Текст книги "I love Dick"

Появление Дика стало передышкой от привычного планирования. Теперь они планировали вещи совсем другого рода. В то субботнее утро они еще не успели допить кофе, как уже принялись обсуждать второй раунд писем, жонглируя ноутбуком Сильвера, тостами и кружками с кофе. Сильверу, щепетильному редактору, не нравилось, как звучало его первое письмо. Тогда он написал вот так:

Крестлайн, Калифорния

10 декабря 1994 года

Дорогой Дик,

засыпая вчера, я придумал отличное название для наших писем: ménage à deux. Но утром оно показалось мне слишком однозначным и слабоватым. Затем ли мы с Крис провели всю прошлую неделю в полном хаосе, чтобы всего лишь превратить нашу жизнь в текст? Пока я готовил кофе, я додумался до идеального решения, которое поможет быстро пересмотреть позиции. Видишь ли, Дик, мы с Крис спорили, стоит ли отправлять тебе письма, которые мы написали прошлой ночью. Они – безумная квинтэссенция нашего психического состояния, и ты, бедняга, не заслуживаешь роли объекта столь онанистской страсти. Я так и вижу наши четырнадцать страниц, строка за строкой вылезающие из твоего заброшенного факса. Само то, что мы всерьез это обдумывали, – уже безумие. Эти письма не предназначались тебе; они стали диалектическим разрешением кризиса, который так и не наступил. И потому я решил отправить тебе это краткое уведомление:

Дорогой Дик, в среду утром я отвожу Сильвера в аэропорт. Мне надо с тобой поговорить.

С любовью, Крис

Что ты на это скажешь? Наверняка не ответишь.

Сильвер

* * *

Всю свою жизнь начиная с девятнадцати лет Сильвер Лотренже хотел стать писателем. С огромным кассетным диктофоном в багажнике «веспы» он объездил Британские острова и на несовершенном английском взял интервью для французского литературного коммунистического журнала у всех литературных звезд – Т. С. Элиота, Виты Сэквилл-Уэст и Брендана Биэна. Он впервые оказался вдалеке от своей пережившей холокост семьи, которая обитала на неприглядной улочке Пуассонье, и это была свобода. Спустя два года, учась в Сорбонне вместе с Роланом Бартом, он написал эссе «Функция нарратива в течении истории». Оно было опубликовано в престижном литературном журнале «Крити́к». Остальное – история. Его история. Он стал специалистом по нарративу, не его создателем. Шла Алжирская война, был объявлен призыв во французскую армию. Он начал разъезжать, преподавая то в Турции, то в Австралии, и наконец попал в Америку. Сейчас, сорок лет спустя, он писал об Антонене Арто, пытаясь обнаружить хоть какую-нибудь связь между безумием Арто и безумием Второй мировой войны. За все эти годы Сильвер не написал, в сущности, ничего, чем был бы доволен, и ничего о Войне (что одно и то же). Он помнил, как Дэвид Рэттрэй сказал однажды об Антонене Арто: «Это словно заново открыть истины гностицизма, мысль о том, что эта вселенная безумна…». Что ж, Арто был довольно безумным, Дэвид тоже. И, возможно, сейчас вместо того, чтобы быть несчастным, Сильвер тоже мог обезуметь? Он продолжил:

Тем вечером мы подхватили от тебя ковбойский вирус. Твой вирус. Понимаешь, мы с Крис люди разумные. Мы не делаем ничего без причины. Так что ответственность лежит на тебе. Такое чувство, что ты наблюдаешь за нами все эти дни с ухмылкой Джона Уэйна, манипулируя нами на расстоянии. Я всем сердцем презираю такого тебя, Дик. Вмешивающегося в нашу жизнь. Ведь до того вечера у нас с Крис все было хорошо. Может, без особой страсти, но с комфортом. И мы могли жить так вечно, но тут пришел ты, бродяга, со всеми этими эмигрантскими философиями, которые за последние двадцать лет нам порядком наскучили. Это вообще не наша проблема, Дик. Ты живешь в городе-призраке, заражая призрачной болезнью всех, кто к тебе приближается. Возьми ее обратно, Дик. Нам она не нужна. Вот еще один факс, который пришел мне в голову:

Дорогой Дик, зачем ты с нами так поступил?

Ты что, не можешь оставить нас в покое?

Ты лезешь в нашу жизнь – почему?

Я требую объяснений.

С любовью, Сильвер

* * *

Можно ли отправлять такие письма? Крис говорила, что да, Сильвер утверждал, что нет. Если нет, то зачем их писать? Сильвер предложил писать до тех пор, пока Дик не перезвонит. Ладно, подумала она, веря в телепатию. Но Сильвер – не влюбленный, а наслаждающийся сов – местным проектом – понимал, что они могут писать ему вечно.

Крестлайн, Калифорния

10 декабря 1994 года

Дорогой Дик,

если вдуматься, то с чего это ты вдруг позвонил нам в воскресенье вечером? На следующий день после нашего с тобой «свидания» в Долине Антилоп. Ты должен был играть роль крутого парня, который курит наутро, заперевшись в своей спальне, выжидая, пока мы уберемся. В стиле этого парня было бы как раз не звонить. Так почему ты позвонил? Тебе очень хотелось продолжения, да? Ты придумал какую-то нелепую отговорку про завтрак, за которым надо ехать, – и это в половине восьмого утра в крошечном городке, где магазин находится в трех минутах езды от дома. Дик, ты три часа ездил за этим сраным завтраком. Так и где ты был? Улизнул, чтобы встретиться с дурочкой, которая оставила жалкое сообщение на твоем автоответчике? Ты что, и одной ночи не можешь вынести в одиночестве? Или ты уже тогда боролся с парой циничных ненасытных либертинов, вломившихся в твою интеллектуальную вселенную? Ты пытался защитить себя или расставлял ловушку, чтобы окончательно захлопнуть ее следующим вечером своим как будто невинным звонком? Если честно, в тот вечер я на секунду поднял трубку и услышал твой голос. Слишком тихий голос, кстати, когда на кону так оглушительно много. Последние несколько дней наша судьба находится в твоих руках. Неудивительно, что Крис не нашла слов. Так что ты задумал, Дик? Ты зашел слишком далеко, чтобы теперь прятаться в сторонке, кусая ногти и слушая Some Girls или каких-то других девочек. Тебе придется разбираться с тем, что ты натворил. Дик, ты должен ответить на этот факс:

Дорогой Дик, кажется, ты победил. Я окончательно на тебе помешался. Крис поедет на машине через всю Америку. Нам нужно это обсудить –

Сильвер

Что скажешь, Дик? Я обещаю не причинять тебе вреда. Ведь я еду во Францию, чтобы навестить семью, в аэропорту есть служба безопасности, я просто не могу позволить себе попасться с пистолетом. Но пришла пора покончить с этим безумием. Ты не можешь и дальше сеять хаос в жизнях людей.

С любовью, Сильвер

* * *

Крис и Сильвер истерически смеются, сидя на полу. Так как Крис печатает со скоростью девяносто слов в минуту, они смотрят друг на друга, даже когда Сильвер говорит. Сильвер никогда не работал так плодотворно. Выдавливая обычно где-то по пять страниц в неделю для «Модернизма и холокоста», он воодушевлен тем, как быстро прирастают слова. Они ДИК-туют по очереди. Все смешно, сила исходит от их губ и кончиков пальцев, и мир замер.

Крестлайн, Калифорния

10 декабря 1994 года

Дорогой Дик,

два дня назад мы с Сильвером обсуждали способы избавления от трупов. Я подумала, что лучшим местом мог бы стать пригородный склад. На этой неделе мы заезжали на такой в Крестлайне и мне пришло в голову, что тело может пролежать там довольно долго – пока не выйдет срок оплаченной аренды. Сильвер, правда, запротестовал, что труп будет гнить и вонять. Можно и заморозить, но, если мне не изменяет память, в складских ячейках нет розеток.

Разделительные полосы на шоссе – печально известное место утилизации трупов и истинное отражение общественной архитектуры восьмидесятых годов, согласись? Как и автозаправочные станции самообслуживания (описание говорит само за себя), шоссе – это общественное пространство с плотным, но анонимным движением, где вроде бы никто не несет ответственность. Никто ведь не устраивает пикников у шоссе? Это не место для детских игр. Разделительные полосы видны только из проносящихся мимо транспортных средств: идеальное условие для хранения останков.

Уже довольно давно меня интересует расчленение. Ты когда-нибудь читал об убийстве Моники Бирле в Ист-Виллидже, году в восемьдесят девятом? Это дело стало апокрифическим свидетельством о состоянии Нью-Йорка того времени. Моника приехала из Швейцарии, чтобы учиться технике танца Марты Грэм. Она зарабатывала себе на жизнь, танцуя топлес в клубе «Биллиз Лаундж», познакомилась с парнем по имени Дэниел Раковитц, который постоянно болтался возле ее дома, и он ей приглянулся. Спустя какое-то время она предложила Дэниелу съехаться. Может, у нее получится завязать со стриптизом, если ей будет с кем разделить арендную плату? Но жить с Дэниелом Раковитцем было хуже, чем работать в «Биллиз Лаундж». Он то пропадал на несколько дней, то приводил домой толпы безумных людей из парка. Она попросила его выехать. Но Дэниелу был нужен стабильный договор аренды Моники. Возможно, он давно планировал ее убить (в разгар эпидемии СПИДа муниципалитет Нью-Йорка издал закон, позволяющий сожителям без родственных связей наследовать арендный договор в случае смерти одного из них). А возможно, он рубанул ее рукояткой от метлы совершенно случайно. Так или иначе, Дэниел Раковитц оказался один на один с ее трупом на Десятой улице.

Избавляться от трупов посреди Манхэттена, должно быть, очень непросто. Еще сложнее пытаться добраться до Хэмптонс без машины или кредитки. Знакомый плотник одолжил ему пилу. Распиливание на руки-ноги-голову. Он запихал разные части тела в мусорные пакеты и вышел на улицу – вылитый Санта-Клаус. Ногу обнаружили в мусоре на автовокзале Портового управления. Большой палец Моники плавал в супе какой-то бесплатной столовой в Томпкинс-сквер-парке.

Был еще тот пилот в Коннектикуте – он убил свою жену. Арендовал дереводробилку, привязал ее к кузову своего пикапа и разъезжал по улицам Гротона во время снежного шторма, кожа и кости разлетались во все стороны. Сильвер говорит, эта история напоминает ему «Персеваля, или Повесть о Граале». То еще зрелище.

Кстати о Сильвере. Теперь он считает, что лучший способ избавиться от тела – это закатать его в цемент баскетбольной площадки. И это должно происходить в пригороде (возможно, вроде твоего). У меня есть земля в городе Турман на севере штата Нью-Йорк, в трех тысячах миль отсюда – я как раз еду туда на следующей неделе.

Дик, ты понял, что тебя зовут так же, как убитого Дикки в книгах Патриции Хайсмит о Рипли? Имя, воплощающее невинность и аморальность, и я думаю, что проблемы друга и убийцы Дика были похожи на наши.

С любовью, Крис

Дорогой Дик,

пятнадцатого декабря я выеду из Крестлайна, чтобы перевезти наш пикап со всеми пожитками и нашу карликовую жесткошерстную таксу Мими обратно в Нью-Йорк. Шесть-семь дней в дороге, три тысячи миль. Я проеду через всю Америку, думая о тебе. Музей картофеля в Айдахо, каждая достопримечательность будет приближать меня к следующей, и все они будут заряжены смыслами, потому что натолкнут меня на разные мысли о тебе. Это будет наше совместное путешествие. Я ни на секунду не останусь одна.

С любовью, Крис

Крестлайн, Калифорния

10 декабря 1994 года

Дорогой Дик,

бьюсь об заклад, если бы ты мог устроить такое с Джейн, ты бы никогда ее не бросил, правда? Ты завидуешь нашей извращенности? Ты весь из себя самодовольный и категоричный, но в глубине души, я готов поспорить, ты бы хотел быть как мы. Разве ты не мечтаешь вытворять такое с кем-нибудь?

Твой друг Сильвер

Крестлайн, Калифорния

10 декабря 1994 года

Дорогой Дик,

Сильвер и я только что решили доехать до Долины Антилоп и развесить все эти письма вокруг твоего дома и на кактусах. Я пока не знаю, будем ли мы поджидать поблизости с камерой (мачете), чтобы заснять твой приезд, но мы сообщим тебе о нашем решении.

С любовью, Крис

Крестлайн, Калифорния

10 декабря 1994 года

Дорогой Дик,

мы решили опубликовать эту переписку и задумались, а не хочешь ли ты написать вступление? Что-то вроде:

«Я нашел эту рукопись в ящике старого кухонного буфета, который раздобыл на барахолке в Долине Антилоп. Странное чтиво. Очевидно, что эти люди больны. Не думаю, что история заслуживает экранизации, ведь в ней нет ни одного располагающего к себе персонажа.

И все-таки я уверен, что эти письма будут интересны читателю как культурологическое свидетельство. Безусловно, они воплощают отчужденность постмодерных интеллектуалов в предельно болезненной форме. Мне искренне жаль эту паразитирующую опухоль, которая питается самой собой…»

Что скажешь?

С любовью, Сильвер

P. S. Ты не мог бы прислать нам свою последнюю книгу «Министерство страха»? Раз уж мы решили писать для тебя, то, наверное, нам стоит лучше изучить твой стиль.

С любовью, Крис

Крестлайн, Калифорния

10 декабря 1994 года

Дорогой Дик,

мы с Крис все утро валялись с компьютером, разговаривая о тебе. Думаешь, весь этот роман был всего лишь способом заставить нас с Крис наконец заняться сексом? Сегодня утром мы попытались, но, похоже, мы слишком глубоко увязли в наших болезненных фантазиях. Крис по-прежнему воспринимает тебя всерьез. Она думает, что я больной. Она больше никогда не прикоснется ко мне. Я не знаю, что делать. Пожалуйста, помоги –

С любовью, Сильвер

P. S. В продолжение размышлений: эти письма, кажется, формируют новый жанр, нечто среднее между культурной критикой и художественной литературой. Ты рассказывал нам, как мечтаешь привнести что-то подобное в программу по писательскому мастерству в твоем университете. Может, ты бы хотел, чтобы я зачитал отрывки из наших писем на моем мартовском семинаре по критическому анализу? Это может стать шагом в направлении интердисциплинарного перформанса, который ты поощряешь.

С уважением, Сильвер

* * *

Было уже два часа дня. Сильвер торжествовал, Крис пребывала в отчаянии. Последние семь дней она хотела только одного – поцеловать и трахнуть Дика ____, а теперь всякая надежда на это таяла, их встреча уходила все дальше в прошлое, оставляя ей все меньше предлогов для звонка. Ясное дело, письма были непригодны к отправке. Сильвера же их сочинения заметно оживили, распалили, и он понимал, что если не случится что-то новое, не наладится новый вид связи, способный подпитать надежды Крис, то все это закончится. Поэтому супруги решили, что они отправят факс.

ФАКС: ДИКУ _____

ОТ: КРИС КРАУС И СИЛЬВЕРА ЛОТРЕНЖЕ

ДАТА: 10 ДЕКАБРЯ 1994 ГОДА

Дорогой Дик,

жаль, что мы разминулись с тобой в воскресенье утром. Забавно: мы оба так много думали о твоем видео, что у нас родилась идея для совместного проекта с тобой в качестве вдохновителя и, будем надеяться, участника. Своего рода Калль-арт. За последние пару дней мы написали около пятидесяти страниц, и было бы здорово успеть кое-что снять с тобой в Долине Антилоп до нашего отъезда (14 дек.).

Если коротко, мы думали развесить написанные нами тексты повсюду в твоем доме, в твоем кактусовом саду, на твоей машине. Мы (т. е. Сильвер) заснимем, как я (т. е. Крис) это делаю – скорее всего, общим планом, чтобы было видно, как бумажки колышутся на ветру. А потом, если ты согласен, ты мог бы войти и обнаружить их.

Я думаю, эта история будет полностью об одержимости, и все-таки мы не посмеем использовать твои изображения без твоего согласия. Сыграем?

С наилучшими пожеланиями, Крис и Сильвер

Но, разумеется, этот факс так и не был отправлен. Зато Сильвер оставил еще одно сообщение на автоответчике Дика:

«Привет, Дик, это Сильвер. Я бы хотел обсудить с тобой одну мою идею – совместный проект, который мы могли бы реализовать до моего отъезда в среду. Надеюсь, он не покажется тебе слишком безумным. Перезвони мне».

Не ожидая, что Дик окажет им большее внимание, чем в прошлые дни, Крис отправилась по делам в Сан-Бернардино. Но в шесть сорок пять в субботу, десятого декабря, примерно в тот момент, когда она ехала вверх по горе, он позвонил.

Север Крестлайна казался особенно угрюмым в тот вечер. Винный магазин, пиццерия. Череда магазинов с деревянными витринами из пятидесятых, наполовину заколоченными, – отголоски эры Великой депрессии на Западе Америки. Месяц назад в гости приезжали Венди и Майкл Толкин с двумя дочерьми. Только что вышел новый фильм Майкла «Новое время», вслед за двумя другими его великими картинами «Вознесение» и «Игрок». Он был голливудским интеллектуалом, а Венди – самым остроумным и самым приятным психотерапевтом из всех, кого знали Сильвер и Крис. Восхитившись тем, какой Крестлайн миленький, Венди заметила: «Должно быть, очень одиноко жить там, где тебе не место». У Крис и Сильвера было ноль детей и три аборта, и на протяжении последних двух лет они курсировали между дешевыми пригородными трущобами на обоих побережьях, чтобы скопить денег для фильма Крис. И конечно, Майкл, который дружил с Сильвером только потому, что Сильвер был единственным человеком в Лос-Анджелесе, кто знал о французской теории больше него, не мог бы и не стал бы хоть как-то помогать Крис с ее фильмом.

Когда Крис добралась до дома и Сильвер сказал ей, что разговаривал с Диком, она чуть не упала в обморок. «Я не хочу ничего знать», – вскрикнула она. И тут же пожелала узнать все. «У меня для тебя маленький подарок, сюрприз», – признался Сильвер, показывая ей аудиокассету. Она смотрела на Сильвера так, будто видела его впервые. Запись телефонного разговора была серьезным нарушением. У нее возникло неприятное ощущение, как в тот раз, когда они выпивали вместе с писателем Уолтером Абишем и он обнаружил диктофон, спрятанный Сильвером под столом. Сильверу удалось перевести все в шутку, назвав себя Иностранным агентом. Но быть шпионом – значит быть никем. Так или иначе Крис было необходимо прослушать запись.

ПРИЛОЖЕНИЕ C: РАСШИФРОВКА ТЕЛЕФОННОГО РАЗГОВОРА МЕЖДУ ДИКОМ ____ И СИЛЬВЕРОМ ЛОТРЕНЖЕ

10 ДЕКАБРЯ 1994 ГОДА. 18:45

Д.: Ну что, давай обсудим, сможешь ли ты приехать в следующем семестре.

C.: Да. Наверное, удобнее всего для меня будет с десятого по двадцатое марта. Хочешь, чтобы я подготовил что-то по культурной антропологии? Ты ведь сейчас этой темой занимаешься?

Д.: Если тебе это не интересно, мы можем, гм, это поменять, но (неразборчиво).

С.: Да-да?

Д.: (Неразборчиво.) Я не знаю, заинтересует ли тебя идея, скажем, дать обобщенное представление о Джеймсе Клиффорде и других околоантропологических дискурсах, но если ты хочешь сделать что-то более авторское, более, гм, самостоятельное, то дело твое.

С.: Окей. А гонорар – две тысячи пятьсот долларов за две лекции и один семинар?

Д.: Две лекции, семинар и, возможно, несколько посещений мастерских.

С.: Эм, Марвин упоминал, что за обсуждение работ художников платят отдельно… еще пятьсот долларов?

Д.: Мм, слушай, я подумаю, что можно сделать. Надеюсь, твоя поездка сюда будет стоить твоего времени.

С.: (Неразборчиво.) Твоего тоже, я надеюсь.

Д.: Через пару недель станет более-менее ясно, чего ожидать в следующем семестре, и давай я тогда позвоню тебе в Нью-Йорк. (Неразборчиво.)

С.: Да, как раз это я и хотел обсудить. Мы… Я бы хотел предложить тебе один проект, он немного странный, но я знаю, что ты не против странных вещей – (смеется) – (тишина). Правда?

Д.: Пожалуй, да, зависит от ситуации. Есть странное и странное. Есть странное, а есть невозможно странное. Невозможно странное гораздо интереснее.

С.: Что ж, тогда, наверное, я попал по адресу. (Смеется.) Так, давай я – это, хм, это совместный проект, который мы бы хотели закончить до нашего отъезда в среду, иначе нам придется отложить его до конца января. И, эм, на самом деле идея зародилась у тебя в гостях. Точнее, когда мы не встретились с утра.

Д.: (Неразборчиво.)

С.: Да, странно вышло. А потом ты –

Д.: Я вернулся около 10:30, но вас уже не было.

С.: Угу, угу.

Д.: Я зашел через заднюю дверь. Я не думал, что вы заметите мое отсутствие, и был уверен, что вы дома, так что это было дико странно.

С.: Угу. Крис подумала, что ты вроде как остался в постели и просто ждал, когда мы уедем, потому что был не в настроении.

Д.: (Неразборчиво.)

С.: Да?

Д.: Я просто уехал ненадолго по делам: у меня бывает бессонница, так что я проехался до Пирблоссома и Палмдейла, купил яиц и бекона. Вот чем я занимался.

С.: Угу. В общем. Вышла очень странная история, не знаю, как это описать в двух словах, но, короче говоря, Крис почувствовала к тебе сильное влечение.

Д.: (Хмыкает, выдыхает.)

С.: И, эм, потом мы начали разговаривать о тебе и писать тебе письма.

Д.: (Смеется, выдыхает.)

С.: (Смеется.) И, ээ, в этих письмах ты одновременно являешься и самим собой, и объектом, что ли, соблазна, или желания, или восхищения, что-то такое, а потом – в общем, я написал письмо, она написала письмо, и мы собирались отправить их тебе, чтобы втянуть тебя в переписку по факсу. И каким-то образом все вышло из-под контроля, мы зациклились на этом, почти впадая в паранойю, писали и писали все эти письма.

Д.: (Смеется, выдыхает.)

С.: И все это само собой переросло… эм, в двадцать, тридцать, сорок страниц, и отправить их тебе уже было невозможно, или рассказать тебе о них, или впутать тебя в это (смеется). И мы подумали, может, нам стоит сделать что-то более радикальное, чтобы как-то тебя задействовать, и как раз это я и хотел обсудить. У нас, эм, родилась идея, что, может быть, нам просто стоит взять камеру и заехать к тебе домой до нашего отъезда, в понедельник или вторник. Как бы ты к этому отнесся? Я меньше всего хочу, чтобы у тебя создалось впечатление, будто мы вторгаемся на твою территорию и все такое, но по сути должен получиться такой арт-проект с текстом, который мы бы могли, например, развесить на кактусах и на твоей машине, как-то так? И ты бы пришел и обнаружил все это, а дальше – ну, ты понимаешь, по сути сплошная импровизация.

Д.: (Неразборчиво.)

С.: «Вторжение похитителей сердец». Такой Калль-арт. Ну знаешь, Софи Калль? (Смеется.) Речь идет о – в общем, уже пару дней нас неплохо так штормит, и все попросту вышло из-под контроля – в эмоциональном плане, а еще эти перепады, во время которых мы то сближаемся, то отдаляемся друг от друга, и почему-то кажется ужасно странным, что ты никак не вовлечен, потому что мы были абсолютно уверены, что ты часть всего этого – (смеется) – но потом у нас не получилось с тобой связаться, и, мда, не знаю, сумел ли я донести до тебя суть, короче, у нас тут буря в стакане воды. (Смеется.)

Д.: Или даже тайфун?

С.: Ну да. И что ты обо всем этом думаешь?

Д.: Ну я, эм, мне нужно немного перевести дух, чтобы переварить эту – то, что ты мне сейчас рассказал – (смеется). Но, эм, пожалуй, – если бы мы могли просто… Все-таки мне надо это обдумать.

С.: Конечно.

Д.: Я перезвоню тебе завтра и расскажу о моем ви́дении, и, что ли, определюсь по поводу своего отношения к этому проекту.

С.: Окей, абсолютно справедливо. В любом случае нам очень понравилось твое видео. Наблюдая, как ты рассуждаешь, мы сами пустились в рассуждения. В конце концов, Крис – режиссер, и она тоже работает с видео.

Д.: Разве что не очень вовремя все это, впрочем, когда что-то бывает вовремя? Давай обдумаем это, и завтра я тебе позвоню.

С.: Окей, мы будем дома весь день.

Д.: Спасибо, что посвятили меня в свой секрет. Я его обдумаю. Пока.

С.: И тебе тоже. И не говори никому. Береги себя. Пока.

* * *

Затем Крис ушла одна в свою комнату и написала письмо о сексе и любви, думая, что отправит его. Ее сильно смущало желание заняться сексом, она понимала, что если переспит с Диком сейчас, всей этой истории придет конец. НЕИССЛЕДОВАННАЯ-ЖИЗНЬ-НЕ-СТОИТ-БЫТЬ-ПРОЖИТОЙ – сверкнули титры фильма Кена Кобленда, с песней, под которую в пятидесятые трахались на задних сиденьях машин. «Стоит заняться сексом, и все пропало», – писала она, по собственному опыту зная, что отсутствие секса запускает воображаемый обмен. Двоим вместе становится слишком страшно. Так она написала дальше, о Генри Джеймсе. Хотя она очень хотела и того, и другого. «Можно ли облагородить секс, сделать его таким же многогранным, как мы сами, лишить его гротескности?» – написала она в заключении.

Сильвер как будто знал, что она села за письмо, и ровно в тот же момент он писал в своей комнате:

«Дорогой Дик, забавно, какой поворот иногда принимают дела. Не успел я подумать, что взял инициативу в свои руки, как тут же оказался в положении Тупого Хера, которого шпыняют другие люди. По правде говоря, сильнее всего меня расстроило то, какой запутавшейся и сбитой с толку была Крис, она опять вела себя как во время своих девичьих влюбленностей, свидетелем которых я не был. А потом наша разница в возрасте раздулась до полувека. Я чувствовал себя старым и жалким. И тем не менее что-то нас связывает».

И все равно каждый из них мог представить жизнь только в паре. Прочли ли они свои «личные» письма друг другу? Скорее всего. А потом они занялись любовью, думая о чем? Об отсутствующем Дике? В любом случае они снова впрыгнули в поезд, преданные игре. Лежа в кровати рядом с Сильвером, Крис написала посткоитальное письмо.

Крестлайн, Калифорния

10 декабря 1994 года

Дорогой Дик,

прошло несколько часов, и мы только что занимались сексом, а до этого два часа разговаривали о тебе. С тех пор, как ты вошел в нашу жизнь, наш дом превратился в бордель: курим, опрокидываем пепельницы и не подбираем их, валяемся часами. Мы поработали всего каких-то пару часов и без особого энтузиазма. Пропало всякое желание готовиться к переезду, к грядущим поездкам, к будущему, к приумножению нашего имущества или к новым перспективам в нашей работе, наших карьерах. Это нечестно, что ты настолько не впечатлен. А ты проводишь этот субботний вечер, раздумывая о звонке Сильвера? Сомневаюсь. Сильвер говорит, ты правильно делаешь, что не реагируешь, потому что эта переписка не имеет никакого отношения к тебе. Он говорит, она только про нас как про пару, но это неправда.

Когда мне было двадцать три, мы с моей лучшей подругой Лайзой Мартин предложили одному рок-музыканту, известному своими скандальными выходками, трахнуть нас, будто мы один и тот же человек. Под руководством Ричарда Шехнера и Луиз Буржуа – двух художников, которых мы боготворили, мы ставили шизофренический номер близняшек в гримерках стриптиз-клубов. (Упс, звонит телефон. Это ты? Нет, это очередной факс от злобного монтажера из Новой Зеландии о проебанном монтажном листе моего фильма, к которому я напрочь потеряла интерес.) Короче говоря, мы сказали рок-звезде, что Лайза будет отвечать за физиологическую часть, я – за вербальную. Вместе мы воплощали киборгообразное раздвоение, проецируемое нашей культурой на всех женщин. Мы даже предложили ____ выбрать из двух площадок: отель в Грамерси-парк или «Челси». Но ____ так и не ответил. Наверное, проще трахнуть какую-нибудь смазливую дурочку, чем связываться с настолько странными девицами.

Теперь странные девицы – это мы с Сильвером. Я представить не могла, что повторю нечто подобное еще раз, тем более вместе с Сильвером. Но если честно, мне кажется, что история с фильмом подходит к концу. Я не знаю, что будет дальше, вполне возможно, ты вообще канул в небытие. Тебе не кажется, что действительно разобраться в чем-либо можно, только исследуя конкретные кейсы? Месяц назад я прочла книгу Генри Фрундта о забастовке на производстве «Кока-Колы» в Гватемале: подробное воссоздание событий на основе документов и расшифровок. Поняв одну простую ситуацию – забастовку, – можно понять все о корпоративном капитализме в странах третьего мира. Короче, мне кажется, что как раз разбором кейса мы и начали с тобой заниматься.

Такое ощущение, будто я ожидаю казни. Все это, наверное, резко оборвется завтра утром, когда ты позвонишь. Осталось всего несколько часов до того, как вся эта история (какая такая история?) разрешится.

С любовью, Крис

Крестлайн, Калифорния

10 декабря 1994 года

Дорогой Дик,

интересно, что бы я сделал на твоем месте.

С любовью, Сильвер

P. S. Мы решили оставить тебя в покое до конца вечера.

Они бредили, они наслаждались. Сколько раз Крис желала залезть к Сильверу в голову или в душу и изгнать его горе. В субботу, десятого декабря, они заснули, блаженные и изможденные, оказавшись наконец в одном и том же месте в одно и то же время.

САМОЕ ДОЛГОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ НА СВЕТЕ

Крестлайн, Калифорния

11 декабря 1994 года:

утро воскресенья

Дорогой Дик,

наверное, это был случай наваждения. Забавно, что я не додумалась до этого слова раньше.

Ты четвертый с половиной человек (Шейк, Хорошая Ивонн, Плохая Ивонн и Дэвид Б. «Иезуит»), которыми я была увлечена за время совместной жизни с Сильвером. Чаще всего эта энергия наваждения объясняется желанием узнать кого-то ближе.

Забавно, что в случае двух Ивонн сексуальное влечение проявилось, уже когда я знала их довольно хорошо, обожала их и хотела узнать их с новой стороны. В то же время сексуальное влечение к мужчинам (ты, Шейк, священник) возникает из ниоткуда и опирается на абсолютное незнание. Словно секс может снабдить недостающим ключом к разгадке. Может ли? В случае с мужчинами я будто могла разглядеть, каким был человек, что просвечивает сквозь его оболочку. Желание секса как способ осознать то, что я уже знала.

До отношений с Сильвером парни обычно бросали меня, как только встречали кого-то женственнее или тупее. «Она не такая, как ты, – говорили они. – Она действительно милая девушка». И это било по больному, потому что в сексе меня заводила вера в то, что они меня знали, что я нашла того, кого понимаю. И вот теперь, когда я превратилась в ведьму, т. е. приняла все противоречия своей жизни, понимать больше нечего. Сейчас мною движет только движение, желание разузнать о другом человеке (тебе).

Я понимаю, насколько убоги эти письма. И все равно я хотела использовать последние часы перед твоим звонком, чтобы рассказать тебе о том, что чувствую.

С любовью, Крис

Крестлайн, Калифорния

11 декабря 1994 года

Дорогой Дик,

теперь мы под прицелом. Через пару часов ты запросто можешь разнести к чертям всю нашу историю, назвав ее тем, чем она по сути является: странной извращенной машиной узнавания тебя, Дик. Ох, Дик, что я здесь делаю? Как я вообще ввязался в эту странную неловкую ситуацию, где я рассказываю тебе по телефону, что моя жена тобой увлечена? (Я называю ее «женой» – словом, которое никогда не использую, – чтобы подчеркнуть глубину нашей извращенности…)

Влюбилась бы в тебя Крис, если бы рядом не было меня, из-за которого эта история становится еще более неловкой? Знание есть крайняя форма смирения? Или смирение превосходит себя через знание, открывая более интересные рубежи? «Знание» по идее считается моей специализацией…

Вот и я думал о тебе, надеясь на переломный момент, на светлое будущее, которое убережет от смерти. Имеем ли мы право навязывать тебе наши фантазии? Есть ли хоть какой-то способ связать все воедино, да так, чтобы в выигрыше остались все? Мне понятно, что от этого получим мы. Но что бы сделал на твоем месте я, Дик? Стремись ты к человеческим отношениям во всей их сложности, ты бы не стал уединяться в Долине Антилоп. Это напомнило мне о том, что сказала недавно Крис: лучший тайник для трупа – у всех под носом. Вот и ты на расстоянии вытянутой руки, но тебя так сложно ухватить.