Текст книги "Дерзкая"

Глава 6

Несмотря на смертельную схватку, Джейми слышал ее приближение – тут и мертвый бы услышал. Она, очевидно, привела в чувство священника, и теперь он мог стоять самостоятельно, хотя тряс головой и все еще покачивался.

– Осторожно, святой отец, там река, – тихо предупредил Джейми.

При виде монет большинство головорезов бросились, как стая птиц, их собирать, и хаос накрыл улицу. Крики и вопли, палки и кулаки, ножи и кинжалы – все шло в ход на булыжной мостовой.

Не расслабляясь и не теряя бдительности, когда протискивался сквозь эту свалку, Джейми моментально почувствовал, что за ним идут, и спросил не оборачиваясь:

– Что тебя так задержало?

Тот, к кому он обращался, прежде чем ответить, успел поразить одного из головорезов, заставив взвыть от боли и отступить.

– Мои извинения, Джейми. Мне потребовалось время сообразить, что мужчина, которого я увидел входящим в таверну полчаса назад, это ты, учитывая, что о выпивке мы не договаривались. Кроме того, никогда прежде ты не таскал за собой женщин.

– Она настояла.

Его напарник стремительно повернулся и, взмахнув мечом, отразил еще одно нападение.

– И что мы вообще здесь делаем? Я был уверен, что у нас что-то запланировано на этот вечер.

– Это и есть то самое дело, – ответил Джейми и, развернувшись, взмахнул мечом. Головорез, собиравшийся напасть на него со спины, отлетел, наткнулся на нескольких других и вместе с ними врезался в еще одну группу, и там вспыхнула очередная стычка.

– Сегодня вечером множество отвратительных, мерзких типов интересовались тобой, – тихо сообщил напарник, пока они пробирались через толпу, держась спиной друг к другу. – Гораздо больше, чем обычно. Для этого есть причина?

– Да. Они спрашивали, где тебя можно найти, но я не сказал. Ты видишь священника, Рай? – спросил Джейми, отшвырнув кого-то с дороги.

– Последний раз, когда я его видел, он стоял позади тебя у лодки.

Они прокладывали себе путь сквозь толпу. Здания на северной стороне ограничивали поле битвы и гарантировали, что ее накал спадет не скоро.

– Где же он? – Джейми обвел взглядом улицу.

А-а, вон там, с Евой, на другом конце квартала. Она стояла в развевающейся от порывов ветра накидке, прижав рукой к виску волосы, струившиеся темными длинными лентами, и окидывала взглядом море дерущихся, пока не увидела его.

Кивнув, она слегка приподняла брови в немом вопросе: «Ваши руки-ноги все еще на месте?»

Он кивнул в ответ, и она улыбнулась, как ему показалось с такого далекого расстояния, удивительно тепло, слегка помахала рукой и сказала одними губами что-то похожее на «Bon nuit» – «Спокойной ночи».

А затем скрылась за углом, уводя с собой благословенного, проклятого священника.

Глава 7

– У тебя есть деньги? – спросил отец Питер, когда они едва не бежали по городской улице к воротам города, так что коричневое облачение священника закручивалось вокруг его лодыжек.

– Немного. – Ева передвинула руку, чтобы надежнее поддерживать его на скользких булыжниках.

– Достаточно, чтобы пройти через ворота?

– Будем надеяться.

– Не хвастайся этим.

– Вам не следует знать, как подкупать стражников на воротах, – проворчала Ева. – Вы служитель Господа.

– Если бы я был истинным служителем, то тебя не было бы в живых.

– Они не разбили вам голову? – окинув его взглядом, спросила Ева с беспокойством.

– Пытались.

– Я наверняка напрасно так беспокоюсь – она ведь ужасно ценная, – похлопав его по руке, пошутила Ева.

– Не такая ценная, как твоя. Зачем ты в Англии? Мне не нравится, что ты здесь.

– В этом отношении, святой отец, наши мнения совпадают. Пребывание в этой холодной, сырой стране совсем не доставляет мне удовольствие. Я люблю вино, а не эль.

– Ева, тебе не следует пить эту гадость, – проворчал отец Питер с такой заботой, что у нее глаза наверняка наполнились бы слезами, если бы она не поклялась себе, что никогда больше не заплачет. Но удивительно, как со старым другом могут возвращаться прежние чувства.

– Итак, Ева, отвечай мне: зачем приехала в Англию?

– Я думаю, это совершенно ясно, если мы крадемся по улице словно преступники: за вами приехала.

– Я оставил записку, в которой велел вам бежать – тебе и Роджеру.

При свете луны, отражавшемся от мокрых булыжников и жидкой грязи, отец Питер выглядел бледным, но она, проглотив тревогу как лекарство, беспечно возразила:

– Но в ней не говорилось прямо, чтобы я бежала.

– В ней было сказано: «Отправляйтесь на юг». Это всегда означает «бегите».

– Я отлично знаю, что значит «бежать».

– Тем не менее настаиваешь на своем. Ева, записка была короткой, всего три строчки.

– Я прекрасно помню, какой она была: «Они пригласили меня, и на этот раз я должен ехать. Возьми Роджера, и отправляйтесь на юг, к источнику. Не задерживайся».

Он посмотрел на нее, пораженный тем, что она так точно процитировала его записку, или, возможно, раздосадованный, – в темноте трудно было определить.

– И при этом ты отправилась, наоборот, на север, – сказал он резко.

– Но не задерживаясь. Во всяком случае, хотя бы это должно быть приятно. – Она потянула отца Питера за руку, чтобы они немного передохнули. – Я привезла новости, святой отец. Французский король Филипп ведет переговоры с мятежными баронами и уже планирует короткий визит, вместе со своей армией. У этих мятежников такой же интерес к этой их Великой хартии вольностей[5]5
    Великая хартия вольностей – грамота, подписанная в 1215 г. английским королем Иоанном Безземельным. Ограничивала права короля, предоставляла некоторые привилегии рыцарству, верхушке свободного крестьянства, городам. – Примеч. ред.


[Закрыть], как у меня к стрижке овец. То, что вас пригласили помочь в их переговорах и в составлении хартии, не что иное, как уловка.

– Значит, вот для чего ты здесь? Сказать мне, что существуют политики, заинтересованные в состоянии дел в королевстве?

– Сказать, что вас пригласили сюда под выдуманным предлогом.

Он смотрел на нее, и в его взгляде появлялось подозрение.

– И ради этого братья послали тебя сюда, в Англию?

– Я сама приехала, – немного поколебавшись, призналась она и, подняв руку, остановила его возмущение. – Святой отец, это хорошие ваши и мои друзья – служители Господа. Все люди, которые помогали нам скрываться все эти годы, те, кто преодолеет подводные рифы и морские штормы, чтобы помочь вам, – а таких людей много, священники и монахи. В таком деле они беспомощны. Они заботятся о пастве и записывают то, что делают другие люди, но это? – Ева махнула рукой в сторону темной городской улицы. – В этом они не столь умелы, тогда как я очень хороша… хотя не так, конечно, как вы.

Отец Питер еще сильнее нахмурился, а она взяла его под руку, и они двинулись дальше, осторожно переступая через канавы, полные дождевой воды, в которой плавала всякая нечисть.

– Отец, если, приехав в Англию, я совершила ошибку, то только вслед за вами. Многие годы мы без всяких сомнений оставались вдали от Англии, а теперь, накануне гражданской войны, вы поехали сюда. Почему?

– Я должен кое-что сделать. – Священник смотрел прямо перед собой – возможно, чтобы не встречаться с ней взглядом.

– По-моему, это безумие. Вас били по голове, а это совсем вам не на пользу.

– Несомненно. Но, несмотря на это, у меня здесь есть дело, которое к тебе, Ева, не имеет никакого отношения. – Его коричневая накидка раздувалась как парус, когда они заворачивали за очередной угол.

– Оно как-то связано с теми мужчинами, которые похитили вас, как цыпленка? – спросила она бесцеремонно. – Вы были без сознания и, возможно, не все помните, но я-то помню, так как, охваченная ужасом, наблюдала, как они волокут вас по улице.

– Ева, ты должна уехать из Англии, – совершенно спокойно повторил священник.

– Именно для этого я здесь. Мы уедем из Англии вместе и захватим все ваши замечательные рисунки, которые так сильно пугают власть имущих.

– Нет, Ева. Именно ты. Они снова перешептываются.

– Мало ли о чем люди шепчутся, – возразила она беззаботно, но внутри почувствовала холод: шепотом сообщают только одно – секреты.

– Они вспомнили.

– Кто? – Страх ледяной волной прокатился у нее по спине.

– Все, Ева. Все до одного.

От страха онемели ноги.

– Роджера?

– Нет, Ева. – Отец Питер посмотрел на нее, и она поняла: ее доблестный защитник на протяжении всех этих лет больше не мог быть таковым. – Я думаю, они вспомнили тебя.

Глава 8

Для того чтобы их пропустили через ворота, Еве пришлось выложить немалую сумму. Вымощенная булыжником дорога впереди была забита путниками и животными, замусорена шелухой лука, потерянными перчатками, кучами навоза. Над всем этим возвышалась заостренная крыша ворот, представлявших собой двенадцатифутовое сооружение из толстых, окованных железом дубовых досок. В этих огромных воротах была прорезана совсем маленькая арочная дверь, нижний край которой располагался на высоте колена от земли, а проем был таким узким, что через него мог протиснуться только один человек. Неудобство не было случайным: в такую дверь невозможно пройти в доспехах или с оружием, что обеспечивало безопасность города. И после большого пожара это были единственные ворота, через которые можно было войти или выйти.

Привратники, положив в карманы по пригоршне монет, которые Ева сунула им, сделались чрезвычайно доброжелательными. Она быстро помогла отцу Питеру протиснуться в дверцу, а затем, схватившись пальцами за края узкого дверного проема, приподнялась и, перенеся через порог одну ногу, сообщила:

– Сюда придет мужчина – темноволосый, темноглазый, во всем темном – и будет очень спешить. Так вот: его вместе со спутником нужно задержать. Их ищут, и королевская стража уже идет за ними по пятам.

Караульные обратили взгляды на вершину холма, но там никого не было, если не считать одинокой кошки – маленькой темной фигурки с тонким хвостом, покачивающимся, как знамя.

– Он обязательно появится, – уверила их Ева. – И денег у него много.

Привратники ухмыльнулись, а она даже посочувствовала Джейми, потому что ему придется задержаться, пусть и ненадолго.

Но сейчас ей нужно беспокоиться не об этом: гораздо важнее вывезти из Англии дорогих ей людей, пока их не обнаружили.

Лунный свет, падавший сквозь весеннюю листву, создавал вокруг отца Питера и его коричневых одежд яркую серебристую ауру. Все это было очень красиво, но у человека, который ждал, подвергаясь огромной опасности, вызывало раздражение.

– Ева, – окликнул ее тихий голос из-за деревьев, и отец Питер стремительно обернулся на звук.

Роджер, ее подопечный и преданный напарник на протяжении последних десяти лет, сейчас предоставленный самому себе, вышел из-за деревьев, тонкий и высокий, как молодое деревце.

Повернувшись к Еве, отец Питер посмотрел на нее с укоризной и печально сказал:

– Ты привезла Роджера.

– Я предприняла героическую попытку не брать его с собой, но он не хотел и слушать.

– Мне знакомы чувства. – Взгляд отца Питера стал еще мрачнее.

– Пф-ф, все эти ваши двусмысленные и трехсмысленные высказывания, отец, не доходят до такой, как я: тупой, словно ржавый топор. Со мной вы должны говорить просто и ясно, иначе вас ждет смерть от разочарования.

Несмотря на мрачность ночи и ситуации, отец Питер рассмеялся: именно так Ева выходила из неприятных ситуаций – заставляла смеяться, но сейчас смех вызвал у него кашель, а тяжело стало дышать ей, как будто это она поперхнулась. Так случается, когда сердце сжимается от сильной тревоги.

– Мы с тобой вагон и маленькая тележка неприятностей, – сказал отец Питер, откашлявшись.

– Вы так проницательны с этими своими наблюдениями. В следующий раз я оставлю вас в стороне.

Он выглядел печальным, и это настораживало, потому что отец Питер всегда с оптимизмом смотрел в будущее.

– Все, что ты должна была сделать, это позволить мне оставить тебя в стороне.

Затем воцарилась полная тишина, и никто не произнес ни слова. Ева взяла святого отца под локоть и по валежнику повела туда, где их ждал Роджер с лошадьми.

Роджер с улыбкой пожал священнику руку, они обнялись коротко, но тепло, и, обращаясь к Еве, он тихо сказал:

– Я думал, ты никогда не придешь.

Мальчик помог отцу Питеру сесть на лошадь. Ева убрала завиток светлых волос со лба Роджера, упрекнув, сохраняя легкий тон, которым всегда с ним говорила, даже когда они блуждали в темноте по лесам:

– И, конечно, был страшно рад, любитель приключений!

Гог сел позади отца Питера, и Ева шутливо хлопнула подопечного по колену.

– К счастью, я вернулась, и теперь ты будешь в безопасности.

– Ева, – возразил Роджер, – опасность угрожает мне как раз тогда, когда я с тобой.

– Она просто великолепна, – пробормотала Ева, забравшись на другую лошадь.

Они не часто имели возможность ездить верхом: лошади были роскошью, а их жизнь шла другим путем. Когда-то Роджер украл для нее кусочек душистого мыла с ярмарочного прилавка, а сейчас это было прекрасное, фыркающее, мощное, невероятное животное, которое, несомненно, стоило гораздо больших денег, чем те, что она ему оставила.

– Ты ее украл?

– Что случилось? – спросил Роджер, проигнорировав ее вопрос и глядя на священника, будто обращался к нему.

– Немного задержались. – Она опустилась ниже в седле и пустила лошадь легкой рысцой.

– То, что вы устроили, теперь называется «задержались»?

– Почему ты мне это говоришь? – рассердилась Ева. – У меня не было выхода.

– Я так и знал, – буркнул Роджер. – Туда.

Покачав головой, он направил лошадь с главной дороги на лесную тропу, и Ева последовала за ним, чувствуя себя гораздо спокойнее оттого, что злобный взгляд Джейми не вонзится ей в спину, если даже ему каким-то образом удалось пробраться через ворота.

– Они накачали отца Питера каким-то мерзким снадобьем и потащили в лодку.

– А ты? – нетерпеливо спросил Роджер в ожидании увлекательного рассказа.

– Понятно, я им помешала.

– Как? – Гог хорошо знал ее способы, как бы ни пыталась она скрыть правду, но в то же время не солгать. – Как ты им помешала?

– Ей помог рыцарь, – любезно вставил отец Питер.

Ева послала ему убийственный взгляд и была уверена, что он достиг цели в окутавшей мир темноте, которую она изо всех сил старалась не замечать, потому что темнота наводила на нее ужас.

– Рыцарь, – кивнул Гог, но в голосе его явно прозвучала настороженность. – Что за рыцарь?

– Из тех, что очень опасны и ведут себя совсем не по-рыцарски, – резко ответила Ева.

– И он помог спасти отца Питера?

Следующий убийственный взгляд предназначался уже Роджеру.

– Да, помог. Только не считай его героем. Непорядочный, опасный, недостойный тип. Он был просто подручным инструментом, как коса или молоток, вот и все.

– Это очень опасные инструменты, Ева. – Бросив на нее укоризненный взгляд, он обхватил пожилого священника руками, чтобы тот не упал.

– Какой ты мудрый, Роджер. Может, хватит болтать? В такой темноте я почти ничего не вижу.

Он указал на лес, показавшийся с левой стороны, и на темную, серо-коричневую дорожку, видневшуюся под пологом блестящих от дождя еловых лап. Они быстро свернули в указанном направлении и в абсолютной тишине поскакали в опускающуюся ночь, от опасности к опасности – они всегда так жили.

Сдерживая ярость, Джейми стоял перед городскими воротами. Стражники пока еще не схватили их с Раем, но только потому, что они были осторожны и благоразумны. Джейми понимал: им не справиться с пятью вооруженными привратниками. Не следовало забывать и о лучниках на крепостных стенах, в любой момент готовых пустить стрелу в глаза.

– Итак, сэр, – сказал караульный у ворот, вытянув руку ладонью вперед, словно удерживая Джейми на расстоянии, – если все именно так, как вы говорите, то это всего лишь незначительное происшествие. Мы просто вывернем ваши карманы и посмотрим, что там есть. Темноволосая девушка сказала – пенсы, много монет.

Рай приглушенно выругался, а Джейми благоразумно промолчал.

– И если не все деньги ваши собственные, что ж, тогда, возможно, вы с нами поделитесь? – Стражник хрипло засмеялся, но резко оборвал смех, когда Джейми перевел взгляд с лучника на него.

Будто поперхнувшись, караульный прочистил горло и оборонительно поднял руку.

– Подождем начальника стражи, а потом отведем вас на ночь в камеру. Вы будете там единственными – всех остальных на прошлой неделе или повесили, или отправили к повстанцам. С наступлением утреннего прилива вы сможете продолжить свой путь, так что не беспокойтесь.

Джейми никак не отреагировал на его слова, да он и не считал его препятствием, в отличие от лучников на стене.

Ничего не сказав, он снова перевел взгляд вверх, словно его ярость могла прожечь дыру в камне. Рай, стоявший рядом с ним, что-то бормотал, но Джейми из-за гнева, бушевавшего в нем, ничего не слышал.

«Еве не жить!»

Глава 9

С первыми лучами рассвета к переулку рядом с таверной «Красный петух» подошел мужчина и увидел голых солдат, приходивших в себя в предрассветной серости. Поеживаясь от холода и озираясь по сторонам, они понемногу возвращались в реальность и, глядя друг на друга, осознавали, что смогли осознать: что они без сапог, без оружия и вообще без одежды. Но трудно было понять, какая мысль оказалась для них самой неприятной.

Но потом они увидели пришедшего, и все трое моментально вскочили.

– Сэр!

– Вы так и не привели священника. – Он окинул взглядом их голые тела. – Кто это сделал?

Они обменялись смущенными взглядами.

– Джейми.

– Ну конечно, – спокойно, с едва заметной улыбкой сказал пришедший, а вокруг них тем временем начала собираться небольшая толпа, но он не обращал на нее внимания. – Остальных я отправил с епископом на запад. Но мне это невыгодно – епископ очень дорого обходится, одевайтесь и идите за мной.

– Но, сэр… – запротестовал один из поверженных и жестом дал понять, что никакой одежды не осталось.

– Я сказал, одевайтесь и присоединяйтесь ко мне. – Он испепеляющим взглядом обвел подчиненных. – Меня не заботит, как вы это сделаете. Возьмите хоть у него, – указал он на беззубого зеваку, но тот мгновенно исчез, стоило мужчине повернуться в его сторону. – Если не найдете способ выпутаться из этого дерьма, у меня больше нет для вас работы.

Он развернулся и быстро зашагал вверх по холму.

– Кем он вообще себя возомнил? – проворчал зевака.

– Охотником, – буркнул один из бедолаг.

– Да? Но в этом городе вроде нет оленей.

– Ты идиот, – произнес солдат с презрением. – Он охотится не на оленей, а на дичь покрупнее – наследников. А теперь давай раздевайся.

– Его здесь нет?

Ева смотрела на хозяина постоялого двора, неприветливого мужчину с огромным животом, тремя подбородками и заплывшими сердитыми глазками по имени Роланд, и тот, в свою очередь, тоже разглядывал ее.

Предвечерний солнечный свет, проливавшийся сквозь грязные, с брызгами соли окна общей комнаты, делал ее более яркой.

– Но он должен был прибыть сюда еще вчера вечером. – С ее стороны это было не столько объяснение, сколько попытка изменить нынешнюю зловещую реальность. Человека, который должен был отвезти их обратно во Францию, здесь не было.

– Ну да, его нет, – коротко отозвался хозяин. – Во всяком случае, он мне не представлялся. Нет никаких рыбаков по имени Уильям и никаких уродливых дочерей рыбаков. И хорошо бы, чтобы у вас было достаточно денег для оплаты за комнату, которую вы занимаете персонально, когда она предназначена для шестерых.

Ева поднялась обратно по лестнице. Гог расхаживал по комнате, отец Питер наблюдал за ним и что-то тихо бормотал. На столе перед ним стояла маленькая чернильница – викарий никогда не расставался с принадлежностями своей профессии, – но Роджера сегодня не интересовали его записи.

Как только дверь со скрипом открылась, Роджер оглянулся, но Ева покачала головой, и он быстро отвернулся и подошел к окну. Ева с трудом подавила настойчивое желание откинуть завиток светлых волос, который, в конце концов, упал ему на глаза, когда он распахивал ставни, чтобы увидеть извилистую тропинку, вдоль которой росли нежные весенние цветы, в предвечернем свете казавшиеся золотыми и розовыми, – она вела к дороге.

К огромной досаде Евы, цветы росли вдоль тропинки, что вела к гостиничному двору, куда накануне вечером направлял ее Джейми, когда лгал, целовал и делал другие неприличные вещи.

А есть ли вероятность, что он придет сюда? Разумеется, он как ветер будет мчаться за ней, но существует множество дорог, которые она могла бы выбрать, и он никогда не подумает, что она настолько глупа, чтобы отправиться именно туда, куда он посоветовал.

Или подумает?

Впрочем, не важно: у нее нет выбора. Рыбак Уильям должен был встретить их и на своей маленькой лодке переправить на судно, которое доставило бы их в Сен-Мало, а затем они отправились бы на дикий юг Франции, где никому не придет в голову их искать.

– Рыбак так и не появился, – проворчал Гог и сжал ладонями край подоконника, чувствуя, что долго не выдержит, запертый в этой комнате, как птица в клетке.

– Гог, сходи-ка в деревню, найди там рыбака по имени Уильям и узнай, почему его до сих пор здесь нет.

Роджер, словно выпущенная стрела, бросился в другой конец комнаты за своими вещами: ремнем для меча, старым заржавевшим ножом и парой грубых перчаток.

Ева пересекла комнату и слегка коснулась его локтя. Не затянув до конца ремень, Гог поднял голову, и снова непослушная светлая прядь упала ему на глаз. На этот раз Ева не стала себя сдерживать и быстро заправила ее за ухо.

– Что бы ни случилось, мы должны немедленно покинуть Англию. Если необходимо, договорись с кем-нибудь другим. Возьми лошадь.

Их взгляды встретились, и Роджер кивнул. Каждый из них все понимал, и не было надобности называть вслух причины, по которым рыбак Уильям, возможно, больше не хотел перевозить беглецов через Ла-Манш – или не мог.

– Будь осторожен.

Он похлопал ее по плечу, как будто хотел успокоить, глупый мальчик, и ушел, а отец Питер, перестав чистить свои письменные принадлежности, взглянул на нее.

– Как думаете, святой отец, вы сможете последний раз передвинуть свои упрямые кости?

– Я устал, а не обессилел, – огрызнулся священник, и она спрятала улыбку. – И не собираюсь садиться ни в какую лодку, но вас с Роджером провожу.

– Посмотрим, посмотрим… – спокойно проговорила Ева, хотя слова викария ее задели, и остановилась посреди комнаты, подавив желание мерить ее шагами, – она терпеть не могла ждать.

Отец Питер, сидя на краю кровати, упаковывал свои письменные принадлежности и искоса наблюдал за ней.

В этой колючей тишине она обдумывала вдруг пришедшую в голову новую, неприятную мысль: «Годы моей жизни прошли в постоянном движении, я не умею стоять на месте».

Но ей не оставалось ничего другого, кроме как размышлять над этим пугающим открытием. А затем раздался стук в дверь.

Она застыла, чувствуя, как волосы на затылке встали дыбом, а руки дрожат. Отец Питер, побледнев, вскинул голову. Стук повторился – один тихий удар.

– Я пришел к священнику, – прошептал кто-то в замочную скважину. – Я друг.

Отец Питер медленно покачал головой.

Наклонившись к двери так близко, что губы коснулись холодного дерева, Ева ответила:

– Вы ошиблись комнатой.

– Прошу, впустите меня. Я здесь, чтобы помочь, – снова раздался мягкий голос, еще более тихий и более убедительный.

– Нет, – прошептала Ева в ответ, осознавая странную атмосферу таинственности между ней и незнакомцем за дверью. – Я не знаю…

Договорить ей не дали.

Дверь задрожала, старое дерево треснуло, рама, в которую был вставлен замок, раскололась, и дверь распахнулась. Ева отскочила и потянулась было за кинжалом, спрятанным среди юбок, но при виде епископа остановилась. Однако он смотрел мимо нее, на кровать.

– Питер Лондонский, – констатировал епископ голосом, полным глубокого удовлетворения, и, войдя в комнату, закрыл за собой дверь. – Чрезвычайно приятно видеть тебя. – Тон его был прямо-таки елейный, льстивый.

– Вот как? – Священник потянулся за своими ботинками.

– Отец Питер нездоров, – объявила Ева, отступив назад и раскинув руки, стала перед кроватью в позе, которая не могла бы остановить и легкий ветерок. – У него лихорадка.

– А выглядит вполне здоровым, – наконец взглянув на нее, возразил епископ. – Ну да все равно, мне нужны только бумаги. – Он замолчал и одарил ее улыбкой, которую Ева не могла назвать иначе, как зловещей, но он, конечно, не имел в виду ничего плохого. – Документы, зарисовки, а еще, возможно, немного понимания ситуации: в эти суровые дни знание может быть весьма и весьма опасно.

– Q’est-ce que c’est[6]6
    Что это такое (фр.).


[Закрыть], документ? – Она сделала вид, что запнулась на английском слове.

– Так, мелочь, – заверил ее епископ успокаивающим тоном и снова снисходительно улыбнулся. О-о, ему нравились тупые женщины, с ними куда проще. – Пустяки. Записи, которые, к сожалению, сделал достопочтенный викарий, оказавшись свидетелем кое-каких незначительных происшествий.

– Ecrire? Il-y-a une…[7]7
    Писать? Был… (фр.).


[Закрыть] – со смущенной улыбкой, покраснев, написала она в воздухе воображаемым пером. – Пожар. Все любимые бумаги несчастного святого отца, маленькие листочки, пропали в огне.

От доброжелательной улыбки епископа не осталось и следа, и он, потянувшись, схватил ее за локоть.

– Отпусти девушку, Омари. – Отец Питер встал с кровати, не сводя глаз с толстомордого епископа. – Она всего лишь бедная служанка.

Епископ отпустил ее руку, а отец Питер, с ботинками в руке, снова сел на край кровати и, не глядя на нее, сказал, как говорят служанке:

– Идите, милая.

Она двинулась к двери вдоль стены комнаты, еле переставляя ноги и выдавая свою медлительность за страх.

– Англия не полезна для твоего здоровья, Питер.

– Мне это говорили, – спокойно согласился священник, надевая ботинок.

– Тебе следует уехать. Говорю это как друг. Слишком многие интересуются тобой. Король не на твоей стороне, поскольку чрезвычайно недоволен этой хартией вольностей, которую передают из уст в уста. Ваша с архиепископом Лангтоном идея поддерживать намерения повстанцев не из лучших.

– Однако бороться – намерение хорошее, – сухо возразил отец Питер, грустно улыбнувшись.

– Тебя пригласили в Англию не ради хартии и не на переговоры. Ты должен это понимать.

– Я очень хорошо знаю, зачем меня пригласили, а еще лучше – что мне делать.

– Тогда все намного проще, Питер. Просто отдай мне бумаги, и я скажу, что, когда я приехал, тебя уже не было. Ты можешь снова скрываться, как делал это последние десять лет. Плыви во Францию: молись в Мон-Сен-Мишель; преподавай в Париже – на Малом мосту всегда найдется вакантное место для человека твоего масштаба.

Оторвавшись от шнурования ботинка, отец Питер спокойно посмотрел вверх.

– Я здесь по делу личного характера, Омари. А если, находясь в Англии, захочу еще и встретиться с моим старым другом архиепископом Лангтоном, то, будь уверен, это никоим образом не означает, что я намерен служить повстанцам. Впрочем, и королю тоже, – добавил викарий, снова наклоняясь к ботинку.

Демонстрируемая епископом притворная доброжелательность начала улетучиваться. Его лицо покраснело, и он, словно вытирая потные ладони, провел руками вниз по своему длинному одеянию.

– Отдай мне бумаги, Питер.

О-о, в его тоне появилась скрытая угроза: так говорят, когда хотят получить что-то такое, что иметь не положено. Ева постаралась слиться со стеной, сделаться невидимой.

– Уже много лет король Иоанн держит острые стрелы нацеленными в твою голову, – жестким ледяным голосом заговорил епископ. – Он знает, что ты в Англии, если найдет тебя, это будет губительно для королевства.

Отец Питер наклонился вперед, упершись локтями в колени. Его усталое умное лицо оставалось в этот момент спокойным, и глядя на него, Ева убедилась, что была права, приехав за ним, пусть он и ворчит. Хоть это и опасно, она должна вывезти священника – это ее долг: отец Питер спас ей жизнь, и теперь она спасет его.

– Значит, ты об этом беспокоишься, Омари? О благополучии королевства?

– Конечно.

– Сколько? – усмехнулся отец Питер, после того как некоторое время пристально всматривался в епископа.

Тот вздрогнул.

– За сколько монет продался? Интересно, кто дороже: ты или боевой конь. И кому теперь ты служишь: повстанцам или кому-то еще?… – Помолчав, отец Питер добавил: – Впрочем, это не имеет значения. Твоя служба терпит крах. Я бы не дал тебе и сорной травинки, не говоря уже о том, что может быть самым мощным козырем в королевских переговорах: как знать – может, ты опять продашься…

Следует заметить, некоторое понятие о чести и совести у епископа все же сохранилось: его лоснящееся лицо покраснело.

– Будь по-твоему, Питер Лондонский. Но теперь береги эти вещи как зеницу ока, – огрызнулся священнослужитель и направился к двери.

Но к этому времени Ева уже завершила свое медленное кружение по комнате и, подкравшись к нему сзади, хладнокровно прижала кинжал к его шее у горла.

Епископ замер, а Ева прошептала:

– Теперь тихо: вы сами этого добились.

– Отзови эту сучку! – зашипел епископ, глядя на отца Питера.

– Отпусти его, – попросил священник в своей спокойной неторопливой манере. – Сегодня никого убивать не надо.

Поколебавшись всего мгновение, она опустила клинок. Епископ развернулся, схватил ее и швырнул через комнату головой вперед. Она ударилась о стену, потом об пол и решила оставаться там, потому что в этот момент в комнату ввалились два вооруженных солдата. Лучше, чтобы он думал, что добился успеха и вывел ее из строя, чем, снова поднявшись на ноги, дать ему возможность на самом деле осуществить свое намерение.

– Взять его! – коротко распорядился епископ.

Лежа на полу, Ева наблюдала за происходящим из-под волос, плотной завесой упавших на лицо, – это было кстати, так как помогало скрыть то, что выражали глаза. Отца Питера связали и, должно быть, оглушили, потому что он не шевелился, когда солдаты выводили его за дверь.

– А ее? – остановившись, спросил один из них.

Она уставилась в потрескавшийся деревянный пол под носом и перестала дышать. Ей хотелось, чтобы отсутствие дыхания сказало этим тупым бессердечным мужчинам: «Она мертвая. Не беспокойтесь».

Последовало жуткое мгновение тишины, а затем епископ тихо сказал:

– Оставьте ее, она всего лишь служанка.

Они поспешно вышли; некоторое время слышался стук сапог по задней лестнице и голоса, потом понемногу все стало затихать и, наконец, дверь со скрипом распахнулась, потом захлопнулась, и Ева осталась в наводящем ужас одиночестве.