Текст книги "I love Dick"

И почему ты должен вдруг решить рассекретить свое убежище, эту хрупкую скорлупу, и включиться в игру, от которой ты давно отказался? А самое неловкое – это не признание в том, что моя жена в тебя влюблена, это трансгрессивно и поэтому абсолютно приемлемо. Наиболее неловко как раз разоблачение всей интриги, сведение ее к голому желанию, как эти «…» в рассказе Крис, когда она представляет, что занимается с тобой любовью. За «…» стоит знание? Обязательно ли его эротизировать, чтобы дойти до сути? И почему этой сути следует быть более изящной, нежели голым «…» наших желаний? Мы знаем, что стоит за «…». А что стоит за твоим именем, Дик?

Вот мое: Сильвер

Крестлайн, Калифорния

11 декабря 1994 года

Дорогой Дик,

я не согласна с Сильвером насчет твоего образа жизни. Он называет его эскапистским, будто жизнь в одиночестве – это уклонение от неизбежной семейности, отречение от жизни. Точно так же люди с детьми отзываются о бездетных. А мне, Дик, твой жизненный выбор кажется вполне обоснованным.

С любовью, Крис

Крестлайн, Калифорния

11 декабря 1994 года

Дорогой Дик,

полдень. (Уже.) Мы все еще ждем твоего звонка. Думаем перейти на режим беседы, ведь мы и так все время между письмами разговаривали о тебе.

С любовью, Крис и Сильвер

ПРИЛОЖЕНИЕ D: СИЛЬВЕР И КРИС БЕСЕДУЮТ С ПОМОЩЬЮ СИНХРОННОЙ РАСШИФРОВКИ

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 11 ДЕКАБРЯ 1994 ГОДА. 12:05

К.: Сильвер, что мы будем делать, если он не позвонит? Позвоним сами?

С.: Нет, мы можем продолжать все это и без него.

К.: Но ты забываешь – я правда хочу, чтобы он позвонил. Меня всю трясет в ожидании этого звонка. Я правда расстроюсь, если он не позвонит.

C.: Ну, на этот раз разговаривать с ним нужно тебе. Зачем позволять нам, двум белым мужчинам, определять курс? Я его заманил. Теперь твоя очередь.

К.: Но я боюсь, что он вообще не позвонит. Что тогда? Звонить ему самой? И так уже создалось настроение, как в песне Фрэнка Заппы You Didn’t Try And Call Me.

С.: Он позвонит, но не сегодня. Позвонит, когда будет слишком поздно.

К.: Ох, Сильвер, меня это бесит.

С.: Но, Крис, именно поэтому так он и поступит.

К.: Если он не позвонит сегодня, думаю, мне придется отключиться. Потому что, сам подумай, я потеряю к нему всякое уважение. Мы сделали так много. От него требуется только позвонить.

С.: А может, он решит, что мы уже все за него сделали. Зачем влезать?

К.: Я не согласна. Ему должно быть любопытно. Если бы кто-то позвонил мне сообщить, что написал обо мне за ночь пятьдесят, шестьдесят, семьдесят страниц, мне бы точно стало любопытно. Знаешь, Сильвер, если вся эта хрень с Диком провалится, я поеду в Гватемалу. Мне нужно что-то делать со своей жизнью.

С.: Ну Крис. Долина Антилоп и есть Гватемала.

К.: Я просто буду так разочарована, если он не позвонит. Как можно продолжать любить кого-то, кто не выдерживает первое, самое элементарное испытание?

С.: Какое испытание? Испытание адюльтером?

К.: Да нет же. Первое испытание – это позвонить.

Так как у их телефона есть функция ожидания, Крис звонит своей невозмутимой подруге Энн Роуэр в Нью-Йорк.

Десять минут спустя.

С.: И что сказала Энн?

К.: Энн сказала, это отличный проект, более извращенный, чем просто роман на стороне. Ей кажется, это может стать хорошей книгой! Когда Дик позвонит, может, стоит сказать ему, что мы подумываем о публикации?

С.: Нет. Убийство еще не произошло. Желание еще не реализовалось. С форматом решим позже.

К.: (Стонет.) Почемуууууу?

Семь часов спустя.

К.: Сильвер, послушай, это безнадежно. Через два дня мы уезжаем, а я не могу думать ни о чем, кроме этого звонка. Сегодня утром пришел факс от продюсера, который хочет посмотреть мой фильм. Я его даже не прочла. Может, и вовсе уже выкинула.

(Пауза.)

Это какая-то безвыходная ситуация! Я теперь вообще не знаю, чего хочу от Дика. Ничего хорошего из этого не выйдет. Радует только то, что на дворе не семидесятые и я его еще не трахнула. Тебе знакомы эти страдания? Бдение над телефоном до тех пор, пока жар не спадет и терзания наконец не закончатся? Наша единственная надежда – это каким-то образом вернуться к нормальной жизни. То, что казалось таким дерзким, теперь выглядит попросту сопливым и жалким.

С.: Крис, я ведь уже сказал, что он не позвонит. Отстраняться – в его стиле. Мы приняли решение за него. Мы решили, что он думает. Помнишь вступление, которое мы написали от его лица? В каком-то смысле Дик не нужен. Его молчание говорит громче слов, и, возможно, он сам это осознает. Мы относились к Дику как к тупой пизде. Почему ему должно это нравиться? То, что он не звонит, полностью соответствует его роли.

К.: Ты не прав. Реакция Дика и его персонаж – разные вещи. Дело в ситуации. Это напоминает мне об одном случае, мне тогда было одиннадцать. Один человек на местной радиостанции был ко мне очень мил. Он разрешал мне выходить в прямой эфир. А в один прекрасный день на меня что-то нашло, и я начала швырять камни в лобовое стекло его машины. В момент происходящего мне все казалось логичным, зато потом я чувствовала себя сумасшедшей и мне было стыдно.

С.: И теперь тебе хочется забросать камнями «Ти-бёрд» Дика?

К.: Я уже это сделала. Хотя я скорее опозорилась.

С.: Нет.

К.: Да точно. Я спроецировала абсолютную фантазию на ничего не подозревающего человека, а затем попросила его на это ответить!

С.: Подожди, Крис, мне кажется, его неловкость не связана ни с тобой, ни со мной, но только с ним самим. Что он может сделать?

К.: Терпеть не могу, когда я в таком состоянии. Когда телефон зазвонил во время ужина, я покраснела, сердце заколотилось. Лора и Элизабет столько проехали, чтобы нас навестить, и я прекрасно отношусь к обеим, но я просто не могла дождаться, когда же они, наконец, уедут.

С.: Не это ли значит жить на полную катушку?

К.: Нет, это всего лишь тупое влечение. Мне ужасно стыдно.

С.: Но даже если его молчание причиняет тебе боль, разве не это тебя в нем и привлекло? То, что он такой недоступный. Я думаю, здесь какое-то противоречие, по крайней мере стыдиться здесь нечего…

К.: Я позволила себе ужасные вольности по отношению к другому человеку. У него есть полное право смеяться надо мной.

С.: Не думаю, что он смеется. Скорее, грызет себе ногти.

К.: Я чувствую себя таким подростком. Когда ты все время живешь в своей голове и вдруг происходит то, что ты себе напридумывала, действительно начинаешь верить в свои суперспособности… Когда у Леоноры случился передоз из-за паршивой кислоты, которую ей дал мой парень Дональд, я помню, как мы с ним и с Полом всю ночь просидели в парке и поклялись, что если Леонору не выпишут к завтрашнему дню, мы убьем себя. Когда все время живешь в своей голове, не существует никакой разницы между воображаемым и тем, что происходит на самом деле. И ты всесильна и бессильна одновременно.

С.: То есть ты считаешь, что подросток не живет в своей голове?

К.: Нет, он живет в ней настолько, что не разделяет свой мир и реальность.

С.: Ну и что сейчас происходит в голове Дика?

К.: Ох, Сильвер, он не подросток. Он не испытывает ко мне никакого влечения. У него все нормально, что бы ни скрывалось за этим его «нормально». Он просто прикидывает, как быть с этой чудовищной, слащавой ситуацией.

С.: Если он раздумывает об этом, то сегодня он позвонит. Если не сегодня – то во вторник утром. Но он обязательно позвонит.

К.: Сильвер, мы будто в Институте Исследования Чувств.

С.: Забавно, как легко теряется и ускользает то, за чем мы гонимся. Мы можем воскресить какие-то чувства, только вызвав Дика.

К.: Он наш Воображаемый Друг.

С.: Оно нам надо? Все так запутано. Иногда из-за него мы достигаем высшей степени одержимости, но она-то и позволяет нам разглядеть в нем что-то недоступное ему самому.

К.: Не будь таким самонадеянным! Ты продолжаешь говорить о Дике так, как будто он твой младший брат. Думаешь, если у тебя есть его номер…

С.: Ну у меня же нет на него таких видов, как у тебя.

К.: У меня нет на него видов. Я в него влюблена.

С.: Это нечестно. Что он сделал, чтобы это заслужить?

К.: Думаешь, мы все это придумали, потому что боимся уезжать из Калифорнии?

С.: Нет, мы привыкли к переездам. Но что бы случилось, если бы он заинтересовался и включился?

К.: Я бы разок его трахнула, и он бы мне ни разу не позвонил.

С.: То, что ты этого не сделала, оправдывает все происходящее. Важны твои размышления на этот счет. Знаешь, раньше я представлял Дика злобной, склонной к манипуляциям личностью. Но, возможно, он молчит, чтобы просто дать нам время…

К.: …чтобы мы на него забили. Он хочет, чтобы мы на него забили.

С.: Крис, что это за странная зона, навстречу которой мы движемся? Писать ему – одно дело, но теперь мы пишем друг другу. Будто Дик был всего лишь инструментом, чтобы заставить нас разговаривать не друг с другом, а с чем-то еще?

К.: Ты хочешь сказать, что Дик и есть Бог.

С.: Нет, что, возможно, Дика не существует.

К.: Сильвер, кажется, мы движемся в сторону посмертной элегической формы.

С.: Нет. Мы просто ждем его звонка.

8:45 вечера.

С.: Это ужасно нечестно. Похоже, молчуны заставляют работать вдвойне, а потом уже не сбежать, потому что ты сам себе вырыл яму. Может, поэтому тебе так плохо. Словно он наблюдает – наблюдает за тем, как ты себя изводишь.

К.: Тоска и ненависть к самой себе – квинтэссенция рок-н-ролла. Когда такое происходит, хочется включить музыку на полную громкость.

Два часа спустя.

(Дик не позвонил. Крис пишет еще одно письмо и с гордостью зачитывает его Сильверу.)

К.:

Крестлайн, Калифорния

11 декабря 1994 года

Привет, Дик –

сейчас вечер воскресенья, мы спустились в ад и не то чтобы из него вернулись, и раз уж ты отчасти знаком с «проектом», пожалуй, справедливым будет поделиться с тобой последними новостями: мы готовы все отменить. С тех пор как Сильвер вчера вечером разговаривал с тобой о съемках у тебя дома, нас унесло в космические дали… Видишь ли, само видео было не так уж важно, мы просто хотели как-нибудь вовлечь тебя в процесс. С тех пор я одобрила/отмела несколько других задумок, но по большому счету письма – это все, что у нас есть. Мы с Сильвером прикидываем, стоит ли отправить их Эми и Айре в «Хай риск» или опубликовать самим в «Семиотекст(е)»? За три дня мы написали восемьдесят страниц. И все равно я в отчаянии, в растерянности, а ты – молчишь. Значит, тебя ничего из этого не интересует. Давай так и оставим.

Bonne nuit, Крис

С.: Крис, ты не можешь это отправить. Это какая-то бессмыслица. Предполагается, что ты умная.

К.: Окей, я попробую еще раз.

ПРИЛОЖЕНИЕ Е: УМНЫЙ ФАКС (напечатан на бланке «Тяжести и благодати»)

ВОСКРЕСНЫЙ ВЕЧЕР

Дорогой Дик,

«тайфун в стакане воды», похоже, отшумел без твоего участия, и меня это устраивает. Как назвать то, что мы вытворяли здесь последние пару дней? Я нахожусь в отрыве от действительности с того момента, как меня перестал волновать мой фильм и когда случилось это – «я влюбилась»; я решила попробовать справиться с тупым наваждением при помощи рефлексии. Итог двух дней: восемьдесят страниц нечитабельной переписки.

А ведь и правда было любопытно снова провалиться в этот подростковый психоз. Когда ты все время живешь в своей голове, граница с реальностью стирается. Это искаженное всесилие, отрицательные сверхъестественные способности, будто то, что происходит в твоей голове, на самом деле движет реальным миром. Довольно полезная роль, которую можно примерить на себя, хотя тебя это вряд ли заинтересует.

Мне бы не хотелось покидать помещение, когда ты входишь, поэтому лучше расставить все точки над i.

Обязательно сообщи, если захочешь прочесть письма (или отрывки). Во всей этой неразберихе есть что-то про тебя.

С наилучшими пожеланиями, Крис

В полночь они отправляют факс. Но Крис не спится, ей кажется, что она пошла на сделку с совестью. Около двух она прокрадывается в офис и по-быстрому строчит Секретный Факс.

ПРИЛОЖЕНИЕ F: СЕКРЕТНЫЙ ФАКС

Дорогой Дик, буря поднялась из-за навязчивой идеи встретиться с тобой в среду вечером после отъезда Сильвера в Париж. Я по-прежнему хочу это сделать. Если ты отправишь мне факс («да» или «нет») после семи утра в среду, сообщение увижу только я.

Крис

Она вбивает номер факса Дика, указательный палец зависает над кнопкой «отправить». Но что-то ее останавливает, и она возвращается в кровать.

* * *

12 ДЕКАБРЯ 1994 ГОДА

Тем утром, пока они лежат в кровати и пьют кофе, Крис ничего не говорит Сильверу о Секретном Факсе. Ее не покидает мысль о том, что номер факса Дика отличается от номера его телефона. Сверив номера в блокноте Сильвера, она вскрикивает: «О боже! Мы отправили факс Дику на факультет!» (Странно, но у него на факультете только один факс. И тот – в кабинете Президента. Президент – славный мужчина, еврей-либерал, ученый, женат на старой знакомой Крис из Нью-Йорка. Всего каких-то две недели назад они вчетвером провели теплый и приятный вечер у Президента дома…)

Ситуация становится предельно неловкой, делать нечего – надо звонить Дику и предупреждать его о факсе. Каким-то чудом Сильвер дозванивается до него с первого раза. На этот раз он не записывает их разговор. Крис прячет голову в подушку. Сильвер возвращается, торжествуя. Дик был резок и раздражен, – рапортует Сильвер, но по крайней мере мы предотвратили катастрофу. В глазах Крис он герой. Она настолько восхищена смелостью Сильвера, что неожиданно рассказывает ему всю правду о Секретном Факсе.

Теперь Сильвер не может отрицать реальность происходящего. Это не очередная игра-за-чашкой-кофе, которую они выдумали. ЕГО ЖЕНА ЛЮБИТ ДРУГОГО МУЖЧИНУ. Расстроенный, преданный, он пишет рассказ.

ПРИЛОЖЕНИЕ G: РАССКАЗ СИЛЬВЕРА. НЕВЕРНОСТЬ

Крис долго раздумывала об измене мужу. Она никогда не понимала комедий Мариво, всех этих интриг за закрытыми дверями. Теперь же логика обмана прояснилась. Крис только что занималась с Сильвером сексом (который поблагодарил за это Дика), и Сильвер клялся ей в вечной любви. Ну разве не идеальный момент для предательства?

Ведь в некотором смысле история должна была закончиться именно так. Не к этому ли и подталкивал ее Сильвер, когда он заставил Крис написать «Умный факс»?

Сильвер и Крис были вместе десять лет, и она мечтала о том, как признается Дику в своей адюльтер-девственности – «Ты у меня первый». Теперь единственный способ заполучить то, что она хотела (сорокалетие неминуемо приближалось), при этом не задев чувств Сильвера, – «сделать это тайком». Сильвер тоже желал изысканного окончания для этого приключения; разве сама форма не обязывала Крис оказаться в итоге в объятиях Дика? Так бы все и закончилось. Дик и Крис больше никогда это не повторят, Сильвер никогда не узнает.

Но Сильвер не мог выкинуть из головы то, что Крис предала саму форму, созданную ими двумя, исключив его.

[С этого места продолжает Крис, в надежде растолковать все Сильверу – ]

Крис считала, что она вела себя жестоко по отношению к себе и к Сильверу. Но ведь кто-то должен был подвести историю к концу? Проезжая тем днем по Северной трассе, Крис подумала, что она прекрасно понимает положение Эммы Бовари. Впереди маячил одинокий переезд из Крестлайна – путешествие через всю Америку. У дороги стояли три изголодавшихся койота. Крис думала о чутком итальянском грейхаунде Эммы, удаляющемся от кареты все дальше и дальше, навстречу верной погибели. Все пропало.

[Вместе они продолжают – ]

После того смелого телефонного звонка раздраженному по понятным причинам Дику их осенило, что теперь они остались вдвоем. Дик никогда не ответит. Форма так и не будет воплощена. Сильверу никогда не предложат работу в колледже Дика.

Сильвер прикидывался, что ему все равно. Разве они с Крис не вели себя как истинные аристократы, т. е. как отчаянные психи? Посмел бы кто-нибудь кроме них вытворять с кем-то то, что они вытворяли с Диком? Мы художники, сказал Сильвер. Так что нам можно.

Но Крис не была так уверена.

Впоследствии они придумают такой подзаголовок: «Знаменует ли эпистолярный жанр становление буржуазного романа?». Но это будет позже, после очередного ужина с выдающимися друзьями из академии у Дика дома.

Крестлайн, Калифорния

Понедельник, 12 декабря 1994 года

Дорогой Дик,

я – мы – пишем тебе это письмо, которое никогда не отправим. Наконец мы разобрались, в чем проблема: ты держишь нас за дилетантов. И как мы не поняли этого раньше? Ну то есть ты, Дик, парень простой. У тебя нет времени на таких, как мы. Ты совсем как те парни, регулярно имевшие меня полгода-год, а затем с гордостью заявлявшие: «Я тут встретил кое-кого. Она мне правда очень нравится. Карен/Шерон/Хезер/Барбара совсем не похожа на тебя. Она действительно приятный человек». И что? Чем мы не Приятные Люди?

Или это классовая история? Несмотря на то, что у нас с тобой одинаковое происхождение, ты считаешь нас выскочками-декадентами. Будто мы… неискренние, что ли.

И что теперь? Мы зря пытались узнать тебя ближе? Вот несколько фактов из наших биографий.

Мы уезжаем из Калифорнии – меняем адрес примерно в сотый раз за последние два года. Тревога стала нормой. Сегодня Крис пришло письмо из Берлина: ее фильм не взяли в программу фестиваля.

Крис получила несколько факсов от координатора постпродакшена в Новой Зеландии: плохие новости, сорванные дедлайны, непредвиденные расходы.

Эти события на какое-то время сбили нас с Курса Дика, и мы с радостью вернулись к нему уже сидя на чемоданах.

Потом Сильверу позвонила Марджит Роуэлл, куратор отдела живописи в MoMA. Не хотел бы он отредактировать каталог об Антонене Арто? Это важная выставка. Пропасть между нами увеличивается. Потом объявилась уборщица, за ней – чистильщик ковров. Крис металась посреди всего этого сама не своя из-за твоей реакции на отправленный факс.

Дик, почему нам так наскучила наша жизнь? Вчера мы решили не бронировать этот дом на следующее лето. Может, мы снимем что-нибудь в другом конце твоего городка?

Это ты задаешь такой настрой? Мы что, как тот известный взломщик, который проникает в чужие дома, чтобы украсть что-то чисто символическое – пачку презервативов, сырный нож?

Нам никак не заставить себя дописать это письмо.

Подписано: Крис и Сильвер

22:55

Мы собираемся еще раз позвонить Дику и объяснить ему, что идея с видео все-таки сыровата. Это все наше бредовое состояние: воображение разыгралось, мы хохочем, и идея позвонить кажется здравой. В конце концов, Дик провел «с» нами последние два часа. Мы забываем, что Дик ничего не хочет о нас слышать. Звонок в такой ситуации может стать последней каплей.

Мы писали все это и перед нами будто раскладывался калейдоскоп наших любимых книг: «По направлению к Свану» и Уильям Конгрев, Генри Джеймс, Гюстав Флобер. Аналогии лишают чувства искренности?

Время лечит.

Дик, ты очень умный, но мы обитаем в разных культурах. Мы с Сильвером как дамы при дворе Хэйан в Японии пятого века. Любовь заставляет нас выражаться изысканно и двусмысленно. А ты тем временем застрял на ранчо.

Любовные письма. Диковинные письма. Культурное исследование.

Мы испытывали тебя. Мы провалились.

* * *

13 ДЕКАБРЯ 1994 ГОДА

Вторник разочарованно рассветает. Сильвер и Крис весь день перевозят вещи в ячейку № 26 в «Дарт Кэньон Сторидж Бинс». За двадцать пять долларов в день они могут бесконечно откладывать момент избавления от сломанного плетеного кресла, продавленной кровати и дивана из комиссионки. Крис таскает мебель из грузовика на второй этаж, пока Сильвер, рявкая, раздает инструкции. У него пластиковое бедро, поэтому ему нельзя поднимать ничего тяжелее «Малого Ларусса», но он все равно считает себя экспертом по переезду. К третьему заходу становится абсолютно ясно, что их вещи не влезут в ячейку № 26 размером четыре на восемь. За сумму на пятнадцать долларов больше они могли арендовать контейнер № 14, шириной десять на двенадцать, но Сильвер и слушать не хотел о лишних расходах. «Сейчас я все организую!» – кричит он (как выжившие в концлагерях хвастались своим умением «организовать» хранение пронесенного тайком яйца или картофелины). Он продолжает придумывать, как вместить напольные лампы, матрасы, триста фунтов книг, а Крис орет на него, прогибаясь под весом всего этого дерьма («Жадный еврей!»), пока тащит барахло из ячейки № 26 в коридор и снова обратно. Это только добавляет ему решительности. В итоге все влезает, когда они соглашаются выкинуть позолоченную клетку, купленную в Колтоне на распродаже за тридцать баксов – сторговались. Птица улетела давным-давно. В прошлом сентябре, в конце их внезапного, дешевого и монотонного отпуска в Бахе, они проезжали Энсенаду и прямо у дороги купили зеленого краснохвостого попугайчика, а потом прятали его под сиденьем, когда пересекали границу. Лулу – названный в честь любимца Фелисите из флоберовской «Простой души» – был Коррелятивной Птицей Сильвера. Он кормил попугая листьями салата и семечками, делился с ним сокровенным, пытался научить его говорить. А в один солнечный осенний день Сильвер поставил клетку на веранде и открыл дверцу, чтобы Лулу было лучше видно запорошенные снегом горы над озером Грегори. Он наблюдал сначала изумленно, потом с прискорбием, как Лулу вылетел из клетки и сел на перила, оттуда – на огромную сосну и, наконец, скрылся из виду. Они накупили всевозможных товаров для птиц, а вот о приборе для подрезания крыльев забыли. «Он выбрал свободу», – с грустью повторял Сильвер.

Поскольку «серьезная» литература по-прежнему предполагает максимально точное запечатление субъективности отдельного человека, считается глупым и непрофессиональным оставлять персонажей второго плана как есть, изменяя только их имена и маловажные черты характера. Современный «серьезный» гетеромужской роман – хорошо замаскированная История Обо Мне Самом, и она так же нещадно истребляет все вокруг, как и патриархат в целом. В то время как главный герой/антигерой откровенно и есть автор, все остальные действующие лица упрощены до «персонажей». Пример: художница Софи Калль появляется в книге Пола Остера «Левиафан» в роли девушки писателя. «Марии было далеко до красотки, но глубина ее серых глаз влекла меня к ней». Работы Марии идентичны самым известным произведениям Калль – телефонная книга, гостиничные фотографии и т. д., – но в «Левиафане» она показана беспризорным созданием, избавленным от таких причуд, как амбиции или карьера.

Когда женщины пытаются проникнуть в суть этого искусственного самодовольства, попутно называя имена – потому как наши «я» меняются от соприкосновения с другими «я», – нас тут же нарекают суками, клеветницами, порнушницами и дилетантками. «Ты чего такая злая?» – спросил он меня.

В тот вечер от Дика сообщений нет. Пустой чистый дом. После ужина Сильвер и Крис садятся на пол и включают ноутбук.

ПРИЛОЖЕНИЕ H: ПОСЛЕДНИЕ ПИСЬМА СИЛЬВЕРА И КРИС ИЗ КРЕСТЛАЙНА

Дорогой Дик,

я уеду во Францию меньше чем через сутки. Часики тикают, а ты будто этого не замечаешь. Идеальное пространство для трагедии.

Вот же блядство. Этим утром я испытывал угрызения совести, я сочувствовал. Мы играем в преследование. Но потом я вспоминаю о десятках исписанных страниц, миллионах слов о тебе, проносившихся в наших головах, и единственное, что мы предприняли, – это позвонили тебе дважды и отправили один жалкий факс? Такая неувязка и правда шокирует.

Прошлым вечером нам показалось, что мы наконец попали в точку, и в каком-то смысле так и есть. Общение с тобой в письменной форме невозможно, ведь тексты, как нам известно, питаются самими собой, превращаются в игру. Остается надеяться только на личную встречу. Сегодня утром, когда Крис проснулась, я принял решение. Она должна поехать в Долину Антилоп и встретиться там с тобой, Дик.

Но ближе к вечеру я начал сомневаться. Утром я оставил сообщение Президенту твоей школы, поблагодарил его за приятный вечер. Представь себе сцену: в разговоре с тобой Президент упоминает, что, возможно, я присоединюсь к факультету в следующем году, Крис стучится в твою дверь ровно в тот момент, когда ты было поверил, что дьявольская парочка убралась восвояси. И что бы ты сделал? Сказал бы «привет» или потянулся за пневматическим ружьем? Может, это и не такая хорошая идея. Давай попробуем иначе.

На закате Крис приезжает в Долину Антилоп и устраивается в твоем любимом баре. Она прислоняется к двери и, потягивая пиво из горла, ждет, когда твоя машина проедет мимо. Ей стоит позвонить тебе домой? Но ведь она знает, что у тебя определяются номера входящих.

Или вот еще: ты проезжаешь мимо бара и замечаешь на парковке ее пикап. Подъезжаешь, снимаешь шляпу и заходишь внутрь. Она робко оглядывает пустующую барную стойку и замечает в дверях твой силуэт… Остальное – удел истории.

Сцена Номер Три: Крис снимает номер в городке неподалеку. Она собирается тебе позвонить, передумывает, спонтанно едет в Долину Антилоп и заходит в твой любимый бар. Спустя какое-то время она затевает разговор с барменом. А вдруг он знает хоть что-то о гринго, который живет совсем один на окраине города? Такой славный парень, хоть и со странностями? Крис атакует вопросами кротких ковбоев-чикано, которые зарабатывают себе на жизнь тем, что заправляют нелегалами из Гватемалы, собирающими апельсины. А твою девушку они знают? Она у тебя вообще есть? Часто ли ты сюда приходишь? А уходишь домой один? Ты любишь поговорить? И о чем ты говоришь? «В чем дело? – интересуется белокожий бармен-американец. – Ты что, коп? Он что-то натворил?» – «Да, – отвечает Крис. – Он мне не звонит».

Видишь? Прятаться бесполезно.

На сегодня все, Крис и Сильвер

Вторник, 13 декабря 1994 года

Крестлайн, Калифорния

Дорогой Дик,

ни одна из этих идей не подходит. Единственная возможность прикоснуться к тебе (и я все еще этого хочу) – это сфотографировать бар в твоем городе. Буду снимать широкоугольником, получится такое хопперианство, теплый искусственный свет сражается с сумрачным небом, пустынный закат укутывает оштукатуренное здание, внутри висит одна-единственная лампочка.

Ты когда-нибудь читал «Небесную синь» Жоржа Батая? Он там постоянно говорит, как преследует, как упускает Синюю птицу Счастья…

Ох, Дик, ну до чего же мне грустно.

Крис

Дорогой Дик,

я, может, и покидаю место преступления, но не могу позволить всему этому превратиться в ничто.

Сильвер

Вторник, 13 декабря 1994 года Крестлайн, Калифорния

Дорогой Дик,

я не уверена, что по-прежнему хочу тебя трахнуть. По крайней мере точно не так, как раньше. Сильвер постоянно говорит, что мы посягаем на твою «хрупкость», но я не уверена, что согласна. Нет ничего особенного в том, что очередная женщина тебя обожает. Ты все время сталкиваешься с подобными «проблемами». Просто я особенно надоедливая – из тех, кто отказывается вести себя подобающе. Это делает ситуацию менее привлекательной, и я попросту не могу хотеть тебя теперь так же открыто, как тем субботним вечером под Some Girls. Но после всего, через что мы прошли, я все-таки отношусь к тебе с нежностью. Мне нужен только снимок твоего любимого бара. Сегодня я позвонила твоему коллеге Марвину Дитрихсону, чтобы узнать, чем ты сегодня занимался. Что ты рассказывал на семинаре. Во что ты был одет. Я нахожу новые способы, как быть ближе к тебе. Все окей, Дик, мы можем быть в отношениях по-твоему.

Крис

Вторник, 13 декабря 1994 года

Крестлайн, Калифорния

Дорогой Дик,

зови меня настырным, если угодно, но, как художник, ты не можешь надеяться, что работу выполнят за тебя другие. Завтра вечером Крис выезжает в Долину Антилоп.

Сильвер

* * *

И вот почти десять часов вечера, Крис безутешна, Дик до сих пор не позвонил. Она знает, что ни к какому Дику она не поедет; и она ненавидит Сильвера за то, что он заставляет ее притворяться. Зато благодаря Дику Сильвер и Крис прожили четыре самых насыщенных дня за все время их отношений. Сильвер озадачен: неужели он может чувствовать близость с ней, только когда кто-то грозится их разлучить?

Звонит телефон. Крис подскакивает. Но это не Дик, это всего лишь служащий «Дарт Кэньон Сторидж» переживает, что они оставили свою ячейку незапертой.

Позвонить ли ей Дику? Может, порепетировать для начала? Все-таки в прошлый раз ее застали врасплох. У нее в голове витает кое-какая мысль, родившаяся после разговора с Марвином Дитрихсоном. Дик с горем пополам пытается дописать до Рождества заявку на какой-то грант для своей кафедры. Похоже на лазейку. Дик знает, что заявки на гранты когда-то были ее работой? Что она может настрочить заявку быстрее, чем он – подрочить? Может, ей стоит предложить ему свою помощь в качестве компенсации за все эти неудобства? Но где им встретиться? В его кабинете? У него дома? В баре в Долине Антилоп?

Дорогой Сильвер,

мне нужно на что-то надеяться, иначе у меня просто нет сил жить дальше.

С любовью, Крис

Дорогая Крис,

с этого момента воспоминания о Дике будут жить во всем, что мы делаем. На протяжении твоей поездки через Америку мы будем обмениваться факсами о нем. Он будет нашим мостом, перекинутым от «Кафе Флор» к техасским нефтяным полям…

* * *

СРЕДА, 14 ДЕКАБРЯ 1994 ГОДА

Когда Крис высадила Сильвера вместе с теплым пальто и сумками в аэропорту Палм-Спрингс, он выглядел грустным и уставшим. Пока он будет лететь в Лос-Анджелес, потом в Нью-Йорк, потом в Париж, Крис закончит перевозить вещи из дома в Крестлайне. Она остановится купить диск с лучшими хитами The Ramones. Когда она вернется домой около обеда, на автоответчике не будет сообщений от Дика, зато одно сообщение оставит во время пересадок Сильвер: «Привет, милая, я звоню, чтобы снова попрощаться. Мы чудесно провели время вместе – становится все лучше и лучше».

Сообщение ее тронуло. Но чуть позже тем днем она разговаривала с соседскими детьми и они ее потрясли: Лори и ее семья были уверены, что Сильвер – отец Крис. Выходит, даже случайным наблюдателям предельно ясно, что они с Сильвером больше не занимаются сексом? Или это значило, что Лори – уверенная в себе, напористая черная женщина из Лос-Анджелеса – не могла представить, что кто-то в ее с Крис возрасте мог встречаться со старпером? Молодой бойфренд Лори был красив, молчалив, груб; такой гетто-Дик.

«Дорогой Дик, – напечатала Крис на своем ноутбуке “Тошиба”, – когда утром я везла Сильвера в аэропорт, солнце поднималось из-за гор. Занимался еще один славный калифорнийский день, и я думала о том, как здесь все отличается от Нью-Йорка. Земля исключительных возможностей, свободы и свободного времени, чтобы делать – что? Чтобы стать серийной убийцей, буддисткой, свинговать, писать письма тебе?»

15 декабря 1994 года

Сильвер приземляется в Париже. Семь тысяч миль и пятнадцать часов спустя его отпустило, и он перестал понимать, что заставило их там, в Калифорнии, считать любовные письма его коллеге хорошей идеей.