Текст книги "Рисовальщица пионов"

***

Когда болит голова или, к примеру, сломанная рука, ты видишь источник боли, можешь помочь, принять обезболивающее. А чувства что такое? Какая такая субстанция, откуда берутся и зачем? Со всеми органами все понятно, для чего они, с чувствами же сплошной туман, к какому органу относятся, где находятся и какова их функция? Вообще не понятно. Но мучают жестоко. Меня мучило унижение, оскорбление, предательство, крах. Я не могла сказать себе: стоп.

У меня нарушился сон, тряслись руки и все время давило за грудиной. Мама посоветовала принимать валерьянку, сказала, что это у меня от усталости и недосыпания.

Между загулами Игорь иногда отдыхал, осматривался в нашем доме, замечал меня и его пугало мое состояние:

– Да не пей эту валерьянку, а то на больную похожа. Посмотри на себя! Когда ты в последний раз улыбалась? И взгляд какой-то потусторонний! Ау! Ты где?

– Меня нет. Кажется, я убита.

– Что за бред? Кто тебя убил?

– Ты.

– Чем это я тебя убил?

– Изменой.

– Какой еще изменой? Ерунду какую-то говоришь! Измена – это если бы я полюбил другую, а я же тебя люблю!

Это теперь его жизненная позиция: если называть проблему не своим именем, то ее нет и не было. Он пытался убедить меня в пустячности происходящего, замучил соответствующими лекциями и разглагольствованиями.

– Ты поняла меня? – спрашивал он в тысячный раз.

– Конечно, поняла и давно, сразу же. Ничего сложного в твоих взглядах нет.

– Тогда почему я чувствую, что ты отдалилась, словно не любишь меня?

– Из-за предательства.

– Опять предательство! Причем тут предательство? Ты же сказала, что поняла меня!

– Поняла.

– Тогда ты должна была понять, что в изменах нет ничего страшного, они ничего не меняют.

– Это твоя точка зрения. У меня есть своя. Так трудно понять? Почему я тебя должна понять, а ты меня нет?

– Ты меня так и не поняла. Сейчас я тебе снова объясню все.

– Боже, хватит! Что за садизм! Спи с кем хочешь! Хоть с кошечками, хоть с собачками! Меня только оставь в покое!

– Говоришь это как чужому человеку! Еще и грубишь!

– Мой человек мне бы не изменил.

– Но это же я! Я был и остался собой, для тебя по сути ничего не изменилось. Что-то там узнала и все, подумаешь, ерунда! Принцесса какая, нельзя ей изменить! Любовь у нее сразу куда-то прошла! Много о себе думаешь!

– Если ты не перестанешь, у меня начнется истерика. Я от тебя устала, тебе пытать людей было бы хорошо, замучил бы всех своей навязчивостью. Оставь меня. Считай, как хочешь.

Но Игорь не отставал. Он завалил меня подарками, я так и не ношу все эти украшения, мне они неприятны. В тот год мы несколько раз ездили на отдых. Игорь покупал путевки в качестве сюрприза, говорил, что эти путешествия вернут меня. Предлагал даже восхождение в Тибет, но я не смогла, из-за подавленности как-то совсем не было сил.

Мексика, Сингапур, Бали, Таиланд, Шри-Ланка, то один рай, то другой прошли как в тумане, вторым планом. Насладится поездками мешало душевное состояние. Я все молчала, была потерянной, Игорь тормошил меня, возил по всевозможным экскурсиям. Судя по фотографиям, везде очень красиво и интересно, но мы их не смотрим, они ассоциируются с негативом. Я все думала: как теперь жить с ним? Он был мне неприятен, я брезговала им. И почему я не требовала развода? Что-то внутри меня оцепенело, заставляло страдать, но не разрубало проблему решающим махом. Как-то я превратилась в страдающую амебу. Иногда впадала в состояние анабиоза.

Может быть, нужно было с кем-то поделиться, но я сор из избы не выносила, не хотела слышать ахи и охи и видеть сочувствие. До сих пор не готова к этому.

Я знала, что Игорь продолжает общение, видела несколько раз высвечивающиеся сообщения на экране телефона. Как можно сочетать в себе то, что сочетал Игорь?

– Все продолжается? – я показала пальцем на сообщение в телефоне.

– Не могу же я обидеть человека и так сразу прекратить все, постепенно само сойдет на нет, мы не встречаемся, я только отвечаю на сообщения и так, чтобы все прекратилось.

– А меня почему можешь обижать?

– Да ты как сыр в масле катаешься и еще претензии имеешь, что тебя обижают? Ну, вообще, не обнаглела ли ты, девушка?

– Это называется подмена понятий, я тебе об одном, ты мне о другом. Раз я сплю на шелковых простынях, купленных тобою, то вполне могла бы ужаться и закрыть глаза на твои мужские шалости?

– Могла бы ценить это.

– То есть, если я не буду пользоваться шелковым бельем, а постелю бязь, ты мгновенно станешь прежним Игорем?

– Что?

– То, что ты зарабатываешь, не дает тебе право на измену и свободу поведения.

– Почему это? Я все решаю.

– Потому что каждый из нас делает свою работу, я рожаю, ты мамонта добываешь.

– Ты рассуждаешь не современно, не по-деловому. И потом, что за ценность такая – рожать?

– Хорошо, могу по-деловому: ты не обговорил со мной изменение договоренностей! Изначально мы строили наши отношения на взаимном доверии и верности. Ты не предупредил меня, что намерен нарушить взаимность и пуститься во все тяжкие. Ты ненадежный партнер, мошенник!

– Об этом надо предупреждать? Что за чушь? Я скрыть все хотел. Не знала бы ничего и жила себе нормально.

– Меня надо предупреждать, я не выношу лжи. Я хочу сама решать, на каких условиях буду жить. И я узнала.

– Я должен был вот так просто сказать, что хочу сходить налево?

– Да.

– И тебе это было бы нормально?

– Мне не было бы нормально. Я бы все равно переживала крах чистоты отношений. Но ты бы остался честным человеком для меня. Я ценила бы твое уважение. И мы могли бы остаться на равных, пусть бы каждый из нас попробовал вкус приключений. А ты решил за моей спиной поесть в одно лицо!

– Да так никто не делает, все обманывают.

– Ну и свиньи.

Мы ни о чем не договорились. Каждый из нас остался при своем мнении. И о чем можно договориться, если у одного нет раскаяния, а у другого доверия?

И вообще, не понимаю, почему любовниц нельзя травмировать, а жен можно?

***

Долго так и оставалось непонятным, что же у меня на сердце. Оно замкнулось и все, не подавало признаков жизни. Теперь я бы назвала свое состояние в тот период фрустрацией. От одного названия хочется сказать: «Бррр!» Но что поделать, было и у меня «глобальное разочарование вследствие неосуществления значимой для человека потребности». Посмотрела в словаре про фрустрацию. Точно – и гнетущее напряжение, и тревожность, и чувство безысходности, и потеря себя.

Было бы бессмысленно упрекать меня в том, что простить измены Игоря оказалось выше моих сил. Это было бы в принципе неверно. Для меня вообще не стоял вопрос о прощении. У меня был мир, в котором я и Игорь являлись невероятно сильными и лучшими людьми и могли противостоять всему на свете. Никто и ничто не могло свалить нас, пока мы смотрели в глаза друг другу и держались за руки. Игорь сам уставился в сторону и расцепил руки. Мой мир рухнул как глиняный колосс. Причем тут прощение? Извините, я нечаянно разрушил вашу планету? – Извиняю, но планеты уже не стало. Я не обижалась на измену – Игорь был врагом, разрушившим мой мир и меня.

Трудно принять новую реальность и определить в ней себя. В новой реальности мы меняемся, а если ты и сам был разрушен, то неизвестно, каким ты народишься. Я тогда себя не чувствовала, меня как будто бы не было.

Раньше в фильмах всегда удивлялась, чего это благополучные с виду люди литрами пьют успокоительное. Теперь сама чередовала валерьянку с Новопасситом. У меня стали выпадать волосы, в волнении я начинала заикаться. Поводы для волнения возникали часто, Игорь все не оставлял попыток убедить меня в том, что ничего страшного не случилось, постоянно поднимал эту тяжелую тему, нервировал меня.

– Ты что, с-садист? – спрашивала я. – Видишь, я х-хочу не думать об этом, а ты з-заставляешь!

– Да я хочу, чтобы ты признала мою правоту!

– П-признаю! Эт-то я украла золото партии и убила К-кеннеди! – выходила я из себя. – Т-ты любого д-достанешь!

Заикание сильно пугало, усилием воли я заставляла себя говорить медленно и четко, помогло. Игоря все это тоже сильно пугало:

– Что ты, честное слово, так реагируешь? Ничего страшного ведь не случилось. Все только в твоей голове, в твоем воображении.

Он прятал успокоительное, говорил, что это я из-за лекарств все время расстроенная, они на меня плохо действуют.

Выжидал какое-то время, потом начинал заново.

– Зачем тебе нужно переубеждать меня? – спрашивала я. – Для чего ты так уперся и терзаешь меня? Ты меня заставляешь вновь и вновь переживать этот стресс, я уже больше года в непрерывном стрессе.

– Если ты меня поймешь, то сразу поймешь, что все ерунда, посмеешься и будешь любить меня как раньше.

– Ты нормальный?

– Да, а что?

– Не прячься от правды, Игорь. Если ты отрицаешь что-то, это не значит, что ничего не было.

– Да что изменилось?! Все по-прежнему.

– Да, я по-прежнему варю борщ и пеку мясо, воспитываю ребенка и веду дом, в этом отношении ничего не изменилось. Но внутри меня всегда светился и грел стержень из любви, доверия, радости жизни, открытости и доброты. А теперь меня морозит и колотит от предательства, унижения, обмана, использования, у меня не стало стержня. И я унижена, понимаешь, унижена!

– А не надо об этом думать и все! И опять ты говоришь по-книжному! Вычитала где-то, что ли, про честь и унижение? Фигня это, в жизни так не бывает!

Что тут скажешь? Все уже сказано.

– Ты даже не посмотрела на Юлю, тебе на самом деле все равно, а строишь из себя страдалицу!

– Что мне на нее смотреть? Какое мне до нее дело?

– Все нормальные женщины любовницам волосы выдирают, а у тебя только ко мне претензии!

– Потому что это ты мне должен верность хранить, а не Юля.

Я никогда не понимала тех, кто выдирает волосы любовницам. Любовницы нарушают только женскую солидарность и строят свое счастье на несчастье другой женщины. Но должны женам мужья, а не любовницы. Если муж хочет гулять, то всем волосы не повыдергиваешь, логичнее мужу скальп снять.

– С тобой невозможно разговаривать, ты какая-то со странностями, нестандартная. Расскажи любому про твои реакции, все только удивятся и согласятся со мной, что ты странная. На Ольгу посмотри! Нормальная баба!

– Бедный, не повезло тебе. Может, не будешь мучиться?

– Буду!

Во мне не оказалось ни капли от Ольгиного характера. Я это я, другой человек, иная вселенная.

Никак не могла сойти с пепелища, все стояла на останках своего прошлого и настоящего, не понимая, что делать, как жить дальше. Чувства унижения и оскорбления были так сильны, что не давали мне успокоиться и почувствовать, что было у меня на сердце. Никак я не могла сдвинуться с этой точки, застряла на ней. Кошмарный период. Сплошной стресс.

***

Вывело меня из этого убитого состояния то, что я начала жалеть себя. Я стала спрашивать себя: «За что мне все это?» – и слезы выступали на глазах. Если возникает вопрос «за что?», значит, начинается жалость к себе. Не выношу жалости к себе, ни от себя, ни от других, это означает, что ты жертва. Участь жертвы мне не нравится. Кроме того, жалеть себя – тупик. Признать, что ты достоин жалости, значит, законсервировать это жалкое состояние. Надо действовать. Нужно задавать вопрос «зачем?» Он позитивнее и продуктивнее, направлен в будущее, а из прошлого извлекает только опыт. И я спросила себя: «Зачем мне все это?» Ответ, конечно, так сразу не пришел, но стало очевидно, что он есть и скоро станет известен. Ведь ничего не происходит просто так, все для чего-то. «Даже птички не просто так чирикают», – говорила бабушка. «А для чего?» – «Сообщают остальным птицам, что территория занята»

Мысль, что все для чего-то, меня очень приободрила, я встрепенулась и почувствовала интерес, как перед предвкушением узнать ответ хитроумной загадки. Любопытство и жадность к жизни остались при мне! Так захотелось узнать, для чего мне было послано предательство!

Оглядываясь назад, можно с уверенностью утверждать, что все события в моей жизни, нравились они мне или причиняли страдания, складывались так, чтобы подвести меня к самому главному и яркому этапу.

Я решила начать жизнь заново. С чистого листа. Без груза страданий. Потому что каждый раз, когда я видела Игоря, я травила свои раны, вновь переживала оскорбление и унижение. Это так больно, что хотелось избавиться от источника боли. Расставшись, каждый из нас мог жить так, как ему нравится, не убивая другого.

Мне нужен дом, который моя крепость. А Игорь мою крепость превратил в проходной двор.

Разводиться Игорь отказался категорически:

– У нас прекрасная семья, мы отличная пара, даже не думай! Все к твоим ногам, хочу, чтобы ты была счастлива и улыбалась как раньше. Не думай о плохом, и оно не будет отравлять тебе жизнь!

– Я тебя уже не люблю.

– Любишь. Просто обижена. Из-за такой ерунды не перестают любить. Не думай о плохом!

– Согласен, значит, что плохое есть? – вот зачем я это спросила? Какая мне разница, согласен он или нет, если я не хочу с ним жить? Господи!

– Ни с чем я не согласен. Не с чем тут соглашаться.

– Хорошо, давай о деле! – попыталась я быть деловой, раз он отмел главное, чувствительное. – Почему ты возражаешь? Представь, как здорово тебе будет. Делай, что хочешь, крути романы, ходи по ресторанам, никому не нужно отчитываться, никто не будет обижаться. Свобода – мечта мужчин!

– Мне развод не нужен.

– Почему? Не надо отказывать кисулям во встречах, терпеть неудобства…

– Меня все устраивает.

– Рассуди здраво! Если бы все устраивало, то левых связей не появилось бы. Сам же будешь счастливее.

– Я тебя люблю и хочу жить с тобой.

– Ой, неприятно слышать про любовь из твоих уст.

– Можно любить и изменять.

– Хорошо, люби на здоровье. Мне такая любовь противна. Я хочу развода.

– Ты ничего не получишь, тебе не на что и негде будет жить.

– Ты оставишь меня ни с чем?

– Да. Живи со мной и у тебя все будет.

Это был удар ниже пояса.

Если я чего и боюсь на свете, то это бедности. Не хочу больше быть бедной. Все наше имущество было записано не на нас, в начале двухтысячных при крупных покупках требовалось подтверждать источник доходов. В фирме Игоря тогда была двойная бухгалтерия и невозможно было указать, откуда деньги на квартиру и все прочее. Все оформляли на его отца. Я бы ничего не получила, мне это было обидно и страшно. После тяжелого студенчества безденежье пугало меня больше всего. Я не хотела оказаться на улице с ребенком на руках. С какой стати?

Я возвращалась к этому разговору еще несколько раз, надеялась, что Игорь подумает и согласится, но нет. Тогда, дождавшись очередного раза, когда Игорь сообщил о крупной прибыли, я предложила купить еще одну небольшую квартиру. Игорь сразу отрезал:

– Чтобы ты сбежала туда? Перестань думать о плохом, живи так, как будто бы ничего не случилось! Какая тебе разница? Ведь по отношению к тебе я не изменился!

Что правда, то правда, в рамках семьи для меня он ничего не жалел, доходов не скрывал, баловал. Но Игорь хотел сидеть на двух стульях. И жена, и любовницы. Моим представлениям о супружеских отношениях, о семейной жизни это никак не отвечало, не укладывалось в голове, уничтожало меня унижением, а он недоумевал и твердил свое:

– Что такого, почему ты так резко реагируешь? Тебе нет ни в чем отказа и не будет! Я люблю только тебя и не собираюсь уходить. Если я и провожу с кем-то часок-другой, то с радостью потом еду домой.

– Да нужен ты мне после кого-то!

– Гордая больно! Это атавизм, гордости давно не существует. Надо жить в удовольствие и все.

Какой искренний эгоизм, какая убийственная простота! Это нормально? Раньше он таким не был. Хотя, каким таким? Заботливым и вежливым был и остался. А про то негативное, что открылось в нем, он, может, и сам не знал, повода не было узнать.

Теперь я постоянно узнаю в нем что-то новое. Например, у него обнаружилось своеобразное желание делать всем хорошо. Я уже знаю, если Игорь ни с того ни с сего предлагает съездить за продуктами, спрашивает, не нужно ли чего, это значит, что потом он не будет ночевать дома. Он так заглаживает вину, оправдывает сам себя, и создает себе пространство для отступления. Причем сам категорически отрицает эту свою манеру.

– Тебе в магазин не надо, Март?

– Ты хочешь уехать из дома?

– С чего ты взяла?

– Два дня дома ночевал, засиделся, видимо. Теперь пора уехать, вот ты и заглаживаешь это.

– Ой, что ты все придумываешь! Надоели мне твои мозги! Проще надо быть! Если надо в магазин, то поехали.

Вечером, после магазина, он начинал собираться.

– Значит, все-таки ты уходишь, и я ничего не придумывала?

– А я нужен? Все купил, все сделал.

– Так я была права?

– Не была! Я только что узнал, что надо по-быстрому по работе встретиться.

– По-быстрому – это до завтра? Ты ведь завтра вернешься?

– С чего ты взяла?

– Имею некоторый опыт: ты принял душ, побрился и почистил зубы.

– Ну и что, я был несвежий.

– Работу зовут по-прежнему, Юля?

Игорь делал обиженное и оскорбленное лицо и громко хлопал дверью. Возвращался на следующий день, говорил, что я его обидела, и он ночевал у друга.

А когда я его не «обижала» подозрениями, ему приходилось придумывать причины отсутствия. Они всегда были «случайными»: случайно выпил, остался ночевать у друга, случайно заговорился допоздна на встрече и заночевал в офисе и прочее. Иногда ему было трудно что-то придумать, он начинал мямлить, я приходила на помощь:

– Затрудняешься сказать, почему не пришел? Забыл? Котлеты были слишком горячими, ты обиделся и ушел.

– Какая ты злая!

– Вот и помогай людям! Ты же сам не смог быстро сказать, я тебе версию подкинула.

– Могла бы промолчать и сделать вид, что все нормально. Безжалостная ты, нет в тебе женственности. И женской мудрости нет.

– Действительно!

– Улыбнулась бы, обняла меня и позвала бы ужинать. Все были бы в хорошем настроении.

Это мужская логика? Как мерзко. И я должна жить в этой мерзости из-за собственного страха перед бедностью. Можно сказать и резче: я плачу своим достоинством за обеспеченность. Или еще безжалостнее: я продала себя. Понимала это, не уважала себя и надеялась, что мы выстроим отношения так, чтобы никто не платил и не получал сверх того, что сам отдает и получает. Я сама себе была гадка своими заявлениями о поруганной чести и, вместе с тем, собственной трусостью перед трудностями.

Какое-то время в самом начале истории с изменой я Игоря ненавидела, потом стала просто презирать. Затем к нему уже ничего не чувствовала, потому что стала презирать себя за постыдную гибкость и согласие на неуважение к себе. Презирать других можно, только если сам на высоте, а я показала себя жалкой приспособленкой, тут уж нос не задерешь.

Надеюсь, когда придет время узнать «зачем мне все это?», это «зачем» окажется стоящим всех моих душевных мук!

И я, и Игорь тогда показали самые неприглядные стороны своих натур. Было еще неизвестно, что дальше мы друг в друге откроем.

***

Со временем поняла, как Игорь воспринимает свое поведение, почему не видит причин моих страданий. Нас с ним он воспринимает так же, как когда он жил с родителями. Сыном при родителях он уходил, приходил, развлекался, как хотел, и ему всегда улыбались, рады были видеть, беспокоились, ужинал ли, заботились. Им было достаточно, что у него все хорошо, что он счастлив, доволен и наконец-то вернулся домой. От меня Игорь ждал такого же родительского отношения, его напрягала необходимость придумывать объяснения, он буквально страдал от этого и жалко кривился. Да, ему нужна женщина-мать, которая довольствовалась бы его наличием в своей жизни и сыновей заботой с его стороны.

Угораздило же меня вляпаться в отношения мать-сын!

Зато на меня, как я говорю, сошла вселенская мудрость. Не требуем ведь мы от лимона, чтобы он был помидором. И не обижаемся на собаку за то, что она собака, а не колибри. Так и от человека бессмысленно ждать того, чего он не в силах сделать в силу индивидуальных психологических особенностей. Бессмысленно плакать, сожалеть, посыпать голову пеплом – каждый из нас такой, каким родился, каким задуман судьбой и небесами и должен пройти свой путь. Я тоже должна не плакаться и требовать перемен, а идти вперед с учетом имеющихся данных.

Философски пошмыгав носом, я нашла способ принять нас в новом качестве: теперь буду я -снисходительная родительница и Игорь -заботливый сынок. Он получит родительское понимание с моей стороны, как ему и требуется, а я – обеспечение. Короче, я собралась замуж по расчету.

Мне тогда все нужно было облекать в слова, давать четкие формулировки, обязательно говорить о своих решениях. Pacta sunt servanda, договоры должны соблюдаться. Молчать в тряпочку и тихо приспосабливаться еще было не про меня. Сказала Игорю, что увидела всех нас новыми глазами. Раз мы оказались в такой ситуации, когда у него возникла непреодолимая тяга к любовным приключениям, и расставаться со мной он не хочет, а идти мне некуда, и Герке нужен отец, то мы просто будем жить как давно и хорошо знающие друг друга люди, как родственники. Я готова попробовать жить по-новому, буду относиться к нему как к родственнику, родственников ведь не выбирают, принимают как есть. Дальше посмотрим, загадывать трудно, слишком свежи раны и не пережиты эмоции. Да и собственные душевные силы и резервы мне неизвестны, смогу ли я поменять свои взгляды, принципы, установки.

Игорь на меня ужасно обиделся, стал обвинять:

– То есть, если бы тебе было куда уйти, ты бы ушла?

– Ну да.

– Зашибись! Ты меня совсем не любишь, не ревнуешь! Какие ужасные слова ты мне говоришь: то уходи, то ты свободен, иди, гуляй, то давай разведемся, теперь родственники. Я для тебя никто, да?

– Приехали!

– Ты за меня совсем не хочешь побороться?

– С кем мне бороться? С Юлей, Катей, Валей? Что мне с ними бороться, если ты утверждаешь, что они тебе не важны?

– Все равно, надо бороться.

– С кем? И за что?

– Хоть и со мной. Следила бы за мной, ревновала.

– Мне невольник не нужен, я не надсмотрщик.

– А мне нравится, чтобы за мной следили, ревновали, звонили постоянно.

– Помнится, ты всегда утверждал обратное.

– Теперь я по-другому считаю.

– Я проще тебя, у меня одна пятница в неделе. И у меня свое отношение к любви. Я ценю, когда говоришь человеку: «Ты свободен!» – а он отвечает: «Да, я свободен, и я выбираю тебя и ограничусь тобой, остальные для остальных» Следить, угрожать, умолять – это не мое. И ревновать тоже бессмысленно, когда человек твой, то он итак твой, а когда он выбрал другого, то он, вроде, уже и не твой, что уж! Извините, как говорится, вам не повезло. А я не считаю, что мне всегда должно везти.

– Это правильно, конечно. Я тоже так считаю. Но иногда мне хочется и другого, чтобы ревновали и следили.

– Пошел в жопу!

– Что?!

– Для такой простой женщины как я, ты слишком многолик и сложен. Ты предпочитаешь сомнение, угрозу, это тебя заводит? Я же однозначна: полюбила, выбрала, буду верна, адреналин только в совместных приключениях.

– Тебе проще.

– Так я же предлагала расстаться. Для тебя это возможность найти девушку, которая обеспечит тебе и слежку, и ревность, и бурю в стакане. Что ты отказываешься? Может, еще подумаешь?

– Кошмар какой-то! Ты меня уговариваешь на развод, перечисляешь выгоды.

– Хорошо, давай не делать резких движений, раз мы к ним не готовы. Время нам поможет.

– Злюка бессердечная! Нет бы поплакать, приласкаться ко мне, сказать, что любишь, как все нормальные женщины. Я бы тебя пожалел, помирились бы и жили дальше.

Я могла только удивляться его словам: неужели кто-то себя так ведет? Да, так Ольга себя ведет. Мне это не подходило, ничего из того, что Игорь предлагал мне сделать, во мне не было, ничего такого я не чувствовала и не хотела.

Со временем я утвердилась жить в свое удовольствие исходя из существующих реалий. «Идти мне некуда. Главное сокровище моей жизни – ребенок, он заслуживает всего лучшего, в том числе и полную семью. Денег полны карманы. Танцуй, пока молодая! Прежнего Игоря нет, а нынешнего вполне можно воспринимать как заботливого родственника. Брак по расчету, а что? Можно попробовать. Обеспеченна и морально свободна. Да это мечта для многих!» – говорила я себе в сотый раз. Окрыляло меня это? Нет. Грязь не окрыляет, даже если проявлять чудеса остроумия и каламбурить, что навоз питает и из него вырастет что-то замечательное.

Аутотренинги годны не только для того, чтобы преодолеть себя для чего-то хорошего и смелого, но и для того, чтобы уломать себя на плохое. Вот на что я тратила свои мозги и силу!

Подстегивал к сделке с собой еще и инстинкт жизни, который явно утомился от забвения за прошедшее время и теперь рвался неудержимым потоком. Я все чаще проявляла снисхождение к себе, закрывала глаза на протесты совести. Я так соскучилась по жизни! Хотелось наслаждаться каждым днем. Гори все синим пламенем, любовь эта, идеальность! Значит, мне суждено пережить что-то другое, раз это пропало!

Нам ли быть в печали? Вариантов всегда много. Особенно тех, что ведут в ад.

***

Понемногу я снова стала улыбаться, возвращалась из небытия. Накупила новых платьев, обуви, бижутерии, пару сумочек. Со всеми своими переживаниями я давно ничего себе не покупала, не до того было, и все безнадежно устарело. Проштудировала модные журналы, изучила тенденции макияжа текущего сезона, остановилась на образе от Диор, мне очень шли глубокие глаза в стиле актрис немого кино и губы нейтрального оттенка, до весны так прохожу. Любовалась на себя в зеркало и чувствовала, что жить приятно.

Отправив Геру в сад, до трех или четырех часов я была свободна. Свободна на женский манер, конечно, бегала по магазинам, готовила, убирала, гладила, ездила по инстанциям и прочее по необходимости. Мне стали говорить, что теперь можно выходить на работу. Но я хотела исполнить свой родительский долг по максимуму. Гера был чрезвычайно чувствительным ребенком, кто-то падал, а больно становилось ему; может быть, прозвучит метафизически, но у меня было ощущение, что ему нужна моя внутренняя энергия, его нельзя оставлять на других людей, он станет слабым и испуганным. Он мой вампир в каком-то смысле, черпал во мне силы. Пока он внутренне не окрепнет, его нельзя оставлять на чужие души. Есть такие дети; как и другие, которые сами растут как трава. И отец ему был нужен, малышом Гера смотрел на Игоря такими сияющими подобострастными глазенками, словно ждал от отца чуда; сколько раз приходилось подсказывать этому охотнику, чтобы хотя бы погладил сына по голове!

Я была активной мамой и выложилась, чтобы мой сын получил блестящее образование и был уверен в себе, чтобы в будущем его знания дорого стоили на рынке труда. У нас не было финансовой необходимости в моей зарплате, поэтому я посвятила свое время не своей карьере, а будущему Германа. После сада водила его на английский, рисование, борьбу, шахматы, в бассейн. Перед сном занималась с ним, развивала память и логику. Дни летели паровозом, приближалась школа.

Мне хотелось, чтобы Герман свободно говорил на иностранных языках. У нас в районе есть школа с языковым уклоном, отбор туда жесткий и учебная нагрузка серьезная. У них есть подготовительный класс. Сходила я в эту школу, узнала требования приема на подготовку, ознакомилась с тестами для поступающих, поговорила с психологом и логопедом. Еще раз убедилась в известном: хочешь жать – сей. Мне разрешили присутствовать на тестировании мальчика, чтобы я получила представление о сути этих тестов и требованиях к ребенку. Пятилетний мальчик не справился со многими заданиями, проверка шла в довольно быстром темпе. Например, не смог показать руками, где это «из-за спины», «из-под стола». Споткнулся на детенышах курицы, лошади, коровы, собаки, не назвал множественное число от слова человек. Не назвал треть предметов, которые должен был запомнить на картинке. Его мама подняла крик, когда им отказали в приеме, уверяла всех, что он умный. Ей сказали, что ребенок не сразу понимает задание, он не будет успевать за остальными детьми, он устал и растерялся на десятой минуте, что ему здоровее будет учиться в обычной средней школе, где нагрузка проще. Я и сама разволновалась, ну и требования! С ребенком надо заниматься, чтобы был толк, чтобы он привык трудиться. Мне объяснили, какой критерий основной при приеме в спецшколу – психологическая готовность к учебе, умение слышать учителя и сосредотачивать внимание. Я спросила, как определить, готов ли ребенок слышать учителя на уроке. Оказывается, это легко понять: если в семье ребенок с одного раза делает то, что ему говорят, то он умеет слышать и понимает, что нужно выполнить сказанное. Например, если малыш идет кушать сразу, как его позвали, то он и тетрадь достанет сразу, как велит учитель.

Приучаю теперь Геру, очень хочется, чтобы он выдержал эти тесты и испытания и учился в спецшколе. Он такой умный! И это не слепая уверенность любящей мамы. По-моему, есть связь между умом человека и его чувством юмора. У Геры с юмором все на удивление в порядке, он даже подтрунивает надо мною. Например, когда я иду слишком быстро и тяну его за руку так, что он переходит на рысь, то он выдает что-то типа: «Дааа, кажется, мама хочет оторвать мне руку!» Мне становится смешно, ведь другие дети его возраста просто упираются и хнычут. Горжусь им!

Но раз или два в неделю я проводила свои полдня для себя! На выставках и в музеях, слушала лекции, выступления хора монахов в усадьбе бояр Романовых, концерт органной музыки в католическом соборе Петра и Павла. С выставки творений Кристиана Диора вообще уходить не хотела. Золото Трои и сокровища индийских махараджей напомнили мне, как я зачитывалась мифами и легендами Древней Греции, и Рамаяной, грезила древними мирами. Какие красочные издания были у нас! Тогда старые тюлевые занавески служили мне то сари, то туниками, превращая в Елену или Ситу. Красную точку на лбу я рисовала фломастером, а греческие сандалии мне по просьбе папы сплел старый сапожник-армянин. Теперь же меня до невозможности впечатляла надпись под каким-нибудь ювелирным чудом: «Из частной коллекции семьи N***» Это заставляло мысленно воскликнуть: «О-ля-ля! Кто-то гордится перед соседями чешским сервизом «Мадонна», а кто-то разрешает выставлять в музеях мира семейные сокровища». Когда я увидела анонс выставки сокровищ Топ-капы, то потянула с собой подружек посмотреть на портрет Роксоланы, надо же было удостовериться, что она вовсе не сверкала красотой. Удостоверились – не сверкала.

Кому что нужно, чтобы ожить: мне нужно находиться среди красивых вещей, получать духовную пищу, информацию. Это моментально раздвигает границы моего мира, сужает рамки собственных горестей, встряхивает мое жизнелюбие и заставляет двигаться вперед, навстречу жизни.