Текст книги "Проза"

Глава вторая

…

Много лет прошло с тех пор, как умер муж у Клавдии, осталось она одна. И осталась доживать в том селе, куда муж её после свадьбы привёз. Село было богатое. У всех и скотинка водилась, и поля свои были. Что говорить, и детей можно было родить и вырастить не впроголоть.

Мужик исправный ей достался – работал от зори до зори. Она с детьми да со скотинкой управлялась. Сама деревенская, ко всему с измальства приучена. Так и жили. По воскресеньям в церкву ходили Бога благодарить да о дождике просить. Но приключилась однажды напасть.

Прознали мужики про серебряный ручей. Кто-то углядел, что в полнолуние вода наполняется серебром. И ринулись все к ручью за добычей.

А принесло это всем одно только горе. Серебро набрать мог каждый, хоть лопатой греби, но вот сохранить никому не удалось, потому как был секрет у этого серебра. Если от всего собранного богатства не уделить хоть одной горсти вдове или сироте, то таяло серебро прямо на глазах, превращаясь снова в воду!

Вот так и сгинули в деревне постепенно все люди, сначала мужья, после сыновья, а там и девки с бабами. Никому не удавалось справиться с жадностью и отдать малую толику нищему человеку.

Так Клавдия осталась одна одинёшенька в заброшенном селе. К ручью ходила с младшеньким сыном последний раз, умоляла его оставить серебряное дело. Не послушался, сошёл с ума и пропал сынок.

Но вот однажды пришёл в село монах. Молодой молитвенник решил восстановить заброшенный храм, и даже со временем монастырь здесь поставить. Он знал про серебряную лихорадку и хотел справиться с Божьей помощью со своей человеческой жадностью и, преодолев её, устроить Дом Божий на вырученные средства.

Однако промучился он со своей страстью без малого тридцать лет. И когда уже в округе осталось десять вдов на десять деревень, ему это удалось. Вот тогда и воздвигли вместо старого ветхого деревянного храма новокаменные стены женского монастыря, и вся утварь в нём была из серебра, и оклады на иконах серебряные, и иконостас посеребренный, и купол, и купель, и колокола, и кресты, и посуда в трапезной – абсолютно всё было из серебра. И принимала та обитель у себя всех без разбору вдов и сирот, всем уделяла питание и давала подъёмные ссуды на восстановление хозяйства.

Настоятель один раз в год уходил в лес к ручью, и по утру сестры медленно приносили в обитель корзины с серебром. И текла дальше монашеская жизнь как прежде.

Глава третья

Мокий достиг деревни к вечеру, постучался в домик у дороги. Клавдия впустила странника в дом. Накормила, постелила за печкой на лавке.

Мокий лёг спать. Утром засобирался было идти дальше, но Клавдия сказала:

– Постой, мил человек, ты у меня ел и пил, и ночь ночевал, а за добро добром отплатить не хочешь? Я вдова, живу одна, тяжко одной-то хозяйствовать. Подай, что Бог послал, сколько не жалко! – она вытерла руки об полотенце и протянула к нему ладонь.

Мокий улыбнулся и сказал:

– А и нет у меня ничего, прости за ради Христа, благослови тебя Господь на многая лета! Где не пройду, всюду в церквах о здравии тебя помяну! – и в тот же миг почувствовал Мокий, что хлынула у него из котомки вода, и вся спина намокла так, что хоть отжимай!

Увидела это вдова, всплеснула руками:

– Эх ты, божий человек! А того не знаешь, что, если хоть горсти серебра вдове и сироте не подать, то любое богатство рано или поздно исчезнет! – покачала она головой и ушла в избу.

Мокий сам не свой бросился в лес к тайнику. И что же. Увидел, как из-под земли просочилась вода и образовалась огромная лужа, медленно сверкая на солнце серебряными бликами.

Он не хотел верить такому несчастью. Остался ждать, пока лужа высохнет. Копал, копал да ничего не нашёл.

Посидел, поплакал. Вспомнил своё голодное детство, не устроенную молодость, и представил приближающуюся старость. И так ему стало горько, что и не рассказать.

Ну что ж, подумал он после, раз всё дело в милостыньке. Так ведь я же не знал об этом! Попытаюсь ещё раз.

И попытался.

Прожил в лесу месяц до следующего полнолуния, питался грибами да ягодами, рыбу в реке ловил. На заброшенной Пасеке даже раздобыл мёду. Срубил себе в лесу избёнку, из заброшенной деревни принёс кирпича, печку сложил и очень неплохо устроился на житьё! И терпеливо ждал полнолуния.

Время подошло, и Луна засверкала серебром в водах лесного ручья. Мокий взял корзину и отправился к ручью. Решил не жадничать. Спокойно набрать сколько сможет унести и вернуться домой. Но не тут-то было: захватило его за самое сердце серебряная ловля, и к утру вокруг него валялось так много серебряных самородков, что глаза разбегались.

К вечеру Мокий перенёс богатство в избу. Спрятал в подпол. Уснул. Когда проснулся, стал думать. «Как бы ни было жалко, а надо, чтобы остальное сохранить – с вдовою поделиться. Ой, да кто она такая, чтобы мне ей своё серебро отдавать! Почему именно ей, может, я лучше сиротку найду, да ребёнку подам, чем бабе этой непонятной!».

Как решил, так и сделал. Сложил в котомку самородки и отправился в обитель. Только из лесу вышел навстречу ему мальчонка. Сам босой, еле одет, глазёнки голодные. Смотрит по сторонам, где ягодка, увидит и стоит бедняга скорее в рот её собирает, да не жуя так и проглатывает.

Остановился Мокий и спрашивает:

– Чей ты сын? С какой деревни будешь?

– Тутошний я, дяденька. Мамка с батькой у ручья серебряного сгинули. Корова убежала. Один я остался. Никого в нашей деревне нет. В обитель иду, не могу один прокормиться.

– А и ты в обитель. Ну, попутчиками будем. Пошли хотя вместе?!

И пошли. Мокий всю дорогу думал, что надо бы мальчонке-то из своего серебра помочь. А с другой стороны обитель богатая, не обеднеет сиротку накормить раз другой.

К вечеру дошли до монастыря, постучали.

– Кого Господь привёл, – спрашивают из-за закрытых ворот.

– Из деревни тут мальчёнка голодный, накормите за ради Христа! – ответил за ребёнка Мокий.

– А сам чего же, человек Божий, не накормил его? – ответили громко из-за закрытых ворот.

– Так ведь у меня ничего за душою нет, как Бог свят! – перекрестился Мокий. И в тот же миг почувствовал знакомый мокрый след на спине. Мальчёнка посмотрел Мокию под ноги: тот стоял в луже по щиколотку. Ребёнок истошно завопил и бросился бежать, куда глаза глядят.

А Мокий, что было силы, помчался к себе в избушку.

В темноте падал, плакал, ругался, злился. Так и добежал, наконец, до домика. Влетел в горницу, открыл подпол, а там стоит вода и мерцает в свете лампады серебряными искрами.

Глава четвёртая

Утром вычерпал Мокий воду из погреба. Присел на траве и задумался: «И для чего ж ты мне Господи даёшь такое испытание непосильное. Свинья я невозможная, мало – жадина, так ведь ещё и врун! Вот ведь столько лет жил и не знал, какая же я свинья! Это ж надо, ребёнку пожалел на еду дать! Господи, прости меня окаянного!».

На следующий день пошёл Мокий к заутрени. Решил исповедоваться в жадности, трусости и лживости. И исповедался.

Когда служба закончилась, он наелся в трапезной, потом присел на крыльце. Закрыл глаза и сидел на солнышке, отдыхал. Рядом с ним присел настоятель.

– Ну что, Мокий. Я смотрю, и ты мокрый от нашего ручья ходишь.

– Да, отче, ваша правда – и я мокрый хожу.

– Ещё счастье попытаешь, или сдался уже?

– Попытаю, однако. Не часто в жизни я чудеса видал. Да, что говорить, такое чудо со мною впервые происходит. Не может быть, чтобы случайно!

– А и не случайно, Мокий, не случайно. Хочешь дам тебе один совет.

– Помогите батюшка, посоветуйте.

– Ты весь месяц до полнолуния ведь не в обители живёшь на милостыньке, ты, я смотрю, избу поставил, печь сложил, грибы да ягоды, да травы собираешь, да рыбу ловишь. Значит, мог бы своим трудом кормиться?

– Мог бы, батюшка, конечно. Пока ещё силёнка есть самому себя кормить.

– Так вот давай-ка я тебе помогу. Дам серебра на обустройство. Семена купишь, картошки, луку, скотинку какую, птицу разную, лошадку. Селись в любой деревне. Живи, как человек. И сначала научись от того, что сам делаешь отделять, хоть горсть, вдове и сироте. А когда привыкнешь ежемесячно милосердствовать, тогда через годик, не ранее, пойди опять к ручью и попробуй, набрав серебра, и им поделиться.

Встал Мокий, испросил благословение у настоятеля и пошёл к себе в лес в избу. Собрал там свои вещички и переехал в деревню, в которой вдова жила. Выбрал себе домик покрепче. Починил крышу, подладил забор. Поменял полы. Печку почистил. Навозил из лесу дров. На следующей неделе сходил на ярмарку. Купил лошадь и козу, да кур с петухом. Да десять мешков с картошкой. Да рожь на озимые.

И завертелось у него хозяйство. Мокий каждый месяц приходил ко вдове, то с овощами, то с зерном, то с молоком. То по хозяйству ей поможет, то так посидит, поговорит. Вдова к себе сиротку взяла. Одёжку ему сшила. Откормила с Мокиных подарков. Вот так месяц за месяц – и год миновал.

Мокий про ручей-то не забывал. Готовился. И вот в полнолуние пошёл к ручью за серебром. Набрал полный мешок, забросил в телегу и отвёз на лошади домой. А дома рассыпал его по полу и уселся любоваться. И до того ему опять жалко стало его отдавать, что расплакался Мокий, обнял серебро и так с ним в объятьях и уснул. А утром постучалась к нему вдова:

– Мокий дома ли? Прости, соседушка за беспокойство, соли не дашь маленько?

– Соли дам. Жди, сейчас выйду.

Мокий прикрыл рогожей серебряную кучу и вышел с солью на крыльцо.

– Вот соль, возьми соседка!

– Вот спаси тебя Господь, Мокий! А чего это ты такой помятый, али дома не ночевал?

– А ты не спрашивай, иди с Богом к себе.

Вдова ушла. Серебро осталось. Мокий обрадовался было. Но засомневался, а вдруг надо было не только соль, но ещё чего-то дать, может, и серебра? Хотя серебра ему так не хотелось отдавать! Так не хотелось…

Он догнал вдову, ухватил за руку и потащил к себе в избу:

– Давай, Клавдия, бери сколько хочешь, только быстро бери и беги от меня, слышишь?

Клава схватила несколько кусков серебра и помчалась к себе, что было мочи. Дома она схватила в охапку сироту, и они побежали в обитель. Она знала по опыту, что тот, кто делится серебром в первый раз, никогда не может с этим смириться. Тот обязательно придёт и заберёт своё серебро обратно. И чтобы не попасть под горячую руку, она решила бежать и переждать в обители какое-то время.

Глава пятая

Мокий закрыл дверь за Клавдией и обернулся к серебру. Оно не растаяло. Оно продолжало блестеть. Он собрал всё до последнего кусочка в сундук и накрепко закрыл крышку на замок. Сел на сундук сверху и молча ждал ночи.

В сумерки он снова пошёл к ручью и снова привёз мешок серебра домой. Положил несколько кусков на ладонь, пошёл к Клавдии ночью и постучал в окно:

– Клавдия, забери серебро!

Окно открылось от стука, но дома никого не было. Мокий забросил в окно горсть серебряных самородков и хотел уйти. Но повернулся и вошёл в дом ко вдове. Впотьмах он пошарил по полу, нашёл своё серебро и наткнулся на столе на те самородки, что она взяла у него вчера. Сунул всё в карман и вышел за дверь. В туже секунду он почувствовал, что из кармана полилась вода. Он рванул было домой посмотреть, что стало с серебром в сундуке. Придя, увидел лужу под сундуком. Вычерпал воду, вынес сундук сушить на солнце.

И разъярился, как бешенный зверь. Вернулся к дому Клавдии и запалил его.

В обители сестры увидели дым и сказали Клавдии, что ей некуда возвращаться домой.

Мокий поехал на ярмарку, продал козу и кур, купил водки. Вернулся домой и весь месяц пьянствовал, как падаль какая. Потом пришёл в обитель на исповедь. Исповедовался в пьянстве и любостяжательстве, в том, что сжёг дом у вдовы и сироты.

Настоятель после службы присел рядом с Мокием на лавочку побеседовать.

– Как поживаешь, Мокий? Воюешь?

– Воюю, батюшка, воюю.

– На вот тебе, не на водку. Верни козу и кур, и дом вдове поставь новый. Не унывай. К ручью пойдёшь через год. Но когда пойдёшь, зайди сначала ко мне за благословением, хорошо?

– Хорошо, батюшка.

И Мокий вернулся домой. Купил свою козу и кур новых. Постепенно разгрёб пепелище и поставил вдове новый дом. Сложил новую печь. Поставил забор. К зиме Клавдия и сиротка, которого прозвали Мавром, перебрались из обители в новое жилище.

Мокий, по прежнему, раз в месяц приносил им еды. Но не разговаривал и не смотрел в глаза.

Так прошёл год. И в назначенный час Мокий собрался за серебром к ручью. Но за благословением к настоятелю не пошёл. А сразу пошёл в лес. Всю ночь он собирал серебряные блинчики. Всё утро грузил их в корзины на телегу. Привёз домой. Но не стал разгружать. Пошёл за Клавдией.

– Клава! – крикнул он ей хриплым голосом, – Где ты, Клава?

Вдова не откликнулась. Она спряталась в сарае, когда увидела, Мокия с топором в руках. Мокий обыскал двор, глянул в сарай, посмотрел в подполе.

– Куда ж ты делась, горемычная! От тебя все мои беды! Не было бы тебя, горемычной и я бы остался с серебром! Выходи, тварь, я больше не могу тебя видеть!

Мокий кричал, что было силы, но бесполезно. Спустя какое-то время, он вернулся домой. На дворе всё так же стояла телега с серебром. Он погладил слитки руками, поцеловал их. Лёг на них сверху и вздремнул. Лошадь фыркала и мотала головой. Она не понимала, почему её не распрягают и не кормят.

Клавдия ночью тихо вылезла из-под сена в сарае и побежала со всех ног в обитель. Мавра она отправила в обитель ещё вчера, как только заприметила, что Луна становится совсем полной. Клава бежала и постоянно оглядывалась, не бежит ли за ней Мокий с топором. И прямо на него и налетела за последним поворотом к обители.

– Ну что, горемычная, попалась?

– Мокий, остановись, не надо, Мокий, не бери грех на душу! Не стоит никакое серебро человеческой жизни! У нас были такие как ты в деревне – убивали и вдов, и сирот. И они не стали богатыми от этого. Они покончили жизнь самоубийством или с ума сошли!

– Молчи, горемычная, молчи. Ты – зло, ты не даёшь мне разбогатеть. Ты забираешь мой хлеб и делишь его с чужим мне ребёнком, и продолжаешь быть нищей. От тебя одно мне горе.

Клавдия отходила от него подальше во время разговора и в какой-то момент решилась бежать к обители. Мокий бежал следом. Сестры уже открыли ей ворота. На последнем дыхании она упала за ворота и сестры скорее замкнули замки. Последнее, что она услышала, как в дверь обители врезался топор Мокия. Вдова потеряла сознание.

Глава шестая

Целый год стояла телега с серебром на дворе у Мокия не разгруженная. Целый год мимо него не проехал и не прошёл ни один человек. Видать, слух о том, что он чуть не убил Клавдию, ветром разнёсся по окрестным деревням. Да и сестры шёпотом предупреждали паломников об опасности. Теперь уже тайну серебряного ручья никак нельзя было умалчивать. Но её решили преподнести так, чтобы люди испугались болезни, которая якобы появлялась у тех, кто пил или собирал серебро в водах ручья. И ещё говорили, что живёт в заброшенной деревне человек больной на всю голову, после того как нашёл серебро в ручье. Он сумасшедший, и может убить даже.

Прошло несколько лет. Мокий каждый месяц ходил к ручью и набирал серебро. Раскладывал его сначала у себя во дворе, потом, вымостил им улицы в деревне. Облицевал свой дом серебром. Научился его плавить. Стал делать посуду серебряную, чеканить свою монету. Даже вылил пушку и серебряные ядра к ней. В общем наигрался серебром всласть. Раз в год ездил на ярмарку. Но никто не хотел продавать ему свой товар за его серебро. Люди говорили, что оно сиротское, а значит, в любой момент исчезнет.

И вот однажды к Мокию зашёл его старый знакомый. С ним они как-то ночевали в обители. Тогда Мокий был свободен, Мокий был просто паломником. Странствовал из обители в обитель и не имел угла, как Спаситель Мира, когда был на Земле среди людей. Ни к чему его душа не прикипала. Ни в чём он не искал утешения, как только в одной молитве. И всё, что Бог ему посылал, принимал с радостью и благодарностью.

– Здорово ли живёшь, Божий человек?

– Ого-го, это ж кого ветром принесло! Здорово, брат! Сам как?

Они обнялись. Зашли в дом. Паломничек поклонился, перекрестясь в сторону икон. Потом огляделся на роскошь серебряную. Прицокнул языком. Да брат, я смотрю ты вляпался в историю.

– И не говори, брат. Именно, что вляпался.

– И как выбираться думаешь?

– А никак не думаю. Живу тут сам по себе, как живётся.

– Ну, я смотрю, вокруг тебя такая красотища, а сам в ветхой одёжке ходишь. Что за притча такая!

– Так ведь никто не берёт моё серебро, ничего купить не могу.

– Вот оно как. И почему же?

– Не искуплено оно.

– Как так не искуплено, расскажи-ка, может быть я чем пособлю?

– Вот смотри: чтобы оно осталось как есть серебром, и люди на него товар продавали, надо с вдовою и сиротою поделиться. А я не могу, понимаешь, мне жалко отдать хотя бы малый кусочек.

– У, брат, да ты попал в самое пекло, в самый Ад! Значит, ты и мне не можешь ничего дать?

– Почему, бери! Для тебя, брат, не жалко! Мы с тобою несколько лет вместе по России от монастыря к монастырю ходили. Чего только не пережили вместе! Бери, сколько хочешь, бери!

– Ладно. Давай сколько не жалко. Сам знаешь, всякое в дороге бывает. Иногда, чтоб живым остаться, надо всё с себя снять.

– Знаю, брат. Я уж так этим серебром наелся, что скоро сам от него сбегу. А пока не сбежал – бери что хочешь!

И паломничек набрал серебряных монеток себе полную котомочку.

Распрощался с хозяином и прямиком отправился на ярмарку. Там нашёл нищую братию и роздал всё серебро вдовам да сиротам от лица Мокия раба Божия с просьбой помолиться о его здравии духовном. Народ услышал, как нищие стали громко благодарить паломника за подаяние и призывать имя Божие на милость рабу Божию Мокию, и пронёсся ветром слух по окрестностям, что сиротское серебро искуплено!

На следующий день мимо Мокия осторожно проехал на телеге купец.

– Эй, Мокий! Не пора ли тебе сосед ткани на платье купить?

Мокий купил. Съездил в город к портному, сшил платье новое. Купил новых кур и петуха молодого. Овец купил. Инструмент всякий.

Вернулся и видит, что всю дорогу, вымощенную серебром, люди разобрали. И с крыши у него серебро унесли, и весь дом обчистили. Рассмеялся Мокий, как ребёнок!

С утра собрался в обитель на исповедь. Исповедался.

Настоятель потом с ним на лавочку присел и спрашивает:

– Ну что, Мокий, победил?

– Бог спас, батюшка.

РАССКАЗЫ

Опять влюблена

В моём возрасте пора бы уже перестать замечать блеск, в глазах у мужчин, когда они смотрят в мою сторону. Пора бы уже заняться делом. Написать диссертацию, к примеру. Потом долго искать деньги на защиту и издание книги, без которой человечество просто не сможет двигаться дальше в своём развитии. А тут – банальная любовь! И ты прекрасно знаешь, что она неизбежно выйдет за все привычные рамки! Просто запрети себе его любить, и всё! Каждое утро говори себе, что ты его не любишь, и этот день проживёшь исключительно для себя и своих ближних. Но не для него! Нет, он не ближний. Потому, что он в тебе не нуждается. Значит он чужой. И жить для него не нужно. Ни сегодня, ни завтра – никогда.

Любовь мне всегда напоминает размазывание краски по стеклу: пошёл дождь и всё, что было нарисовано красиво, постепенно превращается в тихо расползающийся абсурд.

Именно так начинается теперь каждое моё утро. Я рисую себе самодостаточную картину о том, как я его не люблю. Потом я выхожу в Мир, и вся картина медленно размывается дождём судьбы, потому что всё вокруг напоминает мне о нём. И по другому никак не получается!

Вот здесь он паркует свою машину, там покупает булочки к чаю, а вот тут мы каждый день натыкаемся друг на друга, как бы случайно, и, делая удивлённый вид, говорим, перебивая друг друга: «О, привет, отличное утро сегодня!». И всё. Дождь окончательно размывает всю мою картину под названием «Я не думаю о тебе, потому что я тебя не люблю».

Да, так было целых полгода. Почему было, да потому, что сегодня я решила нарушить привычный сценарий раз и навсегда! Во-первых, я вышла из дома на час позже, во-вторых повернула в совершенно другую сторону от его парковки, булочек и места «внезапного взаимного приветствия». И что же, спросите вы, сработало? Ничуть не бывало! Его машина перегородила мне дорогу сразу после поворота к набережной и он, улыбаясь, предложил меня подвести.

Ну и ну! Дождь продолжал размазывать мою картину на стекле.

Улыбаясь ему в ответ, я села на заднее сидение, достала зеркальце и припудрила носик. «Разве я могла поступить иначе? Это было бы, по крайней мере, не вежливо, отказать знакомому человеку, предложившему услуги извозчика» – оправдывалась я сама перед собой.

– Отличное утро сегодня, – произнёс он раньше, чем я успела открыть рот для того, чтобы сказать нашу ритуальную фразу.

– Действительно, отличное, – откликнулась я.

– А почему Вы сегодня опаздываете? – спросил он.

– Просто проспала, и это удивительно для меня, – ответила я, не глядя на него.

Он посмотрел на меня в зеркало и улыбнулся.

«Ну и что ты улыбаешься, хотелось бы мне знать. Только спрашивать я об этом не буду!» – подумала я, а вслух сказала: – А Вы, почему выбрали сегодня другую дорогу? – «И зачем я это сказала?» – подумала я.

– Ха, а ведь я тоже проспал! И эта дорога самый короткий путь на мою работу, – сказал он и потёр нос.

«Э, брат, а ведь ты врёшь, пронеслось у меня в голове. Ты ждал меня. И увидев, что я поменяла маршрут, решил меня догнать. Ну и о чём нам может говорить такое не типичное поведение? Стоп, стоп, стоп. Только не надо сразу класть блестящую монетку внимания в копилку любви» – размышляла я, рассматривая его в зеркало, и чуть было не проехала свою любимую тропку к работе.

– Вот тут остановите, пожалуйста, мне удобнее выйти здесь.

– Но ведь я могу Вас довести прямо до самого подъезда?

– Да? Но я не хочу, чтобы Вы довозили меня до подъезда.

– Ну что же, как пожелаете.

– Благодарю Вас!

– И я Вас благодарю!

Я остановилась как вкопанная: – Простите, что Вы сказали?

Он улыбнулся одними глазами: – Да, благодарю, что наша утренняя встреча состоялась. С некоторых пор я заметил, что мы с Вами каждое утро приветствуем друг друга. И мне хочется думать, что это случается не случайно?

Теперь была моя очередь улыбнуться, и я улыбнулась, и не стала отвечать на его вопрос.

Весь день его голос звучал у меня в ушах, и приходилось всех, кто ко мне обращался, переспрашивать о том, чего они от меня хотят. Наконец, моя напарница не выдержала и воскликнула, потеряв терпение: – Может быть, у тебя в ушах вата? Ну, сколько раз я буду повторять тебе одно и то же! Дома детям и мужу повторяешь и повторяешь, хоть на работе не надо было, а теперь и тут повторяю и повторяю…

Я посмотрела сквозь неё, и она пулей вылетела из зала: – Это уже слишком! Мало не слышит, так и не видит в придачу!

А вечером меня ожидал сюрприз. С работы я вышла немного позже обычного, заплетающимся шагом дошла до того самого поворота, где утром он высадил меня из машины, и что же? Его машина стояла на том же самом месте, только ехать она собиралась в обратную сторону. Рядом с ней стоял он. И в руке у него была большая садовая ромашка. Он смотрел на меня и улыбался: – Вот и Вы, – весело сказал он и протянул мне цветок. Я понюхала ромашку, потом взяла её в руки и поблагодарила.

– Я подумал, что сегодня у меня есть время довести Вас и домой, если Вы, конечно, не будете против моего предложения.

Мотнув головой, я села на переднее сидение, потому что он открыл мне дверцу. Мы смотрели друг на друга и улыбались. Мы молчали. Потом он довёз меня до самого дома, вышел и открыл мне дверцу машины, подал руку, поцеловал мою, при этом наблюдая за моей реакцией.

– Это очень мило с Вашей стороны, но право же Вы меня смущаете! – промурлыкала я и побежала в подъезд. Взлетела по ступенькам и, быстро открыв дверь квартиры, забежала домой. И только тут выдохнула. Потом подошла к окну и увидела, что он машет мне рукой. Махнула ему в ответ и, отходя от окна подумала: «Да, кажется, кто-то влип в историю… ну и как теперь быть? Ладно. Что говорить? Поживём – увидим».

На следующий день мы не встретились, потому, что я заболела. Такое бывало и раньше за эти полгода. Ночью у меня внезапно поднялась температура, и я была вынуждена остаться дома. Утром я опять проспала час ритуальной встречи. Медленно сползла с тахты, подошла к окну и увидела через тюль его машину под окнами. Он вышел, посмотрел на мои окна и, не увидев меня, уехал. Так продолжалось целую неделю. А потом мы снова встретились.

Я не стала менять маршрут, как в последнюю нашу встречу. И сразу же наткнулась на него. Он только что купил пакет с булочками и развернулся, чтобы пойти своей привычной дорогой, но тут на его пути оказалась я и сказала: – Отличное утро сегодня!

Он кивнул, от неожиданности ничего не ответив. Почти не глядя на меня хотел пройти мимо, но вдруг остановился и спросил: – Я Вас ни чем не обидел в прошлый раз?

– Да нет, я просто внезапно заболела. И знаете, я каждое утро видела Вашу машину под моими окнами. Это было приятно.

– Я рад, я очень рад видеть Вас снова. Знаете что, я скучал о Вас!

Мы улыбнулись и смущённо отвели взгляд друг от друга.

– Хотите, я подвезу Вас на работу? – предложил он. Но я отказалась, сказала, что мне хочется пройтись по утреннему солнышку, ведь я всю неделю никуда не выходила. И мы расстались.

Целый месяц потом мы всё так же встречались на том же самом месте, чтобы пожелать друг другу доброго утра. И у меня внутри всё успокоилось. Мужчина, казалось, не собирался форсировать события. Мне тоже было некуда торопиться. Но час «икс», всё-таки, приближался, потому что я его любила и он, разумеется, это чувствовал.

Однажды вечером, возвращаясь с работы, я зашла в кафе и присела за столик на улице. Вечер был на редкость милым. Тёплый ветерок, ласковое солнышко и свежий букетик на кофейном столике располагали к приятной встрече. И она не замедлила случиться. Я уже просидела за чашечкой шоколада полчаса, когда его машина медленно вывернула из-за поворота. Он не заметил меня. Медленно вышел из машины, посмотрел на часы и вдруг оглянулся на кафе.

Я махнула ему рукой в надежде, что он увидит меня, он увидел, развернулся и пошёл к моему столику.

– Какая неожиданная встреча! Вы прекрасно выглядите, сударыня! И я очень рад Вас видеть! – он поцеловал мою руку и присел, придвинув свой стул поближе к моему стулу.

– Вы никуда, наконец-то, не спешите, я вижу.

Я мотнула головой.

– В таком случае позвольте заказать нам ужин, я сегодня так устал, что уже ничего не хочу готовить сам.

Мы кушали молча, иногда поглядывая друг на друга. Он доливал вина мне и себе. Вытирая рот салфеткой, привставал, чтобы поцеловать мою руку, и продолжал трапезу. Я слегка улыбалась и с удовольствием наблюдала за его неторопливыми манерами.

Наконец засветили фонари на набережной, и он предложил мне пройтись перед сном. Мы пошли.

Я взяла его под руку, он прижал мою руку к себе, прокашлялся и начал говорить: – А давайте познакомимся по-настоящему! Меня зовут Миша, а Вас как зовут?

– Меня зовут Мира, сокращённо от Мириам.

– Вот как. Забавно. Так звали мою бабушку.

– Да, действительно, забавно, моего деда тоже звали Михаилом.

– Хм, люблю совпадения, они роднят. Кем Вы работаете, Мира?

– Системным администратором, а Вы?

– Вот Вам ещё одно совпадение – я тоже системный администратор. А семья у Вас есть?

– Была. Муж умер три года назад, а дети выросли и уехали учиться. А у Вас, Миша есть семья?

– Не хочу показаться Вам странным, но семьи у меня никогда не было, и нет ни жены, ни детей. И не спрашивайте «почему», потому что я сам не знаю, почему.

Я посмотрела на него внимательно, он вздохнул, повернул мою руку ладонью вверх и погладил нежно своей ладонью.

Потом поцеловал и сказал: – Знаете что, Мира, можно я приглашу Вас выйти за меня замуж? Мне, правда, страшновато делать такое предложение впервые, но ведь Вы меня любите! И я уже слишком большой мальчик, чтобы ждать другого случая, жениться.

Если бы вы знали, как колотилось моё сердце, когда он это говорил! Но ведь именно этих слов я и ждала, мечтала их услышать именно от него! И вот теперь желанные слова сказаны, и мне надо ответить. Он замолчал, продолжая гладить мою ладонь. Мы стояли и смотрели друг на друга и сумерки становились всё гуще.

– Проводите меня, пожалуйста, домой, Миша. Я ждала этих слов и, скажу честно, они меня застали врасплох. Вот ведь как бывает! Любовалась Вами полгода, полюбила Вас, и как маленькая девочка не знаю, что теперь сказать.

Он обнял меня и стал не спеша целовать мои волосы, щёки, губы. И я почувствовала, что обнимаю его и мне приятны его медленные поцелуи. И я не заметила, как ответила ему «да».

Мы стали мужем и женой ровно через месяц. Причём он уехал на этот месяц к родне в Канаду и до самой свадьбы мы с ним не виделись. Вернулся с братом и сестрой, мама и папа его были слишком старые, чтобы приехать на свадьбу. Они поздравили нас по скайпу. Мои дети приехали поздравить нас с венчанием через неделю после бракосочетания. Мы прожили с Мишей ровно десять лет и ни разу толком не поругались. Но потом я снова осталась вдовой. Мы должны были вместе поехать на похороны его матери в Канаду, но в последний момент он сдал мой билет. Я плакала, а он гладил мою ладонь своей тёплой ладонью и приговаривал: – Ты скучай обо мне, пожалуйста. Пожалуйста, меня не забывай, я так тебе благодарен за любовь. Хочу, чтобы ты знала – я был счастлив с тобой. Не надо тебе лететь со мной, Мирочка.

Это потом я вспомнила, когда услышала, что его самолёт разбился над океаном, как он в последнее утро перед полётом вдруг проснулся ночью, разбудил меня и прошептал, что мама его не отпустит ко мне.

 
Словно песню древнего народа,
Словно мирра тонкий аромат,
Словно день с заката до восхода,
Словно свиток —
Жизнь, не развернуть назад.
Каждое своё воспоминанье
Тихим шелестом молитв благословлю.
Ветер северный неси моё дыханье
С песней Миры тая на лету.
 

Прошло три года после ухода Миши. Но я не влюблена больше ни в кого. Его портрет по-прежнему стоит на моём письменном столе. И я не собираюсь продавать его машину. Не собираюсь уезжать из нашей с ним квартиры. Даже мебель, которую купил и расставил Миша, переставлять не собираюсь. Каждое утро я хожу на работу нашим с ним любимым маршрутом. И я благодарна судьбе, что в нашем районе совершенно ничего не меняется и мне всё напоминает о нём, особенно, когда идёт дождь.