Текст книги "Всё ради любви"

8

Лорен хотела встать, привести себя в порядок и снова попросить миссис Мок одолжить ей костюм Сюзи, но продолжала сидеть на полу и таращиться на гору окурков в пепельнице на журнальном столике. Сколько долларов из ее двадцати в буквальном смысле обратились в дым?

Она жалела, что не может плакать, плакать так, как в детстве. Она уже успела понять, что слезы – это надежда. А когда глаза сухи, надежды нет.

Дверь распахнулась и ударилась о стену. Удар был таким сильным, что вся квартира содрогнулась от него. С дивана даже слетела пустая пивная бутылка и покатилась по вытертому ковру.

В дверях стояла мать. На ней была коротенькая гофрированная черная юбочка, черные сапоги и плотно обтягивающая грудь голубая футболка. В этой футболке – что-то подозрительно новой она выглядит, подумала Лорен, – она казалась еще более тощей. Некогда красивое лицо сейчас представляло собой сочетание острых углов и глубоких впадин. Выпивка, сигареты и годы неустроенной жизни отобрали у этой женщины всю красоту и оставили лишь потрясающий зеленый цвет ее глаз. Они выделялись на фоне бледной кожи и все еще привлекали внимание. Когда-то Лорен считала свою мать самой красивой женщиной в мире – тогда многие так считали. Долгие годы ее мама получала все необходимое, используя свою внешность, но по мере того, как красота угасала, таяла и ее способность добиться желаемого.

Мать поднесла к губам сигарету, затянулась и резко выдохнула дым.

– Ты нехорошо смотришь на меня.

Лорен сокрушенно покачала головой. Вот опять: мама не в настроении, потому что «недобрала», она трезвее, чем ей хотелось бы. Девочка встала и принялась наводить порядок в комнате.

– Я никак на тебя не смотрю.

– Ты должна быть на работе, – капризно проговорила мать, ногой захлопывая за собой дверь.

– Ты тоже.

Мать расхохоталась, плюхнулась на диван и забросила ноги на журнальный столик.

– Я как раз туда и шла. Но ты же знаешь, как бывает.

– Ага, знаю. По пути тебе попался «Прибой». – Лорен услышала горечь в собственном голосе и тут же упрекнула себя за то, что позволяет выплеснуться своим эмоциям.

– Не начинай!

Лорен подошла к дивану и села на подлокотник.

– Ты взяла двадцать баксов у меня из-под подушки. Это были мои деньги.

Мать загасила сигарету и тут же прикурила новую.

– И…

– Меньше чем через две недели у меня в школе будет торжественный вечер. Мне… – Лорен помолчала. Ей не хотелось рассказывать матери о своем затруднительном положении, но у нее не было другого выхода. – Мне нужно платье.

Мама повернула голову и уставилась на нее. Вившийся над сигаретой дымок, казалось, только увеличивает разделявшее их расстояние.

– Как раз на таком вот школьном вечере меня и обрюхатили, – наконец проговорила она.

Лорен еле удержалась от того, чтобы не закатить глаза.

– Я знаю.

– К черту вечер!

Лорен просто не могла поверить, что после стольких лет все еще болезненно реагирует на подобные ситуации. Когда же она поймет, что пора перестать надеяться на то, что мать когда-нибудь изменится?

– Спасибо, мам. Ты, как всегда, очень помогла мне.

– Ты сама увидишь. Когда немножко подрастешь. – Мать выпустила клуб дыма. Ее губы задрожали, и на какое-то мгновение ее лицо стало печальным и жалким. – Все это ничего не значит – то, что ты хочешь, то, о чем ты мечтаешь. Человек живет с тем, что остается.

Если бы Лорен придерживалась такого же взгляда, она бы никогда не вылезала из постели или не слезала бы с барного табурета. Она убрала светлую прядь со лба матери.

– Знаешь, мама, у меня все будет по-другому.

Мать улыбнулась.

– Очень надеюсь на это, – пробормотала она так тихо, что Лорен пришлось наклониться, чтобы услышать.

– Я придумаю, как заплатить за квартиру и купить платье, – сказала она, снова обретая то мужество, что покинуло ее несколько минут назад и без которого ее душа холодела и цепенела. Но сейчас оно вернулось.

Лорен встала с подлокотника и прошла в комнату матери. В забитом всяким барахлом стенном шкафу она принялась искать что-нибудь, что можно было бы переделать в платье для танцев. Наконец она вытащила черную атласную ночную рубашку, но тут раздался звонок в дверь.

Через несколько мгновений мать прокричала:

– Пришла миссис Мок.

Лорен тихо чертыхнулась. Не надо было открывать дверь. Изобразив на лице радушие, он бросила рубашку на кровать и вернулась в гостиную.

Миссис Мок так и светилась. У ее ног на полу стояла картонная коробка. А мать застегивала на себе элегантное черное пальто. Короткое, до середины бедра, из мягчайшей шерсти и с воротником-шалькой, его надо было носить с брюками.

Лорен нахмурилась.

– Старушечье пальто, – буркнула мать, направляясь к зеркалу в ванной.

– Что это, миссис Мок? – спросила Лорен.

– Там есть пальто и для тебя. – Миссис Мок наклонилась и достала из коробки зеленое пальто с отделкой из искусственного меха.

Лорен ахнула:

– Для меня?

Это было практически такое же пальто, как то, что носила Мелисса Стоунбридж, самая богатая и заметная девочка в «Фиркресте». Лорен не удержалась и с благоговением погладила пушистый мех.

– Зачем вы… то есть… я не могу… – Она отдернула руку. Такое пальто миссис Мок не по средствам.

– Это не от меня, – произнесла, словно извиняясь, миссис Мок, понимающе глядя на девочку. – Его принесла женщина из «Помоги соседу». Ее зовут Энджела. Она, между прочим, из семьи Десариа, той, что владеет рестораном на Дрифтвуд-Вэй. Вот ей оно по средствам.

Милостыня. Женщина, вероятно, увидела ее где-то и пожалела.

– Я слишком старо выгляжу в этом пальто, – сказала мама из соседней комнаты. – А твое, Лорен, в каком стиле?

– Бери, – велела миссис Мок, пихая пальто в руки Лорен.

Та не удержалась. Она взяла пальто, надела и сразу почувствовала, как ей в нем уютно и тепло. До этого момента она и не заметила, как сильно промерзла. Казалось, будто холод навечно поселился в ней.

– Миссис Мок, а как надо благодарить за такие подарки? – шепотом спросила Лорен.

Миссис Мок сокрушенно вздохнула.

– Трудно быть тем, кому требуется помощь, – тихо ответила она.

– Это точно. Наверное, мне следует сходить в этот ресторан, словом, разыскать ее и поблагодарить.

– Отличная мысль.

Лорен бросила взгляд в сторону соседней комнаты.

– Мам, я скоро вернусь.

– Принеси мне другое пальто, поярче, – крикнула мать в ответ.

Лорен было стыдно смотреть на миссис Мок. Они вместе вышли из квартиры и молча спустились вниз.

На улице Лорен обернулась и помахала управляющей, зная, что та, стоя за занавеской, всегда наблюдает за происходящим на улице.

Через полчаса Лорен уже была у ресторана. Пройдя внутрь, она сразу почувствовала, как божественно пахло в зале. У нее заурчало в животе, и она поняла, что голодна.

– Ну вот, ты и нашла меня.

Лорен не заметила, когда подошла эта женщина, она вдруг просто появилась перед ней. Невысокая, всего на дюйм выше Лорен, она обладала гордой осанкой. А еще она была красива, как кинозвезда; черные волосы, темные глаза и широкая улыбка делали ее внешность незабываемой. Да и одета она была, как из дорогого каталога: в черные расклешенные брюки, сапоги на высоком каблуке и бледно-желтый пуловер с полукруглым вырезом.

– Это вы Энджела Десариа?

– Я. Только, пожалуйста, называй меня Энджи. – Она смотрела на Лорен, и ее темно-карие глаза излучали едва ли не ощутимую нежность. – А ты Лорен Рибидо.

– Спасибо вам за пальто. – Голос Лорен дрогнул от переполнявших ее чувств. Вдруг она поняла, что уже видела раньше эту женщину. – Это ведь вы дали мне деньги.

Энджи улыбнулась, но как-то отстраненно, невесело.

– Ты, наверное, думаешь, что я преследую тебя. Но это не так. Просто… просто я недавно в городе и еще не определилась с работой. Я увидела тебя и захотела помочь.

– И вы действительно очень помогли, – взволнованно произнесла Лорен, ее опять захлестнули эмоции.

– Мне приятно это слышать. Чем еще я могла бы тебе помочь?

– Мне очень нужна работа, – тихо проговорила девочка.

Ее слова не удивили Энджи.

– Ты когда-нибудь работала официанткой?

– Два года каждое лето в «Затерянном озере». – Лорен хотелось съежиться, спрятаться, исчезнуть. Она не сомневалась, что эта красивая женщина видит все недостатки, которые она тщетно пыталась скрыть: отросшие, нуждающиеся в стрижке волосы, старые ботинки, потертый рюкзак.

– Как я понимаю, ты не итальянка?

– Нет. Во всяком случае, насколько мне известно. А это важно?

– Вообще-то нет… – Энджи покосилась на закрытую дверь в задней части зала. – Но у нас всегда существовало определенное правило.

«А ты ему не соответствуешь».

– Я понимаю.

– Ты копишь деньги на университет?

Лорен хотела было сказать «да», но натолкнулась на понимающий взгляд Энджи и неожиданно для себя ответила:

– Мне нужно платье для школьного бала.

Она тут же засмущалась, ее лицо залила краска. Неужели она поделилась своей сокровенной тайной с совершенно чужим человеком? Нет, не может быть! Однако это так.

Энджи молча еще несколько мгновений изучала ее.

– Вот что я тебе скажу, – наконец нарушила она молчание. – Ты сейчас сядешь за стол и поешь, а потом мы поговорим.

– Я не голодна, – замотала головой Лорен, но желудок громким урчанием опроверг ее слова.

Энджи усмехнулась, и эта усмешка задела Лорен.

– Поужинай. А потом поговорим.

Энджи нашла Миру на заднем крыльце ресторана. Она пила капучино, обхватив ладонями керамическую кружку. От кружки поднимался пар.

– В этом году зима будет ранней, – сказала она, когда Энджи встала рядом.

– Я всегда сбегала сюда, когда наставала пора мыть посуду. – Энджи словно наяву услышала папин громкий голос за кирпичной стеной.

– Как будто я об этом не знала, – рассмеялась Мира.

Энджи придвинулась к сестре, прижалась к ее плечу. Обе стояли в полном молчании и думали о туманном будущем ресторана, с которым была связана их жизнь. Сейчас, когда на город опускался вечер, когда фонари своим уютным светом превращали улицу в серебристую ленту, вьющуюся между домами и деревьями, когда после рабочего дня люди встречались, чтобы вместе провести время, парковка у ресторана была пуста.

– Помнишь тот список, что мне помогла составить Ливви?

– «Гибельный список», как его назвала мама? Разве можно такое забыть?

– Думаю, я внесу первое изменение.

– И какое же?

– Я нашла новую официантку. Старшеклассницу. Она могла бы работать по вечерам и по выходным.

Мира повернулась к ней.

– Ты уверена, что мама позволит тебе взять девочку «с образованием»?

Энджи изумленно захлопала глазами:

– А в чем проблема?

– Мама предпочтет какую-нибудь корову. И ты сама это прекрасно знаешь. Она хотя бы итальянка?

– Сомневаюсь.

Мира усмехнулась:

– Вот будет весело.

– Прекрати, я же серьезно. Это же хорошая идея – нанять новую официантку!

– Да. Роза слишком медлительна, чтобы обслужить большее количество посетителей. Думаю, если ты собираешься внести какие-то изменения в работу ресторана, то начать лучше всего с официантки. Как ты ее нашла? В бюро по трудоустройству?

Энджи прикусила нижнюю губу и опустила взгляд вниз.

– Энджи? – В голосе Миры прозвучало беспокойство.

– Я увидела ее в «Помоги соседу», когда поехала туда, чтобы записаться в волонтеры. Она пришла за зимним пальто для матери. Вот тогда у меня и появилась идея провести кампанию по сбору зимней одежды.

– И ты купила ей пальто.

– Ты сама говорила, что я должна помогать людям.

– И предложила ей работу.

Энджи вздохнула. Она слышала недоверие в голосе сестры и понимала ее. Из-за Сары Деккер все считали, что Энджи легко обмануть. Ведь когда было принято решение усыновить ее малыша, Энджи и Конлан отнеслись со всем радушием к этой попавшей в беду девочке-подростку и даже поселили ее у себя.

– Тебя переполняет любовь, и тебе нужно кому-то отдавать ее, – наконец проговорила Мира. – Наверное, трудно постоянно держать ее в себе.

Эти слова показались Энджи острыми как колючки, и они больно кольнули ее.

– Так вот о чем ты беспокоишься! Черт! А я-то думала, что просто беру на работу милую девочку, чтобы она обслуживала клиентов по выходным.

– Может, я и ошибаюсь. Вижу то, чего нет.

– Ну а я, возможно, делаю не лучший выбор.

– Не переживай, Энджи, – ласково сказала Мира. – Прости, что опять заговорила не о том. Просто я волнуюсь за тебя. Это нормально, ведь мы семья. Но ты права в том, что решила взять новую официантку. Маме придется смириться.

Энджи улыбнулась:

– Ага. У нее это здорово получается.

Помолчав, Мира сказала:

– Только будь осмотрительна, ладно?

Энджи знала: это хороший совет.

– Ладно.

Энджи издалека незаметно наблюдала, как девочка ужинает. Она ела медленно, как будто смаковала каждый кусочек. В ней было нечто старомодное, какая-то мягкость и плавность движений, пробуждавшая мысли о девушках из прошлого века. Длинные, цвета меди вьющиеся волосы блестящей волной падали на ее плечи. На их фоне ее кожа казалась особенно белой. Слегка вздернутый носик был щедро усыпан веснушками. Но главным в ее внешности были глаза: против ожиданий карие и преисполненные взрослого понимания. Именно их выражение и тронуло Энджи до глубины души.

«Я же понимаю, вы не возьмете меня», – как бы говорили эти глаза.

«Тебя переполняет любовь, и тебе нужно кому-то отдавать ее. Наверное, трудно постоянно держать ее в себе», – вспомнила Энджи слова Миры. Ей самой не приходило в голову, что ею движет тоска по несбывшемуся. Тяжело смириться с утратой, она это хорошо знает. Любая мелочь способна выбить ее из колеи. Коляска. Кукла. Грустная мелодия. Песенка «С днем рождения». Отчаявшаяся девочка.

Нет, сейчас все совсем не так. Она в этом почти уверена.

Девочка – Лорен – подняла глаза, огляделась, затем посмотрела на часы. Она отодвинула пустую тарелку, сложила на коленях руки и приготовилась ждать.

Сейчас или никогда.

Либо мама разрешит Энджи вносить изменения в работу ресторана, либо нет. Пора получить ответ.

Энджи прошла на кухню, где мама домывала посуду после вечерних посетителей. На прилавке стояли четыре сковородки со свежеприготовленной лазаньей.

– Соус болонезе почти готов, – объявила мама. – У нас много еды на завтра.

– И до конца месяца, – пробормотала Энджи.

Мария строго посмотрела на нее:

– Что это значит?

Энджи старалась тщательно подбирать слова. Они были как баллистические ракеты: каждое могло стать причиной войны.

– Мама, сегодня у нас было семь посетителей.

– Это неплохо для буднего дня.

– Вовсе нет.

Мария в сердцах закрутила кран:

– В праздники будет лучше.

Энджи решила зайти с другой стороны:

– У нас проблемы с обслуживанием.

– Да. Но ты привыкнешь.

– Даже я разношу заказы быстрее Розы. Мама, я наблюдала за ней на днях. Я в жизни не видела, чтобы человек там медленно двигался.

– Энджела, она работает у нас много лет. Прояви хоть каплю уважения к ней.

– Нам нужно кое-что изменить. Ведь именно для этого я здесь, не так ли?

– Ты не уволишь Розу. – Мария скомкала и отшвырнула мокрое полотенце, и оно с шумом шлепнулось на прилавок. Выглядело это так, будто Энджи бросили перчатку.

– А я и не собираюсь.

Мама немного успокоилась:

– Вот и хорошо.

– Иди со мной, – сказала Энджи, беря маму за руку.

Они вместе вышли из кухни. У арки Энджи остановилась.

– Видишь девочку?

– Она заказала лазанью, – сообщила мама. – Похоже, она ей понравилась.

– Я хочу… я собираюсь взять ее к нам официанткой на вечера и на выходные.

– Она слишком юная.

– Я беру ее. И она не слишком юная. Ливви и Мире было гораздо меньше лет, когда они стали работать официантками.

Мария замерла и нахмурилась, изучая девочку.

– Она не похожа на итальянку.

– Она не итальянка.

Мария судорожно втянула в себя воздух и толкнула Энджи в сторону от арки.

– А теперь выслушай меня…

– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе вернуть ресторан к жизни?

– Да, но…

– Тогда не мешай мне.

– Роза обидится.

– Если честно, мама, я думаю, она обрадуется. Вчера вечером она дважды спотыкалась, когда разносила заказы. Ей тяжело. Она с радостью примет помощь.

– Девочки с образованием не умеют работать в полную силу. Спроси у папы.

– Мы не можем спросить у папы. Решать придется тебе и мне.

Мама словно сникла при этих словах. Морщины на ее лице стали заметны еще больше. Она снова выглянула из-за арки.

– У нее волосы в жутком виде.

– Она вымокла под дождем. Она ходила и искала работу. Как и ты, помнишь, в Чикаго, когда вы с папой только поженились.

Воспоминание смягчило маму.

– У нее дырявые ботинки, а блузка ей мала. Бедняжка. И все же… – Она опять нахмурилась. – Последняя рыжеволосая, что работала у нас, украла выручку за целый вечер.

– Эта ничего не украдет.

Мама решительно пошла по коридору к кухне. Она что-то говорила, шептала и энергично жестикулировала. Если бы Энджи закрыла глаза, она бы без труда представила, как папа ласково улыбается, глядя на свою жену, однако продолжает стоять на своем, несмотря на мамины горячие возражения.

Мама развернулась и пошла назад.

– Он всегда считал тебя умной. Замечательно. Бери эту девочку, но не подпускай ее к кассе.

Энджи с трудом сдержала смех – настолько абсурдно выглядело мамино заявление.

– Хорошо.

– Хорошо. – Мама вышла на улицу.

Энджи в окно увидела, как она идет и спорит с человеком, которого уже нет среди живых.

– Спасибо, папа, – произнесла Энджи и вернулась в пустой зал ресторана.

Лорен встрепенулась, увидев ее.

– Все было очень вкусно, – проговорила она, аккуратно сложила полотняную салфетку и положила ее на стол.

– Моя мама отлично готовит. – Энджи села напротив нее. – Ты умеешь быть ответственной?

– В полной мере.

– Мы можем рассчитывать на то, что ты не будешь опаздывать?

Лорен кивнула. Ее взгляд был серьезным.

– Всегда.

Энджи улыбнулась. За последние месяцы ей ни разу не было так хорошо.

– Тогда договорились. Можешь приступать с завтрашнего вечера. Будешь работать с пяти до десяти. Тебя устраивает?

– Абсолютно. Вот здорово!

Энджи протянула руку, и Лорен, поспешно вскочив, пожала ее.

– Добро пожаловать в семью, – сказала Энджи.

– Спасибо. Я побегу домой.

Энджи готова была поклясться, что в карих глазах девочки стояли слезы. Она просто отметила для себя этот факт, но позже, когда она уже закрывала ресторан, ее вдруг осенило.

Лорен растрогалась, услышав слово «семья».

Когда Энджи вернулась домой, там ее ждали пустота и темнота, и во мраке пряталось одиночество. Она закрыла за собой дверь и несколько мгновений постояла в холле, вслушиваясь в собственное дыхание. В этом звуке не было ничего необычного, однако здесь, в доме, который в дни ее юности был наполнен шумом, он почему-то резанул ее слух. Не выдержав гнетущей тишины, она бросила сумку на тумбочку и подошла к стереосистеме в гостиной, вставила кассету в проигрыватель и нажала кнопку «пуск».

Из динамиков полился голос Тони Беннетта, наполнил комнату звуками и воспоминаниями. Это была любимая кассета папы, он записал ее сам. Все мелодии начинались не с начала, иногда со второго куплета. Каждый раз, когда начинала звучать его песня, отец обязательно подскакивал, подбегал к магнитофону и громко восклицал: «А вот это моя самая любимая!»

Энджи улыбнулась этому воспоминанию, но в душе ее не было радости. Казалось, радость навечно покинула ее сердце.

«Папа, я взяла новую официантку. Она старшеклассница. Представляешь, как мама на это отреагировала! Да, а еще она рыжая».

Энджи подошла к окну и выглянула. На темной глади воды серебрилась лунная дорожка. Зазвучала следующая мелодия. «Ветер под моими крыльями» в исполнении Бетт Мидлер.

Ее играли на его похоронах.

Музыка окутывала, грозила утянуть за собой.

– Ведь с ним легко разговаривать, правда? Особенно здесь.

Энджи резко обернулась на звук маминого голоса.

Та стояла у дивана и смотрела на нее улыбаясь. На ней была старая фланелевая ночная рубашка, которую много лет назад подарил ей папа.

Мама прошла через комнату и выключила музыку.

– Мама, что ты здесь делаешь?

Мама села на диван и похлопала ладонью рядом с собой.

– Я не хотела, чтобы ты оставалась одна этой ночью.

Энджи села рядом и прижалась к ней.

– Но как ты догадалась?

Мама обняла ее за плечи.

– Та девочка, – наконец ответила она.

«Как же я сама не сообразила, – подумала Энджи. – Ну конечно же!»

– Мне придется держать ее на расстоянии, да?

– У тебя это всегда плохо получалось.

– Верно.

Мама покрепче прижала ее к себе.

– Просто не торопись, будь осторожна. У тебя доброе сердце.

– Иногда мне кажется, что от него остались жалкие осколки.

Мама издала звук, похожий на тихий вздох.

– В такие минуты нам остается только глубоко дышать, чтобы не впасть в безумие.

– Знаю, – кивнула Энджи.

Они достали колоду карт и до глубокой ночи играли в кункен. К тому моменту, когда они заснули рядышком на диване под пестрым лоскутным одеялом, много лет назад сшитым мамой, Энджи не чувствовала себя одинокой.