Текст книги "Черные орхидеи"

– Как красиво! – дрожа от восхищения, прошептала Мейка.

Раскинув руки в стороны, подняв голову кверху, она закружилась, словно в вальсе. Она не боялась упасть. Мейка ничего не боялась, кроме одного, но это сейчас стало не важно. Разве можно думать о смерти, когда само небо спустилось к ее ногам, окружив бриллиантами волшебных звезд, осыпающихся искристым дождем, напоминающим бенгальские огоньки. Касаясь кожи, они не обжигали, а только согревали – мягко, тепло, будто заботливые, нежные руки.

Во сне она вздрогнула, почувствовав, что рядом с ней есть кто-то. Оглядевшись вокруг, она не увидела никого, только ночное небо, окружившее ее словно сферой, и звезды… сплошные звезды. Так чудесно! Но… прямо перед глазами чернота звездного неба вдруг шевельнулась… Мейка ахнула, прикрыв рот руками, – впервые среди звезд ей стало страшно. Только по мигающим огонькам она смогла определить, что тот, кто стоит рядом, имеет человеческие очертания, но отчего-то он такой же непроглядно-черный, как само небо, и в его теле, в голове, в руках мириадами кружатся звезды. Он – будто сын Вселенной, существо, породившее само небо.

Она не увидела, но почувствовала, как он протянул к ней руку. По мигающим звездам она видела очертание его рук – черное на черном. «Наверное, он такой же бархатный, как ночное небо», – подумала Мейка, и ей захотелось коснуться невероятной руки подушечками пальцев, ладошками ощутить чудо Вселенной. Она не коснулась его руки, но пальцы провалились в пустоту ладоней, словно в бескрайние просторы космоса, и отчего-то у нее в груди похолодело.

Сонная, она с трудом приоткрыла веки, ее зеленые глаза встретились с абсолютно черными. Шерсть, нос и кошачьи усы… Мейке стало щекотно, и она слабо хихикнула, потеревшись щекой о подушку, а руки коснулись холодной кожи груди. Так вот почему она замерзла! Потому что пижамная рубашка расстегнута. Застегивая маленькие пуговички непослушными пальцами, Мейка вяло вспоминала, что перед сном застегнула пижаму полностью. Ей не нравилось спать расстегнутой – так она могла запутаться в рубашке, а это нервировало и мешало спокойному сну. Снова открыв глаза, она вспомнила черную пантеру, нависающую над ней, но никого не увидела. Наверное, хищник ей просто привиделся.

Мейка не помнила, как снова провалилась в сон. На небе светила луна; не в силах спорить в яркости с королевой ночи, хороводом вокруг нее кружили бледные звезды. Мейка сидела на подоконнике. Жаль, что во сне она оказалась дома, а не на том звездном озере. Там ей нравилось больше, там было так чудесно! Почувствовав сладкий, тяжелый аромат тропических цветов, она опустила ресницы и в бледном серебристом свете увидела в саду фонтан. Вокруг него стояли каменные скамеечки, а вместо белых роз ванилью благоухали черные орхидеи. Мейка бросила взгляд в комнату, но не увидела ничего, только черноту. Ей стало страшно, не хотелось оставаться в темноте, и она вылезла через окно и по черепице прошла к самому краю крыши. Присев, она подумала, что если из окна вылезет еще кто-то, она спрыгнет, благо прыгать не высоко. Конечно, ступням будет больно, но лучше уж это, чем встреча с дьяволом, поселившимся в ее спальне.

Проснулась Мейка в своей спальне. Комнату заливал яркий солнечный свет. Она не помнит, чем кончился тот сон, спрыгнула ли она. Мобильный снова лежал на рыжем ковре – видимо, соскользнув с подушки, он плюхнулся на пол, ведь перед сном Мейка разговаривала с Лексом. Только она подключила разряженный телефон к зарядке, как он зажужжал. От неожиданности Мейка едва не выронила аппарат.

– Привет! – сказала она в трубку.

– Доброе утро, Мейк, – по голосу Лекса она поняла, что он улыбнулся. – Эй, Мейк… мне нужно уехать…

– Почему?! – моментально расстроилась девушка.

– Ночью умерла моя бабушка. Маме позвонили из Марселя… звонила ее сестра Мишу. В общем, надо ехать на похороны, Мейк… Папа не может, нужно закончить с оформлением документов на этот дом в Савойе. А мама слишком расстроена, я не могу позволить ей сесть за руль в слезах…

– Лекс, мне так жаль… – смущенно пробормотала девушка. – Конечно, поезжай! Не оставляй маму одну, и потом… это ведь твоя бабушка, ты не можешь не поехать.

– Да, – вздохнул парень в трубку. – Извини, что оставляю тебя, конфетка… Я приду позже, перед отъездом. Выйдешь ко мне?

– Конечно, Лекс.

Когда Быстрина позвала Мейку вниз, та подумала, что пришел Лекс, но в саду увидела двух жандармов в голубых рубашках и черных с золотом кепках. На поясе одного из них она заметила кобуру пистолета, а на груди, на ремне – рацию. Пожилой мужчина был с пузом и выглядел отекшим, второй – молодой парень с аккуратно подстриженной бородкой и усами, которые очень шли к его густым бровям и внимательному взгляду темно-карих глаз. Мейка впервые подумала о том, что перед ней стоит действительно красивый мужчина. Ей зеленые глаза потемнели, зрачки расширились. Нервно сглотнув, она почувствовала, как краснеет, и спешно отвела взгляд.

– Мейка, тут жандармы пришли, говорят, нашли труп молодого человека, твоего ровесника…

Раздраженно теребя сигарету, Сандрина с некоторым возмущением оглядела внучку с головы до ног. Мейка вдруг поняла, что не успела переодеться и вышла в пижаме: в коротких шортиках и рубашке. Пальцы тревожно пробежались по пуговичкам, проверяя, все ли застегнуты.

– Я сейчас… – пробормотала сонная девушка, метнувшись, было, в дом.

– Мадемуазель! – окликнул ее молодой жандарм. – Простите, нам еще весь квартал опрашивать. У нас совсем нет времени. Могу я задать несколько вопросов вам, а мой коллега задаст свои вопросы мадам Дарниз, и мы разойдемся, наконец? – Голос парня звучал раздраженно, и Мейка смущенно кивнула.

Пожилой жандарм увел Сандрину чуть подальше и, вытащив из кармана планшет, тихим голосом стал задавать вопросы. Мейка села на стульчик под абрикосовым деревом, а молодой жандарм опустился напротив.

– Меня зовут Ален Моро, мы с коллегой опрашиваем всех, кто живет по улице Эмпас де ла Рив. Я прошу вас, не волнуйтесь, это обычная процедура, – предупредил мужчина, а Мейка затаила дыхание, прислушиваясь к завораживающему тембру его голоса.

Ален молчал, внимательно глядя на Мейку. Забыв, зачем они остались наедине, мужчина и юная девушка, словно зачарованные, смотрели друг другу в глаза, зрачки обоих расширились так сильно, что невозможно стало определить, у кого какой цвет глаз. Каждой клеточкой тела Мейка ощущала наэлектризованное пространство между ними, чувствовала, как напряглись коленки – так тягуче-сладко, словно в ожидании чего-то восхитительного. Сердце бархатно билось о ребра, сознание окутала приятная дурнота. Пухлые губы Мейки приоткрылись, дышала она с трудом, как в жаркий, душный день. Внезапно где-то в доме хлопнула дверь, и оба вздрогнули, а офицер кашлянул и отвел глаза в сторону. Одновременно с этим и Мейку как будто отпустило. Судорожно вздохнув, она с удивлением подумала: а что это было?!

– Эм-м… преставьтесь, пожалуйста, – пробормотал Ален Моро и, не глядя больше на девушку, вытащил из кармана планшет со стилусом. – Имя?

– Мейка Дэа Дарниз, – взволнованно выдохнула она, не в силах отвести взгляда от загорелых рук мужчины. Крупные руки, кольца нет…

– Сколько вам лет, Мейка? – уже мягче спросил мужчина.

– Через неделю семнадцать.

– М-м-м… – улыбнулся парень, записывая возраст. – Значит, скоро у вас день рождения…

– Ага.

– Замечательно! Что ж…

Разговаривая с Мейкой, Ален Моро смотрел на ее волосы, лоб, плечи, шею, руки, старательно избегая встречаться с ней глазами. Мейка понимала, он так делает, чтобы выполнить свою работу, а зрительный контакт только мешал, потому что творил с ними обоими нечто невероятное. Это и смешило, и волновало до дрожи. Отвечая на вопросы, она рассматривала его мускулистые плечи, безупречную форму головы, острые скулы, четко очерченные губы.

– Недалеко от вашего дома в переулке обнаружили труп молодого человека по имени Шон Рю Дюваль, – продолжал говорить Ален Моро. – Вы были знакомы с ним?

– Нет, – на автомате ответила Мейка.

– Мы уже опросили некоторых ваших соседей, и один из членов семьи поведал нам с коллегой, что вас видели в компании с Полем Рейно, а он близкий друг Шона Рю Дюваля, – строго заметил Ален Моро и, сощурившись, с подозрением уставился на Мейку.

– Я не знала Шона, а Поль показал мне дорогу до дома Амаро. Бабушка велела отнести им пирог, у кого-то из членов семьи был день рождения. Баба объяснила, как до них дойти, но я все равно заблудилась. Мне встретился Поль, он проводил меня до дома Амаро и обратно.

– Заблудились? – слегка удивился офицер. – Значит ли это, что вы здесь не живете?

– Я живу в Париже, с бабушкой Сандриной. Остальные бабушки живут здесь, а мы с Сандриной приезжаем на виллу на летние каникулы, не на все лето, только на неделю, и я редко выхожу за ворота, – объяснила Мейка, взволнованно облизав внезапно пересохшие губы. – Поэтому я заблудилась. Поль сказал, что его мама дружила с моей. Я ничего больше про него не знаю. И про его друга Шона тоже. Если не верите, спросите моих бабушек… – покосившись в сторону Сандрины, пробормотала смущенная девушка.

– Мейка, – мягко проговорил офицер, и их взгляды снова встретились. – Не бойся меня, ладно? Мне ты можешь рассказать абсолютно все. Некоторые вещи могут остаться только между нами, они не дойдут до ушей твоих бабушек и моих коллег.

– Какие вещи? – удивилась Мейка.

– Быть может, такие, о которых ты не хотела бы говорить кому-либо? – с каким-то намеком приподнял одну бровь Ален Моро. – Например, про вас с Полем?

– Нас? – внезапно улыбнулась Мейка. – Нет никаких «нас». Мне не нравится, что вы разговариваете со мной намеками. Я не маленькая девочка и попросила бы называть вещи своими именами.

– Хорошо, – кивнул офицер и прикусил нижнюю губу, отчего в голове Мейки пронеслись обжигающие мысли о том, что ей тоже хотелось бы укусить его за губу… – У вас с Полем был секс?

– Нет, – ответила Мейка, и взгляд ее невольно скользнул ниже по телу мужчины. Осознав, куда она посмотрела, едва не выругалась вслух и, резко отвернувшись, густо покраснела.

– Вы целовались? – продолжал спрашивать Ален Моро.

– Нет.

– Мейка… мне нужен номер вашего телефона, – что-то в тоне офицера заставило Мейку вновь посмотреть на него.

– Зачем?

– Я хотел бы позвонить вам через неделю. Не по поводу допроса. Мне хотелось бы поздравить вас с днем рождения.

Чувствуя внутреннюю дрожь, Мейка назвала номер своего телефона. Впервые в жизни ее волновала близость мужчины настолько сильно, что даже дышать рядом было сложно. Хотелось увидеть Алена не в форме, а в обычной гражданской одежде, без кепки. Хотелось выглядеть не сонной и растрепанной, да еще и в пижаме, а красивой, с блеском на губах, в красивой одежде.

– Я скину гудок на ваш телефон, запишите меня в контакты. Я – Ален Моро, Мейка. Я прошу вас, звоните в любое время, по любому поводу. Я всегда подниму трубку, всегда выслушаю вас, и мы поговорим обо всем, что вас беспокоит. Хорошо?

– Да.

Мейка не удержалась и, густо покраснев, снова улыбнулась Алену. Взгляд его темно-карих глаз остановился на ее губах, и она поняла, что ей безумно хочется, чтобы он ее поцеловал. В последний раз карие и зеленые глаза попали в магнетически притягательные силки. Так странно – этим двоим просто хотелось смотреть друг на друга, без слов, без свидетелей… не дышать, не моргать, не разговаривать. С трудом отведя взгляд, мужчина поднялся со стула, спрятал планшет в карман и, проходя за ее спиной, замер на мгновение. Мейка ждала, что он коснется ее волос, но… он не решился и отошел к коллеге.

На дрожащих ногах Мейка заскочила в дом, заперлась в душе и сползла на мраморный пол. Больше не нужно сдерживать себя, скрывать эмоции, лгать… Нервно рассмеявшись, она поддалась внутренней дрожи и затряслась, будто сильно замерзла. Спрятав лицо в ладонях, она вспоминала взгляд Алена, его большие загорелые руки, его губы… Словно в дурмане, она еще долго сидела на полу, слушала, как Сандрина несколько раз зашла в ее комнату, постояла под дверью душевой и ушла. Бабушка думала, что Мейка принимает душ. Раздевшись, она залезла в кабинку, под струи обжигающе горячей воды. Ее все еще трясло.

Намыливаясь мочалкой в третий раз, Мейка размышляла о том, что неспроста с ней происходят странные вещи, например, она все время думает о поцелуях, а теперь еще и об Алене. Наверняка в этом возрасте со всеми женщинами Дарниз происходило то же самое, ведь не зря они все рожали дочек к восемнадцати годам? Возможно, тот контракт, что они заключили с дьяволом, действует на юных девушек как катализатор? Ведь если девушка желает мужчину, намного легче залететь и подарить долгожданный плод семье, нежели заставлять насильно выйти замуж. Это магия крови или… бабушки намеренно делают с ней что-то… возможно, это некий ритуал? Не следовало говорить при всех бабушках, что она не собирается рожать в восемнадцать. Возможно, по этой причине они приняли меры? Эти мысли совершенно отрезвили трепещущее сознание, но сладкие чувства, которые она испытала ранее, находясь близко от Алена, забываться не желали.

Едва она вышла из ванной, как в комнату вошла встревоженная Сандрина.

– Мейка, вот ты копуша! И завтрак проспала, и теперь неизвестно когда сядешь за стол! Там Лекс пришел, у него бабушка умерла. Я предлагала составить тебе компанию, но он сказал, что спешит.

– Спасибо, ба, – кивнула Мейка, мимолетно покосившись на Сандрину.

Стала бы Сандрина заниматься колдовством для того, чтобы Мейка сама пожелала мужчину? Нет, только не Сандрина! Разве не она еще недавно просила, чтобы до дня рождения Мейка оставалась девственницей?

Лекс ждал Мейку в саду и курил. Он был спокоен, не подавлен, не бледен, только хмурился, уставившись невидящим взглядом на цветочные клумбы у ног. Заметив Мейку, парень перебросил окурок за стену, чтобы не сорить в саду, и приглашающе распахнул объятия. Оказавшись в крепких, но бережных руках друга, она прикрыла глаза, и все мысли тут же вылетели из головы. Она и сама не заметила, как коснулась губами шеи друга. Парень удовлетворенно вздохнул, казалось, он только этого и ждал. Утянув подругу за пышный куст сирени, чтобы из центра сада их не было видно, он с жадностью впился в ее губы, и Мейка упала бы от внезапно обрушившегося головокружения, если бы не его сильные руки. Она задыхалась, не понимая, что с ней происходит. Внизу живота то бабочки порхали, то больно тянуло вниз, а пальцы сами цеплялись за рубашку Лекса, его волосы, плечи. И веки закрывались сами…

– Лекс… – простонала она, восхищенная его губами на ее шее. – Лекс…

Она не звала, ни о чем не просила, только снова и снова повторяла его имя. Хотелось прилечь на траву под кустом сирени, ноги не держали. Хотелось, чтобы он не останавливался никогда! Лекс с легкостью вытеснил мысли об Алене. Мейка поняла, что отчего-то ей неважно кто рядом… Лекс… Ален… Смогла бы она чувствовать то же с Полем?

– Мейка… – простонал Лекс. – Я люблю тебя, Мейка.

Он больше не целовал ее, и его горячие руки не блуждали по воспаленному, жаждущему телу девушки. Он сжимал ее в объятиях так сильно, что ей казалось, будто они стали единым целым. Ей нравилось ощущать ладонями его горячее тело, бешеное, как после пробежки, сердцебиение, жадные, жгучие объятия. Он не хотел отпускать Мейку, и ей не хотелось, чтобы он ослаблял хватку. Но… он пришел попрощаться, а значит, им придется разорвать эти сладостные объятия. Нехотя оторвавшись от девушки, парень внимательно взглянул в ее темно-зеленые глаза и попросил:

– Мейка, не выходи за ворота без меня. Не гуляй одна. Я приеду так скоро, как только смогу. Пообещай мне, Мейк!

– Хорошо, Лекс, – кивнула девушка, во все глаза глядя на друга.

Странная у них дружба… с поцелуями, со страстными объятиями. А ведь она говорила, что не хочет его как парня, и, тем не менее, хотела. Тяжело вздохнув, он отпустил ее, и она едва не упала – сила тяжести тянула вовсе не к земле, а к нему, к Лексу. Он поддерживал ее за руки до тех пор, пока не убедился, что она твердо стоит на ногах. Польщенный, он ласково улыбнулся любимой девочке и добавил:

– И телефон всегда носи с собой, Мейк. Даже в туалет, я прошу тебя.

– Окей, – поспешно кинула Мейка, не в силах думать ни о чем больше, только о его настойчивых губах, крепких плечах и руках, сжимающих ее талию.

– Окей, – повторил Лекс и, улыбнувшись, провел большим пальцем руки по ее щеке, подарил легкий, невесомый поцелуй и, не оглядываясь, спешно вышел.

Мейка еще долго стояла у куста сирени, утопая в теплой неге, радуясь солнцу и тому, что он скоро вернется, очень скоро. Глубоко задумавшись, она брела по саду, и только под абрикосовым деревом поняла, что совершенно запуталась и не может сказать, кто ей нравится больше – Лекс или Ален? Очень ясно она поняла, что если бы Ален захотел поцеловать ее, она не только не смогла бы оттолкнуть его, но и подумала бы: «Наконец-то!».

– Девственная шлюшка, – прошептала Мейка и, нервно усмехнувшись, едва не разрыдалась. Хотелось посоветоваться с Сандриной, но в голове поселились подозрения на счет бабушки, и теперь она понимала, что нужно перетерпеть, затаиться и… разобраться с тем дьяволом, из-за которого Лекс может погибнуть.

***

В гостиной читать намного удобнее и приятнее. Дарнизы практически не бывают в этой части дома, все в основном на кухне, в столовой и в саду, где стоит широкий длинный стол, а вокруг него – ротанговые стулья. Мейке нравится тишина в гостиной, серо-коричнево-черный интерьер, бархатные темно-синие портьеры, огромные стекла окон, благодаря которым кажется, что можно сделать шаг и тут же оказаться в саду. Нравится пол из серого керамогранита с серебристыми прожилками, под которым проложена электрическая система теплых полов, и потому даже босиком ноги никогда не мерзнут. Нравятся огромные круглые зеркала в медных рамах, висящие на обшитых дубовыми панелями стенах, на уровне второго этажа. Ах, да, я не говорила, что три помещения виллы Дарниз имеют высоту потолков на уровне крыши второго этажа?

Перелистывая хрупкие страницы древних летописей, краем глаза Мейка видела Доминику, которая любит возиться в саду. Бабушка Катарина наверняка спит в любимом кресле на кухне – в это время дня на ее кресло несколько часов подряд падают лучи солнца, теплом согревающие старушечьи плечи. Быстрина бледной тенью слоняется по дому, стараясь никому не мешать. Ей скучно, но в сад она не выйдет, потому что не любит солнце, оно ослепляет ее слабые, лишенные пигмента глаза. А Сандрина, должно быть, сидит в кресле под абрикосовым деревом и курит одну сигарету за другой, выпуская клубы дыма с ароматом груш. Ее губы всегда аккуратно подведены алой помадой, даже тогда, когда она целыми днями находится дома.

А вот Лекс сейчас за рулем, едет с мамой в аэропорт. Перелет обычно длится не более двух часов, потом – снова машина и дорога. Читая строчку за строчкой, Мейка не понимала смысла слов, сложенных в каллиграфический почерк. Что-то об умении воздействовать на психику людей, внушать некие мысли, гипноз… Устало вздохнув, она закрыла глаза и крепко потерла виски. Голова у нее никогда не болела, но от переутомления ей нравилось тереть виски. Так делал Лекс, и она невольно переняла его привычку. Мейка никогда не болела, даже гриппом. Наверное, ведьмы не болеют.

На строчке «Дарнизов несчастья обходят стороной», – мозг Мейки включился, и перед глазами предстало висящее в воздухе тело Шона. «Вот именно «обходят стороной»! – нервно усмехнулась девушка. – Тут попробуй не пройти стороной – сразу разобьют черепушкой о камни». Дальше она читала уже более внимательно:

«Полнолуние – самое ценное время для ведьмы, так как магия в ее крови возрастает во сто крат. Ритуалы следует проводить именно в полнолуние, оно происходит восемь раз за год.

Сильнейшая ведьма в роду рождается, когда на небе светит черная луна. В детстве такая ведьма способна видеть души мертвых, те приходят к ней, чтобы просить о помощи. Такую ведьму с малолетства следует учить не бояться мертвых, иначе этот дар обернется против нее, наградив фобией смерти».

Голые плечи Мейки покрылись мурашками, ведь она видела в детстве мертвых, и теперь каждый раз, когда она думает о смерти, ей становится дурно. Сандрина говорила, что фобия смерти возникла вследствие того, что она видела, как погибла ее мама. Как же узнать, виновата ли черная луна? Дальше она вчитывалась в каждое слово:

«В шесть лет у девочки, рожденной в черную луну, дар видения мертвых пропадает. В семнадцать лет следует провести ритуал, который снова позволит видеть их. В знак благодарности за помощь, мертвые расскажут все, что бы она ни захотела знать. Мертвым ведомы мысли живых, и эти мысли станут доступны этой ведьме.

Такая ведьма обладает силой ходить в мире мертвых и возвращаться оттуда живой и здоровой. Ведьма, рожденная в черную луну – самая ценная в роду. Она способна изменить пункты договора, заключенного с покровительствующим дьяволом, способна разорвать сей договор без последствий для рода, но следует соблюдать осторожность. Для таких смелых поступков, следует изучить все книги заклинаний, не по книгам, а по интуиции понять, что есть магия, научиться видеть ее синие нити в воздухе вокруг, иначе весь род ждет гибель, ибо дьявол хитер и мстителен».

Далее следовали таблицы с датами черных лун, начиная с того года, когда на свет появилась Шанталь Дарниз, и до две тысячи тридцатого года. Мейка нашла дату своего рождения и замерла, потрясенная: она родилась как раз в черную луну! На всякий случай она проверила всех бабушек и даже Океану – ту, которая умерла от инфаркта в день гибели Мартины Дарниз. Никто из них не рождался в черную луну. Мейка вспомнила, как Сандрина говорила, что Океана боялась, что Мартина увезет Мейку в неизвестном направлении и они никогда не увидят младшую Дарниз. Следует ли понимать это как то, что Океана знала об особенности Мейки и потому не желала отпускать ребенка от семьи?

Столько вопросов, и все без ответов! Расскажет ли Сандрина правду, если Мейка начнет задавать вопросы? В день ее рожденья черная луна находилась в Овне. Далее она прочла:

«Черная луна в Овне:

Управление – Марс; Стихия – Огонь.

В прошлой жизни человек, рожденный в эти даты, был убийцей, мародером, жестоким воином, пренебрегал чужой жизнью. Зло в этой жизни связано с хамством, грубостью, агрессивностью, насилием, буйством и неуравновешенностью».

Эти строки развеселили Мейку, и она рассмеялась.

– О, да! Я была убийцей! – «страшным» шепотом произнесла она и снова расхохоталась. – Вот уж идиотизм!

«Опасность в нынешней жизни могут представлять огонь и железные предметы».

– Огонь. Было бы Средневековье, меня бы сожгли на костре! – фыркнула она и, захлопнув книгу, встала с дивана.

***

Прошлый вечер прошел для Мейки спокойно, днем она тоже не замечала ничего необычного, и потому в свою комнату после ужина вернулась в спокойном настроении. Казалось, ничего плохого больше не произойдет. Возможно, дьявол ушел, ведь утром она целовалась с Лексом и ничего не произошло. А может, она просто не правильно поняла действие этого самого дьявола? Может, он ничего не имел против Лекса? Но как понять, чего же он хотел от нее? И зачем только она думает об этом перед сном? Ведь пора выключать свет, а в темноте померещиться может всякое.

Лекс так и не позвонил. Мейка играла на мобильном в «Ферму» до тех пор, пока телефон пару раз не рухнул на лицо. Когда она засыпала, руки слабели, плоский аппарат выскальзывал и пугал, но и выключать его не хотелось: ведь тогда она останется в темноте… Все же Мейка уснула, а мобильник мягко шлепнулся на пушистый ковер. Он погас сразу, как будто разрядилась батарея, а рука Мейки свесилась с постели вниз. Одеяло, на котором остались выжженные отпечатки страшной руки, лежало в корзине с грязным бельем. Мейка укрылась розовым одеялом, которым укрывала ее мама, когда она была совсем крошкой.

Во сне Мейка оказалась в темном месте и не сразу поняла, что вокруг происходит. Она слышала лязг железа, воинственные, отчаянные крики, предсмертные стоны, хрипы… В копошащейся темной массе она разглядела воинов. Они дрались друг с другом, размахивая копьями и мечами. Было так темно, что она не видела, но по запаху понимала, что повсюду кровь, смешанная с грязью под ногами, с частями отрубленных тел, трупами. Повсюду смерть.

Она подняла голову, пытаясь увидеть над головами обезумевших от кровавой бойни людей. Небо казалось странным, лишенным звезд. Вглядевшись пристальнее, Мейка поняла, что небо заволокло тяжелыми грозовыми тучами, а в зените бледно мерцает черная луна. А под луной на возвышении стоит одинокий воин. Одна нога в шипастой обуви покоилась на еще дергающемся теле умирающего мужчины. Черные доспехи напоминали шипастые чешуйки размером с ладонь взрослого человека, на голове – шлем, напоминающий зубастую пасть дракона, а на холке – конный черный волос, развивающийся на стихийном ветру, что словно ураганом окружал странного воина. В правой руке, спрятанной в шипастых перчатках, Мейка разглядела львиноголовый жезл, а в левой – серповидный меч с черным клинком, с острия которого тягучими сгустками стекала багровая кровь. Мейка не видела, чтобы он убивал других, но по сравнению со сражающимися на поле боя она почувствовала, что именно этот воин в черном – самый опасный.

Внезапно, он поднял руку с мечом, указал им на север, влево от себя, и, будто вычерчивая ровную линию мертвого горизонта, повел им в сторону, на восток, затем – на юг и… замер. Теперь он смотрел прямо на Мейку, и она поняла, что он видит ее. Опустив меч, воин с силой вонзил львиноголовый жезл в мертвую землю, и все воины пали замертво. Между ними не осталось живых. Мейка видела, как бледные тени душ погибших воинов медленной струйкой потянулись в горящие алым огнем глаза льва, выточенного из черного металла. Нервно сглотнув, Мейка поняла: этот черный не просто воин, он – дьявол, и ему зачем-то понадобились души погибших воинов. Она вспомнила, что дьявол, покровительствующий семье Дарниз, забирал души не рожденных мальчиков у всех ее предков. Это он! Тот, с кем через неделю у нее состоится венчание и принятие его сил, дабы стать полноценной ведьмой.

Мейка понимала, что это всего лишь сон, но никак не могла избавиться от страха. А когда он, собрав души, через все поле направился к ней, нервы не выдержали, и она бросилась бежать прочь от этого чудовища из Ада.

Глава 6

Мейку разбудил рингтон. Мобильный валялся посреди комнаты. Как он туда попал?! Она была слишком сонной, чтобы думать об этом. Выскользнув из-под одеяла, девушка дошла до трезвонящего аппарата и опустилась на пушистый ковер. На экране высветилось имя «Ален». Вообще-то, Мейка думала, что это Лекс, и теперь впала в ступор, пытаясь сообразить, зачем ей звонит Ален. День рождения через четыре дня, и он сказал, что позвонит, чтобы поздравить… А вдруг что-то случилось?!

– Алло? – затаив дыхание, прошептала Мейка.

– Доброе утро, Мейка! – послышался в трубке теплый тенор. – Это Ален Моро. Ты меня помнишь?

– Да, месье Моро, помню.

– Прошу, зови меня просто «Ален».

Голос жандарма звучал расслабленно, праздно, значит, ничего плохого больше не произошло. Мейка тихонько вздохнула и все так же тихо ответила:

– Хорошо, месье… простите… Ален.

– Мейка, у тебя все нормально? Почему ты шепчешь? – насторожился мужчина.

– Извините, я… я просто спала. – смутилась она, слабо улыбнувшись, и только теперь осознала, кто ей звонит! Это же Ален! Тот самый жгучий брюнет, от которого у нее недавно едва крыша не поехала! От восторга она чуть было не рассмеялась в голос, но смогла сдержаться.

– О, так я тебя разбудил?! – ухмыльнулся мужчина.

– Да.

– Прости, пожалуйста. Но на часах десять, я надеюсь, ты не планировала спать до полудня?

– Нет, что вы?!

– Отлично, потому что я хотел пригласить тебя на обед и заодно показать интересные места в городе, ведь ты сказала, что практически не выходишь за ворота виллы. А на обед – потому, что на самом деле понятия не имею, захочешь ли и отпустят ли родные.

– Думаю, отпустят, – расплылась в счастливой улыбке Мейка. – Обед – это ведь не ужин… – нервно хихикнула она и сама себя выругала за этот смешок: что подумает Ален?!

– Да, вот именно! – тут же согласился мужчина, как будто думал о том же самом. – Итак, я подъеду к половине первого. Форма одежды любая, кроме пижамы, – пошутил он.

Когда Мейка отпрашивалась погулять с месье Моро, Сандрина хитро улыбнулась.

– О, я понимаю, деточка: молодой, красивый, жгучий брюнет! А я думала, тебе нравятся блондины.

– Ты ошибалась, – лаконично ответила Мейка.

– Что наденешь? Голубое платье? – деловито подмигнула бабушка.

– Нет. Оно порвано. Просто джинсы, ба. Мне кажется, здесь, в Савойе, не очень хорошо относятся к шортам. Наверное, здешней молодежи мои шортики напоминают трусы, – задумчиво проворчала Мейка, поедая на завтрак персиковый йогурт.

– Кто-то что-то говорил тебе по поводу шортиков? – напряглась Сандрина, внимательно глядя на внучку.

– Нет, никто ничего не говорил. Просто все смотрят на меня так, будто я вышла голая. И Поль подумал, что это трусы… – пробормотала девушка.

Скрывать, что она говорила с Полем, было бесполезно, бабушка итак уже знала об этом от полиции.

– И как он сказал это? С издевкой? В шутку? Ну-ка, деточка, расскажи мне все!

Сандрина присела напротив и движением профессионального курильщика вытащила из пачки тонкую сигарету.

– Нормально сказал, – насупилась Мейка. – Просто посоветовал такое не носить. Типа, Савойя не столица. Только прошу тебя, не ходи к его матери! И не звони ей!

– Ладно, не переживай так из-за своего Поля, – проворчала Сандрина, стряхнув пепел в хрустальную пепельницу.

– Он не мой! Прекрати кидаться намеками! Я больше не ребенок, баба! – вспыхнула Мейка и, вскочив со стула, швырнула остатки йогурта в мусорное ведро. – Я сама разберусь со своей жизнью! Не надо меня ни с кем сводить, понятно?! И не смейте колдовать на меня! Я не хочу рожать в восемнадцать!

– Мейка, ну что за глупости ты говоришь?! – искренне удивилась Сандрина. – Никто никогда не принуждал к этому! Никого! Я сама не знаю, почему так получается, что все рожают к восемнадцати годам. Может, просто природа берет свое? Твои-то одноклассницы с пятнадцати лет обжимаются с мальчиками по углам, а ты в семнадцать девочка еще. Мейка, деточка, это природа. Если тебе нравится мужчина, значит, ты расцветаешь, милая. Не хочешь рожать в восемнадцать, так и не надо! Я только об одном попросила: чтобы до дня рождения ты сохранила невинность. Несколько дней всего лишь, остальное меня абсолютно не касается!