Текст книги "Кооп-стоп (сборник)"

23

Назначенный начальник следственной группы капитан Сергей Беспалов, прибывший по месту назначения из области, открыл глухую массивную деревянную дверь в небольшом здании Оршицкого районного отдела Комитета государственной безопасности. Предъявив служебное удостоверение, худощавый чекист в незатейливом коричневом костюме прошелся по коридору к скуластому облысевшему начальнику, который, судя по всему, был уже в курсе цели визита Беспалова:

– Да, к сожалению, как ни пытаются оршицкие потребительские кооператоры вести добропорядочную жизнь небезызвестного Корейко, слухи о неучтенном дефиците расползаются через популярные анонимки, – начальник райотдела кивком головы пригласил Беспалова присесть на потрепанный стул.

– А что же вы бездействовали?

– Товарищ капитан, мы подключились не так давно, это правда, но большую работу провел старший оперуполномоченный ОБХХС Горунов. Тут, вне всякого сомнения, были сложности, как вам это объяснить… Завязаны в деле совсем непростые люди…

– Да, верхушка области, и партийная, и правоохранительная…Тем более, вы должны были отреагировать вовремя. Впрочем, сейчас уже бессмысленно толковать об этом.

– Да, но могу дополнить: у нас ведь как? Все распределяется, надо отстоять огромное количество лет в очереди на машину или квартиру. Но есть люди, готовые заплатить больше в несколько раз, но получить все сразу. Так вот, Горуновым было сделано одно любопытное задержание в местном райисполкоме. Я имею в виду некоего Рудишкина, у которого в сейфе была обнаружена крупная сумма. Разумеется, дело тут же передали в наше ведомство, при этом на допросах на вопрос о происхождении денег этот довольно мелкий чиновник поначалу твердил, что деньги ему не принадлежат, мол, они предназначались для какого-то высокого начальника, а вскоре задержанный раскололся: это была взятка для приобретения автомобиля вне очереди. И вы знаете, кто взяткодатель?

– Даже не представляю… Нет, подождите, дайте я угадаю, кто-то из сотрудников районной потребительской кооперации? Неужто сам Бородин?

– Почти, некто Рыжиков Ефим Ильич, заведующий овощным складом райпотребкооперации.

– Похоже, надо разматывать клубочек и дальше. Пойду-ка я встречусь с этим героем – Горуновым. Мне нужны подробности.

– Желаю успеха!

У парадного подъезда Оршицкого РОВД было на удивление многолюдно. Целыми шеренгами люди, в большинстве своем в форме, то заходили во внутрь здания, то выходили. Причину столпотворения Беспалов понял сразу же, как только оказался в холле: на столе, покрытом красной скатертью, стояла большая ваза с гвоздиками, а рядом – портрет в черной рамке со значившейся под ней фамилией: Горунов Вячеслав Александрович…

– Что случилось? – почти шепотом обратился Беспалов к стоящему рядом милиционеру.

– Грузовик сбил, прямо на пешеходном переходе… Честный был милиционер, принципиальный, все правду искал… Светлая память…

– Кому-то он сильно помешал… – вздохнул Беспалов и вышел на воздух.

Дело усложнялось. Теперь, кроме пресловутой папки с развернутой жалобой, переданной покойным Горуновым в ЦК партии, да серии анонимок, у чекиста нет ничего. Похоже, надо начинать все сначала, к тому же осторожно, чтобы не наткнуться на заинтересованных высоких чиновников и не повторить судьбу Горунова. К обеду у Беспалова должны объявиться четверо помощников, по приказу командированных в состав только что созданной следственной группы, и тогда можно будет начать с Раскина.

24

Беспалов с прибывшими коллегами шел нога в ногу по белому с розовой окантовкой пустынному длинному коридору стоматологической клиники. Остановившись у двери напротив распахнутого окна, в котором еще играло утреннее солнце и дул прохладный ветерок, чекисты притормозили, прислушиваясь, как за стеной зудит страшный стоматологический агрегат. В поисках зубного техника Беспалов заглянул в кабинет, в котором на кресле возлежало грузное тело знакомой нам уже Ираиды Марковны, а над ней склонился щуплый доктор в белом халате. Из транзистора доносился сладкий голос Анны Герман о том, как где-то далеко от дома светит незнакомая звезда.

– Как найти Раскина, не подскажете? – поинтересовался Беспалов.

– В конце по коридору под лестницей, там он был полчаса назад, – не отвлекаясь от процедуры сверления кариеса, буркнул стоматолог.

Тихо подкравшись к маленькому кабинету под лестницей, Беспалов открыл дверь как раз в тот момент, когда Раскин что-то прятал за батареей.

– Не надо этого делать, Раскин, или, как вас там, Броутман Рудольф Александрович!

Сперва опешив от неожиданности, Рудик отскочил от батареи, тут же нашелся и прыгнул на высокий подоконник, пытаясь открыть окно. Но Беспалов крепкой хваткой заломил руку, и подоспевшие коллеги надели наручники.

– Ну и что же мы там прятали от глаз честных советских граждан? – Беспалов нагнулся к батарее и извлек небольшой тряпичный сверток, в котором позвякивали кусочки золота. – А вот и неопровержимые доказательства… Раскин Рудольф Александрович, вы задержаны! Семен, зовите понятых! И откуда это у вас?

Рудику, прошедшему многолетнюю школу в местах не столь отдаленных, следовало бы только молчать, но после пары жестких тумаков в живот он с ненавистью процедил:

– Фимы Рыжикова золото…

– Уведите! – с такой же ненавистью скомандовал своим нукерам Беспалов.

Сразу же после задержания Раскина-Броутмана группа отправилась на квартиру к Рыжикову.

Анна Ивановна, услышав звонок в дверь в постели, не спеша накинула короткий халатик, сунула соблазнительные ножки в модные в сезоне мягкие тапочки с розовым помпоном на небольшом каблучке и со словом «иду-уууу…» неторопливо двинулась открывать входную дверь. К ее изумлению, на пороге стояли четверо крепких мужчин в затрапезных практически одинаковых костюмах, один из которых тут же раскрыл перед хозяйкой квартиры служебное удостоверение. Правда, это проявленная Беспаловым простая формальность для Аннушки показалась никчемной, поскольку она сразу же поняла, кто и зачем пожаловал к ним домой в полуденный час.

– Ефим Ильич сейчас на работе, я так понимаю, что вам он нужен? Он придет не скоро…

– Разумеется…Как вас?

– Анна Ивановна я…

– Разумеется, Анна Ивановна, нам нужен ваш супруг, а еще у нас есть ордер на обыск…

Аннушка в модном халатике безропотно, поджав ноги, села в кресло в гостиной, пододвинула поближе телефон, собираясь набрать номер Фимы, но человек в штатском тут же положил руку на рычаг телефонного аппарата.

– Не надо глупостей, Анна Ивановна!

Очень скоро недавно прибранная квартира превратилась в настоящий бедлам с напоминающей мусорную свалку горой разбросанных книг и поздравительных открыток посередине. Аннушка сидела молча, изо всех сил стараясь не волноваться и не злить грозных непрошенных гостей. Какая-то, видимо, природная женская интуиция диктовала ей чувства самосохранения и собственного достоинства одновременно, ибо в случае ареста Фимы ей понадобится очень много сил и денег. Разумеется, женщина понимала, что теперь ее жизнь не будет прежней, но показывать слабость перед этими страшными людьми она никогда не будет.

Между тем Беспалов отправил коллег обыскивать другие полные изобилия комнаты, а сам перешел к дружественному допросу.

– Анна Ивановна, я вижу, живете вы небедно…

– Ну что вы, нормально живем, небогато…

– Кому как. На какие деньги?

– Вы же знаете, Ефим Ильич работает!

Аннушка, некогда по малолетству попавшая за решетку, не спешила удовлетворять любопытство людей из комитета глубокого бурения. Отлично понимая поговорку «молчание – золото», она и сама вела себя как золотце: удобно расположившись в кресле, ничего лишнего не произносила, и для того, чтобы как-то себя занять и напустить на красивое личико эффект безразличия, начала подпиливать небольшой маникюрной пилочкой изящные ноготки.

– Товарищ чекист, может, кофе желаете? – не отвлекаясь от маникюрного занятия, произнесла Аннушка.

– Вы слышите, что я у вас спрашиваю? Откуда в вашей семье такие деньги?

– Спросите у мужа…

В этот момент из соседней комнаты вышел высокий лобастый человек по имени Семен и взволнованно позвал Беспалова.

– Товарищ капитан, вы должны это видеть!

– Что там, Семен? – нехотя оторвался Беспалов от приятного разговора с красивой женщиной, но все же из чувства долга последовал за ним. У настежь раскрытого громоздкого шкафа с выдвинутыми ящичками Семен держал в руках тряпицу из грубого льняного полотна натурального цвета.

– Что это?

– Золото, товарищ капитан. Золотые монеты 1867 года!

Что-то подобное ожидал Беспалов обнаружить в ходе обыска в квартире Рыжикова, но от такого подарка судьбы и он удивленно присвистнул, глядя на развернутую тряпицу с пригоршней настоящих золотых монет царской чеканки.

– На экспертизу! – скомандовал без лишних слов Беспалов. – Хозяина квартиры тихо ждем здесь, чтобы не спугнуть.

Капитан хладнокровно вернулся к Аннушке, старательно скрывая от дамы в розовом халатике обнаруженную Семеном находку:

– Анна Ивановна, а какие-нибудь запрещенные вещи хранятся в квартире?

– А что вы имеете в виду? – Аннушка приступила к обработке самого маленького ногтя левой руки.

– Валюта, например, золото…

– У меня есть парочка золотых колец в шкатулке, но разве это запрещено? – блондинка с глуповатым видом пыталась состроить из себя невинное создание.

– Вы где-нибудь работаете?

– Разве я похожа на работающую женщину? У нас в семье один кормилец.

– А что вы делаете дома?

– Воспитываю двух очаровательных сорванцов – наших деток!

– А где же они, эти очаровашки?

– В данный момент у бабушки в Молдавии, отвезли на летние каникулы.

– Что вы там говорили про кофе?

– Пойдемте на кухню, я заварю вам ароматную чашечку…

Не теряя самообладания, Аннушка продефилировала на кухню походкой супермодели, достала из тумбочки чашку и поставила чайник на плиту. Насыпая кофе, она с тревогой размышляла о том, что такого запрещенного могли найти эти страшные люди в спальне. И, судя по всему, находка может потянуть за собой Фиму, а как его предупредить, если капитан безотрывно следит за ней, не давая даже набрать номер телефона? С чашкой в руке Аннушка выглянула в окно – там по двору медленно шла грузная женщина с тяжелой сумкой, и некому было ей помочь… Аннушке вдруг вспомнилась давняя щемящая сцена в колонии для несовершеннолетних, где она отбывала наказание: в день предстоящего свидания с матерью она тоже неотрывно глядела в окно. И вдруг через металлические ограждения она увидела старушку, волокущую тяжелую ношу. В этой бедняжке было что-то до боли знакомое – Анна не сразу признала в сгорбившемся женском облике мать, внезапно сильно постаревшую от горя и стыда за свою непутевую дочь. Вот и эта грузная дама тащит неподъемную кладь к какому-то неблагодарному и избалованному чаду, и некому ей помочь. Впрочем, кто бы сейчас помог Аннушке?

Закипел чайник. Не выключая газ, в тикающей часами тишине Анна заварила кофе. В висках стучало пробивающееся волнение от предчувствия настоящей беды.

– У вас замечательный кофе! Где брали?

– В магазине. Пейте на здоровье, – с поддельным добродушием пожелала Анна.

25

Фима, возвращаясь с работы поздно, на подходе к дому заметил горящие окна в квартире. Подумал: неужто нежданные гости к жене нагрянули. Но гости хоть и были нежданными, однако пришли они за Фимой.

– Добрый вечер, – растерянно моргал глазами Рыжиков, стоя в прихожей, глядя на четверо угрюмых коротко стриженных амбалов в помятых коричневых костюмах. Фима хотел было дернуться назад, но вспомнил про дорогую супругу и остановился, тем более что один стриженый моментально оказался у двери за спиной.

– Ефим Ильич Рыжиков? Капитан госбезопасности Беспалов. Вам придется проехать с нами, – предъявил служебное удостоверение начальник оперативно-следственной группы.

– А что случилось? – с ходу все понял Рыжиков, глядя на знакомый сверток из льняной ткани в руке у капитана.

Аннушка, казалось бы, приготовившаяся к печальному повороту событий, с неожиданно нахлынувшими слезами кинулась на шею мужу:

– Фима! Как же так!

– Успокойся, Аннушка, все будет хорошо, ты не волнуйся и береги детей…

– Да-да, конечно, вот я собрала на первое время, – вытирая слезы, Аннушка передала мужу матерчатую сумку с нехитрыми пожитками.

На первом допросе в мрачном кабинете Фима выяснил, что задержали его за нарушение правил о валютных операциях и спекуляцию валютными ценностями, во всяком случае, именно так звучало обвинение в его адрес. Но одних обвинений, разумеется, было недостаточно, и теперь Беспалов пытался выяснить, откуда у Фимы в спальне завелось царское золото.

– Так что вы можете сказать о том, как появились в вашей спальне золотые монеты?

– Купил.

– Где, когда, у кого?

– Не помню, на рынке, наверное. Оно ж недорогое…

– Недорогое? Монеты царской чеканки 1867–1868 годов? – к этому моменту эксперты успели доложить Беспалову о результатах экспертизы.

– Скажите, Рыжиков, откуда у заведующего овощным складом заготовительной конторы с официальной зарплатой в 100 рублей деньги, на которые вы в состоянии были купить царские золотые червонцы? Воруете? Вы на самом деле думаете, что я мучаюсь вопросом, откуда у вас деньги? Вы не понимаете всю серьезность вашего положения! Неужели вы не знаете, что вам грозит? Говорите, откуда у вас эти монеты!

– Купил в Кишиневе у антиквара, – выдохнул Фима с огорчением.

– Сколько штук?

– Тридцать три червонца.

– Где остальные монеты?

– Зубы жене делали, я одному зубному технику отдал…

– У зубного техника фамилия не Раскин, случайно?

– Если вы все знаете, зачем спрашиваете?

– Надеюсь, вы понимаете, что отпираться бесполезно, поэтому жду подробного рассказа.

Беспалов встал, направил единственную включенную лампу в глаза Рыжикову и подал знак человеку, сидящему за столом в углу. Как только испуганный Фима начал говорить, человек без лица застучал на пишущей машинке. Задержанный рассказал, как на духу, про поездки в Кишинев, о том, как впервые встретился с антикваром, как экономил на командировочных расходах и выкраивал на покупку золотых монет для протезирования. Единственное, что утаил, это ежемесячные таинственные появления денег в кошельке.

А в это время в другом кабинете на допросе молчал Раскин, он же Броутман, наученный горьким опытом, что чистосердечное признание лишь усугубляет вину и добавляет срок. Ни хороший, ни плохой следователь не добились от бедняги хоть какого-нибудь результата, ибо к бранным словам и пыткам Рудик привык, отбывая десятилетний срок в далекой сибирской тюрьме.

26

Ранним утром Марк Наумович искупался в обжигающе холодном Балтийском море, присел на гладкий бело-желтый песок и закурил, наблюдая за одинокой фигурой, плывущей к берегу где-то там вдалеке. В накатывающихся темно-синих волнах с белыми барашками голова то исчезала, то появлялась вновь. И вдруг яркие лучи солнца осветили водную стихию, а человек исчез. Какое-то время Бородин с тревогой вглядывался в морскую даль, но, толком так никого и не заметив, бросился спасать тонущего неудачливого пловца. Мигом доплыл до места, где голова человека появлялась наружу в последний раз. Несколько раз нырнул в прозрачную воду и, наконец, заметил тонущую ослабленную фигуру немолодого мужчины. Схватил за волосы и потащил к пустынному берегу, чтобы там, на песке, заставить утопленника вернуться к жизни. Марк с детства помнил эти нехитрые упражнения «рот в рот», так что ему понадобилось несколько минут усердных усилий, чтобы, к счастью, из легких бедняги выплеснулся поток воды, и он начал дышать. На большеглазом лице седовласого человека появилась вымученная улыбка.

– Спаситель мой, спасибо вам, любезный…

– Да не за что, – присел рядом Марк, – как-то вы беспечно далеко заплываете для своего возраста, милейший…

– Думал, не доплыву, так и не доплыл… Разрешите представиться, Давид Зиновьевич Гольдман собственной персоной!

– А я – Марк Наумович! Как вы себя чувствуете?

– Для живого утопленника вполне сносно, – старик тяжело вздохнул и замолчал. На мгновенье прищурившиеся глаза и легкое дрожание ноздрей выдали волнение от вполне вероятной гибели немолодого пловца.

– Ради такого случая, по случаю удачного спасения, предлагаю пропустить стаканчик! – приподнялся Гольдман.

– Прямо с раннего утра? И часто это с вами?

– Никогда прежде. Но все когда-нибудь бывает впервые. Как и мое второе рождение, так что, Марк Наумович, прошу пройти в одно местечко, вам непременно понравится!

Старик разлил вино по бокалам, не дожидаясь тоста за здравие, чокнулся со случайным собутыльником и выпил залпом. Тут же налил себе второй бокал.

– Чем занимаетесь, Марк Наумович?

– Руковожу предприятием в одном белорусском городке.

– Ну раз руководите, значит, – коммунист. А я – пенсионер, презирающий уродливую тупую коммунистическую идею, которая превратила людей в мелких муравьев.

– Ну что вы такое говорите, Давид Зиновьевич!

– Да-да, я презираю идею коммунистического равенства как идею низкого равенства, которая поощряет невежество, тупость и самодовольство, тем самым создавая новую разновидность homo sapies.

– Да разве можно такие вещи говорить? Вы не боитесь, что вас посадят?

– Ну посадят, и что? В тюрьме тоже люди живут. И порой они более свободны, чем те приторные муравьи, которые снуют туда-сюда и орут о полном равенстве на страницах вашей газеты «Правда».

– И что вас подвигло на такие… запретные мысли?

– Долгая жизнь старого еврея. Вот вы, много ли вы работаете?

– Да, каюсь, много…

– И неужели вы не желали получить истинное вознаграждение за свой труд? Не в почетных грамотах и прочих званиях, а так сказать, по заслугам? Вам же в лучшем случае премию выпишут на сто рублей больше!

– Звание Героя Социалистического Труда должны вот-вот присвоить.

– И что, это по заслугам? Это звание вы внукам оставите в наследство?

– Внуки пускай сами авторитет зарабатывают… У вас что-то отняли? Откуда такая злость к Советам?

– Дело не в том, что у меня или у моей семьи отняли имения, дома, золото, недостаточно ловко спрятанное в клозете. Дело в том, что у меня отняли идею… частной собственности на землю. Чтобы мне хотелось работать и совершать грандиозные проекты не во имя мертворожденной идеи, а во имя закона собственной совести. Как работали наши деды до революции на совесть. И только совесть могла подсказать, что не так, и никакая цензура им не ставила преграды…

– А я думаю, что надо просто не лезть туда, куда не просят, и будет вам и почет, и уважение.

– И однажды придет день, когда все отнимут и раздавят, как маленького муравья…

Распрощавшись с чудным стариком, Марк Наумович долго размышлял о том, о чем вслух всегда боялся говорить. Так ли свободен он в своих мечтах? Неужто нужно стать пенсионером, чтобы начать так рьяно и смело разглагольствовать на подобные запретные темы? Неужто за подобные разговоры даже такого пенсионера могут посадить в психушку и объявить душевнобольным? Впрочем, назавтра эти грустные и ни к чему не приводящие мысли улетучились…

Великолепно отдохнув несколько дней на балтийском взморье, Марк Наумович перед отъездом заглянул попрощаться с фронтовым другом Отто Райнисом.

– Спасибо, дружище, за прекрасный прием! Теперь мои коллеги приедут за рыбой, не подведи со сроками.

– Не волнуйся, Марк, все отпущу в лучшем виде.

Водитель завел служебную 21-ю «Волгу» и поколесил по добротным эстонским дорогам, то и дело останавливаясь на пути по просьбе Наумыча, дабы запечатлеть на фото необычайно красивые дома с ухоженными приусадебными участками, сельские маленькие магазинчики и современные придорожные рестораны. И все-таки неправ был спасенный Марком старый еврей, утверждавший, что ничтожно малая полученная премия или присвоенное звание никак не отражают приложенный человеческий труд… Бородин готовился к вручению высокой награды, и сама мысль эта окрыляла и как никогда вдохновляла на дальнейшую реализацию еще более успешных проектов.

27

Утром следующего дня начальник оперативно-следственной группы Беспалов собрал коллег для выработки стратегии и тактики в дальнейшем расследовании в импровизированном кабинете районного отдела госбезопасности. Особый зоркий взгляд отличал молодого рьяного лейтенанта Кирутина, и опытный физиогномист Беспалов интуитивно почувствовал, что на этого участника группы можно возлагать большие надежды. Беспалов и не думал верить в сказки Рыжикова об экономии командировочных расходов и вынужденные накопления на ремонт зубов семейства.

– Итак, товарищи! Понятно, что канал купли-продажи золотых царских червонцев был постоянным, как постоянным был доход Рыжикова на предприятии потребительской кооперации. Однако, как это доказать, если все предыдущие проверки сводились к нулю ввиду особой заинтересованности и ревизоров, и прокуроров? Давайте решать, с чего начать работу на предприятии, чтобы не дошло до Бородина и других заинтересованных высокопоставленных лиц, – Беспалов дал затравку мозговому штурму.

– Сергей Александрович, все на поверхности, – тут же вступил Кирутин, – надо подобрать группу ревизоров, которые никогда раньше не были участниками проверок, к примеру, из Минска, и далее все проводить в секретном порядке, выехать, опечатать…

– А как, скажи на милость, все опечатать так, чтобы не было известно Бородину?

– Так надо работать молниеносно, пока он в отъезде! – в глазах Кирутина промелькнул блеск авантюриста.

– А где он?

– В Пярну, вернется через несколько дней.

– Может быть, ты знаешь, что он там делает?

– Связи налаживает, там дружок у него фронтовой.

– Понятно, есть другие предложения?

– Дождаться, когда вернется Бородин, задержать и работать спокойно. И секретов никаких не надо делать – высказался старший лейтенант Бегинин.

– Старлей, это грубо. У нас нет никаких доказательств, кроме пресловутой развернутой жалобы Горунова, за которую, кстати, вполне возможно, он расплатился собственной жизнью. Значит, работаем по первому варианту. Кирутин, связывайся с Минском, пусть срочно командируют ревизоров, работаем тихо и быстро.

На следующее утро оперативно-следственная группа во главе с капитаном Беспаловым вместе с перепуганными столичными ревизорами пересекла территорию Оршицкого райпотребсоюза. С каждого работника взяли подписку о неразглашении и молниеносно опечатали документацию предприятия. Начатая скрупулезная проверка позволила вникнуть в квитанции заготовителей, на исследование которых тут же выехали на места заготовок ревизоры. И пока те собирали папки с квитанциями и прочими важными бумажками, на овощном складе Беспалов с Кирутиным обратили внимание на несколько необычных гирь. То есть с виду для глаз обычного человека они были вполне себе заурядными, но характерные отметины на каждой из них говорили о принадлежности к некой иной пудометрической системе.

– Похоже, использование поддельных гирь здесь вошло в привычку…

Несколько нехитрых манипуляций скоро убедили капитана в том, что в одной гире вместо килограмма – на 100 граммов больше, а в другой наоборот. Та же история обнаружилась и в колбасном цехе.

– Товарищ капитан, это же сколько можно наворовать только за один день обвеса? А за месяц? А за год? – пораженный в самое сердце Кирутин не мог поверить в очевидное.

– Вот ты живешь на свои 95 рэ в месяц, а тут по 400 рубликов можно было заколачивать!

– Только недолго…

Вскоре были получены данные о многочисленной неучтенной продукции от сдатчиков с Украины. Размах хищений в начатом расследовании ошеломил. Как только возбудили уголовное дело за номером 92, тут же окрещенное «делом Бородина», оно попало под особый контроль к Петру Миронову Машерову. Ежечасно Беспалову приходилось докладывать наверх о каждом своем шаге. Последовали многочисленные аресты: вслед за Рыжиковым в СИЗО КГБ попали директор Оршицкой райзаготконторы Ефим Шлесинберг, заведующий овощным складом Борис Гринберг, заместитель директора заготконторы Илья Глузин и заготовитель Иосиф Белькович, заведующие складами Мота Крансберг, Владимир Минько, Моисей Каганович, бухгалтер Вильма Акулина, бухгалтер-кассир Яков Груздиков, заведующий убойной площадкой Александр Антонов, заведующая колбасным цехом Елизавета Киршевич, мастер-фаршесоставитель Нонна Данильченко, инструктор по утильной группе Иосиф Перлов, заготовители Семен Тритутин, Адам Ларвинский, Иван Скотников… Всего арестованными по делу Оршицкого райпотребсоюза оказались 22 человека, которых без лишнего шума перевезли в Минск в СИЗО КГБ, названное в народе «американкой» еще при Сталине.

Тем временем по направлению к дому по извилистым нешироким западным дорогам Советского Союза мчалась 21-я «Волга». Позади остались ухоженные сельские дворики Прибалтики, их сменили сочные хвойные белорусские леса и небольшие деревушки с покосившимися деревянными хатками. То и дело на дорогу забредали неторопливые черно-белые колхозные коровы, преграждая путь автомобильному транспорту.

Марк Наумович погрузился в свои мысли, вспоминая о спасенном намедни странном одиноком старике, обозленном не только на коммунистический строй, но и на весь мир. И не то чтоб нравились Марку его крамольные мысли, но он давно чувствовал, что прав старик во многом… Может быть, когда-то, на заре революции, людьми, желавшими переустройства мира, двигали идеи справедливого равенства, но через годы и расстояния все забылось и сменилось лживостью лозунгов, кардинально отличавшихся от реальной жизни. Появился пласт людей, живущих параллельной жизнью с обыкновенным простым народом, и никогда их пути не пересекаются, словно ходят они по разным улицам… Словно существуют в этом мире разные расы… И почему все это происходит в стране, победившей фашизм?

– Саша, останови. Давай искупаемся! – отвлекся от философских мыслей Бородин, заметив недалеко от дороги гладкое чистое озеро.

Марк Наумович в считанные минуты сбросил с себя льняные брюки, сверху прикрыл их белоснежной рубашкой и кинулся в воду. Нырнув в прохладную чистую водицу, он долго плыл под водой с открытыми глазами, пока, наконец, нехватка воздуха не вытолкнула его наружу. Рядом плескался Сашка, ныряя и отряхиваясь брызгами, словно дрессированный пес.

– Люблю такие командировки, Марк Наумович, прямо как в отпуске побывал, а напоследок еще и в наших озерах поплавать можно! Куда в следующий раз поедем?

– В Москву, Сашка, поедем, за звездой Героя Социалистического Труда!

– Здорово! Честное слово, вы заслужили! Вон как при вас район расцвел – самое передовое хозяйство в нашей необъятной стране!

– Ладно, парень, пора ехать… Дел по горло. Давай сначала заскочим в контору, а уж потом домой!

– Будет сделано, Марк Наумович!

Как только водитель припарковал «Волгу» под согнувшимися от плодов яблонями за воротами Оршицкой районной потребительской кооперации, к без пяти минут Герою Социалистического Труда подошли двое в штатском и грубо пересадили в «Москвич». Накануне арест Марка Бородина Беспалов согласовал с первым лицом республики в ЦК КПБ – Петр Миронович выдал КГБ карт-бланш на проведение всех необходимых действий.

Бородин все понял без лишних объяснений. Момент для ареста был выбран правильно, поскольку окажись он через неделю с высокой наградой, шумихи и неудобств было бы в сто крат больше. «Жаль, с Соней не довелось попрощаться, – подумалось Марку. – Все на работу спешил…»