Текст книги "История одной любви"

17. В разлуке

15 января 1949 года

Инночка, здравствуй!

Ну вот, еще совсем недавно мы могли говорить по телефону и слышать друг друга почти рядом. Сейчас я даже и этого не могу сделать. Сижу в гостинице этого небольшого городка и пишу тебе это письмо.

Сегодня суббота, ты обещала в этот день быть у меня. Сейчас я знаю, да и доволен, что ты не смогла приехать. А то была бы одна, а я бы здесь еще больше мучился. Но, вот сейчас мне еще раз приходится проверить себя и хочется сказать тебе, что нет, теперь уже никогда не отвыкнуть от наших счастливых встреч, и даже здесь, где трудно даже представить нас обоих вместе, мне хочется все же сделать это. Всегда хочется рядом посадить тебя и посмотреть, как это будет выглядеть…

Передал ли «квадрат» тебе мои пожелания и мою телефонограмму, что я оставил у них вчера в 8.00?

Ты не беспокойся, Инночка, я и здесь все равно с тобой. Со мной мои письма от тебя и мои постоянные спутники в любой дороге – альбомы с нашими фотографиями. Хочется верить, что эти альбомы мы всегда будем смотреть с любовью вместе во всей нашей длинной и интересной жизненной дороге. Хочется верить, что все, начавшееся с этих скромных фотографий, закончится достойно, хорошо и счастливо. От этих мыслей всегда становится приятно, грусть несколько развевается и расстояния, разделяющие нас, как бы невидимо сокращаются.

А все-таки хочется быстрее возвратиться домой – там мы гораздо ближе друг к другу. Мы всегда будем с любовью вспоминать этот хороший городок, который нас познакомил, сдружил и сделал такими. Я всегда, когда оставляю его хоть на несколько дней, переживаю это расставание, как будто расстаюсь с тобой. Так много в нем нашего общего и родного.

Завтра, хоть и выходной день, мне предстоит работа. Хочется возвратиться домой к вечеру в понедельник, чтобы успеть в университет. Не знаю, как мне удастся это сделать.

А еще больше хочется быстрее поговорить с тобой. Отсюда никак нельзя дозвониться, даже с Потсдамом связи нет..

Ну ладно, Инночка! До свидания. Привет и самые хорошие пожелания твоим родителям. А Георгия Георгиевича я опять не смог встретить.

Да, признаться, мне кажется неудобным, и я всегда немного чувствую себя стесненным, когда встречаюсь с ним даже при тебе, а без тебя – и тем более. Ну, ничего!

Крепко обнимаю тебя, желаю успехов во всем, счастья и благополучия.

С искренним уважением и самыми хорошими мыслями о тебе и нашей дружбе.

Борис.

* * *

16 января 1949 года

Инночка! Здравствуй!

Прошел выходной день. Для меня он уже давно-давно не был таким. Для меня он мучителен не потому, что мне пришлось работать, а потому что ужасно мучительно сознание невозможности поговорить сейчас с тобой!

Мне уже думается, что с тобой что-то случилось, или ты рассердилась на меня, или еще что. Не знаю, нужно ли говорить об этом, Но считаю, что друзьям можно и нужно говорить обо всем, тогда радость будет вдвойне большей, а горе – меньшим. И поэтому сейчас мне больше всего хочется, чтобы ты слышала меня.

Не пойму сам: или это просто скука, или что-то такое, что нельзя ни определить, ни назвать… Руки сами тянутся к листу бумаги, мысли блуждают кругом, но, ни на шаг не уходят дальше тебя, и не хотят, даже если это хочу сделать я.

Пытался сегодня дозвониться до Потсдама. Ничего не получилось.

Мое желание попасть в понедельник в Университет, наверное, не осуществится, так как завтра я еще не успею закончить все дела, а если и успею, то поздно к вечеру.

Сейчас думаю о том, что в клубе идут танцы, а что делаешь ты? Знаешь ли, что я сижу здесь и пишу тебе обо всем этом, или, может быть, танцуешь и не вспоминаешь обо мне? Не чувствуешь. Как я скучаю?

Раньше мне с книгой никогда не было скучно. Но вот сидел, читал, а о чем – не помню. И все ты виновница, и не думай возражать!

Твоих писем тоже давно не получал, и ничего-ничего не знаю о тебе.

Доволен только тем, что каждое новое послание не ослабляет, а еще больше укрепляет мою уверенность в том, что есть между нами – не простое увлечение, а настоящее. Большое и глубокое чувство.

От этого мне всегда становится приятно, и я убеждаюсь, что все сделанное нами для укрепления наших отношений. Сделано правильно и хорошо. Мы никогда не будем жалеть о нашей встрече на танцплощадке 23 июня 1948 года.

Ложусь спать с самыми хорошими мыслями о тебе. Хочу крепко обнять тебя на прощание, пожелать спокойного сна. Будь здорова, кукла. До свидания. Борис.

* * *

18 января 1949 года

Здравствуй, Инна!

Я рад, что снова дома, в своей обычной обстановке.

Возвратился в 19.00. Сейчас уже второй раз был на «квадрате». Мне передали, что ты ушла в кино, и что мне, собственно, звонить бесполезно.

Ну, что ж? Мне думалось, что ты тоже ждала меня, и тебе так же, как и мне, хотелось услышать мой голос и последние новости. Прости! Я не могу быть причиной того, чтобы ты нарушала свои обещания перед другими из-за меня. Смотри кино, веселись и хорошо проведи вечер.

Я постараюсь подогнать материал, который мне не пришлось слушать в университете. Так быстрее и легче пройдет мой сегодняшний, первый после этой дороги, вечер.

До свидания. Будь здорова, весела и счастлива. С искренним уважением. Борис.

* * *

27 января1949 года

Боренька, здравствуй!

Сегодня нам едва ли удастся поговорить по телефону, так как я могу говорить только шепотом (по секрету). Сегодня в 12 часов дня пришла с работы, так как очень плохо чувствовала себя, и сегодня целый день сижу дома. Стала читать, но мысли не в книге, а у тебя.

Вчера долго ждала твоего звонка, но так и не дождалась. Сама вчера не звонила, так как уже хрипела и решила подождать тебя, чтобы не напрягать горло. Даже не знаю, где я так простудилась.

Вчера получила твое письмо за 18 января, которое хоть и поздно, но обидело меня. Ну, когда ты уже выбросишь из головы ненужные мысли? Когда ты уже не будешь думать о том, чего не было, нет, да и не может быть?

К чему эти иронические пожелания, которые идут не только не от души, но даже не от разума! С какой горечью написаны они! Я не хочу сказать, что тебе было легко и хорошо, но ведь нельзя быть настолько эгоистичным, чтобы обижаться на то, что я могла поговорить с тобой не в 8 часов, а двумя часами позже. И из-за этого ты обиделся на меня.

Ты не хочешь, чтобы я нарушала обязательства перед ДРУГИМИ. Я знаю, кого ты имеешь в виду под этим словом. Но неужели до сих пор тебе не ясно, с кем я могу быть, с кем ходить, кому обещать? Наша последняя встреча, по-моему, вполне разрешила эти вопросы, но это запоздалое письмо еще раз разбудило во мне все, о чем мы уже давно договорились, и что теперь даже во сне не может сниться! Понял? Может, мне не стоило повторяться, но только тогда, когда люди всегда верят друг другу, ничего не скрывают друг от друга, тогда они могут дружить и быть счастливыми. Правда?

За последнее время я привыкла почти каждую неделю видеть тебя, и теперь еще тяжелее переношу разлуку. Каждое твое письмо приносит мне счастье, каждое твое слово, сказанное по телефону, прибавляет мне силы и уверенности в самое хорошее и счастливое будущее. Ведь за последнее время мы так привыкли друг к другу, стали так дороги друг другу, что я просто не представляю, как мы будем, если в дальнейшем не будет такой возможности встречаться, как было в январе.

Вот сижу сейчас и с тревогой думаю, что горло болит все больше, и я не смогу поговорить с тобой по телефону. Ну, как получится, я постараюсь произнести что-нибудь членораздельное, а потом буду слушать тебя.

Что-то я сегодня расписалась, пора кончать. Жду!

С уважением и сердечным приветом.

Инна.

18. Сердцем и разумом

Только благодаря папиной аккуратности и пунктуальности, я нашла тот эпиграф, о котором говорится в приведенном ниже письме. Папа на многих, полученных им от мамы, письмах ставил свою подпись и дату, когда он отправил ей ответ на это письмо. На письме от 14 января 1949 года стояла дата ответа – 20.01.49 г. Теперь будет понятно, о чем идет речь, поскольку это письмо есть в главе 15.

20 января 1949 года

– Можешь знать, что сумею достойно

Я любовь твою в сердце сберечь,

Пронести через бури спокойно

К грани наших волнующих встреч! –

Инночка!

Я привык читать эпиграфы твоих писем, как показатели твоего настроения и направления твоих мыслей. В твоем сегодняшнем эпиграфе я прочел гораздо больше, и мне хочется спросить или, проще, сказать самому, что его содержание выходит за рамки простого настроения.

Вместить в него ты сумела все, что хотела, и я понял тебя вполне хорошо. Эпиграф моего письма пусть будет моим ответом на твой. Но скажи, ты испытала себя, проверила? Ты говоришь это действительно сердцем и разумом?

Если да, то для меня это самое большое в жизни, и я сумею не только сберечь, но и ответить достойной взаимностью, нисколько не меньшей, чем ты. Могу сказать, что я говорю об этом, проверив себя всесторонне, и убедившись, что имею право сказать тебе эти слова сердцем и разумом, зная, что не встречу в себе разлада между мыслями и делами. Ответь на мой этот вопрос, и я с самым большим счастьем скажу, что ты достойна быть для меня не только лично другом, но и достойна заменить мне всех моих самых близких людей, которых я потерял преждевременно

Я буду счастлив, если найду в тебе воплощение всех моих самых лучших мыслей, надежд и стремлений, и смогу в конце своих писем писать тебе простые, но такие ёмкие слова – твой Борис, и видеть в конце твоих писем ко мне – твоя Инна.

Твой Борис.

* * *

30 января 1949 года

– О любви не говори – о ней все сказано.

Сердце, верное любви, молчать обязано.

Без причины не гори, учись владеть собой,

А молчать не в силах – пой!

Боренька, родной!

Сегодня уже второе письмо начинаю тебе писать. Прошло три часа, как нас разъединили. Но я не обижаюсь на них, ведь мы с тобой и так долго говорили сегодня.

Борик! Мне очень не нравится твое плохое настроение. Ну, что ты ждал в моих письмах такого особенного? Вечно тебе все что-то кажется! Ведь ты же знаешь уже все мои мысли, и я очень рада, что ты умеешь понять даже то, что не написано, а только о чем подумано мною. А теперь ты отказываешься это делать. На твое письмо я тебе уже ответила, что мой эпиграф надо понимать так, как он написан. Об этом я тебе уже писала, когда была у тебя, об этом написала в письме от 24 января, об этом же пишу и сейчас.

Какие доказательства тебе нужны к этому еще? Их и так слишком много: разве то, что я использую каждый удобный и неудобный случай, иногда – даже не считаясь со своим самолюбием и гордостью, приехать к тебе, чтобы хоть несколько часов видеть тебя, не доказывает тебе это?

Разве я имею какое-нибудь право оставаться так долго с тобой, а я это делаю! И ты думаешь, что мне все это дается легко и просто?

Что прежде, чем пойти на тот или иной шаг, я ни о чем не думаю? Почему? Думаю! И не мне объяснять тебе это.

Я слишком доверяю тебе во всем, если поступаю так, как до сих пор. Но ты пойми, что такая доверчивость с моей стороны исходит потому, что меня никогда еще никто не обманывал, и в моем присутствии никогда не было позволено ничего лишнего не только в отношении меня, но и в отношении других. Но ведь я не маленькая и понимаю, что поздно будет дуть на воду, когда обожжешься на молоке. Ведь не один ты задавал мне такой вопрос, который ты называешь самым главным.

И как хорошо, легко и свободно чувствуешь себя, когда можешь положительно ответить на него. Но кто знает, как я могла бы ответить хотя бы тебе, если бы иначе относилась к жизни, или, говоря твоими словами, была бы «как другие».

И вот, только потому, что я не хочу быть «как другие», поэтому я и не тороплюсь высказывать то, чего у меня, может быть, накопилось больше, чем у тебя.

Ты же прекрасно знаешь это, и только еще и еще раз хочешь убедиться в правоте своих мыслей. Можешь быть спокоен, твои мысли правы, я целиком их разделяю с тобой!

Получила твое письмо, вернее – твое стихотворение, которое мне очень и очень понравилось. Я сразу поняла, кто его написал, и только ради шутки спросила об этом по телефону. Ведь все, что там написано, никому не может принадлежать, кроме тебя и меня, и ни о ком нельзя больше сказать так, кроме нас.

Спасибо, родной, что ты умеешь доставлять своими письмами и стихами столько радости и счастья. Прости, но буду кончать.

Сегодня чувствую себя много хуже, чем все предыдущие дни. Время приближается к одиннадцати вечера. Теперь буду ждать твоих звонков, а может, их не будет сегодня? Нет! Не хочу верить! Ведь не можешь же ты не поговорить со мной хоть 5-10 минут! А у меня сегодня поднялась высокая температура. До сих пор была нормальная или не превышала 37,3, а сегодня выше 38. Маме уже не говорю, она и так не спит ночей и очень беспокоится за меня.

До свидания. Надеюсь, что в скором времени ты сам приедешь.

С искренним уважением и сердечным приветом. – Твоя Инна.

А вот это стихотворение, о котором шла речь в письме.

23 января 1949 года

 
Если мысли повсюду блуждают,
И глаза тебя ищут вокруг,
Если имя твое вырастает
Из-под этих вот пишущих рук,
 
 
Если думать не хочется больше,
Ни о чем, кроме завтрашних встреч,
Если помнится резче и дольше
Нежность ласковых девичьих плеч,
 
 
Если звуки твой голос несут,
А предметы – следы твоих рук,
Если даже немного минут
Так согрели наш узенький круг,
 
 
Если даже, когда тебя нет,
А я руки тяну все равно,
Если будто уж тысячу лет
Мы всегда были рядом, давно,
 
 
Если радость среди темноты
Освещает всегда мне мой путь,
То причина всему – ЭТО ТЫ,
Это ТЫ – ПОМНИ, ЗНАЙ, НЕ ЗАБУДЬ!
 

Твой Борис

19. Одна жизнь на двоих

25 января 1949 года

– Счастье неуловимо. Никогда не знаешь,

есть оно или нет. Проверить, счастлив ли ты,

можно только на окружающих! –

Здравствуй, Инночка!

Уже третий день прошел, как я проводил тебя и больше не слышу тебя и не читаю твоих писем. Как твои дела, самочувствие, мысли? Каково твое мнение о нашей последней встрече и моем письме, которое я писал тебе в дорогу?

Мне хочется верить, что мы одинаково думаем о ней, и одинаково разъехались с мыслями, что мы еще больше, чем раньше, сейчас нужны друг другу.

Не знаю, может быть, это плохо, но я не умею сближаться ради минутного увлечения. Наши отношения для меня – событие, решающее жизнь. Взять твою жизнь и отдать взамен свою. Из двух маленьких жизней сделать одну большую – вот единственная возможность, которая может разрешить наши сегодняшние отношения друг с другом.

Вместе с тем мне хочется сказать тебе, что я знаю, что ты заслуживаешь большого и настоящего счастья. Ответь мне, уверена ли ты в том, что сумеешь найти его во мне? Человек вдвойне бывает счастливее, если он знает, что своей жизнью делает счастливым другого, если всегда чувствует, что он нужен не только себе, но и другим.

Именно поэтому я и спрашиваю тебя об этом. Я здоров, благополучен и, может быть, не пойму точно, – счастлив.

До свидания, моя хорошая кукла. Привет твоим родителям.

С искренним уважением.

Твой Борис.

* * *

26 января 1949 года

– Любовь свою в каждое слово

Сегодня вложил я любя,

Очень хочется снова

Крепко обнять тебя!

Хочется сжать твои плечи,

Имя твое повторить,

Молча мечтать о встрече,

Вместе повсюду быть! –

/ Б. Орехов/

Инночка! Здравствуй, родная!

Мне очень обидно, что ты болеешь, и поэтому моим самым большим желанием будет истинно товарищеское сочувствие тебе и желание видеть тебя как можно скорее совсем здоровой…

Мне всегда портит настроение мысль, что ты сидишь там одна со своим больным горлом и скучаешь… Сейчас немки убирались в комнате и нашли твою заколку с головы. Спрашивают меня, чья, мол, эта заколка, и смеются. Ну, чья же? Твоя, конечно! Можешь не беспокоиться, она не потеряется, я ее заколол в волосы своей маленькой кукле. А она у меня более спокойная и послушная, чем большая. Не смейся, ведь я же прав?

Послезавтра уже кончается первый месяц этого года, а вместе с ним и второй месяц зимы. Впереди весна, лето. Хочется думать, что они облегчат наши встречи, а вместе с этим – и мучения для обоих.

…Каждый новый наступающий день обычно с радостью встречаешь не только потому, что он принесет что-то новое, но прежде всего потому, что он приближает нашу новую встречу…

…Сейчас иду на «квадрат» и постараюсь дозвониться к тебе. Хочется, чтобы ты была уже совсем здорова. Но если еще нет, то я всей душой желаю тебе этого.

До свидания. Крепко обнимаю тебя. С искренним уважением.

Твой Борис.

* * *

29 января 1949 года

Если писем не будет отсюда,

не печалься, надежду храня.

Я тебя никогда не забуду,

Только ты не забудь про меня! –

Боренька, здравствуй!

Ты сейчас уже, наверное, танцуешь, а я пишу тебе это письмо. Вот ты обижаешься, что я вчера не написала тебе. Ну, о чем я напишу? О том, что сижу и скучаю? Ты это знаешь.

Вчера перечитывала твои письма, начиная с 25 июня 1948 года и кончая 20 января 1949 года. На это ушло у меня несколько часов, но за то какое удовольствие я получила! Передо мной проносились картины прошлого и строились планы на будущее. Долго ждала твоих звонков, хотела сначала поговорить, потом уж написать. Но, ты так и не позвонил. И я, огорченная, легла спать. Писать не захотела.

Мне показалось, что если тебе не интересно разговаривать с больной, то тебе так же не интересно получать мои письма…

Что тебя вовсе не интересует мое самочувствие, так как ты не позвонил и не справлялся о нем. Знаю, что все это преувеличено, но человеку с повышенной температурой это простительно!

Твоих писем еще нет, жду завтра, в воскресенье. Надеюсь, оно будет счастливее, чем суббота. Хотя для меня эти дни все одинаковы. Сегодня сидела, вышивала, слушала радио. Читать не могу, болит голова, и ничего не понимаю.

Я сегодня дозвонилась до «квадрата», но мне сказали, что ты ушел куда-то с товарищем. Я поняла, что ты с Костей ушел на танцы. Стало немножко обидно, скучно, досадно, хотя сознаю, что не имею права обижаться, да и не на что.

Сейчас дома сижу одна. Родители ушли на концерт, еле уговорила их уйти, чтобы написать тебе в спокойной обстановке. Но голова разболелась еще больше, режет глаза.

Сейчас отдохну немного, полежу и буду ждать твоего звонка.

До свидания, желаю тебе всего самого хорошего и светлого.

С искренним уважением и сердечным приветом –

Инна

20. Наконец прозвучало «Люблю!»

8 февраля 1949 года

Инночка! Здравствуй, родная!

У меня сегодня так много впечатлений и мыслей о тебе, что не знаю, с чего начать.

Прежде всего хочу от души поблагодарить за исключительно теплый и внимательный прием твоих маму и папу, а тебя – за то беспокойство, которое ты взяла на себя с моим приездом. Не отрицай, что, может быть, причиной того, что ты и сейчас еще лежишь в постели, был именно я и твоя поездка на вокзал.

Я от души доволен и счастлив тем, что своим живым участием я хоть несколько развеял скуку и, может быть, этим облегчил твою болезнь.

Я верю, что твои упреки, которые ты только сейчас высказала мне по телефону, конечно, шутка, и ты прекрасно знаешь, что я с любовью провел у твоей постели эти два дня, что я пробыл у тебя. Они мне в тысячу раз дороже, чем все вечера, которые я провожу без тебя, и тыне говори, что не знаешь этого.

Ты не имеешь права, да-да, не имеешь права думать, что ты хоть чем-нибудь испортила мое настроение. Ну, вот, я приехал домой. Еще все мысли с тобой, и ни за что не хочется браться. Ко всему этому получил сегодня сразу все твои письма, в которых нашел много-много хорошего и остался очень доволен.

Прости за такую исповедь, но это – крик моего сердца, который никому не заглушить, кроме тебя, и ты теперь об этом знаешь. Ты видела, что я как ребенок боялся произнести это «страшное» слово, которое ты прочла в моем стихотворении. Не думай, что от меня его хоть когда-нибудь слышала другая девушка, и что я его произносил еще кому-либо, кроме тебя.

Ты можешь чувствовать себя вдвойне счастливой, зная, что ты слышишь это от меня, и что это достойно твоей безвинности.

 
– И сердцем и мыслью теперь уже можно
Сказать тебе смело – люблю!
Храни это чувство тепло, осторожно,
И знай: я его не сгублю!
 
 
С ним легче бывает мне в трудностях жизни,
С ним проще в суровой борьбе,
С ним вместе мечтаешь о нашей отчизне,
С ним радостней едешь к тебе!
 
 
С ним вместе светлее бывает в ненастье,
С ним проще дорогу найти.
С ним легче идти нам к совместному счастью,
С ним радостней в этом пути.
 
 
Оно открывает великие дали
И сил прибавляет всегда.
Оно приближает, о чем мы мечтали,
Оно сокращает года.
 
 
И жизнь вместе с ним содержательней много,
И мысли гораздо ясней,
Короче становится эта дорога,
Где только что ездил я к ней.
 
 
А в общем – здесь сказано все основное,
Что я оставлял на «поздней».
Что было повсюду лишь только со мною,
И что теперь так же и с ней.
 

Твой Борис

8.02.49 г., 23.00

* * *

12 февраля 1949 года

– Мне грустно и легко, печаль моя светла,

Печаль моя полна любовью,

Тобой, одним тобой… Унынья моего

Никто не мучит, не тревожит,

И сердце вновь горит и любит – оттого,

Что не любить оно не может! –

Боренька, родной, здравствуй!

Сегодня ночью, в 2 часа, вернулся папа. Я у него сразу же взяла твои письма, и как только все в доме утихло, принялась их читать, несмотря на то, что было уже 3 часа ночи.

Ты опять скажешь: – Какая невоздержанность, не могла подождать до утра!

Да, не могла! Разве можно ждать хоть минуту, когда письма находятся в руках и жгут их, а я должна чего-то ждать…

…Твое стихотворение мне очень понравилось. Когда ты читал мне его с черновика, то я ничего не поняла тогда, потому что я люблю каждое слово продумать, а ты тогда так быстро прочел, а конец вообще проглотил, а потом взял и спрятал совсем.

Много радости доставил ты мне сегодня своими письмами и стихами.

По этому случаю я даже лучше чувствую себя. Сегодня приходила врач, обещала в понедельник выписать на работу…

…Боренька! Я до сих пор переживаю, что твой приезд оказался таким неудачным. Ведь я думала, что все будет совсем иначе, что я встречу тебя совсем здоровой. А тебе пришлось сидеть около меня и смотреть на меня в таком ужасном, больном виде, да еще с такой температурой. На какого черта я тогда была похожа! Я сама себя испугалась, когда увидела себя в зеркале! А ты сидел и смотрел на это «ангиновое» чучело, да еще и… Ладно уж, не буду.

Продолжаю писать после обеда. Ну что ты дуешься, что не застал папу там? Его действительно трудно было застать – он днем на собрании был, чего я не ожидала.

Если я тебя обидела своим предположением о том, что ты испугался, то прости, я совсем не хотела этого. Я просто пошутила. И уж, конечно, не думала о том, что ты невежда, неблагодарный, эгоист и что ты там еще придумал.

Сегодня суббота. На прошлой неделе в это самое время мы с тобой вместе сидели, а вот сейчас я сижу одна с твоим портретом перед глазами, да с сегодняшними письмами в руках, да со своими мыслями о тебе. Но все это не то, и не так, как я хочу!

Вот уже опять 19.30, а ты еще не звонил. А ведь сегодня должен позвонить не позднее 20 часов, так как в 21 час вероятно пойдешь в клуб на танцы. Ведь ты уже давно не был и наверное соскучился так же, как и я.

Ой, Боренька, если бы ты знал, как хочется сходить с тобой потанцевать! Вот даже сейчас, когда ноги едва носят по комнате, а на танцы пошла бы, только была бы возможность. Ну, ничего, недельку придется подождать.

Видишь, сколько я тебе написала, за все время сразу. А ты, наверное, прочитал и сказал: – Написано много, а почитать нечего!

Ведь подумал? Скажи, что подумал?

До свидания, Боренька!

Привет тебе от мамы и папы. Передай от меня привет всем нашим друзьям.

С искренним уважением и сердечным приветом

Только твоя Инна.