Текст книги "Маленьких все обидеть норовят!"

Глава 2
Ах, эта свадьба…

Говорят, пару тысяч лет назад некий преступник похитил из храма богини любви и красоты Кринаны украшенную драгоценными камнями чашу для цветов. Вора быстро поймали, собирались казнить, но в тот момент, когда на шее уголовника уже почти затянули петлю, явилась сама Кринана и сказала, что согласна простить провинившегося, если найдется дева, решившаяся взять его в законные мужья.

Неизвестно, чего на тот момент добивалась богиня, но факт остается фактом – едва прозвучали последние слова, как на помост ринулась добрая сотня дам, засидевшихся в старых девах (в ту пору браки заключали рано, лет в четырнадцать-пятнадцать) и даже не мечтавших выйти замуж. Палача, уже примерявшего в уме сапоги своей жертвы, попросту снесло с эшафота. Парня же буквально сдернули с виселицы и потребовали выбрать счастливицу. Если верить преданию, вор – хрупкий восемнадцатилетний полуэльф, – оглядевшись вокруг и увидев окружившую его хор-рошую такую толпу, состоящую сплошь из теток далеко за пятьдесят (очень далеко, если быть честным), стал слезно умолять палача повесить его.

Уж не знаю, кого там выбрал тот вор, но, когда через пару месяцев решили казнить кого-то еще, на помост выскочила девушка, кричащая, что сама Кринана явилась ей и повелела обвенчаться с преступником. С богиней спорить не решились. И никому как-то не было дела до того, что казнимый был знаком с вышеупомянутой девушкой чуть ли не с детства. Потом сорвалась еще одна казнь и еще…

В Темной империи обычай спасения преступников путем взятия в мужья не сложился – кто захочет спорить с Властелином, чьим именем выносится любой смертный приговор? А вот в Светлых землях…

И сейчас я, похоже, стал очевидцем претворения данного обычая в жизнь. Мне-то что, мне ничего, а вот рыжику, похоже, «повезло».

«Уверен?» А что не так? «Думаешь, здесь, в Светлых землях, просто так отпустят истинного оборотня?!» – В голосе Дариэна звучала неприкрытая усмешка. И почему-то у меня сложилось впечатление, что он прав… Наверное, потому что судья встревоженно запрыгал вокруг Аэлиниэль, уже успевшей вытащить откуда-то из-за пояса короткий кинжал и перепилить им нефрэйные веревки на Шамите.

– Это запрещено! – отчаянно возмущался судья. – Обычай относится к тем, кто совершил преступление, запятнал свою душу! А оборотень нечист от рождения!

«Рыжику самое время встать в гордую позу и заявить: «Я недавно купался!» – фыркнул Дариэн.

Оч-чень смешно! Ну вот просто обхохочешься! Особенно если к этому добавить, что хоть я и проталкивался сквозь толпу, но у меня это получалось намного хуже, чем у Аэлиниэль. Не говоря уже о Михшуле.

Отойди-ка, дядя… И тут мне кто-то от души наступил на ногу.

У-у-у-у-у!!! Больно ж как! М-маргул вас всех за ухо и об угол да четыре раза с перехлестом!!! «Малыш, – голос Дариэна звучал встревоженно, – ты становишься однообразным! Кроме маргула есть куча других отличных ругательств! Вот, например, тэрхн’иел тэндраал или ч’ен гардшаас…»

Я так и замер с открытым ртом, переводя услышанное. Погоди-погоди… Это получается… Так… А потом так… И этак… Да, не каждая змея таким узелком завязаться сможет!

Той эре! Да о чем же я думаю! Рыжика сейчас…

«Не, малыш… Тебе точно нужна книга того лингвиста!»

Тем временем диалог на эшафоте начинал набирать обороты.

– Разве этот обычай имеет какие-либо ограничения? – холодно поинтересовалась Аэлиниэль.

– Нет, но…

– Но что?

Оборотень, похоже, пока решил не вмешиваться и молча стоял рядом с эльфийкой, осторожно потирая передавленные веревкой запястья. Судья же окинул взглядом притихшую толпу, явно не зная, что сказать, потом остановил его на заостренных ушах Аэлиниэль и радостно затарабанил, опасаясь, что его сейчас перебьют:

– Миледи собирается отказаться от своего рода?!

Аэлиниэль удивленно уставилась на него:

– Нет…

Ой, маргу-у-ул… А ведь точно. Мама как-то об этом говорила… В случае, если брак представителя эльфийского дома заключается не Светлым князем или его родственником, считается, что эльф отказался от своего рода, приняв имя супруга. С мамой так и было.

Не, я, конечно, не понимаю, чего это всех так под венец потянуло, но раз уж многоликого иначе не спасти…

– А теперь самое интересное! – хрустнул костяшками пальцев замерший рядом со мною Михшул. Вокруг никем не замечаемого бога образовался абсолютно свободный пятачок, который никто не стремился занять. И в этот миг весь мир словно замер…

– Ты уверен? – задумчиво протянула высокая пышная брюнетка. Причем она была тоже в тоге…

– Кри, солнышко! – зачастил бог воровства. – Ну вот посмотри на них! Они же просто созданы друг для друга!

– Не знаю…

Ну вот объясните мне, почему я их вижу?! По голове, что ли, в детстве меня слишком долго и сильно били?.. Невеселый смешок: «Успокойся, малыш. Я их тоже видел… С тех пор как в Кардмор впервые попал».

– Ну Кри! Нет, я понимаю, мы из совершенно разных пантеонов, но… Ты ж богиня любви! Конечно, здесь не моя сфера влияния, но посмотри на них: девочка ж сейчас откажется от своего рода. Кринана, солнышко, ну подскажи ей, что делать!

Женщина тяжело вздохнула, обвела взглядом замершую без движения толпу (даже ветерок не дул) и вдруг невпопад спросила:

– А ресторан, о котором ты говорил, далеко?

– Ой, – отмахнулся чернявый, – да близко совсем! Закончим здесь все – и я тебе покажу!

Кринана улыбнулась, а потом вдруг резко посерьезнела:

– Учти, я замужем!

– Да-да-да… И как ты вообще подумала о таком! – поперхнулся бог воровства. – И в мыслях не было! Да как я могу…

– Посмотрим, как ты можешь! – хихикнула женщина, взмахнув рукой.

Боги растаяли во вспышке света. И в тот же миг мир снова пришел в движение: заволновалась толпа, Аэлиниэль испуганно закусила губу, в руке Шамита блеснул вытянутый из сапога стилет, глаза налились золотом. А меня вдруг кто-то резко толкнул в спину. Стараясь не упасть, я побежал вперед – толпа любезно расступалась – где она раньше была, со своей любезностью? – и буквально взлетел на помост. В глазах Аэлин вспыхнула радость. А вот то, что я услышал…

Я стоял посреди помоста, словно какая-то экзотическая статуя, молча переваривая сказанное эльфийкой и мучительно соображая: это все эльфы такие или мне особо повезло?! А в воздухе все еще стояло звонкое:

– Светлый князь линнэ’Аринкуэль, я прошу вас соединить нас узами брака!

Теш мар’рахт ик’меласс кес вит’алларс, и Хребтом сверху!

Из оцепенения меня вывел громкий возглас судьи:

– Да какой же он князь?!

Та-а-ак… Это кто мне тут указывать собрался?!

Личина дрогнула и слегка изменилась. Заостренные кончики ушей показались из-под волос, которые я теперь носил собранными в хвост. Отчего-то после Посвящения локоны у меня стали расти в ускоренном темпе. Обрезать не хотелось, да и придумывать особых изысков тоже, так что перехватывал лентой, и все. Родной темно-зеленый цвет глаз стал ярче, а в глубине зрачков полыхнули изумрудные искры. На лбу вспыхнул камень, и его лучики сплелись в корону. Не думаю, что здесь известна классическая форма княжеского венца. И последним штрихом стало одеяние, нагло скопированное с наряда дядюшки. Серебристо-белый камзол, штаны, мягкие светлые сапожки, длинный и тяжелый на вид плащ миринового оттенка, расшитый понизу эльфийским орнаментом.

«Хм, а похоже, похоже… Только фибулу измени. Такая тебе точно не положена», – тихим ностальгическим вздохом прошелестело в голове.

Да, точно. Обращение «линнэ» означает тот, в ком есть кровь. В отличие от родового «ли» – кровный родич или «лин» – близкий по роду. Так что фибула чуть дрогнула, и все украшавшие ее камни превратились в простые кованые узоры.

– Вы что-то сказали, почтеннейший? – с чисто эльфийским высокомерием произнес я, не забыв, впрочем, придать голосу легкий акцент.

Над площадью воцарилась тишина. Даже мухи замерли на лету, не осмеливаясь жужжать в присутствии моей светлой особы. Ой, видел бы меня папочка…

– Князь? – вежливо напомнила о себе Аэлин.

А эта рыжая зараза за ее плечом ехидно скривилась и подмигнула. У, доберусь я потом до вас!

– На колени, дщерь моя! – патетически взвыл я.

Дариэн на задворках сознания зашелся в приступе истерического кашля-хохота. Ну а что я могу поделать, если у этих остроухих и слова простого не скажешь?

Аэлин вздрогнула и опустилась на одно колено, потянув за руку оборотня. Та-ак… И что дальше? Я же ни одной светлой свадьбы не видел. Да и темной, кстати, тоже. Не приглашали меня как-то. И даже не представляю, что там должно быть! Ау, деда-а-а? Не подскажешь, как быть? «Делай как хочешь. Как на сердце ложится. И все у тебя получится!» Утешил. Как хочу…

Под недоверчивым взглядом палача и судьи я поднял руки над головами брачующихся и сложил ковшиком. А затем посмотрел на далекие горы и тихо начал:

– Эллар лас’террок кет’валлин… Хет’марр эс’сет нарт'хеш! – Старотемный – он же очень похож на эльфийский. Такой же напевный и… многозначительный.

А еще мне вспомнилась затертая книжица из отцовской библиотеки. Сама она не имела обложки, но была заботливо подклеена в чужую: «Поэмы и сказания диковинных земель», как сейчас помню. Мне стало любопытно, что это за диковинные земли и какие там сказания, а в результате… А результат я сейчас цитировал наизусть на всю площадь этого забытого городка, тхеш’маррк его через все пеньки Золотой Дубравы скопом и по отдельности!

Мой предок на первой же фразе, произнесенной со всем пылом юности, придушенно крякнул и замолчал до самого конца тирады. Нет, я что, я ничего! Формально моя речь сводилась к: «Дети мои, да возлюбите друг друга, плодитесь да размножайтесь». Но вот если прислушаться к глубинному смыслу…

К середине моего монолога началось самое странное! Причем такое, что я сам чуть не подавился. В сложенных лодочкой ладонях стала разгораться изумрудная искорка. Сперва ма-а-аленькая, она вскоре разрослась, приподнялась над своеобразной «колыбелькой» и превратилась в крупный, размером с голову ребенка, шар.

Не прекращая тирады, я осторожно выпустил когти, словно бы разрезал получившийся шар на широкую ленту, которой на последних словах «обвязал» соединенные руки эльфийки и оборотня. Те, завороженно наблюдавшие за моими манипуляциями, удивленно посмотрели на сиявшую зеленым светом ленту на своих запястьях и только потом вскрикнули, дернувшись в стороны. Ехидно плюнув искрами, лента не дала брачующимся передумать. А потом полыхнула – и пропала, оставив на коже у Шема и Аэлин неширокую татуировку темно-зеленого цвета. Словно странный браслет под кожей. Что хотели – по тому и получили! Нечего было ко мне с этой церемонией приставать!

– О, Владыка…

Замирающий шепот заставил меня раздраженно дернуть плечом и покоситься в сторону говорившего. Вернее, говоривших. Все, собравшиеся на помосте, стояли на коленях, с поистине детским восторгом глядя на меня. А судья так и вообще пытался поймать мой плащ. Ага, щас! И вообще, хватит о мой плащ собственные сопли вытирать! Нашли себе… носовой платок избыточных размеров!

Похоже, мы тут изрядно подзадержались…

Я вскинул голову и заливисто свистнул. Тишина из восторженной стала выжидательной и разрушилась звонким перестуком копыт.

Подправив свой морок, я заодно изменил и облик Трима. И теперь перед эшафотом затанцевал великолепный тонконогий белоснежный конь с развевающейся серебристой гривой. Никогда не понимал эльфийской тяги к излишествам. Ну хороший скакун, так зачем же его перекрашивать? Какая разница, какой он масти, если он тебе подходит?..

Величавым жестом закинув на плечо полу плаща (Достали! Это мой плащ!), я спустился вниз. Аэлин и Шем почтительно последовали за мной, словно свита. Я вскочил на Трима, мотнув головой в сторону привязанных у ближайшей коновязи лошадей. Мол, выбирайте, не стесняйтесь!

Ни эльфийка, ни оборотень действительно не постеснялись выбрать самых лучших из предложенных коней. Причем с нагруженными седельными сумками. А говорят еще: эльфы вежливые, эльфы благородные, эльфы чужого не возьмут. Хозяева этих самых лошадей если и были в толпе, то против столь наглого хищения возражать не посмели. Так что мы красиво ускакали вдоль по дороге, подальше от этого сумасшедшего города!

Знаете, кажется, теперь я начинаю понимать основное отличие Темных земель от Светлых! В Светлых женят на эшафоте, тогда как в Темных предпочитают все же храмы.

За городом нас встретила обеспокоенная Элиа. Молча посмотрела на мой наряд, удивленно подняла глаза на лицо, натолкнулась на далеко не дружелюбный взгляд и от комментариев удержалась. Хвала… э, кому там? Ну пусть будет Михшулу. Ну и Воконру заодно, чтоб не обижался.

Трим шел коротким резким галопом, чувствуя мое раздражение и злость. Морок я снял сразу же, как стены сего негостеприимного городка скрылись из виду за деревьями. Лошади светлых держались позади. Во-первых, не им тягаться с гроном, а во-вторых… мой боевой зверь, чувствуя, что я хочу побыть в одиночестве, активно помахивал хвостом. Так что приближаться на расстояние удара костяным наконечником умные кони не хотели, как ни понукали их хозяева.

Нет, ну это же просто в голове не укладывается! Ладно, я и раньше знал, что светлые многоликих не любят, но чтоб настолько?! Без суда, без следствия… Просто так… Той эре, они все такие или мне так везет? «Не переживай. Среди темных тоже разные встречаются…» Хм, успокоил. Вообще-то да, говорить о том, что темные все наперечет белые и пушистые, не стоит. Мы тоже не святые и не подвижники, но светлые… Не понимаю.

«Малыш, не смотри на цвет магии. Смотри на ее носителя». Да? Дар, а ведь ты прав. Спасибо!

Аэлин, она хоть и светлая, но ни разу же на меня с мечом не кинулась! Ехидный шепоток: «А что, хочешь?» Да иди ты! Она ж после этого обряда, теккерат иш мелекс его, на меня даже смотрит как на… как на эльфа! Ужас какой-то. «А ты не обращай внимания. И… разве она так уж и не права?» Ик, сгинь! Пропади! Я – Властелин, а не остроухий! Тихий смешок где-то там, в глубине… Похоже, мы все же родственники. И вредность у нас – наследственная. Но, как ни странно, настроение поднялось и злость ушла. Да ну их, этих крестьян! Зато как я их умы-ы-ыл – вспоминать приятно! Неожиданно в мысли ворвался пронзительный вскрик:

– Милорд!

Ну сколько можно ей говорить?! Все, надоело! Хоть звуковые заклинания и не мой конек, но я ее просил! Много раз просил. Не хочет… Я осадил Трима, разворачиваясь к светлым и одновременно скидывая готовое заклинание на Элиа.

М-да… действительно, погорячился. Погрузившись в собственные переживания, я как-то подзабыл, что кони – не гроны и выдерживать заданный темп долго не могут. Скакуны тяжело дышали, двигая темными от пота и пены боками. Я даже почувствовал укол совести. Нельзя же все время думать только о себе… Надо хоть решить, куда деть приобретенных коней! Да еще таких нагруженных.

– Ди, ты куда несешься? – недовольно поинтересовался Шем, с опаской приближаясь к Триму.

– Извини, – покаялся я, – задумался.

– Не злись на них, – тихо посоветовала подъехавшая с другой стороны эльфийка, – они же люди. Их просто так воспитали.

Угу, все просто так…

– Ладно, все, забыли! – махнул рукой я. – Нам куда дальше?

Оборотень хмыкнул и ехидно покосился на меня. Мол, дороги не знаешь, зато летишь так, словно на собственную свадьбу опаздываешь. О, к слову о свадьбах!

– А свадебный пир когда устраивать будем? – невинно поинтересовался я. Рыжий с эльфийкой дружно залились краской. – Поня-а-атно. Не скоро…

Шем потянулся ко мне, пытаясь отвесить подзатыльник, но тут между нами вклинилась Элиа и возмущенно начала:

– Ми… Ми… Миска молока-а-а… – высоко пропела она, глядя на нас округлившимися от удивления глазами. – Ми… Ми… Мимо облака-а-а-а…

Я пристально наблюдал за ней. Та-а-к, заклятие действует! Теперь у нее будет выходить что угодно, но не остомаргуливший «милорд».

– Твои проделки? – не отрывая взгляда от Элиа, поинтересовался оборотень.

– А я предупреждал, что меня зовут не «милорд»! – ехидно откомментировал я.

Темная подозрительно зашмыгала носом. Тихо спящий впереди ребенок завозился и зачмокал губами. М-да, хор-рошее у меня заклинание получилось. Качественное.

– Шем, Ди, а ну прекратили издевательства! – недовольно отозвалась с другой стороны эльфийка. – Немедленно сними заклинание! – а это уже мне.

– Извини, Аэлин, не могу, – пожал плечами я, – заклинание отпущено, срок не установлен, условие только одно – не называть меня «милордом». Все.

Не, я, конечно, могу снять, но… Оно мне надо?!

– Но… Но как же тогда, а? По Уставу именования… – На Элиа было жалко смотреть. Казалось, еще момент – и она расплачется.

– А по «Именованию» именно я определяю правила обращения к себе, понятно? – фыркнул я.

Не зря же меня отец заставлял учить все эти правила, уставы, законы, наставления и прочую чушь. А когда я возмущался и отпихивал тяжеленные пыльные фолианты, то неизменно получал щелчок по носу в виде поучительной истории на тему: «Что бывает, если не знаешь своих прав и обязанностей». Истории какое-то время действовали, очередные пункты и подпункты укладывались в голове, а потом я снова начинал поглядывать в окно, за которым ветер гонял листья, или светило солнце, или падал снег, – и все начиналось по второму кругу: и «не хочу – не буду», и истории. Иногда истории заменялись обещаниями что-нибудь подарить… Но в результате я мог любого желающего поймать меня на незнании законов послать далеко и надолго согласно всем пунктам, подпунктам, припискам, изменениям и прочему, прочему, прочему. Вот только сколько я времени на это угро-о-обил – страшно вспомнить!

– Так что не хочешь по-хорошему… – иронично протянул я.

– Выходит, я теперь никого не смогу назвать?.. – Темная осеклась, не решаясь произносить запретное слово.

– Нет, условие стояло, что только меня. – Я припомнил структуру заклинания.

«О… Какие мы добрые! – неожиданно ворвался в мысли голос Дара. – Я просто поражаюсь!» Ты чего?! Сердишься, что ли? «Чего я? ЧЕГО Я?! Да я во время взятия Дубравы таких, как ты, на первом попавшемся суку вешал!» А-а… Э-э… А чего ж я сделал-то?! «Не понимаешь?! – продолжал разоряться дедушка. – Так я объясню! Рабство ему не нравится! Поводырей, которые оборотнями управляют, он ненавидит! А сам?!» Но… Но я ж просто… Просто запретил ей называть меня милордом! «Ты управляешь ею! Властелин нардхангов! Что, силу почувствовал?!» Да не делал я ничего! Такого. Кажется. «Да пош-шел ты…» Эй, дед, деда…

Тишина.

Ну чего ж я такого сделал-то?! Я же… Просто мне надоело, что она мне «выкает»! Меня и в Кардморе этим обращением замучили, а теперь еще и… Я ж ничего сейчас плохого не сделал! Просто-напросто запретил обращаться ко мне «милорд».

– Злой ты, – покачала головой эльфийка.

Сговорились они все, что ли?! Я только недовольно отвернулся.

– А может, мы поедем? – вмешался рыжий, решивший, что он в этом разговоре совершенно лишний.

Где-то под вечер мы остановились на ночлег, свернув с дороги в густой лес, окруживший тракт. Выбрав подходящую полянку, принялись готовить привал. Вдруг проснулся ребенок, огласив окружавший лес недовольным воплем – как же, без его участия столько всего произошло! Откуда он знал, что произошло? Столько времени проспал! Явно тут что-то не так… Перед ужином Аэлиниэль с Элиа в очередной раз попрыгали перед дитятком, успокаивая его и убеждая, что ничего не случилось.

До самой ночи темная избегала встречаться со мной взглядом. Даже рыжий с эльфийкой как-то странно косились. А Дар вообще молчал, как Такирен перед врагами. Сговорились они все, что ли?! Я ж ничего такого не сделал!

Ладно. Утро вечера мудренее. Сейчас поспим, а с утречка разберемся.

На горизонте видна Дубрава. Кажется, протяни руку – и подхватишь на ладонь едва заметный в сгущающемся полумраке зеленый шарик, ощетинившийся ветвями. Вот только… Стоит ли протягивать? Душа – выжженное пепелище с горьким запахом полыни.

А, к маргулу! Прошлая жизнь окончена, поросла быльем поляна в летнем ольшанике, где впервые встретился взглядом с Тийлой… Все прошло, все…

Завтра – атака. Закаленный в муках меч напьется крови. Вот только чьей?

А сейчас… Сейчас, в сумерках, сползающих на засыпающий лагерь, можно пройти мимо палаток, вскинуть голову к звездам, коварно подмигивающим с небес, и… замереть, услышав тихий злой голос, раздающийся из одного из шатров…

– Что, гордая?! На-а-адо же… Даже «милордом» не называешь?! А если так?..

За плотной тканью палатки видны две тени: одна – хрупкая, девичья, дрожащая (от ветра? от страха?), вторая – крепко сложенная, троллья.

Тролль взмахивает рукой… Магическая волна, пробившись сквозь толстую ткань, задевает покрывающееся смолянисто-черной чешуей тело. Девушка вдруг делает шаг вперед и медленно опускается на колени:

– К-как вам угодно… – голос дрожит, она хочет сказать что-то другое, но… – м… м… милорд…

Рывком отдернуть цветастый полог. Шаг вперед. Ярость затуманивает разум. Темное полотно клинка со свистом рассекает воздух. И в какой-то короткий миг, когда металл касается шеи тролля, успеваешь заметить испуганные глаза девушки. Испуганные и упрямые… Серые…

Вытереть меч об одежду убитого. Стянуть с пальца тяжелый перстень, бросить его на колени девушке, не обращая внимания на запятнанный кровью подол:

– Если при выходе из лагеря кто-нибудь остановит, покажешь кольцо. Дома выкинешь, чтоб не заподозрили в общении с… темными.

И уйти, не оглядываясь.

Скользнувшее по запястью холодное лезвие. Острая боль, ставшая за последнее время почти привычной, и по ладони течет тонкая струйка вязкой темной крови, сворачивающейся в новое кольцо-печатку на пальце. Пути назад нет, а впереди – пустота. Значит, надо проложить свою дорогу!

Царица Ночь удивлена. В голосе, раздающемся из-под нависающего капюшона, слышны встревоженные нотки:

– Зачем?! Эйсс-сийн был одним из преданнейших солдат! Он привел с собой несколько тысяч воинов!

Нельзя оглядываться. Нельзя смотреть на нее.

– Я сделал то, что должен был.

– И… не сомневаешься в этом?

Прямой взгляд:

– Ничуть!

Моя стража прошла спокойно. И тихо. Особенно если учесть, что даже после такого доброго и милого сна Дариэн наотрез отказался со мной общаться, тихо вздохнув что-то вроде: «Боюсь, Тьма коснулась тебя сильнее, чем я думал…» Но я же не делал ничего такого! Я просто запретил Элиа называть меня «милордом»! Я же не приказывал ей пойти и броситься со скалы?!

Тишина…

Выстояв положенный срок, я растолкал Аэлиниэль и снова задремал. Совесть, в лице благоразумного дедушки, продолжала молчать.

Да никто меня не касался! Ни сильно, ни слабо!

Я спал. Откуда-то я точно знал, что сплю и вижу сон. Вернее, не так: я знал, что все происходящее – сон. А еще я был уверен, что он мне о-очень не нравится…

Вокруг – стены. Знакомые, сложенные из темного камня, прохладного в жару и теплого в самый лютый мороз. Чуть шершавого, но… гладкого, как ни странно. Пальцы знакомо скользнули по краю каменного блока. Как когда-то давно, как в детстве…

Кардмор. Дом… Но неправильный. Вместо гобеленов – голые стены. Вместо цветных витражей – пустые окна, слепо глядящие во тьму. Такую же слепую – ни одного огонька, ни звезд, ни ветерка… Ничего. Голый пол, не прикрытый ни южными паласами, ни длинными дорожками. Даже факелы были зажаты не в вычурных держателях темной бронзы, на которых так удобно висеть, ухватившись за одну из петель, а в простых грубых кольцах, кое-как вделанных в стены. Так знакомо. И так чуждо…

Шаги гулко разносились по пустынным комнатам, в которых пахло не прогретым на солнце деревом и воском, а сыростью и плесенью. Мама никогда бы такого не допустила! Коридор, еще один, большой зал. В нем всегда было светло, а сейчас пусто и мрачно. Высокий закопченный потолок. Грубые балки… Где же резьба, витиевато покрывающая каменные колонны? Где взмывающие ввысь линии потолка?!

Пальцы скользнули по голому камню… Здесь все должно быть не так!

Поворот, стремительные шаги, и высокая, окованная стальными полосами дверь резко распахнулась… И еще один пустой зал за ней. Самый изученный. Больше всего врезавшийся в память. Он был символом Кардмора, его ликом, но сейчас… искаженным в угрюмой гримасе. Гримасе страха и обреченности.

Тронный зал. Здесь, у подножия высокого кресла отца, на ступенях, укрытых ворсистым хаттонским ковром, я малышом сидел, наблюдая, как послы разных стран склонялись перед Властелином, как кружились в танце пары на праздновании дня Талларика, как гвардейцы устраивали Танцы Стали – жуткие и чарующие…

Пустой, мрачный, затхлый, темный…

Нет!!! Этого не может быть! Не может! Это мой дом, и я никому не позволю его трогать, изменять! Гнев взмыл вверх колюче-обжигающей волной, с размаху ударил в виски, вырвался из горла хриплым, протяжным рыком. Словно желая покарать незримого обидчика, я, резко развернувшись, всадил сжатый кулак, покрывшийся черной чешуей, в стену.

Как ни странно, боли не было. Стена дрогнула, и по ней пошли волны. Попадающие в их поле предметы менялись, приобретая с детства знакомые очертания.

Удар, еще удар! Сильнее, жестче! Это мой дом! Волны стали выше, они вздыбились, ломая окружающее пространство и складывая его по-другому. Заново. Правильно! В стеклах вспыхнули витражи, подсвеченные снаружи солнцем. Широкая ворсистая дорожка расстелилась до самого подножия появившегося высокого трона. Дверь смялась, рванула вверх, обрела темные узоры и заблестела стальными накладками… Дом.

Из-за спины раздался удивленно-злой смех, и смутно знакомый голос протянул:

– Да-а-а-ар…

Обостренное чутье обожгло: «Враг!» Резкий разворот – и невысокая фигура, закутанная в темно-серый балахон, с шипением исчезает из сна.

Дом! Р-р-р-а-у-у!

Хищная улыбка обнажила в грозном оскале удлинившиеся клыки. На мгновение проявился и тут же исчез клинок. Недовольное передергивание плечами.

Дом… И никто не смеет его трогать!

Чуть слышный шепот…

Тьма коснулась тебя сильнее…

Тьма коснулась тебя…

Тьма коснулась…

Тьма…

Царица Ночь была в недоумении. Только что она привычно собралась посетить своего «верного слугу», приведя его в Цитадель. Но что-то пошло не так. Совсем… Окружавшее их подобие реальности дрожало и не хотело успокаиваться. А потом вообще случилось непонятно что! Кто-то разбил наведенный сон, сложив его заново! Надо же! Неужели этот мальчишка научился чему-то новому? Интересно, как?

Проскользнув в место возмущения, Царица мгновение полюбовалась высокой, затянутой в черные одежды фигурой и ласково окликнула своего паладина:

– Д-а-а-ар… – Такой наивный! Неужели он всерьез считает, что способен с ней справиться? Или будто бы она откажется от своего самого удачного эксперимента?

Резко развернувшийся на голос темный повел себя совсем не так, как ожидалось. Обдав ее радостно-презрительным взглядом, Властелин буквально вымел Царицу в Межмирье! И сейчас она пыталась понять: как смог Дар вытолкнуть ее из ею же созданного сна? И еще: с каких это пор у этого мальчишки зеленые глаза?..

Я резко подскочил и стал озираться по сторонам. Боги, это сон. Всего лишь сон… Странный, неприятный, но всего лишь… А сейчас… Сейчас уже наступило утро.

Аэлиниэль неспешно проводит гребешком по золотым волосам (лучше бы Шамиту расческу одолжила, а то у него на голове скийифа гнездо свить может!), вышеупомянутый оборотень изучает содержимое сумки (хвала богам, не моей! А то с такими покровителями…), пытаясь определиться, что же можно организовать на завтрак, а Элиа… Так, стоп! А где Элиа?! И Таша не видно…

– Сейчас подойдут, – откликнулась на мой молчаливый вопрос эльфийка.

Я, конечно, понимаю, что она Страж, но так…

Ой, да что это я разнервничался? В конце концов, все в порядке. Мало ли зачем они могли от нашего лагеря отойти? Прогуляться, воздухом свежим подышать, в конце концов. Вот только… Этот сон. И шепот. Ну не может же это быть на самом деле, правда, Дар?!

Молчание.

Да сговорились они все, что ли?! Я же ничего особенного не сделал! Я просто запретил называть меня «милордом»! Я не управлял ею, не заставлял ее подчиняться моим приказам, не… И тут из чащи донесся крик насмерть перепуганного ребенка.

Не сговариваясь, мы с Шемом ломанулись в кусты, спеша к источнику шума. Всего пара мгновений – и мы оказались на небольшой прогалине, посреди которой в испуге застыл демоненок, глядя на сидевшую на земле Элиа.

Девушка, закусив губу, зажимала ткань на бедре, а сквозь ее пальцы медленно сочилась темная густая кровь. Она не кричала, не плакала, и лишь бледность, заливавшая лицо, показывала, насколько ей тяжело.

– Текк мак’хеллам гер’тарааат! – ругнулся я. – Кто это тебя?!

Темная молча кивнула на кусты, в которые тут же влетел оборотень. А через мгновение вернулся назад, неся в руках спущенный самострел и кусок веревки.

– Он был кем-то настроен в кустах. Охотничий. Судя по высоте ранения – на кабана, не иначе, – высказался Шем, принюхавшись к ложу арбалета и поглядывая на девушку.

– Но легче нам от этого не становится… – задумчиво протянул я и осторожно присел перед замершим Ташем. – Ты не пострадал?..

– Она… Он-на прлт-тела п-п-рям н-над-до мн-н-ой… – заикаясь, ответил он, не отрывая от меня перепуганного взгляда. Глаза, и без того огромные, сейчас, казалось, занимали половину лица.

– Значит, цел? Тогда давай в лагерь, а то там Аэлин беспокоится… – Я аккуратно подтолкнул его в нужном направлении.

Малыш сделал шаг, другой и рванул так, что только пятки засверкали!

Проследив за демоненком, я развернулся к Элиа. Болт, тяжелый, зазубренный, валялся рядом. Похоже, девушка, почувствовав боль, не раздумывая, рванула его и… Результат, как говорится, налицо: плотные штаны темной были словно вспороты, да и рана выглядела… мягко говоря, страшно.

Так, хватит разглядывать, а то Элиа сейчас в обморок рухнет. Осторожно наложив руки на рваный край раны, я сосредоточился. Вокруг сложенных ладоней появилось слабое зеленоватое свечение. Кровь прекратила струиться, запеклась…

– Я не целитель, – не поднимая головы, тихо сказал я, – кровь остановлю, боль уменьшу, но это все, что я могу. Ты извини. По-настоящему вылечить…

Я же не виноват, что действительно не целитель! Это редкий дар. Очень редкий. Как среди темных, так и среди светлых… Вот бы где способности Марики пригодились.

Да и Аматы нет. Насколько я помню, служительницы Заркинского монастыря могли излечить практически любого. Даже без дара целителя. Их там в Заркине специально этому обучают. А умение Аэлиниэль здесь не поможет. Элиа – темная, наша магия не смешивается. Вернее, не совсем так: просто это очень трудно – темному лечить светлого и наоборот. Я же помню, как меня шатало после «светлого общеисцеляющего». И это меня! А обычного мага вообще бы убило…