Текст книги "Алексей Навальный. Гроза жуликов и воров"

С того момента и началось это отвратительное вранье, что „Яблоко“ никуда не проходит из-за фальсификаций. Оно тогда действительно не прошло, потому что не набрало 5 %. И это вранье с тех пор повторяется на всех выборах: „У нас украли победу! Мы набрали 20, а нам оставили 2 %. Мы набрали 10, а нам оставили 1 %. Мы набрали не меньше 12, а нам оставили 0,5 %!“ А на самом деле, все так и есть – вот столько вы и набрали. Они все были депутатами Госдумы и думали, что так будет всегда и можно в жизни больше ничего не делать. Потом они еще по инерции пару лет надували щеки, а сейчас это просто политическая шантрапа…»

Поражение на выборах, как ни странно, имело и положительную сторону: многие партийные функционеры были деморализованы и не готовы к работе в новых условиях, и это давало «яблочной» молодежи шанс показать себя. В партии образовалась достаточно автономная фракция, объединившая наиболее активных единомышленников, которые не хотели, чтобы их и дальше воспринимали как клуб молодых интеллигентов, они хотели действия. Илья Яшин вспоминает последовавшие пару лет как очень веселые: без оглядки на старших они придумывали акции и сами их проводили.

Это было отнюдь не махание флагами на набережной Тараса Шевченко: когда однажды митинг не разрешили, они забрались в кузов грузовика и митинговали оттуда; в другой раз они облили краской барельеф Юрия Андропова, незадолго до того повешенный на здании ФСБ (последствия, правда, были не очень веселыми – по словам Яшина, их товарищей не просто задержали, но и били). Они даже вопреки установкам партии участвовали в «Маршах несогласных», про которые Григорий Явлинский сказал, что «идеологическое и политическое содержание этих акций неприемлемо для „Яблока"».

Поначалу Алексей не решался выходить на первый план, то ли стеснялся, то ли полагал, что есть более заслуженные и достойные. Но постепенно он начал играть самостоятельную политическую роль и брать на себя политическую ответственность. Во многом благодаря его энергии в 2005 году стало возможно объединение «Яблока» и СПС на выборах в Мосгордуму: этого объединения не очень хотели в СПС, и взаимной симпатии со стороны «Яблока» тоже не было: Явлинский относился к этим коллегам по либеральному лагерю даже хуже, чем к коммунистам. Навальному пришлось взять на себя не только организационные вопросы: политическое лавирование и «разруливание» вышло тогда на первое место. В обеих партиях мало кто верил в успех, но вместе они преодолели 10 %-й проходной барьер и получили в московском парламенте три места из тридцати пяти. Многие даже надеялись, что долгосрочный союз либералов наконец состоится, но история распорядилась иначе, дальше общего списка дело не пошло.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…После выборов 2003 года очень много людей из партии ушло. Но мои ценности и система координат оставались прежними, проигрыш или выигрыш на это не очень влияли. Из партии я уходить не собирался. К тому же впереди были очень важные выборы – в Московскую городскую думу. И тогда, и сейчас депутат Мосгордумы круче, чем депутат Госдумы. Мы занимались выборами, занимались Москвой, которую я хорошо знаю, и в Москве у „Яблока“ были сильные позиции.

Именно тогда я получил первый опыт такой гражданско-политической борьбы. Это был „Комитет защиты москвичей“ – организация, которую мы создали для борьбы с уплотнительной застройкой. В 2004–2005 годах Лужков запланировал на месте каждой песочницы построить дом. Это была колоссальная проблема. У меня самого под окнами что-то строили. Получилось все как всегда само по себе. В партию приходили люди, жаловались. Мы раз сходили к ним на митинг, другой раз помогли, написали какие-то запросы и увидели, насколько эти практические действия были полезны как людям, так и партии. Огромное количество людей мобилизовано, у всех падает стоимость квартир. Возникла идея объединить эти разрозненные инициативные группы в „Комитет защиты москвичей“. Я стал его исполнительным секретарем. Митрохин был председателем, он больше выполнял политическую функцию, а я занимался практической работой: юридической помощью, ездил на митинги, приглашал прессу. Думаю, это была самая большая общественная организация в Москве, занимавшаяся реальной работой. Это была супермуторная работа. Но потому она и была успешна – потому что это была работа.

„Комитет защиты москвичей“ давал реальную отдачу людям. Ко мне постоянно приезжали СМИ, для которых я что-то комментировал. Это позволяло „Яблоку“, когда пресса уже была закрыта, в ней все-таки появляться. Мы чувствовали, что нас боятся: мы действительно создавали проблемы этой коррумпированной лужковской власти. Это была настоящая политическая деятельность. Но, повторю, это было очень тяжело, и физически, и организационно. В сто раз тяжелее, чем позже „РосПил“ и другие вещи. Это была работа с людьми, очень разными, у каждого из которых своя правда. Аргументы их, как правило, были полной ерундой, но мы понимали, что стройка все равно незаконная, и должны были все обосновывать с самого начала. Все это было бы невозможно без Митрохина и его энергии. Он тогда не был лидером партии, но фактически уже тащил ее на себе. В результате всей этой работы он стал депутатом Мосгордумы, мы отменили несколько строек. Конечно, в большинстве случаев побеждала власть, потому что у нее было невозможно выиграть в суде. Но мы и котлованы засыпали, и заборы сносили, и работать им не давали…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Пришла на приём инициативная группа. Ул. Генерала Глаголева. Уж на что я привык слушать про «строительные шалости» наших властей, но всё равно сидел, слушал и офигевал. Автосалон решил расширить территорию за счёт сквера. Дважды подавали документы на разрешение. Дважды им отказывали из-за того, что сквер, и растут деревья. И они нашли выход. Во двор внезапно приезжают чуваки из НПО «Радон», объявляют, что сквер радиоактивный. Ломают детскую площадку. Огораживают сквер забором. И начинают пилить деревья. Называется всё это «работы по дезактивации».

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…С „Комитета защиты москвичей“ началось то, чем я занимаюсь сейчас: не абстрактной идеологией, а беру конкретную проблему и в процессе ее решения придаю ей политическое звучание. Я ничего не притягиваю за уши, а просто, сказав „а“, я говорю „б“: если в вашем дворе незаконно строится дом, он строится потому, что какие-то жулики заплатили взятку в мэрии. И никто вам не помогает – ни „Единая Россия“, ни остальные. А мы, партия „Яблоко“, вам помогаем. Мы боремся против коррупции, против строительства дома, против этих конкретных людей, создавших всю эту систему. Здесь море политики и идеологии: голосуя за нас и голосуя против них, вы можете сохранить свою детскую площадку. И это ровно так и есть. В этом и есть правда. Разговоры про то, что не нужно политизировать проблемы, привели к тому, что все эти школьные стадионы застроили. Вся несправедливость, коррупция в городском хозяйстве – это политическая проблема…»

Шоумен

В 2005 году постмодернизм победно дожевывал последние страницы великой русской литературы, стильно мерцал на экранах телевизоров, но к политике он только начинал осторожно подбираться: его кремлевские жрецы тогда еще не решились полностью заменить рецепты заклинаниями[14]14
  См. далее: Общероссийский народный фронт «Единой России».


[Закрыть]. Однако конкуренция мнений и взглядов – суть реальной политики – уже была не угодна; содержание вовсю уступало место форме и здесь. На телевидении появились так называемые «стоп-листы» – списки запрещенных политиков, и «темники» – перечень запрещенных тем. Собиравшие огромную аудиторию телевизионные дискуссионные шоу либо закрылись, либо начали выходить в записи. Содержание этих программ теперь определялось не авторами и редакторами, а чиновниками.

Изъятие из жизни масс осмысленной политической дискуссии привело к ее расцвету в полуподпольных, подчас ожесточенных условиях: молодые люди, не превратившись еще от безысходности в хипстеров, в то время интересовались не только тем, во что себя втиснуть, но и тем, что втиснуть в себя, и переместившаяся с экранов телевизоров и из академических аудиторий в прокуренные клубы политическая дискуссия оказалась заманчивым предметом их интереса. Клубные дебаты заменили многим концерты и вечеринки. Именно тогда Навальный начал свой путь к роли политической звезды; еще не в качестве политика, но уже вполне себе селебрити. Он начал вести политические дебаты и быстро добился успеха – дебаты чуть было не стали всероссийским политическим хитом.

Каждый использует тот ресурс, который имеет. Ресурсом Марии Гайдар и Алексея Навального, окрестивших себя в 2005-м году движением «Демократическая альтернатива!» («ДА!»), были их знакомые политики и блогеры. Оставалось только придумать, как этот ресурс использовать. Целью Движения не были глобальные политические цели – борьба за отставку Путина (тогда Навальный еще предпочитал бороться с тем, что тот делает, а не с ним самим) или установление парламентской республики. Их концепцией, во многом сформулированной Алексеем, было изменять мир посредством пусть небольших, но осязаемых дел и проектов. Самым громким их проектом в феврале 2006-го и стали политические дебаты, названные скромно и оригинально – «Политические дебаты» (или, для краткости, «ДА! – дебаты»). Первыми участниками были известный журналист «из Интернета» Максим Кононенко и Никита Белых. Проект быстро раскрутился, и скоро приглашать они могли уже не только знакомых, но и просто интересных политиков и активистов.

Схема у «ДА! – дебатов» была простая: на сцене сидели два человека, желательно из разных идеологических лагерей, – один известный (политик, философ или журналист), другой – «перспективный», которые друг с другом спорили. Это было жестокое соревнование, и авторитет не имел особого значения: оплошность в аргументации или попытка запудрить аудитории мозги тут же оборачивались публичной обструкцией. Никто никого не стеснялся: крики, угрозы и мат существовали в этом пространстве наравне с интеллектуальными откровениями и борьбой мировоззрений. Навальный прогуливался по сцене и модерировал: задавал вопросы и направлял ход дискуссии. Не притворяясь подставкой для микрофона, каким-то образом он все равно почти всегда умел оставаться нейтральным. Что бы ни говорили, а для любого ток-шоу нет ничего плохого, если его хозяин не глупее участников – те придут и уйдут, а на него зрителям смотреть из раза в раз. Успешный шоумен – готовый политик, и для Алексея испытание сценой стало проверкой на быстроту реакции и способность держать удар, иногда за других. Зрители, не скованные телевизионными условностями, не давали расслабиться людям на ринге: они не только задавали вопросы, но кричали, свистели и топали ногами. Вход был бесплатным, и зал набивался до отказа. В конце жюри, состоявшее из популярных блогеров, называло победителя.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Проект стал очень популярным. Мы звали всех на свете. Главный критерий – способен ты дебатировать или нет. Интересно тебя слушать или нет. Тогда я почувствовал, что это и есть политика в ее чистом виде. Люди спорят, убеждают оппонента и зрителей. Там рождались некие политические сущности, про это писали, благодаря этому начинали обсуждать какие-то важные темы, например, национализм. Это был политически важный проект. Главное было – столкнуть точки зрения, разные идеи, подходы.

Довольно скоро Администрация президента нашла его опасным: они это назвали «масштабированием неверных политиков». В общем, они были правы, мы действительно масштабировали, только новых политиков. И они начали подсылать провокаторов, чтобы потом сказать: это не политика, это хулиганы собираются, пьют пиво и дерутся. А политика – это совсем другое. Вот у нас по Первому каналу – там политика! А это фигня на палочке!

Закончилось все после того знаменитого эпизода со стрельбой в октябре 2007 года, когда они прислали футбольных фанатов, которые кидались в зале бутылками. Удивительно, как долго мы все это терпели. Видео есть в Интернете. Кончилось тем, что один, который больше всех нажрался, полез драться. И тогда я, в соответствии со всеми правилами использования травматического оружия, с расстояния трех метров выстрелил четыре раза ему в корпус, что на него не возымело никакого действия, и все превратилось в обычную драку. Пришла милиция и нас обоих задержала. Но было человек двести свидетелей, и было медицинское освидетельствование и меня, и его. Материалами расследования установлено, что я был трезвый, а он был пьяный. Пределов необходимой самообороны я не превысил. В Администрации президента было совещание, и, как мне рассказали его участники, Сурков сказал: «Сажать его!» Дело возбуждали и отменяли раз десять. В последний раз на уровне Генеральной прокуратуры. Они приложили все усилия, чтобы его раскрутить. В конце концов, оно так распухло, что выглядело как дело об убийстве. Но придраться там было совершенно не к чему. В итоге дело прекратили, пистолет мне вернули и признали, что я никакого закона не нарушил.

Тогда мы поняли, что это не прекратится, и мы попросту не можем гарантировать безопасность участников и зрителей. Так что своего они добились – это были последние дебаты. Но параллельно происходила еще одна история, благодаря которой я смог понять, как устроено наше телевидение…»

Главными политическими дебатами страны тогда была программа «К барьеру!» Владимира Соловьева, выходившая на НТВ. Ее успех, во многом следствие профессионализма ведущего, сделал жанр дебатов очень популярным. Каждый канал мечтал иметь что-то похожее. Московский ТВ-Центр, называющий своим фирменным стилем «избегание крайностей», что, видимо, означает отсутствие оригинального продукта, на третий год существования «К барьеру!» тоже захотел выпустить свое дискуссионное шоу. К тому времени Навальный стал в этом жанре столь успешен, что его пригласили на пробы, после которых утвердили ведущим новой программы – «Бойцовский клуб». Однако у программы кроме названия и ведущего ничего больше не было, и Алексей предложил формат: он попросту пригласил телевизионщиков на свои дебаты.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Когда они пришли, у нас дебатировали Белов и Рыжков, и был совершеннейший трэш. Телевизионщики посмотрели и сказали: ничего другого нам не надо, хотим ровно так! Мы записали пилот, после которого мне позвонили и сказали, что меня приказано с ведущих снять. Но на том этапе проект без меня существовать не мог, поэтому меня перевели в шеф-редакторы. Мы записали две передачи, их даже показали. Но с ведущими что-то не клеилось, и руководство канала как-то пробило, чтобы меня вернули в ведущие. После того как мы записали еще одну программу, которая в эфир так и не вышла, передачу закрыли вообще. В общем, на федеральном экране я так и не появился.

Факт появления телека давал ощущение победы, потому что они сами пришли и решили наши дебаты запустить в эфир. Потратив минимальные деньги, группа активистов сделала интересный и конкурентный проект. ТВЦ, конечно, не Первый канал, но все равно было любопытно посмотреть, как это работает. Я был уверен, что на фоне всех остальных политических шоу, этого голяка и тухлятины, мы сделаем что-то стоящее, сможем показать интересных людей, привлечь принципиально новую аудиторию, сделать качественный продукт. И сам процесс съемок был весьма увлекательным: приезжала целая фабрика. Меня это захватывало. И я, конечно, понимал, что для моей политической деятельности, где вопрос узнаваемости имеет значение, это было тоже важно. Но не я один оказался такой хитрый. Сурков и все те, кто запретили мне быть в кадре, они были не идиоты и точно так же это хорошо понимали. Но все равно в качестве шеф-редактора я определял темы, командовал ведущими. Для меня стало открытием, что ведущий на телевидении совершенно не обязательно что-то решает. В общем, это должно было быть полноценной работой. Несколько месяцев шли переговоры. Я советовался с разными людьми, и мне сразу предсказали, что тебя ждет яркая, но короткая телевизионная жизнь…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

barabanch учинил очередное расследование. На этот раз про закрытие «Бойцовского клуба». Почти всё верно. Но почему-то он не упомянул эпизод, когда мне звонил Путин и угрожал, а я бесстрашно кричал ему: «Вы не смеете! Конституция гарантирует нам свободу слова! Ведь вы же клялись на ней!»

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Можно предъявлять претензии Соловьеву, что у него бесконечно Проханов, Жириновский и Веллер, но понятно почему. Ему просто не разрешают. Когда его спрашивают, почему вы не приглашаете Навального или еще кого-то, а он пишет – я с националистами дела не имею, это просто смехотворно. Потому что ты понимаешь, что не он решает, кто будет гостем. Им выдают в Кремле список, кого можно, кого нельзя, и вот с этим списком попробуй получи рейтинг.

Но я не собираюсь никого из них жалеть, ни Познера, ни Соловьева. У меня к ним нет ни малейшего чувства жалости, ни даже уважения к их великой профессии. Никто не заставляет это делать. И профессионализм здесь ни при чем. Я посмотрел изнутри и понял, что никто из них не будет голодным, если останется честным гражданином. Не думаю, что Лобков[15]15
  Лобков Павел Альбертович, журналист НТВ. В 1990-е – ведущий программы «Герой дня», репортер службы информации, лауреат премии «ТЭФИ». В 2000 г. стал ведущим программы «Растительная жизнь».


[Закрыть] был очень счастлив, но он развернулся и пошел снимать передачи про растения. Если ты профессионал, ты сможешь делать продукт, за который тебе не будет стыдно…»

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Вчера на ОРТ смотрел ток-шоу «Решайте сами» (или как-то так).

Главное политическое ток-шоу страны.

Тема: «Хочет ли Запад сделать Россию сырьевым придатком?»

Ведущий – небритый чувак в полосатом костюме по имени Максим – завершил программу следующим образом:

«Сам Господь Бог, а никто иной, повелел России быть сверхдержавой!»

Впрочем, от похода на телевидение польза была: весной 2007-го предвыборного года Алексей стал первым российским политиком, кто понял, что пришло время осваивать новые (единственно доступные оппозиции!) медийные технологии – Интернет. В «Яблоке» его идеи не пригодились, и тогда он убедил Марию Гайдар (первый номер в Московском списке партии «Союз правых сил») и Никиту Белых (председателя СПС) провести избирательную кампанию в Сети. Навальный обратился к профессионалам, которые сняли десять видео для Белых и несколько десятков роликов для Гайдар[16]16
  Все ролики доступны на YouTube (включая знаменитый «Дявол»).


[Закрыть].

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Я подружился с Белых и давал им кое-какие советы. Никита был новый человек, восприимчивый к новым идеям, и мы с Гайдар смогли его убедить. Это был очень интересный опыт: они смогли добиться определенного накала борьбы; они в тот момент занимались реальной политикой, стали врагами Кремля, их мочили. Вот у них-то как раз тогда отрезали: они не получили 5 %, но больше 3 % набрали точно.

Вся избирательная кампания была сведена к тому, что надо мочить СПС. Недаром прямо перед выборами в телеке был активирован так называемый журналист Мамонтов, главным обвинением которого было то, что Маша с друзьями отмечала свой день рождения в ночном клубе. Но Гайдар им весело ответила роликом „Дявол“ про Путина. Это был настоящий фурор, газеты печатали из него скриншоты, все обалдели от ее смелости…»

Националист

В последние дни лета 2006 года в городе Кондопога недалеко от Петрозаводска произошли события, которым еще предстоит занять свое место в учебниках новейшей истории России. По официальной версии, двое местных жителей поспорили в ресторане с официантом, нелегальным иммигрантом из Азербайджана, спор перерос в драку, азербайджанец позвал на подмогу представителей кавказских диаспор, которые стали избивать всех подряд. Погибли двое случайных прохожих.

Начавшиеся как пьяная драка и переросшие затем в массовые беспорядки события, в ходе которых местные жители требовали не только найти и наказать виновных, но и выселить всех приезжих кавказцев, а заодно и азиатов, не стали чем-то совсем неожиданным; вопрос, витавший в воздухе несколько предыдущих лет, был лишь в том, где и когда загнанный внутрь конфликт выйдет наружу. Расцветшая пышным цветом так называемая этническая преступность, на которую власти многие годы предпочитали закрывать глаза – либо по коррупционным мотивам, либо чтобы «не создавать напряженность», – послужила для многих причиной обострения национального чувства, принявшего в Кондопоге форму погромов. Обществу стало понятно, что национальный вопрос вышел на первый план российской политической повестки и замалчивание или репрессии не способны его разрешить.

Нелегальная и бесконтрольная миграция и ее последствия были той темой, к открытому обсуждению которой Навальный всегда призывал. Последовавший за Кондопогой год оказался для него насыщенным: впервые в России он предложил провести избирательную кампанию в Интернете; чуть было не стал телеведущим и уголовником, но главное – вместе с Сергеем Гуляевым[17]17
  Журналист, военный корреспондент, бывший депутат Законодательного собрания Петербурга.


[Закрыть], Захаром Прилепиным и другими национал-демократами учредил политическую организацию – Национальное русское освободительное движение «Народ». В своем Манифесте народники заявили:

«Если Россия не обретет национальную программу будущего, то страна распадется и исчезнет с политической карты мира. России нужна новая, национально мыслящая и социально ответственная власть. Представители сегодняшней элиты, какими бы лозунгами они ни прикрывались, не в состоянии привести страну ни к чему, кроме развала и исторического краха. Борьба за радикальную смену элит – важнейшая задача движения НАРОД, которое мы создаем. Первого в новейшей истории России национально-демократического движения».

Большинство либералов, друзья и семья Навального были в шоке: одно дело говорить о своих взглядах, и совсем другое – объединяться в организацию с теми, кого они считали чуть ли не маньяками, – с националистами. Людмила Ивановна просто попросила сына больше с ней о политике не говорить. Она была уверена, что им больше нечего обсуждать.

Родители Навального играли в ту же игру, что и вся страна: проблема, конечно, есть, но говорить о ней неприлично. Он и не стал никого убеждать, объяснений со временем оказалось достаточно: сперва близкие согласились с его правом на свою точку зрения, а потом, когда оказалось, что речь идет о нации, но не о составляющих ее национальностях, постарались его понять. Со временем его аргументы поняли даже многие несогласные с ним либералы. Они признали, что замалчивать проблему – не лучшая стратегия. Сегодня коллеги-политики называют его демократом с националистическими убеждениями, а не националистом с демократическими. Мария Гайдар говорит, что главное для него – закон и мораль, и не боится, что идея может их перевесить.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Вся либеральная общественность меня знала. И все они знали о моих взглядах. Все они со мною работали на правозащитных проектах и видели, что мы из одной тусовки. Просто они играли в такую детскую игру – „да“ и „нет“ не говорите, следовали сложившейся в их среде аксиоме – националистам трибуну давать нельзя! А аксиома эта давно не работает. Они замалчивают совершенно реальные, актуальные темы. Но ведь это глупость. Отчасти они даже со мной соглашаются, но им не нравится само слово „национализм[18]18
  ческого толка, бывший лидер Движения против нелегальной иммиграции.


[Закрыть], оно их напрягает. Но что они могут возразить содержательно, когда я говорю, например, что нужно ввести визовый режим со странами Закавказья? Когда это говорит Белов[19]19
  Александр Анатольевич Белов (Поткин). Политик националисти


[Закрыть], они начинают рвать на себе рубашку – фашисты! А когда это говорю я, то, вроде, и нормально, это, мол, его точка зрения…»

«Народники» отнеслись к Движению серьезно: они писали программные документы, участвовали в «Русских маршах», выпускали видеоролики против нелегальных эмигрантов и в защиту этнических русских. На «Народ» Алексей возлагал большие надежды, рассчитывая, что Движение станет той полностью отвечающей его взглядам платформой, с помощью которой он начнет играть уже самостоятельную политическую роль. Однако оно, несмотря на все усилия, не состоялось. В начале 2007 года общество, как и семья Навального, не хотело даже слышать про национал-демократию; по большому счету, тогда оно не делало никакого различия между нею и шовинизмом или даже фашизмом. Последовавшая эволюция взглядов стала особенно заметна к следующему выборному циклу 2011-го, когда все российские политические силы принялись растаскивать национальную идею по своим предвыборным кампаниям. Впрочем, и сами националисты оказались не готовы к созданию широкой коалиции, на что рассчитывал Алексей.

Тем не менее главной цели участники «Народа» добились: они не собирались создавать политическую партию, их первой задачей было вывести проблему из того темного угла, куда ее определили современники. Сама дискуссия, которую им удалось начать на табуированную тему, показала, что убеждения и честная аргументация важнее формальной организации.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Я уверен, что партийный способ существования оппозиции себя изжил. Создавать партию ленинского типа, рязанское отделение, тульское отделение, – все это чудовищно дорого и неэффективно. Кроме того, весь смысл сегодняшнего существования партий в России в их традиционном виде только в том, чтобы зарегистрироваться в Минюсте, получить бумажку от Суркова, а потом участвовать в выборах на условиях: захотят – допустят, не захотят – не допустят. Это не является настоящей политикой и это не является настоящей оппозицией.

Настоящая политика – это говорить то, что ты действительно думаешь, заниматься общественной и политической деятельностью, не спрашивая ни у кого разрешения. Я реализую те проекты, которые направлены на некоторое общественное благо, и мне наплевать, что о них думают Сурков, Костин[20]20
  Константин Николаевич Костин, с сентября 2011 г. начальник управления Президента РФ по внутренней политике.


[Закрыть] и Путин. Кто больший политик – Чирикова[21]21
  Евгения Сергеевна Чирикова, лидер неформального Движения в защиту Химкинского леса.


[Закрыть] или все эти экологи из „Яблока“, которые неизвестно где существуют? Да они никто!

А Чирикова – политик, который сумел навязать свою повестку дня.

Я не склонен переоценивать количество своих сторонников, но они у меня есть, в отличие от некоторых людей, которые зарегистрировались в Минюсте и всем рассказывают, что они политики, потому что у них есть бумажка, их зовут на ТВ-Центр и в программу Соловьева. Меня по телевизору не показывают, и я действую так, словно никакого телевизора не существует. Политик – это человек, который совершает те действия, которые считает правильными, а не то, что ему написано и очерчено кем-то еще…»

Но тогда он все еще верил в «Яблоко» и надеялся, что сможет оживить его новой национал-демократической идеей. В партии же надеялись, что он образумится и вернется в ее идеологическое лоно. Ему не только грозили исключением за ересь, но и искушали: «Алексей, потерпи, – говорил Григорий Явлинский, – мы сделаем тебя мэром Москвы».

Однако чем дальше, тем яснее становилось, что партия должна сделать выбор: стать «Яблоком» имени Навального (или «фашиста Навального») или объявить его персоной нон грата. Коллеги по партии, правда, говорят, что Алексей не метил на место отца русской социал-демократии, он всего лишь хотел, чтобы тот ушел; они говорят, что, как и многие, он всего лишь хотел перемен, но, в отличие от многих, не стеснялся об этом говорить. Постепенно ему стало понятно, что меняться партия не будет, что Григорий Алексеевич не выпустит вожжи управления этой стремительно превращающейся в тыкву каретой, и Алексей перестал стеснять себя в выражениях: критика Явлинского все больше принимала форму насмешек, и казалось, что он сознательно приближает свое исключение.

Наверное, так оно и было. В конце концов, под самый занавес года, когда завершилась избирательная кампания, которую партия закончила с первым в своей истории по-настоящему маргинальным результатом, для Навального началась новая жизнь.

NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:

Григорий Алексеевич в своём репертуаре:

«В числе союзников, вместе с которыми „Яблоко" может выдвинуть единого кандидата, он перечислил экологические партии, в том числе партию „зеленых", правозащитные движения, союз солдатских матерей, общественные организации, защищающие права женщин, и молодежные движения».

То есть в числе наших союзников есть только наши фракции. Все пять штук.

– зелёная;

– молодёжная;

– гендерная;

– правозащитная;

– солдатско-материнская.

Вместе с ними мы и выдвинем единого и неделимого Григория Алексеевича Явлинского.

Из беседы с Алексеем Навальным:

«…Московское „Яблоко“ всегда немножко покусывало федеральное „Яблоко“, поэтому прекрасных отношений с Явлинским у меня никогда не было. Они были неплохими, но я всегда работал с Митрохиным, чьим заместителем по Москве стал к 2005-му году. А к 2007-му, когда я уже был членом федерального совета, стало понятно, что в партии полный кризис: идей, организационный, финансовый, по всем фронтам.

Объединение с СПС на выборах в Мосгордуму в 2005-м позволило пройти, но оно не получило никакого организационного продолжения. Стало понятно, что Явлинский, при всех его замечательных прошлых заслугах, является грандиозным тормозом. Без него не решается ни один вопрос, а он при этом ни один вопрос решать не хочет. И я стал критиковать, говорить, что нам необходима смена парадигмы развития. В том числе я говорил, что „Яблоку“ необходимо стать более консервативным и двигаться в сторону национально-демократической идеи. Я начал действовать в рамках движения „Народ“ и предлагал использовать те же идеи в „Яблоке“.

Это не было технологическим ходом, направленным на реанимацию партии за счет каких-то популистских идей. Мне было очевидно, что то, о чем говорят на „Русском марше“, если мы абстрагируемся от людей, которые кричат: „Зиг хайль!“, отражает реальную повестку, волнующую очень многих.

Я нормально общаюсь с Крыловым[22]22
  Константин Анатольевич Крылов. Писатель, философ, главный редактор журнала «Вопросы национализма».


[Закрыть], Беловым, организаторами марша. В том, что они говорят, есть много здравого. С чем-то я не согласен, но под многим подпишусь и не вижу никаких противоречий в том, чтобы быть либералом и одновременно говорить о нелегальной эмиграции и этнической преступности. Для меня здесь нет никакой дилеммы, нет никакой трансформации моих взглядов. Я всегда так и считал. Но у нас исторически сложилось, что либералы и демократы формата 90-х годов все время боролись с красно-коричневыми. Для них националисты – это какие-то сумасшедшие советские патриоты. Они все еще борются с ними, с этими фантомами.

У нас, конечно, есть нацисты в том смысле, в каком это слово понимает общественность: группы людей, которые бегают и бьют по национальному признаку. Это реакция маргинальных слоев общества на реально существующие, но замалчиваемые проблемы. Когда в телевизоре говорят – давайте не будем называть национальность преступников, у нас дружба народов, единая нация, а в Чечне не выгоняли русских, – такие люди таким образом реагируют на эту ложь и лицемерие. Но большинство подобных групп, я в этом уверен, находятся под контролем спецслужб, и здесь ничего не изменилось со времен Зубатова[23]23
  Сергей Васильевич Зубатов. В конце XIX – начале XX века глава Московского охранного отделения. Знаменит созданием подконтрольных полиции рабочих организаций («зубатовщина»).


[Закрыть] и Гапона[24]24
  Георгий Аполлонович Гапон («поп Гапон»). Священник Русской православной церкви. Организатор шествия рабочих с петицией к царю 9 января 1905 г., расстрелянного властями (Кровавое воскресенье). Агент полиции, протеже С. В. Зубатова.


[Закрыть]…»