Текст книги "Сад таинственных цветов"

Кристина Кабони
Сад таинственных цветов
Роман

Моя жизнь – это сад, мои любимые люди – цветы.

Вам, родные мои, посвящается эта книга.

Дай мне аромат прекрасных цветов в саду на рассвете, где я мог бы бродить в одиночестве.

Уолт Уитмен

Cristina Caboni

Il giardino dei fiori segreti

* * *

Печатается с разрешения автора и литературных агентств Laura Ceccacci Agency S.r.l. и Prava I Prevodi International Literary Agency.

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

© Cristina Caboni, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2020

Пролог

«Сад – это пространство, это созерцание, то место, где можно предаться размышлениям. Сад – это тишина».

Глубокий голос поднимается к ветвям деревьев. Его подхватывает и разносит ветер. Бьянка наблюдает за отцом из-за куста розы. Сидящие вокруг внимательно его слушают. Каждый день многие приходят на его лекции. Бьянка склоняет голову и смотрит на траву, мысли клубком устремляются к сердцу. Она сжимает маленькие кулаки и поднимает глаза.

Ей нужно кое-что сказать отцу – нечто очень важное. Он не заметил, что сад говорит ему о том, что ему есть, что рассказать.

И эта мысль, осознание своего открытия, наполняет Бьянку радостью. Наконец-то отец посмотрит на нее с улыбкой, расскажет маме, какая она молодец, будет всем твердить, что и она – настоящая Донати.

– Тсс, тише! Ты же знаешь, его нельзя перебивать!

Но Бьянка не слушает сестру. Ее глаза блестят, она знает, что к отцу нужно обращаться со всем уважением. И что нужно подождать. Вот только ей не терпится, ей хочется бежать к Лоренцо Донати, ухватить его за рукав: «Падающие лепестки роз издают звуки. Их издают побеги пробивающейся травы и распускающиеся маргаритки. Сад говорит, он ни на минуту не замолкает. Я слышала».

Ну вот, она смогла это произнести, даже ни разу не запнулась. Она смотрит на отца, затем ее взгляд перемещается дальше, к далекой террасе. Там, точно сокровища, разложены книги. Сердце девочки бешено бьется, она уже чувствует касание тонких страниц, видит картинки, ощущает запах сухих растений. В глазах и в сердце нарастает желание.

На этих страницах изображены цветы, страницы рассказывают множество историй. А рядом с книгами стоит коробка с красками и лежат пакетики с семенами цветов. Она уже знает, потому что заметила их издалека. Это – награда.

Бьянка вдруг замечает, что прошло уже довольно много времени, а вместо одобряющих слов в воздухе повисло молчание. Она медленно оборачивается к отцу и ловит на себе его взгляд, так похожий на ее собственный. Но в этом взгляде нет ни улыбки, ни гордости.

– Сад говорит со мной, я знаю, он столько мне рассказал, – снова начинает она. На этот раз чуть слышно между каждым словом повисает длинная пауза.

Но вместо ответа отец лишь строго смотрит на дочь. Затем, взяв ее за руку, он ведет ее по тропе. Но потом вдруг останавливается. Когда Лоренцо берет ее за подбородок, Бьянка понимает, что ни книг, ни красок ей не видать.

– Ты же знаешь, что меня нельзя перебивать.

– Но ведь сад говорит, это правда!

– Это мы обсудим позже. А теперь иди-ка домой.

Сердце Бьянки тревожно бьется, глаза горят. Но слова отца впечатываются в ее душу, словно они – каменная изгородь, за которую, сверкая красными ягодами, пытается цепляться кизильник. Бьянка думает о белых ароматных кустах бирючины, тянущихся вдоль луга, где проводит лекции Лоренцо Донати. Потом ее взгляд теряется где-то вдали, улетает к долине, раскинувшейся у замка.

Она хорошо знает это место. Здесь ее мир. Здесь она родилась, с тех пор прошло десять лет. Это ее сад.

Слова отца – не более чем порыв ветерка, уносящего прочь все, даже звуки и запахи. Они преследуют ее, хотят до нее дотянуться, но Бьянка не обращает внимания, она еще чувствует атмосферу разочарования, слышит вздох, от которого она словно окаменела.

Но вот сад снова заговорил с ней: трава застонала под тяжелыми туфлями, затрепетали от звуков шагов кусты, пока не настала тишина. Пустота.

– Я же тебя предупреждала! Почему ты никогда не слушаешь? – с этими словами сестра подошла и взяла ее за руку. Но Бьянка выдернула руку и побежала прочь. Цветы склонили головки и заплакали вместе с девочкой. Их звуки были похожи на музыку, которая сливалась с ее чувствами, будь то злость или наивные мечты. Она провела пальцами по головкам азалий, гортензий, камелий – и вдруг перед ней открылась роща. А вот и роза, которую она так искала. Здесь ее прибежище. Всего один миг, и тысячелетняя роза скрыла ее за старыми перекрученными узлами стеблями.

Бьянка закрыла глаза, прислонилась лбом к грубой коре, дыхание ее стало спокойным и ровным. Когда она вновь раздвинула стебли, сквозь листья уже пробивалось солнце. Она подняла глаза и посмотрела на красные лепестки, летящие на ветру и приземляющиеся на зеленый мох у ее ног. Их запах уже еле ощущался, они словно слали последний привет. Но, протянув руку за этим нежным сокровищем, девочка ощутила прикосновение острых шипов. Отец не раз предупреждал ее, что с ними нужно осторожнее, что шипы могут ранить.

Но ведь они с розой друзья, и роза ее не обидит. Она пыталась объяснить это отцу. Но он даже внимания не обратил, точно не слышал. Бьянке хотелось закричать: «Послушай, папа, пожалуйста, послушай!» Но отец был уже далеко. Остались только дыхание разочарования да нетерпеливый взгляд. Молчаливый упрек, кулак, ударивший по деревянному столу, недовольство.

– У меня никак не получается быть такой, как он хочет, – прошептала девочка розе.

Куст задрожал, налетел ветерок. На этот раз, прежде чем оказаться на земле, красные лепестки скользнули по детскому телу, утешая и лаская его.

«Роза любит меня». – Бьянка почувствовала это и впервые за день улыбнулась.

1

Заниматься садом означает иметь терпение. Для садоводства нужны внимание, забота, постоянство. Зимой нужно привести в порядок инструменты и подготовить почву к новому севу. Земля хранит в себе тайну возрождения.

Этим парням здесь совсем не место. Что им делать в той части Амстердама, где бывают лишь ночные завсегдатаи?

Айрис Донати поднесла ладонь к губам, согревая пальцы дыханием.

– Почему бы вам не пойти в другое место? – произнесла она, но ее голос заглушил порыв ледяного ветра, от которого перехватило дыхание. Она подумала было отступиться. Придется вернуться в другой раз. Но тут ее взгляд упал на окна домов на той стороне улицы и надолго застыл на одном из них – на том, что располагалось на втором этаже большого здания.

Нет, надо еще подождать. Она еще раз посмотрела на небо и вновь принялась наблюдать за улицей. Ребята смеялись и бежали по тротуару. К фасаду здания были крепко приставлены строительные леса. Мягкий свет фонарей плыл по водам канала. Запах воды был настолько силен, что от него становилось тошно. Но легкий шум волн был приятен, он напоминал гул ветра, доносящего чьи-то далекие голоса.

Она поправила пряди, соскользнувшие на лицо, и вновь посмотрела на смеющихся мальчишек.

«Должно быть, им примерно столько же, сколько и мне, – подумала она. – Студенты, а может, туристы. Да и какая разница». То, что выделяло их из толпы, – это их смех, их движения. Она продолжала следить за ними взглядом, не в силах оторваться. И лишь когда любопытство переросло в острую боль желания, пришлось отступить.

Внезапный гудок далекого корабля заставил ее прийти в себя.

– Я только зря теряю время, – пробормотала она. Нужно было срочно кое-что сделать, и сделать до того, как встанет солнце.

Когда последний из парней повернул за угол, она вдохнула с облегчением и осторожно посмотрела по сторонам. Надвинув на голову капюшон толстовки, она исчезла в темноте.

То, что Айрис делала в свете растущей луны, было строго-настрого запрещено. Если бы ее поймали, слово «неприятности» оказалось бы слишком мягким для того, что могло ее ждать. Она это прекрасно понимала. И все же продолжала поиски мест, где можно обустроить сады.

Миру нужны цветы. Лишь в этом она была совершенно уверена.

Медленным движением она скинула рюкзак и, расправив уставшие плечи, вновь собрала волосы, рассыпавшиеся по лицу. Бережно она достала растения, завернутые в мокрую ткань. На этот раз она выбрала розы сортов «портланд» и «бурбон». Фиалки, цикломены, тюльпаны и нарциссы ждали своей очереди. А вслед за ними настанет очередь мягкого ковра из мха изумрудного цвета. Сначала розы, потом остальные цветы.

В кармане ее джинсов лежало письмо от Анны Линц, которая жила на улице напротив. Письмо поступило в редакцию журнала, где работала Айрис. Это для Анны она высадит сад сегодня ночью. Однако свое решение Айрис ни с кем не обсудила. Только старине Йонасу рассказала, но это не в счет, он вообще жил в параллельной реальности. Другие люди никогда не смогли бы понять, зачем ей куда-то ехать и втайне от всех сажать сад для какой-то незнакомки.

На самом деле она и сама этого толком не понимала. Сад, который ей предстояло посадить этой ночью, был особенным. Желтизна первоцветов говорила о возрождении, синева фиалок и гиацинтов – о силе и смелости, розоватые тюльпаны обещали надежду. Дамасские розы она выбрала за сладкий запах. Это был настоящий подарок, ее попытка кому-то помочь. Она всегда хотела жить в гармонии с природой, заботиться о ней, у нее был свой взгляд на мир, как и на композиции, которые она создавала.

И это немного пугало. Айрис отерла лоб и продолжила работать, пока не позабыла о читательнице журнала. Она осталась наедине с цветами. Садовые инструменты стали словно продолжением ее рук, а сердце притихло вместе с дуновением ветра.

Земля была тверда, в носу стоял пронизывающий запах влажности, поднимающейся из ближайшего канала. На подготовку клумбы ушло около получаса тяжелой работы. Она в последний раз взглянула на почву, готовившуюся принять семена, подняла глаза к небу и вдохнула ночной воздух.

Вскочив на велосипед, Айрис снова обернулась, а затем схватилась за руль и изо всех сил принялась крутить педали. Порывы ветра дули прямо в лицо, и несколько раз она едва не упала. Так было всегда, стоило ей посадить новую клумбу. Внутри зарождалась какая-то радость, она направляла ее, придавала жизни смысл.

Айрис жила в крохотной квартирке на первом этаже в районе Бегейнхоф – одном из старейших и красивейших районов Амстердама. Вдоль улицы тянулась цепь старинных домиков, неподалеку была лужайка, окруженная огромными каштанами, посреди нее возвышалась старая церковь, которую Айрис видела всякий раз, когда работала поутру.

С тех пор как она перебралась сюда, чувство одиночества давало знать о себе не столь остро. Жить в большом городе нелегко. Она никак не могла себе объяснить, с чего ее вдруг накрывало чувство внезапной тоски. И дело было не в одиночестве, потому что растения помогали его скоротать. Нет, это было сродни ощущению пустоты, чего-то, чего так мучительно не хватало. Словно внутри поселилась тихая боль. Обычно это чувство проходило довольно быстро, но случалось, что оно перерастало в настоящую тоску, и тогда оставалось лишь ждать ночи. Именно тогда сады оживали.

С рюкзаком, где лежали саженцы, она выходила из дома в поисках места, где появится новый сад.

Старый район сразу произвел на нее впечатление маленького мирка, где все границы четко обозначены, где все друг друга знают. Но что действительно повлияло на ее решение выложить за аренду немалую сумму, равняющуюся доброй половине ее заработка, так это атмосфера спокойствия, обилие зелени и закрытый дворик. Пусть даже маленький, но достаточно светлый, чтобы в нем можно было разместить растения. Все, что удалось спасти.

Иные были найдены в мусорных баках, другие оставлены бывшими хозяевами у подъездов – она дарила их друзьям и подругам, чтобы те смотрели на них и вспоминали о ней. Несколько растений она нашла, когда шла по улице в поисках подходящего участка, куда можно было бы пересадить найденышей. Порой они были совершенно в жутком состоянии, и она забирала их домой и ухаживала за ними изо дня в день. Именно такие растения делали ее сады особенными, ведь у каждого была своя история.

Оказавшись в Бегейнхофе, Айрис быстро забежала в квартиру, откинула капюшон, золотистый свет фонаря осветил ее лицо. Тонкие черты, выступающие высокие скулы, длинные каштановые волосы. Что больше всего поражало в этой девушке, так это сосредоточенное выражение ее лица, ее пронзительный взгляд.

Через несколько часов, провалившись в теплую кровать, Айрис уже разглядывала что-то неопределенное сквозь большое окно, выходящее во двор. Как хорошо получилась эта клумба! Как здорово сошлись цвета, как гармонично будут пахнуть цветы, когда раскроются бутоны. Казалось, все говорило о том, что она должна быть довольна и счастлива. Обычно именно так она себя и чувствовала после очередной вылазки. Но сегодня ей почему-то было тревожно.

Все дело в том, что раньше она исходила только из собственных представлений. Теперь же речь шла о незнакомом человеке, и ее задачей было слиться с желаниями кого-то другого и перевести их на язык растений, цветов и запахов. А это меняло все, в том числе ее отношения с миром и другими людьми. Только теперь она поняла всю ответственность своего поступка.

Она нервно повернулась в кровати и тяжело вздохнула. Рассвет почти наступил, и все же ночь не желала отступать, луна продолжала светить бледным игривым светом.

«Деревья там из серебра, цветы – из злата были. Готовы были семена для путников, для роз – вода» – так пелось в песне, которую в детстве часто напевал ее отец. Она помнила и другие слова. И каждая строфа начиналась с названия цветка. Все в ее жизни начиналось с цветка.

Сколько Айрис себя помнила, они всегда были вдвоем с отцом. Воспоминаний о матери память не сохранила. В детстве вокруг нее было так много заботливых людей, что образ матери поблек и слился с лицами женщин, которые ее любили. Сложно было вспомнить их имена. Марианна, Лидия, Долорес, Антония – это лишь те, которые оставили сильный след в ее жизни. Те, с которыми она провела немало времени… Но ей все казалось, что старая песня связывает ее с Клаудией.

Так звали ее мать.

2

Амариллис и гиппеаструм – цветки элегантности, очень похожие друг на друга. Луковичное растение внушительных размеров, раскрывающее плотные, ярко пахнущие лепестки. За ним несложно ухаживать и в домашних условиях, растение любит свет и мягкую почву, требует регулярного, но не слишком частого полива. Большие листья нуждаются в уходе. Если на зиму убрать его в помещение, цветы появятся в конце весны. Как и многие очень красивые растения, амариллис ядовит, поэтому с ним следует быть осторожным.

Айрис пристегнула велосипед и быстро посмотрела на часы. Оставалось тридцать минут. «Пентиум» – кафетерий с его фирменными пончиками – был в двух шагах: отличный повод, чтобы день задался.

А еще можно было прогуляться по Блуменмаркту – цветочному рынку, что тянулся вдоль канала Зингель, у нее еще оставалось немного времени.

Она недолго разглядывала прохожих, а воспоминания уже кружились над ней. Это место было одним из ее любимых: долгие годы оно дарило ей праздник, именно здесь она встречалась с отцом.

Слившись с толпой, Айрис улыбнулась. Ей нравились лепестки цветов, разные ароматы, доносящиеся со всех сторон радостные восклицания. Взгляд ее скользил с цветка на цветок, с растения на растение. Как привычны были эти звуки проплывающих по каналу лодок, шум моторов, вечный гул голосов. Сколько раз она бывала здесь с отцом?

Люди толпились вокруг корзин, полных цветов – больших разноцветных тюльпанов с нежными головками, трепетных фрезий с их легких ароматом. Оказавшись перед продавцом луковиц, Айрис замерла. Тут же ровными рядами висели плакаты с изображением цветов и пояснениями, как ухаживать за саженцами. Ей нравилось думать о том, как все эти семена и луковицы, если за ними хорошо ухаживать, превратятся в цветы. Она уже представляла их раскрывшимися на одной их своих клумб.

– Привет, Айрис, тебе что-нибудь нужно?

Она невольно вздрогнула: «Нет, спасибо, Марк, я только посмотреть».

Парень улыбнулся, запустил руки в карманы и не отрывал от нее глаз.

Когда держать паузу казалось уже слишком неловко, она спросила:

– Как поживает твой дядя?

– Вчера выписали из больницы. Так и рвется на работу.

– Передай ему привет.

– А как господин Франческо? Что-то я давно его не видел.

– Он все еще в Эфиопии, – улыбнулась Айрис. До возвращения оставалось недолго. Она никак не могла дождаться, когда снова увидит отца в Амстердаме.

– Понятно, – Марк помедлил, потом откашлялся: – Какие планы на вечер?

Айрис опустила глаза и принялась разглядывать носки ботинок.

– Понимаю, я обещал больше не задавать подобных вопросов, и все же я как-то не понял. Ты тогда как сквозь землю провалилась. Я что-то не то сказал?

– Нет, ты тут ни при чем, – нашлась Айрис.

Марк натянуто улыбнулся:

– Тогда в чем дело? Я просто хотел провести с тобой вечер.

На самом деле ему хотелось гораздо большего, и оба это прекрасно знали. Однажды они уже целовались, и это заставило Айрис пересмотреть их дружбу под новым углом.

– Мне кажется, тебе стоит немного подождать, что скажешь?

Марк ей нравился, лишь с ним можно было спокойно разговаривать о цветах, деревьях и не чувствовать себя дурочкой. Но все же в ее глазах мелькнула какая-то тень. Ей уже случалось влюбляться. И всегда это плохо заканчивалось. С одной стороны, потому, что из-за работы отец постоянно переезжал. Франческо Донати работал в питомниках, специализирующихся на разведении роз, и, как правило, контракт с ним заключался на год, не больше.

Переезды с одного конца света на другой никак не способствовали упрочнению зарождавшегося чувства. Но Айрис была уверена, что дело было не только в этом. Она понимала, что она странная. Такой она и была. Обычные люди не тратили время на разговоры с растениями. Они не выходили из дома посреди ночи с лопатой и рюкзаком, полным саженцев, и не сажали их тайком там, где, как им казалось, нужно больше цветов. Она старалась быть как все. Но не могла противостоять внутреннему голосу, велящему ей заниматься растениями.

Марк покачал головой:

– Не говори мне, что я твой единственный друг, потому что я в это не поверю. Давай договоримся, что пока мне этого достаточно, но только пока, хорошо? А теперь улыбнись. Я не хочу, чтобы ты злилась или грустила из-за меня.

Айрис улыбнулась, но легкая грусть уже затрепетала где-то внутри. Кто знает, быть может, с Марком все было бы иначе. Но вопрос был в другом – хотела ли она знать, как бы с ним сложилось?

– У меня для тебя кое-что есть. Подожди, я сейчас, – парень резко повернулся, едва не врезавшись в прохожего. Добравшись до прилавка, он наклонился и стал шарить под ним.

Вокруг Айрис сновали люди, кто-то покупал луковицы, кто-то прижимал к груди уже приобретенные сокровища, кто-то бродил меж горшков и ваз, полных роз, пионов и гладиолусов, не решаясь, какой цветок унести домой.

– Ну вот, – Марк уже вернулся и протягивал ей сверток, – сюрприз.

Он улыбнулся.

– Даже не намекнешь, какого они цвета?

Марк покачал головой:

– Держи их на солнце, они любят тепло. А как распустятся, вспомни обо мне. Вспомнишь ведь?

Айрис кивнула, достала было кошелек, но Марк тут же отступил назад:

– Нет, это же подарок.

Какое-то время Айрис молчала:

– Нет, я не могу его принять.

– Почему? Никто все равно их не покупает.

И, прежде чем она успела ответить, он уже отвернулся и занялся пожилой покупательницей.

Айрис в последний раз взглянула на него, а затем – в подаренный сверток.

– Вот ты и научился врать, – прищелкнула она языком и улыбнулась. Луковицы были свежие, не пожухлые, как те, которые она обычно брала. Подаренные Марком луковицы были твердые, просто замечательные. Цветы вырастут просто шикарные.

– Надо вернуть ему, – подумала она, но вместо этого осторожно положила их в сумку. У нее были кое-какие задумки. Начинался дождь, и Айрис поспешила найти укрытие.

Она никак не могла привыкнуть к виду домов Старого Амстердама. Очень они ей нравились. Их вытянутые в высоту крыши, большие вертикальные окна, черепичные крыши и яркие цвета напоминали детские сказки, кукольные или пряничные домики. Они никак не походили на дома, где живут обычные люди. Так, например, дом, где находилось издательство, в котором она работала, был ярко-розового цвета с бежевыми оконными рамами и белыми хохолками дымоходов.

Казалось, что старый город застыл во времени. Часто Айрис думала о людях, которые здесь жили, – о тех, кто занимал эти домики. Она спрашивала себя: кто бы это мог быть, чем они жили, что оставили после себя? Она внимательно разглядывала все, что ее окружало, в надежде уловить следы минувшего в профилях домов, мелких деталях на стенах, изгибах входных дверей, отверстиях под крышей, служивших в древности для того, чтобы поднимать в дом разную утварь.

Прошлое ее завораживало. Для нее, у которой настоящего прошлого толком и не было, поскольку отец вечно кочевал из города в город и няни сменялись одна за другой, прошлое было источником волшебства.

Она посмотрела на серое небо над крышами и зашла в дом. Легкий дождь примял прическу, волосы прилипли к лицу. Она нервно откинула пряди и, быстро поднявшись по лестнице, остановилась перед стеклянной дверью. Глубоко вдохнув, она уставилась на раздвижную дверь.

Редакция находилась на втором этаже. Сорок два квадратных метра, выложенных кленовым паркетом. Стены обшиты деревом, деревянные столы придвинуты друг к другу. На каждом столе – компьютер, горы фотографий, журналы о садоводстве, у кого-то даже горшок с цветком. Айрис то и дело переставляла их поближе к окнам, чтобы цветам было побольше света, а в ответ они распускали новые бутоны.

– Гер Янсен оставил для тебя кое-что. Он сказал, что к четырем он ждет результата, так что поспеши.

– И тебе привет, Эгле, – Айрис посмотрела вслед коллеге. Прямые плечи, высоко поднятая голова – все в ней было какое-то строгое, непреклонное, включая стянутые в пучок волосы. Интересно, что она ела на завтрак? Камни, что ли?

Пока Айрис шла к своему столу, она здоровалась с другими коллегами, ставшими свидетелями этой сцены. Она сняла плащ и улыбнулась. Ей нравилось, как многим из них удавалось игнорировать придирки Эгле. У нее так никогда не выходило.

Чтобы вновь взбодриться, достаточно было взглянуть на гладкую поверхность стола, где возвышался голубой горшочек с красным амариллисом, который Айрис назвала Лучио. Из серединки цветка, окруженной длинными трубовидными лепестками, торчали покрытые золотистой пыльцой тычинки. Даже на вид он был великолепен, но еще больше ей нравился его запах – свежий и вместе с тем очень сильный. Она поставила сумку на стол и посмотрела на записку, оставленную ей шефом, Дольфом Янсеном.

– Как ты все это сносишь? – пара светлых глаз с любопытством воззрилась на нее из-под невероятно рыжей челки.

Айрис улыбнулась Лене и пожала плечами: «Бывает куда хуже».

– Да ладно.

– Именно.

Она надеялась, что на этом разговор закончится, но Лена оперлась ладонями о стол и наклонилась к Айрис. Ее так и тянуло давать советы, Айрис читала это в ее взгляде, движении губ, даже в движении задорной челки. Но почему людей так и тянет совать нос в чужие дела? Почему все строят из себя всезнаек?

– Хуже? И кто, по-твоему, хуже? Приведи пример, – Лена с вызовом посмотрела на нее.

Айрис не выносила, когда ее припирали к стенке, не любила, когда кто-то перегибал палку. Но больше всего ей не нравилось, когда доходило до конфликта. Она старалась ни с кем не ссориться, считая это бессмысленным и глупым, и все же внутри нее что-то задрожало, и эта дрожь перешла в раздражение. Она принялась подыскивать ответ, чтобы отвязаться, а когда его не нашла, решила просто не обращать внимания. Это было проще всего, вот только беда, что люди вечно хотели, чтобы их выслушали. Когда же они натыкались на глухую стену, то переключались на что-то другое.

Однако на этот раз коллега перешла в атаку:

– Сложно подыскать ответ, да? Ты здесь единственная, кто может выносить Эгле и нормально разговаривать с Йонасом.

– А почему бы и нет? – ответила Айрис и тут же пожалела, что раскрыла рот. Но ведь Йонас был ее другом, он был одним из самых милых людей из тех, с кем ей приходилось сталкиваться.

– Айрис, да он чуть ли не бомж. Живет на лодке, древнее, чем сам ковчег, и от него несет котами.

– А что ему, по-твоему, делать? Раздать всех кошек? Бросить их умирать с голоду? – Айрис совершенно не нравился этот снисходительный взгляд. Она уже давно его ощущала. Пришлось изо всех сил сжать губы, чтобы несколько крепких слов не сорвались с губ. Она принялась убираться на столе, а внутри все пылало от ярости. Слава богу, Лена вернулась на свое место.

К обеду Айрис съела уже столько конфет и совсем не хотела есть. «Рано или поздно придется с этим завязывать», – подумала она. Не стоило есть так много сладкого, однако только так ей удавалось избавиться от горького привкуса во рту. И пока капли дождя бежали по ее лицу и телу, заливаясь под плащ так, что одежда тоже намокла, Айрис быстро свернула за угол и оказалась в открытом дворике. Перед ней раскинулся один из многочисленных мостов через Сингел. Она перешла на другую сторону и спустилась к воде. Лодка была красного цвета, на окнах были подвешены горшки с цветами – гиацинтами, нарциссами, первоцветами, тюльпанами… Таких красивых ей нигде не приходилось видеть. Бело-голубые лепестки и тепло-кремовые оттенки, ярко-красный переходил в бледно-лиловый. Матовые лепестки напоминали ей крылья бразильских бабочек, которых она когда-то в детстве видела на берегу реки, протекающей у дома, где жили они с отцом в далеком прошлом. Она глубоко вздохнула, и ей сразу полегчало. Поднявшись на лодку Йонаса, она совсем не удивилась, заметив его на мостике:

– Привет, как жизнь?

Друг помахал рукой в ответ, не отрывая взгляда от вод канала.

– Можно присесть?

Йонас склонил голову, словно не услышал, а затем улыбнулся. У него были удивительно голубые глаза, вокруг которых виднелись тысячи мелких светлых морщинок. У него были светлые волосы, мягкие, как шерсть, на которых блестели мелкие капли дождя.

– Я чай заварил.

Айрис пошла за ним в лодку, стараясь не выпустить кошек, которые кинулись ей навстречу и принялись тереться о ноги, неустанно мурлыча.

– Держи, не скорми все кошкам.

Йонас взял пирог, развернул бумагу и понюхал.

– Так-так, рисовая мука, немного календулы. Молодчина.

У него был низкий хриплый голос, словно он совсем им не пользовался. Айрис улыбнулась и протянула руки к горящей печи.

Здесь все дышало покоем. В комнатке было тепло, слышалось мурлыканье кошек, доносился терпкий запах реки. Ей очень нравилось у Йонаса. Постепенно чувство тревоги, не отпускавшее ее в офисе, растворилось. Так было всегда, когда она навещала Йонаса. У него Айрис было хорошо, она чувствовала себя уверенно – с ним было бы хорошо кому угодно.

Приласкав одного из котов, Йонас спустил его на пол и указал Айрис на стол. На столешнице, обработанной воском, стояли две чашки, чайник с кипятком и маленький заварочный чайник, который Йонас обнаружил на лодке десять лет назад, когда здесь обосновался.

Айрис уселась и стала рассматривать стены каюты. Вдоль них тянулись стопки книг, расставленных как попало. Небольшой диван и кухонный уголок – вот и вся обстановка. На столе стояли два блюда, два стакана и две чашки. Однажды Йонас выставил их сюда и с тех самых пор нередко приглашал ее на обед или ужин. Обычно, когда отец был в отъезде. Айрис знала, что он велел Йонасу приглядывать за ней. Поначалу она противилась, ведь уже не девочка. Но, поскольку Йонас никогда ее не поучал и не навязывал своей компании, Айрис решила, что, в конце концов, в этом нет ничего такого.

– Что случилось?

Услышав вопрос, Айрис вздрогнула и посмотрела на друга. И если неприятные высказывания Лены о нем уже вылетели из головы, то слова осуждения, услышанные в свой собственный адрес, все еще давили на Айрис. И причиняли боль. Но разве что-то такое особенное случилось?

– Ты когда-нибудь чувствовал, что жестоко ошибся?

На лице Йонаса промелькнула улыбка:

– Кажется, нет. Я делаю только то, что считаю нужным. А ты?

Она задумалась и покачала головой:

– Знаешь, мне вечно что-то советуют. Многие. Кажется, я произвожу впечатление человека, которому нужен совет.

Йонас долго смотрел на нее:

– Ты не ответила на вопрос.

– Бывает, что я что-то делаю и чувствую себя глупо. Выслушиваю советы, благодарю… А еще я разговариваю с растениями, – последние слова остались непроизнесенными.

Йонас рассмеялся:

– Да уж, это просто ужасно. Так стыдно быть такой вежливой девочкой. Что за люди, с которыми ты общаешься?

Айрис почувствовала, что выглядит смешной:

– С тобой все сразу становится так просто.

– Со мной-то? – Йонас на минуту замолчал, потом откашлялся. – Что нравится тебе в этих людях? Выбери какую-то одну черту.

Она уже не девочка, почему же он вновь говорил загадками? Айрис не хотела отвечать, но Йонас раздул щеки и принялся корчить рожи, как делал, когда она была совсем маленькой и умирала со смеху, завидев его старания.

– Пожалуй, улыбка, – по улыбке можно понять о человеке очень многое, и этому ее тоже научил Йонас.

– Отличный ответ. А знаешь, почему так?

Она покачала головой. Ему так и хотелось сказать это самому, Айрис не могла лишить друга такого удовольствия.

– Улыбка – зеркало души. Единственное, что дает нам право жить в мире среди цветов, – наша человечность. Однако это совсем не означает, что каждый из нас человечен, – добавил он. – Вспомни самую лучшую книгу, самую красивую картину, самую прекрасную песню: все это – отражение человеческой души.

Айрис улыбнулась:

– Иногда мне так и хочется спросить: в нашем ли измерении ты живешь?

– Помни: ты – то, во что ты веришь. Это так просто. Важно оставаться в гармонии с собой. И никогда не забывать, что все, что нас окружает, – это то, что мы сами выбираем, малыш.

Йонас проводил Айрис до пирса. Глядя, как она удаляется прочь, он провел рукой по седой бороде. Как, несмотря на поведение отца, ей удалось сохранить эту чуткость души? Он покачал головой и уселся на лежак на палубе, хотя все еще накрапывал дождь. Он натянул на голову плащ и уставился в воды канала.

Айрис скачала письма, поступившие в адрес ее рубрики «Цветочная фея», и написала несколько ответов. К счастью, вопросы были просты, другой Анны Линц среди отправителей не намечалось. Мысли о ней навеяли грусть. Высаживая цветы возле дома Анны посреди ночи, Айрис шла на риск. Она надеялась, что старалась не зря, что Анна сможет найти в себе гармонию и покой. Смерть мужа выбила ее из колеи. Айрис вернулась к почте.