Текст книги "Терри Пратчетт. Дух фэнтези"
Автор книги: Крейг Кэйбелл
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
Глава третья
Как по волшебству
«Строго говоря, я гуманист. Я не верю в бородатого старика в небе, зато верю, что в мире существует порядок».
Терри Пратчетт
Если «Пинк Флойд» хотели увести слушателей на темную сторону луны, то Пратчетта интересовала темная сторона солнца. Правда, «Пинк Флойд» не пояснили, какая луна имеется в виду, но ведь и Пратчетт не сказал, что это за солнце.
Хотя Пратчетт был влюблен в жанр фэнтези, научную фантастику он тоже любил, и его второй роман, «Темная сторона солнца», ясно это показывает. Это совсем тоненькая книжка, как и все его ранние вещи (в это время Пратчетт работал на полную ставку), но при этом в «Темной стороне солнца» высмеивается не меньше штампов научной фантастики, чем клише жанра фэнтези в романах о Плоском мире[19]19
Пратчетт также нарисовал суперобложку для этого романа.
[Закрыть].
В шестидесятых Пратчетт читал всю фэнтези и научную фантастику, до которых мог добраться, и занимался журналистикой. Еще он был автором коротких фэнтези-рассказов, которые начал сочинять еще в школе и продолжил писать для колонки дядюшки Джима. В этой колонке впервые появились люди ковра, и в начале семидесятых вышел его первый роман. Талант Пратчетта развивался естественным путем.
Между выходом «Людей ковра» (1971) и «Темной стороны солнца» (1976) прошло пять лет, но нельзя забывать, что Пратчетт был профессиональным журналистом, обремененным семьей, и книги были для него всего лишь хобби. Они не приносили серьезных денег вплоть до выхода «Мора, ученика Смерти» в 1987 году, через двадцать лет после дядюшки Джима. Впрочем, денег Пратчетт и не ждал.
События семидесятых годов привели к появлению романов о Плоском мире. «Темная сторона солнца» помогла ему оставаться в форме, а в начале восьмидесятых Пратчетт бросил журналистику, и у него появилось время для второго научно-фантастического романа, «Страты». Действие этой книги, как и действие «Людей ковра», происходит в плоском мире. Но прежде чем перейти к эпохе после журналистики, давайте посмотрим на «Темную сторону солнца», потому что она позволяет поразмыслить над разницей между фэнтези и научной фантастикой и мнением Пратчетта на эту тему.
Очевидно, что эти два жанра имеют разные источники, разных авторов, разные штампы и разные ожидания читателей. Научно-фантастический роман родился во время Промышленной революции, когда викторианцы начали размышлять о перспективах науки, узнали об открытиях ученых, инженеров и астрономов. Это современный жанр, примерно как авиация – современная часть армии. Можно оглянуться назад и сказать, что средневековые ученые – те, что становились придворными врачами, побывав до этого травниками, друидами, волшебниками и некромантами – были осью, вокруг которой вращались не только научная фантастика и фэнтези, но и почти любая сказочная и фантастическая литература. Потому что если прибавить к ним немного рыцарей и немного романтики, получится почти классическое фэнтези, которому нужны еще драконы и приключения. Как говорил сам Пратчетт: «Добавьте в историю дракона, и все решат, что это фэнтези» («Стража! Стража!»). Это утверждение не лишено истины, но старинные жанры готического романа, макабрической и «темной» литературы, которые теперь стали поджанрами хоррора, – это скорее фэнтези, чем научная фантастика.
Пратчетт полагает, что научная фантастика – это поджанр фэнтези, но я с ним не согласен. Да, случается, что один разделяется на два, но это будут два отдельных жанра, а не жанр и его поджанр. В девятнадцатом и двадцатом веках оба эти жанра активно развивались в литературе, а потом в кинематографе. Конечно, некоторые голливудские режиссеры интерпретируют жанры по-своему или вовсе придумывают свои, поэтому в киноиндустрии жанры выделить сложнее. Идеальный пример – это работы Г. Ф. Лавкрафта. В 1931 году он написал новеллу «Хребты безумия». Она рассказывает об экспедиции в Антарктиду, в районы, частично исследованные Шеклтоном, Амундсеном и Скоттом. Экспедиция обнаруживает древний город, похороненный во льдах. Ученых поражает его письменность и архитектура, но по мере того, как они продолжают исследования, напряжение и ужас становятся все ощутимее.
«Теперь, когда мы с Денфортом воочию увидели блестящую, маслянистую черную слизь, плотно обволакивающую обезглавленные тела, когда в полную силу вдохнули этот ни на что не похожий мерзкий запах, источник которого мог себе представить только человек с больным воображением, – исходил он от слизи, которая не только осела на телах, но и поблескивала точечным орнаментом на грубо и вульгарно переиначенных картушах, – лишь теперь мы всем своим существом прочувствовали, что такое поистине космический страх. Мы уже не боялись тех, четверых, которые сгинули неведомо где и вряд ли представляли теперь опасность. Бедняги!»[21]21
Цит. по пер. В. Бернацкой.
[Закрыть]Говард Лавкрафт, «Хребты безумия»
Эта цитата могла бы описывать один из фильмов про Чужого. Любой читатель знает, что в темноте героев ожидает нечто зловещее, что невыразимо ужасное создание нападет на ученых и им придется пробиваться обратно к цивилизации. «Чужой» как он есть.
«Хребты безумия» не сразу добились популярности, но сильно повлияли на жанр научной фантастики. Судя по всему, именно с этого момента ее стали сочетать с хоррором. Очевидно, что на все творчество Лавкрафта оказал сильное влияние первый настоящий автор ужасов, Эдгар Аллан По, но какими научно-фантастическими фильмами мы обязаны уже Лавкрафту? Стоит назвать «Нечто из иного мира» (1951) и ремейк Джона Карпентера «Нечто», снятый в 1982 году. Важнейшая сюжетная схема этой истории – постепенное убийство главных героев. Сначала их было тринадцать, потом осталось двенадцать, одиннадцать, десять, девять, восемь… следы этого мы потом увидели во франшизе «Чужой». Но на этом все не заканчивается. Лавкрафт первым придумал описывать ужасы, происходящие в далеких и опасных местах.
Традицию подхватил научно-фантастический фильм «Чудовище с глубины 20 000 саженей» (1953), действие которого происходит в Арктике, потом последовала «Тварь из черной лагуны» (1954) и Амазонка, и наконец, Гималаи и «Снежный человек» (1957). Влияние этих фильмов, очень важных для фантастического жанра, показывает, сколько всего научная фантастика позаимствовала у хоррора, то есть у Говарда Лавкрафта и По. Посмотрим, например, на «Эксперимент Куотермасса» (1953).
Писатели-классики любого жанра тоже меняют киноиндустрию. Научная фантастика многим обязана Герберту Уэллсу, хоррор – Брэму Стокеру, а фэнтези – Фрэнку Бауму («Волшебник страны Оз» очень помог развитию фэнтези в кино). Но, как сказал Терри Нейшн (создатель далеков), «Когда я ходил в кино на научную фантастику, ее обычно маркировали как фильм ужасов». Оригинальная версия «Войны миров» родом из пятидесятых хорошо показывает это смешение жанров.
Мы понимаем связь этих трех основных жанров и их корни, но понимал ли Пратчетт? Нет. Он не любил жанровых ограничений, потому что они мешали полету его воображения. Например, в самом начале «Темной стороны солнца» главный герой выходит в море ловить дагонов.
Вводя в свой роман дагонов, Пратчетт отдает дань уважения Лавкрафту, одному из величайших мастеров хоррора. У него есть короткий рассказ «Дагон», к которому Пратчетт дает отсылку в начале своего научно-фантастического романа. Так что здесь мы наблюдаем сочетание – необязательно смешение – жанров, потому что фантазию нельзя ограничивать. Но все-таки и забывать о понятии жанра не стоит.
Значит, «Темная сторона солнца» – это, с точки зрения Пратчетта, научная фантастика? Да, конечно. По тексту видно, что он считал научную фантастику поджанром фэнтези, так же как и литературу ужасов. Не забывайте, что для Пратчетта «Доктор Кто» тоже был научной фантастикой. И способность Пратчетта сочетать черты научной фантастики, фэнтези и хоррора, независимо от того, что происходило в истории кинематографа, – несомненна и безупречна.
Роберт Хайнлайн – величайший автор научной фантастики. Его «Чужак в чужой стране» – один из наиболее значительных романов жанра. Он настолько опередил свое время, что в начале шестидесятых его не смогли оценить по достоинству. Вышеприведенная цитата взята из раннего его романа, где есть драконы (и не очень прилично быть кокни). Это доказывает, что большая часть авторов стремится сочетать разные жанры, но, как я уже говорил, сильнее всего на книгу или фильм влияет главный, основной жанр – научная фантастика, хоррор или фэнтези. «Между планетами» – это именно то, что написано на обложке. Это научная фантастика. Несмотря на элементы других жанров, «Темная сторона солнца» – это тоже научная фантастика, как ее понимал Пратчетт.
«Когда из морских глубин поднимались гигантские двустворчатые раковины, ловцы дагонов, получившие лицензию от Правления, сотнями выходили в море, чтобы при свете полной луны добывать огромные жемчужины переливчатого пилака»[24]24
Здесь и далее роман цит. по пер. А. Комаринец.
[Закрыть].«Темная сторона солнца»
Дочитав «Темную сторону солнца» до середины, убежденный любитель фантастики будет несколько удивлен. До этого момента в тексте нет ничего научного, это чистая фэнтези. Лучшие авторы жанра – Хайнлайн, Азимов, Кларк, Герберт – всегда включали в свои произведения науку и часто – серьезные политические проблемы (посмотрите на «Основание», «Дюну», «Время для звезд» и даже «Войну миров»). А вот научная фантастика в исполнении Пратчетта больше похожа на фэнтези. Посмотрите, например, на этот пассаж: «…Потом Дом увидел, как сквозь стену кабины пилота, точно через заросли папоротника, продрался охотник верхом на черном скакуне… С мгновение он глядел на Дома, который заметил, как блеснули двумя маяками его глаза, как он, словно защищаясь, поднял руку. Потом всадник и конь исчезли».
Пратчетт говорит о космических путешествиях и невероятных вещах так же абстрактно, как Дуглас Адамс в «Автостопом по галактике», но Адамс хотя бы задается вопросами жизни, вселенной и всего вообще и проводит немыслимые вычисления, наконец находя ответ на этот вопрос (сорок два). Возможно, напряженные отношения Пратчетта с математикой помешали ему вводить в текст кропотливые впечатления и сумасшедшие цифры, больше похожие на телефонные номера и объясняющие, сколько лет будет вашему брату-близнецу, когда вам исполнится пятьдесят, если он будет путешествовать со скоростью света (см. «Время для звезд» Хайнлайна). Может, это и правда так, потому что Азимов, Хайнлайн и Кларк любили разные вычисления.
Что Пратчетт умеет хорошо – так это играть словами и рассматривать тайны вселенной с необычной точки зрения. Он видит абсурдные моменты, существующие в нашей жизни, и не забывает о них поговорить. Вот, например, момент из «Темной стороны солнца», где обсуждаются скачки:
«Возьмем существующее на Земле животное под названием лошадь. Давным-давно было установлено, что, если некоторое число этих животных пустить бежать наперегонки на определенную дистанцию, одна неизменно оказывается быстрее другой, и на этом основании было…»
Азартные игры!
Пратчетт не верит в Бога, но верит в порядок во Вселенной. Его интригует абсурдность жизни и появление человечества – он гуманист – но, как он признает, с возрастом он несколько утратил иллюзии насчет людей и их снисходительности к другим созданиям. Это видно и в «Темной стороне солнца», и в романах о Плоском мире, и в «Джонни и мертвецах», и в «Народе».
«Все трое уставились в экран. На максимальном разрешении на нем возник узкий конус, обманчиво медленно кувыркающийся в пространстве, пускающий солнечные зайчики, когда на его отполированную поверхность попадали лучи звезд».
«Темная сторона солнца»
Эта сцена могла бы появиться в любом из эпизодов «Звездного пути», еще одного научно-фантастического хита шестидесятых, знакомого Пратчетту. Это одновременно и пародия, и дань жанру. И Пратчетт снова и снова повторял этот прием в романах о Плоском мире, в большей или меньшей степени.
Лично мне кажется, что Пратчетт выразил свое отношение к Богу (или к его отсутствию), Вселенной и роли человечества в этом мире в одной цитате из «Темной стороны солнца»:
«Понимание – первый шаг к контролю. Теперь мы понимаем вероятность.
Умей мы ее контролировать, каждый человек был бы волшебником. Давайте надеяться, что такого не случится. Ибо наша вселенная – хрупкое здание, состоящее из атомов, скрепленных слабым раствором причины и следствия. Даже одного волшебника в нем было бы слишком много».
Чарльз Подлунный. «Плачь, о Континуум» «Темная сторона солнца»
В конце «Темной стороны солнца» Пратчетт говорит о вездесущности Бога и способности человека найти Его. Он пишет, что если бы «Начальник Вселенной» действительно существовал, это погрузило бы землю в хаос, потому что «Господь перестал бы быть пищей утешительной веры, а превратился бы в жизненную реальность». Пратчетт идет дальше и объясняет, что «люди, появись у них комплекс неполноценности, погибнут. Нельзя жить со знанием того, что где-то рядом есть такая мощь». В этом есть смысл. Человечество, стремясь к знаниям и могуществу, уничтожит само себя, потому что, если Бог будет обнаружен, все религии на планете начнут конфликтовать друг с другом (старое доброе столкновение интересов, но кто же окажется наверху?).
В «Темной стороне солнца» очень много роботов разных классов. Встретив в тексте металлических насекомых, нельзя не вспомнить роман «Мечтают ли андроиды об электроовцах?». Вопрос о вере, затронутый Пратчеттом в первом научно-фантастическом романе, напоминает о паранойе, желаниях и самоанализе, описанных в романе Филипа Дика. Я ни в коем случае не предполагаю, что Пратчетт копирует чей-то стиль, просто это показывает его способность задуматься о высшем существе и последствиях столкновения с Ним. То же самое проделал Артур Кларк в своем романе «Конец детства», где возникает раса пришельцев, похожих на дьявола.
«Все так, в точности. Кожистые крылья, короткие рожки, хвост с острым концом, будто наконечник стрелы, – все на месте. Ожило, вышло из неведомого прошлого самое страшное предание. Но вот оно улыбается, полное величия, в солнечных лучах сверкает огромное тело, будто выточенное из черного дерева, и к плечам его доверчиво прильнули два человеческих детеныша»[26]26
Цит. по пер. Норы Галь.
[Закрыть].Артур Кларк, «Конец детства»
В «Темной стороне солнца» немало симпатичных отрывков, но все же этот роман слишком близок к жанру фэнтези, чтобы стать великим научно-фантастическим произведением. Зато – и это важно – этот роман стал своеобразным упражнением в жанре, к которому не принадлежат романы о Плоском мире. Пратчетту неуютно в рамках научно-фантастического романа, и он понял это именно при написании этой книги. В ней есть некоторые элементы, напоминающие о Плоском мире, например, впервые появляется Страшдество, фэнтези рвется из этого романа наружу, но Пратчетту понадобилось написать еще одну книгу, чтобы понять, что научная фантастика – не его жанр. Это произошло еще через пять лет, когда вышла «Страта» (1981).
«Страта» – очень интересная книга для любого, кто анализирует жизнь и творчество Пратчетта. Во-первых, Плоский мир виден в ней куда четче, чем в «Людях ковра», а во-вторых, в ней можно найти немного информации о том, чем занимался Пратчетт в это время.
В 1980 году Пратчетт бросил журналистику и перешел на работу в Центральный совет по выработке электроэнергии. Он стал пресс-атташе трех (или четырех, если верить словам его друга Сэма Фарра) атомных электростанций. Он открыто говорил, что написал бы об этом книгу, если бы мог рассчитывать, что ему кто-то поверит. Например, ходили слухи о человеке, которого он называл Фредом. Якобы этот Фред однажды спустил ядерные отходы в унитаз, и это вызвало множество проблем. Потом нашелся достаточно храбрый – или достаточно опытный – человек, который рискнул очистить канализационный резервуар на АЭС. Если это правда (что подтвердило бы страхи Пратчетта – в такое мало кто может поверить), то эта история наделала бы много шума и вызвала бы к жизни обсуждение безопасности атомных электростанций. Пратчетт работал там восемь лет (до 1987-го), а потом вдруг осознал, что романы о Плоском мире приносят ему больше денег, чем работа пресс-атташе.
В одном интервью («Книжный мир» в «Вашингтон пост») Пратчетт описывает свою работу в Центральном совете по выработке электроэнергии: «Не забывайте, что я не ядерный физик. Я был пресс-атташе множества электростанций, но людей волнуют только три атомные. Я многого боюсь куда больше, чем атомной энергии, по крайней мере, пока она в руках европейских демократов. Однажды меня обвинял во всех грехах человек, который жил примерно в тридцати милях от электростанции и страшно ее боялся. Но при этом совсем рядом стоял завод, где производились шины. Интересно, смог бы он мирно спать в своей постели, зная, какие химикаты они используют? Дальше обычно начинаются разговоры о глобальном потеплении, но это же очень просто. Либо мы в самом деле Homo sapiens, то есть люди разумные, и тогда мы можем думать, обсуждать и искать решение проблемы, либо мы просто Pan narrans, говорящие шимпанзе. Пора нам уже использовать свои огромные мозги».
Не забывая обо всем этом, давайте посмотрим на второй – и последний – научно-фантастический роман Пратчетта. «Страта» была напечатана в июне 1981 года тиражом 3001 экземпляр. 2000 экземпляров выпустило в США издательство «Сент Мартинс Пресс», а 1001 – издательство Колина Смайта в Великобритании. 850 экземпляров были проданы Союзу читателей, так что многого от книги не ждали.
«Страта» начинается с того, что компания ловит мужчину и женщину, которые поместили в неправильный слой плезиозавра с плакатиком «Народы мира против ядерного оружия». Очевидно, новая работа все же давала Пратчетту материал. Но «Страта» – это довольно важный роман. Это книга-открытие – для Пратчетта. Мы как будто можем подглядеть, когда был изобретен Плоский мир.
Прежде всего, на «Страту» заметно повлияла научная фантастика в бумажных обложках, которая издавалась «Нью Инглиш Лайбрари» в семидесятых и начале восьмидесятых. Поначалу в тексте видны следы Хайнлайна, Ван Вогта и Кларка (и не только), но потом он резко меняется. Плоский мир, окруженный мировым водопадом, который спадает вниз с краев диска, бар под названием «Пробитый барабан», магическая сумка, заставляющая вспомнить о Сундуке (он появится уже в следующем романе), – совпадений очень много, но потом все вдруг встает на свои места. Появляется герой по имени Сфандор, который разговаривает большими буквами, прямо как Смерть в романах о Плоском мире. И вместе с ним – неожиданно – появляются шутки, ирония, попытки заставить героев рисковать жизнью.
«Страту» почти не заметили, и это очень стыдно. Если The Man Who Sold the World и Born to Run задали вектор развития Боуи и Спрингстина, то «Страта» изменила будущее Терри Пратчетта и всего жанра фэнтези. Это научно-фантастический роман, который в середине неожиданно меняет жанр – довольно интересная концепция.
Я всегда считал, что ругательства в книгах Терри Пратчетта неуместны, потому что они плохо выглядят рядом с его мягким юмором. Но в «Страте» они встречаются, вместе с выражением почтения великому комику и иконоборцу Спайку Миллигану. Когда один из персонажей говорит: «Мы будем вести себя крайне осторожно!», Кин Арад (главная героиня) отвечает: «Мне нравится это твое „мы“». Это отсылка к первой же странице военной биографии Спайка («Адольф Гитлер: моя роль в его свержении»). Премьер-министр выступает по радио и говорит: «С одиннадцати утра мы находимся в состоянии войны с Германией», и Спайк отвечает: «Мне нравится это „мы“».
Можно даже сказать, что Пратчетт раздвигает границы жанра фэнтези так же, как Миллиган раздвигает границы жанра комедийного, используя при этом только воображение. Они (Миллиган и Пратчетт) никого не слушают, а просто работают и находят свою аудиторию.
«Мы заиграли „Парня из шотландских гор“, и все зрители немедленно завопили и заскакали. Так начинаются битвы».
Спайк Миллиган, «Адольф Гитлер: моя роль в его свержении»
Своей изобретательностью Пратчетт походит на Миллигана. Вспомним, например, Нак Мак Фиглей («Маленький свободный народец») из романов о Тиффани Болит. Кстати, сам Пратчетт считает эти книги лучшими из серии о Плоском мире.
Великие художники не всегда добиваются своего, но если уж добиваются, то в этом есть какая-то магия. Если вернуться к сравнению с роком, то же самое можно сказать и о Дэвиде Боуи. Когда он в форме, рождаются такие шедевры, как Ashes to Ashes и Heroes, но если что-то идет не так, на свет появляются глупости вроде The Laughing Gnome и Beat of the Drum. Но нужно уметь сносить превратности судьбы. То же можно сказать об Алексе «Урагане» Хиггинсе, гении снукера: он мог нанести невозможный удар и полностью облажаться в следующую секунду.
Были ли у Терри Пратчетта плохие книги? Необязательно. Но, как и большинство писателей, иногда он недотягивал до своего привычного уровня по какой-либо причине. Лично мне не очень нравится «Темная сторона солнца», но она была важна для Пратчетта и помогла ему расстаться с научной фантастикой. Я не фанат и «Людей ковра», особенно новой версии (подробнее об этом позже), а Ночные стражники вообще не относятся к числу моих любимых героев (хотя их многие любят), но если учесть, сколько всего книг написал Пратчетт, понятно, что разным людям будет нравиться разное. Фанаты редко появляются у автора в самом начале его карьеры, и чаще всего любимой становится та книга, с которой начинаешь знакомиться с чьим-то творчеством. Фанаты Пратчетта могут любить самые разные книги: «Джонни и бомбу», «Маленького свободного народца», «Удивительного Мориса и его ученых грызунов» – и совершенно не ценить «Цвет волшебства», «Мора» или «Эрика» (об этом тоже позже).
Мне кажется, что после «Страты» Пратчетт уже понял, что действие его следующего романа будет происходить в Плоском мире, хоть он и не знал, что это будет за роман. Доказательством этому может послужить хронология. Первый свой роман он выпустил в 1971 году, следующий – в 1976 году, третий – в 1981-м, а четвертый – уже в 1983-м. Перерыв между третьей и четвертой книгами очень мал. К тому же в «Страте» уже появляется некий плоский мир, пусть и не тот, что знаем мы, но путь развития уже ясен. Задним умом все крепки. Если прочитать «Страту» после романов о Плоском мире, можно сделать много интересных открытий.
И последнее о «Страте» и ее плоском мире. Этот мир – машина, и, как все мощные машины, она опасна. «Тут все выглядит как последствия взрыва на мощной силовой станции», – замечает один из героев, глядя на диск. Потом возникает вопрос, можно ли починить диск, но надежда оказывается напрасной, поскольку строители диска давно умерли. А потом появляется одна из самых важных строк: «Мемы? Ну, это может быть что угодно. Идеи, концепты, технологии, типичные подходы к проблемам разного сорта и все такое. Короче, это „ментальные гены“. Проблема в том, что все мемы, которые развиваются или могут развиться на диске, действуют на своих носителей деструктивно». Мы видим огромную машину, контролирующую целый мир. Лично я не могу не вспомнить, что в это время Пратчетт работал на атомных электростанциях. Чернобыль и землетрясение в Японии были еще впереди, но Пратчетт явно видел и слышал на работе много такого, что ему не нравилось. Тем не менее он задержался на ней еще на несколько лет.
Написание книг внезапно стало для него своеобразной терапией. После «Страты» – или даже во время ее написания – был создан Плоский мир. Следующей книгой стал «Цвет волшебства».
«Впервые Смотрящий на Луну увидел Новый Камень в слабом свете нарождающегося дня, когда повел свою стаю на утренний водопой… Это была прямоугольная глыба раза в три выше Смотрящего… ее не так-то просто было и увидеть, если бы восходящее солнце не отражалось в ее гранях»[27]27
Цит. по пер. Я. Берлина и Н. Галь.
[Закрыть].Артур Кларк, «Космическая одиссея 2001 года»
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
