Текст книги "Госпожа"

– Значит, какое-то время до переезда в Венецию вы жили в Нью-Йорке. Или в Париже?

Я остолбенела. Элизабет Тирлинк никогда не бывала в Париже!

– Вообще-то, я из Швейцарии.

– Прошу прощения, должно быть, что-то перепутал.

Внезапно я осознала, насколько мы далеко от людей, от дома, от цивилизации. Я никому не говорила об этой поездке, да мне и некому было говорить. Тревожиться не о чем, он занятой человек, а ты всего лишь обслуживающий персонал. Ну ошибся, с кем не бывает? Я взяла в руки свой бокал.

– Вам хватило времени для того, чтобы составить первое впечатление о моей коллекции?

– Для меня было большой честью увидеть ее, да.

– Думаете, вы сможете провести экспертизу?

– Господин Ермолов, – начала я, ставя бокал на стол и собираясь с духом, – буду с вами откровенна. Мне крайне лестно, что вы пригласили меня сюда, я очень благодарна вам за гостеприимство, но я бы не взялась за оценку такой коллекции. Думаю, вам лучше нанять для этого один из крупных аукционных домов Лондона или Нью-Йорка.

Если ему и не понравился мой ответ, то виду он не подал, разве что сцепил свои беспокойные пальцы, но тут же замер.

– Вы считаете, что у вас не хватит для этого квалификации? Но почему же? Ваша галерея имеет большой успех.

Я уже открыла рот, чтобы ответить ему, но он вдруг отвернулся, заметив какое-то движение на тропинке у скалы прямо под нами. В мерцании свеч я успела заметить только светлые волосы и голое женское плечо. Ермолов даже не повернул головы, но резко сказал что-то сквозь зубы по-русски, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда из-за одной из колонн беседки вышел телохранитель и стал спускаться по лестнице к морю. Я и понятия не имела, что он все это время был там, и даже не поняла, то ли начинать бояться, то ли, наоборот, вздохнуть с облегчением.

– Прошу прощения. Иногда нас тут беспокоят непрошеные гости.

– Перед таким видом сложно устоять, – кивнула я, но на самом деле не поверила ни единому слову.

Это место охранялось посерьезнее, чем дом десять по Даунинг-стрит. Кто же смог подобраться так близко?

– Так о чем мы с вами говорили?

– Ах да! Вы очень добры ко мне, но пока я бы не сказала, что галерея имеет огромный успех… – Я замолчала, крутя в руках крошечную десертную ложечку. – Проще говоря, я ведь… начала работать в «Джентилески» всего год назад и занимаюсь в основном современным искусством.

– А я так понял, что вы неплохо разбираетесь и в старых мастерах, – внимательно посмотрел мне в глаза Ермолов.

Что он имеет в виду? Ничего! Прекрати паранойю, Джудит!

– У меня, разумеется, есть соответствующее образование и подготовка, но авторитетом в этой области я себя никоим образом не считаю. Спектр и ценность вашей коллекции невероятны, о чем вам прекрасно известно. Я не смогу с уверенностью назвать точную рыночную стоимость таких шедевров.

– И тем не менее вы могли бы взяться за это дело?

Могла бы, конечно. Теперь я знаю, из чего конкретно состоит его коллекция, можно поднять отчеты о продажах, проверить все по «Артпрайс», сравнить с известными работами того же уровня и так далее, как мне не раз приходилось делать, пока я работала в «Британских картинах». Страшно, однако возможно.

– Если вас беспокоит вопрос подлинности работ, то, смею вас заверить, провенанс просто безупречен. Мне нужна только экспертная оценка стоимости.

– Я могла бы…

Рядом раздались голоса. Охранник о чем-то разговаривал с женщиной по-русски. Я услышала, как женщина прошипела: «Мне нужно поговорить с ним!» – а потом низкий мужской голос успокаивающим тоном ответил что-то неразборчивое, а затем добавил: «Невозможно».

– Прошу прощения, мисс Тирлинк, – произнес Ермолов, неторопливо встал и растворился в фиолетовых сумерках. Говорил он негромко, но я все расслышала:

– Убери ее отсюда! Утром с ней разберусь!

Он не знал, что я немного говорю по-русски, но, с другой стороны, он же не задавал мне таких вопросов. Интересно, эта любительница ночных прогулок понимает, как рискованно себя ведет? И дело вовсе не в отвесных скалах: конечно, «калашниковых» я пока не заметила, но это вовсе не значит, что их тут нет. Теперь я увидела его коллекцию своими глазами и вполне понимала, зачем здесь нужна такая охрана. Ермолов говорил настолько ледяным, невозмутимым тоном, что мне подумалось: в случае чего он мог бы разобраться с нарушителем и лично.

– Еще раз прошу прощения, – сказал он, покрутил в руках салфетку и положил обратно на стол.

Наконец до меня дошло, почему я так боюсь Ермолова. Дело в том, что он выглядел совершенно безобидно. Ему не было надобности вести себя вызывающе. Спокойствие не прикрывало безжалостность, а лишь подтверждало сам факт ее наличия. С внезапным раздражением я осознала, что считаю его сексуальным.

– Так на чем мы остановились? – спросил он.

Я была уверена, что Ермолов выбрал меня не совсем из честных побуждений. Почему он не обратился к лучшим экспертам в этой области, ведь картины, несомненно, того стоили? Я не сомневалась: будь у меня достаточно времени, я могла бы справиться с этой работой. Однако уровень полотен Ермолова заставлял меня сомневаться в себе. Эти картины заслуживают самого лучшего, и, как бы мне ни неприятно было об этом думать, я пока еще не могла сказать, что я лучшая.

– Господин Ермолов, могу ли я задать один вопрос? Почему вы выбрали меня для этой работы?

– Доктор Казбич предложил вашу кандидатуру. Он мой закупщик, – нетерпеливо ответил Ермолов, начиная раздражаться, что я впустую трачу его ценное время.

– Господин Ермолов, спешу вас заверить, что буду вести себя крайне дискретно, и хочу поблагодарить вас за оказанную мне честь. Но я просто не считаю себя идеальным кандидатом для этой работы. Вам нужна команда экспертов, ассистентов… – начала я, но тут же осеклась.

Ему стало откровенно скучно. Как я и ожидала, мы перебросились парой дежурных фраз, потом он извинился и сказал, что ему надо сделать еще несколько важных звонков. Я не могла быть ему полезна, а следовательно, не представляла интереса.

На следующее утро Ермолов даже не потрудился попрощаться со мной. Я решила, что больше никогда не увижу его, но даже не подозревала, как буду мечтать именно о таком окончании этой истории.

4

Как и все самые глупые поступки в моей жизни, поездка на Ибицу была исключительно моим решением. На показе в августе я не обратила особого внимания на Таге Шталя, но он продолжал названивать мне и писать сообщения. Оказалось, что он датчанин, занимается кораблями, а сейчас решил устроить частную вечеринку на своем острове к северу от Ибицы. Вконец обнаглев, я спросила, пришлет ли он за мной частный самолет, а он вдруг взял и согласился, после чего отказываться было уже как-то неудобно.

После поездки к Ермолову Венеция перестала казаться мне такой уж тихой гаванью. Я не жалела о своем решении. Отказ от экспертной оценки этой коллекции в каком-то смысле был выражением верности себе, своему истинному «я», кем бы Джудит Рэшли ни была. Отказавшись участвовать в планах Ермолова, я как будто бы сохранила верность полотнам. А вот воспоминания о том, как я это сделала, меня мучили. Я не чувствовала себя так неловко и неудобно со времен моей работы в аукционном доме. Отличная вечеринка – вот что нужно Элизабет Тирлинк, чтобы снова расправить крылья! К тому же меня раздражала моя квартира. Обычно пребывание среди красивых вещей действовало на меня успокаивающе, а сейчас я вдруг перестала класть вещи на места, и моя безупречная кухня вдруг оказалась заставлена стаканами и чашками, непонятно откуда взялась шоколадка. Я нашла ее в буфете рядом со специями. Девяносто восемь процентов какао, с миндальными хлопьями. Странно, я ненавижу миндаль и, мало того, терпеть не могу темный шоколад!

На Ибицу я прилетела в середине дня. Черный микроавтобус быстро доставил меня с самолета в аэропорт, где было на удивление немного народу. Кучки спящих где попало кутил рядом с обернутыми в пленку чемоданами на колесиках, стайка девочек, на лицах которых когда-то красовались цветы из аквагрима, но теперь все размазалось, спорили с менеджером у стойки компании «Изиджет», два суровых на вид уборщика в сеточке на голове и бирюзовых комбинезонах отмывали огромными швабрами с пола лужу рвоты абрикосового цвета. Вездесущий Дэвид Гетта злобно смотрел на меня отовсюду через «Рэй-Баны». Я быстро нашла водителя Шталя, он погрузил меня в открытый черный джип, который с жужжанием и рокотом пробирался через выхлопные газы и стрекочущих цикад, миновал поворот на белую крепость над портом, пронесся мимо пиццерий, студий йоги и бесконечных рекламных афиш, обещающих диджеем настоящую нирвану, а потом шоссе сузилось, и мы начали подниматься на пологие зеленые холмы, внизу обрамленные тропическими садами. Раньше мне не приходилось бывать на этом знаменитом острове, и я отметила про себя, что когда-то здесь наверняка было просто чудесно.

Я сразу все поняла про Ибицу, когда мы наконец притормозили у знака с надписью «Пляж Ауа-Бланка» и припарковались на пыльной парковке, заполненной джипами и мопедами. Водитель понес мою сумку по крутой дорожке, ведущей к молочному заливу, где голые дети играли на мелководье между высокими столбами рыжеватых скал. Я сняла балетки и тут же ощутила привкус той самой приятной свободы, которую всегда чувствуешь, идя босиком по песку. Чуть дальше, у самой воды, жонглировали кеглями голые парни с дредами, белокожие загорающие жарились на сухой белой глине чуть выше линии прибоя. Я протиснулась между ними, наконец добралась до небольшого пирса, где водитель уже отвязывал серую моторку, и вскоре мы понеслись, слегка подпрыгивая на волнах, к небольшому острову, на горизонте нам навстречу распахнулись зелено-белые скалы, похожие на крылья бабочки.

Роскошная новая вилла Шталя могла быть оформлена хоть в виде гавайского бара, какая разница, если у тебя такой вид прямо на пляж Ауа-Бланка – лучше вида не найдешь ни за какие деньги, предположительно поэтому Шталь ее и купил. Кубы из стали и известняка облепили склон холма таким образом, что каждая комната виллы казалась открытой в сторону моря. Других гостей в зоне видимости не было. Сойдя с моторки, я заметила лишь какую-то изможденную женщину в кафтане от Нормы Камали, совершенно с безрадостным видом ковырявшую омлет из белка в дальнем конце огромной изогнутой трассы. Горничная показала мне мою комнату и начала распаковывать вещи, а я с некоторым смущением вытащила из ее деловитых рук бикини и джинсовые шорты с бахромой. От дамы в кафтане на террасе остался один омлет, и я без зазрения совести взяла с ее подноса абрикос и с наслаждением впилась зубами в сочную мякоть, глядя на бледную полосу берега где-то в километре от нас. Деревянная лестница с резными полинезийскими головами спускалась к пустому бассейну – огромной овальной чаше из бледно-серого мрамора. Вода выглядела соблазнительно гладкой, но искупаться я не успела, потому что ко мне подошел только что вернувшийся с теннисного корта Шталь. Высокий, загорелый, с крепким торсом и лазурными глазами, он напомнил мне об одном чудесном скандинаве, с которым пару лет назад я провела замечательный вечер. В последнее время я вела в Венеции крайне тихую жизнь, поэтому отметила нашу встречу в его огромной балийской кровати с большим энтузиазмом, как раз к тому времени, как остальные гости доели свой поздний завтрак. После мне показалось, что мир наполнен умиротворением. В общем, я была настроена весело провести выходные.

Когда мы с хозяином дома закончили наши дела и спустились вниз, гости уже собрались у бассейна и понемногу разогревались розовым шампанским и косяками. Шталь познакомил меня с довольно стандартной компанией, состоящей из седеющих мужчин и алчных женщин – сочетание, к которому я успела привыкнуть во время своего первого круиза по Средиземному морю. Я отказалась и от вина, и от травки, но с готовностью поддерживала беседу о том, кто где побывал и куда собирается отправиться дальше. Я как раз обсуждала относительные преимущества Пантеллерии перед Патмосом, и тут кто-то положил мне руку на плечо:

– Привет, дорогая! Меня зовут Элвин.

Меня смутило совсем не избитое обращение, а скорее тот факт, что, в отличие от остальных мужчин, Элвин казался моим ровесником, а может быть, и младше, а еще за его дружелюбием и американским акцентом сквозило что-то коварное и вкрадчивое, отчего у меня по коже тут же пробежал холодок.

– Элизабет Тирлинк. Привет… Мы, кажется, незнакомы?

– Лично – нет.

– Звучит интригующе!

– Ты у меня в друзьях на «Фейсбуке».

– Ах, ну да, точно!

Джудит Рэшли не присутствовала в онлайн-мире, а вот успешная галерейщица Элизабет Тирлинк, как и положено, имела профили во всех необходимых соцсетях. Отказ от соцсетей выглядел бы слишком подозрительно, поэтому раз в несколько дней я неохотно тратила полчаса на принятие заявок в друзья и написание постов – что-нибудь нейтральное, никаких личных фотографий, всегда имеющее какое-то отношение к «Джентилески». Я не очень серьезно отсеивала заявки в друзья – отказы обычно вызывают больше подозрений, чем когда ты просто кликаешь «принять». Элвин оказался нескладным рыжеволосым парнем с неприятно слюнявым ртом. Теперь понятно, почему я его не узнала, – вряд ли у него на аватаре стояла настоящая фотография, и ясно почему. Вид у него был слегка потрепанный, как у любого состоятельного любителя дунуть.

– У тебя ведь своя галерея в Венеции?

– Точно, – осторожно улыбнулась я.

– А я только что закончил первый курс в Курто[1]1
  Курто – сокращенное название Института искусств Курто в составе Лондонского университета.


[Закрыть]. Мой отец работает с Таге.

– Везунчик! В смысле, что учишься в Курто. Хотя тебе наверняка и с папой повезло.

В ответ он улыбнулся, и я заметила, что для американца у него совершенно непатриотичные зубы, кривые и покрытые густым налетом около десен.

– Ну да, круто, конечно, но меня вся эта музейная тема не особо интересует, понимаешь?

У меня появилось нехорошее предчувствие, что сейчас он начнет мне рассказывать про какое-нибудь приложение, над которым он работает, поэтому я извинилась и отошла под предлогом налить себе еще айс-ти, но призрак его волчьего оскала преследовал меня на протяжении всего жаркого дня.

Вечером мы погрузились на «яхту для вечеринок» Таге – «Разан 47», с бронзовым корпусом – и отправились на материк, где присоединились к другой домашней вечеринке, чтобы вместе поужинать на их вилле. После давящего, густого зноя Венеции воздух Ибицы казался прозрачным, и, несмотря на то что стрекот цикад заглушался шумом от шин «Гаррикс», поскольку по холмам все время ездили джипы, музыка не могла испортить тягучий запах маки[2]2
  Маки – заросли густого кустарника, характерные для побережья Средиземного моря.


[Закрыть] или медовый бриз, проникавший через низкие белые стены дома. Женщины в босоножках на платформе изящно прижимались к своим спутникам, пересекая гравийный дворик, в котором стояло несколько джипов, огромный «бентли» с открытым верхом и красный «феррари».

Я с раздражением отметила, что какая-то часть меня до сих пор приходит в удивление и восторг оттого, что я являюсь частью такой компании, да еще и не с подносом в руках. От старых привычек сложно избавиться: если не чувствуешь себя в своем праве, надо хорошенько подновиться. Вспомнив годы обучения в колледже, я подготовилась и почитала про Ибицу, поэтому, поняв, что фермерский домик наверняка перестраивал Блэкстэд, архитектор, работы которого копировались в самых дорогих виллах на острове, я успела вовремя сделать комплимент хозяину и похвалить его за безупречный вкус, когда Таге представил меня ему.

– Это Элизабет. Она продала мне работы «Ксаок», которые ты видел у меня в Копенгагене.

– Вы арт-дилер?

– Немного, – улыбнулась я. – Пока только начинаю.

– У нее потрясающий вкус! – вмешался Таге, сжимая мою руку.

Хозяин виллы тоже оказался датчанином, лысеющим толстяком с кольцом-печаткой и американской женой, как минимум лет на двадцать моложе его.

– Ребята, вы просто потрясающая пара! – защебетала она, но Таге не спешил поправлять ее. – И как же вы познакомились?

– О, не так давно, в Венеции, – уклончиво ответила я.

– Обожаю Венецию! Боже, как романтично! Мы всегда останавливаемся в «Даньели». Знаете «Даньели»? Я без ума от Италии! В прошлом году мы ездили на Сардинию. А где мы там жили, Свейн?

– На яхте Таге.

– Ах, ну да, конечно! Нет, я перепутала, это я про Тоскану. А где мы жили в Тоскане?

Этот бессмысленный треп мог бы продолжаться до самой границы с Австрией, поэтому я ненавязчиво взяла ее под локоток, отвела в сторону и принялась восхищаться цветами: стол украшала вытянутая композиция из цветов апельсина, заплетенных вокруг черных фиг.

– Какая великолепная идея! – благоговейно выдохнула я. – Вы, наверное, безумно устали!

Как правило, оказывалось, что чем богаче муж, тем сильнее устает жена – беспроигрышная комбинация.

– Боже, знаете, я целую неделю занималась подготовкой этого ужина! Я сразу сказала Свейну, что после этого не собираюсь вообще ничем заниматься! Ничем! Я тут чуть с ума не сошла!

Стол был поставлен перпендикулярно бассейну, вода в который стекала со скалы между двумя огромными скульптурами из выкрашенных белой краской коряг. Четыре официанта в темных пиджаках ставили на стол салатники с суши на льду, еще один зажигал свечи в бронзовых подсвечниках по краю бассейна. Двое разливали шампанское и розовое вино, а третий разносил крошечные рулеты из иберийской ветчины и маринованного имбиря. Американка, судя по всему, и правда выложилась по полной.

– Ну, в смысле, понимаешь, я люблю, когда все попроще! – захихикала она. – Это Ибица, тут никто особо не заморачивается, но все равно…

– Все равно создавать красоту для других людей – нелегкая работа, – искренне закончила я.

– Боже, Элси, ты же меня просто с полуслова понимаешь! Девочки нашли друг друга! – заверещала она, когда Таге любезно подошел к нам, поняв, что меня пора спасать.

Поскольку никто особо не заморачивался, места за столом не были обозначены заранее. По одну руку от меня сидел Таге, а по другую – женщина в этническом сарафане от Виты Кин. Некоторое время она говорила с Таге через меня, даже не представившись, задавая кучу вопросов про «Ибица поло клуб», все время упоминая каких-то patrons и тех, кого она встретила на стадионе «Каудрей-Парк». Мы с ней были одной породы – правда, скорее по духу, чем по исполнению. Только когда Таге стал кормить меня тунцом с белыми трюфелями и ласково целовать в шею, она наконец уяснила, что мы вместе, и бровью не поведя протянула мне руку с нарисованной хной татуировкой, сделала глоток розового вина и сообщила, что как раз установила в доме водоснабжение золотой водой.

– Прошу прощения, какой водой?

– Ну знаешь, как выглядят завитушки на раковинах? Это же золотое сечение – в природе встречается абсолютно повсюду! Вот и вода должна быть такой, а не застывшей и статичной, как из крана. У меня теперь такой аппарат, который по науке проводит реструктуризацию воды на молекулярном уровне согласно принципу золотого сечения…

– Типа как адронный коллайдер?

– Точно! И тогда вода гораздо лучше увлажняет. Когда ешь овощи и фрукты, выращенные на такой воде, то прямо ощущаешь их счастье! Такая математика в сочетании с духовностью.

– Холистический подход, – кивнула я, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

– Ага. Такие штуки для ванной везде продаются. Они еще не получили сертификат качества, ну ты понимаешь, со всей этой бюрократией и стандартами. Погоди-ка, у меня кажется есть их визитка… – вспомнила она и начала рыться в сумочке из змеиной кожи от «Гуччи». – Знаешь, они просто изменили мою жизнь!

– Большое спасибо! Я обязательно… займусь этим вопросом.

– Не за что, дорогая.

Гости встали из-за стола, и официанты принялись зажигать висевшие на деревьях крошечные марокканские фонарики всех цветов радуги. В курильницы засыпали сухой лаванды, и мягкий солоноватый воздух наполнился нежным ароматом.

– Собираешься рискнуть этим старым vigile, Свейн? – спросил у хозяина англичанин в голубой льняной рубашке от «Вилебрекен», застегнутой только на одну пуговицу, но Свейн лишь сдержанно рассмеялся:

– Да, говорят, если кто-нибудь стукнет, что у тебя тут открытый огонь, штраф выпишут на десять тысяч евро. В прошлом году сгорела половина склона в Сан-Хуане. Как по мне, – доверительным тоном продолжил Свейн, – так уж лучше сразу им десять штук отдать, заранее! – Он подмигнул англичанину, и мужчины заговорщически рассмеялись.

Таге усадил меня на тиковый диван, задрапированный тонкими шалями икат, собственнически обнял за плечи и представил шведскому архитектору, которому предстояло оформлять павильон галереи «Серпентайн» в следующем году, и его жене, занимавшейся какими-то очень серьезными медицинскими исследованиями в Стокгольме. Думаю, ее вряд ли впечатлила бы история с золотой водой. Шведы оказались умными и приятными и проявили искреннее любопытство к моим планам на «Джентилески». Мы с Таге сидели на диване, кубики льда медленно таяли в моем бокале розового шампанского, превращаясь в экзотические цветы. Я смотрела на сияющие стены дома, темный зовущий сад и вдруг снова вспомнила об изгнанной из моей жизни Джудит Рэшли. Если не считать разговоров о духовности, именно такой жизни я и хотела, правда ведь? А самое лучшее, что я никому ничем не была обязана. В какой-то момент я заметила Элвина, обнимавшегося в гамаке с двумя девушками, и подняла бокал в знак одобрения. Несмотря на разочарование от того, как прошла оценка коллекции Ермолова, я была оптимистично настроена и, возможно, даже счастлива.

Впоследствии я вспоминала об этом вечере как о последнем дне своей жизни, когда мне удавалось убедить себя, что у моей истории будет хороший конец.

5

Все пошло не так уже на следующий день, за ужином. Проснулась я в одиночестве у себя в комнате – переносить вещи в балийский будуар Таге я не стала, потому что куда больше люблю спать одна, если, конечно, нет острой необходимости. С утра я совершила пробежку по острову, а потом искупалась в кобальтовых волнах, толстые серые рыбы плавали совсем рядом, задевая мои ноги, а остаток дня провела с другими гостями, отдыхая у бассейна. Таге запланировал прогулку на яхте на соседний остров Форментера, но сентябрьская жара висела над землей удушающей пеленой, поэтому я предпочла удалиться в свою прохладную постель, где читала и дремала, пока не пришло время спускаться к ужину.

Девушки пошли переодеваться около девяти, и по хихиканью и шлепанью босых ног между ванными комнатами я поняла, что они с удовольствием готовятся к ни к чему не обязывающей игре в пикап. Я долго простояла под душем, надела простое черное платье в пол из креп-жоржета от Изабель Маран, простые кожаные сандалии и пару старинных серег, которые отыскала на Мурано: сияющие ромбы из марблита в филигранной золотой оправе. Наряд получился в нужной степени непринужденным и богемным. Когда мы собрались у бассейна на аперитив, я с удивлением увидела, что Таге появился в наряде, который можно описать разве что как восточный кафтан, но в принципе меня это совершенно не касалось, и я не была обязана соответствовать ему. Официантки начали расставлять повсюду блюда с лепешками и вкусно пахнущими альбондигас. Я протянула блюдо стоявшей рядом со мной женщине – той самой омлетной страдалице, – но она игриво ущипнула меня за бедро с фамильярностью, за которую можно было бы и сразу убить.

– Кто ест, тот не веселится, Элизабет! Съешь-ка конфетку!

Она протянула мне крошечную мисочку клуазоне с МДМА и быстро поднесла марку на кончике пальца прямо к губам. Подавив раздражение, я отвернулась от таблетки и пробормотала что-то насчет того, что мне для начала нужны углеводы, а потом посмотрела на тиковый стол, накрытый узкой турецкой скатертью с серебряными монетками на бахроме, и мне захотелось плакать от того бардака, который вот-вот тут настанет. Ну почему люди, которые могут позволить себе любые развлечения мира, пользуются лишь такими ограниченными способами получения удовольствия? Я не то чтобы против наркотиков, просто предпочитаю держать двери моего восприятия под контролем. Официантки невозмутимо раскладывали на столе угощения, напоминающие барочный натюрморт, но гости взирали на эту роскошь с полным равнодушием, полностью сосредоточившись на крошечных белых таблетках. Совсем скоро здесь начнется настоящий вертеп, и я уже стала задумываться над тем, когда их вынесет настолько, что я смогу спокойно удалиться к себе. Взяв бокал и сигарету, я отошла к краю террасы, где один из друзей Шталя смотрел на море с тоской, достойной Сильвии Плат, сочиняющей «Лайонесс».

– Скоро придет конец всем нашим вечеринкам, – скорбно прошептал он.

Я поспешила покинуть его и вернулась к столу, надеясь, что там еще остались фрикадельки, но путь мне снова преградила мисс Омлет и схватила меня за плечо своей худющей, докрасна загорелой рукой. Потом Таге включил аудиосистему клубного уровня, и из динамиков загрохотала музыка. Мисс Омлет практически облизывала мое ухо и с придыханиями объясняла, почему мне нужно по-настоящему понять Ибицу, ведь это такое креативное место, потому что здесь все люди такие свободные и креативные, совсем как мы, и другого такого места на целом свете не сыщешь. Она так преданно заглядывала мне в глаза, что я уже стала думать, не насыпать ли ей ее чудесного порошка прямо на зрачки, но наш роман закончился, не успев начаться. Шталь, сумевший разогнаться в рекордно короткие сроки, вдруг запрыгнул на балюстраду, а оттуда на перевернутое белесое каноэ, искусно украшенное пурпурными бугенвиллеями. Покачиваясь, он перевел дыхание, схватил бамбуковый факел, осветив террасу, и в свете пламени я разглядела красное лицо и оскаленные зубы. Внимательный, довольно привлекательный мужчина, с которым я проводила время накануне, исчез без следа, превратившись в настоящего минотавра. Стараясь не задеть расшитые блестками полы кафтана, он взмахнул факелом в сторону побережья, где из дока с рычанием вырвались два белых джипа, за рулем которых сидели мужчины в белых рубашках и очках «Рэй-Бан».

– Дамы и господа! – заплетающимся языком прокричал он. – Встречайте! Траховики!

Толпа честно попыталась изобразить восторг, приветствуя подъезжающие джипы поднятыми вверх кулаками, машины сигналили. В каждой машине на сиденьях стояло по шесть или семь девушек в бикини, они изо всех сил крутили бедрами, стараясь не вывалиться на дорогу. Шталь обернулся к гостям, музыка тут же затихла, и он стал медленно изображать, что расстегивает ширинку и готовится к введению члена в воображаемый рот.

– Мальчики и девочки, веселье начинается! Все за мноооооой!

Он спрыгнул с балюстрады и пошел в сторону бассейна, откуда уже доносился стук шпилек по ступенькам. Вообще, мне несвойственно жалеть о содеянном, но, уныло идя вслед за ним, я испытывала отвращение оттого, что вписалась в такую безвкусицу. О чем я вообще думала? Слава богу, что мы с ним хотя бы предохранялись!

– Ну что, повеселимся? – схватил меня за платье неизвестно откуда появившийся Элвин.

Я резко дернула ткань на себя, но он держал крепко, и я побоялась тянуть сильнее, чтобы не порвать.

– Не уверена, что настолько готова к Ибице.

Он выпустил мое платье:

– А я слышал про тебя другое, Элизабет!

– Наверное, ослышался!

Повернувшись к нему спиной, я прошла мимо всеми покинутого стола и проскользнула в свою комнату на первом этаже, прихватив с собой блюдо с салатом из киноа и граната и лепешку. Окна спальни выходили на холмы за домом, поэтому здесь, слава богу, не было слышно музыки. Закурив, я достала телефон и залезла в «Фейсбук». Как я и подозревала, на аватаре у Элвина стояло стильно оформленное фото «Давида» Микеланджело. Мы были «друзьями» уже около месяца. На его страницу я раньше не заходила, а теперь решила просмотреть последние посты и фотографии: Элвин в галерее «Белый куб» в Лондоне, Элвин уплетает кебаб в Далстоне, Элвин с трехдневной щетиной в пляжных шортах стоит рядом с куда более ухоженной женской версией себя на пляже в Хэмптонсе. Рядом с фотографией подпись заглавными буквами: «Поздравляю, старшая сестренка ☺!!!!» Сестренка показывает палец с помолвочным кольцом, а рядом с ней, видимо, жених, судя по цвету кожи и мятой розовой рубашке, не заправленной в шорты, – англичанин. Рядом с женихом, искусно выставив напоказ красивые бедра в бикини, стояла Анджелика Бельвуар. Я сразу же почувствовала, что появление Элвина – плохой знак, так почему же я проигнорировала интуицию, которая еще вчера пыталась подсказать мне, что вся эта поездка – плохая, жуткая, ужасная идея?! Когда я уже наконец смирюсь с тем, что тусовки не моя история? Выбросив из окна окурок, я прикурила следующую сигарету.

Анджелика Бельвуар, вот дрянь! Та самая «золотая девочка», которая заняла мое место, когда меня уволили из лондонского аукционного дома. Как раз в тот момент, когда я узнала, что мой бывший босс замешан в подделке картин, и имела глупость сунуть нос не в свое дело. Еще до того, как все началось.

До того, как я поняла, что все, чему меня учили насчет упорной работы, таланта и заслуг, – бесполезная куча дерьма. До того, как я стала невольной сообщницей системы, которую презирала. До того, как я уехала из Лондона на Ривьеру, до крови и мертвых тел, до того, как я стала твердой и непреклонной, питаясь лишь злостью и гневом. До Джеймса и Кэмерона, до Лианны и Жюльена, до Рено. Я зашла очень далеко. Мне казалось, что Элизабет Тирлинк не имеет к этому никакого отношения, но прошлое продолжало преследовать меня, как запах лилий в тихой комнате, их руки продолжали цепляться за меня и утаскивать под воды прошлого, неумолимо смыкающиеся над моей головой.

Я встряхнулась. Сейчас не время ностальгировать! Неужели Элвин зафрендил меня из-за Анджелики? Она меня узнала? Просмотрев список друзей Элвина, ничего интересного я не нашла: у нас было пять общих друзей, все из мира искусства, никого из них, кроме Таге Шталя, я не знала лично. Надо срочно валить с этого чертова острова и убраться подальше от Элвина – желательно на расстояние одной-двух стран. Мне совершенно не хотелось видеть свое лицо на знаменитых фото папарацци с Ибицы, если есть шанс, что они могут попасться на глаза Анджелике. Я слишком расслабилась, и вот результат! Стоило на мгновение почувствовать себя счастливой, и вот пожалуйста!

Я принялась бесцельно расхаживать по комнате, стены дрожали от звуков вечеринки, и вдруг я ощутила себя как зверь, задыхающийся в тесной клетке. Успокойся, Джудит! Все в порядке! Может ли Элвин быть опасен? Он, конечно, мерзкий тип, похотливый, но не особо умный. Парень наверняка безвреден, однако вызывал у меня ощущение, которого уже давно не бывало, и я надеялась, что и не будет: клаустрофобический выброс адреналина от настоящего страха. Нечто иррациональное. Никто не должен этого заметить. Элизабет Тирлинк, в отличие от Джудит Рэшли, нечего скрывать. Надо вести себя на вечеринке как ни в чем не бывало, держаться от него подальше, а с утра быстро валить отсюда. Не такая уж и сложная задача.