Текст книги "Против всех"

Глава пятая. Офис компании «Евросеть», Беговая, 3

Малис – президент компании «Евросеть», человек в костюме без размера и цвета – такие носят все правоверные евреи. Кипа на заколке, ботинки с тупыми носами. Он сидит на самом верху бизнес-центра в районе Третьего кольца: железнодорожные пути, ипподром, вдалеке все те же кремлевские звезды в кофейной пенке. По стенам развешаны портреты каких-то раввинов, цитаты из Торы, на двери – обращение к извращенцам, позаимствованное из Книги Притч Соломоновых (10:9):

«Кто ходит в непорочности, тот ходит безопасно, а кто извращает пути свои, тот будет наказан».

Пару дней назад «Евросеть», которую Малис возглавляет, официально закончила все контрактные отношения с безуспешно разыскиваемым Иваном Ивановичем.

Собчак: К сожалению, мы к тебе пришли по поводу все той же истории, которая вроде для тебя уже закончилась. Все-таки почему ты сказал, что Охлобыстин ушел сам? Охлобыстин же признался, что это было твое решение. И почему оно было принято не сразу?

Малис: Нужно понимать, что Охлобыстина достаточно сильно развели. Это ведь только часть его слов.

Собчак: В этом-то вся суть развода: человек сказал правду.

Малис: Человек говорит то, что ему нравится говорить в данный момент, особенно артист. Мы много общаемся с артистами, у них немножко детский взгляд на вещи.

Собчак: Артисты жадные сукины сыны. Чтобы Охлобыстин сам ушел из «Евросети», потому что кто-то ему позвонил, – в жизни не поверю. Охлобыстин деньги любит, за деньги маму в цирк сдаст. Поэтому я не верю, что он мог от тебя уйти сам, Саш, при всем моем уважении.

Малис: Охлобыстин мог зарабатывать на роликах, и я могу сказать, что вопрос не снимать его в роликах даже не стоит. Как только у меня будет креатив, который будет ему подходить, я позвоню и предложу ему ролики.

Собчак: Правильно ли я понимаю, что гомофобия сегодня в России хорошо продается?

Малис: Я скажу тебе честно: есть некоторые вещи, которые очень хорошо в России продаются. Очень хорошо продаются наркотики. Я уверен, есть еще масса вещей, которые очень хорошо продаются, но которые мне западло продавать.

Собчак: Не считаешь ли ты, что сегодня продавать Охлобыстина – это продавать гомофобию?

Красовский: А продавать гомофобию – это как продавать наркотики, тоже западло.

Малис: Наверное… Если через месяц у меня появится хороший креатив под Ивана Охлобыстина, мы начнем замерять, с чем он ассоциируется. И если мы поймем, что не с тем, какой он артист, а с тем, что он гомофоб, – для меня это будет серьезный выбор. Я бы этого не хотел.

Красовский: Я как единственный пидорас за этим столом хочу сказать, что не вижу ничего плохого в том, чтобы быть гомофобом. С моей точки зрения, всегда есть люди, которые кого-то не любят.

Малис: Я тебе скажу как единственный еврей за этим столом: человек антисемит не потому, что он хороший или плохой, – он сделать с собой ничего не может.

Собчак: Но есть антисемиты, которые это скрывают, а есть, которые выбирают это своим жизненным кредо.

Малис: Я не знаю, что лучше. У меня есть много людей, с которыми у меня хорошие отношения, и они прямо мне говорят: «Ну прости вот, не в обиду, все в тебе хорошо, но…» А когда человек скрывает, поверь, это гораздо хуже.

Собчак: Хорошо. Ты скрываешь, что ты гомофоб, или нет?

Малис: А откуда ты знаешь, что я гомофоб?

Собчак: Я много общалась с твоим братом, который очень подробно мне рассказывал об иудейском вероисповедании, иногда даже больше, чем мне хотелось.

Малис: Ксюша, скажи, пожалуйста, я люблю лобстера или нет?

Собчак: Лобстера – нет, ты не можешь их есть, для тебя такой еды не существует. Это некошерно.

Малис: Но скажу честно: когда едят лобстеров, некое желание попробовать у меня есть. Но я его не ем, потому что мне нельзя его есть. Я точно знаю, что написано в Торе: евреям нельзя заниматься гомосексуализмом. Но не могу сказать, что гомосексуализм – это какая-то вещь, которая противоестественна для человечества. В Египте почти все мужчины были гомосексуалистами. В Греции почти все мужчины были гомосексуалистами. Это в истории человечества было всегда.

Собчак: А в Торе, прости, как конкретно написано?

Малис: Евреям нельзя быть гомосексуалистами.

Собчак: Это грех?

Малис: Это нельзя. Это инструкция к применению этого мира.

Собчак: А какое-то оценочное осуждение гомосексуальных связей есть в иудейской вере? Что это ужасно, что это отвратительно, что такие люди подобны животным?

Малис: Смотри: если гей еврей, его надо убить. Про остальные национальности в Ветхом Завете ничего не написано.

Собчак: Правильно ли я понимаю, что если перед собой ты видишь еврея-гея, то ты обязан его убить?

Малис: Нет, конечно. Потому что там же написан и способ: должен быть специальный суд из семидесяти человек, которые знают семьдесят языков, и так далее.

Красовский: То есть это классическое еврейское лицемерие. Убить пидора невозможно все равно.

Собчак: Существует определенная параллель между гонениями на евреев, геев, на любую социальную группу, неважно, по принципам национальности, расы или сексуальных предпочтений. Ты – человек, который всю жизнь соблюдает свой религиозный канон, пытается делать бизнес честно и правильно, – оказался впутан в очень сомнительную историю и не сделал сразу решительного шага. Тебя внутренне не гложет, что так получилось?

Малис: Ксюш, люди, от которых зависит мое материальное благополучие, требовали сделать это прямо сразу. С другой стороны, была какая-то другая часть общества…

Красовский: То есть акционеры требовали, чтобы вы его уволили? То есть позвонил Михаил Маратович и сказал: «Значит, так, увольняем мудака»?

Малис: Михаил Маратович не позвонил, но некоторое требование от разных людей достаточно высокого уровня было.

Собчак: Алишер Усманов? Или кто?

Красовский: Думаю, все-таки либо узбек, либо еврей.

Собчак: Мне кажется, узбеку по фиг. Кроме того, он сидел. Не может узбек и бывший зэк заступаться за геев.

Малис: Ксюша, я все равно не скажу[1]1
  В телефонном разговоре Михаил Маратович Фридман подтвердил, что беседовал с Александром Малисом о заявлении Охлобыстина.


[Закрыть].

Красовский: А это, кстати, с хорошей стороны характеризует этого человека.

Малис: С другой стороны, была другая часть общества… Для меня в этой ситуации как раз достаточно решительным поступком было высказать мое мнение, что я его не уволю за это, но при этом не поддерживаю.

Красовский: Понятно. А вот если бы Иван Иванович Охлобыстин все-таки сказал то, что он думает на самом деле, – что в печь надо не только геев, но и евреев? Вы бы задумались о том, уволить его или нет? Или тоже сделали бы такой мужественный шаг и написали, что вы за плюрализм?

Малис: Задайте более сложный вопрос. Если бы он сказал, что он против Путина конкретно, уволил бы я его или нет?

Собчак: На это ты скажешь: «Ну, условия в бизнесе такие, что если ты против Путина – ты не можешь работать на большую компанию, у меня акционеры».

Малис: Я бы его не уволил, но я уверен – и такие случаи, скажем, в моей жизни были, – что человек бы сам уволился достаточно быстро. Иногда для того, чтобы человек понял, что он переступил черту, ему не нужно это говорить.

Собчак: А откуда такая, извини меня за бытовой антисемитизм, еврейская форма вот этого «по собственному желанию»? Почему не сделать честно?

Малис: Как только все началось, Ваня мне позвонил. И предложил уволиться сам. Как нам удобно, в любой форме.

Собчак: Все-таки за какое высказывание президент компании «Евросеть» уволит любого своего сотрудника?

Малис: За любое публичное высказывание, которое я субъективно, как человек, который несет ответственность за эту компанию, сочту незаконным.

Красовский: «Гори в аду, кровавый Путин» – будет уволен человек?

Малис: «Гори в аду, кровавый Путин» – сто процентов будет уволен.

Красовский: «Гори в аду, жид» или «Гори в аду, пидор» – нет, не будет, а «Гори в аду, кровавый Путин» – будет. А почему?

Малис: Когда он скажет не «гори в аду», а «надо убить Ивана Ивановича Иванова, потому что он педераст» – вот это высказывание на сто процентов приведет к увольнению.

Собчак: То есть надо конкретного человека иметь в виду. «Гори в аду, Навальный» – тоже человек будет уволен?

Малис: «Гори в аду, Навальный» – это будет жесткая профилактическая беседа… Опять же мое субъективное мнение.

Собчак: Тут какие-то двойные стандарты, мне кажется.

Красовский: За «Гори в аду, Игорь Иванович Сечин» увольняем, нет?

Малис: Смотрите, это всегда субъективное мнение.

Собчак: Давайте потом таблицу составим…

Малис: Нет, я просто точно знаю, что про президента страны, по закону, это нельзя говорить.

Красовский: В компании «Евросеть» есть открытые геи?

Малис: Есть.

Красовский: И в руководстве компании?

Малис: В руководстве большом – нет. В руководстве более низкого уровня – много. Я уверен, что это соответствует проценту среди населения в целом. Потому что мы всегда смотрим на профессиональные качества. Кто-то приходит и говорит: «я лесбиянка» или «я гей». Ну, о’кей. Я, честно говоря, не понимаю, зачем ты мне это сказал. Чтобы что?

Красовский: И как вы реагируете?

Малис: Я боюсь обидеть человека словами: «Зачем ты вообще ко мне пришел? Я должен повысить тебя, понизить, уволить, премию дать?» Это как если бы ко мне пришел человек и сказал: «Вы знаете, а вот вчера я с женой занялся анальным сексом». И что? Зачем мне это знать?

Красовский: А скажи, пожалуйста, я понимаю, что ты не имел отношения к этой всей истории, но считаешь ли ты допустимым, как повели себя в этой компании по отношению к человеку, который ее основал?

Малис: Я считаю, что по отношению к человеку, который основал компанию, поступили гораздо лучше, чем это вообще могло бы быть при других обстоятельствах. И по деньгам он получил гораздо больше, чем, собственно, ожидалось, что он получит. Ну, я-то знаю всю историю. Женя должен был получить пять миллионов долларов, и до свидания.

Собчак: По сути у него была ситуация, при которой он между Сциллой и Харибдой – либо этим отдаться, либо тем.

Малис: Ситуация, да простят меня все, была очень простая: еще шесть дней, и компания закрывается. Просто пришли бы банки и закрыли «Евросеть». Все забыли бы о существовании этой компании.

Собчак: То есть ты считаешь, что с ним поступили справедливо?

Малис: Ксюш, если эту сумму, которую он получил, разделить даже на вас двоих, ты бы просто прекратила делать все в своей жизни.

Собчак: Ну, хоть у одного гея все нормально.

Красовский: То есть ты сейчас зашкварила Чичваркина?

Собчак: Нет, ну я свечку не держала. Мне кажется, это очевидно.

Красовский: Да нет же. Он стопудово натурал!

Малис: Не знаю, Ксюш. Мне кажется, Антон прав. В Лондоне не только пидоры живут.

Эпилог

Заштатный иерей Иоанн все не находился. То продюсер сообщит, что его вычеркнули из расписания. То пранкеры доложат, что нашли его вроде бы в Австрии, в Альпах, где в атмосферной прозрачности духовные скрепы проявляются особенно ясно. То общие знакомые друзья: нет, он уже вернулся, но сейчас очень занят, готовится к патриотической проповеди на Поклонной горе. На проповедь предлагались билеты: обыкновенные – по тысяче, VIP – по две. На минуту показалось, что Виктор Олегович Пелевин заступил к Ивану Иванычу Охлобыстину на службу пиар-менеджером.

Тут у Собчак пискнул телефон. Это был ответ дочери Ивана Ивановича на ее неустанные домогательства.

– Я папе передала. Когда сможет… позвонит вам.

Через минуту еще одна эмэмэска – чтобы не показаться неучтивой, девушка прислала смайлик.

– О’кей! – ответ Ксении был исполнен затаенных надежд. Но вскоре стало ясно, что они не сбудутся никогда.

– Простите, Ксения, но папе духовник запретил общаться с кем-либо из шоу-бизнеса. Папа звонил со съемок сейчас… и просил передать, вы все равно хорошая.

Нет, все-таки не Пелевин (не говоря уж о Гоголе). Все же Сорокин. Или оба два, на полставки.

Часть шестая
Дорога к храму

«Какой ужас! Кощунница Собчак нарядилась в одежду православного священника, это святотатство!» – закричал кое-кто, когда этот репортаж увидел свет в 2015 году. Если кто-то тогда меня не слушал, послушайте сейчас: священные ризы ненастоящие, это театральный реквизит. Если актерам на сцене можно их надевать, то, наверное, можно и мне. Ради благого дела.

А дело-то у нас было самое что ни на есть благое. Тогда, два года назад, нам вдруг показалось, что страна наша Россия как-то чересчур увлеклась религиозными исканиями. В самой религии, я думаю, нет ничего страшного или дурного – через подобные увлечения проходят многие люди и целые народы. Пусть даже я сама совершенно по-другому представляю себе силы, создавшие меня и прочее мироздание со всеми его галактиками и квантовой теорией поля – тем не менее, я охотно допускаю, что чья-то картина мира становится яснее и гармоничнее, если строить ее на постулатах традиционных религий. Проблемы, мне кажется, начинаются в тот момент, когда государство пытается наложить на религию свою тяжелую руку, используя ее для лукавых целей. Или когда сами служители веры забывают о заповедях морали и законах мироздания, без меры увлекаясь вопросами государственного строительства… даже не знаю, что хуже.

Так или иначе, мы решили поговорить об этом с представителями главных российских религий, чтобы отделить зерна от плевел, а бисер – от свиней. Скептические ухмылки на наших лицах – лишь наивное средство индивидуальной защиты. Мы просто хотели во всем разобраться. Ибо сказано: «толцыте, и отверзется» (Мф. 7:8)

(Июнь 2015)

Дорога к храму

Ксения Собчак и Антон Красовский, подобно равноапостольному князю Владимиру, встретились с представителями мировых религий, дабы выбрать, какая из них им больше подходит

Господи, вот перед Тобой два шута. Тетка в клоунской бороде, мужик – в сарафане. Нелепо, смешно, безрассудно, безумно…

– Да, да, Красовский, давай напиши – волшебно, – Собчак резко схватила чашку кофе. – Не Богу своему писать надо, а в Следственный комитет. Правильно я говорю? – Партнеры адвокатской коллегии Pen&Paper одобрительно закивали.

– Сколько уже можно? Что мы с тобой ни придумаем, все время попадаем в историю. То в бандеровцы нас запишут, то в крымнашисты. Теперь вот еще заметку не написали, а уже чувства верующих оскорбили. Хватит! Давай сочинять ответную заяву.

– Видишь ли, Ксюш, за свою жизнь я написал множество писем разнообразным адресатам. Девушкам, юношам, старым князьям и зэкам-рецидивистам, народным артистам, прокурорам, попам, президенту, конечно. Но только Бог, как мне кажется, дочитывал все эти письма до конца. Только Он никогда не оскорблялся, не мстил, умилялся моим глупостям, любил меня. Только Он испытывал ко мне чувство, которое невозможно оскорбить. Да и вообще, в силах ли кто-то обидеть любовь? Писал же им апостол: любовь все покрывает, все переносит. Оскорбить можно лишь гордыню.

Собчак зевнула:

– Красовский, как же ты достал уже со своими проповедями. Тебе в попы надо было идти, жаль только, что пидорас.

– Господа и это не смутит, – Красовский печально вздохнул. – А вот господа вскоре за это могут и двушечку влепить.

Месяцем ранее

– Собчак, ты же баба неверующая, давай мы тебе веру подберем?

– Это зачем еще? Мне и так неплохо. Я вообще считаю, что добро и вера – вещи не связанные.

– Ну нам же надо про что-то писать. Вот тут собираются поставить стометровый памятник князю Владимиру. Тому самому, что идолов в Днепре утопил. Теперь вот его идол над Москвой-рекой утвердится. Давай мы с тобой, как и он, повстречаемся с разными попами, а ты потом решишь, кто тебе милей.

– Ну а что, – задумалась Собчак, – может, и мне тогда через тысячу лет памятник поставят.

– Да-да, поставят, – хихикнул Красовский, – над Колымой.

Руси есть веселие пить

Поклонная гора. В парке, за уродливой стелой пристроился комплекс ритуальных сооружений. Православный храм, синагога, мечеть. В мечеть-то в поисках добра и красоты и направились наши герои.

– Тут разуваться надо? – испуганно прошептала Собчак, увидев ящик с обувью у входа.

– Да, конечно. Но не переживайте, у нас тут чисто, уборщица моет три раза в день.

И действительно, мечеть была больше похожа на дом нестарого мужчины с возможностями и даже определенным вкусом, скорее сформированным глянцевыми журналами, чем ниспосланным Аллахом.

Вот мраморная лестница, светлый кабинет, на полке – у стола – полная коллекция мужских ароматов Tom Ford. В министерском кресле по-турецки сидит совсем молодой человек. На столе вибрирует золотой айфон, на полу валяется – целое состояние – шелковый персидский ковер.

Собчак: Какой у вас ценный ковер.

Имам Шамиль Аляутдинов: Так, не особо. Иранский посол, кажется, подарил.

Собчак: Мне тут нравится. Это у вас золотой айфон? Покажите, я такого не видела никогда. Слушайте, это же круто, с символикой.

Имам Шамиль Аляутдинов: Итальянская фирма «Кавьяр», они делают и с Путиным и с российским гербом. Они серийные, по-моему, по 99 штук. Я свой шестой супруге отдал.

Собчак: Давайте по порядку. Есть ли у вас статистика, сколько русских обращается в ислам ежегодно?

Имам Шамиль Аляутдинов: Такой статистики нет. Вообще не поднимайте эту тематику, потому что очень часто ее политизируют. Если говорить о русских по национальности, то было достаточно много людей, которые интересовались вопросами религии, ислама, и те, кто становились мусульманами, тоже были. Но если это люди уже в достаточно осознанном возрасте, то они обычно в своем окружении это не афишируют – очень часто ислам ассоциируется с чем-то негативным.

Собчак: Вот почему, кстати, так?

Имам Шамиль Аляутдинов: Я об этом очень много писал и говорил. Понимаете, я сам религиозно практикующий с 1986 года, и тогда ничего подобного не было. На территории Афганистана была такая своеобразная война между Советским Союзом и Соединенными Штатами. У Штатов были свои интересы, у Союза были свои интересы. Стали появляться так называемые моджахеды, люди с определенными идеологическими перекосами, то есть некие бесплатные солдаты для интересов Англии и Америки. И тематика терроризма была налажена буквально лет 15–16 назад. Я бывал на разных ток-шоу, цитировал из Корана, приводил четкие ясные цитаты, что ислам и терроризм совершенно несовместимы. В Коране даже написано: за подобные действия – смертная казнь. Терроризма никогда не было. А в последнее время, как раз вот с учетом нефтяных интересов, с учетом геополитических интересов Англии и Америки, это очень серьезный бренд. Исламский терроризм – это, конечно, в первую очередь трагедия для мусульман, то есть гибнут-то мусульмане.

Красовский: Но все-таки отношение евроатлантического мира к миру мусульманскому изменилось не потому, что США поддерживали моджахедов и появился терроризм, а потому, что произошла действительно серьезная муслимизация Ближнего и Среднего Востока. Например, появилось исламское государство Иран.

Имам Шамиль Аляутдинов: Когда оно появилось? До этого в Иране ислама не было?

Красовский: Конечно, был, но там при этом было прекрасное светское государство с девушками, которые ходили в коротких юбках. А проблема ислама, то есть восприятия ислама, появилась после того, как пришел Хомейни.

Имам Шамиль Аляутдинов: Это вам так кажется.

Красовский: Считаете ли вы, что негативное отношение к мусульманам среди людей евроатлантической культуры, – а русские, безусловно, это люди евроатлантической культуры, – связано с тем, что мусульмане навязывают свое представление о добре и зле всем людям вокруг?

Имам Шамиль Аляутдинов: Работая последние 18 лет, я общаюсь и с мусульманами, и с немусульманами. От всех самых разных людей, где бы я ни находился, в адрес ислама я слышу только хорошее: хорошо, что в исламе не пьют, что запрещено прелюбодеяние, что запрещены наркотики. Я не слышу того, о чем вы говорите, что ислам навязывает.

Собчак: Вот смотрите: я светский человек, я хочу жить по своим светским законам. И мне нравится, что мы живем в принципе в глобально светском мире. Я приезжаю в Индию, они соблюдают свои ритуалы, молятся своим богам, едят свою вегетарианскую пищу, но у меня нет ни одной проблемы найти там мясо в любое время, когда я хочу, выпить, когда я хочу, – они там тоже не пьют. То есть у них есть своя религия, но я с ней никак не соприкасаюсь. Я приезжаю в Израиль. Если я хочу идти на гей-парад, я иду на гей-парад. Хочу на пляже в купальнике полежать – никакие хасиды не прибегут и камнями меня не закидают. А потом я приезжаю в Чечню, и я понимаю, что я в купальнике пойти никуда не могу, выпить я не могу в ресторане, а как бы про гей-парады вообще говорить не будем. Почему ислам не может мирно сосуществовать с мини-юбками, с алкоголем в барах и так далее?

Имам Шамиль Аляутдинов: В России порядка 20 миллионов мусульман, но на то же самое спиртное это никак не влияет. Оно продается в обычных магазинах.

Собчак: В Чечне не продается.

Имам Шамиль Аляутдинов: Чечня… Вы тогда были еще достаточно маленькой, когда там произошла та трагедия, которая произошла. И даже сейчас, когда вы приезжаете погостить и погулять, вы не видите, какое количество инвалидов и покалеченных людей там живут.

Красовский: Слушайте, вам не кажется, что вы сами с этого начали: за последние 30 лет в исламском мире происходит резкий уклон в религиозный экстремизм?

Имам Шамиль Аляутдинов: Англия и Америка тоже очень много сделали для этого.

Красовский: Англия и Америка, что ли, Иран с «Исламским государством» построили?

Имам Шамиль Аляутдинов: Идеологически. Почитайте историю Англии, как они управляли миром, как стараются влиять на него, да? Самые сильные спецслужбы – это Израиль, Англия, Америка. Все террористические группировки в основном базируются именно в Англии.

Красовский: То есть не в Саудовской Аравии, а в Лондоне «Аль-Каида» базируется? И «Исламское государство» в Лондоне?

Имам Шамиль Аляутдинов: Если вы помните, как раз в день выборов на второй срок Буша откуда ни возьмись появляется запись Усамы бен Ладена, которого ищут по всему миру и который прямо вот такое большое лицо. Сам бен Ладен говорит: если вы проголосуете за Буша, то я вам покажу кузькину мать и так далее.

Красовский: Ну не совсем так он говорил, но логика ваша понятна. То есть он был нанят ЦРУ, чтоб Буша поддержать?

Имам Шамиль Аляутдинов: Никогда по этому поводу сомнений не было. То есть чистой воды человек цээрушный, который был воспитан в Афганистане теми же самыми цээрушниками. Ну просто вы с одной стороны изучаете мир.

Собчак: Ну, история нас рассудит. Давайте вернемся к основной теме, которую мы здесь начали: что ислам – религия самая агрессивная, в смысле распространения того, во что вы верите.

Имам Шамиль Аляутдинов: Агрессия – слово, которое я никогда не слышал нигде и нигде в исламе. В мусульманской культуре такого нет, вообще даже таких слов не употребляют.

Красовский: При этом мы видим «Исламское государство», мы видим, как людям головы отрезают.

Имам Шамиль Аляутдинов: Нет, это к исламу никакого отношения не имеет. Отнесите это к Израилю, США.

Красовский: А есть какой-то лидер исламского мира, на котором, помимо Буша, Тэтчер, Оланда, Меркель, тоже лежит ответственность за то, что происходит сейчас в мусульманских странах?

Имам Шамиль Аляутдинов: Я часто говорю про Семью Саудовской Аравии, про многие правящие круги. На сегодняшний день все завязано на геополитике, на интересах определенного количества людей, которым если где-то нужно развязать войну, они ее развязывают. Был недавно в Бишкеке, там встречался с человеком. Он говорит, что сейчас там поставили американским послом того, который организует все вот эти цветные революции. Только в одной Киргизии 14 тысяч вот этих разных американских фондов.

Красовский: Слушайте, я с огромным количеством людей общаюсь в своей жизни. И ни один человек в моей жизни, кроме мусульман, столько не говорит про Америку. Никогда никто, кроме мусульман, не говорит: во всем виноваты американцы. Ну еще русские теперь, это такая мода снова пришла в Россию.

Имам Шамиль Аляутдинов: Не Америка виновата во всем. Геополитика, нефть. В этом замешаны все, мусульмане, которым это выгодно, и немусульмане, которым это выгодно.

Собчак: Хорошо. Какое исламское государство с вашей точки зрения идеальное?

Имам Шамиль Аляутдинов: Где наиболее развита демократия.

Собчак: Назовите страну.

Имам Шамиль Аляутдинов: Я не знаю.

Собчак: Вы сказали, что много путешествуете. Вот где вы как мусульманин чувствовали себя с религиозной точки зрения лучше всего?

Имам Шамиль Аляутдинов: Я же в органах власти не бываю, в местном суде не бываю. Вопрос комфорта зависит от того, как вы к этому относитесь. Вот мы однажды на Мальте оказались с детьми, у меня трое было детей, маленькие. И вот в кафешке смотришь – везде сплошь пожилые люди сидят, молодежи и детей вообще нет. Неуютно.

Собчак: Может быть, в Мекке вы себя хорошо чувствуете?

Имам Шамиль Аляутдинов: Если брать мечеть, там ты комфортно себя чувствуешь. Если брать вообще территорию – при тех триллионах долларов, которые Саудовская семья зарабатывает, многие сунниты живут в нищете.

Красовский: Если для мусульманина лучшее государственное устройство – это демократия, почему же так получается, что нет ни одной мусульманской демократии?

Имам Шамиль Аляутдинов: Потому что люди все разные. Это совершенно нормально.

Красовский: Люди-то безусловно разные, но все демократические режимы – это режимы так или иначе евроатлантические?

Имам Шамиль Аляутдинов: Те же самые предвыборные кампании стоят многих сотен миллионов, а то и миллиардов долларов.

Красовский: Я правильно понял, что единственное, что останавливает великий исламский мир от построения либеральной демократии, – это деньги?

Имам Шамиль Аляутдинов: Ну, у нас с вами насколько разная логика. Я сказал совсем о другом: о том, что тамошняя демократия – это тоже до определенной степени демократия. В зависимости от того, сколько у вас денег, ваша партия имеет больше шансов получить место в парламенте или президентское кресло. А потом уже продвигать свои интересы. То есть это все зависит от очень многих вещей, которые навязывают людям, как та же самая реклама.

Беседа все отчетливей напоминала абсурдную юмореску про грузина и доцента.

Красовский: А вам бы хотелось, чтобы президентом России стал мусульманин? Рамзан Кадыров баллотируется в президенты России. Вы за него будете голосовать?

Имам Шамиль Аляутдинов: Важны качества. Мы с ним общались по телефону, но лично близко я с ним не знаком.

Красовский: Вот смотрите, ставлю вас в гипотетическую ситуацию. У вас выбор: христианин и мусульманин. Причем оба ярко выраженные. Представьте себе, что на выборы президента идет человек, который о христианстве говорит приблизительно так же, как Рамзан Кадыров об исламе. С бородой, с огромным крестом, все время фотографируется на фоне икон. И Кадыров. Вы за кого проголосуете? За мусульманина или за христианина?

Имам Шамиль Аляутдинов: Президенту важно быть вне культур, вне предпочтений.

Собчак: То есть за Прохорова?

Имам Шамиль Аляутдинов: Если у человека нет семьи, он очень многое не понимает. Если он не взял на себя ответственность.

Красовский: У Путина нет семьи, он разведенный.

Имам Шамиль Аляутдинов: У него была семья.

Собчак: Так у Путина с этим делом еще хуже, исходя из вашей же логики. У него была семья, а он ее разрушил!

Имам Шамиль Аляутдинов: Вы так любите свою нелюбовь демонстрировать в адрес Кадырова и Путина. Когда у вас вырастут дети, вы сами проанализируете, если вдруг ваш муж от вас уйдет. Поэтому здесь лучше не надо судить других, касательно того, что вы не прошли.

Собчак: А почему, кстати, женщины отдельно молятся в мечети?

Имам Шамиль Аляутдинов: В большой степени это чтобы человек был сосредоточен на поклонении Богу. Мужчины обычно больше молятся. Для мужчины, например, посещать пятничную проповедь обязательно. Для женщины – нет. Потому что мужчина – глава семьи, ему послушать проповедь полезно, и он может потом дома это передать. А у жены много дел, связанных с детьми, с домашним хозяйством.

Красовский: Вам не кажется, что это сексизм? Я понимаю, что в мире, в котором отрезают головы, само слово «сексизм» звучит смешно.

Имам Шамиль Аляутдинов: Это ваш мир. В моем мире головы не отрезают.

Собчак: Не, ну действительно, не все мусульмане хотят кому-то отрубить голову.

Красовский: В христианстве существует понятие о том, что все люди равны перед Богом.

Имам Шамиль Аляутдинов: Мужчины и женщины абсолютно равны, в Коране об этом четко сказано.

Собчак: Вот ты идешь в мир и смотришь: где женщины более счастливы, где мужчины более счастливы?

Имам Шамиль Аляутдинов: Что, в мусульманском мире менее счастливы? Все, в том числе христианки, стараются за мусульман выходить замуж.

Собчак: Серьезно? Я такого не знаю.

Имам Шамиль Аляутдинов: Тенденция эта велика, потому что не пьют, не курят, то есть вредных привычек нет. Зато есть ответственность.

И имам Аляутдинов с пониманием покрутил в руках золотой айфон.

Красовский и Собчак вышли на улицу, грустно кивнули друг другу и разъехались в разные стороны. Символ победы над Американским Заговором – кирпичная мечеть нелетающим протоном нацелилась в небеса. Через час Собчак получила от Красовского SMS:

«Все же нет».

«Нет, конечно, – ответил она, – а почему?»

«Потому что нельзя все время рассказывать, какой ты ответственный, утверждая при этом, что за все твои беды ответственны США. Так не победим!»