Текст книги "Хрестоматия по литературе эпохи Возрождения для 7 класса"

О том, как Гаргантюа жил в Париже

После того как колокола были водворены на старое место, Гаргантюа пожелал приступить к занятиям. Но Понократ решил сначала узнать, к чему приучал Гаргантюа его старый воспитатель. И вот жизнь Гаргантюа потекла по-прежнему.

Просыпался он в восемь-девять часов, с полчаса валялся на кровати, потом одевался и причесывал голову собственной пятерней. К этому он привык с детства, так как его старый учитель был того мнения, что причесываться, мыться и чиститься – значит понапрасну терять дорогое время.

После этого Гаргантюа зевал, плевал, кашлял, чихал, сморкался, точно архидиакон[108]108
  Архидиакон – высокое должностное лицо в церковной иерархии – системе должностей и званий, от низших к высшим.


[Закрыть], и завтракал жареными потрохами, говядиной, ветчиной и жирной похлебкой.

Плотно позавтракав, Гаргантюа шел в церковь, и за ним приносили туда в огромной корзине его молитвенник, который весил вместе с переплетом и застежками одиннадцать пудов и шесть фунтов.

В церкви Гаргантюа слушал двадцать шесть или тридцать обеден. Туда же приходил его капеллан[109]109
  Капеллан – священник, обслуживающий капеллу (церковную часовню или небольшую самостоятельную церковь при доме или дворце).


[Закрыть], закутанный, как удод, и насквозь пропахший винным запахом. Вместе с ним Гартантюа бормотал свои молитвы, и так старательно, что ни одного слова не пропадало.

Когда Гаргантюа выходил из церкви, волы подвозили к нему на телеге огромные четки[110]110
  Четки – нить с нанизанными на нее стеклянными, костяными или деревянными бусинами, предназначенная для отсчета молитв и поклонов. У католиков четки – принадлежность преимущественно монахов.


[Закрыть] святого Клавдия. Каждое зерно этих четок было величиной с человеческую голову. Гаргантюа брал четки и, набожно перебирая их, прогуливался по монастырскому саду и галереям. При этом он читал больше молитв, чем их читают шестнадцать пустынников[111]111
  Пустынник или отшельник – человек, поселившийся в полном уединении, посвятивший себя религиозным размышлениям и молитвам.


[Закрыть].

Потом он с полчасика учился, уставившись в книгу, но все его мысли были уже на кухне, где в это время готовили второй завтрак. За этим завтраком Гаргантюа съедал несколько дюжин окороков и колбас. Окорока Гаргантюа любил сдобрить горчицей, которую кидали ему в рот огромными ложками четыре здоровых повара. Вскоре затем наступал обед, и тут-то Гаргантюа съедал вдоволь всякого мяса и похлебок и переставал есть только тогда, когда живот начинало пучить.

После обеда Гаргантюа заваливался на боковую, а проснувшись, приносил бочонок вина и пил себе на здоровье, сколько влезет.

Так дело шло до вечера, а там, глядишь, подходило время заглянуть на кухню – посмотреть, какое жаркое жарится на вертеле. За ужином Гаргантюа снова наедался до отвала, потом играл в кости и наконец ложился спать и спал без просыпу до восьми часов утра.

Насмотревшись на эту жизнь, Понократ понял, почему из Гаргантюа вышел такой глупец и бездельник. И решил завести новый порядок.

Понократ стал будить своего воспитанника в четыре часа утра и еще до завтрака отправлялся с ним на прогулку. После прогулки Гаргантюа одевали и причесывали, а в это время Понократ повторял с ним вчерашние уроки. Так занимались они часа два-три сряду, и после завтрака Понократ приступал к новому уроку. Затем они снова шли гулять. Заходили на площадь, играли в мяч, в лапту, в городки, чтобы как следует развить мускулы. Возвратившись домой, они растирались, меняли рубашки и садились обедать. За обедом читали вслух несколько забавных историй из старинных богатырских подвигов и весело беседовали друг с другом.

После обеда Гаргантюа играл на лютне, на арфе, на немецкой флейте, а затем снова садился учиться – повторял утренний урок, читал какую-нибудь книгу, писал, стараясь красиво выводить каждую букву.

Потом Гаргантюа вместе с Гимнастом уходил учиться верховой езде. Вооруженный с головы до ног, он садился на коня и проделывал разные военные упражнения. Скоро он так научился обходиться с лошадью, обращаться с пикой и биться на шпагах, что равного ему не было в Париже.

Кроме того, Гаргантюа часто охотился, играл в большой мяч, боролся, бегал, прыгал, плавал на животе, на спине, на боку. Он так научился плавать, что мог переплыть реку, двигая одними ногами и держа одну руку высоко над головой. Часто он переправлял на другой берег какую-нибудь книгу, и ни одной капли воды на нее не попадало.

По части гимнастики он был великий мастер. Привяжут, бывало, канат на какую-нибудь высокую башню и спустят конец на землю. Гаргантюа, перебирая руками, взберется до самого верха, а потом так же спустится вниз и спрыгнет на траву. Или укрепят на двух деревьях толстую перекладину, он повиснет на ней обеими руками и передвигается, не касаясь ногами земли.

После гимнастических упражнений Гаргантюа мылся, растирался, переодевался и садился за ужин. Надо сказать, что обед у Гаргантюа был теперь самый скромный, только для того, чтобы червячка заморить, но зато ужин подавали ему сытный и жирный. После ужина, перед тем, как укладываться спать, Гаргантюа со своим учителем выходил на балкон – изучать звездное небо. Там они наблюдали за кометами, падающими звездами и изучали расположение светил. Затем Гаргантюа еще раз повторял все, чему он за этот день научился, и наконец ложился спать.

От времени до времени Понократ водил своего ученика на прогулки. Гаргантюа заходил в мастерские, где плавят металл и льют пушки, в лаборатории алхимиков, на монетный двор, на ткацкие фабрики, где ткут шелковые материи и бархат, и всюду наблюдал и знакомился с работой. Ходил он также смотреть на акробатов и фокусников, а иногда, в ясный, погожий день, отправлялся за город и там проводил весь день, распевая песни и валяясь на лужайке. Понократ понимал, что при усердных занятиях необходимо от времени до времени хорошенько отдохнуть, а поэтому и не препятствовал своему ученику забавляться в эти дни, как он того пожелает.

О том, как пирожники из Лерне поссорились с пастухами Грангузье

Между тем на родине Гаргантюа подходило время уборки винограда. Пастухи Грангузье уже стерегли виноград, чтобы его не поклевали скворцы.

Вот однажды сидят пастухи около виноградника, болтают о том да о сем и вдруг видят – по дороге едут возы, а за ними шагают пирожники из соседнего города Лерне. Надо сказать, что пирожники проезжали тут нередко – они возили на продажу свой товар. На этот раз ехало ровно двенадцать возов, и каждый воз был полон пирожками, свежими, вкусными, тепленькими, только что из печки.

– Черт возьми, – сказали пастухи, – недурно было бы отведать пирожков. Эй, пирожники, продайте нам вашего товару.

– Вам? Пирожков? – закричали пирожники. – Ах вы, дураки, болтуны, лентяи, невежи, нищие! Ах вы, скоты, ах тупицы, ах разини, ах оборванцы! Да вам ли есть такие прекрасные пироги? Грызите свои овсяные лепешки да помалкивайте!

– С каких это пор вы стали такими грубиянами? – удивился пастух Форжье, добрый малый и честнейший на свете человек. – Раньше вы охотно продавали нам пирожки, а теперь отказываете. Так добрые соседи не делают. Ведь, когда вы являетесь к нам за пшеницей, мы вам продаем ее, сколько угодно. Но уже если вы решили ссориться, то берегитесь – мы вам отплатим в свое время тем же. Зарубите это себе на носу.

– Что это ты сегодня распетушился, Форжье? – засмеялся Марке, старшина пирожников. – Пшенной кашей ты объелся, что ли? Подойди-ка сюда поближе, я дам тебе пирожков.

Но когда Форжье по простоте душевной подошел к пирожнику и вытащил из-за пояса деньги, Марке так огрел его кнутом, что на теле вздулся синий рубец.

– Караул! Убивают! – завопил Форжье и запустил в Марке своей дубинкой. Дубинка угодила Марке в голову, и негодный пирожник повалился на землю.

Тем временем на шум сбежались мызники. Они работали неподалеку: длинными шестами сбивали с деревьев орехи. Мызники принялись тузить пирожников, пастухи тоже не зевали, поднялся гвалт, крик, шум, и пирожники скоро поняли, что дело их дрянь. И действительно, пирожников схватили и отняли у них пять дюжин пирожков. Но это вовсе не был грабеж: за пирожки хозяевам было заплачено столько, сколько полагалось, да сверх того им дали еще в придачу сотню орехов и три корзины белого винограда. Пирожники помогли раненому Марке сесть на лошадь и вернулись обратно в Лерне. Всю дорогу они ругались на чем свет стоит и грозили, что пастухам теперь несдобровать.

А пастухи между тем угощались пирожками, закусывали их прекрасным виноградом и от души посмеивались над хвастунами-пирожниками.

Избитый Форжье растер свой рубец виноградным соком и вскоре совершенно поправился.

О том, как король Пикроколь объявил Грангузье войну

Вернувшись в Лерне, пирожники сейчас же, не пивши, не евши, бросились в замок к своему королю Пикроколю. При этом они ревели, как ослы, показывали на свои сломанные корзины, разорванные платья, раздавленные пирожки, а главное – на раненого Марке и жаловались, что все это наделали пастухи и мызники Грангузье.

Король пришел в ярость и, не разбирая – как, что и почему, приказал по всей стране кликнуть клич, чтобы каждый под страхом смертной казни явился вооруженный на площадь ровно в полдень.

И вот по всему городу загремели барабаны, а сам Пикроколь, пока ему готовили обед, пошел приводить в порядок свою артиллерию. И тотчас же пушки были поставлены на лафеты, целые возы были нагружены военным провиантом, на улицах зашумели развернутые знамена.

За обедом король назначил командующих войсками. Командиром передового отряда – авангарда – он назначил господина Трепелю. В отряде господина Трепелю числилось 16014 пищальников и 30 011 наемных солдат. Командующим артиллерией был назначен господин Тукдильон, и под его командой было 914 пушек, бомбард, мортир, василисков и прочих тяжелых орудий.

Сам король и королевские принцы присоединились к войску. Когда все войско было в сборе, послали отряд легкой кавалерии на разведку – нет ли где поблизости засады. Разведчики донесли, что никакой засады нет и что все вокруг тихо и спокойно.

Тогда Пикроколь приказал армии выступать. И вот вся эта армия без всякого порядка, врассыпную бросилась в поле, ломая и уничтожая все, что встречалось на пути. Солдаты ничего не щадили. Встречали они коров – резали коров, встречали овец – тащили овец, встречали баранов – ловили баранов. Кроме того, солдаты забирали кур, цыплят, уток, гусей, свиней, поросят, сбивали орехи, обрывали виноград, ломали яблони и груши.

Жители ничего не могли поделать с грабителями. Они сдавались без сопротивления и только умоляли поменьше разбойничать.

– Мы же никогда не обижали вас, – говорили они солдатам, – за что вы нас разоряете?

Но солдаты в ответ только посмеивались.

– Мы вас научим, как есть наши пирожки, – говорили они и продолжали свое разбойничье дело.

О том, как один монашек спас виноградник от вражеского нашествия

Так они бесновались, пока не дошли до города Селье. Селье они разгромили до основания и направились дальше, к аббатству. Но аббатство оказалось запертым и под крепкой охраной.

Тогда главная армия прошла дальше, к Ведскому броду, а около аббатства оставила семь пеших отрядов и сотни две копейщиков. Солдаты тотчас кинулись ломать каменную стену, которой был окружен монастырский виноградник.

Бедняги монахи не знали, какому святому молиться, и на всякий случай так принялись барабанить в свои колокола, что свели с ума всех монастырских ворон. А после этого устроили еще торжественную процессию с пением псалмов и разных молитв.

В то время проживал в аббатстве один монашек, по имени Жан Сокрушитель. Это был молодой здоровый парень, всегда веселый, разбитной, готовый на всякие проделки, ловкий, как черт, горластый, как петух. Он так наловчился отбарабанивать обедни и всенощные, что, бывало, монахи не успеют лба перекрестить, глянь, а служба и кончилась.

Так вот, этот монашек, услыхав шум в винограднике, вышел во двор узнать, в чем дело. А солдаты тем временем уже проломили стену и бросились ломать виноград, из которого монахи делали себе вино. Брат Жан, увидев, что дело плохо, побежал в церковь, где монахи все еще распевали свои молебны.

– Ну вас к богу с вашими молитвами! – закричал брат Жан. – Почему вы лучше не споете «Прощай, корзины, сбор окончен»? Черт меня побери, если неприятель уже не разнес наш виноградник! Что мы, бедняги, будем теперь пить? Прощай навек, моя добрая винная кружка!

– Что тут делает этот пьяница? – сказал настоятель. – Отведите-ка его в холодную: он нарушил богослужение.

А как же быть с вином? – возразил брат Жан. – Ведь вы же сами, господин настоятель, не дурак выпить после сытного обеда. Ни один благородный человек не отказывается от доброго винца – это наше монастырское правило. Но, богом клянусь, молитвы сегодня ни к чему. Послушайте-ка, господа добрые люди: кто любит вино, тот пусть следует за мной. Клянусь святым Антонием, мы не отведаем больше винца, если не отстоим наш виноградник.

Говоря это, брат Жан сбросил свою рясу и схватил здоровенную палку от креста, длинную, как копье, толщиной с кулак. Затем он выскочил из церкви и так принялся дубасить солдат, что те обалдели. В этом нет ничего удивительного. Ведь солдаты перед тем побросали свое оружие, чтобы легче было управляться с виноградом. Барабанщики продырявили барабаны и набили их доверху спелыми гроздьями. То же сделали трубачи со своими трубами.

Итак, монах принялся тузить грабителей и, не говоря худого слова, валил их целыми толпами, колотя направо и налево.

Тому, кто хотел спрятаться в гуще виноградника, он давал по шее; кто хотел спастись бегством – получал по спине; кто лез на дерево, того он доставал концом палки и никому не давал пощады. А если кто кричал: «Ах, брат Жан, ах, голубчик Жан, я сдаюсь!» – тому он отвечал: «Сдаваться-то сдавайся, но и душу тоже чертям отдавай». И тоже расправлялся по-свойски.

Одни кричали: «Святая Варвара!», другие: «Святой Георгий!», третьи: «Божья матерь! Не тронь меня!». И такой рев стоял кругом, что монахи выбежали из церкви и принялись исповедовать раненых. А другие, неважные монашки, сняли с себя рясы, развесили их на изгороди и взяли в руки по кухонному ножу. Затем, недолго думая, они бросились помогать брату Жану и напали на солдат с тыла. Скоро с неприятельским войском было покончено. Так благодаря удивительной храбрости брата Жана в этот день погибло 13622 неприятельских солдата, и виноградник аббатства был спасен от расхищения.

О том, как Грангузье собирался на войну с Пикроколем

А тем временем добряк Грангузье, ни о чем не подозревая, сидел себе около камелька, ждал, пока испекутся каштаны, малевал пол обожженной палкой и в десятый раз пересказывал жене с домочадцами добрые сказания былых времен.

Вдруг вбежал к нему пастух, по имени Пильо, и рассказал обо всем, что случилось. Король Пикроколь уже разорил весь край; невредимым остался только один виноградник, спасенный братом Жаном. Теперь Пикроколь уже перешел Ведский брод, взял приступом город Ля-Рош-Клермо и укрепился в нем со своим войском.

– Увы, вы, добрые люди! Что же это такое? – сказал Грангузье. – Пикроколь, мой старинный друг и союзник, напал на меня? Может ли это быть? Кто же ему это присоветовал? О-хо-хо-хо-хо? Боже мой, спаситель мой, помоги мне, укажи, что делать! Уверяю тебя, что я не сделал Пикроколю ничего худого; напротив, я всегда помогал ему деньгами, советами, войском. О-хо-хо-хо, добрые люди, неужели же мне, на старости лет, придется облечь панцирем мои бедные усталые плечи, а дрожащей рукой взять копье, чтобы защищать свои владения? Нет, нет, я испробую все средства, чтобы дело окончилось миром. Таково мое решение.

Вслед за этим Грангузье созвал совет. На совете было решено отправить к Пикроколю какого-нибудь осторожного человека – узнать, почему он так внезапно нарушил мир и вторгся в чужие земли. Кроме того, решили вызвать из Парижа Гаргантюа, чтобы, в случае надобности, он помог разделаться с Пикроколем.

Итак, Гаргантюа было отправлено письмо, а к Пикроколю поехал послом Ульрих Галле, человек мудрый и скромный, много раз испытанный Грангузье в затруднительных случаях. Этот добрый человек тотчас пустился в путь, благополучно перебрался через брод и стал расспрашивать тамошнего мельника, что у них случилось.

– Увы, увы, – отвечал мельник, – эти разбойники не оставили мне ни ложки, ни плошки. Теперь они заперлись в Ля-Рош-Клермо, и я не советую вам ехать туда, на ночь глядя. Того и гляди, наткнетесь на патруль, и вам не поздоровится.

Галле переночевал у мельника и на другое утро вместе со своим трубачом явился перед воротами крепости. Трубач затрубил в трубу, и Галле потребовал, чтобы его допустили к Пикроколю по весьма важному делу. Король, однако, не позволил отпирать крепостных ворот. Он сам вышел на стену и спросил посла:

– Ну, что нового? Что вы хотите мне сказать?

В ответ на это посол произнес длинную речь, в которой убеждал Пикроколя прийти в себя и прекратить свои бесчинства. Посол уверял Пикроколя, что Грангузье ни словом, ни делом никогда не причинял ему никакого вреда, всегда хранил с ним дружбу, всегда обращался с ним как добрый сосед и ни в чем ему не отказывал. В заключение посол требовал, чтобы Пикроколь немедленно возвратился в свои владения, а за убытки, причиненные войной, уплатил Грангузье тысячу золотых. Половину из них посол предлагал заплатить завтра, а другую половину – в будущем мае. В заложники Галле требовал герцога де Турнемуля и принца де Грателя.

Сказав это, Ульрих Галле умолк, но на все его речи Пикроколь отвечал одно:

– Что ж, приходите за ними, приходите за ними! У них кулаки здоровые. Они вам настряпают таких пирогов, что до самой смерти не забудете.

Так Галле и пришлось вернуться домой ни с чем.

– Ну что, друг мой, – спросил его Грангузье, – какие вести принесли вы мне?

– С ним невозможно разговаривать, – отвечал Галле. – Видно, он совсем рехнулся, этот человек.

– Должно быть, так, – сказал Грангузье, опечалившись. – Но узнали ли вы, по крайней мере, почему он напал на меня?

– Об этом он ничего не сказал, – ответил Галле. – Правда, он упомянул о каких-то пирогах. Не обидел ли кто-нибудь его пирожников?

– Это нужно расследовать, – задумчиво сказал Грангузье. – Не может же быть, чтобы он напал на меня без всякой причины.

Стали расспрашивать пастухов и выяснили, что действительно у пирожников Пикроколя было отнято пять дюжин пирогов, причем Марке сильно ранили в голову дубинкой. Правда, за пироги было заплачено, а Марке первый отхлестал кнутом беднягу Форжье.

Совет решил, что Грангузье следует защищаться.

Тем не менее Грангузье ответил:

– Раз дело идет о нескольких пирогах, я постараюсь покончить дело миром. Очень уж не хочется мне воевать на старости лет.

В ту же ночь Грангузье приказал изготовить пять возов самых вкусных пирожков на чудесном масле, на прекрасных желтках, с сахаром и ванилью.

Для уплаты цирюльникам, которые перевязывали раны Марке, Грангузье отсчитал 700 003 золотых, а самому Марке дарил в вечное владение местечко Ля-Помардьер.

И вот Галле снова было приказано отправиться с пирогами к Пикроколю, чтобы дело уладить миром.

По дороге Галле велел нарвать зеленых веток и каждому вознице взять в руку по ветке. Сам Галле тоже взял ветку. Этим он хотел показать, что они просят только мира, а воевать не хотят ни в коем случае.

Прибыв к воротам. Галле снова попросил, чтобы его допустили к Пикроколю.

Но на этот раз Пикроколь не захотел с ним говорить и велел передать, что надо, капитану Тукдильону, который в это время заряжал на валу пушки.

– Сударь, – сказал Галле Тукдильону, – мой повелитель Грангузье из-за пирожков с вами ссориться не желает. Вместо пяти дюжин, которые отняли у вас наши пастухи, мы возвращаем вам целых пять возов пирожков самого высшего сорта. Вот они. Извольте их принять. Кроме того, мы предлагаем вам 700 003 золотых и местечко Ля-Помардьер – для пострадавшего пирожника. Итак, будем жить в мире. Возвращайтесь к себе домой и оставьте нашу крепость. Будем друзьями, как и прежде.

Тукдильон донес об этом Пикроколю.

– Ха-ха-ха! – смеялся Тукдильон. – Это мужичье здорово перепугалось, ей-богу! Грангузье, этот несчастный пьяница, наверно, вспотел со страху. Тянуть винцо он мастер, а как дело дошло до драки, так он наутек. Не знаю, как вы, господин король, а я того мнения, что пироги следует нам забрать, а войну вести своим порядком. Неужели они на самом деле думают одурачить нас какими-то пирогами? Да они, я вижу, потеряли к нам всякое уважение.

– Та-та-та, – отвечал Пикроколь, – клянусь святым Иаковом, мы им зададим трезвону. Делайте, как сказали.

– Только я должен предупредить вас, господин король, – сказал Тукдильон. – Мы здесь бедны провиантом. Если Грангузье обложит крепость, нам скоро придется подтянуть себе животики.

– У нас съестного хватит, – сказал Пикроколь. – Что мы, воевать сюда пришли или закусывать?

– Конечно, воевать, – отвечал Тукдильон, – но ведь с пустым желудком много не навоюешь.

– Перестаньте болтать, – сказал Пикроколь. – Забирайте то, что они привезли.

И вот они забрали себе пять возов с поклажей и все золото, а людей отпустили со строгим наказом больше не приближаться к крепости. Так Ульрих Галле во второй раз возвратился к Грангузье с вестью, что никакой надежды на мир не остается и что необходимо воевать с Пикроколем не на живот, а на смерть.