Текст книги "Проклятие Гиблого хутора"

Скоро новый слух взволновал всю округу: неподалеку от имения Шорохова был ограблен огромный обоз с товарами. Леса у нас и сейчас густые, а в ту пору и вовсе были дремучими, но до того случая спокойно было, даже Пугачев большого урона не нанес, не до того ему было. А тут мало, что ограбили, так еще возчиков перебили. Не всех, правда. Один схоронился, до дому добрался и рассказал, что окружил их целый отряд всадников в черных образинах. Одежда богатая, лошади хорошие, словом, на разбойников не похожи.

Лиц счастливчик, знамо дело, под масками не разглядел, а в округе стали шептаться, что войско это разбойное возглавляет сам Шорохов. Он и раньше-то со скуки лютовал страшно, но тут чаша терпения императрицы переполнилась, послала она в поместье следователя, но тот ничего не нашел. Хозяин, посмеиваясь, водил важного гостя по своим владениям, да все без толку.

Вторая и третья комиссии также вернулись ни с чем, а четвертая и вовсе пропала. Доказать причастность Шорохова не смогли, но осадок остался. Да и сам Степан перенервничал – провертели ему проверяющие дырку в ауре, нанесли стресс.

Может, потому и пошли его дела под откос – изменила фортуна – особенно после того, как умер его покровитель – Потемкин. И месяца после похорон царского фаворита не прошло, как в поместье Шорохова вспыхнул пожар, тот самый, в грозу. Сгорело все дотла, и постройки, и деревня, а сам Шорохов исчез, словно его и не было. Люди уверяли, что хозяин сбежал, спрятав все самое ценное на острове и заговорив – вот когда пригодились его тайные знания – клад накрепко.

Так или нет, но с той поры о Степане никто не слышал, а место, где стояла усадьба, поросло лесом так, что и следа не осталось.

– Выходит, на острове – клад? – спросила я недоверчиво.

– Вряд ли, – охладил мой пыл Петрович. – Но место там действительно странное. Про такие уфологии говорят: с высокой паранормальной активностью.

– Это Степан его заколдовал, да? – не отставала я.

– Возможно.

– А как?

– Говорят, что огнем.

Я не стала выяснять, кто говорит, решив сразу добраться до сути:

– Как это – огнем?

– Вроде как если кто до клада добраться захочет, немедленно вспыхнет пожар. Сама понимаешь, все это только байки…

– Да ясное дело, – отмахнулась я. – Чего-чего, а вот огня я на острове не видела. Хотя до «склона бешеных молний» так и не добралась. Должно же быть какое-нибудь научное объяснение всей этой чертовщине. – Я взглянула на Петровича с надеждой, и он меня не подвел:

– Можно попытаться, – одобрительно улыбнулся он. – Во-первых, земля острова содержит породы, насыщенные железом.

Я разочарованно кивнула, прикусив с досады губу. Ну конечно! Как я сама не догадалась? Рудники Шорохова! Чтобы слегка реабилитироваться в глазах Петровича, я закончила его мысль, оттарабанив, как по учебнику:

– Железо притягивает шаровые молнии и провоцирует их образование.

– Молодец, – похвалил сосед. – Может, про «пьяные» березы сама догадаешься?

Я попыталась, конечно, напрячь извилины, но так ничего из себя и не выдавила.

– Доказательств у меня, конечно, нет, – продолжил Петрович, убедившись, что у меня туго с идеями, – но подозреваю, что на острове существуют и нефтяные месторождения. Небогатые, скорее всего, но достаточные для того, чтобы отравить почву. Оттого деревья растут уродливые и низкорослые. Кстати, пары нефти, выходя наружу, могут воспламеняться во время грозы, а дождь не дает пожару распространяться вглубь острова.

Я вздохнула с облегчением: такое простое объяснение как-то примиряло меня с островом, хотя и не объясняло всего того, что со мной случилось. Хотя, вполне возможно, что дело все в тех же ядовитых испарениях. Надышалась я ими, вот и померещилось.

– Вы меня успокоили, – призналась я. – Эта теория куда лучше соседства с чернокнижником, который умеет швыряться молниями, как Зевс. И клад никакой не нужен. Вот только как же быть с Дашей? Она как-то связана с островом.

– Не глупи, – потребовал Петрович. – Твою подружку убил человек и никто другой. И клад тут ни при чем. Слухи в округе бродят давно, все копано-перекопано, даже самые рьяные переболели. Даша могла по чистой случайности увидеть, а то и заснять что-то такое, что сделало ее опасным свидетелем.

– Но вы же видели последние снимки. На них ничего подозрительного.

– А этот человек? Серафим, кажется? Что тебе о нем известно?

Глава 10

С одной стороны, разговор с Петровичем мне очень помог: история братьев Шороховых объясняла то, что я видела на острове. Но вот ПОЧЕМУ я это видела?! Конечно, я слышала разговоры о параллельных мирах, об отпечатках прошлого и все такое, – об этом сейчас трубят все, кому не лень, – но никогда не принимала это всерьез. Если призрак «Гиблого хутора» хотел показаться кому-то, то в моем лице он выбрал самого неблагодарного зрителя.

И еще. Тайна смерти Даши так и осталась тайной. Кто ее убил? Почему возле ее тела лежал стеклянный глаз? И что, черт возьми, она делала на острове в ночь своей смерти? И кто были те люди, для которых играл на свадьбе пьяный Юрка?

Клад в этой истории интересовал меня в последнюю очередь. Наверное, потому, что я не очень-то верила, что сокровища могли долежать до наших дней, если даже допустить, что они вообще существовали. Слишком много свидетелей знали о богатстве Шорохова, а когда речь идет о деньгах – никакие заговоры не помогут: давно бы все нашли и вытащили. Или сам Шорохов прихватил с собой свое добро, когда пустился в бега после пожара.

Скорее я была готова поверить в существование месторождений, – нефти, там, или железной руды, все одно, – тогда Даша, случайно увидевшая черных геологов, подверглась серьезной опасности. Смертельной, как показало время. От этой версии мороз прошел по коже. В плохих людей я верила гораздо сильнее, чем в призраков. Заполучить еще неоткрытое нефтяное месторождение! Да за такую возможность некоторые сто раз убьют и не поморщатся.

Страх быстро прошел. Я должна разгадать тайну смерти подруги, чего бы это ни стоило. Перед глазами стояла смеющаяся Дашка с горящими азартом глазами, такая, какой я видела в последний раз.

Смахнув злые слезы, я снова схватилась за Дашкин конверт с фотографиями, почти с отвращением высыпала их на стол. Если нужно, я рассмотрю их через лупу, через микроскоп, но найду то, что привело подругу к гибели.

Сверху оказался снимок «Пьяных берез». Странно, это мне что-то напоминало. Нет, я никогда не бывала в этом месте, но деревья казались знакомыми. Точнее, похожими… похожими на что? Ну конечно! Деревья в «Страшном саду»! Что-то подобное я видела в своих галлюцинациях. Возможно, память просто воспользовалась образом с фотографий, который прочно осел в моем подсознании, но я хорошо помнила ощущение полной реальности происходящего. Черт, кого я обманываю? А слива в кармане? Слива, которую я сорвала в «Страшном саду»! Она была реальной, и это не укладывалось в такую удобную версию с временным помешательством.

Стук в дверь заставил меня подпрыгнуть. От неловкого движения чашка, стоявшая на краю стола, скользнула на пол. Я ахнула, махнула рукой и чашка… зависла в воздухе, над самым полом. Мои глаза полезли на лоб. Медленно, как во сне, не отводя взгляда от чашки, я опустилась на четвереньки.

Чашка действительно висела в воздухе, слегка покачивая ручкой. Я даже попыталась заглянуть снизу, и от усердия, тюкнулась носом об пол.

Занятая «исследованиями», я напрочь позабыла о позднем госте. Стук повторился. Я снова вздрогнула – нервы были на пределе – а чашка шмякнулась на пол, выплеснув мне в лицо остывший чай.

Это меня отрезвило. Осторожно вернув целехонькую чашку обратно на стол, я, постоянно оглядываясь на нее, точно сомнабула, направилась к входной двери, открыла ее и пару секунд бессмысленно таращилась на Машку, не узнавая ее.

Когда взгляд, наконец, сфокусировался, я заметила, что подружка выглядит испуганной. Подозреваю, что мой безумный вид и мокрая физиономия напугали ее.

– Привет, – сказала я как можно беззаботнее, торопливо вытираясь кухонным полотенцем.

– Виделись, – робко напомнила Машка, зябко ежась.

Верхней одежды на ней не было, если не считать задрипанной шали, накинутой прямо на пижаму, которую можно было бы счесть облегающей, если бы у Машки было что облегать. Тонкие руки прижимали к груди внушительную стопку книг.

– Ты что, решила почитать вслух на ночь глядя? – проворчала я, посторонившись. Машка протиснулась мимо меня со своей передвижной библиотекой, бормоча на ходу:

– Это очень, очень важно!

– Угу, – кивнула я без энтузиазма.

А Машуня уже пристраивала книги на край стола.

– На твоем месте я не стала бы рисковать, – туманно посоветовала я, косясь на чашку. В этот раз она вела себя прилично и вовсе не собиралась ни падать, ни летать и я немного успокоилась.

– Ух ты! – выдохнула Машка, разглядывая фотографии. – Это Дашины?

Вопрос не требовал ответа и я просто кивнула. Машка этого не видела. Она сопела над столом и щурила глаза, позабыв про свои книги.

– Ну, все, хватит, – объявила я, сгребая со стола экспозицию, – музей закрывается на тихий час.

Машка разочарованно вздохнула, но спорить не посмела.

– Я тебе книжки принесла, – сказала она заискивающим тоном.

– Вижу, – буркнула я, уже жалея, что открыла дверь. – А зачем?

– Ну как же! Это древние книги по магии! – Округлив глаза, ответила она.

Я взяла одну наугад, перелистнула и хмыкнула, зачитав с выражением:

– Год издания – две тысячи седьмой.

Машка смутилась, пролепетав:

– Ну чего ты?!.. Вот так всегда! Все вы так! А я… Конечно, это репринтное издание, но сама книга ужас какая древняя! Кажется, шестнадцатый век, или семнадцатый… Короче, я не помню точно.

– Ладно, не суетись. Все равно непонятно, зачем они тебе понадобились? И с каких это пор ты увлекаешься оккультизмом?

– Я не увлекаюсь! – оскорбилась Машка. – Я изучаю! Неужели ты не понимаешь, что нам всем нужна защита?

– От чего? – вяло поинтересовалась я.

– От острова! – торжественным шепотом объявила Маша и тут же возмутилась, не обнаружив на моем лице должного энтузиазма: – Ну что ты молчишь? Неужели не чувствуешь, что тучи сгущаются?

В ее устах эти шаблонные слова звучали настолько комично, что я впервые за сегодняшний вечер улыбнулась. Машка немедленно обиделась:

– Зря смеешься! – насупилась она. – Это же настоящий кошмар! Сначала Даша. Потом твое исчезновение. Нельзя же быть такое легкомысленной!

Я согласилась, что никак нельзя и примирительно спросила, больше для того, чтобы утешить Машку:

– А что я могу?

– Подготовиться! – со всей серьезностью кивнула она на книги. Я с тоской посмотрела на стол и кивнула:

– Ладно. Я посмотрю. А ты иди спать, – ласково подталкивала я подружку в сторону двери. – И валерианочки выпей перед сном. – Я посмотрела на бледную Машкину физиономию и уверенно добавила: – Побольше.

Перед дверью Машка неожиданно уперлась.

– А можно мне у тебя переночевать? – проскулила она.

– Не сегодня.

– Ну тогда просто еще посижу, – не унималась подружка. – Чуть-чуть.

Ну не зверь же я, честное слово. На Машку жалко было смотреть, и я сдалась:

– Хорошо. Сейчас напою тебя чаем… – Я взглянула на чашку и поморщилась, – нет, лучше кофе с молоком.

Машка была на все согласна, особенно на бутерброды с колбасой – она была вечно голодная.

– Ой, спасибо! А вот и чашка. – Она потянулась через стол.

– Нет! – рявкнула я и, смутившись, пояснила: – Не бери ее, она… она грязная. Я тебе в бокал налью.

Машка, слегка оглохшая от моего крика, согласно закивала, а проклятую чашку я спрятала в шкаф, от греха подальше.

Машкина семья считалась старожилами Кордона. Рассказывали, они в незапамятные времена жили здесь в палатках каждое лето. Ее бабушка – Шура Самолет – слыла заядлой собирательницей местных сплетен и заменяла остальным радиоточку. Ее интересовало буквально все, и на память старушка не жаловалась. Сведениями она охотно делилась, и Машка невольно была в курсе всех новостей.

– Ты что-нибудь слышала о кладе? – спросила я напрямик.

– О Пугачевском? – уточнила подружка с набитым ртом.

– Наверное.

Машка пожала плечами, запихивая в рот остатки бутерброда, и прошамкала:

– Это шта-ая шкашка.

– Ничего, я послушаю.

Подружка удивленно взглянула на меня из под длинной челки, с видимым усилием проглотила наполовину прожеванный кусок и спросила:

– С ума все посходили, что ли, с этим кладом?

– А что, есть еще интересующиеся? – искренне удивилась я.

– Угу. Сергей Сергеич. А можно я еще один бутербродик съем? Колбаса очень вкусная.

– Ешь хоть все. А кто это – Сергей Сергеич?

Машка мотнула головой куда-то в сторону, примериваясь с какого боку ловчее укусить бутерброд. Я посмотрела туда же, но ничего не поняла. Машка, с сожалением глядя на бутерброд, нетерпеливо пояснила:

– Ну, твой новый сосед. Эльзин папаша. Что тут непонятного?

Вот как! Соседа с его меховой империей я бы заподозрила в последнюю очередь. Он как-то не производил впечатления особо доверчивого собирателя старых сказок.

Тем временем Машка, решив исполнить свой долг до конца, вывалила все, что знала:

– Он, видать, совсем плохой, в смысле – на голову. Вообразил себя потомком каких-то не то купцов, не то промышленников, и составляет свое… как его?.. генетическое дерево!

– Генеалогическое древо, – машинально поправила я.

– Ага. Хобби у него такое.

– С ума сойти.

– И не говори. Просто помешался. Он потому и кривой дом купил.

– Я догадалась… А где родословная, там и фамильное наследство… Хм, издалека видать делового человека.

– Да нет, про клад он просто так спросил, не похоже, что поверил.

– Ну, то, что он не рванул на остров с лопатой, еще ни о чем не говорит. А, кстати, он ТЕБЯ об этом спрашивал?

– Не, бабку. Она у них в доме полы мыла. И не ее одну, это я точно знаю.

– До чего ж нынешним олигархам неймется себя облагородить, – усмехнулась я. – Так и рвутся стать дворянами, да подревнее.

– Знаешь, – задумчиво обратилась Машка к наполовину обкусанному бутерброду, – может, он и правда кто-то там… У него карта есть. Старинная.

– Карта? – насторожилась я.

– Ага, – кивнула Машка и добавила с уважением: – Карта сокровищ.

– Это тоже твоя бабушка видела?

– Нет. Эльза говорила. Она папанино увлечение всерьез не воспринимает. Смеется даже.

Мне было не до смеха. Круг замкнулся. Даша в последние дни выполняла какую-то работу для человека, у которого были все основания интересоваться островом. Она там побывала, сама ли или по его просьбе – мне неизвестно. И умерла. Если отбросить видения Юрика, то в смерти подруги не было ничего таинственного: ее банально застрелили. У нас не Америка, огнестрельное оружие не лежит в каждой прикроватной тумбочке, владеют им люди, так или иначе соприкасающиеся с криминалом. В том, что сосед при его бизнесе входит в эту категорию, я не сомневалась. Выходило, что меховой король – главный подозреваемый!

На самом деле, у меня не было никаких оснований так считать, но не подозревать же мне ту же Машку или любого другого из тех, кого я знаю тыщу лет?

После того, как тарелка с бутербродами опустела, подружка заскучала.

– Ну, я пойду? – спросила она неуверенно.

– Что? – рассеянно переспросила я. – Да, иди, иди.

Кажется, Машуня ждала другого ответа, но покорно поплелась к двери, волоча за собой шаль.

Меня клонило в сон, и я решила, что ничего плохого не случится, если я немного посплю.

Как же я ошибалась.

Я так и не поняла, что меня разбудило. Возможно, сквозняк? По крайней мере, проснулась я от холода. Одеяло не спасало.

Завернувшись в него поплотнее, я доплелась до окна, чтобы закрыть его, и с удивлением обнаружила, что на улице значительно теплее, чем внутри домика. Я вяло удивилась спросонья.

Раздался тихий стук, совсем близко от моего лица. Я отпрянула и тут же с облегчением вздохнула, увидев мохнатую ночную бабочку. Трепеща крылышками, она билась о стекло, привлеченная отражением луны.

Внезапно мой нос уловил странный запах. Я принюхалась: отчаянно воняло рыбой и речной сыростью. Конечно, река недалеко, но раньше запахи не доносились сюда столь отчетливо. Воняло так, словно у меня под кроватью стух целый кит.

На веранде что-то прошелестело, будто ветер погнал скомканную газету. Я точно знала, что шелестеть там нечему: газет я принципиально не читала, а из печатной продукции на веранде только Машкины книги.

Врать не буду, страха я не испытывала, уверенная, что ничего опасного в домике, запертом на все замки, случиться не может. Но на душе было неспокойно.

Высунув руку на веранду, я пошарила по стене в поисках выключателя и с облегчением щелкнула клавишей. Однако свет не вспыхнул. Вокруг меня по-прежнему была темнота. Странные звуки прекратились, но беспокойство мое усилилось. Стыдно сказать, я даже малодушно пожалела о том, что отважилась жить на Кордоне в полном одиночестве.

На случай форс-мажора у отца была припасена бейсбольная бита. Я пошарила за обувной полкой, с облегчением ухватила ее увесистую тушку всей пятерней и осторожно выскользнула на веранду, сканируя темноту сощуренными глазами.

Воняло здесь еще сильнее.

Теперь, проснувшись, я точно помнила, что никакой рыбы в доме нет, даже консервированной.

Я все еще не боялась, но была озадачена.

Глаза постепенно привыкни к темноте, и я обнаружила, что окна на веранде сильно запотели, а на стекле красуется загогулина, словно нарисованная пальцем. Я бочком приблизилась к окну, однако, прежде чем смогла разглядеть рисунок, угодила босой пяткой в холодную липкую лужу, тихо, но от души, выругалась уже на лету, так как нога поскользнулась и я шлепнулась на пол, взвизгнув от неожиданности.

На Кордоне в летний сезон электричество вырубалось регулярно, в этом не было ничего удивительного, так как провода никто не менял со дня основания. На этот случай, на веранде имелся фонарик, и я прекрасно помнила, где он лежит. На мое счастье он работал. В компании желтого круга света я почувствовала себя увереннее, кряхтя, встала на четвереньки и резко посветила во все стороны только для того, чтобы убедиться – на веранде я совершенно одна.

Мне, правда, показалось, что в углу шевельнулась какая-то тень, но это оказалась всего лишь отцовская плащ-палатка.

Я вернулась к оконному стеклу и на этот раз смогла разглядеть чьи-то художества: три кружочка пирамидкой и треугольник внизу. Ничего не поняв, я все же зарисовала изображение огрызком карандаша на салфетке – спрошу у Петровича, он все знает.

Пока я трудилась над рисунком, картинка на стекле растаяла. Жаль. Теперь никто не поверит в эдакую чертовщину.

Стекло снова стало прозрачным, и сам собой вспыхнул свет. Слава богу!

Проморгавшись, я бросилась изучать лужу, благодаря которой набила себе здоровенную шишку. Она-то как раз никуда не исчезла и выглядела отвратительно. К тому же нестерпимо воняла тухлой рыбой. Морщась от брезгливости, я ткнула в гадость пальцем, убедившись, что она еще и липкая.

Внезапно меня осенило. Недобро улыбаясь, я бросилась ко входной двери, ожидая обнаружить незапертый замок, благодаря которому кто-то из приятелей решил меня разыграть – недаром же Машка прискакала на ночь глядя.

Дверь была заперта изнутри.

Глава 11

Утром я точно знала с чего начать, но меня снова опередили. Ей-богу, Кривой дом – просто мавзолей какой-то, народ туда в очередь выстраивается. Вот и сейчас, едва я просунула нос в калитку, заметила на дорожке впереди себя посетительницу. Мне она показалась незнакомой.

Несмотря на раннее утро, дама преклонного возраста была одета так, будто собралась в оперу: сплошь блестки по черному бархату и смешная шляпка с вуалеткой на макушке.

Словно почувствовав мой взгляд, незнакомка резко обернулась. От взгляда ее сильно выцветших, почти бесцветных глаз острить мне сразу расхотелось. Ей стоило бы меньше краситься в ее годы, так как выглядела она просто кошмарно. Эта женщина меня пугала и я похвалила себя за то, что вовремя юркнула за куст дикого жасмина и не попалась ей на глаза. Что-то подсказывало, что характер у дамы отвратительный.

Когда я подняла голову, старухи в шляпке уже не было. Я приготовилась ждать. Мне хотелось поговорить с Эльзой наедине, и в этот раз я собиралась быть гораздо более настойчивой.

Ждать пришлось долго. Старуха, кажется, вовсе не собиралась выходить. Вместо нее на крыльце появился мужчина в дорогом костюме, сбежал по ступенькам, сел в «Тойоту» и отбыл. Минут через двадцать за ним последовали еще двое. Двор опустел.

Я начала терять терпение. Встреча со старухой меня все еще пугала, но отступать я не собиралась.

А вот переодеться бы не помешало. Я легкомысленно нацепила шорты, и местные комары славно пообедали. Ноги нещадно чесались и зудели. Я уже совсем было собралась сбегать домой и переодеться, когда на крыльцо выпорхнула Эльза. В руках у нее были ножницы и плетеная корзинка – девушка собиралась срезать цветы. Не теряя времени, я вылезла из своей засады, чтобы не упустить момент.

Мне удалось застать Эльзу врасплох. Она так растерялась, что не успела окатить меня своим фирменным холодом и сказала вполне дружелюбно:

– Привет. Ты уже вернулась?

Вот оно что! Причина такой приветливости соседки оказалась на редкость проста: ей просто не терпелось узнать подробности моего загадочного отсутствия, переполошившего весь Кордон. Новости в поселке распространяются мгновенно, так что Эльза была в курсе моей пропажи. Скорее всего, Вилли, желая угодить красотке, слил информацию в первый же день. Ну что ж, мне это подходит. По крайней мере, я могу быть уверена, что меня не выставят за дверь хотя бы в ближайшие десять минут.

Эльза уже наполнила корзину и предложила:

– Пойдем в дом? Сегодня на улице просто пекло. И духота страшная.

– Дождь будет, – подтвердила я и почесала коленку. – Комары совсем озверели. А мы не помешаем? – спохватилась я, вспомнив о старой перечнице с лицом маньячки.

– Кому? – удивилась Эльза. – Дома только папа. Но он работает наверху и до обеда не спустится.

– А как же ста… бабушка?

– Какая еще бабушка? – Эльза вскинула брови.

Я опять почесалась и объяснила:

– Ну, такая… в бархате.

Эльза подозрительно уставилась на то, как я яростно расчесываю щиколотку, и медленно произнесла:

– Не поняла.

Она уже поднялась на крыльцо и теперь смотрела на меня сверху так, словно уже жалела о том, что пригласила зайти. Я стремительно теряла преимущество. Для восстановления реноме требовалось немедленно прекратить чесаться и я, превозмогая себя, это сделала, для верности спрятав руки за спину и сцепив их в замок.

Но Эльза ждала объяснений.

Черт меня дернул ляпнуть про старуху. Ну, кто тянул меня за язык?!

– Ты извини, – пролепетала я как можно почтительнее, – я, наверное, не так выразилась. Просто я, пока ждала, заметила тут одну пожилую даму. Мне показалось, что она одета слегка не по погоде, вот я и…

– Да о какой даме ты говоришь? Никто не приходил!

Теперь настала моя очередь удивляться:

– Ну, как же! Тетенька такая старенькая, можно сказать, почти бабушка. Честно говоря, совсем бабушка. И платье у нее…ну, необычное такое: черное, бархатное… с камушками. И шляпка такая – я руками показала, какая именно. Для этого пришлось шлепнуть себя ладонью по темечку. – И с сеточкой…

Я еще говорила, когда увидела, как пальцы Эльзы разжались, корзина выпала из рук, цветы высыпались мне под ноги.

– Эй, ты чего? – испугалась я. – Тебе нехорошо, что ли?

Эльза стояла, как истукан и мелко тряслась. Припадочная или как?

– Ты не расстраивайся, мы сейчас твои цветочки соберем, все аккуратненько сложим, – бормотала я, ползая по полу. – Ну вот, видишь? Ничего страшного. Вот твои цветы. Помялись немного, но это ничего – отойдут. Их бы в воду. В воду, говорю, поставить надо. На, держи!

Я попыталась всунуть корзину в руки девчонки. Она посмотрела на нее с удивлением, потом как-то скривилась и с воплем «Какого черта!» швырнула ее через перила. Точно – психованная.

Внезапно меня осенило:

– Ты что, не заметила эту тетку?

Эльза как-то странно дернулась, а я растерянно посмотрела на дверь.

– Если ты не врешь… – прошептала девушка. – Этого не может быть…

– Как же не может, если я видела! Слушай, кто это, а?

– Моя бабушка.

Теперь я вовсе ничего не понимала.

– Ах, бабушка, – протянула я. – И чего ты испугалась?

Эльза криво усмехнулась:

– Бабка давно покойница.

– Вон оно что, – протянула я и снова почесалась. В этот раз на нервной почве. – Я, конечно, ничего такого, но, по-моему, ты что-то путаешь. Старушка выглядела вполне бодро.

– Ты не понимаешь! – рассердилась Эльза. – Она У– МЕР – ЛА! Год назад! Мы ее похоронили, ясно? В этом самом дурацком платье! Ее любимом.

– Ага. Ага, – кивала я, потихоньку пятясь к двери. Бедняга! Совсем крыша поехала.

Эльза подтвердила мои опасения, горячо прошептав:

– Я знаю, зачем она приходила! За папой! Меня предупреждали, – затрясла она головой.

В ее глазах сквозил неподдельный ужас, но мне хотелось одного: слинять отсюда по быстрому.

Как бы не так! Эльза оказалась шустрее: не успела я опомниться, как она ухватила меня за рукав и поволокла за собой по ступенькам на второй этаж. Меня так и подмывало дать ей хорошего тумака, но все силы уходили на то, чтобы успевать перебирать ногами, в то время, как меня волокли по лестнице.

«Фиговый из меня детектив», – подумала я философски, а вслух вежливо крикнула:

– Слышь, ты, чокнутая, отцепись!

Эльза даже не обернулась, продолжая тащить меня за собой по коридору, слегка ударяя о стены. Черт бы побрал эти большие дома.

Перед дверью девчонка слегка притормозила. Я успела отдышаться и злорадно посоветовала:

– Входи! Чего застыла.

– Если мы ошиблись, то мало не покажется, – проявила она запоздалое благоразумие.

– Не мы, а ты, – внесла я существенную поправку.

Эльза, не обращая на меня внимания, прижалась ухом к двери и доверительно сообщила:

– Вроде тихо.

Приободрившись, она толкнула дверь и тут же испуганно прошептала:

– А почему так темно?

Нашла, кого спрашивать. Я-то откуда знаю?

Хозяйка уже шарила по стене. Щелкнул выключатель. Загорелся свет.

Как я и ожидала, ничего ужасного в комнате не было. Это я вначале так подумала, пока не увидела на полу распростертое тело.

– Господи, Машка! – ахнула Эльза.

– Где Машка, там и Господи, – безрадостно вздохнула я. – Хорошо, хоть старушки, в смысле, бабушки нигде не видно.

Присев на корточки, я осторожно проверила Машкин пульс и обрадовалась:

– Живая. – И добавила, взглянув на ее лицо: – Только с фингалом.

– Какая ты черствая! – укорила Эльза.

Это я-то? Сразу видно, девушка меня совсем не знает. Специалист сказал бы, что у меня шок, но я специалистом не была и чувствовала только, что мне все по барабану. Слишком много навалилось за последние дни. Действительность стала напоминать ночной кошмар, и я не могла дождаться, когда, наконец, смогу проснуться.

Однако, мозги все еще работали и я заметила, оглядевшись на всякий случай:

– Что-то твоего папы не видно.

– Боже, отец! – всполошилась Эльза, но с места не сдвинулась. Я проследила за ее взглядом и увидела еще одну дверь, на которую таращилась красотка.

– Что там? – деловито поинтересовалась я, уже зная ответ.

– Папин кабинет, – прошелестела Эльза и приготовилась зареветь.

– Ты погоди блажить-то. Может, еще обойдется.

Не обошлось.

Папенька был на месте, но уже совершенно недееспособный. Похоже, его блестящая карьера оборвалась в самом расцвете сил. Он лежал на полу, так же, как и Машка, но, в отличие от нее, был совершенно мертв.

Со стороны казалось, что меховой магнат решил принять солнечную ванну: его руки были раскинуты в стороны, а лицо прикрывал плед. Смотреть на это лицо не хотелось – на светлом кашемире расплылось красное пятно, что не добавляло оптимизма по поводу благополучного исхода дела.

Поэтому я переключилась на осмотр места происшествия. Эльза мне не мешала. Она даже не плакала, застыв на пороге, как изваяние и глядя в одну точку.

На массивном рабочем столе мерцал включенный ноутбук, однако вместо открытого файла я увидела лишь заставку. Мне жутко хотелось сунуть нос в компьютер, но пришлось обуздать свое любопытство, так как я даже в общих чертах не знала, что искать, а следить попусту было неблагоразумно – еще не хватало, чтобы менты обнаружили здесь мои отпечатки.

Позади раздался грохот – это Эльза рухнула в обморок. Ясно, что в милицию опять придется звонить мне.

* * *

Поговорить с Машкой удалось только вечером, когда менты оставили ее, наконец, в покое. Нам с Эльзой тоже досталось. Получалось, что папеньку пристрелили как раз тогда, когда мы с его дочкой во дворе обсуждали странную гостью. Окна кабинета выходили на другую сторону и из-за наличия кондиционера были плотно закрыты, поэтому мы ничего не слышали. Кроме того, стреляли через плед, что сильно заглушило звук выстрела.

Машуню никто всерьез не подозревал. Фингал она спрятала под очками, в которых выглядела еще более нелепо, чем всегда. Она рассказала, что явилась к Рыкову по его приглашению – он обещал ей работу в одном из своих магазинов. Подружка страшно обрадовалась такой возможности и терпеливо прождала перед дверью не один час, пока хозяин принимал более важных посетителей.

Более важными оказались все, и, в конце концов, Машка осталась одна. Я так и видела ее, сидящую на краешке стула, со сложенными на острых коленках руками, бледную и дрожащую от волнения. Бедняга! Ну надо же быть такой невезучей!

Пока Машуня собиралась с духом, в приемной погас свет. Как я уже говорила, на Кордоне свет выключается часто и это никого уже не пугает. Вот и Машка осталась на месте, тараща глаза в темноту. В этой комнате не было окон, и свет с улицы сюда не проникал. В какой-то момент ей послышались шаги, как будто кто-то прошел мимо на цыпочках, но, сколько она ни старалась, разглядеть ничего не удалось.

Вдруг дверь в кабинет распахнулась и в освещенном дверном проеме возникла фигура. От неожиданности Машка взвизгнула. Тихонько, только чтобы придать себе смелости.

– А почему ты испугалась? – быстро спросила я. – В фигуре было что-то угрожающее?

Подружка смутилась и поправила на носу очки.

– Да вроде нет, – промямлила она, вспоминая. – Не знаю. Просто это было так неожиданно…

– А кто, кто это был? Мужчина или женщина?

– Не знаю.

– Опять «не знаю»! – возмутилась я. – Ты там ворон, что ли, ловила?

Машкино лицо сморщилось, и я немедленно пожалела о своей несдержанности.

– Прости! Я не должна орать, тебе и так досталось.

– Но я, правда, не знаю! Я видела только контуры фигуры – ей в спину бил свет. Это мог быть мужчина, но могла быть и крупная женщина. И потом… потом… у него не было лица!

Когда Машка впервые сказала это, я содрогнулась. По ее словам, человек без лица не оставил ей времени на раздумья: он быстро подошел к девушке и ударил по лицу с такой силой, что она потеряла сознание, не успев даже закричать. Преступник (или преступница) действовал наверняка: со своего места он хорошо видел сидящую в приемной Машку, в то время как она, ослепленная светом, ничего не могла разглядеть.