Текст книги "Пограничная трилогия: Кони, кони… За чертой. Содом и Гоморра, или Города окрестности сей"

Сколько тебе лет? – спросил Джон-Грейди.

Шестнадцать.

Ролинс сплюнул:

Ты мешок лживого дерьма.

С чего ты это взял?

С того, что тебе нет шестнадцати. Откуда ты такой?

Из Пэндейла.

Небось видел нас там вчера вечером?

Видел.

И что ты отмочил? Сбежал из дому?

Мальчишка поочередно смотрел то на одного, то на другого.

А если и сбежал – что тут такого?

Ролинс посмотрел на Джона-Грейди:

Чё бум делать?

Не знаю.

Этого коня можно выгодно продать в Мексике.

Запросто.

Но могилу копать я не буду, хватит с меня того раза.

Ни фига себе! Ты ж тогда сам вызвался, возмутился Джон-Грейди. Я тебе ясно сказал: оставь труп стервятникам.

Может, бросим монету, кому его пристрелить?

Почему нет? Валяй.

Выкликай, сказал Ролинс.

Орел!

Монета взлетела в воздух. Ролинс поймал ее, звучно шлепнул ладонью о запястье и выложил на всеобщее обозрение, отняв руку.

Орел, сказал он.

Давай твою винтовку.

Это нечестно, сказал Ролинс. Все тебе! Всех троих последних ты застрелил.

Ну так действуй сам, если не терпится. После сочтемся.

Тогда подержи его коня. А то перепугается выстрела, потом ищи-свищи.

Вы просто валяете дурака, сказал мальчишка.

С чего ты взял?

Никого вы не убивали.

А почему ты так уверен, что мы, к примеру, не начнем с тебя?

Потому что вы валяете дурака. Я это сразу просек.

Еще бы ты не просек, сказал Ролинз.

Кто гонится за тобой? – спросил Джон-Грейди.

Никто.

Значит, кто-то гонится за твоим гнедым.

Мальчишка ничего не ответил.

Ты точно ехал в Лэнгтри?

Точно.

С нами ты не поедешь, отрезал Ролинс. Не хватало нам из-за тебя угодить за решетку.

Конь мой! – насупясь, проговорил мальчишка.

Послушай, приятель, сказал Ролинс. Мне плевать, чей это конь, но что он не твой, видно слепому. Поехали, обернулся он к Джону-Грейди.

Они тронулись рысью на юг, и не подумав оглянуться.

Легко отделались, вскоре заговорил Ролинс. Я-то боялся, паршивец за нами увяжется.

Мы еще встретимся с этим костлявым чертенком, сказал Джон-Грейди, сплюнул и швырнул на дорогу окурок. На этот счет можешь не сомневаться.

Днем они свернули с дороги, поехали на юг через пастбища. Возле старого ветряного насоса, мерно поскрипывавшего на ветру крыльчаткой, они напоили коней из стоявшего под его башней объемистого стального бака. Подальше к югу, в дубняке, паслось большое коровье стадо. Лэнгтри решено было объехать стороной, да и вообще, от греха подальше, переправляться через реку решили ночью. День выдался теплый, они выстирали рубашки и продолжили путь, не дожидаясь, когда те высохнут, – надели их прямо мокрыми. Окрестности просматривались неплохо, но, сколько они ни озирались, мальчишки на гнедом жеребце видно не было.

К вечеру, оказавшись восточнее Пампвилла, пересекли пути Южно-Тихоокеанской железной дороги, а еще через полмили разбили лагерь. Когда они вычистили и стреножили коней и развели костер, уже стемнело. Джон-Грейди положил седло ближе к огню, а сам отправился в прерию. Стоял там, слушал тишину. На фоне багрового неба четко выделялась водонапорная башня Пампвилла, а рядом с ней повис рогатый месяц. В сотне шагов от Джона-Грейди похрустывали травой кони, но больше ничто не нарушало синего безмолвия прерии.

К полудню они пересекли Девяностое шоссе и поехали через луга, то и дело минуя коровьи стада. Далеко на юге, словно миражи в пустыне, то появлялись, то скрывались в дымке мексиканские горы. Еще через два часа показалась и река. Сняв шляпы, Джон-Грейди и Ролинс уселись над невысоким уступом – сидят, глядят в воду. Река была мутной от глины и сердито бурлила на стремнине чуть ниже по течению. Под уступом начинались заросли ивняка и осоки, а высокий противоположный берег был испещрен сотнями ласточкиных гнезд, и птицы над рекой летали тучами. Дальше, уже до самого горизонта, тянулась пустыня. Джон-Грейди и Ролинс переглянулись и одновременно, как по команде, надели шляпы.

Они проехали вверх по течению, переправились через впадавший в реку ручей, выехали на песчаную отмель, остановили коней и стали осматриваться. Ролинс скрутил цигарку и, забросив одну ногу на луку седла, закурил.

Мы от кого-то прячемся? – спросил он.

Скажешь, нет?

На той стороне, по-моему, ни души.

То же самое, может быть, говорят те, кто сейчас смотрит оттуда.

Ролинс молча курил.

По той отмели можно перейти вброд, сказал Джон-Грейди.

Зачем тянуть? Ехать еще куда-то… Давай переправимся прямо здесь!

Джон-Грейди наклонился и сплюнул в воду.

Если тебе не терпится, то давай, сказал он. Только мы, по-моему, договорились понапрасну не рисковать.

Твоя правда, сказал Ролинс.

Они вернулись наверх, проехали дальше по ручью, потом спешились, расседлали коней, пустили их попастись в траве. Сами же уселись под ивой, открыли банку сосисок, съели крекеры и запили шипучкой, растворив порошок в воде из ручья.

Интересно, есть там у них в Мексике венские сосиски? – проговорил Ролинс.

Попозже днем Джон-Грейди прошел еще дальше по ручью и поднялся от него туда, где уже начинались прерии. Постоял, сняв шляпу, и пристально глядя на северо-восток. В море колыхавшейся травы он увидел коня и всадника. До него было около мили. Джон-Грейди стоял и смотрел.

Вернувшись в лагерь, Джон-Грейди разбудил Ролинса.

Что случилось? – проворчал тот.

Кто-то едет. Похоже, опять тот недоносок.

Ролинс надел шляпу, взобрался по склону и стал всматриваться в даль.

Видишь его? – спросил Джон-Грейди, на что Ролинс кивнул и сплюнул.

Если его самого отсюда и не разберешь, то уж насчет гнедого не ошибешься.

Он тебя видел?

Не знаю.

А едет в нашу сторону!

Значит, видел.

Надо его шугануть.

Ролинс покосился на Джона-Грейди:

Не к добру возник этот чертенок, помяни мое слово. Мы еще из-за него нахлебаемся…

Мне тоже так кажется.

Не такой он простачок, каким прикидывается.

Что он делает?

Едет.

Ладно, спускайся. Может, он нас не засек.

Остановился, сообщил Ролинс.

Так, а теперь?

Теперь снова поехал.

Они решили оставаться на месте и встретить мальчишку здесь, если уж ему так приспичило догнать их. Вскоре обе лошади подняли головы и стали вслушиваться. Гнедой и его ездок уже спустились к ручью – было слышно, как хрустят песок и мелкие камушки под копытами и позвякивает железо.

Ролинс взял винтовку, и они двинулись к реке по ручью.

Мальчишка повернул своего крупного гнедого коня с берега на отмель и стал смотреть через реку. Потом развернулся, увидел их и большим пальцем сдвинул шляпу на затылок.

Я сразу понял, что вы еще на этой стороне, сообщил он. Потому как вон там, в мескитах, пасутся два оленя.

Ролинс присел на корточки, поставил перед собой винтовку и опустил подбородок на тыльную сторону запястья.

Ну что нам с тобой делать?

Мальчишка посмотрел сначала на Ролинса, потом на Джона-Грейди.

В Мексике меня никто искать не будет.

Смотря что ты натворил, заметил Ролинс.

Ничего я не натворил.

Как тебя звать-то? – спросил Джон-Грейди.

Джимми Блевинс.

Ладно заливать! Джимми Блевинс выступает по радио. С религиозной передачей.

Это другой Джимми Блевинс.

Кто за тобой гонится?

Никто.

Откуда ты знаешь?

Знаю, и все.

Ролинс посмотрел на Джона-Грейди, потом на мальчишку:

Харчи у тебя есть?

Нет.

А деньги?

Тоже нет.

Значит, будешь обузой.

Мальчишка пожал плечами. Гнедой сделал шаг в воде, потом замер.

Ролинс покачал головой, сплюнул и посмотрел через реку.

Ты мне можешь объяснить одну простую вещь, приятель?

Ну?

Какой от тебя прок? Зачем ты нам нужен?

Мальчишка не ответил. Сидел в седле и смотрел на мутную воду, на длинные тени на песке в закатном освещении. Посмотрел на синие горы вдалеке, на юге, подтянул лямку комбинезона, сунул большой палец в нагрудник, повернулся и посмотрел на Ролинса и Джона-Грейди.

Затем, что я американец, наконец сказал он.

Ролинс отвернулся и покачал головой.

Под белым рогатым месяцем они переправлялись через реку верхом в чем мать родила, бледные и худые. Сапоги они сунули в джинсы вниз голенищами, запихали туда же рубашки, куртки, бритвенные принадлежности, патроны, затянули ремни, а штанины замотали вокруг шей. Оставшись в одних шляпах, они вывели коней на песок у реки, ослабили подпруги, сели в седла и взяли коней в шенкеля босыми пятками.

Примерно на середине реки кони поплыли, фыркая, вытягивая шеи, распустив по воде хвосты. Течение потихоньку их сносило. Обнаженные всадники, наклоняясь к конским загривкам, что-то втолковывали коням. Мальчишка пристроился за Ролинсом, который следовал за Джоном-Грейди. В одной руке Ролинс держал карабин, и со стороны могло показаться, что это отряд разбойников, задумавших набег, высаживается на чужом берегу.

Они выбрались из реки и направили коней через ивняк к песчаной косе. Там остановились, сняли шляпы и устремили взгляды туда, откуда приехали. Какое-то время молча смотрели в темноту. Потом вдруг, не сговариваясь, пустили коней в галоп по косе вверх по течению, развернулись и понеслись обратно. Они размахивали шляпами, хохотали и хлопали жеребцов по загривкам.

Это же черт знает что! – выкрикивал Ролинс. Эк ведь куда нас занесло!

Они осадили коней, от которых валил пар, посмотрели друг на друга при свете луны, а потом тихо спешились, отвязали штаны, оделись и повели коней через ивняк наверх. Выбравшись на равнину, сели в седла и поехали на юг по засушливой прерии Коауилы.

Заночевали на равнине в мескитовых зарослях, а утром позавтракали беконом с фасолью и хлебом, который испекли, замешав кукурузную муку на воде. Они ели и смотрели по сторонам.

Ты когда ел в последний раз? – спросил Ролинс мальчишку.

Позавчера.

Позавчера?

Угу.

А твоя фамилия, случайно, не Бливет? – спросил Ролинс, глядя на мальчишку в упор.

Моя фамилия Блевинс.

Знаешь, что такое бливет?

Ну?

Бливет – это десять фунтов говна в пятифунтовом мешке.

Блевинс перестал жевать. Он посмотрел на запад, туда, где из зарослей на равнину под лучи утреннего солнца стали выходить коровы, потом снова заработал челюстями.

А вы, между прочим, не сказали, как вас самих-то зовут, вскоре заметил он.

Потому что ты не спрашивал.

Мне воспитание не позволило.

Ролинс угрюмо посмотрел на Блевинса и отвернулся.

Я Джон-Грейди Коул, сказал Джон-Грейди. А его зовут Лейси Ролинс.

Мальчишка кивнул, продолжая жевать.

Мы из-под Сан-Анджело, сказал Джон-Грейди. Знаешь такое место?

Никогда там не бывал.

Они думали, что теперь мальчишка скажет, откуда он сам, но он сохранял молчание.

Ролинс тщательно вытер тарелку кусочком хлеба и съел его.

А ничего, если мы обменяем этого твоего коняшку на другого, не такого заметного, а то как бы нас из-за него не грохнули, сказал он.

Мальчишка посмотрел на Джона-Грейди, потом снова перевел взгляд на коров в отдалении.

Я лошадьми не меняюсь.

Значит, ты не хочешь, чтобы мы позаботились о твоем здоровье, продолжал Ролинс.

Я сам о себе позабочусь.

А-а, ну понятно. У тебя, наверное, и пушка имеется?

Мальчишка промолчал, потом буркнул:

Имеется.

Ролинс посмотрел на него, потом, снова отломив кусочек хлеба, опять стал подбирать остатки еды в тарелке.

Ну и какая же пушка, если не секрет? – спросил он.

Кольт тридцать два двадцать.

Херня, не поверил Ролинс. Это же калибр винтовки!

Мальчишка кончил есть и теперь вытирал тарелку пучком травы.

А ну покажь!

Мальчишка поставил тарелку на землю, посмотрел сперва на Ролинса, потом на Джона-Грейди, сунул руку за нагрудник комбинезона и вытащил револьвер. Он ловко перекинул его в руке и подал Ролинсу рукояткой вперед и вверх.

Ролинс посмотрел сначала на мальчишку, потом на револьвер, тоже поставил тарелку на землю и, взяв оружие, стал поворачивать, разглядывая со всех сторон. Это был старый «кольт-бисли» с гуттаперчевыми пластинками на рукоятке, которые от долгого употребления стерлись, утратив первоначальную насечку. Сам револьвер был темно-серого цвета. Ролинс повернул его, пытаясь прочитать маркировку на стволе. Что ж, там и впрямь 32–20! Он посмотрел на мальчишку, потом большим пальцем открыл дверцу Абади, поставил курок на полувзвод, повернул барабан и извлек патрон. Осмотрев патрон, вернул его на место, закрыл дверцу барабана и опустил курок.

Где ты взял эту пушку?

Где взял, там уже нет.

Стрелял из нее когда-нибудь?

Стрелял.

Ну а попасть во что-нибудь сможешь?

Мальчишка протянул руку за своим оружием. Ролинс взвесил револьвер на ладони и отдал хозяину рукояткой вперед.

Подбрось что-нибудь в воздух, а я попаду, предложил мальчишка.

Попадешь, как же!

Мальчишка только пожал плечами и убрал револьвер за нагрудник.

Ну а что подбросить-то? – спросил Ролинс.

А что хочешь.

Значит, что бы я ни подбросил, тебе все равно? Попадешь во что угодно?

Угу.

Врешь ты все!

Мальчишка встал, вытер тарелку о штанину и посмотрел на Ролинса.

Подбрось бумажник, если не боишься, сказал он. А я его прострелю.

Ролинс встал, сунул руку в карман джинсов и вытащил бумажник. Мальчишка нагнулся, поставил тарелку на землю и снова достал кольт. Джон-Грейди положил ложку в тарелку и тоже поставил ее на землю. Все трое двинулись на открытое место, словно дуэлянты.

Мальчишка повернулся спиной к солнцу, опустив руку с револьвером. Ролинс посмотрел на Джона-Грейди, ухмыльнулся, потом перевел взгляд на мальчишку, держа бумажник большим и указательным пальцем.

Ну что, готов, Энни Оукли?

Дело за тобой.

Ролинс неуловимым движением подбросил бумажник. Тот, крутясь, взмыл ввысь, сделавшись черной точкой на фоне голубого неба. Возникло тяжкое ожидание выстрела. Потом он грянул. Бумажник дернулся и, трепеща крыльями словно раненая птица, стал падать.

Снова наступила тишина. Ролинс отправился за бумажником. Было слышно, как шуршит под его ногами трава. Он нагнулся, подобрал бумажник и молча сунул в карман.

Поехали, буркнул он.

Дай хоть взглянуть сперва, сказал Джон-Грейди.

Поехали, поехали. Чем скорее уберемся от реки, тем лучше.

Они отловили и поседлали коней, мальчишка затоптал костер. Они ехали в ряд по широкой песчаной пустоши, отходившей от поросшей кустарником долины. Ехали молча и глядели по сторонам. С мескитового куста вспорхнул ястреб, пролетел над самой землей, затем сел на дерево в полумиле от всадников. Они проехали, и он вернулся на прежнее место.

Когда мы встретились с тобой около Пекоса, пушка была при тебе? – спросил Ролинс.

Мальчишка покосился на него из-под своей огромной шляпы и кивнул.

Какое-то время ехали молча. Потом Ролинс сплюнул:

Ты ведь запросто мог тогда пальнуть в меня?

Мальчишка тоже сплюнул:

Ну, я б не стал дожидаться, пока пристрелят.

Потянулись низкие холмы, поросшие нопалом и креозотами. К полудню свернули на дорогу, испещренную следами от конских копыт, двинулись по ней на юг и подъехали к поселку под названием Реформа.

Теперь они ехали гуськом по дороге с колеями от телег, которая служила тут улицей. Вдоль нее стояло с полдюжины приземистых хибар с глинобитными стенами и в сильно запущенном состоянии. Попалось им и несколько хижин из плетня, обмазанного глиной, а также корраль, в котором пять низкорослых большеголовых лошадей с интересом следили за тремя конями на дороге.

Они спешились, привязали коней к столбу у небольшой глиняной постройки, где расположился магазинчик, и вошли. У железной печки посередке на стуле с прямой спинкой сидела девушка и читала какой-то комикс при свете, пробивавшемся с улицы в дверной проем. Она посмотрела на вошедших, потом снова в комикс и опять на троих вошедших. Затем встала, бросила беглый взгляд на зеленую штору, скрывавшую дверной проем в задней части магазина, потом положила книгу на стул и прошла по глиняному полу за прилавок. На прилавке стояло три глиняных кувшина – по-местному оллас. Два из них явно пустовали, но третий был прикрыт железной крышкой с вырезом, сквозь который торчала ручка эмалированного черпака. За спиной девушки висели три или четыре широкие полки, на которых были расставлены консервные банки, коробки конфет, виднелись рулоны ткани и катушки с нитками. У дальней стены стоял большой сосновый ларь для муки. Над ним к глиняной стене был прибит календарь. Это и составляло всю обстановку магазинчика.

Ролинс снял шляпу, вытер тыльной стороной запястья лоб, потом снова надел шляпу и посмотрел на Джона-Грейди:

Как ты думаешь, у нее есть чего-нибудь выпить?

¿Tiene algo que tomar? – спросил девушку Джон-Грейди, переведя на испанский вопрос Ролинса.

Sí, ответила она, подошла к кувшину и сняла крышку.

Трое юных американцев молча стояли и смотрели на нее.

Что в кувшине? – спросил Ролинс.

Sidrón, сказала девушка.

¿Habla ingles?[17]17
  Вы говорите по-английски? (исп.)


[Закрыть] – спросил ее Джон-Грейди.

Oh no, покачала она головой.

Ну так что там у нее? – нетерпеливо спросил Джона-Грейди Ролинс.

Сидр.

Ролинс заглянул в кувшин:

Сидр так сидр. Дай-ка нам три порции.

¿Mande?[18]18
  Что-что? (исп.)


[Закрыть] – переспросила девушка.

Три, повторил Ролинс, а затем, показав растопыренные пальцы, сказал: Трес!

Он сунул руку в карман за бумажником. Девушка повернулась к полке, достала и поставила на прилавок три стакана, потом вытащила из кувшина черпак и стала разливать по стаканам прозрачную коричневатую жидкость. Ролинс выложил на прилавок доллар, у которого с двух концов было по дырочке. Они потянулись к стаканам, а Джон-Грейди кивнул на бумажку:

Попал прямо в середку. Неплохой выстрел.

На это Ролинс только хмыкнул, поднял свой стакан, и все трое выпили. Какое-то время Ролинс задумчиво молчал, потом говорит:

Не знаю, что это на самом деле, но на вкус очень даже ничего. Во всяком случае, годится для ковбоя. Почему бы нам не повторить?

Никто ничего не имел против. Они поставили стаканы на прилавок, и девушка снова их наполнила.

Сколько с нас? – осведомился Ролинс.

Девушка вопросительно посмотрела на Джона-Грейди.

Cuánto, перевел он.

¿Para todo?[19]19
  За все? (исп.)


[Закрыть]

Sí[20]20
  Да (исп.).


[Закрыть].

Uno cincuenta[21]21
  Полтора песо (исп.).


[Закрыть].

Сколько же это выходит по-нашему? – поинтересовался Ролинс.

Примерно три цента стакан.

Ролинс толкнул долларовую бумажку по прилавку к продавщице.

Сегодня угощает папочка, сказал он.

Девушка наклонилась и стала вынимать сдачу из сигарной коробки, которую держала под прилавком. Выложив на прилавок горку мексиканских монет, подняла взгляд на клиентов. Ролинс поставил на прилавок свой пустой стакан, знаками показал, чтобы она налила всем по третьей, расплатился, забрал сдачу, после чего они взяли стаканы и вышли наружу.

Усевшись под навесом из веток и жердей и прихлебывая из стаканов, они с любопытством смотрели по сторонам. Вокруг ни души. Полнейшее безмолвие. Глинобитные домишки, пыльные агавы и голые холмы на горизонте… По маленькому глиняному желобу стекала струйка воды. На разбитой телегами дороге стояла коза и пялилась на коней.

Тут и электричества-то нет, сказал Ролинс, сделал еще глоток, перевел взгляд на дорогу. И машин здешние небось отродясь не видали.

Откуда тут взяться машинам? – сказал Джон-Грейди.

Ролинс кивнул, поднял стакан и посмотрел на свет.

Что это, кактусовый сок?

Может быть. Но все равно забирает, верно?

Немножко есть.

Главное, не давай больше пить мальцу.

Я пил виски, заявил Блевинс. И хоть бы хны.

Ролинс покачал головой:

Это только кому рассказать! Пьем кактусовый сок в какой-то мексиканской дыре. Как ты думаешь, что про нас говорят там, дома?

Думаю, про нас говорят так: были да сплыли, сказал Джон-Грейди.

Ролинс сидел, вытянув ноги перед собой и закинув левый сапог на правый. На колене у него лежала шляпа. Обведя взглядом незнакомый ландшафт, он согласно кивнул:

Это точно… Были да сплыли.

Они ослабили подпруги и напоили коней. Дали коням передохнуть и снова гуськом пустились в путь по убогой дороге, что вела на юг. Судя по следам и отпечаткам копыт, по ней проходили койоты, олени, коровы. Позже им снова попался какой-то поселок, но его они проехали не останавливаясь. Дорога, вся в рытвинах и ухабах, в низинах была сильно размыта. Там валялись останки коров и волов, павших в засуху, – кости в мешках из почерневшей, задубелой кожи.

Ну, как тебе эти места? – спросил Джон-Грейди.

Ролинс сплюнул, но ничего не сказал.

К вечеру они подъехали к маленькой усадьбе и остановились у забора. За домом виднелись еще кое-какие постройки, а также корраль, в котором было две лошади. Во дворе они увидели двух маленьких девочек в белых платьицах, которые посмотрели на всадников и убежали в дом, откуда появился мужчина.

Buenas tardes[22]22
  Добрый вечер (исп.).


[Закрыть], сказал мужчина.

Он вышел к воротам и жестами показал им, чтоб заезжали. Потом показал, где напоить лошадей.

Pásale[23]23
  Заходите (исп.).


[Закрыть], сказал он. Pásale.

Ужинали за сосновым столом при керосиновой лампе. Одна глиняная стена была увешана старыми календарями и фотографиями из журналов. На другой висело небольшое изображение Пресвятой Девы на металлической пластинке, а под ним, на маленькой полочке, стоял зеленый стаканчик со свечой. Американских гостей усадили в ряд на скамейку на одной стороне стола, а две маленькие девочки уселись напротив. Они не сводили глаз с незнакомцев. Женщина ела молча, глядя в тарелку, а ее муж шутил и усердно потчевал гостей. Ужин состоял из фасоли, тортилий и рагу из козлятины, которое хозяин накладывал черпаком из большого глиняного горшка. Кофе подавали в небольших эмалированных кружках. Хозяин пододвигал гостям миски с едой, красноречиво жестикулируя.

Deben comer[24]24
  Надо поесть (исп.).


[Закрыть], приговаривал он.

Его интересовало, что творится в Америке, граница с которой проходила по реке в тридцати милях от поселка. Мальчишкой он однажды оказался в Акунье и видел через реку Соединенные Штаты, хотя сам там никогда не бывал. Правда, туда ездили на заработки два его брата, а дядя жил в Ювэлди, штат Техас, хотя теперь, наверное, он уже помер…

Ролинс съел все, что было у него на тарелке, и поблагодарил хозяйку. Джон-Грейди перевел его слова на испанский, и женщина застенчиво покивала. Потом Ролинс стал показывать девочкам фокус – он отрывал себе большой палец, а затем снова приставлял его. Блевинс положил в тарелке ложку и вилку крест-накрест, вытер рот рукавом и блаженно откинулся назад, но у скамьи не было спинки, и какое-то время Блевинс неистово размахивал руками, чтобы удержаться, а потом полетел на пол, попутно наподдав ногами по столу снизу так, что задребезжала посуда и чуть было не перевернулась скамейка, где сидели и Ролинс с Джоном-Грейди. Девочки вскочили и захлопали в ладоши, что-то восторженно восклицая. Ролинс ухватился за стол, чтобы тоже не упасть, затем свирепо посмотрел на мальчишку на полу.

Черт меня побери… Извините, мэм.

Блевинс медленно поднимался с пола, и только хозяин предложил ему помощь.

¿Está bien?[25]25
  Все в порядке? (исп.)


[Закрыть]

С ним все отлично, дуракам все с гуся вода, проворчал Ролинс.

Женщина стала поправлять чашки и призвала девочек к порядку. Из соображений приличия она не могла позволить себе рассмеяться, но в ее глазах плясали веселые искорки, которые заметил даже Блевинс. Он кое-как перебрался через скамейку и снова уселся.

Ну, может, пора двигаться? – шепотом спросил он.

Мы еще не поели, отозвался Ролинс.

Мальчишка оглянулся и проворчал:

Я не могу больше здесь сидеть.

Он опустил голову и что-то хрипло пробормотал себе под нос.

Это еще почему? – спросил Ролинс.

Не люблю, когда надо мной смеются.

Ролинс перевел взгляд на девочек. Они снова сели за стол, и лица у них сделались серьезными.

Господи! Это же дети.

Все равно я не люблю, когда надо мной смеются.

Хозяин и хозяйка смотрели на гостей с легкой тревогой.

Если не хочешь, чтобы над тобой смеялись, не падай с лавки на задницу, заметил Ролинс.

Я дико извиняюсь, пробормотал Блевинс, снова перелез через скамейку, надел шляпу и вышел.

Хозяин встревоженно посмотрел ему вслед, наклонился к Джону-Грейди и шепотом осведомился, что случилось. Девочки замерли, уставясь в свои тарелки.

Думаешь, он уедет? – спросил Ролинс.

Сильно сомневаюсь, ответил Джон-Грейди, пожимая плечами.

Хозяева, похоже, ждали, что кто-то из них двоих встанет и выйдет за мальчишкой, но и Ролинс, и Джон-Грейди остались сидеть как сидели. Они допили кофе, и вскоре хозяйка стала убирать со стола.

Мальчишку Джон-Грейди обнаружил на улице. Тот сидел окаменев, словно погрузившись в самосозерцание.

Ты чего?

Ничего.

Пошли в дом.

Мне и тут хорошо.

Они предложили нам переночевать.

Валяйте ночуйте.

Джон-Грейди постоял, глядя на него, потом пожал плечами.

Как хочешь. Было бы предложено.

Блевинс промолчал, и Джон-Грейди ушел в дом.

Ночевали в задней комнате, где пахло сеном или соломой. Комната была маленькая, без окон и мебели, лишь на полу лежали два соломенных матраса и покрывала. Хозяин оставил им лампу, пожелал спокойной ночи и, пригнувшись, вышел в низкую дверь. Насчет Блевинса ничего не спросил.

Джон-Грейди поставил лампу на пол, они сели на матрасы и стали снимать сапоги.

Ну, умотался! – сказал Ролинс.

Понятное дело.

Старик говорил что-нибудь насчет работы в этих краях?

Сказал, что на той стороне Сьерра-дель-Кармен есть большие ранчо. До них отсюда километров триста.

А в милях?

Сто шестьдесят – сто семьдесят.

Он, часом, за бандитов нас не принял?

Не знаю. Но если и принял, то виду не подает.

Это точно.

Расписывал те места на все лады. Говорит, там есть озера, водопады, луга с высокой травой – аж до стремян. Не знаю, что там на самом деле… Но судя по тому, что мы пока видели, это все басни.

Может, ему хочется поскорее нас спровадить?

Может быть, кивнул Джон-Грейди. Он снял шляпу, лег на матрас и накрылся серапе[26]26
  Яркий плед (исп.).


[Закрыть].

А этот хмырь что задумал? Решил ночевать под открытым небом?

Похоже.

Может, с утра пораньше он уберется.

Может быть.

Джон-Грейди прикрыл глаза.

Смотри не выжги весь керосин, сказал он. А то лампа, прежде чем погаснуть, весь дом закоптит.

Сейчас, через минутку потушу.

Джон-Грейди лежал и прислушивался. Вокруг стояла тишина.

Ты что там делаешь? – спросил он Ролинса.

Ничего.

Джон-Грейди открыл глаза и посмотрел на Ролинса. Тот разложил на одеяле бумажник и мрачно смотрел на него.

Ну что, горюешь?

Ты посмотри, во что он превратил мои водительские права!

Здесь они тебе не понадобятся.

И мой пропуск в бильярдный клуб! Тоже прострелил, собака!

Спи.

Нет, ты только полюбуйся! Этот гаденыш продырявил и Бетти Уорд. Прямо между глаз!

А Бетти тут как очутилась? Вот уж не знал, что она тебе нравится.

Просто она подарила мне фотку. Когда еще в школе учились.

Утром они как следует позавтракали яичницей с фасолью и тортильями. Сидели за тем же столом, что и накануне, причем сходить посмотреть, где Блевинс, и пригласить его поесть никто даже не подумал. Хозяйка завернула им еды с собой в чистую тряпицу, они поблагодарили ее, пожали руку хозяину, а потом вышли во двор. Гнедого жеребца Блевинса в коррале не было.

Неужели нам так повезло? – воскликнул Ролинс.

Джон-Грейди с сомнением покачал головой.

Они заседлали коней, потом предложили хозяину деньги за ночлег и еду, но тот нахмурился и замахал на них руками. Тогда они еще раз обменялись с ним рукопожатиями, сели в седла и двинулись по той же разбитой дороге на юг. Какое-то время за ними бежала собака, потом остановилась и долго смотрела вслед.

Утро было прохладное, в воздухе пахло дымом. Едва поднялись на первый же холм, Ролинс с отвращением сплюнул.

Погляди вон туда, буркнул он.

Впереди на обочине они увидели большого гнедого коня и Блевинса, который сидел на нем.

Они замедлили шаг.

Что, по-твоему, с ним стряслось? – спросил Ролинс.

Ничего. Просто он еще сопляк.

Черт бы его побрал!

Когда они подъехали, Блевинс заулыбался. Он жевал табак и время от времени наклонялся и сплевывал, вытирая рот тыльной стороной запястья.

Чего скалишься? – спросил Ролинс.

Доброе утро, произнес Блевинс.

Откуда табачок? – поинтересовался Ролинс.

Хозяин дал.

Хозяин?

Да. Хозяин того дома…

Они молча объехали его с двух сторон и двинулись дальше. Блевинс трусил сзади.

А пожрать? Пожрать у вас ничего нет? – спросил он.

Вообще-то, вот. Узелок хозяйка в дорогу дала, сообщил Ролинс.

А что в нем?

Не смотрели еще.

Может, поглядим?

Разве сейчас уже время ланча?

Джо, скажи ему, чтобы дал мне чего-нибудь поесть, – обратился мальчишка к Джону-Грейди.

Во-первых, его зовут не Джо, сказал Ролинс. Но даже если бы он звался Ивлином, все равно не стал бы устраивать для тебя персональный ланч в семь утра.

Ну и хрен с вами, нахмурился Блевинс.

Они ехали и ехали. Настал полдень, но они продолжали путь. Вокруг были совершенно безлюдные места, и ничто вокруг не радовало глаз. Они ехали, окутанные безмолвием, которое нарушалось только стуком конских копыт и периодическими плевками Блевинса. Мальчишка по-прежнему тащился сзади и все жевал табак. Ролинс ехал, закинув ногу на луку седла и опершись о колено рукой, курил и смотрел по сторонам.

По-моему, там вон тополя.

По-моему, тоже, кивнул Джон-Грейди.

Они остановились под деревьями на краю маленькой сьенаги[27]27
  Болото или водоем (исп.).


[Закрыть]. Лошади бродили по мокрой траве и с чмоканьем всасывали воду. Кусок муслина, в который хозяйка завязала еду, они превратили в скатерть. Выбрав себе то тако[28]28
  Галета (исп.).


[Закрыть], то касадилью[29]29
  Пирог с сыром (исп.).


[Закрыть], то бискочо[30]30
  Печенье (исп.).


[Закрыть], они откидывались на локти и, поглядывая на коней, принимались молча жевать.

В добрые старые времена команчи устроили бы тут засаду, сказал Блевинс.

Надеюсь, у них хватило бы ума взять с собой шашки или карты. А то тут с тоски можно подохнуть. За год ни одной живой души, отозвался Ролинс.

В старину тут было гораздо больше путников, возразил Блевинс.

Что ты смыслишь в старине, хрен собачий! – сказал Ролинс, грустно озирая пустынные места.

Кто-нибудь еще будет есть? – спросил Джон-Грейди.

Куда там. Я сейчас лопну, сказал Ролинс.

Джон-Грейди завязал остатки еды в узелок, потом разделся донага, прошел, раздвигая траву, мимо коней, забрался в болотистую воду и сел. Вода доходила ему до пояса. Он развел руки в стороны и лег на спину, исчезнув под водой. Кони повернули головы, пытаясь понять, куда он делся. Вскоре он снова сел, вытирая глаза и откидывая назад мокрые волосы.

На ночлег устроились в балке неподалеку от дороги. Развели костер и, сидя на песке, долго смотрели на тлеющие угли.

Блевинс, ты ковбой? – спросил Ролинс.

Ковбои мне нравятся.

Они всем нравятся.

Ну, я не великий наездник. Но в седле держусь.

Правда? – усомнился Ролинс.

Вот он тоже умеет ездить, сказал Блевинс, кивая в сторону Джона-Грейди, сидевшего по другую сторону костра.

Почему ты так решил?

Потому что умеет, и все.

А что, если я скажу тебе, что он занимается этим недавно? Что он никогда не садился на лошадь, на которой не удержалась бы девчонка?

Тогда я отвечу, что ты мне мозги полощешь.

А если я скажу, что он лучший наездник, каких я только видел?

Блевинс молча сплюнул в костер.

Не веришь?

Почему не верю?.. Просто все зависит от того, кого ты видел.

Я, например, видел Рыжего Бугера.

Точно?

Точно.

По-твоему, он обскачет Бугера?

Да запросто!

Ну, это еще бабушка надвое сказала…

Тоже мне великий знаток, усмехнулся Ролинс. Рыжий Бугер давным-давно перешел в мир иной.