Текст книги "Против всех"

Урок 4. Просвещенный национализм

Где могут встречаться настоящие либералы с идеологом русского национализма? Ну, конечно же, во дворце. Во фраках. Разве можно о хачах – и без фраков?

– Ну я ж говорил, что не налезет, – основатель проекта «Спутник и погром», корежась, пытался хотя бы не порвать пиджак.

– Ну как же ты, Егор, так отожрался? – расстроился Красовский, оказавшийся в итоге единственным опингвиненным собеседником.

– Это я еще похудел на восемь кило. С вами похудеешь вообще, – Просвирнин плюхнулся на стул перед камином. Кристина в парчовом платьице с любопытством села напротив.

* * *

Собчак: Кристина, скажи, у тебя в классе ребята в основном по национальности русские?

Кристина: Ну, у нас мальчик есть. Он темнокожий.

Собчак: Прямо черная кожа у него?!

Кристина: Его зовут Элвин. Он три языка изучает: русский, потом немецкий и азербайджанский. Элвин у нас обычно дерется.

Собчак: Понятно. А он тебе нравится?

Кристина: Нет.

Собчак: Почему?

Кристина: Потому что он темнокожий.

Собчак: Кристиночка, кто-нибудь из учителей не рассказывал вам, что на самом деле люди из разных стран, независимо от цвета кожи, разреза глаз и языка, на котором они говорят, – они все равны?

Кристина: Я знаю, просто он еще учится на двойки.

Просвирнин: Вот в этом проблема. Либеральные диалоги звучат красиво, возвышенно, а когда переходишь к конкретному Элвину – то «двойки и дерется». Идеология национализма в том, что это идеология реализма. В Америке национализм привел к созданию мировой супердержавы.

Собчак: Простите, но Америка как раз классический пример мелтинг-пота, где перемололись все национальности.

Просвирнин: Это и есть национализм – когда людей ассимилируют в американскую нацию. Просто у нас национальностью называют то, что во всем остальном мире называют этничностью.

Собчак: В этом смысле я согласна. Почему тогда и нам всем не быть россиянами?

Просвирнин: А каковы квалифицирующие признаки россиянина? Что касается русской нации – это, конечно же, великая русская культура, великая русская история, великий русский язык. А что такое основа россиянской нации?

Собчак: Все то же самое. Просто это называется «Россия».

Просвирнин: Тогда у нас получается, что значительная часть Кавказа – не члены россиянской нации, да? Они с трудом говорят на русском языке, они совершенно отрицают русскую культуру и русскую историю.

Собчак: А если это человек, который живет здесь, говорит прекрасно на русском, но его зовут Умар Джабраилов?

Просвирнин: А кто-нибудь самого Умара Джабраилова спрашивал, он себя русским считает?

Собчак: Сейчас спрошу. «Кем ты себя ощущаешь – россиянином или чеченцем». (Пишет SMS.)

Красовский: Нет-нет, русским или чеченцем.

Собчак: «Русский» – плохое слово, ребята.

Красовский: «Русский» – плохое слово! Что и требовалось доказать. (Кристина, сидевшая до этого перед камином, с интересом взглянула на взрослых.)

Собчак: Мне кажется, приписывать характеристики всей нации – это начало фашизма.

Просвирнин: Простите, если у нации нет характеристик, то нации не существует.

Красовский: Какие общие характеристики у русской нации?

Просвирнин: Для русских в силу достаточно долгой зимы и достаточно холодного лета характерна психология долгого бездействия, сменяющаяся очень быстрой авральной работой. Двадцать лет спали на печи, тут – раз! – проснулись, давайте Крым присоединять.

Собчак: Какие еще характеристики?

Просвирнин: Огромная нечувствительность к потерям, делающая русских практически идеальными солдатами.

Собчак: Третье.

Просвирнин: Это, конечно, фатализм и равнодушие к смерти. Давайте посмотрим на реакцию на теракты в России: да, скорбь, все плачут, но никаких последствий. Отменили выборы губернаторов и все. Это звучит, простите, почти комически.

Собчак: Ну, вот вы говорите, фатализм и отсутствие страха. Но вот напугали всех этой Болотной, посадили пару десятков человек, и все затихло.

Просвирнин: Какое отношение русские имели к Болотной? Отличие Болотной от Майдана очень простое: на Майдане был украинский национализм, а на Болотной русского национализма не было.

Красовский: Подождите секунду…А почему мы решили, что кто-то испугался?

Просвирнин: Там кто-то со сцены орал «хватайте вилы, пошли бить ментов»?

Красовский: Кто-то вышел и сказал: «Мы не будем договариваться с Путиным». Я в тот момент наблюдал все это со стороны, но люди, с которыми я потом работал, в это время находились в Кремле, и они уже собирали вещи. Минаев публично рассказывал, что приехал в «админку» и, говорит, там были пустые коридоры, на третьем, на шестом. Люди просто тихо начали уходить, как в 1991-м. Все перепугались нереально.

Собчак: Хорошо. На Болотной не было русского народа. Я хочу, чтобы это было зафиксировано.

Просвирнин: На Болотной по большей части были читатели журнала «Сноб». Я не думаю, что они русские люди.

Собчак: Вот по этому принципу, что они читают «Сноб»?

Просвирнин: Слушайте, я открыл сегодня «Сноб», там половина текстов про Украину, и все в стилистике немецкой листовки: «Рус, сдавайся. Бросай винтовку, у тебя нет ни единого шанса выжить». Это значит, люди не ассоциируют себя с русской нацией. Видите ли, принадлежность к русской нации – это политический контракт между индивидуумом и нацией. Этот контракт может заключаться, а может разрываться. Ксения, если вы сейчас напишете о сборе средств в помощь семье Павла Губарева, народного губернатора Донецкой области, которого сейчас посадила СБУ, – я думаю, что значительная часть людей, которые раньше распространяли слухи о вашем еврейском происхождении, тут же признают вас русской.

Красовский: (к Собчак) Зато твои еврейские друзья не будут с тобой общаться.

Собчак: Еврейское происхождение мешает человеку стать русским в нашем государстве?

Просвирнин: Человеку мешают стать русским крики «Рус, сдавайся!». Вы можете стать русским человеком, если будете отстаивать интересы русской нации.

Собчак: Я поддерживаю, например, то, что сейчас происходит в Крыму.

Красовский: И я.

Просвирнин: Плюс десять очков к русскости.

(У Собчак с Красовским в кармане лежали билеты в Крым, так что плюсы к русской карме были им нелишни. Кристина устало дожевывала торт. Был второй час ночи.)

Красовский: Скажи, пожалуйста, а какое будущее ждет Кристину, когда ей будет двадцать лет?

Кристина: Да, какое будет будущее?

Просвирнин: Хорошее. Наши победят.

Красовский: Не ври. Скажи, пожалуйста, Кристина, а тебе хотелось бы, чтобы следующим президентом нашей страны был… Как твоего этого одноклассника зовут? Элвин? Такой как Элвин. Или ты хотела бы, чтобы президентом был русский?

Кристина: Русский.

Собчак: (поперхнулась) Я протестую.

Красовский: Почему тебе хотелось бы, чтобы президент был русский? Просто скажи, что ты думаешь.

Кристина: Я просто хочу, чтобы президент был такой же, как и…

Красовский: И ты? И большинство твоих одноклассников?

Собчак: Хватит подсказывать девочке. То есть ты бы хотела, чтобы президент был россиянином?

Просвирнин: Русским.

Кристина: Президент должен быть таким же, как Россия.

Красовский: А какая страна Россия?

Кристина: Хорошая.

Красовский: А вот ваша учительница в классе как говорит про наш народ – россияне или русские?

Кристина: Русские.

Собчак: Русские. Понятно. Хорошо.

Красовский: Белый город. Великая Вологда.

Просвирнин: Надо переезжать в Вологду, конечно.

Собчак: Какая красивая девочка. Кристин, спасибо тебе большое.

Просвирнин: Какое-то у вас, Ксения, траурное лицо стало.

Собчак: Почему траурное? Ну, пока она ребенок. Естественно, она так говорит.

Эпилог. Кремль

– Мы обещали показать ребенку Кремль, – Красовский победительно улыбался. – Что там великий Слава?

– Ну что, я послала ему вопросы, а он отказался. Написал: «Наличие четвертого вопроса делает мое участие в проекте невозможным. Есть корпоративная этика. Есть».

– Боже, о чем ты его спросила-то?

– Спросила, можно ли любить Родину и ненавидеть Путина.

– Ну, молодчина. Пойдем возьмем интервью у Аллы Гербер.

– Зато Джабраилов прислал ответ. «Я считаю, – сообщал Умар, – одновременно себя и чеченцем, и россиянином».

– Ну как все они, как все. Только я тут честный русский, – вздохнул Красовский, пиная брусчатку Красной площади. Кристина с Ксенией стояли в толпе налетевших на них детей. «Ксения, мы вас любим», – кричали дети.

– Красовский, попрошу это зафиксировать. Маленькие гаденыши меня любят, – крикнула Собчак.

По соседству всеми пятью рубиновыми звездами светила людям главная корпорация страны.

Часть третья
Исконно няш

Ну кто же тогда мог знать, к чему приведет авантюра с присоединением Крыма по-быстрому, в обход всех международных норм? Многим, и мне в том числе, казалось, что можно только порадоваться за крымчан, которые вроде бы в большинстве своем все-таки этого хотели. В какой-то момент я даже была готова рукоплескать российским властям – хотя бы за то, что все обошлось без кровопролития. Это сейчас я могу увидеть ситуацию в более широкой перспективе… а потому всплескивать руками, вскрикивая «Ну как же так вышло?!» и «Что же теперь делать?!», порой представляется мне единственной адекватной реакцией.

Мы приехали в Крым, когда никто еще не понимал, что все происшедшее – не просто повод наделать футболок с принтами, прославляющими подвиги «вежливых людей», а историческое решение, расхлебывать последствия которого придется как минимум всей Европе, не говоря уже о поколениях – дай бог, чтобы не больше двух – россиян. Наталья Поклонская казалась нам тогда милой и смешной, опасения проживающих в Крыму украинцев – преувеличенными, верноподданнический восторг определенных слоев населения – вполне естественной реакцией на резкий поворот истории.

Я прошу читателей не судить нас строго. В те дни весной 2014 года мы увидели Крым так. А поехать туда еще раз и проверить тогдашние ощущения мы не можем: это было бы нарушением законодательства суверенной Украины.

(Май 2014)

Исконно няш

Проведя в середине апреля три дня на освобожденных территориях Российской Федерации, Ксения Собчак и Антон Красовский встретились с соотечественниками и поговорили с ними о будущем Крыма

В начале было слово. И дал его мужчина, о котором, в сущности, не было известно ничего. Только имя – Саша. Сашу рекомендовали в очень авторитетной и значимой организации как человека порядочного и ответственного, но – главное – решающего любые крымские вопросы.

1. Куратор

– Ксения, вы с Антоном можете приезжать на референдум безо всяких опасений, мы вам все организуем. Даю слово. И на участки отвезем, и с правильными людьми повстречаем. – Голос в телефонной трубке звучал перспективно.

– А с Чалым нам интервью организуете? – нагло поинтересовалась у Саши Собчак.

– Ну вот с Чалым не уверен, а с Аксеновым попробуем.

– Ребят, я лично против, чтоб вы ехали сейчас, – принялся канючить Усков на редколлегии. – Поймите и меня, сейчас любое ваше появление в Крыму будет расценено как провокация.

– Блин, Усков, ну я-то за русский Крым, Путин – мой кумир теперь. Почему не сейчас-то? – удивился Красовский.

– Ну потому. Еще ничего написать не успеете, а вас там снимут в ваших тельняшках – и все. Нет «Сноба». Давайте все же обождем пока, – рассудительно пробурчал Усков, опрокинув стакан шардоне.

– У меня как раз есть альтернатива, – оптимистично закричала Собчак. – Школа минета. Давайте все учиться сосать.

– Теперь только учиться сосать и остается, – хмуро буркнул Красовский, хлопнув дверью.

– Ну а что он обижается-то? – удивился Усков. – Через месяц поедете.

Через месяц Собчак снова позвонила Саше. За это время о нем стало известно немного больше. Во-первых, появилась фамилия – Бородай. Во-вторых, изменился масштаб фигуры: из безымянного куратора Саша превратился во всесильного демона «Русской весны». Он мелькал то в Севастополе, то в Донецке. Писали, что вчера утром видели его на баррикадах Славянска, а вечером уже на совещании в Луганске.

– А мы бы вас все равно не пустили тогда, – неожиданно объявил дававший слово Саша. – Прямо в аэропорту бы развернули.

– Ну это было бы даже лучше, – ответила Собчак, – какой прекрасный вышел бы репортаж.

Саша, привыкший, видимо, за последние месяцы управлять судьбами народов, немного обалдел от такой наглости: «Ладно, давайте через недельку приезжайте, я пока на Юго-Востоке, а потом вам все организую».

– На Юго-Востоке? – обрадовался Красовский. – Тогда едем срочно. Пока всех этих кураторов нет на месте.

На следующее утро заспанные герои приземлились в русском Симферополе. Бизнес-класс, под завязку укомплектованный серьезными людьми чиновного вида без единой спутницы-дамы, деловито поспешил к выходу. Сойдя с трапа, Собчак уверенной походкой пошла к черному микроавтобусу с надписью VIP на лобовом стекле. У автобуса стояла красивая улыбчивая девушка, окруженная высокими хмурыми молодыми мужчинами в черных румынских костюмах. По однообразным квадратным носам их туфель и форменным подергивающимся желвакам можно было вычислить, что мужчины встречают московских гостей не по дружбе, а по службе.

– Нам сюда? – Собчак словно кремлевским пропуском помахала перед глазами у грустных своим посадочным в бизнес-класс.

– С чего вы взяли? Вам – туда, – грустный кивнул головой в сторону набитого пассажирами эконома автобуса. Тем временем улыбающаяся девушка распахнула дверь вип-кареты сошедшему с трапа мужчине. Мужчина тоже был невесел, его черный костюм, судя по крою, был сшит в Италии, мягкие туфли – где-то там же. По всему было видно, что служит он в той же организации, где и встречающие, но чином значительно выше.

– Безобразие какое, – Собчак с возмущением втискивалась в автобус с лохами из эконома. – Это ж нарушение всех правил перевозок.

– А ты Бородаю пожалуйся, – прохрипел Красовский, придавленный к дверям мускусной полной бабой-начальником.

Оказалось, впрочем, что до выхода метров двадцать, и вся эта катавасия с автобусом затеяна, исключительно чтобы помучить сто пятьдесят человек. Пограничный контроль-то убрали, а привычка издеваться осталась. Если русский человек утратит эту привычку, если у него вдруг пропадет желание унижать другого русского человека, то Россия падет, исчезнет, сотрется с карты мира и из памяти народов.

Весь следующий час, покачиваясь уже в «мерседесе» на кочках крымских дорог, Красовский думал об этой странной русской потребности. Потребности, сделавшей эту нацию такой непобедимой и уязвимой одновременно. Привычка унижаться спасала русских во всех бедах, при всех нашествиях и войнах. Потребность унижать сплотила русскую империю, покорила соседние народы, поставила на колени два континента. И где бы сейчас волею судеб ни оказывался русский человек, именно невозможность удовлетворить эту потребность вызывает в нем страдания и ностальгию.

Только рабы способны обеспечить империи мировое господство, и только рабам так просто верится в то, что они и есть господа. Именно поэтому с такой радостью жители Крыма встретили на своих улицах суровых людей в камуфляже, которые вмиг заставили подчиниться и самих крымчан, и их недавних украинских хозяев.

2. Виноделы

– Приехали, Красовский. Хватит спать, – Собчак бодро выпрыгнула из минивэна прямо на распаханную грядку.

– Это что такое?

– Виноградники, идиот.

И действительно, по всем склонам холмов, в долине и вдоль дороги, утыкаясь в горный сосновник и прячась в расщелинах скал, росла лоза. Аккуратные столбики, перевязанные проволокой, издалека напоминали шикарно устроенные минные поля.

– Это у нас каберне, а это мы посадили 10 гектар барберы. Я, кстати, Паша Швец.

Невысокий, сноровистый и явно оборотистый человек подал руку Ксении, когда та неуклюже споткнулась об обломок известняка.

– Это ваше все? – спросила Собчак.

– Наше. И хотим сейчас еще немного докупить, – Паша махнул рукой куда-то в сторону Чуфут-Кале.

– И это все имеет смысл? – удивилась Собчак. – Кому-то нужны эти ваши вина?

– Посмотрите, какая почва. Это же известняк. В этих широтах, когда не слишком жарко или холодно, такие почвы есть только в Бургундии. Крым – место, где могут и будут делаться настоящие великие вина.

– А как же вы все это поливаете тут? Воду-то вам хохлы отключили, говорят, – зевнул Красовский.

– А винограду вода не нужна. Чтобы получилось настоящее вино, лоза должна мучиться. Она должна сквозь этот камень пробиться и сама дойти до воды.

– Вот так же и русский человек, – вздохнул Красовский. – Если не пострадает, так дрянью и помрет.

– А тут, глядите, мы сделаем ресторан.

Между виноградниками на холме шла стройка.

– Думаете, сюда будут ездить? – удивилась Собчак.

– Еще как. Я вам гарантирую, что через пару лет тут будет Мекка экотуризма.

– А сейчас где бы нам перекусить? – оглядываясь по сторонам, спросил Красовский.

– Ну поехали уже в Севастополь. Там отличное есть место.

На летней веранде под раскидистыми платанами сидели несколько человек.

– Это, кстати, наши коллеги, – сказал путешественникам Швец. – Владельцы компании Esse, тут это главный производитель нормального вина.

– Ой, Ксения, Антон, это вы? – удивилась симпатичная блондинка.

– Вы и меня знаете? – ошарашенно спросил Красовский.

– Ну конечно. Мы все время читаем ваши репортажи. Я Марианна.

– А давайте мы тогда к вам подсядем, – предложила Собчак. – А вы нам заодно и расскажете, как у вас все устроено.

– Прекрасно, – улыбнулся седоватый качок. – Я, кстати, Руслан.

– Руслан у нас несогласный, – хихикнул Швец.

– Как у вас бы сказали – майданутый, – продолжал улыбаться Руслан.

– Ну это я уже по улыбке понял, – подозрительно прищурился путинист Красовский. – Наши люди просто так не улыбаются. Ну рассказывайте, почему вы нашего Путичку ненавидите?

Руслан: Да не ненавидим. Просто мы хотели, чтобы он у вас остался.

Собчак: Ну и что, вам плохо будет? Теперь вот вы в России, у вас бизнес больше.

Руслан: Мы, в принципе, в Россию продавали, и проблем не было никаких. Но при этом у нас был рынок Украины, который в перспективе имел даже больший потенциал развития. Хотя, конечно, потребителей в Москве и в Питере больше, просто по количеству и по богатству. Но с точки зрения национальной преданности у украинцев это больше развито. То есть в Москве, что бы мы ни рассказывали, будут пить Италию, Францию в большинстве случаев.

Собчак: То есть вы против России голосовали.

Руслан: А мы вообще не ходили. Референдум-то нарисованный был. Смысл ходить? Мы, наоборот, попытались собраться, 20 человек с украинским флагом. Ну нас побили жестоко. Вот, например, мы майдановцы, и есть условный лагерь антимайдановцев. Ни те ни другие реальности не знают, но мы мечтаем о чем-то. Наша мечта – это права человека, право выбора, право собираться на митингах, право доступа в интернет, чтобы никакой сука Колесниченко мне не перекрыл сайт. Право перемещаться по миру. Это вот, для меня это ценность. Это мечта, это будущее. А какая мечта у Антимайдана?

Красовский: Гарантированные пенсии в два раза выше.

Руслан: Это материальное.

Красовский: Материальная мечта – это нормальная мечта. Ее можно потрогать.

Собчак: Много людей, которые думают так, как вы?

Руслан: Мало. «Зомби» смотрела фильм с Бредом Питтом? Вот приблизительно так мы и живем сейчас. Ходим аккуратненько, не привлекаем внимания. Потому что, если ты побежишь, за тобой побежит толпа всех этих вежливых людей.

Красовский: Сейчас мы влетели в Крым, и это такое довольно унылое впечатление, скажем честно. Город Симферополь – это прямо печалька.

Собчак: То есть Антон хочет сказать, что, может быть, для Крыма будет лучше, что сейчас Путин. Любим мы его, не любим, но для него это новая игрушка. Он будет вкачивать сюда деньги, будет расти экономика. Мы летели – весь бизнес-класс забит чиновниками. Люди приезжают сюда что-то там мутить, шуршать. Может, все-таки лучше будет?

Руслан: Нам надо дать возможность. Не надо нам давать деньги. И Украине не надо давать деньги. Украине не надо мешать. Дайте возможность.

Собчак: Ну, вы же занимаетесь бизнесом, вы должны понимать в экономике. Вы понимаете, что сейчас Украина реально банкрот.

Руслан: Ребята, давайте скажем так: да, банкрот. Мы не будем разбирать, почему. Банкротство – это не конец жизни. Начинаем с нуля. Тяжело будет первое время, согласен. Антон, я хочу сказать, не все в деньги упирается. И не все в пенсию. Вот я даже так думаю: сколько я готов зарабатывать? Допустим, я зарабатывал миллион долларов. Готов я зарабатывать 200 тысяч долларов, но имея те ценности, те свободы, которые я перечислил? Вы знаете, готов.

Собчак: Большинство не готовы, понимаете?

Руслан: А это другой вопрос. Я понимаю, большинство. Особенно здесь, в Крыму, в восточной части Украины.

Собчак: Вы обсуждали, что дальше делать?

Руслан: Уехать мы не можем. Потому что виноградники не выкорчуешь, никуда не пересадишь. Мы остаемся. Сейчас у нас вопрос, что нам делать – получить вид на жительство, то есть отрекаться от гражданства российского? Это облегчит выезд за границу, но, с другой стороны, мы понимаем, что часть ограничений уже есть в законодательстве России. Владеть сельхозземлей иностранцам нельзя, допустим. Ну, это полбеды, это можно скинуть на родственников, создать компании. Вопрос в другом: мы не знаем, как сейчас будет ситуация разворачиваться дальше, в горячую фазу переходить.

Собчак: Ну и что вы решили с паспортами?

Руслан: Мы склоняемся к виду на жительство. То есть я не знаю. Я сам русский. Я родился в Симферополе. Мариша родилась в Севастополе. В принципе, по культуре мы все равно русские. Но мы из-за всей этой аннексии стали какими-то националистами украинскими. Хер его знает, как так получилось.

Красовский: А с чего все началось?

Руслан: Чалый здесь собрал 10 тысяч горлопанов, действительно реальных, но мало что понимающих.

Красовский: Чалый – уважаемый мужик?

Руслан: Он реально уважаемый человек. Он не подлец, как многие, кто рядом с ним стоит. Он собрал 10 тысяч народа. То, что это люди-зомби, но они искренние зомби, тоже реально. Я не буду говорить, что они пришли за деньги, не буду обманывать.

Марианна: Нет, они не проплаченные.

Руслан: Эти 10 тысяч человек – да, они были искренние. Но это не та энергия, понимаешь? Все-таки для меня Майдан – это положительная энергия, это энергия вверх. А эта энергия вниз, это некрофилия, это кладбище, это «будем охранять могилы наших отцов и дедов». Это не будущее, это прошлое, понимаешь? Поэтому без «зеленых человечков» эта энергетика бы рассосалась, растворилась.

Красовский: Вот вчера понимающий человек Кашин опубликовал такую фоточку в твиттере, скриншот с его телефона. Типа: «Мне звонили три человека – Тимур Олевский с “Эха Москвы”, известный борец за, так сказать, независимость Украины. И два неопределенных номера». И я вижу, что один из этих номеров – это куратор юго-востока.

Собчак: Вот этот Саша?

Красовский: Саша, да. И я пишу Кашину: «Кашин, а что ты можешь про Сашу сказать?» На что Кашин мне пишет: «Не буду тебе говорить, меня еще убьют». В итоге у всех ощущение…

Марианна: Гаденькое.

Красовский: Что ты делаешь что-то не то, да. У всех. Даже у тех людей, которые делают что-то правильно.

Марианна: На самом деле разница между Киевом и ситуацией здесь в том, что люди там не обливали Россию грязью. Никого Россия в этой истории с Майданом не интересовала по большому счету. Не про Путина была история. Мы, может быть, иллюзии строили на этот счет. Мы-то думали, что не про Путина, а на самом деле-то про Путина!

Собчак: Для него это блестящая возможность, помимо всего прочего, еще и показать, чем может закончиться любой бунт, любая революция. Теперь этим можно пугать еще три поколения.

Павел: Не, ну есть тоже вопрос такой. Реально ли те механизмы майдановские сработали? Есть пословица: революцию делают романтики, а благами ее пользуются подонки. Что будет дальше, тоже не совсем ясно, да.

Руслан: Вот у меня друг в Одессе производит шампанское «Французский бульвар». Он позвонил мне: слушай, как-то не поднимается рука не платить налоги. То есть я же понимаю, что страна в таком состоянии – надо платить. Раньше я бы просто скрыл их, оптимизировал.

Собчак: Такой патриотический настрой есть?

Марианна: В Киеве то же самое…

Павел: Вот, вы говорите, что я толерантен и осторожен, но тоже, понимаете… Смотри, какое небо!

Над столом фиолетовой густотой нависло южное крымское небо.

Небо накрыло бухту, поросшие белыми холмиками домов склоны. В небе плыли боевые корабли и прогулочные катера, мороженщица, экскурсоводы, гопники и менты. В небо воткнулся выросший из него же памятник погибшим морякам, в небе утопал весь этот благословенный поднебесный край. И только люди в камуфляже, вальяжно разгуливавшие по вымокшей в небе набережной, были чужие тут. С земли. С большой земли.

– А хорошие эти ребята винные, – задумавшись сказала Собчак, забираясь на катер.

– Давай напяливай, – Красовский всучил подруге теплый полосатый тельник. – Надо же как-то порадовать читателей традиционными колядками. Ты морячка, я моряк.

– Ой, Ксенечка, – улыбнулась монотонная экскурсоводша, – так вам идет. Такая честь для нас.

– О-о-о-о-о, Собчачка, – кричали вслед небесные гопники. – Сфоткайся с нами. Давай.

Но Собчачка не хотела фоткаться, она хотела поскорей спуститься с этих небес и вернуться на свою милую удобную и серую землю.

– Поехали, Красовский. У нас сегодня еще компьютерщик этот запутинский.

– И татарин антитатарский, – вздохнул Красовский.