Текст книги "Они ведь едят щенков, правда?"

Глава 3
Энджел

Высокая, мускулистая, длинноногая блондинка в мини-юбке, Энджел Темплтон отнюдь не была типичным экспертом-аналитиком из вашингтонского политического «мозгового центра».

Для фото на обложке своей последней книги – «Аргументы за упреждающую войну: не контрудар, а просто удар» – она позировала в красно-бело-синем садо-мазо-костюме «госпожи» из латекса. С кнутом в руке. Но если бы вы купили эту книгу исключительно по этой причине, то оказались бы в дураках: сама книга представляла собой вдумчивое, хорошо обоснованное и снабженное обильными примечаниями исследование, оправдывающее, по сути, необходимость постоянного военного вмешательства США в дела всех стран мира.

Мисс Темплтон защитила диссертацию в Университете передовых международных исследований имени Джона Хопкинса, раньше она работала в Совете государственной безопасности, занимала должность заместителя директора по политическому планированию в Пентагоне. Блестящая деловая характеристика, ничего не скажешь. В настоящее время Энджел была председателем престижного, пускай и сомнительного, Института постоянных конфликтов. Ее тяга к публичности хотя и вызывала надменное удивление в Комитете по внешним сношениям или среди нобелевских лауреатов, потягивавших бульон в клубе «Космос», зато приносила ей регулярные приглашения выступить на телевидении, изрядную прибыль от продажи книг и пятизначные гонорары.

Сегодня в передаче «Кто кого» оппонентом Энджел выступал принстонский профессор, известный тем, что написал книгу, где сравнивал Америку с Древним Римом. (Намекая на «Упадок и разрушение»[14]14
  Имеется в виду многотомная «История упадка и разрушения Римской империи» английского историка Эдварда Гиббона (1737–1794).


[Закрыть].) Ему приходилось нелегко, потому что Энджел игриво топтала своими туфельками от Джимми Чу все его изящные ссылки на Ливия и Тацита.

– Знаете, – произнесла она со смущенной, застенчивой улыбкой, как бы намекая, что лишь из вежливости умалчивает о том, как профессора застукали за противоестественными половыми сношениями с ламантинами, – это, конечно, очень мило, что вы так уютно устроились в роскошном пентхаусе там, в Башне слоновой кости, где на досуге вымучиваете книжки, доказывающие, какая захудалая и второсортная страна наша родина.

Профессор уставился на Энджел, словно филин, сердито и презрительно.

– В моей книге говорится вовсе не об этом. Совсем не об этом…

– Кстати, – прервала она его, – а ваш бюджет не предусматривал проверку подлинности фактов?

– Прошу прощения, на что вы намекаете?

– Я ни на что не намекаю, – улыбнулась в ответ Энджел. – Я просто констатирую сам факт, – уф, опять это упрямое слово! – что единственное во всей книге, что вам удалось написать без ошибок, – это точка с запятой на странице четыреста пятьдесят третьей.

– Ну, это…

– Это не важно, правда? Все равно же никто не будет читать эту книжку. На самом деле это просто псевдоинтеллектуальное украшение для кофейного столика. Просто способ дать понять гостям: «Я тоже ненавижу Америку».

– Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления.

– Да ладно вам, профессор, – с кошачьими интонациями проговорила Энджел. – Я вас не оскорбляю. Я лишь указываю вам на то, что основная идея вашей книги сводится к тому, что Америка больше не в состоянии защищаться от врагов. И что пора уже бросать ей полотенце и уводить с ринга.

– Это бесстыдное извращение моих аргументов.

– Ну, а кое-кто возразил бы, что настоящее извращение – это как раз ваша идея, что Америке как великой державе пришел конец. Ладно, я еще готова признать, что она, может, и годится для наивных и доверчивых первокурсников в ваших уютных рощах Академа, но в реальном мире – уж извините, я открою вам эту истину – могучие государства не сдаются просто так и не прикидываются мертвыми. Они борются.

– Вы явно не читали мою книгу, – ответил профессор и, закатив глаза, повернулся в сторону ведущего.

– А вот и читала, – рассмеялась Энджел. – Правда, мне пришлось держать ноги в ведре с ледяной водой, чтобы не уснуть. Я понимаю, академической прозе и положено быть скучной, но честь вам и хвала: вы подняли это качество на новый, недосягаемо высокий уровень.

Институт постоянных конфликтов находился на Массачусетс-авеню, неподалеку от Дюпон-Серкл, в доме, который некогда – уместное совпадение! – служил резиденцией министра военно-морских сил во времена Теодора Рузвельта – президента, который и положил начало «имперскому периоду» в истории Америки. Среди тех, кто работал в этом здании, закрепилось его шутливое наименование – «Casa belli»[15]15
  «Дом войны» (лат.). По аналогии с casus belli – повод к войне.


[Закрыть].

В мраморном вестибюле в ожидании ассистента Энджел, который должен был выйти к нему, Жук рассматривал выгравированную на мраморе позолоченную надпись над изящно изогнутой величественной лестницей.

Экстремизм в защите свободы – не порок.

Барри Голдуотер

Жук слегка волновался. Он уже несколько раз встречался с Энджел Темплтон на коктейльных раутах – и находил ее устрашающей дамой. Да, она и в самом деле способна была устрашить. Слухи о легендарной Энджел ходили по всему городу. За время своей стажировки в Пентагоне она успела завести романтические отношения с двумя генералами и одним адмиралом. Адмирал был из Объединенного комитета начальников штабов. Адмиральша отнюдь не пришла в восторг, узнав об этом романе, и устроила скандал, в результате чего адмирала отправили на морскую службу. Энджел ни разу не была замужем и растила в одиночку восьмилетнего сына по имени Барри. Несмотря на свою людоедскую репутацию, Энджел была во всех отношениях заботливой матерью и регулярно посещала школьные родительские собрания.

Жук изучил содержимое витрины в вестибюле – там стояли книги, написанные штатными научными сотрудниками ИПК и их коллегами: «Аргументы для перманентной войны», «Отступи, Ад: самоуверенность американской внешней политики с 1812 по 2003», «Дадим шанс войне», «Пакс-Американа: Вам что-то не нравится?», «Двойная крепость: подъем движения Орео-Кон», «Как Америке не стать Францией – и почему это необходимо».

Институт постоянных конфликтов являлся штабом так называемых «орео-конов» или орео-консерваторов: «Твердых снаружи, мягких внутри». Твердые – потому, что это были бескомпромиссные сторонники наращивания военной мускулатуры США. Мягкие – из-за того, что их внутренняя политика преимущественно следовала линии невмешательства; орео-конам было действительно безразлично, чем заняты президенты и Конгресс, лишь бы они хорошо финансировали Пентагон и вооруженные силы и находили бы им применение за рубежом, желательно – на полях сражений.

Критики орео-конов, которых было не так уж мало, считали их шайкой изворотливых самодовольных типов. Хитрые и осмотрительные, они умело дистанцировались от любых провалов. Когда какая-нибудь из пылко поддержанных ими кампаний по иноземному вторжению вдруг вызывала встречный огонь, то всегда оказывалось, что виноват в этом кто-то еще. Сама идея была разумной. А вот ее исполнение оставляло желать лучшего. Для группировки, втягивавшей Америку в одну зыбучую трясину за другой, орео-коны выглядели, пожалуй, зловеще жизнерадостными. Долгая скорбь о случившихся трагедиях – это не для них. Раздать амуницию, раздать холодные закуски – и вперед, навстречу новой катастрофе. В настоящий момент они страстно агитировали за упреждающий удар по ядерным комплексам Ирана, используя собственное ядерное оружие. Так сказать, забросить мяч в корзину в прыжке.

– Мистер Макинтайр?

Жук обернулся.

– Майк Бёрка. Я сотрудник мисс Темплтон.

Жука застигли врасплох. Он-то ожидал, что за ним придет секретарь. А этот Бёрка выглядел совсем как спецназовец из подразделения «Морских львов», только в штатском. Шея у него была толщиной с молодую секвойю; глаза смотрели холодно и оценивающе. Жук стал подниматься вслед за ним по мраморной лестнице.

– У нее сегодня очень плотный график, – сообщил Майк Бёрка, – но нам удалось выделить вам двадцать минут. Вам повезло. Кристиан Аманпур[16]16
  Кристиан Аманпур (р. 1958) – журналистка, международный корреспондент телекомпании Си-эн-эн.


[Закрыть] предоставили только десять.

– Я постараюсь зря не тратить время мисс Темплтон, – ответил Жук, когда они проходили мимо боевого призыва Барри Голдуотера.

– Возможно, ей позвонит доктор Киссинджер. Тогда я выведу вас из кабинета в коридор. А как только ее телефонный разговор с доктором Киссинджером завершится, я проведу вас обратно в кабинет. Время, которое она потратит на беседу с доктором Киссинджером, не будет вычтено из отведенных вам двадцати минут.

Жук кивнул.

– Я и сам жду одного звонка.

Бёрка озадаченно поглядел на него.

– От Далай-ламы, – пояснил Жук. – Но я не возражаю против того, чтобы мисс Темплтон оставалась в комнате, пока я буду беседовать с Его Святейшеством. Обычно мы с ним общаемся по-тибетски.

Глаза Бёрки превратились в лазерные указки. Выражение его лица говорило: «Знаешь, в другой раз я бы врезал тебе по дыхалу, да сейчас манжеты кровью марать неохота».

Они прошли мимо четырех секретарей. Жука ввели и представили пред ясные очи.

Энджел Темплтон поднялась из-за стола – весь из черного стекла и нержавеющей стали.

– Жук Макинтайр, – просияла она и протянула ему руку. – Очень о вас наслышана. Присаживайтесь, пожалуйста. Должна вам сказать, что «Гроуппинг-Спрант» – это мой любимый аэрокосмический подрядчик.

– Правда? Вот это да.

– Тот модернизированный комплект, который вы сделали для TACSAT-4? Одним словом – потрясающе. А та презентация в режиме реального времени для FALCONSAT-26 во время бомбежки Пакистана? Блестяще. И добавить нечего. Не хотите ли кофе? Чай? «Ред-булл»? «Аддеролл»?

– М-м, нет, спасибо. – Жук почувствовал, что краснеет. – Но я непременно передам ваши отзывы своим бывшим коллегам из «Гроуппинга».

– Бывшим?

– Да. Я решил заняться новыми разработками. Это и привело меня сюда.

– Знаете, – продолжала Энджел, – если бы не такие компании, как «Гроуппинг-Спрант», то… меня просто в дрожь бросает. Что бы мы делали? Швыряли бы в своих врагов камни. Как эти безмозглые, бесхребетные амебы там, – тут она указала согнутым большим пальцем в сторону Капитолийского холма, – расправились с MQ-9B… Ну, просто до слез обидно. Чик Девлин проделал потрясающую работу.

– Но ведь слушание было закрытое.

– Я читала расшифровку стенограммы, – проговорила Энджел строго, – разве я похожа на человека, который узнает новости из выпусков «Вашингтон пост»?

– Я впечатлен.

– Мистер Макинтайр, неужели я похожа на человека, узнающего новости из «Вашингтон пост»? Только не воспринимайте как критику, ладно? Но если бы там была я, то заявила бы этим сенаторам: «Значит, вы не хотите спасать жизни американцев в Пакистане? Ладно, в таком случае давайте привозить к дверям вашего кабинета все черные мешки с телами убитых американцев, которые доставляют оттуда, – согласны?»

Жук сглотнул слюну.

– Да, жаль, мы до такого не додумались, – сказал он и подумал: Кришна-Мишна, интересно, чем эта женщина посыпает себе гранолу за завтраком? Может, порохом? Взрывчаткой?

Он вдруг заметил, что разглядывает ее обтянутые чулками ноги – длинные, как мемориал Джорджа Вашингтона. Смутившись, он поднял глаза и увидел, что она улыбается.

– Ничего, ничего. Мне нравится, когда мужчины любуются моими ногами. Я и сама знаю – они стоят того. Хорошо, мистер Макинтайр, довольно фривольной болтовни. Какова истинная цель вашего визита?

– Ну, – сказал Жук, – как я уже упоминал по телефону…

– Я помню, о чем вы говорили по телефону. Я спрашиваю вас – о чем идет речь.

– Я не уверен, что вполне понимаю вас.

– Вы сомневаетесь, что я справляюсь с домашним заданием?

– Мисс Темплтон…

– Называйте меня Энджел. Когда-то я была Анджелой, но потом чуть-чуть изменила это имя. Оно было слишком девчачье. Продолжайте. – Она поглядела на часы. – Я не то чтобы вас тороплю. Просто я жду звонка от Генри. Киссинджера.

– Да, меня уже предупреждал об этом ваш сержант Рэмбо.

– Майк? – рассмеялась она. – Он был в команде ребят, которые…

– Которые что?

– Которые поймали Бен-Ладена. Только, пожалуйста, не говорите ему, что я вам рассказала. Вообще-то я не охотница окружать себя «тяжелой артиллерией» из телохранителей, но сюда периодически поступают угрозы расправиться с нами. Такой вот геморрой. В течение этого месяца нам дважды приходилось эвакуировать все здание. Было бы проще разместить наш офис в бункере где-нибудь в Вирджинии, но я не любительница сетевых ресторанов. – Она всмотрелась в Жука. – С вами все в порядке, мистер Макинтайр? Вам, похоже, нехорошо.

– Нет, все нормально, – отозвался Жук. – Просто…

– Не хотите ли какого-нибудь успокаивающего напитка? Чая с молоком и специями? А может, растереть вас горячим полотенцем? У нас тут есть своя тайская массажистка. Она делала массаж королю Прамашембатаваббу. Она просто чудеса творит. Очень помогает мне от узлов. Они у меня вот здесь.

– Давайте, я лучше сразу перейду к делу.

– Хватит прелюдии?

– Чтобы не тратить лишних слов: Китай, – сказал Жук.

– Китай, – повторила она.

Жук кивнул.

Энджел фыркнула.

– О боже, только не натравливайте меня на Китай. Вы видели последние данные о развитии их военного флота? У них только что появилось пять новых эсминцев с управляемыми снарядами класса «Луху». И что – как, по-нашему, – они собираются с ними делать? Не мне, конечно, об этом рассуждать, но до меня доходили сведения, что им удалось взломать сервер Военно-морского флота США и скачать оттуда систему TR-46–2. Пираты! Вы, наверное, тоже их ненавидите? Одно хорошо: из-за того, что они все крадут, сами делаются немыми. Боже упаси, чтобы они додумались что-то придумывать самим!

Жук изобразил озабоченное понимание, хотя и понятия не имел, что такое TR-46–2.

– Неужели? – переспросил он. – Вот это да!

– Я уже говорила: только не натравливайте меня на Китай!

– Я читал вашу статью в «Уолл-стрит-джорнал» за прошлый месяц, – сказал Жук, – где вы призывали изгнать китайцев из Совета Безопасности ООН, если они не прекратят помощь Северной Корее. Сильно написано.

Энджел пожала плечами.

– Я уже устала слышать, что двадцать первый век будет «Веком Китая». Может быть, кто-нибудь объяснит мне – ради бога, – почему Америке отведен всего один век? Кто решил, что это будет их веком? Какой-нибудь профессор из Йейля, глубокомысленно посасывающий большой палец? Вот еще!

– Я целиком разделяю ваши чувства. Меня очень воодушевляют ваши слова.

– Все, что нам остается, – это раболепно гнуть спины. Вы слышали, что сказал на прошлой неделе министр торговли? Меня едва не вывернуло наизнанку.

– Да, это прискорбно, – кивнул Жук.

– Но чего еще можно было ожидать? Мы уже де-факто превратили Китай в «Банк Америки». Что нам теперь делать? Попросить их – с умильной миной: «Пожалуйста, ведите честную игру! Пожалуйста, прекратите кражу интеллектуальной собственности»? «Пожалуйста, не вооружайте Иран»? «Пожалуйста, не наносите вред окружающей среде»? «Пожалуйста, не вторгайтесь в Тайвань»? А тем временем эти безмозглые белки, – пигмеи, все до одного! – на Капитолийском холме урезают и урезают оборонный бюджет!

– Энджел, – сказал Жук, – именно потому я и пришел сюда.

Она поглядела на него.

– Ну так рассказывайте, Жук. Чем могу помочь?

– Я возглавляю фонд под названием «Пантихоокеанские решения». Наше правление считает, что пришло время – давно уже пришло время – сосредоточить внимание нашей страны на ситуации с Китаем. Точнее, на китайской… м-м…

– Угрозе?

– Да! Именно – на угрозе.

Энджел мелодично рассмеялась.

– Ах, Жук! ИПК сосредотачивается на этом уже многие годы. Но скажу вам начистоту: это ох какая нелегкая задача. Американцам просто… – тут она тяжело вздохнула, – просто начхать! – И добавила доверительным тоном: – Я могла бы ознакомить вас с планами на случай чрезвычайных обстоятельств, которые мы помогали разрабатывать РК…

– РК?

– Республике Китай. Тайваню?

– Ах да, конечно.

– Планы по сохранению окружающей среды после военного вмешательства.

– Ого, – проговорил Жук. – Звучит жутковато.

– Еще бы.

– Итак, – сказал Жук, – как вы полагаете, мы могли бы с вами сработаться?

Энджел откинулась на спинку кресла.

– Безусловно, ваше предложение заслуживает рассмотрения. «Пантихоокеанские решения». Я не знакома с этим фондом. Он базируется…

– В Вирджинии. Прямо напротив, на другом берегу реки.

– Конечно, мне необходимо кое-что проверить.

– Разумеется. Но я сразу могу сказать: наше правление предпочитает оставаться в тени. Не удивлюсь, если вы ничего о нас не разузнаете. Скажу только одно: мы – американские патриоты. И у нас глубокие карманы. Деньги не будут проблемой.

Энджел улыбнулась.

– Деньги являются проблемой только тогда, когда их нет. Уф – да это плагиат, а? Похоже, я сейчас почти процитировала Оскара Уайльда. Скажите мне, Жук, а вы по-прежнему поддерживаете добрые отношения с «Гроуппингом»?

– О, мы не разлей вода. Я хочу сказать – мы остаемся лучшими друзьями.

Она кокетливо вздернула бровь.

– Тогда что вы можете мне сказать про Тельца?

У Жука расширились глаза, невольно выдавая его с головой. Он попытался вывернуться, переспросив:

– Про Тельца? А что это?

Энджел улыбнулась с притворной скромностью:

– Я ведь уже говорила вам: я живу не в пещере.

– Ну, – Жук поерзал в кресле, – тут, боюсь, вы ставите меня в неловкое положение.

Энджел, не отводя взгляда и наклонив голову, слегка улыбалась.

– Да?

– Это большой секрет.

– Ну-ну. Разве я похожа на девственницу?

– Нет, я бы не сказал. – Тут он покраснел. – Простите, я не имел в виду…

– Ладно, бросьте. Итак, Телец. У него что – есть рога и хвост? Он храпит и топчет пьяных туристов в Памплоне? О каком быке идет речь?

– Ну, – произнес Жук с заговорщическим видом, – одно могу вам сказать наверняка: он чертовски опасен.

– Люблю опасности. Продолжайте.

Жук обвел взглядом кабинет.

– Тут всё чисто?

– Здесь убирают два раза в неделю.

Жук перевел дух. Придумай что-то! Что угодно! Наконец он сказал:

– Ну, раз у вас и так имеется доступ к совершенно секретным сведениям… И все же, я бы хотел услышать от вас, что наш разговор носит абсолютно конфиденциальный характер.

Энджел закатила глаза.

– Это… – мысли Жука лихорадочно метались, – в общем, это связано с перегруппировкой молекул.

– Молекул? – Энджел удивленно уставилась на него.

Жук наклонился вперед и прошептал:

– Скорее всего, рассказав вам об этом, я подвергаю опасности и свою, и вашу жизнь.

Почему эта фраза кажется ему знакомой? И Жук вдруг вспомнил, где она ему уже встречалась: во втором романе из его трилогии «Армагеддон». В той сцене, где майор Бак «Турок» Макмастер раскрывает старшему уорент-офицеру Беатрис «Попрыгунье Бетти» О’Тул местонахождение мюонной бомбы, которую он заложил под президентский дворец в Тегеране.

Жук проговорил серьезным тоном:

– Я не стану притворяться, будто разбираюсь в науке. Но это связано с субатомными частицами. С мюонами.

Энджел нахмурилась.

– Интересно, что это – нейтронная бомба нового поколения? Старая добрая нейтронная бомба – та уничтожает только людей, а не имущество. Москва заклеймила ее как «идеальное оружие капиталистов».

– Про это я ничего не знаю. Я в основном маркетингом занимаюсь.

– Мюоны, – протянула Энджел. – Мюоны. Ну что ж.

– Вы будете благоразумны?

– В отношении меня можете не тревожиться, мистер Макинтайр, – сказала Энджел.

– Разумеется, идея не в том, чтобы применять ее. Речь идет о сдерживании.

– Ну, мы тут, в ИПК, отнюдь не вопросами сдерживания занимаемся.

– Да, я читал вашу книгу. «Не контрудар, а просто удар». Очень бодрящее сочинение.

– Ну, как мы тут любим говорить, капелька предупредительности стоит целого фунта обогащенного урана. Ну, не верх ли тщеславия – цитировать саму себя?

– Мне не терпится начать работать с вами, – сказал Жук.

В этот момент из селектора раздалось сообщение:

– Доктор Темплтон, вам звонит доктор Киссинджер.

– Скажите ему, что я перезвоню позже.

Глава 4
«Разор»

В пятницу вечером, сидя в машине, Жук весело насвистывал. Он старался ехать окольными дорогами – учитывая, что Вашингтон занимал горделивое второе место в рейтинге американских городов, отражавшем катастрофическое состояние дорожного движения.

Жук спешил. После встречи с Энджел Темплтон он ощущал странную взвинченность. В точности такое же чувство появлялось у него, когда работа над романом шла на ура. Ему пришло в голову, что Телец – что бы там ни скрывалось за этим словом – очень даже пригодится ему для трилогии. Сегодня же, после обеда, он собирался засесть за ноутбук и выдать подряд несколько страниц. Он мысленно представил себе, как перенести сцену с мюонной бомбой из 2-го тома в 3-й. И выстроить вокруг нее новую сюжетную линию. Можно вообразить, какой она вызовет фурор.

Он поглядел на спидометр. Тпру! Притормози-ка.

– Ну, вид у тебя очень жизнерадостный, – заметила Минди с нотками легкого разочарования в голосе.

– Отличный день был. Просто превосходный. – Жук поцеловал жену. – Ну, а ты как?

Минди тяжело вздохнула – от нее будто повеяло мировой скорбью.

– Уолтер, тебе просто необходимо поговорить с Пекфассом. Я сама пробовала. Но от него нельзя ничего добиться. Абсолютно ничего. Он никак не может взять в толк, что я хочу узнать причину этого ужасного запаха. И вообще, я не понимаю половины из того, что он бормочет. Эти его зубы! – Минди содрогнулась.

Жук принюхался.

– Я не чувствую никакого запаха. Кроме твоих духов. Мр-р-р-р!

– Запах то приходит, то уходит. Уж поверь мне. Воняет из леса за болотом. Я сама не отваживаюсь туда идти – в это время года там полно змей. Что я все-таки разобрала из слов Пекфасса – так это то, что на днях он убил там водяного щитомордника. Лучше надень сапоги с высокими голенищами – они самые надежные.

– Я тоже не собираюсь туда идти, – возразил Жук. – Мне кажется, змеиные укусы – не самое лучшее дополнение к пятничному вечеру. Впрочем, спасибо за предложение.

– Ну, тогда тебе придется поговорить с Пекфассом. Он или совсем обнаглел, или окончательно спятил. К слову сказать, твоя маман…

– Мин! А вот это уже некрасиво.

– Я пошутила. Или мы где-то потеряли мистера Чувство Юмора? Хотя, по-моему, пришло время для серьезного разговора.

– Какого еще разговора?

– Не разыгрывай тупость, Уолтер.

– Я не собираюсь выставлять маман из дома. Разговор окончен.

– Ты даже и половины дня здесь не бываешь. Все на меня наваливается.

Жук рассмеялся.

– Да и ты тут половины дня не бываешь. Послушай, детка, сейчас вечер пятницы. У меня была тяжелая неделя. Я хочу выпить. Я хочу поесть. – Он обнял ее. – Я хочу… тебя. Р-р-р-гам!

– Мне завтра вставать очень рано.

– В таком случае – стоит взяться за дело пораньше.

По этой части у Жука не было никаких оснований для жалоб. Пускай Мин и держалась немножко как снежная королева, но в постели устраивала такой жар, что чуть простыни не загорались. Неужели это правда – из-за верховой езды? Жука все чаще преследовали навязчивые картины – как он занимается сексом с герцогиней Корнуольской. Уж лучше бы ему не попадалась на глаза та статейка в приемной дантиста.

Потом Мин занялась ужином. Жук приготовил себе «старомодный» и уселся на свой любимый насест – на крыльцо дома. Успокоив сердце (и прочие органы), он оглядел свой уголок мироздания. Был безукоризненный вечер раннего лета. В воздухе летали стрекозы. Казалось невероятным, что полтора столетия назад этот же пейзаж был театром военных действий, кровопролитных и разрушительных.

Как раз в ту секунду, когда Жук об этом подумал, в поле зрения у него показалась какая-то фигура верхом на лошади. Причудливое зрелище. Вот прорисовались очертания шляпы, меча. Жук со смущением и симпатией всматривался в брата. Он нелеп, да, – но в этой нелепости есть свое очарование. Если бы не блестящая немецкая машина, припаркованная у дома, можно было подумать, что открывшаяся его глазам картина напоминает, скорее, 1860-е годы.

Бьюкс выпрямился на лошади, снял шляпу, улыбнулся брату, сидевшему на крыльце, и отсалютовал:

– Привет от генерала Ли!

Жук отсалютовал в ответ.

– Ты опоздал, – ответил он. – Здесь побывали солдаты Шеридана. Они подожгли дом, надругались над женщинами и украли столовое серебро. По счастью, наши преданные рабы затушили пожар.

Бьюкс спешился, снял свои кавалерийские перчатки и хлопнул ими себя по бедрам, подняв крошечные пылевые бури.

– Они оставили что-то из выпивки?

– Они выдули все Монраше.

– Черт подери этих янки! – сказал Бьюкс. – Жить не могут без этого белого бургундского.

– Война – это сущий ад. Но, кажется, осталось немного виски. Ступай, налей себе немножко, а потом возвращайся и позабавь меня своими бреднями. Да постарайся врать красиво!

Бьюкс вернулся со стаканом, отстегнул саблю и уселся рядом с братом.

– Длинный день выдался. Скоро годовщина Геттисбергского сражения – первое июля. Нас ждет большая работа.

Братья немного посидели молча, любуясь вечером. Появились первые светляки – феи с сигнальными огоньками.

– Ты только не пойми меня неправильно, – сказал Жук, – но ты и твои ребята – вы хоть задумываетесь иногда о том, что сражаетесь на стороне рабов?

– Ну, старший братец, ты же понимаешь: война велась совсем не из-за этого.

– Да? А из-за чего же тогда? Напомни-ка мне.

– Ну, да ты и сам все знаешь. Солдат-янки беседует с пленным южанином. Спрашивает его: «Почему вы так нас ненавидите, мятежник Джонни?» А Джонни-мятежник отвечает: «Потому что это наша земля. А вы на ней стоите».

Жук отпил еще глоток своего коктейля.

– Ну, вот мы – янки, и мы здесь, на этой земле.

Бьюкс пожал плечами.

– Ну, ты меня понял.

Они наблюдали за тем, как удлиняются тени.

Жук сказал:

– Мин жалуется, что тут со стороны болота доносится какой-то ужасный запах. Ты что-нибудь об этом знаешь?

– Ну, на то оно и болото, чтобы вонять.

– Но она уверяет, что это какой-то особый, химический запах. С Пекфассом все в порядке? Он там случайно не устроил какую-нибудь лабораторию по изготовлению денатурата или что-нибудь в этом роде?

– С Пекфассом? В порядке? Да он всегда был «не в порядке» – такой уж уродился.

– Это я знаю. Но Мин говорит, что он в последнее время стал какой-то раздражительный. Обидчивый, что ли.

– Может, он опять со своего старого фургона грохнулся. Ты бы лучше пожалел старика.

– Бьюкс, – сказал Жук. – Я не просто его жалею. Я содержу его. Кормлю и одеваю. Я мог бы найти себе и более вменяемого смотрителя в доме для умалишенных.

– Кстати, Белла проломила ступеньку лестницы.

Жук вздохнул.

– Этой девице пора сбрасывать вес.

– Да уж! Так она скоро всю лестницу обрушит.

– Она почти единственный человек, на которого маман не огрызается. Я загляну к ней после обеда. Как она?

– На днях требовала, чтобы я отвез ее на избирательный участок.

– Это в июне-то?

– Заявила, что хочет проголосовать. За Эйзенхауэра.

Жук задумался.

– Вот что значит болезнь Альцгеймера! В молодости она всегда была за Стивенсона.

Бьюкс понизил голос.

– По-моему, Минди не очень-то довольна нашим уговором.

– Знаю.

– Я слышал, как она говорила по телефону. Нет-нет, я не подслушивал – просто зашел за чем-то на кухню. Но, кажется, она разговаривала с кем-то по поводу приюта.

– Я никуда не собираюсь отправлять ее, Бьюкс. Ни в какое учреждение.

– Да я тебе ничего такого и не предлагал. Я просто заметил, что твоя жена отнюдь не в безумном восторге от нынешнего положения дел.

– Моя жена может катиться…

– Катиться? Куда катиться?

Позади них стояла, скрестив руки, Минди.

– Дорогая! – изображая радостный энтузиазм, выкрикнул Жук. – Я рассказывал Бьюксу, что ты так прекрасно катаешься на лошади, что запросто перепрыгнешь через любой забор. Какой угодно высоты, в каком угодно месте. Ты так прыгаешь…

– Вот как? – холодно сказала Минди. – Спасибо за комплименты, дорогой.

– Ужин еще не готов? Я бы съел целую лошадь! Бьюкс, ты поужинаешь с нами?

– Нет! – поспешно ответил Бьюкс и вскочил на ноги. – Мне нужно отвести Канцлера на ночь в конюшню. Но за предложение – спасибо. Пока, Мин.

Жук и Минди поедали ужин в молчании.

Наконец Жук искательно произнес:

– Дорогая?

Минди подняла глаза от салата из руколы с грейпфрутом и орешками пинии.

– Что. – Без вопросительной интонации. Просто что.

– Я – кретин. Извини.

– За что? За то, что ты рассказывал брату, как здорово я скачу?

– Мин!

– Нет, Уолтер, – ответила она, вытирая губы салфеткой, – я, правда, не понимаю, какого ответа от меня ты ждешь.

– Я просто почувствовал потребность как-то защитить маман.

Минди отложила в сторону вилку и нож. На глазах у нее показались слезы.

– Я стараюсь, Уолтер, ты же сам знаешь. Я действительно стараюсь, как могу.

– Я знаю это, детка. Ты…

– Очень нелегко управляться с этим домом.

– Знаю, детка.

– Когда мы только говорили о том, как хорошо было бы жить в деревне, я и вообразить не могла, что окажусь в каком-то трейлерном парке.

– Сад смотрится отлично.

– Я же не занимаюсь садом!

– Знаю, зато ты отлично управляешь всеми этими милыми мексиканцами.

– Сейчас я очень волнуюсь. Я вот-вот буду проходить квалификацию. Мне нужно сосредоточиться.

– Я очень горжусь тобой. Кстати, как ведет себя новая лошадь? – Жук сказал себе: Никаких шуточек про сухожилия. – Как она… в своем лошадином деле?

– Конечно, это не Лаки Страйк.

Как ему, интересно, реагировать на такое недовольное замечание? Я отвалил за нее двести двадцать пять тысяч долларов – и «это не Лаки Страйк»? Прекрасно. Чудесно. Очень рад это слышать.

– Вот как! Очень жаль.

– Сэм, похоже, считает, что она еще подтянется, – сказала Минди, – но я сомневаюсь. Во всяком случае, я стараюсь, как могу.

– Я уверен – ты просто…

– Белла проломила лестницу.

– Бьюкс говорил мне. Я еще удивился – что это там внизу натянута желтая лента, какими обычно огораживают место преступления.

– Я произвела подсчеты. Нужно восемнадцать тысяч.

Жук моргнул.

– Восемнадцать тысяч? Это за одну-то ступеньку?

– Уолтер, скоро вся лестница провалится. Ее строили не для слонов.

Жук вздохнул.

– Ладно. Разберусь с этим завтра утром.

– Она сейчас там, наверху. Наверное, смотрит очередное реалити-шоу для кретинов. Разве это хорошо для твоей матери? Правда, она вряд ли замечает, что там на экране. Уолтер, я так больше не могу. Меня достает все это.

– Может, поговорим об этом завтра утром?

– Ближайшие соревнования – очень важное событие. Если я войду в команду, то полечу в Китай.

Жук поглядел на жену.

– В Китай? А что там такое затевается – в Китае?

– Ах, Уолтер, да я же тебе рассказывала пару месяцев назад. Ты никогда не слушаешь.

– Извини, детка. У меня не голова, а решето. Напомни – что там такое?

– Кубок Тан. Ну, Тан – в честь династии Тан. Помнишь знаменитых терракотовых коней?

– М-м… нет, но не важно.

– Ну, они очень знамениты. При династии Тан уделялось большое внимание разведению лошадей. Китайское правительство решило устроить спортивные состязания в честь этой династии – в августе, в Сиане. Сиань был тогда столицей государства. Это станет грандиозным международным событием в конном спорте. Съедутся команды со всего мира. Очень, очень важное событие. И если я пробьюсь в команду, то поеду туда. И буду представлять нашу страну.