Текст книги "Мой университет: Для всех – он наш, а для каждого – свой"

Запомнился мне еще один преподаватель, читавший небольшую часть лекций по истории Чехии, – доцент Частухин. К сожалению, впечатления о нем как о лекторе как-то стерлись из моей памяти. Это был тогда уже пожилой человек, но и уже после того, как закончились мои студенческие годы, он еще продолжал свою работу, несмотря на прогрессирующую потерю зрения. В связи с этим мне запомнилась одна из последних встреч с ним в бытность мою заместителем декана по учебной части. Мне пришлось аннулировать результаты экзамена, сданного ему студентами четвертого курса. Воспользовавшись практически полной потерей им зрения, они беззастенчиво разложили перед собой учебники и отвечали нагло слово в слово по тексту, даже не утруждая себя самостоятельным изложением. Мне доложила об этом инспектор учебной части. Я аннулировал экзамен, нисколько не сомневаясь в справедливости такого наказания. Но тем не менее, вспоминая об этом случае, я до сих пор чувствую вину перед доцентом Частухиным. После этого случая он оставил преподавательскую работу. Может быть причиной этому стал мой приказ об аннулировании результатов экзамена.

* * *

Особое место в учебных планах советских вузов занимали общественные, мировоззренческие науки, которым партийным руководством нашего государства отводились главная роль в решении задачи идейного и политического воспитания студентов как будущих высокообразованных специалистов и организаторов строительства социалистического общества. Конкретное выполнение этой задачи высшими учебными заведениями организовывалось и проводилось под постоянным государственным и общественным руководством «сверху донизу» в общем контексте стратегических программных требований идеологической работы партии и государства. Однако постоянными оставались указания на то, чтобы качество идейного воспитания студенческой молодежи достигалось на основе новейших достижений общественных наук в изучении законов общественного развития, на основе повышения качества преподавания этих наук, которое бы обеспечивало активное, творческое восприятие положений марксистско-ленинской теории, познания марксизма-ленинизма как идеологии революционного созидания. Подчеркивалось, что усвоение этой теории и восприятие коммунистической идеологии должно активно способствовать осознанию студенческой молодежью своих задач в строительстве социалистического общества и своей ответственности за укрепление социалистического государства.

Структура и последовательность преподавания научного обществоведения в высших учебных заведениях были организованы в соответствии с тремя основными частями теории научного коммунизма: историей и теорией классовой борьбы и учением о неизбежности социалистической революции с диктатурой пролетариата как политической формы социалистической демократии; политической экономии как науки об истории социально-экономических формаций и законах их развития; диалектическим и историческим материализмом как науки о методах познания законов развития природы и общества. Соответственно этому преподавание обществоведения организовывалось и велось тремя кафедрами – основ марксизма-ленинизма, политэкономии капитализма и социализма, диалектического и исторического материализма. В соответствии с этим была организована и система подготовки специальных научных кадров для преподавания указанных предметов. Они готовились в специальных высших партийных учебных заведениях и научно-исследовательских институтах, а также на исторических, экономических и философских факультетах университетов, а также в научно-исследовательских институтах Академии наук. Вопросы подготовки кадров преподавателей общественных наук, возникающие проблемы совершенствования системы их преподавания, проблемы методики, разработки учебных программ, подготовки учебников и учебных пособий и особенно вопросы качества преподавания находились под постоянным контролем самых высоких органов партийного и государственного руководства. В Центральном Комитете КПСС для этого был создан отдел науки, в структуре которого имелся специальный сектор по общественным наукам, а в Министерстве высшего образования – Главное управление преподавания общественных наук. Также были специальные отделы в республиканских и областных органах власти и в партийных комитетах.

Такая строгая централизация руководства преподавания общественных наук безусловно имела смысл и была необходима, поскольку решала важную государственную идеологическую задачу – научно-политического просвещения учащейся молодежи. Оно было особенно важно в первые десятилетия Советского государства, противопоставившего себя окружающему миру мало сказать недружественных, откровенно агрессивных идеологий организованного антисоциалистического сообщества капиталистических государств. Эта система продолжала оставаться необходимой и в последующие годы успешного социально-экономического, политического и общественного развития нашего государства, а также и в связи с повышением уровня политической активности широких слоев советского общества, с возросшим интересом к проблемам исторического прошлого нашего народа, как и к вопросам дальнейшего совершенствования общественно-политического строя нашего государства. Утвердившаяся в нашей стране новая жизнь, особенно послевоенного времени, наряду с несомненными достижениями в советском общественном миропонимании обнаружила много новых вопросов, проблем, вскрыла ошибочность или недостаточную обоснованность программных решений в определении перспектив развития, породивших серьезные недостатки в руководстве экономической, общественно-политической, духовной и культурной сферами жизни. На многие эти вопросы должна была ответить наша советская общественная наука. Но и она сама нуждалась в постоянном внимании и государства, и общества. Эта помощь и забота должна была выражаться и в конкретной политике государства в области общественных наук, и в создании необходимых материально-технических условий, и в конкретном политическом и идейном руководстве, конечно, при условии чтобы оно не превращалось в командно-бюрократическую систему управления наукой.

К сожалению, особенно в послевоенные годы при правильной постановке задач о необходимости творческого подхода к научному наследию основоположников марксизма-ленинизма в применении основных теоретических положений этого учения к исследованию проблем развития современного мира, о решительном преодолении «талмудизма», «начетничества», «вульгаризации», «цитатничества», о решительной борьбе со многими другими вольными или невольными спекулятивными увлечениями наше партийное идеологическое руководство и в «центре, и на местах», наверное, в силу своего ограниченного понимания сути научных проблем и недостаточной образованности не только перестало замечать эти пороки, но само погрязло в них.

Командно-бюрократические тенденции в руководстве общественными науками постепенно нашли свое выражение в их преподавании и в высших учебных заведениях, и в системе партийно-политического просвещения. Они неизбежно должны были стать следствием жесткого партийно-политического огосударствления. Исходившие из высоких государственных и партийных инстанций идеологические установки, не исключая даже тех случаев, когда они сосредоточивали внимание на актуальных задачах повышения качества преподавания, они, как командные директивы, в ходе практической реализации порождали формализм, исключающий творческое понимание научных проблем сначала у преподавателей, а затем и у их учеников. Первые быстро начинали привыкать к предлагаемым методическим схемам и приемам построения лекционных курсов и практических семинаров, отказываясь от собственной инициативы, от собственного творчества в раскрытии классического наследия марксистско-ленинской теории, особенно в понимании современных задач ее развития. Стандартные образцы учебных занятий и контроля за самостоятельной работой студентов, в свою очередь, тоже не способствовали приобретению ими опыта самостоятельного научного творчества. Для сдачи зачета, например, достаточно было представить конспекты по установленному списку литературы. И первым, и вторым важно было механически выполнить какой-то объем неинтересной, но очень обязательной работы. Семинары у преподавателей общественных наук становились для студентов неинтересными. Они находили лукавые способы продемонстрировать преподавателю свое усердие и на семинарах, и при сдаче экзаменов. Конечно, определять эту тенденцию потери интереса к общественным наукам как общее явление было бы неправильным, но как недостаток, как снижение качества преподавания этих важных идеологических наук она была опасна, приводила к их дискредитации в глазах студентов. Когда эта опасность находила конкретное выражение, назначались комиссии, проводились проверки, анализировались причины, констатировались факты. Наконец, на соответствующем уровне – в парткомах, райкомах, обкомах и выше – принимались строгие решения, которые, увы, зачастую опять ориентировали учителей на какие-то образцы. Такие комиссии по устранению выявляемых недостатков искусственно создавали высокий политический рейтинг преподавателей-обществоведов как якобы наделенных особыми полномочиями партийного руководства «в борьбе за высокое качество идейного воспитания студенческой молодежи», что порождало у значительной их части высокие амбиции. А за ними просто скрывалась недостаточная научная подготовка по своему предмету и невысокий уровень общей образовательной подготовки и культуры.

Вспоминаю в связи с этим один эпизод своей педагогической практики. К нам на исторический факультет пришла комиссия, уполномоченная самой высокой идеологической инстанцией проверить состояние идеологического воспитания наших студентов. В ней оказался один знакомый мне человек, преподаватель одного из московских вузов по предмету «история КПСС». Не ограничиваясь проверкой каких-либо формальных показателей, он попросил меня разрешить посетить мой семинар по этому предмету для того, чтобы побеседовать со студентами, выяснить их проблемы и заботы, возникающие вопросы относительно перспектив учебы и планов на будущее как специалистов именно по этому историко-партийному предмету. Я предоставил ему такую возможность. Мой коллега представился студентом ни много ни мало как уполномоченный представитель идеологического отдела ЦК КПСС и пообещал им доложить их пожелания самому высокому руководству. Студенты мои заканчивали четвертый год обучения и уже имели некоторый опыт общения с такими уполномоченными. Они не заставили себя долго упрашивать. Поднялся староста группы и задал проверяющему вопрос: «Скажите, нужен ли нам, будущим преподавателям истории СССР XX века, предмет палеографии, по которому деканат ввел обязательный семинар и зачет». Дело в том, что такой предмет был признан Ученым советом как обязательный для всех студентов, специализирующихся по отечественной истории, независимо от специализации по советскому периоду. Мой коллега, выдержав паузу, поразмышляв, солидно и авторитетно ответил: «Конечно, нужен». И добавил: «Ведь должны образованные специалисты знать, как делаются книги». Беседа на этом закончилась. Вопросов больше не было. Студентам стало ясно, что проверяющий спутал предмет палеографию, специальную дисциплину по источниковедению, с отраслью книгопромышленности – полиграфией. Мой высокоуполномоченный коллега не ошибался потому, что именно так и думал, но доложил ли он высокому начальству о проблеме моих «несознательных» студентов, я не знаю. Знаю только, по другим поводам, что среди преподавателей-обществоведов было немало таких, которые смешивали и другие более серьезные научные понятия.

В середине шестидесятых годов инициативой руководящего партийного аппарата в учебные планы вузов и в программы массового партийно-политического просвещения была введена еще одна обществоведческая дисциплина – основы научного коммунизма. Эта инициатива в среде значительной части преподавателей общественных наук была воспринята критически, поскольку само название нового учебного предмета предполагало неизбежное повторение уже известных студентам историко-теоретических положений марксизма-ленинизма. Однако инициаторы нововведения в другой части обществоведов, в том числе на нашем философском факультете, получали активную поддержку. Очень скоро на факультете было создано отделение научного коммунизма, которое взяло на себя инициативу научной разработки теоретических проблем современного социалистического общества, вступающего в свой новый этап развития – этап перехода к коммунизму. Они также активно убеждали научную общественность, что преподавание вводимой учебной дисциплины на новом теоретическом уровне познания законов современного общественного развития будет соответствовать назревшей практической потребности повышения качества идеологического воспитания новых поколений молодежи, которым предстоит жить при коммунизме. Таким образом, наши философы быстро и активно отреагировали на провозглашенный генеральным секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым в той же середине шестидесятых годов лозунг «О полной и окончательной победе в СССР социализма и перерастании его в высшую стадию – коммунизм». Как известно, генсек определил и срок начала новой эры человечества – 1980 год. Вот поэтому так ретиво торопились служивые люди от науки. А результат появился очень скоро. Коммунизм не наступил ни в восьмидесятом, ни в девяностом. А многие обществоведы-основоположники научного коммунизма, очень быстро расплодившиеся после объявленного лозунга, так же быстро перешли на новую службу в обществе «свободной рыночной демократии». Они, не тратя времени, решительно и быстро упразднили как науку набивший им оскомину марксизм-ленинизм во всех трех составных частях, а также и придуманную ими самими четвертую – основы научного коммунизма. Одним из упразднителей оказался Бурбулис, который подвизался несколько лет как активный пропагандист этой науки. Но зато так же быстро, не задумываясь, ввели новые дисциплины: политологию, культурологию, историю политических, экономических и философских учений, обществоведение, граждановедение, москвоведение…

Но все это произошло не так давно, всего десяток лет назад. А в те далекие послевоенные годы, когда я стал студентом университета, пониманию законов развития природы и общества нас учили профессора и доценты – ортодоксально и творчески мыслящие историки, политэкономы и философы. Я с благодарностью вспоминаю наших университетских учителей-обществоведов, читавших нам свои лекции по истории КПСС, политэкономии социализма и капитализма, диалектическому и историческому материализму, по истории философии. Замечу, что в большинстве своем весь корпус преподавателей-обществоведов в Московском университете сложился в собственной научной школе. Многие из них в довоенные годы учились в Институте философии, литературы и истории (ИФЛИ). Многие из них прервали свою учебу с началом войны и вернулись с нее закаленные – и физически, и духом в сражениях великой битвы с фашизмом. Она для них оказалась суровой практикой и проверкой на верность идеям демократии, социализма и коммунизма. С этой закалкой они продолжили прерванную учебу, а затем активную творческую жизнь в науке и преподавательской деятельности.

* * *

С преподавателями курса по основам марксизма-ленинизма наше знакомство состоялось на первом и втором годах обучения. Обоих лекторов по этому предмету – Петра Николаевича Патрикеева и Наума Васильевича – я уже представил. Назову теперь руководителей семинаров по этому предмету. К сожалению, некоторых имен этих наших идейных наставников моя память не уберегла. Не помню я имени и отчества доцента Беспаловой, которая вела занятия не в нашей группе. Но я хорошо помню строгое и умное лицо этой пожилой женщины в пенсне, имевшей большие заслуги партийного руководителя и пропагандиста. Мои однокурсники из групп, в которых она вела семинар, очень высоко ценили ее знания, ее справедливую строгость и заботу о студентах. А в нашей пятнадцатой группе занятия вела Екатерина Алексеевна Круглова, тоже очень строгая и партийная женщина из пролетарско-крестьянской среды. Помнится, она рассказывала нам о своей работе женорганизатора в Политотделе машинотракторной станции в период коллективизации. Науку она постигала сначала в своей трудовой жизни, а затем в Институте красной профессуры. На кафедре основ марксизма-ленинизма она была доцентом. Мы, откровенно говоря, иногда побаивались ее комиссарской строгости во время ее проверок нашей готовности к еженедельным занятиям. Помню, как она, строгая и озабоченная, приходила к нам в аудиторию, вынимала из большого портфеля блокнот, объявляла тему нашей беседы, к которой мы готовились, имея объемный список литературы, а затем, строго оглядев нас, предлагала добровольцам начать дискуссию. Нас сковывала школярская робость. Чаще всего нас выручали оба Юры – Суворов и Воскресенский. Они всегда были в полной боевой готовности. Они первыми и поднимали руки. А вслед за ними усилиями Екатерины Алексеевны в дискуссию вступали другие. Обычно она оставалась удовлетворенной выполнением своих заданий, но никогда не оставляла без внимания верхоглядства или недопонимания. К этому она была строга. И тех, кто это обнаруживал, она приглашала на дополнительные встречи-консультации. Зато на экзамене всем было легче – вот когда мы могли прочувствовать цену ее учительской строгости. Екатерина Алексеевна Круглова вела занятия в нашей группе на первом курсе. А на втором руководителем нашего семинара по тому же предмету был Василий Иванович Смирнов, недавний аспирант, кандидат исторических наук, участник Великой Отечественной войны. Вообще-то большинство «семинаристов», особенно на кафедрах общественных наук, были участниками войны, которую прошли кто офицерами, а кто рядовыми и сержантами. Василий Иванович Смирнов был из офицеров-политработников. О нем как ученом высоко отзывался уважаемый мной профессор Наум Васильевич Савинченко. Но нам не пришлось узнать и оценить этого преподавателя. Он неожиданно погиб в каком-то дорожном происшествии. Вместо него к нам на семинар пришел другой ветеран войны Василий Михайлович Конюхов. Он особенно по-доброму относился к студентам – участникам войны. Вспоминаю его русское лицо, удивившее нас своей деревенской простотой, когда он вошел к нам в аудиторию и представился кандидатом исторических наук. Он не изменил крестьянского обличья и после того, как получил докторскую степень и профессорское звание.

После XIX съезда ВКП(б), принявшего ряд важных решений о задачах партии на новом этапе социалистического строительства и развития советского общества, о подготовке новой Программы, об изменении Устава и названия партии, о задачах идеологической работы партийных организаций, произошли изменения и в организации преподавания общественных наук. Вместо кафедр, на которых преподавали в вузах предмет «Основы марксизма-ленинизма», были созданы кафедры истории КПСС. Задачей этих кафедр было определено преподавание теоретически и идеологически обобщенного опыта Коммунистической партии, Советского государства и народа по строительству социализма и его всемирно-исторического значения.

В нашем университете были созданы межфакультетские кафедры по истории КПСС, истмату и диамату, политэкономии для естественных и гуманитарных факультетов с задачей приблизить их научную, учебную и воспитательную работу к особенностям их научной специализации. Кроме этого, на экономическом и философском факультетах были созданы соответственно свои кафедры политэкономии, истмата и диамата, а на историческом факультете – кафедра истории КПСС.

* * *

Реорганизация преподавания общественных наук, происшедшая в 1953 году, совпала с моим выбором научной специализации по окончании второго года обучения. Я выбрал кафедру истории КПСС. Мой выбор, как и большинства моих однокурсников – членов Коммунистической партии, был естественным желанием продолжить свой жизненный путь и в дальнейшей учебе. В этом выборе мы руководствовались отнюдь не карьерными соображениями. Все мы, студенты-партийцы, вступали в Коммунистическую партию в годы Великой Отечественной войны. Большинство из нас были тогда рядовыми солдатами, сержантами и старшинами. В партию вступали в те лихие годы не десятки, не сотни и даже не тысячи, а миллионы простых людей на фронте и в тылу. С партией, с принадлежностью к ней, люди связывали отнюдь не надежды на успешную военную карьеру и не искали легких путей. Льгота у коммунистов была только одна – быть первыми в рядах и обороняющихся, и атакующих. Не красным словцом звучали слова: «Уходя в бой, прошу считать меня коммунистом». И уж совсем не давал никаких льгот командирский приказ «Коммунисты, вперед!» Не поэт придумал такой приказ для своих послевоенных стихов. Я сам слышал его от моего взводного и ротного. И еще. Те, кто вступал в партию на фронте, знали, что, попади они в фашистский плен, будут подвергнуты жестокой смерти. Многие из тех коммунистов, которые живыми пришли с войны, вернулись в колхозы, на заводы и фабрики, в мирную жизнь, чтобы трудиться, продолжить свое довоенное дело. И если кого-то из них выбирали в руководители, то это было доверие людей и уверенность в том, что они, как и на войне, будут впереди. Я знаю, что многие честно отвоевавшие солдаты вернулись на свои рабочие места и проработали там всю оставшуюся жизнь. В Московском университете, например, многие знали Леву-парикмахера. Не могу вспомнить, к сожалению, его фамилию. Не знаю также, сразу ли Лева на войне стал командиром пулеметной роты. Отстреляв свое, с орденами и медалями он вернулся в университет и снова стал парикмахером. Теперь его маленькая парикмахерская комната была в студенческом общежитии на Стромынке. Там я и познакомился с ним. Стриг и брил он всех: и студентов, и аспирантов, и преподавателей – за рубль. Никто не уходил недовольным. Через много лет я встретился с ним в парикмахерской неподалеку от моего дома. Мы узнали друг друга. Еще много лет для меня не было лучшего мастера, чем Лева, пока он не вышел на пенсию. А за послевоенные годы многие его клиенты стали кандидатами и докторами наук, доцентами, профессорами и даже академиками. Помню, как Лева, узнав от меня об их успехах в науке, искренне, без всякой зависти, радовался.

В Государственном Историческом музее в довоенные годы начал свою трудовую «карьеру» сантехник Николай Иванович Кубышкин. В самые первые дни он ушел на войну. Отвоевал ее всю. Отбивался от фашистских атак на Малой Земле в морской пехоте, форсировал Керченский пролив, освобождал Крым, закончил войну в Чехословакии. После войны коммунист Кубышкин с орденами и медалями снова вернулся в Государственный Исторический музей, занял свое место сантехника и закончил свою трудовую деятельность и жизненный путь, оставив добрую о себе память, как настоящий честный человек и гражданин. Закончу свои размышления о недавнем, о советских людях, партийных и беспартийных, которых в трудные годы лихолетья сплачивала, объединяла, организовывала могучая сила коммунистических идей. Мы теперь еще не опомнились от происшедшей катастрофы, еще не осознали всех причин, приведших к крушению нашего могучего государства. Но я знаю то, что мы, рядовые коммунисты, прошедшие огонь страшной войны, верили в высокие и благородные идеи коммунизма, были преданы своей социалистической Родине не ради карьеры, не за льготы, сытые пайки и благоустроенные дачи. Мы верили и надеялись, что преодолеем все трудности и победим, как победили в Великой Отечественной войне. Хотелось бы, чтобы в нашу искренность поверили входящие в новую жизнь поколения молодежи, чтобы расплывшийся по великой России дурман лжи о ее недавнем прошлом не заслонил бы им истинную правду почти вековой истории нашего народа.

Теперь еще раз скажу, что я и мои сокурсники-коммунисты, участники войны избрали для своей научной специализации кафедру истории КПСС не по карьерным соображениям, а сознательно стремясь служить делу и идеям, которым мы верили и которые защищали на войне. Не скрою, мы считали себя готовыми к этому делу. У всех у нас уже был почти десятилетний партийный стаж. Мы прошли испытания боевой службой и сумели в трудных условиях первых послевоенных лет завершить свое среднее образование в вечерних школах рабочей молодежи. Была у нас необходимая идейная и трудовая закалка, чтобы иметь право и желание продолжать свою учебу в университете с научной специализацией по кафедре истории КПСС.

В состав вновь образованной кафедры вошли знакомые нам преподаватели. У некоторых мы занимались в семинарах на первом и втором курсах, других мы знали как известных университетских общественных деятелей, а с молодыми, начинающими ассистентами мы познакомились еще как с аспирантами в Исторической библиотеке. Имена некоторых уже были мной названы. Значительная часть преподавателей была еще недавно студентами и аспирантами нашего исторического факультета. Ведущими профессорами и доцентами, читавшими общие и специальные курсы лекций, были Наум Васильевич Савинченко, Петр Николаевич Патрикеев, Петр Максимович Горлов, Павел Борисович Жибарев, Василий Васильевич Галкин. Это была «старая гвардия» пропагандистов истпарта. Их имена были известны по опубликованным трудам не только в университете, но и в других вузах Москвы. Можно сказать, что каждый из них уже имел свою научную школу по конкретным проблемам историко-партийной науки. Н. В. Савинченко кроме общего курса лекций читал спецкурс и вел спецсеминар по истории программы и устава РСДРП и ВКП(б). П. Н. Патрикеев – спецкурс и спецсеминар по проблемам истории стратегии и тактики коммунистов в руководстве революционного движения в России. П. Б. Жибарев вел спецсеминар по проблемам партийной политики ВКП(б) в руководстве экономическим развитием СССР в годы довоенных пятилеток. П. М. Горлов – спецсеминар по проблеме политической работы партийных организаций в Красной Армии.

В качестве совместителей на кафедре читали лекции и руководили семинарами сотрудники Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Мария Дмитриевна Стучебникова читала специальный курс лекций и вела спецсеминар по теоретическим проблемам идеологической работы РСДРП в годы Первой русской революции и накануне Великого Октября. А. А. Азизян, известный журналист и сотрудник газеты «Правда», вел семинар и читал лекции по истории национальной политики РСДРП и ВКП(б). Ученый секретарь ИМЭЛ Илья Сергеевич Смирнов вел практический семинар по проблемам историко-партийного источниковедения и параллельно по проблемам истории культурной революции в СССР.

Средний преподавательский состав в ранге «старших преподавателей» вел практические семинары по общему курсу. Но и в нем многие имена к этому времени были известны как имена ученых, начавших серьезную и глубокую разработку важных и актуальных вопросов историко-партийной науки. Валерия Михайловна Селунская тогда открыла спецсеминар по проблемам политики партии по отношению к крестьянству, по истории ленинского кооперативного плана и истории колхозного движения. Антонина Михайловна Коптева – семинар по проблемам организационной партийно-политической работы в годы первых довоенных пятилеток. Вера Ивановна Владимирская – семинар по истории руководства международным коммунистическим движением, Анна Тимофеевна Маслова предложила студентам свой семинар по проблемам партийного руководства профсоюзным движением. Алексей Иванович Широков вместе с Зоей Васильевной Ждановской включился в разработку вопросов историко-партийного источниковедения. Бывший студент истфака довоенного набора Василий Иванович Злобин закончил учебу в университете после того, как окончилась война. Теперь уже в звании доцента он возвратился на исторический факультет, на нашу вновь организованную кафедру истории КПСС. Областью его научного интереса были проблемы теории партийного строительства и идеологических основ стратегии и тактики политического руководства советским обществом.

Заведующим кафедрой истории КПСС исторического факультета был назначен профессор Досифей Иванович Надточеев. До этого назначения он в Московском университете не работал, не учился в нем и с особенностями учебной и научной деятельности его профессорско-преподавательского состава знаком не был. Личностью он был номенклатурной. Докторской степени не имел, а профессорское звание получил благодаря своему номенклатурному статусу. До назначения на заведование нашей кафедрой он был ректором Академии общественных наук при ЦК КПСС, что соответствовало, наверное, должности завотдела ЦК. Дальше я его послужного списка не знаю, и какие он заслуги имел и достоинства, тоже не знаю. Не знаю, в какой области историко-партийной науки он был специалистом. Литературных трудов его тоже не видел. У нас на факультете он лекции не читал. Его педагогическая нагрузка состояла в руководстве аспирантами. Словом, хотя Досифей Иванович с сотрудниками сходился легко, на кафедре присутствовал постоянно и руководить ею умел, но органической частью профессорского коллектива исторического факультета он не стал, в общественной жизни активности не проявил и при всей своей солидности лицо кафедры не представлял. Привел он с собой в качестве помощников двух своих учеников, тоже в прошлом партийных функционеров, доцента Александра Петровича Носова, недавнего заведующего идеологическим отделом ЦК Компартии Литвы, по образованию педагога-филолога, и доцента Александра Григорьевича Шпынова, недавнего третьего секретаря Пензенского обкома КПСС. В коллективе кафедры они долго не продержались.

Свое творческое научное и профессионально-педагогическое лицо кафедра обрела в коллективном портрете среднего преподавательского состава. При всем уважении к нашей солидной старой гвардии ученых партийных пропагандистов скажу, что они представляли уже вчерашний, а может быть, даже и не вчерашний день историко-партийной науки. Их спецкурсы, конечно, оставались традиционно актуальными, но только в отношении уже далекого прошлого истории РСДРП и ВКП(б). А еще молодой коллектив старших преподавателей и ассистентов пытался исследовать сложные проблемы послереволюционной истории Советского государства и особенно современную им жизнь. Их набор спецдисциплин по актуальным проблемам современности в значительно большей степени привлекал студентов. В этом смысле наша кафедра отличалась в лучшую сторону от одноименных межфакультетских кафедр. После того как Досифей Иванович Надточеев вернулся на профессорскую должность в Академию общественных наук, нашу кафедру возглавил профессор Наум Васильевич Савинченко.