Текст книги "Охотник за судьями"

Глава 8
Совсем другой коленкор

Где же Спонг? Это невыносимо! Околачиваться в Бостоне Балти не хотелось, учитывая, что Эндикотт подозревает его в поджоге своего драгоценного монетного двора. Может, двинуться в Нью-Хейвен в одиночку?

Эта перспектива была малопривлекательной. Даже совсем непривлекательной. От одной мысли о том, что придется снова взойти на борт корабля, Балти прошиб холодный пот. В порту ему сказали, что плавание из Бостона в Нью-Хейвен займет неделю или больше, в зависимости от ветров. Новая Англия оказалась протяженней, чем предполагал Балти.

Он пошел в конюшню и осведомился о путешествии верхом. Ответ его снова огорчил. Путь лежал по некоей Коннектикутской тропе, через город под названием Хартфорд, и тоже занимал неделю. Но по крайней мере проходил по твердой земле.

Владелец конюшни, человек грубого вида, дыша на Балти ромовым перегаром, поведал с неуместной веселостью, что время в пути зависит также от того, «какого рода дикари попадутся на дороге».

– Что значит «какого рода»? Чем они различаются?

– Ну, – сказал владелец конюшни, – есть богомольные дикари, мы их так называем. Те, которых научили закону Божьему и цивилизовали. А есть не богомольные. С ними лучше не встречаться.

– Но… – запинаясь, произнес Балти, – но мне сказали, что всех дикарей уже давно… что с ними уже все улажено.

Хозяин конюшни сплюнул. Похоже, ни один житель этого ужасного города не способен завершить свою мысль, не отхаркнувшись десяток раз.

– Улажено? И да и нет. Если вы понимаете, о чем я.

– Не понимаю.

– По большей части все и впрямь улажено. Этьсамые пекоты, они были хуже всех. Язычники до мозга костей. Но губернатор Эндикотт и капитаны Андерхилл и Мейсон порезали их почти всех в форте Мистик еще в тридцать восьмом. Но кое-где они еще остались. И добрей они не стали оттого, что их порезали. Трудно их в этом винить.

Балти взял себя в руки:

– Послушайте. Вы хотите сказать, что дорога в Нью-Хейвен небезопасна?

– Дорога-то в порядке. А вот кто на ней попадется…

– Да-да, я понял. – Балти начал терять терпение.

– Этьсамые нипмуки и этьсамые массачусеты, их можно, по большому счету, не бояться. А вот этьсамые вампаноаги… – Конюх собрал во рту полпинты мокроты и разом исторг ее из себя. – Это совсем другой коленкор. А этьсамые наррагансеты? С ними может выйти и так и эдак. Так вам, говорите, в Нью-Хейвен?

– Как я уже сказал, да.

– Ну, тогда вам наверняка попадутся могикане. С этьсамыми могиканами такая штука – и вы это запомните накрепко, – они терпеть не могут этьсамых пекотов. Ненавидят их хуже всего на свете. Так что, если встретите могиканина, делайте что хотите, но не хвалите пекотов. – Конюх помотал головой, подчеркивая этот важный момент. – Нет. Ни за что на свете. Ни за что.

Балти решил, что в одиночку в Нью-Хейвен не поедет, и ушел из конюшни с чувством, что Мироздание предало его.

В Англии, перед отъездом, ему грезилось, как в Бостоне его будут торжественно встречать губернатор и городские старейшины. Дадут в его честь торжественный ужин. Речи. Спонг, человек Даунинга, будет в его распоряжении, устраивая все до мелочей. И карета на мягких рессорах повезет их в Нью-Хейвен, а на запятки взгромоздятся форейторы в париках, чтобы отгонять любопытных дикарей. А впереди поедет верховой-предвестник, крича: «Дорогу Балтазару де Сен-Мишелю, посланцу Его Величества короля Карла!» Новая Англия обманула его надежды. Он ничего не мог сделать – только ждать неуловимого мистера Спонга, чье появление казалось теперь столь же вероятным, как второе пришествие. И одному Богу известно, какую месть задумал злобный Эндикотт за то, что Балти якобы сжег этот чертов монетный двор.

Балти выдержал еще несколько унылых дней. Он бесцельно бродил по Бостону из конца в конец, уверенный, что за ним следят.

Как-то вечером, сидя в своей комнате в таверне, он от нечего делать решил написать отчет братцу Сэму.

В целом о характере обитателей Новой Англии ничего хорошего сказать нельзя. Они все без исключения грубы, неучтивы и откровенно непочтительны. И так по-свински, невоспитанно они ведут себя по отношению к порученцу Короны!

Что же до характера губернатора Эндикотта, то и о нем не могу я сказать ничего хорошего. При нашей первой встрече он пригрозил – безо всякой причины – прожечь дыру в моем языке раскаленной кочергой. Добро пожаловать в Массачусетс.

При второй нашей встрече он чуть ли не явно обвинил меня в том, что я сжег его монетный двор. Он неприятный человек, и мрачность его не искупается никакими другими качествами. Он был бы уместней – и я бы сказал, счастливее – в должности управляющего тюрьмой или камерой пыток. (Его «Колония Залива» во многих отношениях напоминает и то и другое.) Я не удивлюсь, узнав, что для развлечения он отрывает крылья у бабочек. Или топит кошек.

По моем возвращении, о коем я молю Бога, чтобы оно состоялось как можно скорее, я подробно перечислю все перенесенные мною оскорбления лорду Даунингу, а также Его Всемилостивейшему Королевскому Величеству, буде Он удостоит меня аудиенции с этой целью.

Что же до мистера Плантагенета Спонга, его я до сих пор не видел ни следа и даже не питаю больше надежд когда-либо его увидеть. Возможно, он также нашел Бостон невыносимым и удалился в более счастливые края. Я не виню его, хоть с его стороны и неучтиво было бросить меня подобным образом.

Ваш несчастный, но всемерно почтительный и любящий Брат, и прочая, засим остаюсь,

Порученец Короны Его Величества,

Б. де Сен-Мишель

Балти проснулся у себя в номере в гостинице «Герб короля» от режущего глаза света, хотя точно помнил, что задул свечу, отходя ко сну. Он осторожно выглянул поверх края одеяла в направлении собственных ног. В углу комнаты сидел человек и читал. Балти медленно сел, въехав задом в подушку и подтянув к подбородку одеяло наподобие щита.

– Какого черта! Кто вы такой? Чего вам надо?

Пришелец посмотрел на Балти и продолжал читать письмо, которое Даунинг вручил Балти запечатанным для передачи неуловимому мистеру Плантагенету Спонгу.

– Послушайте! Это дело Короны! Вас оно не касается!

Мужчина игнорировал Балти и продолжал читать.

Он был плотный, мускулистый, лет тридцати или около того. Угольно-черные волосы и борода слегка подернуты сединой. На щеках – оспины. Он был невозмутим, но в нем проглядывало что-то от пантеры – скрученная в клубок пружина. Балти поплотнее прижал одеяло к груди. Что это все вообще значит?

Пришелец закончил читать. Он положил письмо Даунинга на стол и обратил взор на Балти.

Взгляд у него был твердый, но с меланхолической подоплекой. Балти вспомнилась строка из шекспировской пьесы о мрачном датчанине: «С недавних пор утратил я всю мою веселость»[17]17
  У. Шекспир. Гамлет. Акт 1, сц. 2, цитируется по пер. А. Радловой.


[Закрыть]. Кто бы ни был этот тип, его веселость точно затерялась где-то.

– Вы проснулись, – сказал незнакомец. – Я вижу, у вас крепкий сон.

– Если вам нужны деньги, в этом мешке есть немного.

– Если бы мне нужны были ваши деньги, сэр, они были бы уже у меня. А вы бы уже спали вечным сном с перерезанной глоткой.

Он поднес письмо Даунинга к свече и стал смотреть, как оно горит.

– Что вы делаете? – запротестовал Балти.

– Как видите, жгу.

Голос был низкий, сочный, с легкой хрипотцой.

– Но у письма есть адресат!

– Воистину. И это я.

– Спонг?

– К вашим услугам.

Обрадованный, что его не собираются прямо сейчас убивать, Балти парировал:

– Это вы называете услугами? Вы прокрались ко мне в комнату среди ночи! Напугали меня до полусмерти! Разво́дите костры!

Он оттолкнул одеяло и встал. Спонг подержал горящее письмо над тазом для умывания и разжал пальцы. Письмо догорело и скрючилось, став комком пепла.

Спонг налил себе стакан вина и осушил одним глотком.

– Вы произвели большое впечатление в «Синем колоколе». Надо думать, вы неопытны в этом деле.

– В каком деле?

– В охоте за цареубийцами. Ведь вы за этим сюда приехали, разве не так?

– Так. И раз уж вы спросили – нет, я не занимался этим всю жизнь. Это занятие вообще как-то не годится в дела всей жизни. Верно ведь? Охоту за цареубийцами не преподают в университетах.

Спонг слегка развеселился. Он налил еще стакан вина и протянул Балти:

– А чем же вы занимались всю жизнь, если позволите спросить?

– Ну… тем и сем, понемножку.

– Дилетант.

Какой невежа, подумал Балти. Надо установить четкие правила.

– Мистер Спонг, давайте договоримся сразу, чтобы потом не было недоразумений.

– Как пожелаете.

– Как вам известно из не сожженного вами документа, у меня приказ лорда Даунинга.

– Воистину.

– Который имеет такую же силу, как поручение от самого короля.

– Как скажете.

– Я именно так и говорю. Ваше дело – служить при мне проводником. В этой ужасной местности.

– Вам не по нраву Новая Англия?

– Нет. Еще ни один человек не был со мной приветлив или почтителен. Со мной обходились просто чудовищно. Особенно если учесть мое положение.

– Вы должны извинить нас, мистер Сен-Мишель. Мы – новая страна. Новый народ. Нам недостает английской утонченности.

– И не только ее.

– Как прошла ваша аудиенция у старика Навуходоносора?

– У Эндикотта? А вы откуда знаете?

– Я наблюдал за вами, мистер Сен-Мишель. С самого вашего прибытия.

– Тогда какого черта вы не объявились раньше?

– Потому что не я один за вами следил. Выгляните за дверь.

Балти встал и открыл дверь. За ней на полу кто-то лежал ничком, без сознания.

– Боже милостивый! – воскликнул Балти. – Кто это?

– Его фамилия Рут. Он из людей Эндикотта.

– Он мертв?

– Нет. Но очнется с головной болью, а посему в дурном расположении духа. Так что нам пора в путь.

– Постойте. Я не какой-нибудь наемный головорез, чтобы выбираться из города тайком в темноте. У меня поручение Короны.

– Совершенно верно. Которое послужит вам смертным приговором. Собирайте вещи. Мы выезжаем.

– Смертный приговор? Вы намекаете, что губернатор осмелится поднять руку на порученца Короны?

– Я не намекаю. Идем.

– Ставлю вас в известность, что, кроме поручения Короны, я также в родстве с мистером Сэмюэлем Пипсом.

– Не знаю, кто такой этот Пипс, но в Бостоне его именем никого не напугать.

– Он делопроизводитель Морского ведомства. Весьма влиятельное лицо.

– Вроде Анрикатра и Луитрэза?

– О, вы об этом слышали!

– Весь Бостон об этом слышал.

– Я только хотел дать понять этим мужланам в таверне, что…

– Я понял: что вы связаны с влиятельными лицами. Что же до Эндикотта, поверьте, он легко прикажет перерезать вам горло и выбросить тело в отлив на корм акулам. Бостон – не роялистская территория. Как и большая часть Новой Англии. Эндикотт ненавидит короля. А следовательно, и вас. Этот человек, который валяется там на полу, – я видел его в деле. И Бог свидетель, я видел дело рук Эндикотта. – Спонг швырнул Балти его одежду. – Собирайтесь.

В таверне никого не было, кроме нескольких дремлющих пьяниц. Спонг вывел Балти через кухню к заднему ходу. Балти следовал за провожатым. Сердце бешено стучало, голова шла кругом.

Спонг выглянул в окошечко. Фонарь, висящий за дверью, давал слабый свет. Две лошади стояли, привязанные к дереву. Спонг жестом показал, чтобы Балти оставался на месте, и отодвинул засов на двери. И вышел в пятно света.

Тень метнулась на него сбоку. Он ловко увернулся и подставил нападающему ножку. Тот звучно шлепнулся в грязь. Спонг схватил его за горло одной рукой, а другой выхватил из-под плаща пистоль. Приставил к голове противника:

– Мастер Маркл! Что же вы не спите в такой безбожный час? Занимаетесь, надо думать, безбожными делами.

– Ханкс!

– Ш-ш-ш. Разбу́дите мастера Рута. Он спит. Вставайте.

Маркл встал.

– По чью душу вас прислали?

Маркл не ответил. Спонг приставил ему пистоль ко лбу и взвел серпентин.

– Его. – Маркл показал на Балти. – И вашу.

– Мою? Я польщен. А за что?

– За то, что вы сожгли монетный двор.

– Боже мой. Наш милый губернатор вечно торопится с выводами. Надо нам с ним побеседовать. Прояснить взаимные недоразумения. Пошли. – Он подтолкнул пленника пистолем.

– Вам не скрыться, – оскалился Маркл. – В порту и в городских воротах выставлена стража.

Улицы были пусты. В Бостоне действовал комендантский час. Лишь городской страже дозволялось выходить в это время. Они двинулись по улице. Балти узнал дом Эндикотта. Что задумал Спонг, ради всего святого? Он что, хочет разбудить губернатора?

Они вошли в калитку и оказались, судя по всему, в огороде, в это время года почти голом. Посреди огорода был колодец с воротом и ведром.

– Полезайте.

– Черт бы вас побрал, Ханкс.

– Полезайте, или я вас пристрелю. Выбирайте.

Маркл уселся на сруб колодца и перекинул ноги внутрь.

– Байстрюк.

– Моя матушка так и говорила. Вниз.

Маркл схватился за веревку, намотанную на ворот, и уехал вниз. Спонг достал из сапога нож и перерезал натянутую веревку. Снизу донесся всплеск и приглушенный крик. Судя по эху, колодец был глубокий.

– Но нельзя же просто взять и… – заикаясь, начал Балти.

– Его послали убить вас, сэр. Но если хотите, мы можем его вытащить и дать ему завершить дело.

Они вернулись к «Гербу короля» и оседлали приготовленных лошадей. Балти на нервах сразу перешел в галоп. Спонг догнал его и перехватил поводья, замедляясь до шага.

– Никогда не покидайте город галопом. Это возбуждает подозрения.

– Этот человек, которого вы бросили в колодец… почему он назвал вас Ханксом?

– Что значит имя?

– О чем вы говорите?

– Это вы тут разговоры разговариваете.

Они ехали по главной улице к городским воротам. Небо на востоке едва заметно порозовело. Двое стражников грелись у жаровни, держа мушкеты под рукой.

– Молчите.

Они остановили лошадей перед стражниками.

– Вы тут подмерзли, я гляжу.

– Пропуска давайте.

Спонг порылся у себя под колетом и вручил стражнику бумаги. Стражник развернул их и попытался прочитать в слабом свете жаровни.

– Не портите глаза. Это подпись губернатора. Я бы лучше сейчас лежал в теплой постели и щупал свою женушку. Но мне надо вот этого доставить в Пункапог. Это новый пастор.

– А старый куда делся?

– Кто знает. Может, съели.

– Едешь учить дикарей Писанию? – обратился стражник к Балти. – Чем ты вообще думал, когда соглашался?

– Ай, оставьте. Не пугайте парнишку. Он и так уже два раза обосрался.

Стражники заржали.

– Кто-то должен переучивать дикарей в христиан.

Спонг вытащил из седельной сумы кожаную фляжку и бросил стражнику:

– Это лучше для сугреву, чем жаровня.

– Проезжайте! Эй, парень, если тебя будут есть, смотри, чтоб хоть не всего сразу!

Около часа они ехали в молчании. Встало солнце, отбрасывая длинные тени на увлажненные росой луга. Скоро на небе остались лишь самые яркие звезды и планеты. У ручья путники спешились, чтобы напоить лошадей.

Балти был как в тумане. Его разбудили, вытащили из теплой постели, сделали соучастником убийства (разве что Маркл до сих пор держится на плаву в Эндикоттовом колодце), его похитил головорез по имени Спонг (или Ханкс). Насмешливый вопрос стражника отдавался эхом у Балти в голове: «Чем ты вообще думал, когда соглашался?» И правда, чем? Чем, ради всего святого, думал он, Балти, принимая это проклятое поручение Даунинга?

Спутник Балти протянул ему кусок вяленого мяса:

– Ешьте. Вам нужны силы. Нам предстоит долгий путь.

Мясо напоминало сапожную кожу. Этот вкус был Балти отчасти знаком. Однажды, в дни крайней нищеты, он сварил из старых туфель отвратительный бульон.

– Так как же вас зовут?

– Раньше звали Спонг. Прекрасное имя. Плантагенет Спонг. Такое враз не выдумаешь.

– А я как должен вас звать? – раздраженно спросил Балти.

– Как хотите.

– Тогда я буду звать вас Вельзевул. Весьма уместное имя, ибо я оказался в аду. – Балти застонал. – За что меня карают так жестоко? Неужели мои грехи столь тяжки?

– Мужайтесь. Смотрите. – Спонг указал на фиолетовые крокусы, пробившиеся сквозь талую землю. – Прекрасный весенний день в Новой Англии. В аду вы таких красивых цветов не найдете.

Балти уныло смотрел на крокусы. Они его не утешали.

– Балтазар де Сен-Мишель – такое имечко не часто встретишь. Вы католик?

– Гугенот. Наполовину француз, по отцу. Он… но ведь вы и так все про него знаете. Скажете, нет?

– Только то, что он водит весьма изысканную компанию. Чего стоят одни Генрих Четвертый и Людовик…

– Да-да. Забудьте об этом.

– Это хорошо, что вы не папист. Католиков тут ненавидят почти так же сильно, как квакеров. Не знаю, как отнесутся к гугеноту. – Он протянул Балти руку. – Ханкс. Хайрем Ханкс к вашим услугам.

– Так вы, значит, в самом деле человек Даунинга?

– А что я, по-вашему, тут делаю?

– Понятия не имею. И уж точно не знаю, что я сам тут делаю.

– По всей видимости, предаетесь жалости к себе. «Когда, в раздоре с миром и судьбой, / Припомнив годы, полные невзгод, / Тревожу я бесплодною мольбой / Глухой и равнодушный небосвод…»[18]18
  Сонет 29 У. Шекспира приводится в переводе С. Маршака.


[Закрыть]

– Что это?

– Шекспир. Я часто его читаю, когда у меня тяжело на душе. Попробуйте.

– Мне сейчас как-то не до Шекспира.

– Tant pis[19]19
  Ну что ж (фр.).


[Закрыть]. В другой раз. Нам пора двигаться. Эндикотт вышлет за нами погоню. Вранья, что я им наплел, – про то, что везу вас в Пункапог учить дикарей, – надолго не хватит.

Они запрыгнули в седла и поехали дальше. Ханкс покинул тропу и углубился в лес. Балти никогда не бывал в таком густом лесу. Утреннее солнце, хоть и яркое, едва проникало в толщу листвы. Балти казалось, что за деревьями прячутся раскрашенные дикари. Он старался держаться поближе к Ханксу.

Они ехали весь день и большую часть ночи. Ханкс отказывался делать привалы и останавливался только напоить лошадей. Балти так устал, что чуть не упал с лошади. Ханкс привязал его к седлу.

– Ну вот, теперь вы у нас Одиссей. – (В лесу прокричала сова.) – А вот и сирены манят.

Откуда этот разбойник с большой дороги знает Шекспира, tant pis и Одиссея?

– Я не чую ног, – простонал Балти.

– Мы отдохнем на рассвете.

– Это пытка.

– Право, мистер Сен-Мишель, если вас начнут пытать обитатели этих лесов, вы будете мечтать о своем теперешнем положении.

– Вы совсем как тот ужасный конюх в Бостоне. В Лондоне мне сказали, что с дикарями положение давно улажено. Неужели все, что мне говорили, было обманом?

Они продолжали свой путь через лес. В конце концов они вышли к нагромождению скал у ручья. Лошадь Ханкса заржала и встала на дыбы. Ханкс поймал поводья и удержал ее. Лошадь Балти тоже нервничала.

– Тихо, – сказал Ханкс.

– Почему?

– Кугуар.

– Что?

– Горный лев.

– Лев? Господи Исусе!

– Ш-ш-ш!

Ханкс вытащил пистоль. Ствол блестел в лунном свете.

Рев раздался совсем близко, напугав лошадей. Лошадь Балти встала на дыбы и хотела понести, но Ханкс крепко держал поводья. Балти неловко цеплялся за седло.

Ханкс выстрелил в воздух. Струя желтых искр улетела в темноту фонтаном огня. Ноздри Балти заполнил едкий пороховой дым. Лошади яростно брыкались. Ханкс успокоил их, что-то приговаривая, и путники двинулись дальше, в Хартфорд.

Глава 9
Челсийская шлюха

Пипс никак не мог понять, почему герцог Йоркский, он же верховный лорд-адмирал Англии, и Даунинг так безмятежно смотрят на перспективу новой войны с Голландией. Должны же они знать, что английский флот не готов. Снова и снова, рискуя показаться навязчивым, Пипс при каждом удобном случае пытался раскрыть им глаза на эту неприятную, но неумолимую истину.

Даунинг в это время приехал в Лондон из Гааги, чтобы посовещаться с герцогом. Пипс решил, что обязан вызвать Даунинга на разговор. Удобнее поговорить с ним, чем с братом короля. Делопроизводитель Морского ведомства быстро двинулся в Уайтхолл, в резиденцию Даунинга.

Но того не оказалось дома. Его секретарь Флотт сообщил Пипсу, что лорд скоро вернется. Пипс и Флотт были старые знакомые и обожали обмениваться сплетнями, особенно о любовницах высокопоставленных людей.

Оба чрезвычайно интересовались личностью леди Каслмейн, фаворитки короля Карла, и были прямо-таки влюблены в нее. Она родила королю уже пятерых бастардов (иные утверждали, что шестерых). Она была столь плодовита, что король учредил в уайтхоллском дворце детские для выводка своих незаконных отпрысков. Нельзя сказать, чтобы подобный оборот радовал супругу короля, Екатерину Брагансскую. А недавно поползли слухи, что леди Каслмейн тайно перешла в римскую веру. Пипс и Флотт с величайшим упоением обсуждали новость. Уж этому-то королева, ревностная католичка, должна обрадоваться!

Флотт настаивал, чтобы Пипс открыл все ведомое ему о нынешней животрепещущей притче во языцех – адюльтере лорда Сэндвича с некоей миссис Бек из Челси.

Пипс понимал, что вступает на скользкую почву и нужна крайняя осторожность. Сэр Эдвард Монтегю, первый граф Сэндвич, адмирал-лейтенант Королевского военно-морского флота, был родственником Пипса и его бесценным покровителем. Но про миссис Бек и похождения Сэндвича знал весь Лондон, вплоть до поломоек и мальчиков на побегушках. Пипс считал, что подобная женщина совершенно не подходит в любовницы его высокопоставленному кузену. Он тайно именовал ее «челсийской шлюхой». И упрекал Сэндвича – не только за измену жене, леди Джемайме, которую любил, но и за то, что Сэндвич рискует своей репутацией и карьерой на флоте. Нельзя сказать, чтобы Пипс был в своих упреках совершенно бескорыстен: если разразится буря скандала и Сэндвич пойдет на дно, он может утащить за собой и Пипса.

Впрочем, Пипс не имел морального права упрекать Сэндвича: супружеская верность не входила в число его добродетелей. После очередного загула он оставлял в дневнике покаянные записи и клялся больше никогда не поддаваться искушению. Сожаления, поверенные бумаге, были жалким подобием раскаяния. Но хоть что-то.

Пипс пока не ведал о еще одном аспекте этой истории. Многие годы спустя, после особенно бурной супружеской стычки, жена поведала ему, что Сэндвич и ее звал к себе в любовницы. Можно только догадываться, какие мысли проносились в голове у лорда, когда Пипс являлся бранить его за плотскую связь с миссис Бек.

Флотт спросил Сэма, правда ли, что челсийская шлюха наградила его светлость дурной болезнью.

Желая переменить тему, Пипс притворился, что ничего не знает о сем несчастии. Взамен он выразил удивление тем, что лорд Даунинг давно не поручал ему шифровать никаких бумаг. Пипс любил «циферное дело», то есть разработку тайных кодировок для конфиденциальных посланий. Он сказал Флотту, что ущемлен таким невниманием. Неужели кто-то другой превзошел его в циферном деле?

Флотт ответил, что сам удивлен: отчего, в самом деле, Даунинг не обращался к Пипсу? Ведь за минувшие недели его светлость отправил столько зашифрованных посланий, что, «будучи сложены вместе, они, пожалуй, окажутся толще Библии короля Иакова».

Пипс лишился дара речи. Почему Даунинг не обратился к нему?!

Единственное объяснение – Даунинг хотел скрыть от него содержание писем. А это значило, что они касались военного флота. Но зачем, спросил себя Пипс, зачем скрывать дело, касающееся флота, от делопроизводителя Морского управления – то есть человека, в первую голову отвечающего за боеготовность этого самого флота?

Какое же дело, касательное до флота, может Даунинг скрывать от Пипса? Пипс мысленно просмотрел список кораблей. Он знал, где сейчас находится каждый военный корабль, стоящий в порту или доках, – надо сказать, что британский флот не так уж и многочислен.

Есть еще полковник Николс, командующий, его эскадра из четырех кораблей сейчас стоит в Портсмуте, готовясь в мае взять курс на Бостон. С мирной миссией – административной инспекцией колоний в Новой Англии. Сама миссия секретом не была, так что и для вихря шифровок, кажется, нет необходимости. Даунинг даже предупредил о походе Николса голландскую Вест-Индскую компанию в Амстердаме, чтобы не вышло недоразумений, если по случайности эскадру занесет в голландские воды у берегов Новой Англии. Он даже предложил, чтобы Николс зашел в Новый Амстердам с дружеским визитом. Такой миролюбивый жест очень много значит в пору напряженных отношений между двумя странами.

Эти размышления напомнили Пипсу, что он собирался попросить Николса осведомиться о Балти. И еще собирался отправить с оказией письма для Балти – от жены и сестры, пребывавших в ажитации с самого его отъезда. Как они по нему причитают! Но какой мирной стала жизнь Пипса – теперь, когда Балти больше не врывается ежедневно к нему в присутствие, выпрашивая синекуру или очередной «заем».

Шаги все ближе, каблуки стучат по паркету.

– А, мистер Пи-писс.

– Милорд!

– Suivez, suivez[20]20
  Следуйте за мной (фр.).


[Закрыть].

Пипс последовал за Даунингом в его палаты.

Даунинг заговорил с рассеянным видом:

– Давненько вас не видно было. Где вы рыскали?

– На канатном дворе, испытывал пеньку на прочность. И в Уолтэмском лесу – надзирал за распилом бревен. И еще сводил счеты с поставщиками некачественных флагов.

– А! Надеюсь, вы с ними разобрались хорошенько.

– Да, я приказал их высечь.

Даунинг нахмурился:

– Это попустительство. Флаги – символы бо́льшего. Попустительство подает дурной пример. Я бы велел отрубить руку. По крайней мере, большой палец.

– Согласен. Но если им рубить руки и пальцы, они станут шить еще хуже. – Хватит зубоскальства, подумал Пипс. – С вашего позволения, милорд, не будет ли вам угодно иметь со мной tête-à-tête[21]21
  Разговор наедине, букв. «голова к голове» (фр.).


[Закрыть] vis-à-vis[22]22
  Здесь: относительно (фр.).


[Закрыть] Голландии?

– Голландия! – Даунинг театрально застонал. – Мистер Пи-писс, мне уже кажется, что в вашей tête нет места ни для чего, кроме нее.

– Я вас уверяю, ваша светлость, что никоим образом не собирался вам докучать. Я только…

– Да, Сэм, вы всего лишь беспокоитесь, что мы ввяжемся очертя голову в войну, к которой не готовы. И так далее и тому подобное. Мы приняли к сведению ваше беспокойство. Да и как иначе, ведь в последнее время вы ни о чем другом не говорите.

Пипс поклонился:

– Я, как всегда, восхищен способностью моего господина видеть важнейшее в любом насущном деле.

– А я, как всегда, наслаждаюсь нашим tête-à-tête. Непременно приходите еще, да поскорей.

Пипс, однако, мешкал, не желая признавать поражение.

– Раз уж я здесь, милорд, не могу ли вам чем-нибудь услужить? Не нужно ли вам зашифровать что-нибудь?

– Не сейчас.

Пипс понимал, что настаивать нельзя. Даунинг, глава шпионской сети, непременно воспылает подозрением. И еще он не должен знать, что Флотт рассказал Пипсу о недавней буре шифрованных посланий. Но все же Пипс не хотел оставлять дело так.

– Я на будущей неделе еду в Портсмут, – небрежно сказал он.

– В самом деле?

– Гм. Чтобы окончательно снарядить эскадру полковника Николса.

– Да? Очень хорошо.

Даунинг что-то читал и почти не слушал. Пипс попытался привлечь его внимание:

– У меня есть письма, которые я хочу передать полковнику Николсу для нашего мистера Сен-Мишеля.

– Для кого?

– Для моего шурина. Того самого, которого вы отправили в Новую Англию. Чтобы арестовать цареубийц, Уолли и Гоффа.

Даунинг поднял взгляд от бумаг:

– Ах да. Наш неустрашимый охотник за судьями. Я и забыл. От него доходили какие-нибудь вести?

– Нет. Но мне пришло в голову, что экспедиция полковника Николса, административная инспекция колоний, может иметь нечто общее с миссией мистера Сен-Мишеля.

– Общее? – Искорка интереса.

– Вдруг мистер Сен-Мишель найдет что-нибудь интересующее полковника Николса.

– О, не думаю. В любом случае вашему грозному шурину поручено донимать своей особой жителей Нью-Хейвена. Вы мне клялись, что донимать ближних – его особый дар.

– Да. Я не сомневаюсь, что он уже пронял их до печенок, так что они решили перебраться в Новые Нидерланды.

– Нет-нет, – со внезапной резкостью сказал Даунинг. – Этого никак нельзя допустить.

– Я лишь шутил. Почему же?

– Чтобы жители Новой Англии начали заключать союзы с жителями Новых Нидерландов? От сего нам точно не ждать добра. Согласно полученному нами отчету, некие ньюхейвенцы, возроптав против коннектикутских властей, желают основать новое поселение. Новый Ковчег, так они его зовут. Пусть лучше сидят в Коннектикуте, у нас на глазах, чем шляться где-то и вступать в союзы с Петером Стёйвесантом.

– В таком случае я велю своему шурину уязвлять их не слишком сильно, чтобы не толкнуть в объятия сыроделов. – Пипс поклонился. – Значит, я еду в Портсмут. Если ваша светлость имеет какие-либо послания к полковнику Николсу, я их с величайшей охотой передам.

– Для сего у нас есть гонцы.

– Но мне это не составит никакого труда. Я ведь сам туда еду. – Пипс улыбнулся. – На службе Его Величеству для меня ни одно дело не зазорно.

– Вы весьма преданный слуга. Очень хорошо. Приходите сюда завтра утром. Флотт передаст вам депеши для Николса.