Текст книги "Белая масаи. Когда любовь сильнее разума"

Встреча с Юттой

Мы проводим последнюю ночь в хижине и на следующий день возвращаемся в Момбасу. С бьющимся сердцем подхожу к деревне. Вдалеке слышны незнакомые голоса, и Присцилла говорит: «Jambo, Ютта!» Мое сердце подпрыгивает от радости, когда я слышу эти слова. После двух практически безмолвных недель я с нетерпением жду прибытия белой женщины.

Ютта довольно прохладно приветствует меня и начинает говорить с Присциллой на суахили. Я опять ничего не понимаю! Но потом смотрит на меня со смехом и спрашивает: «Ну как тебе деревенская жизнь? Если бы ты не стояла здесь такая грязная, я бы не поверила, что ты была там». Она оглядывает меня с головы до ног. Я отвечаю, что рада вернуться, потому что вся искусана насекомыми и у меня ужасно чешется голова. Ютта смеется: «У тебя блохи и вши, только и всего! Если ты сейчас войдешь в свою хижину, ты от них уже не избавишься!»

Чтобы избавиться от блох, она предлагает искупаться в море, а затем принять душ в одном из отелей. Она всегда позволяет себе эту роскошь, когда бывает в Момбасе. Я с сомнением спрашиваю, не будет ли бросаться в глаза, что я не постоялец. «Ты можешь сделать это незаметно, там полно белых», – развеивает она мои опасения. Иногда она даже заходит поесть в кафе, но, конечно, не все время в один и тот же отель. Я поражена этими трюками и удивляюсь Ютте. Она обещает пойти со мной позже и исчезает в своем домике.

Присцилла пытается расплести мои дреды. Крепко дергает. Волосы спутанные и липкие от дыма и грязи. В жизни не была такой грязной, и это мне очень неприятно. Проходит более часа, прежде чем мы достигаем цели. Все косички расплетены, и я выгляжу так, будто меня ударило током. Вооружившись шампунем, мылом и свежей одеждой, я стучусь к Ютте, и мы отправляемся в путь. Она берет с собой карандаши и блокнот для рисования. Когда я спрашиваю, что она собирается с этим делать, она говорит: «Зарабатывать! Мне легко зарабатывать деньги в Момбасе, поэтому я здесь на две-три недели». – «Но как?» – хочу я знать. «Я рисую шаржи на туристов за 10–15 минут и беру около десяти франков за картину. Четыре-пять шаржей в день – это очень неплохо!» – отвечает Ютта. Она занимается этим уже пять лет, выглядит весьма уверенной в себе и знающей все хитрости. Я восхищаюсь ею.

Мы на пляже. Погружаюсь в освежающую соленую воду. Вылезаю только через час, и Ютта показывает мне первые деньги, которые она за это время заработала. «Ну а теперь мы идем в душ, – смеется она. – Тебе нужно просто непринужденно пройти мимо охранника. Мы белые люди, и об этом всегда нужно помнить!» Трюк и правда срабатывает. Я с наслаждением принимаю душ, раз пять мою голову, пока не чувствую себя чистой. Наконец надеваю легкое летнее платье, и мы идем на традиционный чай в четыре часа. Все бесплатно!

За чаем Ютта спрашивает, почему я оказалась в деревне. Рассказываю ей свою историю, она внимательно слушает. Затем советует: «Если ты действительно хочешь остаться здесь и иметь своего масаи, нужно что-то делать. Во-первых, снять свой маленький домик, это почти ничего не стоит, и там можно будет наконец обрести покой. Во-вторых, нужно иметь совместный бюджет и в то же время зарабатывать свои деньги – например, ты ищешь клиентов, а я рисую. Деньги пополам. В-третьих, нельзя верить ни одному чернокожему на побережье. Всем нужны только деньги. Чтобы убедиться, что этот Лкетинга стоит твоих страданий, мы пойдем завтра в туристическое агентство и посмотрим, оставил ли он там твои деньги. Если оставил, значит, туризм его не испортил – вот что я имею в виду». Она говорит, что если бы у меня была его фотография, мы бы его нашли. Ютта просто хочет помочь, сделать что-то для меня. Она владеет суахили, знает свое дело и полна энергии. На следующий день мы едем в Момбасу, но не на автобусе. Ютта говорит, что не следует выбрасывать с трудом заработанные деньги на ветер, и сноровисто поднимает большой палец. И вот уже первое частное авто, проезжавшее мимо, останавливается. Это индусы, которые везут нас на паром. Обычно здесь только индусы или белые владеют личными автомобилями. Ютта улыбается: «Видишь, Коринна, ты еще кое-чему научилась!»

После долгих поисков мы находим турагентство. Я очень надеюсь, что деньги все еще здесь спустя почти пять месяцев. На самом деле деньги меня не волнуют, я лишь хочу увериться, что Лкетинга не предал нашу любовь. Кроме того, Ютта будет помогать мне искать его только в том случае, если он не забрал эти деньги. Она, судя по всему, не очень в это верит.

Сердце стучит, когда я открываю дверь и переступаю порог. Мужчина за столом поднимает взгляд, и я сразу узнаю его. Прежде чем я успеваю что-то сказать, он улыбается, протягивая руку: «Приветствую! Давно не виделись. Как вы? А где мужчина масаи? Я его с тех пор не видел». Эти слова как бальзам на душу. После приветствия я объясняю, что с паспортом не выгорело и я вернулась за деньгами. С трудом верится, но мужчина исчезает за занавеской. Я бросаю быстрый взгляд на Ютту. Она лишь пожимает плечами. Сотрудник возвращается с банкнотами. Я, кажется, сейчас расплачусь от счастья. Я знала это, я знала, что Лкетинга не позарится на деньги! Принимая сумму, чувствую, как во мне растет сила. Уверенность вернулась. Я могу стряхнуть с себя налет болтовни и слухов. Я вручаю сотруднику немного денег за честный труд, и мы выходим на улицу. Ютта наконец произносит: «Коринна, ты в самом деле должна найти этого масаи. Теперь я верю во всю эту историю и подозреваю, что к ней приложили руку и другие».

Я радостно ее обнимаю. «Пойдем, – говорю, – поедим как истинные туристы». Во время трапезы мы планируем дальнейшие действия. Для начала Ютта предлагает примерно через неделю отправиться в округ Самбуру. До Маралала, районного центра, где она собирается найти знакомых масаи с побережья, путь неблизкий. Она покажет им фото Лкетинги, и, если повезет, мы отследим его местонахождение. «Там все знают друг друга», – уверяет она. Моя надежда растет с каждой минутой. Мы могли бы пожить у ее друзей, которым она помогает строить дом. Я соглашаюсь со всем, что она предлагает. Наконец-то хоть что-то начинает происходить, и больше не нужно пребывать в мучительном неведении.

Неделя с Юттой оказывается приятной. Я помогаю ей искать клиентов, она рисует шаржи. Выходит неплохо, и притом мы знакомимся с хорошими людьми. Вечера мы проводим в баре Bush Baby – Ютте не чужды музыка и развлечения. Тем не менее нельзя сразу просадить все заработанные деньги, иначе мы еще на месяц застрянем здесь.

Наконец собираем вещи. Примерно половину одежды я беру с собой, остальное оставляю в маленьком домике Присциллы. Она недовольна моим отъездом – говорит, что найти воина масаи практически невозможно. «Они постоянно переезжают с места на место. Пока они неженаты, у них нет дома, и только его мать может знать, где он». Но я не позволю никому отговорить меня от моего плана. Я уверена, что поступаю правильно.

Сначала мы отправляемся на автобусе до Найроби. На этот раз девятичасовая поездка меня совершенно не беспокоит. Мне любопытно узнать, откуда родом мой масаи, и с каждым часом мы приближаемся к цели.

В Найроби у Ютты тоже куча дел, поэтому три дня мы околачиваемся в гостинице для автостопщиков Igbol-Lodging. Автостопщики приезжают сюда со всего света и сильно отличаются от момбасских туристов. В общем, Найроби совсем другой город. Все как-то более беспокойно, и в нем много несчастных и нищих людей. Поскольку мы живем в самом центре, я хорошо вижу, как тут процветает проституция. Вечером бесчисленные бары завлекают музыкой и песнями на суахили. Почти каждая женщина в баре отдается за несколько бутылок пива или за деньги. Основными клиентами в этом районе являются местные жители. Все громко и одновременно как-то увлекательно. Мы, две белые женщины, привлекаем к себе внимание, и каждые пять минут кто-нибудь спрашивает, не ищем ли мы парня. К счастью, Ютта способна нас защитить, так как владеет суахили. По ночному Найроби она ходит только с масайской дубинкой рунгу.

На третий день я наконец умоляю Ютту отправиться дальше. Она соглашается, и в полдень мы садимся на следующий автобус – до Ньяхуруру. Это транспортное средство еще более ветхое, чем то, что в Момбасе, которое тоже нельзя было назвать роскошным. Ютта только смеется: «Подожди, пока мы сядем на следующий автобус. Ты удивишься еще больше! Это нормально». Мы сидим в автобусе целый час и дожидаемся, пока он не заполнится людьми. Впереди шесть часов езды, всегда немного в гору. Время от времени автобус останавливается, выпуская пассажиров и принимая новых. У каждого с собой горы хозяйственных товаров, которые нужно погрузить или разгрузить.

Наконец мы у цели сегодняшнего дня – Ньяхуруру. Мы отправляемся в ближайший отель и снимаем комнату. Перекусив, ложимся спать, потому что я больше не могу сидеть. Я рада, что наконец-то могу размять кости и сразу заснуть.

Нам приходится встать в шесть утра, потому что единственный автобус до Маралала отправляется в семь. Когда мы добираемся до автостанции, он уже почти полон. Я вижу воинов масаи в автобусе и больше не чувствую себя чужой. На нас пристально смотрят, потому что где бы мы ни оказались, мы там единственные белые.

Автобус – настоящая катастрофа. Повсюду из сидений вылезают пружины или выбивается грязный поролон, кое-где в окнах нет стекол. Сплошной хаос. Нужно пробираться через множество ящиков с курами. С другой стороны, это первый автобус, в котором царит позитивная атмосфера. Все много говорят и смеются. Ютта быстро выскакивает, чтобы купить чего-нибудь попить в одном из бесчисленных ларьков. Она возвращается и протягивает мне бутылку колы. «Вот, – говорит она, – пей по чуть-чуть. Этот последний участок пыльный, там грунтовые дороги. До Маралала – сплошной кустарник и пустыня». Автобус отъезжает, и минут через десять мы сворачиваем с асфальта на красную, всю в рытвинах, проселочную дорогу. Наш автобус тут же окутывает облако пыли. Если у кого-то в окне есть форточка, ее задраивают, остальные надевают полотенца или шапки. Я кашляю и щурюсь. Теперь я понимаю, почему только задние сиденья были свободны. Автобус едет медленно, но все же мне приходится держаться, чтобы не упасть, когда он, раскачиваясь, то и дело подпрыгивает на огромных выбоинах. «Эй, Ютта, сколько времени займет поездка?» Она смеется: «Если не сломаемся, часа четыре-пять, хотя ехать всего сто двадцать километров». Так путешествовать как минимум романтично.

Мы видим вдалеке лишь пустыню, красную землю и иногда деревья. Изредка появляются дети с козами и коровами. Они машут автобусу. Они вышли пасти стада.

Примерно через полтора часа остановка в первом населенном пункте. Слева и справа от улицы расположилось несколько деревянных лачуг. Я замечаю два небольших магазина, где торгуют бананами, помидорами и другим товаром. Дети и женщины бросаются к окнам, пытаются что-то продать. После того как некоторые пассажиры запасаются едой, мы отправляемся дальше. Никто не вышел, но зашли еще три воина в украшениях. У каждого по два длинных копья. Глядя на этих троих, я еще больше верю, что скоро найду Лкетингу. «Следующая остановка – Маралал», – слышу я усталый голос Ютты. Я уже одурела от постоянного грохота на этой ужасной дороге. Пока нам везло, потому что у нас не было ни проколов шин, ни отказа двигателя, что, впрочем, не было бы чем-то из ряда вон. Кроме того, дорога сухая. Ютта говорит, что в сезон дождей красная земля превращается в страшную грязь.

Через полтора часа мы прибываем в Маралал. Автобус, подъезжая, сигналит и делает круг через город, состоящий из единственной улицы, а затем останавливается у въезда. Его тут же обступают десятки зевак. Мы вылезаем на пыльную дорогу, сами с ног до головы покрытые пылью. Вокруг автобуса толпятся люди всех возрастов, и начинается настоящий переполох. Мы ждем, когда наш багаж освободится из-под завалов ящиков, матрацев и корзин. При виде этого городишки и его жителей меня охватывает жажда приключений.

В пятидесяти метрах от остановки располагается небольшой рынок. Повсюду висят развевающиеся на ветру разноцветные платки; груды одежды и обуви навалены на пластиковых листах. Продавцы, в основном женщины, расхваливают товар.

Наконец мы забираем наши сумки. Ютта предлагает сначала выпить чаю и перекусить, а уже затем отправиться к туристическому домику, находящемуся примерно в часе ходьбы.

На нас направлены сотни пар глаз. Ютту встречает владелица чайного домика, женщина кикуйю[5]5
  Кикуйю являются представителями коренной этнической группы банту в центральной Кении. При численности населения 8 148 668 человек по состоянию на 2019 год они составляют 17,13 % от общей численности населения Кении, что делает их самой многочисленной этнической группой.


[Закрыть]. Здесь Ютту знают, потому что она уже три месяца занимается строительством дома поблизости и, будучи белой женщиной, не может быть незамеченной. Чайный домик похож на тот, что в Укунде. Мы садимся за стол и принимаемся за мясо с соусом и лепешками чапати, запивая все это чаем. Немного в отдалении сидит группа воинов масаи. «Ютта, – спрашиваю я, – ты знаешь кого-нибудь из тех, кто все время пялится на нас?» – «Здесь на тебя всегда смотрят, – спокойно отвечает она. – К поискам твоего масаи приступим завтра. Сегодня нам еще долго идти в гору».

После трапезы, которая, по моим меркам, почти ничего не стоит, мы отправляемся в путь. В изнуряющую жару движемся по пыльной, неуклонно поднимающейся вверх дороге. Уже примерно через километр моя дорожная сумка кажется безумно тяжелой. Ютта утешает: «Потерпи, мы срезаем путь до туристического домика. Может, нам повезет и попадется кто-нибудь на машине».

Вдруг на узкой тропинке рядом с нами в зарослях раздается шорох, и Ютта кричит: «Коринна, стой! Если это буйвол, не шевелись!» Замерев, я пытаюсь представить то, что обозначается словом «буйвол». Мы стоим неподвижно, и я замечаю что-то светлое с темными полосами примерно в пятнадцати метрах от меня. Ютта тоже замечает это и с облегчением смеется: «О, да это всего лишь зебры!» Вспугнутые нами животные скачут прочь. Я вопросительно смотрю на Ютту: «Ты сказала „буйволы“… Они что, живут так близко к деревне?» – «Поживем – увидим! – говорит она. – Когда доберемся до домика, если повезет, увидим буйволов, зебр, обезьян или антилоп гну у водопоя». «Как же люди здесь ходят? Ведь это опасно, – недоумеваю я. «Да, – отвечает Ютта. – Но здесь в основном ходят вооруженные воины самбуру. Женщины редко ходят одни. Другие выбирают открытую дорогу, там не так опасно. Однако этот путь вдвое короче».

В безопасности я чувствую себя, только когда мы добираемся до туристического домика. Это милое строение, не такое кричащее, как те, что мы с Марко видели в Масаи-Мара. Оно выглядит вполне себе скромно, но при этом хорошо вписывается в окружающий ландшафт. В сравнении с отелем для местных в Маралале этот домик кажется просто чудом.

Мы заходим. Внутри безлюдно, словно все вымерло. Садимся на веранду и видим перед собой в сотне метров у водопоя множество зебр. Чуть правее – большая группа самок бабуинов с детенышами. Изредка вижу среди них и огромных самцов. Всем надо к воде.

Наконец появляется официант и спрашивает, чего мы желаем. Ютта общается с ним на суахили, заказывает две колы. Пока мы ждем, она радостно сообщает: «Управляющий будет здесь примерно через час. У него есть лендровер, и он обязательно отвезет нас наверх, где мы сможем просто спокойно ждать».

Постепенно мы погружаемся в свои мысли. Мой взгляд скользит по окружающим холмам. Многое бы я отдала за то, чтобы знать, за каким из них находится Лкетинга. Чувствует ли он, что я рядом?

Мы ждем почти два часа. Наконец появляется управляющий. Это приятный человек с угольно-черной кожей, простой и открытый, без лишних жестов и пафоса. Он приглашает нас садиться в машину. После пятнадцатиминутной тряски мы добираемся до места. Поблагодарив водителя, Ютта с гордостью приглашает меня в дом. Это как раз его строительством она руководит. Строение представляет собой длинную бетонную коробку, разделенную на комнаты, в двух из которых почти закончена внутренняя отделка. Мы поселимся в одной из них. Из мебели только кровать и стул. Окон нет, поэтому дверь должна оставаться открытой в течение дня, если хочется хоть что-то увидеть. Интересно, как Ютта может чувствовать себя комфортно в такой мрачной ком– нате?

Мы зажигаем свечу, чтобы хоть что-то различать в сгущающейся темноте. Вдвоем ложимся в кровать, устраиваемся поудобнее. Вскоре я засыпаю.

Просыпаемся мы рано. Кругом шум – уже вовсю работают строители. Для начала мы моемся холодной водой в тазу, что отлично бодрит в прохладном утреннем воздухе. Да и в конце концов я хочу быть красивой, когда встречусь со своим воином.

Взволнованная и полная энергии, я намереваюсь отправиться в Маралал, чтобы познакомиться с городом. Среди множества воинов масаи, которых я видела по прибытии, обязательно должен быть кто-то, знакомый с Юттой. Я заразила Ютту своим энтузиазмом, и после чая мы отправились в путь. Время от времени мы встречаем женщин или молодых девушек, следующих в том же направлении и везущих в калебасах[6]6
  Сосуд из высушенных плодов тыквы или калебасового (горлянкового) дерева (кресченции). Широко распространен у народов Африки, Южной Америки, Средней, Южной и Юго-Восточной Азии, а также Океании. Используется для хранения продуктов, прежде всего для напитков.


[Закрыть] молоко на продажу в город.

«Теперь нам нужно много терпения и удачи, – говорит Ютта. – Давай-ка покружим по городу, чтобы нас заметили или чтобы я кого-то узнала».

Кружить у нас получается довольно быстро. По обе стороны единственной улицы, пересекающей городишко под прямым углом, тянутся магазины. Все, за редким исключением, полупустые, с одинаковым ассортиментом. Время от времени между ними попадаются помещения вроде мини-отелей, где можно поесть или выпить на террасе. В задней части один за другим, как клетки для кроликов, расположены номера. Затем туалет – просто яма. Если повезет, можно найти душ с чахлой струйкой воды. Самое яркое здание – коммерческий банк. Бетонное и свежеокрашенное. Рядом с автобусной остановкой – бензоколонка. Однако я пока видела только три машины: два лендровера и пикап.

По пути я заглядываю в каждую лавку. Продавцы пытаются обратиться к нам по-английски. За нами всегда пристраивается группа детей, оживленно разговаривающих или смеющихся. Единственное слово, которое я понимаю, это мzungu[7]7
  Белый (суахили).


[Закрыть].

Мы возвращаемся домой около четырех. Мой энтузиазм уже сошел на нет, хотя разум говорит, что я не смогу найти Лкетингу в первый же день. Ютта тоже меня успокаивает: «Завтра в городе будут новые люди. Каждый день приезжает кто-то новый, и завтра больше народу узнает о том, что здесь две белые женщины, потому что те, кто видел нас сегодня, расскажут им эту новость». Ютта полагает, что реально что-то узнать мы сможем дня через три-четыре.

Проходят дни, и меня уже мало чем удивишь в Маралале: я уже знаю почти каждый уголок этого уютного гнездышка. Ютта показала нескольким воинам фотографии Лкетинги, сделанные мной, но мы, увы, не получили в ответ ничего, кроме подозрительной ухмылки. Минула уже неделя, но ничего нового не произошло, за исключением того, что мы начинаем чувствовать себя по-дурацки из-за того, что снова и снова делаем одно и то же. Ютта предлагает снова сопровождать меня, но только теперь я должна сама попробовать подойти к кому-нибудь с фотографиями. Ночью я молюсь, чтобы завтра все получилось – мне не хочется верить, что я проделала этот долгий путь зря.

Когда мы совершаем уже третий променад по городу, к нам подходит мужчина и заводит разговор с Юттой. По большим отверстиям в мочке уха я определяю, что это бывший воин самбуру. Между ними происходит оживленный диалог, и я понимаю, что Ютта не впервые видит этого человека. Мужчину зовут Том, и Ютта показывает ему фотографии Лкетинги. Он не спеша рассматривает их, потом говорит: «Да, я его знаю».

Я вся как на иголках. Поскольку эти двое говорят исключительно на суахили, я почти ничего не понимаю. Я не устаю спрашивать: «Ну что там, Ютта? Что он знает?» Мы втроем с Томом отправляемся посидеть в кафе. Ютта выступает в качестве переводчика. Он знаком с Лкетингой лишь отдаленно, но знает, что тот живет в доме матери и каждый день пасет коров. «Где его дом?» – спрашиваю я с любопытством. Том говорит, что до того места около семи часов ходьбы – для опытного ходока. Нужно идти через дремучий лес, что очень опасно, потому что там водятся слоны и буйволы. При этом неизвестно, живет ли мать все еще в Барсалое (так называется место), потому что, если там плохо с водой, она могла перебраться с животными куда-нибудь еще.

Я совершенно расстроена, когда слышу эту новость. Лкетинга кажется таким недоступным. «Ютта, спроси, могу ли я как-нибудь послать туда весточку? Я заплачу». Том задумывается и говорит, что он может послезавтра ночью отправиться в путь с письмом от меня. Однако сначала он должен сообщить об этом своей новой жене, так как она здесь новенькая. Мы договариваемся о сумме, половину которой он получает сейчас, а остальное – если вернется с ответом. Я диктую письмо, Ютта пишет его на суахили. Самбуру говорит, что мы должны вернуться в Маралал через четыре дня, ибо, если он найдет Лкетингу и тот пожелает пойти с ним, они будут здесь днем.

Четыре дня тянутся мучительно долго, и каждую ночь я воссылаю молитвы к небесам. В последний день я полностью измотана, кажется, нервы сейчас лопнут. С одной стороны, я очень взволнована, а с другой, понимаю, что, если ничего не выйдет, мне придется вернуться в Момбасу и забыть свою большую любовь. Я уже собрала сумку, потому что хочу ночевать не у Ютты, а в Маралале. С Лкетингой или без него – я уеду отсюда завтра.

Ютта и я снова кружим по городу. Часа через три часа мы расходимся в противоположных направлениях. Я продолжаю молиться, чтобы он пришел. На одном из кругов мы с Юттой не пересекаемся. Я оглядываюсь, но белого лица не видно. Тем не менее продолжаю гулять. Неожиданно появляется маленький мальчик и, запыхавшись, зовет: «Mzungu, mzungu! Идем, идем!» Он машет руками и дергает меня за юбку. Сначала я думаю, что что-то случилось с Юттой. Мальчик тянет меня к первой лачуге, где я оставила свою дорожную сумку. Он говорит со мной на суахили и указывает куда-то за хижину.