя, все-таки нажал на спуск, но пули ушли вбок, со звоном рикошетя от трубы отопления. И тут же все стихло – в магазине закончились патроны. А еще через секунду раздался негромкий, но отчетливый стон.

Варнаков матюкнулся, поменял магазин АКС и, держа оружие наготове, подкрался к тахте. То, что он в спешке принял за кучу тряпок, на поверку явилось грязным и рваным покрывалом; Колян, присев на корточки, осторожно потянул его за край. Сначала он увидел темные, сбившиеся в комки кудрявые волосы, затем обнажилось смуглое женское лицо со свежими кровоподтеками. Веки были опущены, но слегка раздвинутые губы еле заметно подергивались.

На этот раз кольнуло не в висок, а прямо в мозжечок. Даже не кольнуло, а долбануло электрошокером. Варнаков едва не вскрикнул, клацкнув зубами. Господи… Не может быть! Наваждение какое-то… Он снял с пояса фляжку с водой и без церемоний плеснул женщине на лицо. Та, вздрогнув, приподняла веки и посмотрела мутными глазами. Потом губы задвигались, и Колян расслышал невнятный шепот…

– Ты в порядке?! – В дверном проёме стоял запыхавшийся Стеблов. – Кто стрелял?

– Не в меня, – устало произнес Варнаков. Затем, собравшись с мыслями, продолжил: – Вот этого перца упаковать надо. Глядишь, чего и скажет. Из людей Волчка, помню я его. Там в ванной три трупа, не исключено, что этот кадр их и порешил.

– Ни фига себе! – Стеблов присвистнул и переместился ближе. – А это кто?

– Не знаю. Наркоманка, возможно.

– Мертвая?

– Только что стонала. – Варнаков глянул на женщину, но та снова потеряла сознание. – Подкрепление, говоришь, вызвал?

– Вызвал.

– Останешься за старшего. Я ее сейчас в больницу отвезу. – Колян легко, словно пушинку, поднял женщину на руки и направился к дверям. – Заодно сам повязку наложу. Меня в плечо зацепило.

– Я не понял, Николай. Сейчас же «скорая» приедет.

– Ага, сейчас. Жди. Ты чего, не знаешь, как они любят в «карантинку» ездить? Хорошо, если через час подкатят.

– Давай я перезвоню, скажу, что офицера полиции ранило.

– Не надо. Делай как я приказал.

– Ну я не знаю, – продолжал упрямиться Стеблов. – Тогда уж и бандюгана надо в больницу отвезти. Это же свидетель.

– Перебьется. Из него такой же свидетель, как из меня балерина. А вот женщина может что-то показать.

Они вышли на лестничную площадку.

– Посвети, – попросил Колян. – А то тут запросто ноги переломаешь. Приедут опера, скажи, чтобы здесь гильзы поискали. Отсюда в Матющенко стреляли. А во дворе, на детской площадке, еще один перец должен лежать. Из окна выскочил, я его снял.

– Думаешь, он Игоря подстрелил?

– Вряд ли. Он с пистолетом, а из подъезда очередями били.

– Я все же не понимаю, – Стеблов шел за ним вплотную, заглядывая через плечо в лицо женщины. – Нельзя тебе сейчас уезжать, начальство взгреет.

– Я же сказал – ранение у меня. Крови много потерял. И клал я на это начальство.

Варнаков устраивал женщину на заднее сиденье «уазика», когда подъехала вторая патрульная машина. Из нее еще на ходу выскочил полицейский с автоматом и подбежал к Коляну.

– Варнак, ты? Чего тут случилось-то?

– Плохо случилось. Бандиты в нас стрельбу открыли. Матющенко убит.

– Ох ты!

– Слушай, мне надо срочно в больницу. Вон Стеблов вас введет в курс дела. А пока оцепите подъезд и внутренний двор.

Он захлопнул дверцу и направился вокруг автомобиля к водительскому месту. Но там уже стоял Стеблов.

– Я водитель, я и поведу, – сказал твердо. – Тебе, раненому, нельзя.

– Можно!

– Хоть заорись, но за руль я тебя не пущу.

– А кто начальство встретит?

– Пока здесь без нас обойдутся. Вернемся из больницы – доложишь. А мне не в масть одному отдуваться, первому всегда шишки достаются. Ты кашу заварил, тебе и расхлебывать.

Колян посмотрел в холодные глаза Стеблова и не стал спорить.

– Ладно. Только гони быстрее, пока она не померла.

– Что, плохая?

– Хуже только покойники…