Текст книги "Опасная игра бабули. Руководство по раскрытию собственного убийства"

– Я и не знала, что мне нужен план.

У меня сложилось впечатление, что мы уже говорим не о шахматах.

– Ну что ж, – Форд закинул руки за спину. Он многозначительно посмотрел на меня и добавил: – Тогда тебе повезло, что наши пути пересеклись.

– А мне почему-то кажется, что это не имеет ничего общего с везением, – отозвалась я.

Он едва заметно дернул подбородком, как будто я заработала очко в игре.

Глава 12

Я уже собираюсь зарегистрироваться в гостинице «Касл-хаус», когда вбегает мистер Гордон. И хорошо, потому что я вспомнила, что забыла сумку с вещами в его кабинете.

– Ой, Энни, я так рад, что успел вас перехватить. – Он вытаскивает из нагрудного кармана помятый платок и снова вытирает лоб – похоже, у него такая привычка на нервной почве. – Фрэнсис попросила, чтобы до оглашения завещания, которое состоится завтра утром, вы остановились в Грейвсдаун-холле. На улице ждет такси, чтобы отвезти вас туда. Не возражаете?

– Я… – Откашлявшись, я следую за мистером Гордоном на главную улицу, к такси. – Конечно, звучит немного по-детски, но при мысли о том, чтобы остаться в одиночестве в большом доме, сразу после того как тетя Фрэнсис…

– Прекрасно вас понимаю, – отвечает мистер Гордон. – Но в последней воле Фрэнсис также упомянула Саксона и Оливера, и они тоже останутся в поместье. Думаю, Эльва уже там, она считает себя приложением к Саксону и… Ну вы сами с ней встречались. Просто не теряйте бдительности.

Он многозначительно смотрит на меня, и я киваю.

– Боюсь, мне придется задержаться здесь и кое-что доделать, – говорит он, сажая меня в такси. – Увидимся утром.

Я закидываю рюкзак на заднее сиденье, сажусь рядом, и такси трогается. Хотелось бы мне сказать, что я путешествую налегке только со всем необходимым, но рюкзак распирает от блокнотов, романов, открыток, многочисленных ручек, усталого ноутбука и нескольких непрочитанных книг о том, как написать роман.

Кожаная сумка с минимальным набором одежды и туалетными принадлежностями уже в машине. Я нашла эту сумку в подвале дома в Челси и только в такси заметила, что на ней выведены инициалы РЛГ. Как там звали мужа тети Фрэнсис? Если я та самая «дочь», мне следовало бы это знать. От осознания своей неуместности здесь у меня поникают плечи. Я не должна тут находиться, в сущности, я даже не член семьи, тетя Фрэнсис выбрала меня по каким-то причинам, смысл которых от меня ускользает.

Прежде чем все это обдумать, я звоню маме, мне хочется уцепиться хоть за что-то родное. Она отвечает после второго гудка, и тут я вспоминаю, что сегодня вечером ее выставка в «Тейт», не стоило беспокоить ее в такой важный день. Я удивлена, что она вообще ответила, но от этого на душе теплеет. Может, ей тоже необходимо услышать знакомый голос. Хотя, наверное, сейчас не время рассказывать ей о смерти тети Фрэнсис.

– Привет, Энни, – говорит она.

В ее голосе звучит наигранная легкость, которая появляется, когда она слишком старается куда-то встроиться, но не уверена в своих силах. У нас с мамой бывали взлеты и падения, но, услышав этот тон, я как никогда понимаю, насколько мы близки.

– Привет, мам. Прости, что беспокою, я только сейчас вспомнила, что сегодня открытие. Поздравляю! – Наигранная легкость закрадывается и в мой голос, как эхо маминой. – Как там все?

Слышу на заднем плане гул разговоров и звон бокалов с шампанским. Я представляю выставочный зал с тщательно подсвеченными стенами, чтобы в лучшем виде представить новые полотна в фирменном стиле Лоры Адамс: поначалу они кажутся хаотичными, но, если приглядеться, можно увидеть скрытые слои, прямо как у самой мамы. Ее главной темой всегда были разрушающиеся пространства городов, снова захваченные природой, и мама изображает это в весьма страстной манере.

– Все идет хорошо, – отвечает мама. – Здесь много знакомых критиков, и люди хвалят картины, многие уже куплены.

– Это же здорово, мам! – восклицаю я с искренним восторгом. Знаю, как многое значит для нее признание, тем более когда после успеха в девяностых у нее начался застой. И хотя она знала, что получит наследство от тети Фрэнсис, денег было всегда в обрез, потому что прибыль от продажи ранних картин испарилась вместе с моим отцом. – Не хочу тебя задерживать.

– Что ты, я рада услышать твой голос. Как у тебя дела? Тетя Фрэнсис все такая же чокнутая?

– Э-э-э…

Я замолкаю, пытаясь найти способ, как не выдать новости про тетю Фрэнсис, но мама каким-то образом чует, что скрывается за моим молчанием.

– Энни, все в порядке?

– Не хотела тебе сейчас говорить. Я правда забыла, что сегодня у тебя выставка, – медленно произношу я.

Мама вздыхает, но не злится.

– Не бойся меня расстроить, Энни. Если у тебя плохие новости, выкладывай.

Я прикусываю губу и киваю, хотя мама меня и не видит.

– Тетя Фрэнсис умерла, мам. Мне очень жаль.

Повисает пауза.

– Мне приехать в Касл-Нолл?

Если мама и расстроена, то очень хорошо это скрывает. Она всегда это умела, и я знаю, что до конца вечера будет показывать всему миру лучшую сторону Лоры Адамс. Но я чувствую себя ужасно из-за того, что привела на открытие выставки призрак тети Фрэнсис.

– Пока нет, – отвечаю я. – Пожалуйста, не волнуйся, все под контролем. Если ты мне понадобишься, я дам знать.

При этих словах я мысленно вздрагиваю, потому что мы с мамой прекрасно знаем, что это неправда. Когда я нуждаюсь в маминой помощи, то всегда прошу кого-то другого или справляюсь сама. Она замечательная, но никогда не была моим спасательным кругом. Честная версия этого заявления звучала бы так: «Если ты мне понадобишься, я позвоню Дженни».

– Ладно, – вздыхает мама. Снова возникает неловкая заминка. – Энни, можешь оказать мне услугу?

– Хм, конечно.

– Тетя Фрэнсис всегда вела подробные записи. Они в маленькой комнате рядом с библиотекой. Можешь привезти мне одну папку? Просто… очень важно, чтобы она не попала в чужие руки.

В голове бешено крутятся мысли и выплескиваются наружу.

– Я… Да, конечно. Какая из них тебе нужна?

Я слышу еще один вздох, он звучит устало.

– Под названием «Сэм Арлингтон».

Папа.

Я провожу рукой по волосам, забыв, что собрала их в неряшливый пучок, срываю резинку, и они рассыпаются по плечам. Наверное, я должна разозлиться на тетю Фрэнсис из-за того, что она вела записи о моем отце, но вся злость направлена на маму, знающую о существовании этих записей. И, видимо, она знает, что в них. Мама вдруг кажется мне незнакомкой.

– Энни? Ты еще там?

– Ага, – откликаюсь я. – Я здесь. Я достану папку.

– Спасибо, – с облегчением благодарит она. – Можешь читать записи или не читать, дело твое.

Это приводит меня в бешенство, потому что решение в любом случае принимать мне. Это ведь я сейчас в Касл-Нолле, копаюсь в жизни тети Фрэнсис. А теперь еще в жизни мамы.

– Ладно, возвращайся к выставке, – говорю я, напомнив себе, что сообщила о смерти тети Фрэнсис в такой важный для маминой карьеры день.

Как обычно, я коплю все чувства, с которыми она меня оставила, чтобы разобраться с ними позже.

– Да, я лучше пойду.

– Прости, что все так вышло. С новостями о тете Фрэнсис.

Мы завершаем разговор, и тут я замечаю, что таксист смотрит на меня в зеркало заднего вида.

– Резерфорд Лоуренс Грейвсдаун, – произносит он, встречаясь со мной взглядом в зеркале.

– Что-что?

– Инициалы у вас на сумке. Я сложил два и два. Я ведь везу вас в поместье Грейвсдаун. Семейное наследство?

– Э-э-э… ну да.

Я изучаю водителя. Я привыкла, что лондонские таксисты – безликие незнакомцы, но здесь, в Касл-Нолле, я только что разговаривала с мамой о сокровенном в присутствии того, кто с удовольствием посплетничает в местном пабе.

С заднего сиденья трудно разглядеть водителя, но он примерно мамин ровесник, с коротко стриженными седыми волосами и широкими плечами. И от него пахнет куревом.

Он сворачивает на круг перед Грейвсдаун-холлом и останавливается. Расплатившись, я подхожу к опущенному со стороны водителя стеклу. Таксист окидывает дом таким злым взглядом, что я невольно отшатываюсь.

Но когда мужчина видит меня, то снова натягивает на лицо приветливую маску.

– Вы ведь дочь Лоры, верно?

– Да.

Я немного его опасаюсь, но по привычке не могу вести себя невежливо.

Он ухмыляется:

– У нас с ней кое-что было. С Лорой. Очень давно. Когда мы были подростками. – Он опять злобно смотрит на дом. – Но вмешалась Фрэнсис и положила этому конец. Не хочу плохо говорить о покойной, но не удивляйтесь, если Лора не горюет из-за ее смерти. Между ними не было особой любви.

Ничего не могу с собой поделать – у меня просто отвисает челюсть. Он не только подслушал мой разговор, но и встречался с мамой? А теперь с радостью лезет не в свое дело? Да кем он себя возомнил?

Таксист продолжает болтать, а я молча стою, вытаращившись на него.

– Вы так на нее похожи, – улыбается мужчина. – Передайте ей привет от Реджи Крейна.

– Ваша фамилия Крейн? Как у детектива Роуэна Крейна?

Реджи кивает:

– Он мой сын. Вы наверняка уже с ним встречались.

– Да, – ошарашенно произношу я. – Встречалась.

Уравновешенный детектив совершенно не похож на этого любопытного таксиста, но дети часто отличаются от родителей и внешне, и по характеру.

Лишь когда такси уезжает, я вспоминаю слова Саманты из полицейского участка.

«Она третировала всю семью Крейнов».

Интересно, насколько сильно третировала и достаточно ли этого, чтобы желать ей смерти.

Глава 13

– Есть кто-нибудь? – тихо спрашиваю я, открыв огромную дверь в дом. – Эльва?

В ближайшем дверном проеме неожиданно появляется голова Арчи Фойла.

– Она поехала в деревню, – говорит он почти радостно.

Я внимательно смотрю на него.

– Я думала, у вас нет ключей.

– У меня их и нет. Они есть у моей внучки Бет. Она на кухне. Она попросила меня принести с фермы свежие овощи. Я не говорил, что она иногда готовит для Фрэнсис? Обычно по вторникам Бет сюда не приходит, но, учитывая обстоятельства… – Арчи на секунду задумывается. Его темные глаза внезапно фокусируются на мне, словно он только что меня увидел. – Уолт сказал, оглашение завещания будет завтра утром, так что Бет приготовит для всех вас завтрак. Фрэнсис этого хотела бы.

– Ясно, – медленно произношу я, вкладывая в это слово больше подозрений, чем намеревалась.

Надо мне научиться не выдавать свои эмоции. Вероятнее всего, именно Арчи принес тете Фрэнсис те цветы, хотя у меня есть только одна причина так думать: он садовник и приносит ей свежие цветы каждое утро. Уж больно удобно все складывается.

И тут до меня доходит: Арчи появился из коридора, ведущего в библиотеку. Мало того что, найдя тело, мы наверняка затоптали какие-нибудь важные улики вроде волос или волокон ткани, у виновника смерти тети Фрэнсис еще больше причин их уничтожить. Мне становится тревожно при мысли, что библиотеку не осмотрела полиция и сюда может зайти кто угодно.

– Арчи, здесь была полиция?

– Ага, целая куча. Пришел даже детектив, внук Тедди Крейна, и другие, собирали тут улики, как положено. После их ухода библиотеку заперли, ключ от нее только у Уолта. Но вы ведь ее уже видели, если хотите, могу показать вам остальной дом.

– Пожалуй, в другой раз, – говорю я со слабой улыбкой. – Я лучше поброжу тут сама и найду себе комнату. А когда устроюсь, познакомлюсь с Бет.

– Как хотите, – отвечает Арчи и, насвистывая, идет в глубь дома, видимо, на кухню.

Оставляю сумку в прихожей и с рюкзаком за спиной иду через большую столовую к двери в библиотеку. Я не собираюсь ее взламывать, но мне не по себе из-за того, что оттуда появился Арчи.

Дергаю за ручку, и оказывается, дверь не заперта. Она легко открывается, никаких признаков, что полиция опечатала место преступления. Либо Арчи ошибся, либо наврал.

Шагнув в комнату, я отмечаю, что все выглядит нетронутым, и вдыхаю слабый запах хвои. Дверь с другой стороны, ведущая в маленькую комнатку, слегка приотворена, и я снова задумываюсь, зачем Арчи так старательно объяснял, что библиотека заперта. В маленькой комнате никого нет, и выглядит она, как и прежде.

Одну стену подпирают шкафы, словно группка унылых подростков, и, приближаясь к ним, чувствую мурашки по коже. Я стараюсь не смотреть на предсказание, написанное на стене, но взгляд все равно натыкается на слово «ладонь», и моя собственная ладонь начинает пульсировать под бинтами, и это совпадение кажется зловещим.

Всего здесь десять металлических картотечных шкафов. Выглядят они так, словно стоят с восьмидесятых годов, но, может, это просто мои предубеждения. Они выкрашены в старомодный зеленый цвет, но от частого использования краска на швах облезла и стал виден серебристый металл.

Каждый ящик пронумерован черным маркером. Верхний ящик слева слегка приоткрыт: в металлическом замке торчит связка ключей. На ней два больших ключа, вероятно, от дома и каких-то хозяйственных построек. Но меня больше интересуют маленькие ключи. Склонив голову набок, я провожу по ним пальцами. Они звякают, как крошечные колокольчики. Все они похожи и пронумерованы в соответствии с ящиками. Пока мы с Эльвой, Оливером и мистером Гордоном ждали «Скорую», ключей точно здесь не было. Наверное, их нашла полиция. И просто оставила здесь?

Начинаю с первого ящика, поскольку он не заперт, а я предполагаю, что папки расположены в алфавитном порядке. Значит, папино имя, Сэм Арлингтон, должно быть здесь.

Но его нет, только куча других фамилий. Я не вижу в их расположении никакой системы и раздраженно листаю папки в поисках знакомых имен.

И вдруг натыкаюсь на собственное.

Я вытаскиваю хлипкую папку. В ней моя фотография вместе с мамой, с выпускного в колледже, и несколько записей, которые вряд ли кто-либо посчитал бы интересными. Какие-то старые школьные отчеты, мое резюме с «Линкедин» и, наконец, ксерокопия счета из компании грузовых перевозок, которой я отправила старые сундуки Фрэнсис из подвала. Внизу моя аккуратная подпись. Интересно, зачем она хранила настолько малозначительные документы?

Больше здесь нет папок, посвященным членам моей семьи, ни маминой, ни бабушки Тэнси и дедушки Питера. Все остальные имена мне незнакомы. Под конец я замечаю перед всеми папками кусок толстого картона с надписью «Секреты, подлежащие раскрытию».

Я быстро открываю следующий ящик и обнаруживаю несколько кусков картона, разделяющего папки, с очень тревожными заголовками. На первом написано «Поджог», и за ним три папки. К счастью, я не узнаю ни одного имени. Следующий заголовок – «Нападение», за которым пугающее количество имен, потом «Банкротство» и так далее.

Выходит, система все-таки есть, только не сразу поймешь какая.

У меня сосет под ложечкой, и с каждым открытым ящиком мне становится все хуже. Я не знаю, злиться ли на тетю Фрэнсис за то, что она классифицировала друзей и соседей по их неблаговидным поступкам, или пожалеть за то, что всю жизнь та барахталась в море недоверия.

Наконец я нахожу раздел «Измена», и здесь обнаруживается нужное имя – Сэм Арлингтон. Я осторожно вытаскиваю папку, толстую как роман. Категория «Измена» занимает весь ящик, и при мысли о стольких разбитых сердцах я ощущаю кислый привкус во рту. Тетя Фрэнсис сама раскрывала эти секреты? Или случайно натыкалась на них, пытаясь избавиться от неведомого врага? Я не знаю, почему распался брак моих родителей, это случилось еще до моего рождения и не играло для меня никакой роли. А мама никогда не рассказывала. Мы просто жили без папы.

Но когда взгляд натыкается на фамилию Крейн в конце ящика, я отметаю все мысли. Машинально достаю эту папку. Она толстая, даже толще папиной. Я не открываю ее, чтобы посмотреть, кого из Крейнов затрагивает содержимое, но с удивлением понимаю, что надеюсь не обнаружить там детектива.

При встрече я не заметила на нем обручального кольца, так что, если он и виновен в неверности, это его личное дело. Разве что тетя Фрэнсис считала это дело своим. На Грейвсдаунов тоже есть папка, но мои руки уже заняты. Кто там, Саксон или Эльва? Или собственный муж Фрэнсис?

Я вспоминаю, как яростно Эльва срывала записки со схемы по расследованию убийства, опускаюсь на колени и кладу папки «Крейн» и «Арлингтон» на пол. Потом вытаскиваю папку Грейвсдаунов, быстро открываю ее и листаю содержимое. Там много всего, но касается только незнакомых мне Грейвсдаунов. Никаких упоминаний Саксона, Эльвы или Резерфорда. Внутри папки документы сгруппированы по именам. Там есть некий Харрисон Грейвсдаун, Этта Грейвсдаун и, наконец, Оливия. Похоже, Грейвсдаунам не присуща супружеская верность.

Возвращаю папку Грейвсдаунов на место и закрываю ящик, решив, что пора найти комнату, где я могу уединиться и поразмыслить, насколько сильно мне хочется знать про их неверность.

Поднявшись на второй этаж, замечаю, что некоторые спальни уже заняты: в первой комнате, куда я заглянула, рядом с огромной кроватью с балдахином висит белый дизайнерский блейзер Эльвы. Это на меня не похоже, но я забегаю внутрь. Может, все дело в том, что совсем недавно я копалась в секретах половины города, но я не испытываю стыда, выворачивая карманы Эльвы.

Пальцы нащупывают записки, сорванные со схемы тети Фрэнсис, и еще какой-то сложенный листок. Засовываю все это в собственные карманы, быстро ухожу и прикрываю за собой дверь.

На кровати следующей просторной комнаты с видом на розарий валяется пустая сумка для ноутбука Оливера. Пожалуй, подглядываний на сегодня хватит. Конечно, Оливер говнюк, но кажется мне относительно безобидным, поэтому я оставляю его вещи в покое. На фоне скандальной семьи Грейвсдаунов он выглядит скучным.

Почти бесшумно бреду дальше по коридору, ноги утопают в красной ковровой дорожке, расстеленной по центру отполированного деревянного пола. Наконец я нахожу маленькую комнату с большим окном и бросаю рюкзак на железную кровать у стены. Окно обрамлено витражами, и последние вечерние лучи света отбрасывают веселые цветные тени на пол.

Интересно, кто раньше жил в этой комнате? Она меньше остальных, и кровать попроще по сравнению с элегантной мебелью в других спальнях. На полу простые выбеленные доски и маленькая аккуратная циновка по центру. Вероятно, комната экономки или еще кого-то из прислуги?

Сев по-турецки на кровать и разложив перед собой папки, чтобы почитать их, я вдруг замечаю, что моя дорожная сумка стоит рядом со шкафом у противоположной стены.

Я удивленно моргаю. Наверное, это услужливый Арчи, но все равно меня это слегка нервирует. Тут наверняка есть и другие комнаты, так откуда он знал, что я выберу именно эту? Или это заявление: дескать, твое место здесь, в комнате прислуги. Дом тебе не принадлежит.

Кажется, у меня потихоньку начинают плавиться мозги, вдобавок я ужасно проголодалась. Я целый день ничего не ела, с самого поезда. Честно говоря, до сих пор мне не хотелось есть, но внезапно я почувствовала себя страшно голодной, желудок словно переваривал сам себя.

Засовываю папки в рюкзак, между зеленым дневником тети Фрэнсис (еще один пункт в списке для изучения тайн Касл-Нолла) и стопкой собственных блокнотов. Рюкзак я запихиваю под кровать, хотя и уверена – если кому-то захочется покопаться в моих вещах, первым делом этот человек заглянет туда. Но не могу же я оставить папки на всеобщее обозрение.

Опять спускаюсь и без труда нахожу кухню. Я слышу, как насвистывает Арчи, и тихий гул разговора. Интересно, что делает на кухне Бет, если она собиралась готовить завтрак. Хотя, как я знаю, чтобы испечь хлеб, придется поработать загодя.

Огромная кухня ярко освещена. Она размером со среднюю квартиру в центре Лондона. У дальней стены расположилась большая плита, а напротив – здоровенный кухонный остров с толстой деревянной столешницей. В другом конце кухни находится такой гигантский каменный камин, что я легко могу в него поместиться, а перед ним стоят два кресла. На подлокотнике одного из них лежит фиолетовый кардиган. Стоящая у острова женщина разворачивается и смотрит на меня.

Бет Фойл выглядит лет на десять старше меня, у нее темные кудри и лицо нестандартной красоты – вытянутое, с орлиным носом, причем она не скрывает, а подчеркивает эти черты, отчего становится не просто симпатичной, а сногсшибательной. Она с головы до пят одета по моде 1930-х, и кажется, что красная губная помада и темно-синее платье – вполне подходящий наряд, чтобы заниматься выпечкой. Даже старомодные туфли на каблуках выглядят вполне уместными. Поверх платья повязан фартук из 1950-х, а может, специально так сшитый. Она тщательно замешивает тесто на засыпанном мукой острове, но, увидев меня, замирает.

– А! – Ее рука взлетает к виску, и даже этот жест кажется винтажным и идеально уместным, как будто она Ингрид Бергман и собирается поцеловать на прощание Хамфри Богарта[8]8
  Отсылка к фильму 1942 г. «Касабланка».


[Закрыть]. – Вы ведь Лорина… Энни, верно?

– Да, это я, здравствуйте.

Слабо взмахиваю рукой, но Бет обходит остров, вытирая руки о фартук, чтобы пожать мне руку.

– А я Бет.

Арчи здесь нет, хотя могу поклясться, я только что слышала его свист. Может, это Бет насвистывала ту же мелодию.

– Приятно познакомиться. – В животе у меня громко урчит, и я решаю перейти сразу к делу. – Арчи сказал, вы готовите завтрак на утро. А сейчас можно чем-нибудь перекусить? Не хочу показаться невежливой, но я умираю с голода.

– Конечно! Могу предложить кое-что получше. Вы любите суп? Я приготовила минестроне и хрустящие хлебцы дедушке на обед, а он почти к ним не притронулся.

Она идет к большому холодильнику, достает оттуда чугунный сотейник (дорогой, от французской фирмы Le Creuset) и засовывает его в духовку. Плита выглядит новенькой, а красная эмаль на ней точь-в-точь того же оттенка, что и помада на губах Бет.

– Спасибо, – я подхожу к плите и любуюсь сверкающими хромированными ручками.

– Вам нравится? – спрашивает Бет. – Фрэнсис разрешила мне самой выбрать плиту, когда нужно было заменить старую.

При упоминании тети Фрэнсис лицо Бет грустнеет, но ее истинные чувства все равно трудно прочесть. Хотя она – само воплощение чопорности другого столетия, мне не кажется, что она похожа на Эльву, для которой все происходящее спектакль. Я не знаю, что о ней и думать.

– Мне жаль, – говорю я. – Наверное, вы хорошо ее знали. Сегодняшний день для вас стал кошмаром.

Бет слабо улыбается:

– Я готовлю, чтобы приглушить эмоции. Это помогает. Но спасибо.

Она достает нагретый суп из духовки, наливает в тарелку и ставит ее передо мной. Я набрасываюсь на суп, и он великолепен. Проглотив почти всю тарелку, я смотрю на пустые кресла.

Бет следует за моим взглядом к фиолетовому кардигану, висящему на подлокотнике одного из них, и вздыхает.

– Это Фрэнсис, – объясняет она. – Я не смогла его убрать.

Ее глаза опять увлажняются, девушка отворачивается и начинает суетится у плиты, а когда снова смотрит на меня, лицо у нее слишком веселое.

Я вспоминаю слова Арчи о том, что их ферма стоит на земле Грейвсдаунов, и гадаю, как скажется на их судьбе смерть тети Фрэнсис. Несколько секунд я борюсь с собой, но в итоге решаю, что вопросы о ферме не покажутся невежливыми. Бет даже обрадуется, что кто-то думает о будущем ее семьи.

– Бет, я тут задумалась, что будет с вашей семейной фермой после смерти тети Фрэнсис?

Бет снова вытирает руки об фартук и морщит лоб.

– Ну это решать наследнику, – говорит она беззаботным, но явно фальшивым тоном. – Признаюсь, было бы здорово, если б Фрэнсис оставила ферму нам, но мистер Гордон уже сообщил, что мы не упомянуты в завещании.

– Мне жаль.

И мне правда жаль. Несправедливо, что тетя Фрэнсис не позаботилась о том, чтобы ферма осталась у Фойлов. Поместье и без того огромное, кому нужна ферма? Наверное, за этим кроется что-то еще.

Бет кивает и благодарно улыбается.

– Остается надеяться, что все будет хорошо, – она снова посыпает столешницу мукой, а потом замешивает еще один большой шарик теста.

Меня одолевает любопытство – не для того ли она затеяла приготовление завтрака, чтобы находиться поблизости и держать руку на пульсе. Я бы на ее месте так и поступила.

Вдруг я замечаю, что за нами наблюдают.

Несколько ступеней за кухней ведут вниз, в большую открытую оранжерею. Едва ли это подходящее слово для такого грандиозного сооружения, но пышная зелень скрывает его объем. Сквозь древовидные папоротники и пальмы просачивается вечерний свет, заливая все вокруг сладким сиянием. Это первая часть дома, которую мне захотелось исследовать (не считая библиотеки, но к ней у меня теперь смешанные чувства). Я так и сделала бы, если б не лицо, прижатое к окну, выходящему на кухню.

– На нас смотрит какая-то худая женщина, – медленно произношу я. – Впустить ее?

Глаза Бет округляются, а потом и она замечает лицо. Девушка снова вздыхает, но теперь скорее раздраженно, чем печально.

– Роуз, – медленно выговаривает она, повысив голос, чтобы было слышно через стекло. – Не хочешь чашку чая?

Роуз. Я мысленно возвращаюсь к той фотографии – тетя Фрэнсис, пропавшая девушка Эмили Спарроу и третья подруга, Роуз Форрестер. Она мама Джо из «Скорой», так что, видимо, после замужества стала Роуз Лерой. И она владеет гостиницей «Касл-хаус».

Лицо в окне исчезает, и откуда-то из джунглей доносится дребезжание стеклянной двери. Наверное, это задняя дверь оранжереи, выходящая в сад. Из-за папоротников появляется Роуз с розовым цветком гибискуса в одной руке и завязанным платком в другой. Выглядит она в точности как на фотографии, только старше. У нее по-прежнему волосы до плеч, даже блузка и жакет сшиты как будто из полиэстера шестидесятых. Теперь ее волосы подернуты сединой, но ей идет. Ее скулы стали выделяться еще сильнее, и от этого карие глаза кажутся больше. Глядя на Роуз, я вспоминаю, что Эмили и тете Фрэнсис сейчас было бы слегка за семьдесят, а это не такая уж глубокая старость.

Но как только Роуз замечает меня, ее черты в ту же секунду меняются. В глазах вспыхивает злость, а потом тревога. Женщина мнет платок в руке, и в конце концов я замечаю в ее глазах печаль, когда она видит пустое кресло.

– Проходи, садись, Роуз, – мягко говорит Бет и ведет Роуз к креслам, а затем возвращается к раковине за стаканом воды.

Роуз закрывает глаза и вдыхает аромат свежего хлеба, расплывающийся по кухне.

– Ты, должно быть, Аннабель, – наконец произносит она будничным тоном. – Рада встрече. Прости, поначалу я удивилась, увидев тебя здесь. Но я знала, что ты приедешь. Фрэнсис говорила об этом.

– Я тоже рада познакомиться. Тетя Фрэнсис упоминала обо мне? Я не думала…

Но Роуз прерывает меня, всхлипнув.

– Прости, – она промокает глаза. – Я сама не своя. Ты же понимаешь, потеря Фрэнсис…

Голос Роуз срывается, одна рука внезапно взлетает к лицу, словно птичка, которую спугнули из укромного уголка. Роуз сморкается и щиплет себя за переносицу, будто таким способом может сдержать слезы.

– Примите мои соболезнования, – говорю я. – Я знаю, вы с тетей Фрэнсис дружили.

– Я была ее лучшей подругой, – пылко заявляет она.

Внезапная перемена тона удивительна, но я знаю, горе – странная штука, судя по тому, что я видела. Печаль за секунды сменяется злостью. Внезапно я чувствую себя совсем юной.

– Роуз, – мягко произносит Бет, – я могу чем-то помочь?

– Я просто… Мне надо было увидеть… – Роуз подавляет рыдания и немного приходит в себя. – Когда Джон сказал, что Фрэнсис умерла, я почувствовала себя виноватой! Никто ей не верил. – Ее голос дрожит от злости. – А она оказалась права! Все эти годы она была права насчет убийства.

– Этого пока никто не знает наверняка, – возражает Бет.

Я решаю, что еще не время делиться собственными теориями. Бедняжка недавно узнала о смерти своей лучшей подруги. Сказать ей, что Фрэнсис убил житель деревни, вероятно, знакомый… было бы слишком жестоко.

– Но скоро узнают, – спокойно говорит Роуз. – Я верю Фрэнсис. Она готовилась к этому шестьдесят лет. Полиция найдет виновного, да? – Женщина переводит взгляд с Бет на меня и обратно. – Фрэнсис всегда выступала за правосудие, ее убийца не должен остаться безнаказанным!

– Детективы этим занимаются, – говорю я. – Они сделают все как надо, не сомневаюсь.

На самом деле я не уверена, но эти слова кажутся мне уместными. Роуз немного успокаивается и кивает, сморкаясь.

– Энни, – произносит Бет, – вы не могли бы сходить за моим дедушкой, чтобы он отвез Роуз обратно в деревню? Он в саду, я вижу его через окно.

Роуз щурится.

– Я же не древняя старуха и сама приехала на машине! – огрызается она.

– Все равно, лучше пусть тебя отвезет дедушка, – настаивает Бет. – Ты очень расстроена, а при таких обстоятельствах случаются катастрофы.

– Я уже наездилась с Арчи Фойлом, – бормочет Роуз.

Бет многозначительно смотрит на меня, я киваю и иду искать Арчи.

Он обрезает темно-красные розы. Когда мы возвращаемся на кухню, Роуз выглядит собранной. Она приглаживает рукой волосы, платок куда-то делся.

– Привет, Рози, – говорит Арчи. – Подвезешь меня к пабу? Мой рабочий день окончен.

– Конечно, – отвечает Роуз.

Вставая, она забирает фиолетовый кардиган с подлокотника кресла, на мгновение сжимает его в руках и накидывает на плечи.

Арчи берет ее под руку, словно ведет на танцы, и они скрываются в зарослях папоротников.