Текст книги "Рыбьи души"

Глава 7. Рома Гнусарёв

Самооценка Волобуева стала расти не по дням, а по часам. Он сделал строгое замечание соседке по квартире, чтобы та перестала варить щи, мол, от его вещей несёт кислятиной. Попрекнул хозяйку за никудышный вид из окна и нестерильный унитаз. Высказал начальнику в глаза своё недовольство ничтожной зарплатой и отсутствием дальнейших перспектив. Люди, от которых зависела вся его жизнь и судьба, надулись и затаили обиду, но Семён Максимович ничего не замечал. Он готовился к судьбоносной встрече с шестым сыном – топ-менеджером крупного частного банка. Чувство превосходства настолько сильно било через край из Волобуева, что его сразу повели к топ-менеджеру. Из динамиков по всему зданию банка растекался завораживающий женский голос, призывая нести и класть деньги на его счета.

– Даже если средства вклада потребуются вам досрочно в полном объёме, вы не потеряете всех процентов, на которые рассчитывали.

– А так ли это? – рассмеялся Волобуев, который любил пререкаться с телевизором и радио.

– По окончании срока вклада вам не потребуется посещать отделение банка – ваш вклад будет автоматически пролонгирован на первоначальный срок по ставке, действующей по данному вкладу на момент пролонгации, – лезла в уши приторная машина.

– Твоими устами да водку пить, – сострил Семён Максимович.

– В зависимости от предпочтений можно оформить дебетовую или кредитную, классическую или золотую карту. Каждый раз, расплачиваясь этой картой, вы воплощаете свою мечту в реальность. Наш банк перечисляет деньги за счёт своих доходов, так что вам не нужно ни о чём беспокоиться.

– А я и так ни о чём не беспокоюсь, – заржал Волобуев.

– Количество пролонгаций не ограничено, – настаивала запись.

– А мне-то что? – по-прежнему упирался Максимыч, но тут увидел шестого сына.

Гнусарёв был стройным, симпатичным и лощёным, как комсомольский работник восьмидесятых годов или нынешний молодой дипломат, метящий на ПМЖ в Брюссель. В его льдистых голубых глазах замёрзли немые вопросы: «Как? Не может быть? Почему я ещё до сих пор с вами? Когда же это всё кончится»?

– Здравствуйте, – улыбнулся он вымученной улыбкой.

– Здравствуйте, Роман. Спешу вам сообщить, что я ваш родной отец, а вы соответственно мой сын.

– И как я должен на это реагировать? – Гнусарёв с тоской посмотрел на очередного попрошайку кредита или ипотеки.

– Вам нужно обнять меня и расцеловать, – предложил совершенно обнаглевший за последнее время Максимыч, – всё-таки мы с вами не чужие люди.

– Вы полагаете, у нас может быть что-то общее? – скривился Роман.

– Хромосомный набор, – подмигнул Максимыч, здорово поднаторевший в генетике за последнее время, и передразнил Гнусарёва, – а откуда у вас, вы полагаете, голубые глаза?

– От матери.

– Не лгите мне, Рома. У вашей мамы тёмные глаза, – укорил Волобуев, понятия не имевший какого цвета радужная оболочка у мадам Гнусарёвой, – голубые глаза у вас в меня.

– Так что же вам нужно? Денег? – сложил пальцы в замок Роман.

– Денег у меня у самого достаточно, – соврал Максимыч неизвестно зачем.

Отпрыск с сомнением посмотрел на его красную бейсболку и жёлтую майку с надписью «Лидер».

– Вы походите на человека, ночующего на Ярославском вокзале, – поведал свои умозаключения Гнусарёв.

– Обидеть человека, имеющего двадцать миллионов евро на счетах трудно. Практически невозможно, – кротко заметил Волобуев.

– У вас на счетах двадцать миллионов евро? – поднял брови Гнусарёв.

– Чуть больше, – признался Максимыч, – согласитесь, я ещё держу себя в руках. Один мой знакомый миллиардер разгуливает по Москве в майке «алкоголичке» голубенького цвета и чёрных семейных трусах до колена. При этом он волосат как мамонт и агрессивен как пещерный лев.

Волобуев списал портрет миллиардера с Коли Жбанова, своего первенца.

И как же фамилия вашего миллиардера?

– Жбанов.

– Вы знаете самого Жбанова? – онемел Гнусарёв.

– Меня связывают с ним родственные узы, – скромно признался Семён Максимович.

С Гнусарёвым произошла метаморфоза, из уксуса он стремительно превратился в елей.

– Что-нибудь выпьете? – Роман кивнул на поднос, уставленный всевозможными напитками.

– Коньячку, пожалуй, шарахну.

– Семён Максимович, а не согласитесь ли вы стать клиентом нашего банка? – закинул удочку Гнусарёв, разливая по рюмкам тягучий нектар.

– Ради своего любимого сына, – улыбнулся Волобуев, любуясь Романом, – да за нечего делать. Правда, я уже клиент двадцати банков, включая «Морган Стенли» и «Голдман Сакс», но во мне сильно развиты родственные чувства. Изволь, Рома, с этой минуты я клиент твоего банка.

– Вот, нужно тут подписать, – Роман услужливо подсунул бумаги свежеиспечённому клиенту.

Они выпили коньяк и закашлялись, поперхнувшись его ценой и древностью. Такого дорогого коньяка Волобуев отродясь не пил и его сразу развезло. Он, не глядя, подписал все бумаги, налил ещё по рюмашке и ударился в воспоминания.

– Если бы ты только знал, Рома, сколько ООО и СП я открыл и закрыл за свою жизнь. Если бы только знал, – Максимыч опрокинул в себя ещё тридцать грамм коньячилы.

Его сынок к рюмке даже не притронулся.

– Начало девяностых, – кивнул Гнусарёв, – тогда кругом был не паханый луг.

– Не скажи, – Волобуев накатил ещё рюмаху.

– Сейчас гораздо сложнее, – пожаловался отцу Рома, – государство давит бизнес со всех сторон.

– А тогда, – возразил Семён Максимович, – бандиты, менты, крыши, стрелки, наезды, понятия. Знаешь, как тяжело мне дался первый миллион? Не приведи Господи. Под пулями ходил, с револьвером под подушкой спал.

– Зато двадцать лет назад было много свободных ниш, а теперь попробуй куда-нибудь воткнуться. Все бока обдерут.

– А я и сейчас на коне, – Максимыч тяпнул очередную рюмку и потерял нить беседы, – да, кони, кони. Знаешь, как они меня любят?

– Кто, кони? – оторопел Роман.

– Какие кони? Лошади. Какие лошади? Э-э-э, женщины меня любят. Вот, например, две недели назад я имел потрясающий секс с двумя поэтессами. Я ведь по шлюхам не хожу. Ни ни. Я старомоден и брезглив в таких вопросах. Имею дело исключительно с девушками из хороших семей, желательно творческих профессий.

– Рад за вас.

– А знаешь, Рома, – вспомнил Волобуев, – через полгода у меня будет две трёхкомнатные квартиры в центре. На фига мне одному две квартиры? Хочешь, одну подарю?

– Не откажусь.

– Дарю! – Семён Максимович хлестал коньяк рюмку за рюмкой.

– Спасибо, – поблагодарил расплывающийся и какой-то уже нечёткий Гнусарёв, – вы мне про Жбанова лучше расскажите.

– Да что тут рассказывать!? – вспылил Семён Максимович, – зашёл у нас с ним давеча спор из-за одного особняка! Он мне говорит: «Душу из тебя выну, пол тобой мыть буду»! А я ему бейсболку на уши натянул, да как тресну кулаком по затылку! И коленом в пах! И по почкам, и по печени, и по жопе!

Волобуев махнул рюмку сына, немного помолчал и вспомнил.

– А тут один чудик Женька Лампадий говорит мне: «Я рептилоид, я рептилоид». А я ему – это я рептилоид, а ты – г… на палочке.

Семён Максимович, не спрашивая разрешения, закурил «приму», взял Гнусарёва за плечи, притянул к себе и прошептал.

– А хочешь, Рома, я тебе секрет государственной важности открою?

– Хочу.

– Ш-ш-ш-чь..Только никому! Я потомок атлантов. Меня в детстве обрабатывали клеточными пестицидами, и я могу висеть на мускулах шеи и перерубать гвозди ребром ладони. А ещё выходить в открытый космос без скафандра, предсказывать будущее и перемещаться во времени…

Волобуев очнулся в метро, он брёл по подземному переходу с зелёной ветки на красную. Максимыч ощупал карманы: телефон, паспорт, бумажник, синяя записная книжка и ключи были на месте. Не было только бейсболки. Видимо он её где-то посеял, пока несколько часов пребывал в открытом космосе и перемещался во времени.

Глава 8. Лёва Свинолупов

Наутро у Волобуева раскалывалась голова, его мучила жажда, и терзали хмурые, похмельные мысли: «Надо же было вчера так нажраться. Какой пример я подаю подрастающему поколению. Нехорошо получилось, некрасиво. И главное, с чего я так завёлся? Как будто первый раз в жизни коньяк увидел. Какое неприятное впечатление я, должно быть, произвёл на Рому. Ну, ничего, бывает. Иногда натрескаться можно, даже необходимо. А Ромашка сам виноват… пил бы наравне с отцом, ничего бы не случилось. А то всё в одну харю упало. Немудрено, что я так наковырялся. Ладно, проехали. Как-никак родня. Ромушка должен понять и простить папкино нестандартное поведение».

– Хватит самокопания, – приказал себе громко вслух Семён Максимович и начал готовиться к встрече с седьмым сыном, Львом Свинолуповым, наследником заводов, самолётов, теплоходов и миллиардов, а также действующим газовым олигархом.

Лёву папа оставил на десерт. Его последыш так высоко взлетел, что Максимыч даже не представлял, как к нему подобраться. Волобуев погладил джинсы, натянул оранжевую майку с логотипом: «Лаки и краски из Германии» и для солидности навесил на нос очки.

Подойдя к восемнадцатиэтажному «сарайчику» на улице 1905 года, Семён Максимович окончательно осознал, что до последнего сынульки ему никогда не добраться. Трое здоровяков, охранявших его сына Антоху Мокрякова, выглядели волчатами по сравнению со стаей волкодавов, стерегущих покой Льва Львовича Свинолупова. Исключительно от безысходности Максимыч подошёл к одному из телохранителей и попросил передать Свинолупову, что на входе его ожидает гражданин Волобуев, евонный родной батянька. Охранник посмотрел на него, как бультерьер, почуявший первый запах крови и только ждущий команды хозяина, чтобы растерзать жертву. Однако влекомый чувством служебного долга доложил о просьбе неутешного отца наверх. Через несколько минут к удивлению «бультерьера» и ещё большему изумлению самого Волобуева, за ним спустилась девушка неземной красоты и вознесла его на лифте в личные чертоги Свинолупова.

– Папа! Папочка!! Папуля!!! – завопил газовый олигарх с порога и принялся душить Волобуева в объятиях.

Свинолупов походил на шахматного вундеркинда. У него было телосложение подростка, длинные, кудрявые волосы, сонное выражение лица и безвольный подбородок. Семён Максимович не ожидавший столь бурных сыновних восторгов от долларового миллиардера, немного опешил, но быстро взял себя в руки и даже положил голову сынку на плечо.

– Сына, мой рóдный сына, – захлюпал носом Семён Максимович, – Наконец-то мы с тобой встретились…

– Папуля, – газовый олигарх, не переставая, гладил Максимыча по пивным бокам, – ну, теперь мы заживём. Летом будем в Ницце тусить, а зимой в Куршевеле или швейцарских Альпах.

Истома разлилась по телу Волобуева, как будто он с морозца навернул тарелку огненного супчика. В носу засвербело и сразу захотелось высморкаться, как всегда бывает после горячего, но Свинолупов, попрежнему, сжимал его в газовых объятиях. Семён Максимович зашмыгал носом, пытаясь унять предательские сопли, чтобы не оросить ими костюм за четыре тысячи евро. Сынуля не отпускал и даже прижался загорелой на горнолыжных склонах щекой к запущенной щетине папаши. Волобуев перестал дышать носом и попытался осуществлять воздухообмен ртом. Наконец, Лёва отпустил папу и смахнул набежавшую слезу.

– Папуля, что желаешь, родной? Кофе? Чай? Текилу? Коньяк? Абсент? Кальвадос? Апельсиновый сок?

– Минералочки бы, – по-прежнему дыша ртом, прокряхтел Волобуев, – и носовой платок, если можно?

– Тебе, папочка, всё можно, – рассмеялся Свинолупов и подмигнул, – а хочешь, секретаршу на ночь подгоню?

– Ну, зачем же, сынулька? Я уже старенький, – поломался для вида Семён Максимович, трубя в бумажный платок, а потом тряхнул оставшимся венчиком волос, – а почему бы и нет? Где наша не пропадала.

– Ох, папка, – расхохотался олигарх, – ты у меня настоящий ходок. Значит, я весь в тебя пошёл. Вот что значит гены.

Лёва схватился за телефон и зачастил, давая указания секретарше.

– Леночка, сегодня на вечер ничего не планируй. Представляешь, неожиданно нашёлся мой единокровный отец! Папка!! Родненький!!! Вот счастье-то! В семнадцать ноль-ноль ты повезёшь его по бутикам, подберёте несколько приличных костюмов и тройку пар модных туфель, а то жизнь последнее время моего родителя не баловала. Потом мы сходим в хороший ресторан, а ночь ты проведёшь с моим папой. Всё поняла? Отлично.

Семён Максимович растёкся по креслу, как масло по манной каше, отхлебнул минеральной воды и понял, что в жизни есть место не только подвигу и страданиям, но и заслуженной удаче. Значит, не зря он мыкался в бедности и сирости. А олигарх продолжал.

– Итак, час икс у нас наступает после семнадцати, а до – выясни мне всё про этого Волобуева. Для начала возьмите у него и у меня необходимые анализы, подтверждающие или опровергающие нашу идентичность, срочно отвезите их в лабораторию. Пусть парни из отдела безопасности пробьют его по полной программе: не сидел ли он за мошенничество и вымогательство, не привлекался ли за шантаж? И если с ним будет что-то не так – проводи «батяню» к Мяснику. Меня терзают смутные подозрения, что его заслали к нам конкуренты.

Стакан с минеральной водой выскользнул из пальцев Волобуева и залил ему джинсы, намекая, что их обладатель только что обдулся.

– А, может, и не конкуренты, – хмыкнул Свинолупов, – может, он самодеятельность развёл, в надежде присосаться к газовой трубе. В любом случае Мясника ему не миновать. Впрочем, существует один шанс из миллиона, что он действительно мой родной отец. Тогда, папочка, твоя жизнь, однозначно, удалась. В противном случае я тебе не завидую.

Газовый олигарх ещё раз сердечно улыбнулся и покинул кабинет. Вместо него вошли очень красивая медсестра и крайне безобразный охранник с руками, свисающими до колен. «Интересно, скольких людей он замочил»? – подумал о нём Семён Максимович и потерял сознание. Скорее всего, от страха.

Волобуев пришёл в себя от резкого запаха нашатыря. Медсестра хлопотала над ним, то, поднося ватку к его носу, то, растирая грудь и виски.

– Где я? – слабым голосом поинтересовался Максимыч.

– Пока ещё в офисе, – осклабился гориллаобразный охранник, – но скоро спустишься в подвал.

– Вы… вы… вы Мясник?

– Нет, я Булочник, – ещё раз ощерился мужик и глазами показал на аппетитный задик медсестры, – я непревзойдённый мастер стегать по «булкам» веничком, связанным из колючей проволоки. Как говорится: фирма веников не вяжет. Фирма развязывает языки.

Волобуев отключился вторично.

Глава 9. Муха в повидле

Волобуев очнулся в холле газовой корпорации – сидел в кресле, накрытый вчерашней газетой. Максимыч отбросил прессу, в три нечеловеческих прыжка преодолел расстояние до двери и понёсся по улице 1905 года как наскипидаренный. Перепорхнув несколько перекрёстков, Семён Максимович ощутил, что его сердце допрыгнуло до горла и пора уже тормозить. Он ощупал карманы и себя: телефон, паспорт, бумажник и ключи валялись на месте, а вот синяя записная книжка испарилась. Ныли безымянный палец и локтевой сгиб левой руки, видимо, оттуда враги пили волобуевскую кровь для идентификации его с газовым олигархом.

Семён Максимович словно младшеклассник получивший двойку, понурив голову, отправился домой. На пороге его встретила хозяйка и предупредила, что поднимает арендную плату вдвое.

– Триста долларов? За что? – взвыл Максимыч, – за этот скворечник? Да это вся моя помесячная зарплата!

– Ищи себя хоромы в двести квадратов с джакузи и видом на Красную площадь, – отрезала злопамятная бабка, – там тебя ждут, не дождутся, нищету.

– При чём тут Красная площадь?

– При том. Его, видишь ли, вид из окна не устраивает, – негодовала хозяйка, – ему, видишь ли, запах щей не нравится. Какой фон барон нашёлся. Ему, видишь ли, отдельный сортир подавай. Или триста долларов в месяц – или выметайся отсюда, лысый пряник! Даю день на сборы – и чтобы духа твоего в комнате не было!!!

Максимыч позвонил на работу в надежде увеличить диаметр денежной струйки, льющейся ему из государственной цистерны. Он принялся длинно и нервно объяснять начальству, что его квалификация и опыт требуют больших монетарных вливаний. Бригадир, отвечающий за курьерскую службу, оказался более краток, так гаечный ключ всегда убедительней отвёртки: контора в услугах Волобуева больше не нуждается и отпускает Семёна Максимовича на все четыре стороны.

– За что-о-о?! – застонал бездомный и уже безработный Максимыч.

– Не нужно было на каждом углу задом тарахтеть, – назидательно заметил начальник, – его, видишь ли, зарплата не устраивает. У него, видишь ли, дети успешные и богатые. Он, видишь ли, две квартиры в центре прикупил.

– Я пошутил, – проскулил Волобуев. – Вы что, шуток не понимаете?

– Юмор мы хорошо понимаем. Ты пошутил, и мы пошутили. Ты посмеялся, и мы посмеялись. Где ты теперь на работу в пятьдесят лет устроишься? Ш-ш-шутник. Не представляю…

– С государственной службы человека не так-то просто выкинуть, – ухватился Семён Максимович за последнюю надежду, – я в профком пойду. Я этого так не оставлю.

– Обхохочешься с тобой, Волобуев, – фыркнул бригадир. – Ты автоматически попадаешь под сокращение. Понял, дурашка? Автоматически. Ну, всё, Волобуев, пока, пока.

Максимыч плюхнулся на диван и замер, ему внезапно отказали ноги. Он попытался подвести печальные итоги встреч с детишками: из комнаты его выселяют, с работы выгнали. Коля Жбанов треснул его кулаком по затылку. Гришка Шишов и шлюхи грязно унизили, предварительно раскрутив на сто рублей восемьдесят копеек за портвейн. Из-за Антохи Мокрякова он промочил ноги и чуть не крякнул от разрыва мочевого пузыря. За несостоявшийся сеанс магии отслюнил Женьке Маточкину две штуки кровных. Ромка Гнусарёв опоил какой-то дрянью и коварно завладел бейсболкой. Лёва Свинолупов, вообще, чуть в подвалах не замучил. И только дочурка Полечка Волченкова угостила леденцами и помогла с жильём. Да… Но тут до Волобуева дошло и насчёт доченьки.

– Каким жильём!? – базарным голосом завопил Семён Максимович, – каким, к чёртовой матери, жильём!? Меня развели как последнего лохопета. Где это видано, чтобы получить две квартиры в центре Москвы, не потратив ни копья? Что за бумаги я там подписал? Какие долги на себя повесил?

– Хватит бузить, ирод! – застучала в стену соседка, готовящая щи.

– Я ещё и у Гнусарёва какие-то бумаги подписывал! – охнул Семён Максимович, – трындец мне! Погиба-ааю!

Пол заколебался под ногами у Волобуева, воздух стал обжигающ и разрежен, словно в микроволновой печи. Семён Максимович, который терпеть не мог ставить подпись под документами, собственноручно вырыл себе долговую яму.

– За последнюю неделю я поставил подписей больше, чем за всю предыдущую жизнь! – забился в истерике Максимыч, – неужели я так поглупел?! Интересно, отчего у меня настолько размякли мозги: от старости или от «родительских чувств».

Как видите, Волобуев снова принялся употреблять кавычки. Он пригладил, вставшие дыбом остатки волос и поскакал к Полине.

На стенах риэлторской компании появились новые заманчивые лозунги: «Предоплата в день обращения», «Покупка квартиры в течение двух дней», «Погашение задолженностей и налогов», «Оформление за счёт компании». Волобуев, ни слова, ни говоря, проследовал в колл центр, полюбоваться на плакаты для личного пользования. В их полку тоже прибыло: «В Москве пашет только тот, кому сдавать нечего», «Лишь очень немногие люди живут сегодняшним днём. Большинство почему-то готовится жить позднее», «Поступай с людьми так, чтобы они не успели поступить с тобой так же», «Сейчас ничего бесплатного нет. Даже если ты хочешь, чтобы тебя обманули, нужно заплатить».

Только сейчас Семён Максимович оценил далеко идущие последствия таких напутствий, но было уже поздно. На крики уличённых в цинизме операторов связи прибежала Волченкова и потребовала объяснений. Максимыч в свою очередь попросил вернуть подписанные им документы. Полина посмотрела на Волобуева как крашенная чи-хуа-хуа на бомжика – сначала брезгливо, а потом с нескрываемым отвращением.

– А чем вы раньше думали?

– Да я…

– А куда вы раньше смотрели?

– Да мне…

– Нужно соизмерять размер своих возможностей с ростом своих потребностей. В скоростной гонке за первенство, за лучшую жизнь под солнцем мы терпим много неприятностей от всяких обстоятельств, сами непроизвольно вовлекаемся в разные конфликтные ситуации и несём в себе негатив.

– Что же мне теперь делать? – заныл Волобуев.

– Нужно было читать, прежде, чем подписывать важные бумаги. Мы живущие в большом мегаполисе, в активном ритме рабочего дня не замечаем, как до предела загружаем свой организм, подвергая себя невиданным нагрузкам. Мы по-разному преодолеваем свои проблемы и конфликты, обладаем индивидуальной степенью восприимчивости к стрессам и сопротивляемостью к ним. Эмоциональный фон нашего мозга находится в таких случаях во власти отрицательных накоплений. Он имеет свойство магнита, и ещё сильнее притягивает негативные эмоции.

– Дочь называется! – вознегодовал Максимыч, – Кто мне о личностном росте впаривал?! Я и повёлся, старый придурок.

– Не впаривала, а предупреждала. Не у всех наших клиентов возможен личностный рост. Наоборот, многие стремительно деградируют и уходят в рецессию. Мы не спим ночами, пашем сутками, пытаясь привить своим клиентам транспарентное отношение к жизни. Ведь свобода – это лишь осознанная необходимость, а личностный рост – всегда индивидуальная потребность. Поэтому нужно время, чтобы сбить инерцию отрицательного накопления, привить новые привычки защиты от воздействия скверных чувств и нейтрализовать реакции отравления в организме.

– Хватит нести эту тарабарщину! – взвился Волобуев, – ты можешь понятней говорить!? Как будто вы не видели, что с меня брать нечего! Вы же пробили мою кредитную историю, доходы и отсутствие недвижимости и счёта в банке!

– Вам нужно работать над собой, – не унималась Полина, – решить для себя задачу приобретения нужных характерных формул чувств и мыслей для движения реакций и процессов в организме. Вам необходимо выстроить и отреставрировать светлую волевую силу характера, которая могущественнее и выше страданий и любых приговоров судьбы. Мы способны вынести много, невероятно много – если закалён наш дух!

– У-у-у-у! – волком завыл Семён Максимович, – отдайте мне мои бумаги!

– Это невозможно, – холодно заметила Волченкова, – а если я вас не устраиваю как консультант, моё место сейчас же займёт охранник.

– На сколько же я попал? – поинтересовался обмякший Волобуев.

– Минимум на триста тысяч рублей, – прикинула в уме Полина, – сюда входит наша работа, ваша ложь и попытка ввести риэлторское агентство в заблуждение.

– Я вам не лгал, – окончательно раскис Семён Максимович, – я говорил и говорю правду. У меня не было, и нет таких денег.

– Это вы будете объяснять коллекторам.

Максимыч неверной походкой побрёл в банк к Гнусарёву. Слабость и неуверенность, забитость и униженность, стекающая на пол из Волобуева, не позволила ему встретиться с топ менеджером. Даже самый мелкий клерк подошёл к нему через полчаса. Всё это время гость был вынужден слушать сладкоголосую птицу банка.

– Мы предлагаем вам обновлённую линейку вкладов, каждый из которых учитывает ваши индивидуальные потребности. Теперь выбрать наиболее подходящий вам вклад очень просто – достаточно решить для себя, планируете ли вы пополнять вклад или пользоваться частью вклада.

– Люди, – всхлипнул себе под нос сникший Волобуев, – запомните, ничто так не ухудшает жизнь, как стремление её улучшить.

– Таким образом, существует два вклада: Первый – для создания накоплений и получения устойчивого дохода. Второй – для получения дохода в виде процентов по вкладу и дополнительного дохода за счёт колебаний курсов валют.

– Когда люди несут деньги в банк, они думают, что обогащают себя. Наивные. На самом деле они обогащают работников банка, – заключил умудрённый жизнью Максимыч.

– Для тех, кто планирует не только пополнять вклад и получать доход, но и пользоваться частью вклада без потери процентов существует третий вид вклада. Он представляет возможность ежедневного использования и проведения регулярных платежей, отправки и получения переводов. Кроме того, вы можете открыть вклад не только в рублях, долларах США или евро, но и других видах иностранной валюты.

– Клиент всегда прав. Пока не подписал, – прокомментировал угрюмый Волобуев, вспомнив речёвку для «местных».

– Проценты начисляются ежемесячно, и, если вы оставляете их на вкладе, они автоматически прибавляются к сумме вклада, что увеличивает ваш доход. Начисленные проценты доступны для снятия в любое удобное для вас время. По вашему желанию проценты можно перечислить на другой счёт.

– Клиент совершает глупость очень быстро, а потом очень долго объясняет себе и другим всю мудрость своего поступка, – процитировал деморализованный Максимыч.

Наконец, младший менеджер подошёл к Семёну Максимовичу и объяснил, что Роман Леопольдович Гнусарёв плотно занят и не может заняться посетителем. К сведению гостя, ложь и попытка выдать себя за другого человека даром Волобуеву не пройдут и потребуют от него извинений в денежном эквиваленте.

– Сколько? – промямлил убитый Семён Максимович.

– Триста тысяч рублей, – объявил младший менеджер, – или десять тысяч долларов. Кстати, возьмите свой головной убор.

Он протянул Волобуеву красную бейсболку, держа её брезгливо кончиками пальцев.

– Спасибо вам, дети. Спасибо вам за всё, – простонал Семён Максимович, нахлобучил бейсболку на голову и вышел вон.

Сбывались провидческие слова Гнусарёва насчёт жизни на Ярославском вокзале.