Текст книги "Опасная игра бабули. Руководство по раскрытию собственного убийства"

– Что ты с ним сделал? – выкрикнула я, подбежав к Джону.

Он повернулся, подняв руки.

– Ничего, Фрэнни, клянусь, я просто хотел шугануть его, и он споткнулся!

Я посмотрела на Саксона, прижавшего колени к груди, на его щеках в лунном свете блестели слезы. Одна штанина на коленке была порвана, и я увидела ссадину. Я протянула руку, чтобы помочь ему встать, и он схватился за нее. Я не особо ему сочувствовала, уж больно странным был мальчик, но, увидев его плачущим и с ободранной коленкой, вспомнила, что он всего лишь ребенок, который в таком возрасте должен заниматься чем-то более приятным. Например, обдирать коленки, лазая летом по деревьям с друзьями, а не бродить по лесу в поместье своего загадочного дяди.

Я подумала, как тяжело, должно быть, так рано потерять родителей и дедушку в автокатастрофе. Надеюсь, он не слышал деревенских сплетен.

– Пошли, – сказала я Саксону. – Мы проводим тебя до дома.

Саксон засопел и схватил меня за руку.

– Я с ним не пойду, – заявил он, с прищуром посмотрев на Джона. – Он меня толкнул!

– Это вранье, ты и сам прекрасно знаешь! – выплюнул в ответ Джон.

Я верила Джону, но мне все равно не хотелось выступать в роли арбитра. Я устала, и под поверхностью бурлили готовые вот-вот выплеснуться в любом направлении чувства – из-за того, что нам с Джоном помешали, из-за мерзких слов Эмили и даже из-за загадочного поведения Роуз в последнее время.

Я вздохнула.

– Ладно, идем, – сказала я Саксону. – Джон, я встречусь с тобой и остальными, после того как провожу Саксона домой.

Джон взял меня под руку и оттащил от Саксона.

– Нет, Фрэнсис, – прошептал он, наклонившись к самому уху, чтобы нас не подслушали. – Я видел, как на тебя смотрел лорд Грейвсдаун. Все это дурно пахнет. И мне это не нравится.

– Я просто отведу его, – прошептала я в ответ. – В дом заходить не буду.

Тревога Джона опять сменилась злостью.

– Тогда я пойду за тобой.

Я не узнавала Джона и на секунду задумалась, а не толкнул ли он Саксона на самом деле.

Во мне вскипел гнев, переливаясь через край из-за всех странных происшествий этого вечера. Я посмотрела на Джона, по-настоящему посмотрела, и тут поняла, что Грейвсдауны – не единственные люди, ведущие себя странно.

– Ты этого не сделаешь, – предупредила я, стараясь сохранять тон ровным.

– Фрэнсис, я…

Я прервала его сердитым взглядом.

– Да что на тебя нашло? Те слова Эмили…

– Не позволяй ей на тебя влиять! Ты же знаешь, какая она.

Он шагнул ближе и мягко взял меня за руку. Саксон наблюдал за нами из-под ближайшего дерева, слезы в его сверкающих глазах внезапно высохли. Теперь он выглядел как мальчишка, который швыряется камнями в голубей ради развлечения.

Я на секунду закрыла глаза и медленно выдохнула. Наверное, я слишком чувствительна, со мной такое постоянно случается. Да что там говорить – я ведь верю в предсказания судьбы. Джон прав. Эмили слишком легко меня завела, потому что я ей позволила.

– Прости, я слишком тебя оберегаю, – произнес Джон, – но я тревожусь при мысли о том, что ты останешься наедине с кем-нибудь из них, с дядей или с племянником.

Я быстро поцеловала его и сказала:

– Все будет хорошо. Просто… ты должен верить, что я способна о себе позаботиться. Покажи это, подождав с остальными, хорошо? Не знаю, что происходит с Саксоном, но я устала и хочу удостовериться, что он заперт дома.

Джон задумался, почесав затылок.

– Джон, – сказала я, когда он так и не посмотрел на меня, – ты мне не отец!

Он наконец кивнул.

– Встретимся у развалин храма, вместе с остальными.

– Спасибо.

Я подошла к тому месту, где стоял Саксон.

– Давай побыстрее, – сказала я ему. – Уже холодно, и, если честно, я хочу домой.

Целую минуту мы шли молча, а Саксон Грейвсдаун не из тех, с кем приятно помолчать. А еще я чувствовала себя виноватой за те мгновения, когда Джон нависал надо мной, и злость из-за того, что мальчишка подсматривал.

– Нельзя шпионить за людьми, – наконец произнесла я, когда мы с Саксоном пересекали лужайку. – И что бы ты ни увидел, дети не должны…

– Ой, да я знаю все про пестики и тычинки, – бросил он. – Но окажу вам услугу. Я знаю, что вы считаете меня мерзким типом, но ваш дружок еще хуже.

– Что-что? – прошипела я.

– Он наверняка сказал, что идти со мной в дом опасно. На самом деле он просто не хотел, чтобы вы со мной разговаривали.

– Это просто смешно, – буркнула я.

Мы уже приближались к особняку со стороны черного входа, и по обеим сторонам от двери ярко светились витражные окна.

Саксон передернул плечами.

– Думайте что хотите. Я лишь пытаюсь помочь. – Он взялся за дверную ручку и обернулся через плечо: – Идемте, дядя Форд хочет с вами поговорить.

Глава 10

Когда я прихожу в себя, Крейна уже нет и доктор Овусу вручает мне бумажный стаканчик с холодной водой.

– Ну вот, выглядите чуть получше, – говорит она.

У нее теплый голос с легким намеком на западно-африканский акцент. Ей слегка за сорок, и, оглядываясь вокруг, я замечаю, насколько безупречен ее кабинет, со всеми необходимыми элементами комфорта, чтобы придать этому месту индивидуальности. Журналы, похоже, свежие, а полка с подержанными книгами и надписью «одну берете, а другую ставите» может похвастаться неплохими изданиями. Под аквариумом с золотыми рыбками, поблескивающими медью в свете с потолка, стоит коробка с детскими игрушками. Я внимательно наблюдаю за пузырьками воздушного фильтра, и это помогает избавиться от внезапно навалившейся усталости.

– Простите, – ослабевшим голосом говорю я. – Я верно расслышала, детектив сказал «болиголов»?

– Вы поправитесь, – заверяет доктор Овусу. – Похоже, вы дотронулись до болиголова, он был в букете, который вы принесли Роуэну для расследования, как он и сказал. Но от прикосновении к болиголову возникает лишь сыпь, и ее легко вылечить.

Я медленно киваю с облегчением. Я чувствую себя опустошенной. Так всегда бывает после панических атак – я пребываю в полном изнеможении. Наверное, надо найти хорошего психотерапевта.

Доктор Овусу втирает в мои ладони какую-то мазь из тюбика.

– Гидрокортизоновая мазь, – поясняет она, когда я смотрю на свои руки, прикусив губу.

– Я думала, болиголов очень ядовит. Ну, знаете, Сократ и все такое[7]7
  Считается, что Сократа отравили бокалом вина, в которое были подмешаны соки ядовитых растений: болиголова, аконита и веха ядовитого. (Прим. ред.)


[Закрыть].

– Это если его съесть. Или если он попадет в кровь. Но с вами все будет хорошо, вы только прикоснулись к нему. Летом это случается на удивление часто. Болиголов не так уж распространен, но встречается в окрестностях. – После паузы доктор Овусу добавляет: – И примите мои соболезнования по поводу кончины вашей тети.

Она слегка похлопывает меня по руке.

– Спасибо, – говорю и чувствую себя почти самозванкой, ведь я никогда не встречалась с тетей Фрэнсис.

Я не заслуживаю морщин тревоги на лбу доктора Овусу. Но за время пребывания в Касл-Нолле я кое-что выяснила о своей тете – а именно, что она пришла бы в ярость от того, что ее убили. Да и кто бы не разозлился? Но она была одержима собственным убийством, считая его неизбежным, и, мысленно снова и снова возвращаясь к этой головоломке, я как будто отдаю тете Фрэнсис дань уважения.

– Болиголов смертелен, когда попадет в кровь, – бормочу я. – А если сами иглы не были отравлены, просто кто-то воткнул их туда, чтобы тетя Фрэнсис порезала руки и болиголов попал ей в кровь? Но… неужели она не могла отличить болиголов от сныти?

– Вообще-то, возможно, и не могла, – отвечает доктор Овусу. – Она лишь занималась аранжировкой цветов, а не выращивала их и не собирала. Насколько я понимаю, садовники постоянно доставляли ей свежесрезанные цветы, и вряд ли кто-нибудь мог допустить, чтобы в Грейвсдауне росли сорняки. Хоть сныть, хоть болиголов.

С минуту я молча размышляю. Доктор Овусу подозрительно много знает о том, как тетя Фрэнсис составляла букеты. Конечно, возможно, в таком маленьком городке об этом знают все. Но она настолько проницательна, словно читает мои мысли, и я даже не успеваю задать вопрос.

– Фрэнсис собирала букеты на похороны моего отца, – говорит доктор Овусу. – Она умела сопереживать, и разговор с ней о букетах на время отвлек меня от горя. – Женщина вздыхает. – Многие в деревне расскажут разные истории о странностях Фрэнсис, и… это другая ее сторона. У меня масса причин ее не любить, ведь она столько раз в панике вызывала меня по поводу очередной «попытки убийства».

– Я уже поняла, что это была одна из ее привычек. В полицейском участке женщина по имени Саманта много об этом говорила.

– Скажем так, Фрэнсис названивала всем, кто имеет отношение к преступлениям. Мне, полицейским, Магде и Джо из «Скорой»…

– Да, я с ними встречалась, когда…

Доктор Овусу кивает:

– Забавно, но благодаря Фрэнсис я сильно расширила свои знания о растительных и бытовых ядах. Не смотрите на меня так. – Она застенчиво улыбается. – Понимаю, как это звучит, но Фрэнсис звонила мне, испугавшись, что проглотила какую-то отраву, которую ей кто-то подсунул. Я потратила кучу времени, проверяя по ее просьбе различные симптомы – отравление свинцом, отравление отбеливателем, удобрениями и пестицидами. Однажды она решила, что в старое вино кто-то подлил дезинфицирующее средство для рук, но оказалось, что все дело в пробке. А как-то раз Фрэнсис подумала, что кто-то насыпал в еду крошечные литиевые батарейки, и я чуть окончательно не потеряла терпение. Но мы проверили все симптомы, которые бывают, если проглотить такую батарейку, отвезли ее в больницу, сделали рентген и выяснили, что у нее просто сильная изжога. Наверное, от стресса.

– Представляю, как это раздражало, – замечаю я.

– Не то слово, но я никогда не отказываю пациенту из-за подобного поведения. А то происшествие в итоге спасло жизнь моей племяннице. На следующий день я была у сестры дома, и ее годовалой дочери вдруг стало плохо. Не было никаких причин подозревать, что она проглотила литиевую батарейку, причем в таком случае остается очень мало времени, чтобы предпринять необходимые меры. Это очень быстро приводит к смерти. Возможно, лишь оттого, что я еще не выкинула из головы тревоги Фрэнсис, или просто сработало чутье, но мы немедленно отвезли девочку в больницу и спасли ей жизнь, потому что я настояла на проверке, не проглотила ли она батарейку. И выяснилось, что проглотила. Я не суеверна, но в тот день у меня в мозгу что-то щелкнуло. Я поняла, как напугана Фрэнсис и как у нее мало друзей. Самое меньшее, что я могла сделать, так это по-прежнему верить ей, пусть все остальные жители деревни и перешептывались у нее за спиной.

– Ого! – охаю я, уже не чувствуя себя такой усталой. – Я рада, что с вашей племянницей все в порядке.

Доктор Овусу выпрямляется, словно ее мысли витали в комнате и пришло время их приструнить.

– Я вижу, вы встревожены из-за этих растений, – говорит она. – Но прошу вас, доверьтесь Роуэну и мне, мы с этим разберемся. Я обещала Фрэнсис, что после ее смерти сама проведу вскрытие, причем безотлагательно.

– Какое странное обещание, – медленно произношу я. – Но, судя по вашим словам, она вам доверяла, а доверяла она мало кому.

– Понимаю, звучит странно, – признает доктор. – Но… – она умолкает, не желая продолжать.

– Она как раз внесла значительные изменения в завещание, и вдруг произошло это. Мне кажется, что-то тут нечисто, – говорю я.

Мне хочется доверять доктору Овусу, в особенности теперь, когда я знаю, что ей доверяла тетя Фрэнсис. Хотя это только со слов доктора Овусу. И все же мне она кажется искренней.

– Что ж, могу только сказать, что Фрэнсис настаивала – ее тело не должно попасть к коронеру. Конфликт интересов, так она говорила. И надо признать, я с ней согласна.

– А коронер – это Саксон, верно?

– Да, – тихо подтверждает она, не глядя на меня.

Доктор Овусу заканчивает втирать мазь и садится обратно на стул. Потом берет бинт и пластырь и перевязывает мою ладонь, закрывая всю сыпь.

– И когда у вас будут результаты вскрытия?

– Обычно это занимает несколько дней, – отвечает она после долгой паузы. – Нужно провести анализы в лаборатории при больнице, у меня нет необходимого оборудования. Но если в лаборатории нет других дел, возможно, результаты будут готовы уже завтра. И, прежде чем вы спросите, нет, я не могу их обсуждать. Пока не составлю отчет. И если обнаружу что-то не то… – Она многозначительно смотрит на меня. – То сразу сообщу об этом детективу Крейну.

– А мне вы не можете тоже сообщить? Как ее ближайшей родственнице?

– Не уверена, что вы считаетесь ближайшей родственницей, Энни. Может, она еще не успела изменить завещание. Но я проверю. – Видя, как поникают мои плечи, она прикусывает нижнюю губу. – Однако могу сказать наверняка, что вскоре с вами свяжется Уолтер Гордон. Или с вашей матерью. Я не в курсе ваших семейных договоренностей.

Прежде чем я успеваю ответить, открывается дверь, и входит Магда из «Скорой».

– Привет. Доктор Овусу, у меня появились кое-какие вопросы после утреннего приема. Не возражаете, если мы их обсудим?

– Конечно, входите, – отвечает доктор. – Энни, у вас все будет хорошо. Если рука не пройдет через день или около того, приходите снова и продолжайте мазать ее по инструкции на тюбике.

Доктор Овусу кладет мазь в белый бумажный пакетик и отдает мне.

– Спасибо, – благодарю я. Магда машет мне рукой, и я снова поворачиваюсь к доктору. – Вы же вроде бы не принимаете пациентов по вторникам. Когда в вашу дверь постучался детектив Крейн, вы сказали, что по вторникам занимаетесь бумагами.

– Хм. – Она смотрит на Магду, а потом снова на меня. – Для других медиков я делаю исключение, – быстро говорит она с неожиданно напряженной улыбкой.

Больше я ничего не могу сказать, не влезая в чужие медицинские проблемы, поэтому направляюсь к двери. Доктор Овусу ведет Магду в смотровую, расположенную в дальней части помещения, и я слышу, как закрывается дверь и раздаются негромкие голоса, приглушенный смех, а затем снова болтовня.

На столе в маленькой приемной лежит открытая тетрадь с расписанием приема пациентов, и я не могу удержаться.

Сегодня доктор Овусу тоже принимала пациентов.

Магда значится в расписании дважды. В половине десятого утра и без четверти двенадцать. Одно это выглядит странно – ну кто назначает следующий прием так скоро? Еще удивительнее, что в одиннадцать сорок пять Магда только что привезла на «Скорой» тело тети Фрэнсис. Мы должны были встретиться с тетей Фрэнсис в половине одиннадцатого в офисе адвоката, а значит, ее тело нашли около одиннадцати. Магда могла успеть на прием к доктору Овусу, только если направилась сюда сразу же после того, как выгрузила тело.

Или ей велели привезти тело Фрэнсис сюда? Но тогда почему Магда записана на прием? В особенности учитывая, что больше в тетради почти никого нет?

Однако гораздо больше меня беспокоит другое. На девять сорок пять записана Фрэнсис Адамс.

Конечно, возможно, из-за поломки машины она не явилась на прием. Но также возможно, что машина сломалась после возвращения от врача, когда тетя Фрэнсис собиралась поехать в деревню во второй раз, на встречу с нами. И когда же в такое насыщенное утро с ней успел встретиться Оливер? Что-то здесь не так.

Мне нравится доктор Овусу и хочется ей доверять. Но я вытаскиваю из кармана телефон и фотографирую страницу. А потом записываю в заметки на телефоне свои соображения относительно времени приема, включая вопросы, возникшие после разговора с доктором Овусу.

Потому что, насколько я знаю, с тетей Фрэнсис незадолго до ее смерти встречались четверо: Оливер, который приехал к ней ради каких-то дел, касающихся поместья, и это подтвердил Арчи Фойл; Арчи, который, по словам мистера Гордона, каждое утро приносил тете Фрэнсис свежие цветы для букетов; а еще Магда и доктор Овусу, если тетя Фрэнсис пришла на прием.

Даже если отбросить тот факт, что я слишком мало знаю об этих людях (как и о тете Фрэнсис), чтобы определить, была ли у кого-либо из них причина ее убить, мне приходит в голову кое-что важное относительно цветов.

Не имеет значения, виделся ли с ней убийца в день смерти. В этом и заключается гениальный ход с букетом с иголками и болиголовом. Цветы мог прислать человек, находящийся за много миль отсюда. Причем в любое время, и лишь через несколько часов или даже дней ее так возмутила несуразность букета, что она решила его переделать.

И происхождение цветов не отследить. Даже сама Фрэнсис могла не знать, откуда они взялись. Вот только…

– Она их не выкинула, – говорю я вслух. – Человек, составляющий прекрасные букеты, сохранил бы нечто столь уродливое лишь по одной причине: тот, кто подарил цветы, для нее много значил. И она не хотела, чтобы он заметил их отсутствие.

Значит, подарок не мог быть анонимным. Он от кого-то из Касл-Нолла, кого-то близкого. Того, кто хорошо знал тетю, судя по тому, что Фрэнсис вытащила утыканные иголками розы. Подобный план невозможно осуществить, не зная привычек тети Фрэнсис.

Я слышу, как поворачивается дверная ручка в смотровой, спешу к выходу и стараюсь закрыть дверь так, чтобы замок щелкнул одновременно с замком той двери. Не знаю, получилось ли у меня, поэтому я побыстрее скрываюсь в лабиринте улочек Касл-Нолла, и когда наконец выхожу на главную улицу, из церкви доносится колокольный звон.

Глава 11

Записи из Касл-Нолла, 21 сентября 1966 года

Я топталась у двери и уже открыла рот, чтобы попрощаться с Саксоном, раз привела его домой. Но тут появилась экономка и так настойчиво пригласила меня войти, что я даже возразить не успела, как оказалась в доме. Ее присутствие немного меня успокоило – все-таки я пришла в этот странный особняк без приглашения. Внутри было тепло и горел яркий свет, поэтому я слегка расслабилась.

Пока я шла по коридорам огромного дома, мои шаги отдавались эхом. Все здесь было отполировано до блеска. Под сверкающей люстрой в большой столовой я слегка помедлила, но Саксон побежал дальше, забыв о поцарапанной коленке. Я поспешила за ним, чтобы не показалось, будто я глазею на убранство комнат.

Саксон привел меня в библиотеку, где в кожаном кресле сидел с книгой на коленях его дядя. Он закинул ногу на ногу и подпер подбородок кулаком, словно книга была чудовищно скучной, но ему все равно приходилось читать. Лорд Грейвсдаун выглядел совсем юным, и должна признаться, к этому я была не готова.

Увидев меня, мужчина приободрился, и это настолько отличалось от долгих, тревожащих взглядов, которые он бросал на меня ранее, что я задумалась – может, при первой встрече я понапрасну так трусила. Возможно, сыграли роль тени и то, что мы тайком проникли на его территорию, и на самом деле не стоило волноваться.

– Привет, Фрэнсис, – Грейвсдаун встал, чтобы меня поприветствовать, словно почетного гостя на коктейльной вечеринке. – Спасибо, что привела Саксона домой, я это ценю. Не хочешь присесть? Я прикажу подать чай.

Я растеряла все красноречие и не сумела придумать причину для отказа. Следовало просто сказать, что мне надо вернуться к друзьям, но он уже подозвал к себе экономку. Саксон устроился за столиком в углу и начал передвигать фигуры на шахматной доске, так что я хотя бы не осталась с лордом Грейвсдауном наедине. Гудящее пламя окрашивало все вокруг в оранжевый, отчего библиотека выглядела очень уютной.

– Спасибо, лорд Грейвсдаун, с удовольствием, – произнесла я, чтобы не показаться невежливой.

Он протянул руку, предлагая снять верхнюю одежду. Я сбросила пальто с плеч, и экономка тут же куда-то его унесла.

– Пожалуйста, зови меня Форд, – сказал он.

Меня проводили к креслу, стоящему напротив Саксона, а не рядом с его дядей.

– Вы играете? – спросил мальчик, не отрывая взгляда от фигур.

– Боюсь, что нет, – ответила я.

Форд вышел и через несколько секунд появился с маленьким деревянным стулом, который, видимо, принес из прихожей или кухни. Мне вдруг стало проще мысленно называть его по имени – он излучал полную беззаботность. Форд сел на стул боком между мной и Саксоном, лицом к столику. Так он выглядел обычным парнем, с которым я могла бы встретиться на танцах. Он мог быть Тедди Крейном, или Арчи Фойлом, или одним из случайных ухажеров Роуз, по-прежнему болтавшихся поблизости. Свет от камина подчеркивал его профиль, темные волосы, зачесанные назад на старомодный манер, как лет десять назад. Это должно было напомнить моего отца, но Форд совсем не походил на него. Он был чисто выбрит, и резкая линия подбородка смягчилась, когда он потер его, размышляя. Форд не отрывал взгляда от шахматной доски.

Когда мы вот так втроем собрались у шахматного стола, я чувствовала себя странно. Трудно даже описать, потому что меньше часа назад я ненавидела это огромное пугающее поместье и клялась, что никогда больше сюда не вернусь, а теперь меня словно выдернули из кошмарного сна и показали, насколько глупо бояться собственных фантазий. Теперь обстановка выглядела дружелюбной. Они были маленькой семьей и решили на мгновение включить и меня в свой круг.

Форд протянул руку и передвинул фигуру, вроде бы слона, но я не уверена, потому что не знала правил, а потом откинулся назад и стал наблюдать, как Саксон размышляет. Наконец Саксон тоже сделал ход и выжидающе посмотрел на дядю. По-прежнему глядя на доску, Форд тихо обратился ко мне:

– Это лишь мое мнение, но, по-моему, твои друзья недостаточно хороши для тебя.

Я открыла рот, чтобы ответить, но, пораженная его словами, не смогла ничего произнести. Я вспомнила его странные вопросы в лесу насчет того, люблю ли я головоломки, и решила, что он опять пытается сбить меня с толку. Поэтому ответила первое, что пришло в голову, вместо вежливой фразы, которую следует говорить, когда пьешь чай с владельцем поместья.

– Откуда тебе знать? – спросила я, не сводя глаз с доски. – Ты ведь едва со мной знаком. Я могу оказаться худшей из них.

Я быстро покосилась на Форда и заметила, что он пристально наблюдает за мной.

На лице лорда появилась широкая улыбка.

– Несомненно, – сказал Форд, снова посмотрел на доску и передвинул другую фигуру. – Но что-то мне подсказывает, что ты совсем не похожа на них.

Я решила не отвечать, но тут Форд наклонился ближе и прошептал:

– Теперь ты должна сказать, что я и с ними не знаком.

Во мне нарастал протест из-за уверенности Форда в том, что он успел хорошо меня узнать, хотя мне почему-то это нравилось.

– Может, в следующий визит ты заранее дашь мне сценарий. Тогда я выучу все свои реплики.

Я наконец посмотрела ему в глаза и мило улыбнулась.

Форд раскатисто рассмеялся и перестал напоминать деревенского парня. Оглядев библиотеку, я поняла, что он из совершенно другого мира. Его мир включал дорогие предметы искусства, купленные из-за мимолетной прихоти, и лондонские вечеринки. Редкие издания Шекспира и путешествия в такие места, о которых я могла лишь в книгах прочесть. Моя уверенность слегка дрогнула, ведь чем я могла заинтересовать такого человека?

И вдруг меня охватили противоречивые чувства, потому что мне очень хотелось его заинтересовать. Отчаянно хотелось.

Я сказала себе, что должна избавиться от этого глупого наваждения, а когда посмотрела на Саксона, выражение его лица помогло прочистить мне мозги. Мальчишка переводил ледяной взгляд с меня на своего дядю.

– Нам не нравятся ваши друзья, – произнес Саксон. – Они не нравились нам и раньше, когда здесь бывали.

– Не понимаю. Бывали здесь раньше? – медленно произнесла я. – Погоди-ка. Ты видел Эмили, когда она была здесь раньше?

Вопрос вылетел изо рта, прежде чем я поняла, что выдала Эмили, которая бродила по поместью. Но ни один из них все равно не отреагировал.

Когда Форд наконец посмотрел на меня, его лицо смягчилось. Это была не жалость, нет, но он смотрел на меня, как будто я сказала что-то милое и невинное. И вдруг я снова почувствовала себя совсем юной по сравнению с ним.

– Они приходят сюда уже несколько недель.

– Недель? – переспросила я, слегка запинаясь, и обвела взглядом библиотеку, словно могла найти ответ в какой-то из сотни книг на полках. Я заметила на серебряном подносе рядом с нами дымящиеся чашки с чаем. – Они вели себя так, будто никогда раньше здесь не были. В смысле, Эмили сказала, что была, но остальные… Зачем нужна такая дурацкая ложь?

Форд молчал, наблюдая, как я размышляю, но его глаза сверкали. Больше мне уже не хотелось производить на него впечатление – мне не нравилось, когда мной играют.

– А ты… – Я мысленно воспроизвела сцену в лесу, когда мы все «познакомились». – Почему ты притворился, будто их не знаешь? Зачем выделил меня и спрашивал о головоломках? Что это за игры?

Я начала злиться и с трудом держала себя в руках.

Форд не отреагировал на мою вспышку гнева, но и не сменил тему. Он неторопливо взял шахматную фигуру и покатал ее между большим и указательным пальцами.

– Я люблю хорошую игру, – в конце концов произнес он. – Я увидел возможность проучить твою подругу Эмили и воспользовался ей.

– Проучить? Но почему? И как?

Я мысленно перебирала все те случаи, когда мои друзья могли незаметно сюда пробраться, а в памяти всплывали оправдания, которые Эмили придумывала на протяжении последних недель. То она говорила, что ей нужно присмотреть за двоюродными сестрами, то утверждала, что Роуз приболела. Иногда Эмили говорила, что у Джона и Уолта снова проблемы с родителями и им не разрешают выходить на улицу после наступления темноты. Эмили всегда находила отговорки, и я им верила. Неужели она врала? Но зачем? Почему они не брали меня с собой? Что я такого сделала?

Я собиралась быстро вернуться к друзьям, чтобы они не волновались, но, услышав о таком предательстве, решила здесь задержаться. Вообще-то я не бунтарка, но с тех пор как вошла в Грейвсдаун-холл, стала все более своевольной. Мне вдруг захотелось принять самостоятельные решения, без друзей. Пусть даже эти решения окажутся неверными.

Саксон передвинул фигуру на доске, и Форд пожал плечами.

– Может, они солгали, чтобы ты не чувствовала себя лишней, – равнодушно заявил он.

– Ты не ответил на мой вопрос про Эмили. Почему ты решил проучить именно ее?

Я не хотела быть пешкой в его игре с Эмили. Если она приходила сюда, можно не сомневаться насчет ее намерений относительно привлекательного миллионера. Вопрос заключался не в том, попробует ли она, а в том, получится ли у нее.

Форд, может, и казался равнодушным, но Саксон был полной его противоположностью. Он чуть ли не подпрыгивал, а вид у него был такой, словно он умирает от желания разболтать отличную сплетню. Еще одно странное подражание десятилетного мальчишки взрослому человеку, и это выбивало меня из колеи.

– Ваша подруга Эмили несколько раз выводила дядю Форда из себя, – заявил Саксон. – Кажется, она надеется, что он ищет новую жену.

Он закатил глаза и фыркнул, наконец-то в соответствии со своим возрастом. Но когда дядя сердито покосился на него, резко замер.

У Саксона была странная манера говорить, но теперь, увидев его рядом с дядей, я наконец-то поняла причину этого. Если дядя – его единственная компания, да еще после трагедии с потерей родителей, то неудивительно, что Саксон разговаривал как миниатюрный взрослый.

– Они не такие уж плохие, – наконец произнесла я. На стороне друзей я почувствовала себя немного безопаснее, чем на стороне эксцентричного лорда, любителя игр. А исключить меня из игры – так типично для Эмили, но с ней я разберусь позже. И это также объясняло, почему в последнее время Роуз сама не своя. Она же такая преданная подруга, и от подобных игр ей явно было не по себе. – Эмили и Уолт иногда делают гадости, – продолжила я. – И признаю, мы отдаляемся друг от друга. Но Роуз и Джон – прекрасные люди. Я знакома с ними всю жизнь.

– Уверен, они такие и есть, – скучающим тоном произнес Форд.

Конечно, глупо с моей стороны, но я разозлилась, что меня использовали, чтобы заставить Эмили приревновать, и чем дольше я здесь находилась, тем яснее понимала происходящее. Эмили и Форд стали бы прекрасной парой. Не знаю почему, но в последнее время Эмили видела во мне угрозу и все, что она делала – копировала меня и одалживала мою одежду, которую никогда не возвращала, – было не из лести. Это тоже была игра. В таком случае они с Фордом друг друга стоили. Только мне игры никогда не давались.

Мне пора было уходить, ведь Форд уже добился своей цели и донес до моих друзей что хотел, задержав меня здесь. Но при мысли о том, как неловко я буду чувствовать себя с Джоном и остальными… Может, я и не игрок, но стоило попробовать.

– Тогда расскажи мне о шахматах, – неожиданно сказала я и явно попала в точку.

Форд быстро переглянулся с Саксоном. Мальчик улыбнулся, смахнул фигуры и начал их расставлять по-новой.

– Вот, – Форд с дружелюбным смехом в глазах вручил мне шахматную фигуру. – Ты держишь королеву, то есть ферзя.

Я зажала фигуру в ладони и неспешно взяла с подноса чашку из тонкого фарфора. Чай был еще горячий.

Но когда я взглянула на фигуру в руке, по спине пробежал холодок. Я вспомнила слова гадалки: «Когда зажмешь в правой ладони королеву, начнется твое медленное увядание». Но я не могла запаниковать прямо на глазах у Форда, не сводящего с меня взгляда.

В голове пронеслись мысли обо всех королевах, которых я в последнее время держала в ладони, как будто их вездесущность лишала предсказание силы. Королевы есть на всех монетах, и разве на прошлой неделе я не играла с братом в карты? Я точно держала в руках королеву. Все так, как сказала Эмили, купив цепочки с птичками: если превратить предсказание в нечто обыденное, оно покажется глупым.

Я глубоко вдохнула, взяв себя в руки. Но теперь, оглядываясь назад, понимаю, что именно в ту минуту все изменилось. Сбылась часть предсказания.

– Прежде чем мы перейдем к правилам и основным принципам, – продолжил Форд, – ты должна понять кое-что о шахматах. Многие считают их своего рода философией, и это близко к истине. Шахматы можно рассматривать как аллегорию жизни, но чаще их сравнивают с войной. Лично я думаю, что тем самым упускаются из виду самые тонкие аспекты игры, но об этом в другой раз. Хотя существует множество старых пословиц и фраз, сравнивающих шахматы с тем или иным элементом человеческого бытия, только одна, на мой взгляд, стоит выше всех, и я постоянно к ней возвращаюсь.

– И какая же? – спросила я, расслабляя плечи.

Он мягко забрал ферзя из моей руки. В ушах снова зазвенело предсказание, но на этот раз я почувствовала облегчение. Может, забрав ферзя, Форд спас меня. Я посмотрела на него, и у меня внутри что-то перевернулось. Он держал фигуру между нами, и мы оба смотрели на нее.

– Моя любимая шахматная поговорка очень проста: можно играть без плана, но, скорее всего, ты проиграешь.

Его улыбка стала шире, и он поставил фигуру на доску.

– У вас есть план, Фрэнсис? – спросил меня Саксон.