Текст книги "Погубленная добродетелью"

Глава 11

Анна

Холодное.

Именно так можно описать мое общение с Сантино в последующие недели.

Я злилась.

Но Сантино злился еще больше.

Никто из нас не собирался отступать. Как и всегда.

Вот почему мы не обменялись ни единым словом, кроме официальных любезностей во время моей помолвки с Клиффордом в начале октября.

Мне крупно повезло: я была занята подготовкой к помолвке, празднованию восемнадцатилетия и переезду в Париж. В итоге я почти не думала о том, чтобы провоцировать Сантино. И если мне хотелось привести его в ярость, у меня всегда имелась возможность рассказать мужчине о фотографии – его и дорогой Долоры, – которую я сделала.

Мы праздновали помолвку у нас дома. В гостиной и во дворе до сих пор стояли высокие столы для фуршета со вчерашнего празднования моего восемнадцатилетия. Хотя «вечеринка» было неподходящим термином для мероприятия, которое организовали родители. Это был вечер, на котором от меня требовалось вежливо улыбаться и вести светскую беседу. Определенно, не то радостное волнение, на которое я надеялась.

Я пообещала устроить себе настоящую вечеринку, как только буду в Париже, вдали от посторонних глаз. Сантино мог дуться сколько угодно, а я прекрасно проведу время во Франции.

По случаю помолвки я облачилась в белое коктейльное платье, пытаясь сыграть добрую принцессу мафии, какой все хотели меня видеть. Сантино никак не отреагировал на мой выбор. Обычно он бы все ехидно прокомментировал, но сейчас он был слишком профессиональным.

На его лице застыла маска бдительности, которая ни в малейшей степени не треснула, когда миссис Кларк вошла в гостиную под руку с мужем. Зато у меня жар подкатил к горлу. Интересно, в курсе ли она, что я застукала ее с Сантино?

Я почти уверена, что Клиффорд не знал о внебрачных связях матери, и у меня не было намерения просвещать жениха.

Подобное выставило бы Синдикат в плохом свете. Я предана не Клиффорду, а семье, и сомневалась, что такой расклад когда-либо изменится. Жених был средством для достижения цели, как и я – для него.

Моя семья приветствовала Кларков под бдительным взором гостей. Мы пригласили людей из политической элиты и некоторых представителей важных семей Синдиката. Разумеется, прессу тоже: Кларк-старший настоял на присутствии журналистов.

Вся его жизнь проходила перед камерами.

Клиффорд одарил меня напряженной улыбкой. В узком костюме он выглядел как настоящий щеголь. И даже подстригся, лишив себя длинных волос.

– Ты сменил прическу, – пробормотала я.

– Отец посчитал, что так я буду выглядеть лучше, в особенности когда нас будут снимать.

Я кивнула, хотя мысленно не согласилась. Мой взгляд скользнул к миссис Кларк, которая продолжала смотреть на Сантино. Если она продолжит в том же духе, кто-нибудь в конце концов поймет, что между ними что-то происходит. Я очень надеялась, что сегодня Сантино хватит порядочности держать лапы при себе. Если бы он осмелился трахнуть ее на моей помолвке, мне не пришлось бы рассказывать папе о сексуальных похождениях Сантино, я бы собственноручно его убила.

Ярость закипела внутри.

Я думала, что уже справилась с гневом, но, увидев миссис Кларк, поняла, что моя ревность ярко пылает. Это отрезвило. Я отвела взгляд и жестом пригласила Клиффорда к камину. Папа и мистер Кларк выступили перед гостями и пожали друг другу руки.

Потом отец обратился к собравшимся, официально объявляя о моей помолвке с Клиффордом.

София поймала мой взгляд через комнату. Она стояла рядом с мужем Данило. Казалось, они преодолели некоторые трудности, возникшие еще в самом начале их брака. До моего дня рождения я не видела ее почти два месяца. И, похоже, ей хотелось поговорить вживую. Болтать по телефону было рискованно, поэтому я все еще не поделилась с ней подробностями наших с Сантино отношений.

Журналисты сделали несколько фотографий с нашими семьями, причем мы Клиффордом держались за руки и улыбались, а после гости сгрудились вокруг нас, чтобы поздравить.

В глазах многих, в первую очередь политических гостей, плясало любопытство, в то время как на лицах мафиози и членов их семей сохранялась настороженность. Я знала, что брак с Клиффордом являлся спорной темой в Синдикате, но я доверяла мнению родителей относительно этой связи.

Вскоре мне стало невыносимо обмениваться рукопожатиями и вести светские беседы, хотя я привыкла к подобному.

Клиффорд смерил меня усталым взглядом.

– Журналисты, должно быть, уже сделали миллиард наших фотографий.

– Уверена, они выберут наименее привлекательные. Чтобы придумать оригинальную историю, – проворчала я себе под нос.

Отношения с прессой балансировали между любовью и ненавистью. Я еще не забыла, как репортеры высмеяли один из нарядов, который я сшила несколько месяцев назад и надела на благотворительное мероприятие: струящийся оверсайз-пиджак, почти доходящий до колен, широкий пояс, короткие шорты и кружевной бралетт. Образ дополняли клетчатые гольфы, которые я сочетала с нелепо высокими каблуками.

Мной овладело огромное удовлетворение, когда после уничижительной статьи девушки не только из нашего круга, но и светские львицы Чикаго начали носить подобные прикиды на вечеринки и общественные мероприятия.

Клиффорд откашлялся, услышав мою ругань в адрес прессы. Наступила напряженная пауза. Слишком много людей наблюдали за нами, анализировали выражение лиц, пытались прочитать слова по нашим губам. Клиффорд – сын политика, поэтому ему, вероятно, не следовало шутить над прессой.

– Красивая история любви тоже продается.

Я пожала плечами. Наверняка. Тем не менее я не верила, что нам удастся убедить их, что наша история напрямую связана с взаимной любовью. В голове крутилось чересчур много мыслей, и я сомневалась, что кто-нибудь увидит, как между мной и Клиффордом пролетают искры.

Мой взгляд остановился на Сантино. Он наблюдал за происходящим со скучающим видом.

Те, кто думал, что только у девушек может быть стервозная мордашка, никогда не видели Сантино. О его недовольной физиономии ходили легенды.

– Я привыкла к вниманию, но сегодня чувствую себя животным в зоопарке, – прошептала я.

Клиффорд кивнул и улыбнулся, как будто я сказала что-то приятное. Он знал, как вести эту игру. Я одарила его ответной улыбкой, взмолившись, чтобы она выглядела искренней.

– Как насчет того, чтобы найти приватное место?

– С удовольствием, – сразу же выпалила я, нуждаясь в передышке.

Клиффорд слегка коснулся моего плеча и повел к двери. Я заметила, что Сантино буравит нас взглядом. Он стоял позади моих родителей и болтал с одним из телохранителей Кларка, которого еще пока не избил.

Мы вышли в холл, где наткнулись на гостей, которые общались между собой. Мы улыбнулись им, и я кивнула в сторону коридора.

Мы с Клиффордом направились на кухню, где, конечно же, было полно персонала. Но в помещении имелся выход в сад, где обычно отдыхали сотрудники во время перерывов. Сейчас, в самый загруженный момент вечеринки, никого из прислуги не было на улице, поэтому у нас появился момент уединиться, как только дверь за нами захлопнулась.

Мы расположились на стульях.

– Итак, теперь мы помолвлены, – недоверчиво проронил Клиффорд.

– Ага.

Клиффорд вытащил из кармана брюк две сигареты и предложил мне одну, но я резко помотала головой. Даже если персонал занят, кто-нибудь может проверить нас, а мне не хотелось, чтобы они увидели, как я курю. Это известие, несомненно, дошло бы до ушей родителей в рекордно короткие сроки, и тогда у меня были бы крупные неприятности.

Клиффорд понимающе улыбнулся:

– Продолжаем притворяться. – Он глубоко затянулся.

– Дай и мне сделать затяжку, – сказала я.

Он протянул мне сигарету, и я задымила, прежде чем вернуть обратно.

– Все, наверное, думают, что сейчас мы обмениваемся слюной по-другому.

– А ты бы хотел?

Клиффорд задумался и отрицательно покачал головой.

– В прошлый раз мне сильно досталось! – засмеялся он.

– Сантино уже не посмеет так себя вести, особенно на нашей помолвке.

– Но я ведь кое с кем встречаюсь, поэтому не могу тебя поцеловать.

Мои брови взлетели вверх:

– Ты встречаешься с кем-то.

Переспать – это одно, но отношения? Таким образом, и правда мог возникнуть риск, что Клиффорд вступит в брак, испытывая симпатию к кому-то еще. И это ни к чему хорошему не приведет.

– Не встречаюсь. Мы – друзья с привилегиями и согласились хранить верность друг другу.

Я поджала губы. Мой опыт был скромным, но он описал это как настоящие отношения, хоть и не навешивал на роман ярлык. Роза под другим названием все равно остается розой, правда?

– Значит, вы чудесно общаетесь, занимаетесь сексом и не изменяете друг другу… в моем мире такое поведение называется отношениями.

– Кто-то в твоем мире вообще верен партнеру?

Я прищурилась.

– Повторяю, мы оба не хотим отношений.

– Знает ли она обо мне? Завтра известие о помолвке будет во всех новостях.

– Она в курсе.

– Ты ведь не рассказал ей о сделке? – К тому же все держалось в секрете.

– Нет, я объяснил, что у нас свободные отношения: мы понимаем, что слишком молоды, чтобы полностью отдаваться друг другу, однако безумно влюблены и собираемся пожениться.

Я фыркнула – ничего не могла с собой поделать.

– Полагаю, нам не стоит готовиться к неприятным последствиям и ты не будешь убит горем после свадьбы, желая быть со своей подругой с привилегиями.

– У нас с тобой схожая ситуация. Только у тебя телохранитель с привилегиями.

Я напряглась.

– Между мной и Сантино ничего нет.

По лицу Клиффорда было ясно: он мне не поверил.

– Я не вру. Мы не спим, и я точно не влюблена в него.

Технически ни то, ни другое не являлось ложью. Мое увлечение Сантино всегда перекрывалось желанием убить.

– Допускаю. Но я помню, как он посмотрел на тебя, когда застал нас за поцелуем, и сегодня, когда мы объявили о помолвке. Он хочет тебя.

Я помотала головой.

– Возможно, он не признается себе, поскольку ты под запретом, но, Анна, имей в виду, он хочет тебя, и ты ему не откажешь.

Я пожала плечами:

– Ты говорил, что я могу развлекаться.

– Да. Но убедись, что развлечение не перерастет во что-то большее.

– Не волнуйся.

* * *

Когда гости разошлись, я наконец-то смогла вздохнуть с облегчением. Какой долгий день! Я не понимала, что испытывала после помолвки с Клиффордом. Вероятно, уверенность перед будущим, однако сегодняшний разговор с Клиффордом не развеял остатки тревоги.

Нас связывал долг, а не чувства. У него есть девушка, с которой ему нравилось проводить время, в итоге мне оставалось молиться, что он не привяжется эмоционально и не отменит наш брак или не вступит в него, сгорая от любви по отношению к другой.

Я старалась не размышлять о том, что в глубине моей души поселилась надежда. Вдруг Клиффорд в какой-то момент разорвет договор? Но тогда не надо ждать ничего хорошего для Синдиката.

Я надела пижаму, но в сон меня не тянуло. Поэтому я выскользнула из комнаты, уповая на то, что не встречусь с родителями.

Мама определенно хотела бы поговорить со мной после помолвки. Если бы вечер не затянулся допоздна, она бы наверняка отвела меня в сторонку. Она, конечно, желала убедиться, что я в полном порядке.

Но я не в состоянии лгать так убедительно, как того требовал разговор с мамой о Клиффорде.

Я поспешила в комнату Леонаса. Постучала и принялась нетерпеливо топтаться на месте.

– Кто там?

– Я, – прошипела, нервно оглядывая коридор.

Снизу раздавались голоса. Мама и папа до сих пор обсуждали помолвку.

– Входи!

Я прошмыгнула внутрь и закрыла дверь.

Леонас сидел на подоконнике, свесив ноги наружу, с сигаретой во рту. Он бросил взгляд через плечо. На нем была классическая рубашка и строгие брюки, однако галстук и пиджак валялись на полу.

– Окажись я папой, у тебя возникли бы проблемы, – процедила я и ринулась к нему.

– Папа всегда стучит. Ты единственная, кто игнорирует правила приличия. – Он сделал очередную затяжку.

– Но сейчас я постучала, – пробормотала я.

Теперь, когда Леонас стал старше, я кое-чему научилась. Не хотелось застукать брата за непристойными занятиями, которые я никогда не смогла бы стереть из памяти.

Я забралась на подоконник, хотя мне и не особо нравилась возможность выпасть из окна и разбиться насмерть.

– Тебе нельзя курить. – Я ухмыльнулась.

Леонас выпустил дым мне в лицо. Я закашлялась.

– Хочешь посоревноваться в том, у кого больше проблем с папой?

– На данный момент у меня нет проблем. Папа думает, что у меня все прекрасно. – Я протянула руку. – Дай сигарету.

Брат нащупал пачку в заднем кармане, пытаясь удержать равновесие, а затем протянул сигарету мне с раздражающе понимающей улыбкой.

– Ну да, тебе лучше удается скрывать проблемы.

Я засунула сигарету в рот.

– Если честно, в большинстве случаев ты даже не пытаешься вести себя как хороший сын.

Леонас пожал плечами:

– Все равно папа строг ко мне, а не к тебе.

– Дело в том, что ты парень, – сказала я, держа сигарету в зубах.

– Сантино ненавидит, когда ты дымишь.

– Знаю, но его сейчас здесь нет, – парировала я. – А теперь заткнись и дай зажигалку.

Он поджег мою сигарету.

– Придурок. – Я мило улыбнулась, глубоко затянулась и вновь закашлялась.

Леонас покачал головой:

– Ты просто любишь доводить его до белого каления.

– А половина из того, что вытворяешь ты, делается для того, чтобы разозлить папу. – Я положила голову брату на плечо. – Позволь и мне поразвлечься. – Я еще раз затянулась и протянула сигарету Леонасу, который сразу же засунул в рот и ее.

Он выглядел безумно смешно. Только безмозглые фанатки, влюбленные в него, сочтут причуды парня крутыми.

– Мне без разницы. Развлекайся сколько душе угодно. Хотя мама и папа, вероятно, воспримут это иначе.

– Я не скажу, а ты будешь держать рот на замке.

– Заметано, сестренка.

Я ухмыльнулась, вытащила свою сигарету у Леонаса изо рта и затянулась. Мне никогда не нравилось курить. Леонас прав, вначале я делала это, чтобы побесить Сантино.

Теперь курение превратилось в глупую привычку: я дымила всякий раз, когда волновалась.

– Ты понимаешь, что папа выследит Сантино, если узнает, что между вами что-то происходит.

– Замолчи. О чем ты говоришь? Между нами ничего нет.

– Ага. Я спрошу у тебя через несколько месяцев.

– Не лезь в мою личную жизнь.

– У тебя ее нет.

Я впилась в него взглядом.

– Я намерена кое-что изменить.

– Удачи.

Я приподняла бровь.

– Как брат, именно ты должен сказать мне держаться от мужчин подальше. Ты не очень хорошо справляешься с конкретной задачей, учитывая, что ты собираешься заделаться чрезмерно опекающим мафиози.

– Не волнуйся, я защищу тебя от настоящей опасности, но твою девственную плеву я оберегать не стану, сестренка.

Я поморщилась.

– Сделай одолжение и никогда больше не произноси это слово.

– Я веселюсь, почему бы и тебе не повеселиться? Клиффорд явно не собирается оставаться монахом до свадьбы.

– Между прочим, люди в Синдикате воспринимают все иначе. Разразится скандал, если они узнают, что я отдалась не только мужу.

– Тогда я обязательно закачу максимально грандиозный скандал, чтобы отвлечь их от твоей персоны.

Я засмеялась.

– Уверена, у тебя получится.

* * *

Последующие недели и месяцы пролетели в мгновение ока, но я успела осознать это лишь после того, когда посетила в январе два важных светских мероприятия: дни рождения папы и Данило. Реальность застала меня врасплох, когда за сутки до отъезда в Париж я собрала чемоданы. Момент настал. Завтра я покину Чикаго и семью на несколько месяцев, а возможно, и на годы.

Если все пойдет по плану, то на целых три.

Желудок свело, так сильно я нервничала.

Я никогда еще не разлучалась с семьей надолго. Выходные в нашем домике у озера завершились. Внезапно мне стало страшно. Я привыкла к дружной обстановке и возможности с кем-то поговорить. В будущем мы ограничимся звонками, что означало: я должна быть начеку – ведь может произойти всякое, кроме того, никогда не знаешь, кто может подслушать. Я сглотнула.

Конечно, был Сантино… но мы сейчас практически не общались. Я намеревалась кардинально изменить ситуацию в Париже, но не была уверена, что наши отношения когда-нибудь достигнут того уровня, когда мне станет комфортно делиться с Сантино интимными переживаниями.

Раздался тихий стук.

– Входите! – крикнула я, однако постучали снова.

Я встала и направилась к двери. Открыв ее, увидела малышку Беа. В руках она держала любимую мягкую игрушку – розовую свинку по имени Пеппа.

Мы посмотрели с ней слишком много серий мультфильма, поэтому Пеппа тоже была мне по душе.

– Можно?.. – спросила Беа с милой улыбкой.

Я распахнула дверь.

– Конечно.

Беа застенчиво вошла на цыпочках, настороженно рассматривая мой багаж. Она закусила нижнюю губу, еще крепче прижимая к себе Пеппу.

– Ты в порядке? – спросила я, опускаясь на корточки перед младшей сестренкой.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала. Я буду сильно скучать.

Слезы выступили у меня на глазах. Я обняла Беа. Когда я планировала полететь в Париж, то не подумала о чувствах сестры. Ей всего пять. На ее месте я бы жутко скучала.

Я отстранилась и убрала ее светлые пряди с глаз.

– Я часто буду возвращаться в Чикаго и гостить у вас. Думаю, ты сможешь навестить меня в Париже. Мы поднимемся на Эйфелеву башню и выпьем горячего шоколада в одном из модных кафе недалеко от Монмартра.

– Что такое Монмартр?

– Живописный холм почти в центре Парижа. Тебе понравится.

Беа кивнула и протянула Пеппу:

– Держи.

Я опешила.

– Это для меня?

– Чтобы ты не забывала обо мне в Париже.

– Но Пеппа – твоя любимая игрушка.

Сестренка снова кивнула: она выглядела совсем серьезной.

– Я хочу, чтобы ты взяла ее и помнила обо мне.

– Беа, я никогда тебя не забуду. Я буду часто звонить и присылать тебе красивую одежду, чтобы мы надевали одинаковые наряды, хоть и будем находиться на разных континентах.

Она лучезарно улыбнулась:

– Ты прилетишь на мой день рождения?

– Прилечу еще раньше. Мне нужно присутствовать на многих мероприятиях, ты часто будешь меня видеть.

– Ладно, – сказала она, и ее голос звучал чуть мягче. – Можем ли мы посмотреть «Свинку Пеппу»?

Просмотр мультфильма вместе?

Было почти семь тридцать, Беа пора спать, но я все равно согласилась. Мы уселись на кровати, и сестра прижалась ко мне. Я включила серию «Свинки Пеппы» на айпаде.

Мы уже ознакомились со всеми сериями: вряд ли существовал хоть один эпизод, который мы не посмотрели бы дважды. Через несколько минут в комнату заглянула мама, вероятно, желая увести Беа в постель.

Но сестренка уже заснула.

Мамины глаза блестели от слез.

– Не будь такой эмоциональной, – прошептала я.

Она виновато улыбнулась и бесшумно села на край кровати.

– Я отнесу малышку в ее комнату.

– Пусть спит здесь.

Минуло столько времени с тех пор, как сестренка ночевала в моей постели!

Главным образом потому, что Беа постоянно ворочалась, и я не могла выспаться, пока она пиналась и брыкалась. Но сегодня мне хотелось прижать ее к себе. Мама кивнула, поцеловала меня и Беа в лоб и ушла.

Я с трудом сдерживала слезы. Никогда бы не подумала, что буду столь взволнована, оставляя Чикаго и свою семью. Не потому, что не любила их или мне не нравилось жить с ними, а потому, что я с нетерпением ждала возможности испытать новые ощущения.

И одной в Париже мне было бы сложно. Но рядом будет Сантино. Хотя, если он собирался сохранять мрачное настроение, новый опыт намеревался стать печальным.

Глава 12

Сантино

Накануне вылета в Париж папа пришел ко мне домой, чтобы попрощаться. Он с профессиональным видом наблюдал, как я собираю чемодан.

– Тебе известно, что я думаю по этому поводу. Мое мнение не изменилось, – сказал отец, пока я пытался засунуть очередные штаны в уже набитый чемодан.

Мы, конечно, летели бизнес-классом, поэтому я мог взять три чемодана, но было лень паковать уйму вещей, потому решил втиснуть максимальное количество одежды в один.

– Ты редко меняешь свое мнение, пап. Но я придерживаюсь того же. Не хочу лететь туда. Плохая идея, но, как я говорил и раньше, у меня нет выбора.

– Выбор есть всегда.

Я вздохнул. Штаны не влезали.

– Да. Но порой выбор стоит только между чумой и холерой.

– Я мог бы полететь вместо тебя. Валентина и Данте доверяют мне. Они позволят мне присмотреть за Анной.

Анна сделает все, что в ее силах, но предотвратит подобный расклад. Она хотела, чтобы я жил вместе с ней в Париже. Как обычно бывает с Анной, она найдет способ добиться своего.

– Ты нужен Фредерике здесь, пап. Нужно убедиться, что она не забывает жить.

– Она занята и даже не станет меня слушать. Ей восемнадцать, и я не могу вмешиваться в ее судьбу.

– Ты мог бы найти ей достойного мужа и проигнорировать ее выбор.

Папа покачал головой:

– Ни один священник не согласится провести церемонию.

Я опустился на кровать и позволил себе в последний раз оглядеть квартиру. Я приобрел ее в прошлом году из своих сбережений. Гордился, что у меня есть жилье, которое я купил на кровно заработанные деньги.

Папа предлагал подкинуть немного средств, чтобы я купил дом, но мне хотелось накопить самому. Теперь я покидал родные стены, чтобы присматривать за Анной двадцать четыре на семь. У меня никогда не возникало желания путешествовать по миру и отказаться от давних привычек. Чикаго – мой дом. Я вырос на этих улицах, знал почти каждый уголок, даже задворки.

Мне чертовски нравилось каждое утро посещать одну кофейню, где я знал всю семейную историю бариста. И я любил бывать в своем любимом ресторане и иметь возможность заказывать еду, не заглядывая в меню, потому что вызубрил его наизусть.

Анна была другой. Ей хотелось испытать что-то новое, она мечтала странствовать по миру.

И сейчас она тащила меня за собой. Ей плевать на мои чувства. Для нее это просто-напросто игра. Ее не тревожило, что я рискую, играя в ее игры. Конечно, отчасти тут была и моя чертова вина. Поцелуй, который мы разделили, определенно послал ей неверный сигнал.

Она станет еще более решительно нажимать на мои кнопки, а Париж являлся идеальным местом для осуществления ее цели.

Я поклялся более не попадаться в ловушку. В целом у меня имелось достаточно самообладания. За последние несколько месяцев я, образно говоря, укрепил стены, вел себя с Анной настолько профессионально, насколько возможно. Высвобождал всю сдерживаемую энергию в спортзале или с одной из одиноких жен, которые хотели почувствовать член.

Анна уважала новые границы, которые я установил, что могло означать только одно: она ждала лучшего момента для нападения. Но я точно знал, когда она нападет на меня.

Все произойдет в Париже, проклятом городе любви. Какая чушь.

* * *

На следующий день, в обед, мы с отцом поехали в особняк Кавалларо на его машине. Рейс был запланирован на вечер, поэтому у нас еще оставалось время.

Когда мы вошли в дом, в холле стояло три чемодана. Анна, вероятно, до сих пор собирала вещи в своей комнате.

Но, к моему удивлению, я обнаружил Анну в гостиной – с ее младшей сестрой Беа, сидящей у нее на коленях.

– А где остальное? – спросил я, когда мы направились в холл. – Мы с отцом сейчас будем загружать багаж в машину.

– Это все, – ответила Анна. – У мамы один чемодан, а у меня – два.

– Два? Ты уверена, что взяла достаточно одежды?

Анна мило улыбнулась.

– Париж – город моды. Зачем брать то, что я могу купить или сшить?

Данте вышел из кабинета и направился ко мне.

– Мы попрощаемся здесь. Не хочу привлекать слишком много внимания к вашей поездке в Париж.

– Разумно.

Я взглянул на часы.

– Нам следует выезжать примерно через пятнадцать минут, чтобы точно не опоздать.

Мы с папой отнесли чемоданы к автомобилю, а когда вернулись, Кавалларо уже прощались. Валентина держала Беатрис на руках, которая крепко прижималась к матери. Анна заключила отца в объятия и даже плакала.

Несмотря на то что я проработал на Кавалларо много лет, не мог вспомнить, когда в последний раз видел, чтобы Анна утирала слезы. В этом отношении она похожа на отца.

Я вышел наружу, чтобы не мешать, но краем глаза продолжал наблюдать за Анной. Теперь она обнимала брата. Эти двое часто ссорились, но можно сказать, что они были близки.

Я смотрел, как искренне плачет Анна, и ощутил укол вины: ведь я большую часть времени вел себя с ней как урод, но то был единственный способ держать ее в узде.

Однако мне уже не хотелось видеть уязвимую сторону Анны. Черт. Будет еще сложнее оттолкнуть ее.

Папа не смотрел на меня неодобрительно: в его взгляде читалось сильное беспокойство.

– Все будет хорошо.

Он кивнул, но не поверил.

Честно говоря, я тоже.

Анна

Когда январским вечером мы сели в самолет до Парижа, мне хотелось танцевать от радости. До последнего момента я боялась, что папа передумает и не позволит мне учиться во Франции.

Тоска и печаль исчезли с души, едва шасси оторвались от взлетной полосы.

Мама сопровождала нас и собиралась остаться на неделю, чтобы помочь мне обустроиться и убедиться, что мне ничего не угрожает. Конечно, я знала: она хотела удостовериться, что мы с Сантино не сблизимся.

Поэтому холодная война между мной и Сантино была явным преимуществом. Никто не заподозрит, что между нами что-то может быть.

Когда я вошла в квартиру, которую снял папа, сердце слегка подпрыгнуло. Она находилась недалеко от садов Трокадеро. Здесь имелся балкончик с железными перилами и цветочными горшками, с которого частично открывался вид на Эйфелеву башню. Пространство заполняли круглый металлический стол и два очень неудобных стула одинакового цвета.

Мне не терпелось позавтракать на балконе.

Это была квартира с двумя спальнями, высокими потолками и старыми деревянными полами. Интерьер представлял собой смесь нескольких старинных предметов в стиле модерн и современной французской мебели «Роше Бубуа».

Я была на седьмом небе от счастья.

Крепко обняла маму, совершенно потрясенная.

– Она идеальна!

– Мы с твоим отцом выбрали ее вместе.

– Как бы хотелось, чтобы папа сейчас был рядом.

– Мы скоро приедем к тебе в гости, Анна.

Что случится через несколько месяцев. Я закусила губу.

– Надеюсь, не произошло ничего серьезного, что вынудило папу остаться в Чикаго.

Отец был принципиальным и не оставлял своих людей решать проблемы в одиночку, если случилось что-то серьезное. Но он никогда не пропускал ни одного семейного праздника: ни дня рождения, ни Рождества, ни Пасхи. И я надеялась, что и этот раз не станет исключением.

Я взглянула через плечо на Сантино, который бездельничал на ярком диване.

С кислой миной он выглядел неуместно на красно-оранжево-желтой обивке. Сантино положил руки на спинку дивана «Роше Бубуа» и раздвинул ноги: типичный плохиш.

Мужчина взглянул на меня, выражение его лица было бесстрастным.

– Можешь выбрать комнату, – сказала я.

Он молча поднялся на ноги и осмотрел обе спальни. Даже его холодная отстраненность источала сексуальность.

Мама коснулась моего плеча, и я встретилась с ней взглядом.

– Я волнуюсь. Ты будешь совсем одна в Париже.

– У меня есть Сантино.

Мама поджала губы.

– Со взрослым мужчиной под одной крышей…

– Мам, теперь ты говоришь как бабуля.

Родительница отца была старомодной, и мама становилась такой же.

– Я беспокоюсь за тебя.

– Я справлюсь. Раньше я уже оставалась наедине с Сантино, и он послушный ворчун. Тебе правда не надо переживать, что я погружусь в развлечения с головой. Поверь мне, телохранитель обломает мне любое удовольствие.

Мама довольно засмеялась.

– Твоему отцу это явно понравится.

– Уверена, он разговаривал с Сантино перед отлетом из Чикаго.

– Конечно.

Я покачала головой.

Сантино вышел из спальни, что находилась слева и ближе к входной двери.

– Я выбрал.

Я направилась в соседнюю спальню. Из окна не открывался вид на Эйфелеву башню, как в гостиной. Но можно было любоваться фасадом дома через дорогу. В итоге мне комната понравилась именно за уют.

И вдруг меня осенило:

– Где ванная?

– В старых зданиях Европы ванные – нечастое явление. Есть только душевая кабина.

Сантино будет в бешенстве. Да и меня не особо привлекала идея разделять с ним общую душевую. У нас с Сантино – не тот уровень отношений, когда мне хотелось бы, чтобы он знал все об особенностях моего организма.

Однако душевая предоставляла множество возможностей для «случайных» проявлений наготы.

От мысли застать Сантино стоящего под струями воды я ощутила истому, а по телу пробежалась приятная дрожь.

Мы с мамой разделили мою двуспальную кровать на ту неделю, которую она собиралась провести в Париже. У меня оставалось еще три недели до начала первых вводных курсов, что было идеально, чтобы акклиматизироваться и привыкнуть к разговорному французскому. Я немного его подзабыла.

Я наслаждалась днями, проведенными с мамой. С тех пор как родилась Беа, нам редко удавалось побыть вдвоем, поэтому совместный шопинг на Елисейских Полях и осмотр достопримечательностей Парижа оказались прекрасной возможностью. Сантино ходил за нами по пятам, предоставив пространство, но внимательно следил за нами. И я очень ценила моменты, которые подарили мне ощущение «нормальности».

Я даже чувствовала себя свободнее, чем в Чикаго. В Париже нас никто не знал, а Сантино так осторожно наблюдал, что никто бы и не предположил, что нас охраняют.

В наш последний вечер перед возвращением мамы в Чикаго мы устроились на кровати и, прислонившись к изголовью, долго разговаривали.

Я положила голову маме на плечо, впитывая родной успокаивающий аромат.

– Ты когда-нибудь скучала по тем дням, когда была моложе и еще не стала женой дона? Всеобщее внимание всегда приковано к тебе.

Мама ответила не сразу.

– Еще до того как я вышла замуж за твоего отца, меня осуждали. Люди сплетничали обо мне, а все дело было в той давней истории: ведь я была замужем. Но, разумеется, фамилия Кавалларо накладывает определенные обязательства. Думаю, поддержка твоего папы помогла мне выдержать критику окружающих. Я понимала, что он мне помогает, а наедине с ним могла быть собой, не боясь никаких осуждений. Семья дала мне, если так можно выразиться, подушку безопасности, на которую я могу упасть.

Я кивнула, размышляя о нашей семье именно в таком ключе.

– Надеюсь, Клиффорд меня поддержит.

Мама взяла меня за руку.

– Конечно, как только узнает тебя получше. Он поймет, какая ты замечательная, иначе быть не может.

Я засмеялась.

– По-моему, ты предвзята.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, Анна. Мы с отцом выбрали Клиффорда, поскольку считаем, что он даст тебе ту жизнь, которую ты заслуживаешь.

– Если бы я была обещана мафиози, то не смогла бы учиться в Париже. Вы сделали правильный выбор.

Как ни странно, помолвка с Клиффордом дала мне больше свободы, чем я когда-либо предполагала. О подобном я даже не смела мечтать.

Что бы ни случилось после того, как я выйду замуж за Клиффорда… с этим я разберусь. Позже.

Сантино

У меня не получалось уснуть, поэтому, несмотря на холод, я устроился на балконе.