Текст книги "Фараон"

34

– Кретин из кретинов! Да ты вообще понимаешь, что натворил? И откуда только у тебя руки растут?

Вытянувшись в струнку, с судорожно подергивающимся адамовым яблоком, глашатай Антеф пытался сохранить достоинство, пока Старик осыпа`л его проклятиями.

– Всего лишь кувшин с вином!

– Лучше молчи! Это наилучшее вино, ему нет равных! Сколько труда в него вложено! Напиток, достойный богов! Где тебе понять, сколько труда и умения надо, чтобы сделать такое! И тут ты, разиня, хватаешь кувшин как попало, чтобы тут же уронить!

– Хочу напомнить: я твой начальник.

– С чего бы я тебе подчинялся? Такие болваны уважения не заслуживают!

– Прискорбное происшествие, не спорю.

– Все, ухожу! Выкручивайся сам, как можешь.

– Я уже устал извиняться. Прости, прости, прости! Доволен теперь?

Старик поскреб подбородок:

– Ладно. Только впредь мои кувшины не трогай!

Антеф кивнул. Если на пиру в честь царицы что-то пойдет не так, он лишится места. А от выбора вин зависит многое…

* * *

Подруга Сатья – великая царская супруга. А она, певица храма Амона, влюблена в царя, который не удостоил ее ни единым взглядом. Но так хочет судьба, и Меритре ее принимает…

Она как раз одевалась, когда гримерша объявила о приходе государыни.

– Зеркало, быстро!

Меритре не успела подвести ресницы, но разве можно заставлять ждать царицу?

Как вести себя в присутствии той, что переступила границу потустороннего мира?

Сатья незамедлительно дала Меритре ответ, обняв ее, как прежде.

– Помнишь свою клятву?

– Да, но… ты – моя царица, а я – та, что тебе служит!

– Ты моя подруга, и дверь моих покоев для тебя всегда открыта. Сегодня во дворце пир, но меня это не радует. Ты знаешь, как я не люблю светские развлечения. Но когда ты запоешь, гости замолчат и я смогу насладиться прекрасным!

– Я желаю тебе… Будь счастлива!

– Не знаю, будет ли у меня, с таким грузом обязанностей, на это время. Но долг – превыше всего, Меритре. До скорой встречи!

Возненавидеть ее у Меритре не получалось. Подруга ее ничуть не изменилась – все такая же простая, светлая и прямодушная. Однако это была уже не та Сатья, которую она знала. После коронации изменился ее взор, как если бы она больше не принадлежала к роду человеческому; преображенная ритуалом, отныне Сатья излучала особую магию. Никому не стать подругой царицы, даже Меритре, которая поняла, насколько пугает эта роль. И как ни горяча была ее любовь к Тутмосу, участи Сатьи она не завидовала.

* * *

Антеф наконец вздохнул с облегчением. Царский виночерпий Минмес, глотнув Старикова вина, на минуту застыл, а потом вынес вердикт: «Великолепное! Выше всяких похвал!» Повара тоже потрудились на славу, и пир в честь новой великой царской супруги запомнится гостям наравне с предыдущим, в честь победы при Мегиддо…

Прислушиваясь к разговорам, – благо отличное вино развязало язык многим, – Минмес порадовался: Сатью не расхваливал только ленивый. Он сам, привыкнув критиковать и выискивать недостатки, был того же мнения. Простая и приятная в обхождении, она мгновенно расположила к себе дворцовую прислугу. Умея находить верный тон как со слугами, так и с придворными, великая царская супруга не станет злоупотреблять своим саном и будет властвовать не только над судьбами, но и сердцами.

Почетная гостья на пиру, Ипу, мать Сатьи, не могла опомниться от счастья. Робкая, худенькая, она только что удостоилась высочайшего сана Кормилицы, который позволял ей участвовать в воспитании детей царской четы. Взволнованная Ипу едва притрагивалась к роскошным яствам и слишком быстро осушала кубок, не сводя глаз со своей дочери.

Маленький женский оркестр, состоящий из лютни, лиры и тамбурина, аккомпанировал Меритре, которая исполнила несколько любимых песен Сатьи, часто грустных и протяжных, – правда, без обычного артистизма.

По окончании концерта царь и все гости встали, чтобы выпить за ка царицы, смущенной таким вниманием и все еще не верящей, что это происходит с ней наяву.

Но сюрпризы для Сатьи на этом не закончились.

– Как того требуют обычаи, наша государыня получила много подарков, – объявил Тутмос. – И вот мой!

Двое слуг принесли большую арфу, украшенную золотом, серебром, бирюзой и ляпис-лазурью. Истинное чудо, встреченное приглушенным хором похвал.

– Я буду играть на ней только для тебя, – шепнула Сатья супругу на ухо.

35

– Шайка лодырей! Из-за вас другие простаивают! Вы тут не на отдыхе. Пошевеливайтесь или ужина не получите!

Огрев дубинкой тех, кто попался под руку, надсмотрщик вернулся в хижину, откуда он наблюдал за пленными, вяжущими папирус.

Пища – вопрос жизни и смерти… Лузи принял угрозу всерьез, а потому ускорил темп, подстегивая тем самым товарищей по несчастью. Его реакция надсмотрщику понравилась.

– Отлично! – отметил он с наступлением ночи. – Тут больше нормы, значит, я получу премию.

Спина жутко болела, руки ныли от усталости. Лузи стал жадно поедать жареную рыбу. Да, ему удалось подняться по иерархической лестнице, но то был всего лишь этап. Следующая должность, к которой надо стремиться, – это кормчий барки, который длинным шестом прощупывает болотистое дно.

Единственная возможность сбежать! Разумеется, это рискованно, зато охранники не имеют луков. И если у Лузи получится затеряться в тростниковом лабиринте, им его не найти.

Главная трудность – нынешний кормчий слишком молод. Он тоже сириец, но без колебаний доносит на товарищей, измученных тяжелой работой: таким образом он завоевывает расположение охраны. Подлость его окупается: парень спит на пристойной циновке, в сухом месте и пьет пиво.

– Ну, привык уже? – спросил он у Лузи.

– Привыкаю. Работа тяжелая, но я боялся, что будет хуже.

– Ты сам из Мегиддо?

– Да, я был рабом правителя.

– А я служил в пехоте. Когда египтяне пошли в атаку, я сбежал и спрятался в крепости. Да все наши бежали, и командиры впереди рядовых! Я уж думал, что живыми нас не выпустят. Так что как ни крути, а нам повезло.

– Тебе не хочется на свободу?

– Пока меня кормят и я сплю на толстой циновке… В Мегиддо я рисковал своей шкурой – а ради чего? А тут, если приспособиться, чем не жизнь? Через время можно заслужить даже какие-то привилегии. Например, девчонку. Тут есть одна сирийка, и охрана разрешила с ней поразвлечься. Ты, при хорошем поведении, тоже с ней переспишь.

Лузи понял одно: от этого труса толку не будет. Доверять ему нельзя, а относиться нужно как к врагу. И место его получить можно только одним способом – убить его.

* * *

Не прошло и двух дней, как перед Сатьей открылась вся грандиозность задачи, которую ей предстояло решить: расположить к себе обитателей дворца и управлять Домом Царицы – многоуровневой администрацией с многочисленным персоналом, распоряжавшимся сельскохозяйственными угодьями, ремесленными мастерскими и школами.

Серьезность и умение слушать, продемонстрированные великой царской супругой, покорили даже самых жестокосердых. За несколько недель она проявила себя наилучшим образом, и всем стало казаться, что Сатья правит уже долгие годы.

Приходилось признать: царь ничуть не преувеличивал, обещая, что среди льстецов и честолюбцев жить не так-то и легко. Первые быстро уразумели, что царица ненавидит похвалы, а вторые – что она судит о людях по делам, а не по тому, что они говорят.

Сатья быстро привыкла к ежедневному церемониалу. На рассвете царь проводил ритуал, пробуждающий созидательную силу, которая возрождается из тьмы и дарует энергию всей стране; затем следовала аудиенция с первым министром, после – совет под председательством царя, на котором высказывались высшие чины государства. Царица, в свою очередь, молила о милости богиню Хатор в дворцовой часовне, дабы отвратить непрекращающиеся атаки демонов. Закончив этот магический ритуал, она выслушивала просителей и жалобщиков.

Согласно древним писаниям, царская чета исполняла обязанности, им предназначенные, а не занималась тем, чего им самим хотелось. И самая главная обязанность – это борьба с богиней хаоса Исефет, непримиримой противницей справедливости, правды и гармонии, неисчерпаемой силой разрушения, которая кормится ложью, насилием, несправедливостью и гнусными поступками людей.

Обед всегда проходил в деловой обстановке. За царским столом – никакой легкомысленной болтовни, только серьезные дискуссии по вопросам, которые готовил Минмес, как следует изучив донесения того или иного министра. И далее – аудиенция за аудиенцией, до вечернего обряда, в ходе которого фараон затворял двери храма, надеясь, что ночь не станет синонимом небытия. Чаще всего и ужин проходил так же. Минмес с Антефом подбирали гостей, стараясь, чтобы компания получилась приятной.

Наедине царь с супругой оставались редко, что делало эти моменты особенно ценными. Вкладывая душу и все силы в свои обязанности, Сатья и Тутмос также научились любить друг друга, не полагаясь исключительно на свои эмоции, но также на глубокое знание, что они друг для друга незаменимы, единственные в целом мире. Общность их мыслей была такова, что они мало разговаривали, разве что в случае несогласия, которое очень быстро разрешалось.

Доверять безгранично, делиться надеждами и опасениями, не бояться предательства… Ни с чем не сравнимая привилегия, волшебная связь между царственными супругами. Если она прервется, страна погибнет.

Сатье было присуще свое, особое могущество, не похожее на силу Тутмоса, которое ему, однако, было необходимо, в котором он черпал вдохновение. Делясь каждый своим видением, царь с царицей старались обозреть всю картину, включавшую двор, государство и народ, понимая, однако, что задача эта непосильная, но отступать они не в праве.

И не пасть духом им поможет только служение богам.

36

В Карнаке все сбились с ног. Фараону предстояло осуществить одно из важнейших деяний своего правления – заложить храм. Завершая архитектурные замыслы своей предшественницы, царицы Хатшепсут, Тутмос создавал собственное святилище, не похожее ни на одно из ныне существующих.

В этот тридцатый день второго месяца второго сезона[48]48
  Середина января.


[Закрыть], в двадцать четвертом году, высокие государственные чины торжественной церемонией отметили закладку «Блистающего памятниками» – архитектурного ансамбля, посвященного созидательному свету.

По требованию царя постройка должна была покоиться на прочном фундаменте, что защитило бы ее от разливов реки. Также предусмотрены были ряды каменной кладки в основании стен, колонн и обелисков и слой гравийно-песчаной смеси под полами.

Прежде часовен в этом месте не строили, но теперь ему предстояло превратиться в Зал Сердца египетского царства, где будут поклоняться предкам и посвящать в сан жрецов, достойных участия в величайших таинствах.

Царь с царицей натянули между двумя колышками бечевку, проверяя уклон участка, затем государь взял заступ и открыл траншею для закладки фундамента, сформовал первый кирпич.

И вдруг, к изумлению присутствующих, материал в его руках засверкал. Руки фараона преобразовали свет Амона, Сокрытого, который таким образом явил себя смертным и благословил своего сына.

* * *

Церемония завершилась серией подношений и закладкой в один из котлованов нескольких амулетов в виде строительных инструментов, глаза Гора, обелиска и других защитных статуэток. Тайник накрыли плитой. Незримые, эти магические предметы сохранят храм от разрушительных волн.

Тьянуни ждет, пока не закончится обряд и не разойдутся чиновники, после чего подходит ко мне. Вид у него сконфуженный.

– Не хотелось портить этот прекрасный день, ваше величество, но мои новости не могут ждать.

– Снова волнения в Мегиддо?

– Нет, мы контролируем ситуацию. Дело в том, что…

Тьянуни в нерешительности умолк.

– Новое восстание?

– К несчастью, да.

– И где же?

– На большой равнине в Ретену, в сиро-палестинском регионе.

– Местными войсками не обойдемся?

– Боюсь, что нет. Противник распускает слухи, что фараон больше не осмелится покинуть Египет. Но если вы не вмешаетесь, причем лично, волнения распространятся на большие территории.

– По-твоему, дело серьезное?

– Исходя из моих донесений, серьезное и не терпит отлагательств.

– Собирай военный совет!

* * *

Никогда мне не наскучит покой дворцового сада. Это особый мир между двумя вселенными – людей и богов. Здесь, каким бы тяжелым ни выдался день, я испытываю такую благодать, что усталость тут же отступает. Меня всегда интересовали деревья, цветы и садовые растения, неподвижные с виду, а на самом деле живущие в своем собственном ритме. Я понимаю их язык, радуюсь их расцвету и огорчаюсь, слыша их жалобы. Если бы судьба не уготовила мне участь фараона, я стал бы садовником.

Когда Сатья завершает беседу с главными распорядителями Дома Царицы, я увлекаю ее в сад, и мы усаживаемся в легкие кресла, в тени старого сикомора, возле пруда.

– Новое восстание, на этот раз в сиро-палестинском регионе Ретену. Я склоняюсь к тому, что это маневр Митанни. Хотят проверить, как быстро мы способны действовать.

– Разве это не сможет уладить кто-то из твоих военачальников?

– Думаю, мое присутствие необходимо. Заговорщики увидят, что я не гнушаюсь лично инспектировать подвластные нам земли.

– Ты чего-то недоговариваешь.

– До этого момента только два моих друга детства знали, насколько грандиозны мои планы. Мегиддо – всего лишь этап, и теперь перед нами следующий – Ретену. И на этом война не закончится. Восстания будут вспыхивать до тех пор, пока мы не переломим хребет Митанни. Это они исподволь подстрекают своих союзников к бунту. И если я их не одолею, Египет окажется в опасности.

– А достаточно ли сильна наша армия?

– Этого я не знаю. Если бы в Мегиддо я совершил ошибку, послушавшись своих военачальников, нас бы уничтожили. Египетское войско пока еще слабовато, ему недостает опыта. И с какими бы затруднениями на чужбине я ни встретился, я буду полагаться только на собственное видение.

– Ты хочешь сказать, этот конфликт затянется на годы?

– Безусловно.

– И в каждом сражении ты будешь рисковать жизнью!

– А как по-другому? Не будет царя – солдаты не захотят сражаться, бросая вызов смерти. Мое присутствие спутает противнику карты. В Мегиддо одной атаки хватило, чтобы правители, которые заключили против нас союз, сбежали с поля боя и укрылись в крепости. В отличие от нашего тайного недруга, я должен не прятаться, а показать, что сокол Монту направляет мою длань!

Царица не стала возражать. Тутмос избрал лучшую стратегию, со всеми тревогами, ей присущими, и, быть может, провалом в итоге. Сохранность Двух Земель – главное, о чем стоит заботиться. Это – дорога, по которой ему следует идти.

– В мое отсутствие, – добавляю я, – править Египтом будешь ты.

37

Когда государь объявил о своем решении, первый министр оторопел. Царица – и вдруг станет во главе государства? Конечно, традиции дают ей это право, пока супруг находится в чужих землях, но Сатья так молода и неопытна! А с другой стороны… Неужели он, Узер, не придумает ловкий маневр, чтобы удержать власть в своих руках, оставив царицу на вторых ролях?

Пока фараон готовился ко второму военному походу, первый министр, размышлявший над проблемой речных перевозок пшеницы, узнал от слуги, что к нему пожаловала великая царская супруга.

Помимо красоты, изящества и природной величавости, Сатья обладала способностью располагать к себе собеседника, даже враждебно настроенного, и его обезоруживать. Правда, на легкую победу над первым министром, закаленным в дипломатических боях, рассчитывать не приходилось.

– Уверена, мы отлично поладим, Узер.

– Согласен, ваше величество.

– Как только царь покинет столицу, мы с вами будем встречаться каждое утро. Я хочу знать обо всех проблемах, без исключения.

– А как быть с экономическими вопросами? Они зачастую очень запутанны, нужно собрать множество сведений…

– Как, к примеру, проблема с перевозкой пшеницы? Я нашла решение и уже приказала построить новую баржу и изменить график поставок. Хочу услышать ваше мнение насчет того, насколько действенны эти меры.

Сатья передала первому министру свиток папируса.

– Раз нам снова приходится воевать, – продолжала она, – нужно увеличить производство оружия, а именно – луков, позволяющих стрелять на далекие расстояния. Я уже отправила письмо в арсенал Мемфиса и прошу вас проследить за выполнением этой первостепенной задачи.

После ухода царицы Узер схватился за кубок с крепким пивом. Кто бы мог подумать, что за переливчатым нежным голосом и внешней хрупкостью скрывается властность главы государства?

* * *

– Как это – нет? Нам самое время выдвигаться во дворец, там ждут вино!

Однако Северный Ветер решения не изменил.

– Ждем чего-то или, может, кого-то?

Ослик поднял правое ухо. Что ж, спорить бесполезно… Правда, и ждать долго не пришлось: Старик вздрогнул, услышав раскатистый бас командира царской гвардии Маху.

– Говорят, такого крепкого осла, как твой, во всей стране не сыскать?

– Кто тут чей осел – это еще как посмотреть…

– Это вы решайте между собой. Я реквизирую этого осла для второго военного похода. И тебя заодно.

– Для похода? Военного?

– Эти плюгавцы из Ретену испытывают царское терпение. Себе на беду! Но мы научим их вежливости. Выступаем завтра, с рассветом.

«Я еще от прошлого не оклемался», – буркнул Старик себе под нос, откупоривая пробку кувшина. Самое время выпить…

* * *

Тьянуни, памятуя о своей обязанности записывать подвиги Тутмоса, дабы впоследствии они были увековечены в «Анналах», собрал писчие принадлежности. Погасить очаг восстания на равнине Ретену – задача не такая трудная, как взять крепость Мегиддо, но кто знает истинные намерения фараона?

Не доверяя военачальникам, царь был склонен принимать спонтанные решения, откуда недалеко было и до неоправданного риска. После свадьбы его главной советчицей стала царица Сатья, в ком обаяние сочеталось с исключительной твердостью характера. Бразды верховной власти она взяла в свои руки неожиданно легко, и все сановники во главе с первым министром тут же ей подчинились.

Царь с царицей обладали главным качеством – они умели слушать. И только потом выносили решение. С особенным вниманием они слушали донесения из сиро-палестинского региона, готовясь встретить опасность во всеоружии. Но эта решимость – не приведет ли она царскую чету к катастрофе? Вступить в военный конфликт в зоне влияния Митанни… Не роковая ли это ошибка?

Египтяне слишком любили своих богов, чтобы хотеть с кем-то воевать. Профессиональных солдат было мало, и войско состояло в основном из молодых рекрутов, воодушевленных идеей служить фараону и спасти страну от вражеского нашествия. Однако если бы Митанни, эта ненасытная хищница, пошла на Египет открытой войной, такая армия против нее не устояла бы…

Она не ожидала разгрома своих союзников в Мегиддо. Коалиция чванливых правителей, недостаточная сплоченность в действиях, иллюзия, что крепость Мегиддо неприступна… Все эти ошибки будут учтены. Теперь пришел черед испытать, на что способен новый фараон. Кто он – удачливый авантюрист или прирожденный стратег?

Ответа на этот вопрос Тьянуни не знал. Замкнутый и сдержанный до крайности, Тутмос не проявлял эмоций на людях. Беспечности и легкомыслия он не поощрял, все его приказы должны были исполняться, что называется, в мгновение ока.

Но что, если он ведет страну к пропасти, желая любой ценой возобладать над сиро-палестинцами, даже если это перерастет в открытый конфликт с Митанни? С точки зрения знатоков военного дела – чистое безумие. Тьянуни, принадлежавший к той же касте, разделял мнение коллег. Может, нужно совместными усилиями убедить, уберечь государя от необдуманных действий?

Брикет сухих красных чернил упал и рассыпался в пыль. Случайность или дурное предзнаменование?

Тьянуни не хотелось об этом думать.

* * *

Даже не будучи гигантом, Тутмос в качестве военачальника смотрелся внушительно, и под его пронзительным взглядом солдаты трепетали. Перед отъездом царь лично проинспектировал казарму и выступил впереди своих войск под бравурную военную музыку. Всем было ясно: военачальники повинуются ему беспрекословно, и только его приказы имеют вес.

Присутствие царицы вдохновляло армию. Сатья, даже держась в тени супруга, быстро приобретала популярность. Не станет ли ее магическое покровительство решающим оружием в этой войне?

Трубы огласили начало погрузки на суда, отбывавшие на север.

Сатья схватила супруга за руки:

– Возвращайся ко мне!

– Мое самое горячее желание – снова услышать твою игру на арфе.