Текст книги "Они ведь едят щенков, правда?"

Жук лихорадочно соображал.

– Вот это да, – сказал он несколько неопределенно.

– Ты, похоже, не очень-то рад?

– Да нет, что ты. Я рад. Китай… Китай – большая страна. Это точно. Вроде это де Голль говорил, что Китай – «большая страна, полная китайцев»?

– Ты о чем, а?

– Да так, ни о чем.

– Ты же хочешь, чтобы я пробилась к успеху?

– Конечно, хочу, дорогая. Только…

– Что?

– Там у них нарушение прав человека. Площадь Тяньаньмэнь. Тайвань. Тибет. Понимаешь…

– Да какое отношение всё это имеет к Кубку Тан?

– Пожалуй, никакого, – ответил Жук жизнерадостным тоном, трубя отступление. – Пожалуй, тут речь идет о налаживании связи. Мы, так сказать, протянем друг другу руки через океан. И все такое.

Минди с раздражением поставила посуду в раковину и ушла, громко топая. Жук отметил, что у его жены появился уникальный талант – топать в одних чулках.

Он вымыл посуду.

Ну почему именно Китай? Ему придется вести себя очень тихо и не высовываться. В принципе, с этим можно справиться. На передовой будет Энджел – возглавлять атаку, так сказать.

Он поднялся по черной лестнице в комнату маман. Рядом с ней сидела Белла – обе купались в голубом свете от телевизора. На экран Жук нарочно не стал смотреть.

– А вот и мистер Мак, – приветливо проговорила Белла. Ее платье спереди все было обсыпано крошками чипсов-начо. – Ма, взгляните, кто пришел. Это мистер Уолтер. Ваш сын.

– Какой еще Уолтер?

Жук попытался поцеловать мать.

– Не прикасайся ко мне!

– Мама, это я, Уолтер.

– Мне плевать, кто ты такой. А ну поди прочь от меня. У меня есть ружье.

– Я просто хотел пожелать тебе спокойной ночи и сказать, что люблю тебя.

– Где оно? Где мое ружье? Ты не брал моего ружья?

– Твое ружье у Бьюкса, мама. Помнишь? Он взял его починить.

– У Бьюкса? Что это за имя такое – Бьюкс?

– Послушайте, Ма, – вмешалась Белла. – Почему вы все время придираетесь к мистеру Уолтеру? Он – ваш сын.

– Где мое ружье? Дайте мне мое ружье. Я сейчас прострелю ему башку.

– А ну-ка угомонитесь, Ма, – сказала Белла командирским голосом. – Если вы не угомонитесь, я выключу телевизор. Да-да – возьму и выключу.

– Спокойной ночи, мама, – сказал Жук. – Я люблю тебя.

– Если ты опять сюда явишься, я тебя пристрелю. Где мое ружье?

Жук спустился по черной лестнице, которая тоже как-то зловеще поскрипывала.

Он забрался в свою «келью», налил себе стаканчик спиртного на ночь, сел и раскрыл ноутбук. Экран засветился, открылась домашняя страничка Yahoo. Жук на мгновенье задумался, а потом набрал в строке поиска «Приюты для больных с синдромом Альцгеймера в округе Раппаханок, Вирджиния». Он уже собирался нажать «ввод», как вдруг заметил среди заголовков новостей строчку: УХУДШЕНИЕ ЗДОРОВЬЯ ДАЛАЙ-ЛАМЫ ПРИВЕЛО К ОТМЕНЕ ВСТРЕЧИ С ПАПОЙ РИМСКИМ.

Жук просидел за компьютером до двух часов ночи, отслеживая новости.

Он проснулся в восемь утра. Минди давно ушла. Жук позвонил по мобильному Энджел. Она инструктировала сына – тот играл в футбол.

– Секундочку, – сказала Энджел. – Барри, золотко! Не отпускай мяч! Не отпускай мяч! Мяч! Бей по нему! Бей по мячу! Барри! БЕЙ ПО МЯЧУ!

Глава 5
Это же «Эврика!»

Энджел отказалась – отказалась категорически – встречаться с Жуком в выходные. По-видимому, у нее было свое правило, касавшееся выходных: они целиком и полностью посвящались восьмилетнему Барри Голдуотеру Темплтону.

Сейчас было утро понедельника, и Жук сидел в машине Энджел, ехавшей на телестудию. За рулем был ее телохранитель, Майк Бёрка. На коленях у Энджел лежал конспект, и она быстро-быстро перелистывала страницы.

Жук написал и передал ей записку: РАЗГОВОР КОНФИДЕНЦИАЛЬНЫЙ. РЭМБО – О’КЕЙ?

Энджел написала в ответ: КОНЕЧНО.

Жук заговорил, но почти шепотом:

– Согласно последним сводкам, он все еще в больнице, в Риме. Говорят, что с ним все в порядке. Что это просто расстройство желудка. Из-за несвежих моллюсков, из-за римской водопроводной воды, из-за чего угодно. Проводят анализы.

– Угу, – промычала Энджел, не отрываясь от своего конспекта.

Жук умолк, а потом спросил:

– Тук-тук, тут есть кто-нибудь?

Энджел смерила его ледяным взглядом.

– Знаете, я умею решать несколько задач одновременно.

– Я хочу сказать – это могло бы стать находкой. Подарком от богов – покровителей пиара.

– Это просто расстройство желудка, – сказала Энджел, снова углубляясь в конспект. – Какая еще «находка», какой «подарок»?

– По-вашему, стали бы отменять визит к Папе из-за банальных неладов с животом? Что – ему не могли дать какого-нибудь «Пепто-Бисмола» или имодиума?

Энджел вздохнула.

– Неужели вы хоть на секунду можете вообразить, что Его Святейшество, чертов Далай-лама, духовный лидер двадцати миллионов, отправился бы на встречу с Его Святейшеством Папой Римским, духовным лидером миллиарда верующих, рискуя его случайно заблевать? Вернитесь на землю.

– Я все это понимаю, – ответил Жук. – Но, предположим, поползут слухи, что это вовсе не расстройство желудка. И что его пытались отравить?

– Кто?

– Может быть, вы хоть пару секунд меня послушаете? Китайцы. Кто же еще?

– А им это зачем?

– Вы шутите? В тысяча девятьсот пятьдесят девятом году, после того как Китай вторгся в Тибет и захватил его, туда вернулся панчен-лама – лама номер два, вице-лама, запасной лама, или как его там. Необдуманный шаг. Он произнес речь о том, какие гады эти китайцы, что захватили Тибет. Очень необдуманный шаг. А через пять дней он умер. От… – тут Жук изобразил пальцами большие кавычки, – …«сердечного приступа». Так что китайцам не впервой устранять лам.

– Но это же было в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году, – возразила Энджел.

– Вы хотите сказать, что тоталитарные правительства отказались от практики политических убийств? Посмотрите-ка на русских. Они каждые две минуты кого-нибудь травят. Помните того сукина сына, бывшего кагэбешника – Литвиненко? До которого они в Лондоне добрались? Подсыпали ему в чай «полоний-210». Бедняга просто расплавился. Жуть!

– Так что вы предлагаете? Запустить слухи, будто Пекин попытался отравить его по пути на встречу с Папой Римским?

– Наконец дошло? Ну да, именно.

– Ладно. А что мы предложим в качестве доказательств?

Жук ухмыльнулся:

– Кому нужны доказательства, когда есть интернет?

– Значит, мы напишем на вашей страничке в Facebook, что злые китаёзы-коммуняки попытались его отравить. А дальше? Вы надеетесь, что это станет хитом вечерних новостей?

– Ну, хорошо, некоторые детали нужно тщательно продумать. – Жук наклонился к Энджел. Теперь он ощущал запах ее духов. – В пятницу я до петухов засиделся в поисках информации. Далай-лама – это единственная связанная с Китаем тема, к которой американцы действительно неравнодушны. Права человека? (Ззззз.) Ужасные условия труда на китайских фабриках? (Ззззз.) Где мой айпад? Глобальное потепление? (Ззззз.) Тайвань? Это что – какой-то роман Джеймса Клавелла? (Ззззз.) Когда вы в последний раз слышали, чтобы кто-нибудь говорил:

«Мы должны начать с Китаем войну из-за Тайваня»? Но – Далай-лама? Американцы души в нем не чают! Его весь мир любит! Да и как его не любить? Это такой семидесятипятилетний душка в очках, в сандалиях и шафрановой мантии, это объятия, мандалы, мир и гармония, реинкарнация и нирвана, и все такое прочее. Мы налюбоваться на него не можем. И вот, если американской публике скажут, что эти коварные, злобные, подлые свиньи-коммунисты из Пекина… – Жук понизил голос, – подсыпают ему какой-нибудь мышьяк, или какой-нибудь радиоактивный порошок в ячье масло… Вы не верите, что это вызовет маленькую вспышку гнева в массах нашей общественности?

Энджел сняла очки и задумчиво поглядела в окно.

– Запустить такую «утку» – не проблема, – сказала она. – Но ведь окружение Далай-ламы опровергнет ее. Я не специалист по тибетскому буддизму, но можно догадаться, что они не из тех, кто радостно подхватит эти лживые обвинения.

– Но в этом-то и вся красота! – возразил Жук. – Разумеется, они будут все отрицать. Потому что они проповедуют мир и всепрощение и всегда подставляют вторую щеку. А между тем – мировая общественность кипит негодованием! А что же Пекин? – Жук усмехнулся. – Пекину приходится много раз выступать с заявлением: «Мы не пытались отравить Далай-ламу!» Энджел, это же бросок мяча в корзину в прыжке!

– Не надо таких выражений. Пожалуйста.

– Хорошо. Результативный удар.

Она снова надела очки.

– Пожалуй, что-то в этом есть.

Жук взмахнул руками, изображая гневное нетерпение.

– Я приношу вам формулу: E равняется mc², а вы говорите: «Пожалуй, что-то в этом есть»? Энджел, это же – «Эврика!». А ну-ка, подвинься, Архимед!

– Ладно, мы еще поговорим об этом. А пока мне нужно сосредоточиться. Меня сейчас настоящая групповуха ждет.

В пятницу, во время радиопередачи в прямом эфире, давая интервью по поводу своей статьи «Скорей грохнем по Ирану» в журнале неоконсерваторов, Энджел назвала главу движения «Матери против военных действий» (МПВД) «охочей до прессы ведьмой». А теперь она ехала в телестудию давать разъяснения по случаю этого выпада, который вызвал настоящее цунами возмущения.

Бёрка сообщил ей, что телевизионщики ожидают появления сотен разъяренных людей перед входом в студию. Некоторые собирались забросать Энджел «Пурпурными сердцами»[17]17
  «Пурпурное сердце» – бронзовая медаль, которая вручается в США за боевые ранения.


[Закрыть] своих сыновей и дочерей – настоящий сюжет для дьявольской фотосессии. У входа выставили дополнительную охрану. Энджел собиралась проникнуть в студию с черного входа, через подвальный этаж.

– Когда тебя вынуждены проводить через черный вход, – заметила Энджел, – вот тогда-то ты и понимаешь, что хорошо справляешься со своими обязанностями.

Жук на время умолк, чтобы не мешать ей сосредоточиться, а сам продолжал прокручивать в уме различные сценарии.

– Радиоактивный порошок… в плошку риса? – бормотал он. – Какое поразительное соседство. Радиоактивный порошок. И плошка риса.

Энджел, не поднимая глаз, проговорила:

– Позволю себе заметить – когда съедаешь радиоактивный порошок, то умираешь. Чудовищной смертью.

– Ну и?

– Но он-то не превращается в живую, светящуюся в темноте лаву-лампу. Он-то не плавится. Он не умирает. Тогда растолкуйте мне, какой смысл заявлять, например: «Ему в рис подсыпали радий»?

Жук задумался.

– На него покушались… Но порошок… испортился. Он ел рис из другой плошки. Убийцы еще повторят покушение.

– Ради бога!

– Или нет, – сказал Жук. – Яд должен быть растительным. Да, да! Конечно. Китайцы же отлично разбираются в разных травах, растениях. У них множество книг о травах. Нам только нужно выяснить: какой из растительных ядов – самый смертельный. А какие у них еще могут быть яды? – И он принялся бормотать: – Крылья летучих мышей. Тигровые когти. Тигровый пенис.

– Жук! Помолчите, пожалуйста, а? Мне нужно это все прочесть.

Жук схватил Энджел за руку.

– Придумал! Панда.

– О чем это вы?

– Они извлекли смертоносный фермент из мертвой панды, из ее… печени. Да. Они убили панду. О-о, как я все ловко придумал! Одним ударом – двух зайцев. Американцы просто сдвинуты на пандах. Каждый раз, когда простужается панда в Национальном зоопарке, журналисты начинают нести круглосуточные дежурства: Это репортаж из Национального зоопарка. Температура у Пин-Пин поднялась до сорока градусов! Президент обратился к американцам: молитесь о ее выздоровлении. Да. Эти подлые свиньи убили панду – детеныша панды! – и извлекли из ее организма смертельный фермент. Для того чтобы отравить Далай-ламу. – Тут Жук откинулся на автомобильное сиденье, выражая своим видом творческое истощение.

– Бред, – сказала Энджел.

– Зато какой бред!

– О боже, – простонала Энджел.

– Что такое?

– Ее отец. Черт возьми!

– Чей отец?

– Этой ведьмы. – Энджел тяжело вздохнула. – Ранен. При Иводзиме[18]18
  Иводзима – остров в Тихом океане (названный «совершенно необходимым островом»), где в сражении войск США и Японии в 1945 году погибло около пяти тысяч американских солдат.


[Закрыть]. – Энджел с отвращением взмахнула руками. – Да, мне просто невероятно везет.

– А кстати, почему вы обозвали ее ведьмой?

– Потому что она вставляет нам палки в колеса. Неужели вам и правда нужно это объяснять?

– Она производит довольно приятное впечатление. Нельзя же, в самом деле, винить ее за то, что она скорбит о гибели сына.

– Она оппортунистка. Она выступает с циклом лекций и зашибает огромные деньги.

Жук поглядел на Энджел.

– Можно дать вам совет? Не говорите об этом на телевидении.

– Она огребает двадцать пять кусков за одно выступление!

– Может быть, лучше просто сказать, что то замечание про ведьму было вырвано из контекста, и всё?

– Извиняться? Я не собираюсь извиняться перед этой актерствующей профессиональной плакальщицей!

– Ну, просто скажите, что были слишком эмоциональны, ведь все мы подвержены эмоциям, и так далее, и тому подобное. Ее сын погиб, сражаясь за великое дело, и так далее и тому подобное. Ну, и все, кончайте с этим – и вперед, на Пекин!

– Она первая начала.

– Энджел! Вы называете ее оппортунисткой за то, что она выступает против войны. Я бы сказал, это вы первая начали.

– «Никогда, никогда, никогда, никогда не сдавайтесь». Уинстон Черчилль.

– Отлично. Тогда обзовите ее актерствующей и так далее. Да почему бы просто не перегнуться через стол и не влепить ей пощечину? Слушайте, нам нельзя медлить – пока что наш душка еще лежит в римской больнице. А то, не успеем мы и глазом моргнуть, он уже полезет обниматься с Папой Римским. – Жук вдруг умолк. – Погодите. Мы даже можем заявить, что эти гады собирались их обоих на тот свет отправить. И Далай-ламу, и Папу. Гм! Китайцы же ненавидят католиков. Они то и дело бросают в тюрьму какого-нибудь епископа, который выслушивает исповеди или раздает облатки.

Машина завернула за угол. Энджел тяжело вздохнула.

Действительно, толпа собралась внушительная. Включая конную полицию.

– Копы на конях! – сказал Жук. – Ваш выход, мадемуазель.

Бёрка быстро обогнул угол и затормозил у наклонного въезда в подвальный этаж. Там стояли и явно нервничали полдюжины охранников и полицейских.

– Темплтон?

Бёрка кивнул.

– Въезжайте. Мы стараемся никого не допускать к этому входу, но тут столько недовольных собралось!

Энджел открыла пудреницу и подкрасила губы. Потом защелкнула ее.

– Добро пожаловать в мир Энджел Темплтон, – сказала она.

Два часа спустя они с Жуком были уже в Институте постоянных конфликтов. Энджел казалась бледной – даже под слоем телевизионного грима. Она залезла в холодильник под баром, вытащила бутылку охлажденной водки, наполнила наполовину две рюмки, одну вручила Жуку.

– Обычно в такое время я не пью, – сказала она, – но сейчас выпью.

– Вы отлично выступили, – сказал Жук. – Правда. – Он отхлебнул водки. – У них что, всегда там столько охраны, внутри студии?

Энджел одним махом осушила рюмку.

– Уф! Как-то раз я жутко напилась вместе с высоким чином из ПВО Финляндии! Да, финны – мастаки по части выпивки. – Она перевела дух. – Ну, я высказала все, что собиралась высказать.

– Это точно. И, должен сказать, нужна была настоящая смелость, чтобы назвать ее «наемной плакальщицей». Мне кажется, я еще никогда не видел Криса Мэтьюза в такой растерянности – он даже слов найти не мог.

Энджел покачала головой. Сколько бы она ни хорохорилась, вид у нее был побежденный.

– Может, вам лучше прилечь? – сказал Жук. – Пока вы не свалились?

– Уж поверьте – мне и не через такое еще случалось проходить. Значит, вы думаете, эта история с отравлением – то, что надо?

– Есть такая житейская мудрость: «Если тебе под силу околпачить на время какую-то часть населения, то сосредоточься именно на этой части». Да, я думаю, стоит попробовать.

– Давайте я поговорю со своими птичками. Нельзя допустить, чтобы слухи исходили отсюда. – Она на секунду задумалась. – Пускай их источником будет Индия.

– Индия?

– Индийские СМИ готовы распространять что угодно. Мы уже много лет скармливаем им всякую дрянь. А как только новость появится в тамошней газете – все начнут цитировать и повторять ее, а нам только этого и нужно.

Жук усмехнулся.

– Я чувствую, что становлюсь очевидцем великих событий.

– Величие – это ерунда, – фыркнула Энджел. – А вот смывать пятна крови – дело трудное.

– Ого… А часто вам доводилось… сталкиваться с такой задачей?

– У Барри бывают носовые кровотечения. Педиатр говорит, что с возрастом это пройдет. Я всю ночь с ним просидела. Бедный малыш. И знаете, он так этого пугается! Хочется просто обнять его и сказать: «Ну-ну, малыш, все будет хорошо. Мамочка здесь, с тобой».

Потрясающе, подумал Жук. Только что она делала отбивную из матери «рядового Райана» – и вот она уже чуть не плачет о своем малыше, у которого течет кровь из носа.

Он ощутил возбуждение. Она выглядела сегодня очень привлекательно – как-то мягче, чем обычно, женственней – без вызывающей мини-юбки, без голых ног и глубокого декольте.

Возбуждение возрастало. Ой-ой, запаниковал и спохватился Жук и отдал вырабатывающей тестостерон части тела мысленный приказ: «прекратить и воздерживаться впредь». Срочная остановка реактора!

Жук никогда не изменял Минди, если не считать одной-единственной утопленной в виски ночи в Сеуле с женщиной из вертолетной компании. А если Энджел его и соблазняла – ну, хорошо, можно честно признаться: да, она его соблазняла, – он все равно прекрасно понимал, что он для Энджел Темплтон – не пара. По сравнению с ней львы-людоеды из Цаво[19]19
  Цаво – национальный парк в Кении.


[Закрыть] казались хомячками. Она бы просто разгрызла его – и выплюнула хрящики.

– Ну что ж, – произнес он, поднимаясь со стула, – не буду мешать вам работать.

Черт! Неловко вышло.

Он развернулся с далеко не балетной грацией, чтобы поправить на себе брюки.

Какой конфуз. Жук почувствовал, как кровь приливает к лицу. Но так она хотя бы отливает от других частей тела.

По удивленному, слегка презрительному выражению лица Энджел он понял, что она успела заметить. А еще он понял, что это не вызвало у нее ни малейшего интереса.

Это был далеко не первый случай, когда Энджел оказывали такую вот стихийную дань уважения, сопровождавшуюся эрекцией. Напротив, у нее уже имелся большой стаж; ей много лет приходилось ограждать себя от перевозбужденных, тяжело дышащих самцов. В настоящее время таким назойливым воздыхателем был – кто бы мог подумать! – Тибор Фанон, один из научных сотрудников-резидентов ИПК – блестящий, но весьма прихотливый венгерский эмигрант. Он начал присылать ей электронные письма неуместного содержания. Более чем затруднительная ситуация. Как будто ее мог хоть сколько-нибудь привлечь мужчина, который на тридцать лет старше ее, весит на двадцать килограммов больше, чем следовало бы, с темными от никотина зубами и с пучками волос в ушах, как у барсука! Подумать только, что этот неряшливый мадьяр пытался виртуально облапать ее… Нужно поскорее как-то пресечь все это – потому что в следующем месяце ИПК соберется на ежегодную закрытую конференцию в Гринбрайере. И одна только мысль, что Фанон будет заигрывать с ней, щупая ей ножки под столом переговоров, прямо в разгар заседания по поводу военно-морской стратегии США в Ормузском проливе… нет, это уж слишком.

С той поры, как Энджел прошла стажировку в Пентагоне, она взяла себе за правило никогда (впредь) не заводить шашней на работе. Это решение она приняла в тот день, когда случайно подслушала, как две секретарши, сплетничая друг с другом, называли ее, Энджел Темплтон, словом, которое явно стало ее пентагонским прозвищем: «Шахта». Шахта! Какое унижение!

И теперь, глядя на побагровевшего Жука, пытавшегося замаскировать эрекцию, Энджел мысленно простонала: Этого еще не хватало.

Нет, конечно, он – симпатяга. Но у нее было еще одно правило: никаких лоббистов. Вдобавок, Жук женат. Энджел произвела-таки должную проверку. Они живут в каком-то здоровенном особняке где-то в лошадиных краях, в Вирджинии. Жена его – какая-то Маффи. Красотка, но такая, будто со страниц «Города и пригорода». Наверное, надевает белые перчатки перед тем, как заняться сексом.

Кроме того, Энджел могла бы найти себе партию получше, чем Жук Макинтайр. Намного лучше. И ей это почти удалось – почти! Совсем недавно – с этим заместителем министра обороны, крупным капиталистом из Калифорнии. Сколько нулей в его портфеле! Миллиардер. Этот мерзавец обещал, клялся – четыре раза, – что разведется с женой и женится на Энджел. И что же потом? Его женушка заболевает раком. Энджел думает: Отлично. А он вдруг заявляет, что не может прямо сейчас уйти от этой сучки – как бы выглядел такой поступок? Бросить жену, когда та прикована к койке и проходит химиотерапию, и убежать к этой… к Шахте. Когда-нибудь он сделается губернатором. Потерпи немного, говорил он. Пусть природа делает свое дело. Врачи предсказывают – полгода, не больше. И что же происходит потом? Эта сучка выздоравливает. Полная ремиссия. И, кстати, почему это, интересно, волосы у нее так и не выпали после химиотерапии? И вот теперь она каждый день обедает в кафе «Милано». И обжирается там за милую душу с девчонками.

– Что вы сказали, простите?

– Я сказал: пожалуй, не буду вам мешать.

– Да. Хорошо. Мы еще все обговорим. Только не надо электронных писем.

– Конечно, не надо, – ответил Жук. Электронные письма стали чем-то вроде нового лишая – от них спасу не было.

– Не надо созваниваться по мобильному.

Жук кивнул:

– Только по наземной линии.

Они смотрели друг на друга.

– Ну, ладно, – сказал Жук.

– Ладно. Увидимся.

– Пока.

– Пока.

Через два дня на первой полосе газеты The Delhi Beast, внизу, появилась статья, озаглавленная:

БЫЛ ЛИ ЕГО СВЯТЕЙШЕСТВО ДАЛАЙ-ЛАМА ОТРАВЛЕН КИТАЙСКИМИ АГЕНТАМИ?

Любой внимательный читатель этой статьи, в которой «источниками» информации выступали анонимные «хорошо осведомленные люди», быстро пришел бы к выводу, что правильный ответ на вопрос заголовка будет: «Почти наверняка – нет». Но люди ведь читали Delhi Beast не ради новостей, а ради забавы.

Как только эта история всплыла на сайте газеты, thedelhibeast.com, Жук и Энджел взялись за работу, следя за тем, чтобы данная новость распространялась по паучьим сетям киберпространства, как быстро дающая метастазы опухоль. Через несколько часов мировые СМИ уже принялись гудеть. Клевый материал!

Через три дня один из американских телеканалов не вытерпел и показал в вечернем выпуске новостей длившийся две с половиной минуты репортаж. Был он, как и положено, выдержан в скептическом тоне и сопровождался комментариями врача-гастроэнтеролога, бывшего сотрудника ЦРУ («консультанта» сети – иными словами, «наемного» работника). В сюжете приводилось гневное опровержение Синьхуа – официального китайского агентства новостей, – но так, что оно прозвучало как отъявленное вранье. Завершался этот телеэпизод нотой тихо бурлящего негодования, которую привнес голливудский актер и приверженец Далай-ламы, Брэнфорд Дейн. «Мне есть что сказать китайскому правительству в Пекине, – заявил он, грозя кому-то пальцем перед камерой. – Весь мир сейчас начеку».