Текст книги "Пациент #666"

Он вздрогнул, когда Хлоя оказалась уж слишком близко и случайно стукнулась корпусом своей гитары о гриф той, которую он держал в руках. Странно, но Лукас едва не выронил инструмент – несмотря на то, что, вроде бы, немного окреп. Видимо, сил всё ещё не хватало, или девушка уже опоздала – чувства захлестнули его. Харрис постаралась помочь ему с ними совладать, мягко коснулась предплечья, провела рукой вниз, будто смахивая паутину, убирая тяжесть. С детьми этот жест работал хорошо, но Эосфор уже ребёнком не был, и лишь больше напрягся. Мгновение на неё смотрел, а потом чуть качнул головой, сам запрещая себе о чём-то думать, и вновь занялся инструментом. Хлоя не возражала.

Лукас стиснул зубы, снова немного нервно хватая гитару за гриф, и прижимая к себе. В голове у него быстро пронеслось сразу несколько мыслей – от той, что он просто опозорился, едва не выронив инструмент, до яркой, почти болезненной, когда девушка к нему прикоснулась. Он бросил на неё ещё один быстрый взгляд, опустил глаза, сосредотачиваясь на мелодии. Но мысли всё равно стучали где-то глубоко, запертые, и тем не менее, всё ещё настолько громкие, что было даже жутко.

Играя эту песню в клубе, Эосфор каждый раз чувствовал себя одиноким. Вокруг обычно покачивались в танце поддатые, но внезапно спокойные парочки, где-то обнимались друзья, где-то прятались те, кого не пригласили потанцевать. А Лукас оставался наедине с роялем или гитарой и чувствовал себя… потерянным, что ли. Был только он и музыкальный инструмент. И вот – снова эта мелодия… и теплое прикосновение доктора. Только лишь «доктора»? Боже, нет, он слишком уж размечтался. Надо собраться. Надо…

Эосфор буквально заставил себя прекратить мучительно размышлять, и начал медленно, раз за разом показывать, как именно нужно играть очередной отрывок. Со вступлением Харрис разобралась быстро, это радовало – но самое сложное было ещё впереди. Вот, она попыталась повторить за Лукасом особенно сложную мелодию – и он, уже оттолкнувший ненужные мысли, с улыбкой наблюдал за ней, приглушив струны собственного инструмента ладонью. Девушка ошибалась, путалась, ей не хватало силы просто зажать какие-то аккорды, и потому звуки получались «косыми», глухими, неуверенными. Эосфор заметил, как дрожат её пальцы, и попытался остановить, но Хлоя заупрямилась, и ударила по струнам снова, желая доказать, что способна справиться с заданием – раздался дребезжащий вой, совершенно не похожий на музыку.

Тогда она поняла, что неожиданно добилась успеха – когда впервые услышала смех Лукаса. Он рассмеялся, откинувшись назад в кресле и запрокинув голову. Так естественно и расслабленно, словно они просто были друзьями, отдыхающими вместе где-то в парке. Девушка даже на секунду в это поверила, и тоже засмеялась, признавая собственное упрямство бессмысленным. Её будто отпустило – одной тревогой стало меньше, первая же прогулка принесла свои плоды.

Эосфор отложил свою гитару и толкнул коляску, подъезжая ближе. Харрис, всё ещё улыбаясь, попыталась снова зажать аккорд, но у неё не получалось. Лукас подъехал совсем близко, Хлоя этого не заметила – ей в голову теперь лезли совсем другие мысли. Ими она всё ещё была в кабинете Годфри. Пыталась издать звук на гитаре, не замечая, что та съехала слишком низко, и все силы уходили только на то, чтобы её держать, и кусала губы, анализировала и пересматривала своё поведение, мучительно раздумывала, правильно ли поступила, когда столь резко ответила Эосфору-старшему – не заподозрил ли он что-нибудь? Не смотрел ли за ними из окна? Конечно, у него были сотни других дел, кроме как следить за больным сыном и его доктором, он всё ещё был тем политиком, которого почти каждый день замечали на всё новых и новых мероприятиях, но тем не менее… Его машина всё ещё была на месте, ворота не открывались и не закрывались, значит, он был дома. Может, решал какие-то свои проблемы, но Харрис всё ещё было неуютно. Вдруг ему придёт мысль бросить взгляд на улицу в самый неподходящий момент?

– Расслабьтесь, – вдруг услышала девушка над своим ухом. Вздрогнула, когда поняла, что крепко стискивала в руках гитару, и что Лукас сейчас сидел рядом, осторожно прикасался к её локтям. Он высунулся с коляски, скользнул ладонями к запястьям девушки, бережно отцепил её левую руку от грифа и переставил её выше, как было нужно. – Вот так, – Эосфор был увлечён, и эти прикосновения были совсем невинными, но Хлоя замерла, когда ощутила их. Они были совершенно не такими, как у его отца – не настойчивыми, хоть и довольно уверенными, и, самое главное, тёплыми.

Лукас тихо вздохнул, увидев, как девушка, почти что находящаяся у него в случайных объятиях, быстро подняла взгляд на окна кабинета его отца. Он отпустил её руки, но подвигаться обратно, поглубже в кресло, не спешил. Теперь всё стало ясно – её странное поведение после того, как она вернулась к нему в комнату. Почему она его заперла – тоже. Каким же идиотом надо быть – не понять сразу, что случилось?

Чтобы не привлечь подозрений внезапным выходом на улицу, Харрис пошла с вопросом о прогулке к его отцу, и он снова к ней приставал. Не нужно было даже спрашивать об этом – её почти испуганный взгляд на окна Годфри и лёгкая дрожь рук говорили сами за себя. Хлоя отдала этой семье всё, что могла, и то, что сейчас происходило, было уже слишком. Её честь была последним, что девушка ещё держала при себе, она не обязана была идти на такие жертвы.

– Вам неприятно? – тихо и абсолютно серьёзно спросил Эосфор. Хлоя заморгала, услышав эти слова, оторвала взгляд от окон, перевела на него.

– Что?

– Он пристаёт к вам, – не вопросительно, уверенно. Харрис поджала губы, поняв, что не сумела скрыть произошедшего между ней и Годфри. – Вам неприятны его прикосновения, а я… я – его сын. Я понимаю, – Лукас, наконец, отодвинулся назад – сел поудобнее, понадёжнее в кресле, уцепившись за подлокотники, но не оторвал взгляда от её лица, чтобы она не решила, что ему нужно сделать из этого личную трагедию. – Вам не нужно это скрывать, доктор, – Эосфор был даже слишком серьёзен, по его изменившемуся лицу, подумала Харрис, сторонний наблюдатель мог бы что-то понять.

– Нет, – Хлоя, прикрывшись гитарой, ухватила одну его руку. Лукас быстро скользнул взглядом по её лицу, всему её телу, будто пытаясь уловить тень отвращения. – Нет, слушай, Самаэль, это не так. Ты прав, Годфри… ведёт себя неподобающе со мной. Но ты мне не противен. Ты совершенно другой. Всё хорошо. Ты не должен избегать со мной контакта, чтобы пытаться меня защитить, – Харрис отпустила его руку, улыбнулась, теперь уже мягче, светлее, искреннее. Лукас в свою очередь осторожно, будто бы на пробу чуть пожал её пальцы, едва заметно кивнул, показывая, что понимает её, что хочет поддержать. – Делай так, как считаешь нужным. Я не буду тебя отталкивать, – когда Эосфор её отпустил, она наклонилась, поднимая гитару обратно. – Как, говоришь, нужно её держать? – Хлоя перевела тему, стараясь отвлечь его от этого разговора, но Лукас вздрогнул и чуть прищурился, совсем как его отец, когда услышал её последнюю фразу.

«Я не буду тебя отталкивать». Эосфор отлично понимал, что «не буду» и «не хочу» – разные вещи. Может, Харрис просто так сформулировала фразу, а может, не сумела удержать правды? Лукас искренне хотел ей помочь, и нисколько бы не обиделся, если бы она честно сказала ему, что ей тяжело переносить и его прикосновения тоже. Но что за слова у неё вырвались? Это была оговорка или несдержанные чувства? Как ему стоит себя вести?

Как бы то ни было, видимо, он был прав тогда – ему явно не стоило даже пытаться открыть ей сердце, которое за последние дни всё громче стучало, когда девушка была рядом. Это разрушило бы всё, что у него сейчас было, а имел он на данный момент не так уж много – и всё это было связано только с Хлоей. Нужно было тихо радоваться.

Эосфор молча приблизился и снова показал девушке, не увидевшей его заминки, как нужно было зажимать аккорд. Гитара у рук из девушки чуть соскользнула, Лукас дёрнулся вперёд, желая удержать инструмент, и – так получилось, – крепко обнял Харрис. Она замерла, чтобы не нарушить баланса и не заставить его вывалиться из коляски. И она была так близко…

Эосфор вдруг почувствовал острое желание защитить эту девушку от всего, что её мучило. Не только в этом доме – ему просто хотелось оградить её ото всех бед, что могли бы настигнуть. Она сделала так много для него – перевернула всю жизнь за несколько дней. Подумать только: совсем недавно он проводил всё время в своей кровати и думал только о том, как бы ему умудриться оборвать свою жизнь – скорее и безболезненнее. А сейчас – сидел в саду, мог заниматься музыкой, общаться с теми, кто не причинял, или почти не причинял ему боли – младшими братьями и сёстрами. Нет, тот час, проведённый в подвале, Лукас не забыл – но в самом деле, это было каплей в море. Он переживал вещи и похуже. На какой срок ему подарено это счастье? Как долго они смогут обманывать семью, сидя в саду и бренча какие-то песни?

Опасность была всегда. В любой момент Годфри могло всё надоесть, Зак или Аманда могли всё узнать. В любую секунду их с Хлоей жизни могли отнять. Эосфор боялся привыкать к хорошему, его уже дважды осадили с этим: сначала он лишился ног, едва успев поверить, что сможет спокойно жить дома, а потом, когда решил, что хуже ничего уже не случится – оказался в подвале.

Разум кричал, надрывался, пытаясь напомнить о своих рассуждениях. Доктору могло быть противно просто сидеть с ним рядом – но нет, разве она не освободилась бы уже из его объятий? Разве обняла бы его сама тем утром, когда он оказался парализован? Что, если просто прекратить раздумывать, окунуться с головой в то чувство, из-за которого всё ещё билось его сердце? Ведь сейчас было гораздо проще убить себя – найти таблетки, острые предметы, даже оружие. Харрис не контролировала его во всём, он мог бы уехать в ванную и выстрелить себе в висок. Но Лукас жил. Наверное, жил только ради этого тепла, что сейчас окутывало всё тело, несмотря на то, что это он обнимал девушку, а не она его. Так может быть – стоит бросить мучить себя? Зачем делать грязную работу за тех людей, что и без того старались усложнить его жизнь?

Эосфор выдохнул, когда Хлоя подняла голову и посмотрела ему в глаза. Она наверняка не понимала, почему он так долго не может найти баланс, отодвинуться от неё – или, может, наоборот, слишком хорошо понимала.

Взгляд Лукаса скользнул чуть ниже её ярких глаз, к губам. Это было что-то, чего он ещё не чувствовал в полной мере, но всегда мечтал ощутить. Ему хотелось любить и быть любимым. Хотелось, как он это называл сам для себя, «настоящего».

Вот только… было ли это всё настоящим?

Эосфор замер, не отрывая взгляда от лица девушки. Она всё ещё молчала, и он до сих пор никак не продемонстрировал стремления сделать что-то, что ещё больше нарушило бы рамки её личного пространства. Просто держал в объятиях. Он любил её? Мог ли он её добиться? Мог ли заставлять, привязывать к себе своими чувствами, о реальности которых вряд ли способен трезво судить?

Мысли отозвались почти физической болью в груди. Искать в глазах Хлои ответ было бесполезно, сейчас всё было только в его руках.

Впервые сердце победило разум. Лукас сдался, бросил сопротивляться, и медленно наклонился чуть ниже. Обе гитары соскользнули и упали на траву, загудели. Эосфор собрался с духом и уже был готов коснуться губ девушки своими, чуть подался вперёд…

И внезапно ощутил довольно сильный удар по лицу.

Глава 6
Почему, о, почему не смог я?

Лукас чудом удержался в коляске. Его качнуло, он выпустил из своих объятий Харрис и вцепился в подлокотники кресла, чтобы не упасть на девушку и обе гитары. На секунду в глазах у него потемнело, он даже не понял, откуда пришёл удар. Потом, наконец, болью полыхнула правая щека и висок. Эосфор часто заморгал, подтягиваясь в коляске, и первым делом, когда туман перед глазами рассеялся, он взглянул на девушку – хоть логика уже и подсказывала, что она так ударить его просто физически не могла, её руки были опущены.

– Ой! – раздался где-то рядом возглас. Послышались быстрые шаги, кто-то бежал к ним, перепрыгивая через любимые отцовские клумбы. Лукас заторможено огляделся, и наконец, установил причину произошедшего: пляжный мяч, из тех больших и лёгких, которыми можно было играть как на суше, так и в воде. Именно этим мячом ему прилетело откуда-то справа, откуда сейчас как раз кто-то бежал.

Прежде, чем Эосфор хоть как-то отреагировал, его горящей щеки коснулась Хлоя. Осторожно ощупала пострадавшее место, в глазах у неё была тревога.

– Ты в порядке? – спросила она. Лукас кивнул – когда лёгкий шок от неожиданного удара прошёл, почти прошла и боль. Травмировать этим мячом было довольно сложно, трудно было даже поставить синяк – так что почти все неприятные ощущения были обусловлены внезапностью развития событий.

– Извините! – из-за кустов, наконец, выскочил виновник произошедшего – Рик. Быстро оглядел брата, доктора, состряпал очень жалобную рожицу. – Я кого-то ударил, да?

– Ничего страшного, – быстро сориентировалась Хлоя. Наклонилась, подобрала мяч, бросила его мальчику – легко и точно. Эосфор вдруг ощутил что-то странное – будто его осадили, не позволив больше думать о том, что эта девушка – беспомощна и нуждается в его защите. Это был всего лишь мяч, но Лукас внезапно понял, что точно так же она могла бы справиться с нападающим на неё человеком – ведь служба в горячей точке вряд ли ограничивалась этими душещипательными беседами, какие были у них сейчас, и перебором струн укулеле. Харрис вполне была способна обойтись без его защиты – по крайней мере, сейчас.

Может ли что-то измениться в будущем?

– Я тренировался, – начал оправдываться Рик, опустив взгляд. Хлоя что-то ему ответила, притронулась к руке Лукаса, легонько погладила – видимо, показывая, кому на самом деле достался удар. Эосфор от этого прикосновения вздрогнул, быстро посмотрел на девушку – она была расслаблена. То ли ничего не поняла, и заминка его была совсем короткой, хоть ему так и не показалось, то ли она хорошо держала себя в руках и не считала нужным демонстрировать свои мысли и чувства каждому члену его семьи.

Внимание его привлекло движение за кустами. Не слушая, о чём говорит доктор с его братом, Лукас прищурился, пытаясь разглядеть, кто там был в зарослях. Если бы это вдруг оказался Зак, ситуация могла бы выйти из-под контроля, и Эосфора это беспокоило. Вдруг Захария углядел бы что-то подозрительное в их действиях? Сколько вообще он там просидел?

Кусты вновь пошевелились, и из них вынырнула Джорджина. Лукаса немного отпустило – он не знал, конечно, могла ли их сдать младшая сестра, если бы она увидела что-то странное, но, по крайней мере, она бы не стала выискивать нарушения нарочно.

– Я же говорила, что стоит пойти на площадку, – скрестив на груди руки, заявила она. Эосфор секунду соображал, а потом понял – она-то как раз слышала, о чём говорили Рик и Хлоя. Сделав усилие, он заставил свой внутренний голос замолчать и прислушался, наконец, к их разговору.

– Я подумал, что в саду будет больше препятствий, – возразил младший брат. Джорджина покачала головой, и он глубоко вздохнул. – Я не хотел. Просто кинул ей его, – имея в виду, скорее всего, сестру, сказал парень, – а она не поймала. Я слишком высоко кинул, – услышав деликатное покашливание, тут же исправился он.

– Всё в порядке, – успокоила его Харрис. Вопросительно взглянула на Лукаса, и тот, чуть пожав плечами, едва заметно кивнул. Всё и правда было в порядке – боль уже прошла, следов остаться было не должно. Разве что был испорчен момент истины, но это, может быть, и к лучшему. Возможно, это Вселенная подавала знак, советуя Эосфору молчать, прекратить свои жалкие попытки изменить своё положение. Пока что это было правильное решение – не здесь, не в саду. В любой момент могли появиться садовник со своей женой, которая была тут уборщицей – и встречалась им по три-четыре раза на дню. Даже если бы ему по голове не попали мячом – он мог бы пролететь мимо, и сюда бы всё равно выскочили младшие дети. Следить за ними могли из любого окна огромного дома, вытянувшегося, насколько хватало глаз. Скорее всего, его только что спасли от самого быстрого и позорного шпионского провала в истории.

– Мы сейчас пойдём на площадку, – пообещала Джорджина. Лукасу показалось, что она смотрела на него, хоть и говорила с Хлоей – может быть, ему просто было не по себе из-за чувства чудом миновавшей их опасности. Эосфор собрался, вздохнул, и поднял, наконец, гитару, что так и лежала на траве струнами вниз. Пощипал их, понял, что инструмент после падения расстроился – вытащил из кармана у доктора тюнер. Она не сопротивлялась, когда Лукас вопросительно посмотрел на неё, чуть оттопырив карман свободной кофты, лишь кивнула, чуть подвигаясь, чтобы ему было удобнее искать. Младший брат что-то начал рассказывать про грядущие состязания, Эосфор теперь уже слушал, но вполуха – наверное, так бы он сделал, если бы память и психика действительно пострадали. Не стоило лишний раз улыбаться, радуясь за свою семью – те, кто хотел им навредить, могли что-нибудь заподозрить.

– Мы будем осторожнее, – заверил Хлою Рик, заканчивая свой рассказ.

– Хорошо. Удачи с соревнованиями, – Харрис тепло улыбнулась, когда он благодарно закивал и шагнул назад.

Правда, эта улыбка её тут же погасла, когда она поняла, почему мальчик вдруг остановился – он наткнулся спиной на кого-то, обернулся, и тут же как-то весь поник. Хлоя напряглась, когда скользнула взглядом выше и увидела, с кем столкнулся Рик.

– Снова здравствуйте, доктор, – опуская руки на плечи младшего сына, сказал Годфри. Лукас немедленно опустил глаза, почти что, прячась за инструментом. Он боялся, что, если встретится взглядом с отцом – воспоминания о недавнем его визите в подвал дома окажутся слишком яркими. Ему не хотелось подвести доктора, забившись в очередной истерике, получив паническую атаку, или ещё что. Эосфор мог не справиться с собой, выкрикнуть что-то не то, и им пришёл бы конец.

Интересно, сколько раз за последние несколько минут он думал о том, что их могут убить? Лучше не считать.

– Что-то случилось, сэр? – голос у Харрис даже не дрожал. Он вообще не выражал никаких особых чувств, кроме лёгкого недоумения. Лукас мысленно восхитился её выдержкой – порой вечерами она хвалила его за всё то, что он сумел «проглотить». Признавалась, что ей иногда хочется встать и ударить мучителя по лицу, высказаться – это относилось, в основном, к Аманде, которая как ни в чём ни бывало садилась напротив них за столом. К Заку, которому она уже пару раз разве что по лбу дверью не дала. К Максу и Монике, что пытались дружелюбно улыбаться, и ко всем прочим старшим братьям и сёстрам, что заглядывали к ним раз в пару часов, если не чаще. Эосфор молчал и терпел, в основном – ради самой Хлои, у которой могли бы быть проблемы, если бы он вдруг стал агрессивным. Но он привык к постоянному контролю, и в больнице его унижали гораздо больше – терпеть все эти моменты ему было почти привычно. Харрис же возмущалась, кипела, когда они оставались наедине – но вот сейчас, снова встретившись с главным своим противником, была холодна и спокойна. Ему казалось, он сам бы так не смог – глаза до сих пор приходилось прятать, Лукас не находил в себе сил посмотреть на отца.

– Ничего особенного, – Эосфор-старший говорил непринуждённо, спокойно, почти весело – будто не было тех минут в его кабинете, от которых по коже у девушки до сих пор пробегали мурашки. – Просто хотел попросить вас об одной услуге.

– Какой? – вместо «конечно, сэр», которое было бы выигрышнее, вырвалось у Хлои. Годфри, впрочем, это не смутило – похоже, настроение у него было хорошее.

– Через час здесь должны быть репортёры. Понимаете, предвыборная гонка, интерес избирателей, – он беззлобно улыбнулся, но Харрис почувствовала, как напрягся позади неё Лукас, и немедленно вспомнила, что произошло с ним в прошлый визит журналистов. – Я хотел попросить вас присутствовать во время интервью, – продолжил Эосфор. Хлоя моргнула. Она ожидала, что Годфри отправит её вместе с сыном наверх, попросит не высовываться, или вообще – уложить его спать, чтобы не было ни единого шанса испортить ему общение с репортёрами. Просьба ошарашила девушку, она растерялась, и это ей не удалось скрыть ни от кого из присутствующих при разговоре.

Наконец, она нашлась – посмотрела на своего работодателя и пожала плечами:

– Я не думаю, что должна освещать в прессе болезни вашего сына, сэр. К тому же, – Харрис позволила себе усмешку, – могу сказать что-нибудь не то, я ведь совсем не светская львица, – Годфри снисходительно хмыкнул, услышав это. – Не хотела бы опозорить вас, мистер Эосфор.

– О, ну что вы, – мужчина издал смешок. – Не переживайте. Мне хотелось бы, чтобы мой сын присутствовал во время интервью, и позвать вас – целиком и полностью моя идея, за которую я сам несу ответственность. В прошлый раз Лукас приболел после того, как репортёры его перенапрягли. Я корю себя за то, что не смог вовремя их остановить. Думаю, вы лучше сможете контролировать его состояние верно? Слова доктора – лучший аргумент, – до Хлои быстро дошло – Годфри хотел использовать её, чтобы успеть вовремя «слить» своего сына с интервью. Она понимала, что отказаться не может – если заявит, что хочет передохнуть, её подопечного заберут просто так, без неё. Если скажет, что ему самому нужен отдых – на неё посмотрят, как на сумасшедшую, ведь он совсем недавно проснулся, и они только что начали свою музыкальную терапию в саду, где ничто не могло его серьёзно напрячь.

Видимо, Эосфор-старший не совсем правильно истолковал её молчание и задумчивый вид:

– Если вас всё ещё тревожит что-то, доктор, – Годфри приблизился и чуть наклонился, почти приседая на корточки перед ней, сидящей в кресле. – Я мог бы вам помочь, – дыхание его, попавшее ей на кожу, было пугающим – ненормально-холодным. Харрис с трудом сдержала порыв передёрнуть плечами. – Я мог бы подсказать вам, – Эосфор не переходил грань, потому что рядом всё ещё были дети, но Хлоя чувствовала себя, как в ловушке. Встань она – и он мог бы поймать её в якобы случайные объятия. Нет, Лукас был совсем не таким – словно он забрал всё тепло, что предназначалось для его отца. От него Харрис так не потряхивало. Он не был таким мерзко-настойчивым. – Мне не сложно вас… так сказать, натаскать, – Годфри хмыкнул, и Харрис вдруг показалось, что он действительно говорит про интервью – будто все эти его стремления и намёки были плодом её воображения.

Эосфор ненавязчиво коснулся её плеча, тут же разрушая иллюзию, и Хлоя вдруг услышала странный звук – именно его она представляла, когда понимала, что чаша терпения переполнялась. Чуть запоздало она вздрогнула, больше для вида, и обернулась, когда поняла, что звук был настоящим.

Лукас сидел, низко опустив голову и, судя по всему, стиснув зубы. Харрис не сразу увидела источник звука, но спустя ещё секунду до неё дошло – похоже, Эосфор-младший с силой дёрнул струну, или слишком яростно провернул колок на грифе гитары. Струна лопнула и ударила его по руке – повезло, что не по лицу. Его спасло лишь то, что с неподвижных чуть опущенных ног инструмент соскальзывал, и потому Лукасу приходилось держать его, как контрабас – опирая задней декой себе на колени. Однако он почему-то на произошедшее не реагировал, крепко цепляясь за гитару обеими руками. До Харрис вдруг дошло – Эосфор едва сдерживался. Он был готов поднять инструмент и размозжить им голову собственного отца; его останавливали лишь неработающие ноги. И, может быть, последние крупицы силы воли.

Хлоя уже пыталась вообразить, как выйти из ситуации, когда вдруг услышала слегка театральный возглас:

– Ой, он порезался! – девушка быстро посмотрела на Джорджину, которая, отпихнув младшего брата, поспешила броситься к ним. Девочка сжала руку Лукаса, вытянула её вперёд – и правда, по запястью проходила длинная царапина. Не серьёзная, просто неприятная – но Джо суетилась, делая из этого большую трагедию. До Харрис дошло – она пыталась ей помочь. Похоже, не один Лукас понимал, чего хочет добиться его отец. Девочка старалась отвлечь внимание на себя, заставить саму Хлою сдвинуться с места, принести аптечку, что-то ещё – и Годфри, будто пошатнувшись, уступил им. Момент был потерян, Джорджина своего добилась, ему больше здесь не было места – так поступила и Харрис в тот день, когда к ней впервые проявили очевидный интерес. Она включила в происходящее Лукаса, едва проснувшегося, и то же самое сейчас, вольно или невольно, пыталась сделать и его сестра.

Боже, ей обязательно нужно было крепко обнять эту девочку, когда подвернётся подходящий момент.

– Извините, – Хлоя воспользовалась тем, что Эосфор-старший выпрямился, отстраняясь от неё, и тут же вскочила. Аптечку она оставила в комнате, и на секунду замялась – бежать туда казалось нецелесообразным. Сможет ли Джорджина отвлечь отца от Лукаса? Хватит ли ей сил, а Харрис – времени, чтобы сбегать туда и обратно?

Тут она заметила, как девочка кивает своему младшему брату, указывая куда-то. Тот, растерявшийся, явно не прочувствовавший всей напряжённости момента, несколько секунд соображал, а потом наконец, додумался.

– Тут рядом садовник живёт, – сказал он. Джорджина бросила на него ещё один взгляд, снова кивнула, теперь уже одобряюще. Парень, осмелев, поймал Хлою за руку. – Пойдёмте, я покажу, у него всегда есть пластыри, – мальчик зашагал по аллее. Харрис, быстро оглянувшись на Лукаса и его отца, сделала виноватое лицо. Мужчина, вздохнув, кивнул ей. Хлою будто бы отпустило – и она ускорила шаг, торопясь за вторым своим спасителем.

Они добежали до небольшого летнего домика, и Харрис засомневалась, стоит ли ей идти внутрь – Рик, особо не смущаясь, зашёл сам. Вынес пластырь, что-то ещё в маленьком бумажном пакете, протянул девушке. Хлоя оглянулась назад, понимая, что парень возвращаться вместе с ней не очень хочет, и протянула руку, чтобы забрать у него этот пакет, намекая, что справится и сама. Но долго Рик сомневаться не стал – вздохнув, удержал мини-аптечку и первым зашагал по аллее в обратном направлении. Харрис выдохнула, радуясь, на самом деле, его выбору. В тёплый солнечный день ей было прохладно от липких прикосновений и пронизывающего жадного взгляда Эосфора-старшего – может, прикрываться четырнадцатилетним мальчиком было довольно подло, но этот перерыв был бы сейчас кстати.

Когда они вернулись, Годфри всё ещё был там – но чувство опасности схлынуло, исчезло, будто на него надели невидимые наручники, которые не позволяли никому навредить. Вместе с Джорджиной они устроили шоу для него – обработали царапину, налепили пластырь, потом почти синхронно делано испугались, когда где-то позади ворота распахнулись, впуская гостей – определённо репортёров, судя по количеству машин. Царапину и пластырь было видно, так что Хлоя немедленно сориентировалась – пообещала Эосфору-старшему приодеть и расчесать Лукаса, привести его в порядок, скрыть некрасивые смущающие следы – прозвучало двусмысленно, но это был довольно серьёзный выпад в сторону Годфри – его эго не потерпело бы никаких сплетен в прессе. Парадокс – он отправил своего сына в подвал, чтобы его помучили – но не оставил после пыток на его теле ни единой новой царапины. Всё синяки и шрамы остались у Лукаса ещё с больницы.

Торопясь в дом со своей поцарапанной ношей, Харрис вдруг поняла, как мудро поступила, когда сыграла на желании Эосфора-старшего быть идеальным отцом. Хоть она уже и не помнила, кто именно бросил фразу о сокрытии неудачной раны от журналистов – сама Хлоя или же Джорджина, которая имела, без преувеличения, золотое сердце.

И как только у таких монстров, как Годфри, получаются такие прекрасные люди, вроде этой девочки, Рика или Лукаса?..

Харрис уж слишком быстро вкатила коляску на крыльцо и скрылась из поля зрения своего работодателя и его младших детей.

Джорджина закусила губу, пряча улыбку, когда доктор вместе с её братом исчезли за дверью. Отец что-то сказал им – кажется, велел Рику убрать в чехлы гитары, привести себя в порядок и быть в гостиной через двадцать минут. Джо не слушала, но с серьёзным видом кивнула, когда отец посмотрел и на неё. Отвела глаза, чтобы никто не заметил её торжествующего взгляда. Годфри ушёл, и младший брат, выполнив поручение, последовал за отцом. Джорджина неторопливо переставила гитары, которые Рик почти бросил, торопясь в свою комнату. Сложила мини-аптечку заново, поднялась, направилась в сторону дома садовника.

И когда она уже почти достигла своей цели, её вдруг схватили за руку и потащили куда-то в кусты. Толкнули к стене, кто-то навис сверху – в кино, наверное, главная героиня уже бы успела испугаться, но Джо и тут почувствовала неправильность, кукольность своей жизни. Она не испугалась, прекрасно зная, кто это сделал. Это было, вероятно, ненормально, но в этом доме Джорджина уже ко всякому привыкла – странное поведение членов семьи было нормой.

– Чего тебе нужно? – она скрестила руки на груди, поднимая взгляд на человека, который над ней возвышался. Может, учитывая ситуацию со старшим братом, Джо стоило быть менее самоуверенной, даром что она не ходила в любимчиках у отца, как некогда – Лукас. Но осторожничать надоедало, хотелось просто побыть самой собой, может, почувствовать себя в кои-то веки наравне с тем, кто пытался продемонстрировать свою силу.

Впрочем, это было нормальным поведением для её брата-близнеца.

– Ты не заметила? – Ноа, которого она слегка осадила своей реакцией, отпустил её руку и чуть нахмурился. – Тебя вообще ничего не смутило? – Джорджина покачала головой. Парень глубоко вздохнул.

– Что не так? – спросила она, щурясь и глядя на своего брата. Ноа фыркнул, но выглядеть стал уже гораздо менее самоуверенно.

– Эта Хлоя, – сказал он, продолжая хмуриться. – Тебя не смущает её поведение?

– Прекрати говорить загадками и скажи уже внятно, – потребовала Джо, – что не так?

– Она мне не нравится, – помедлив, обронил парень. Поднял взгляд на окна комнаты Лукаса, под которыми они как раз сейчас стояли – вряд ли он что-то там увидел, но поморщился. – Она странно себя ведёт. Что с нами, что с нашим отцом.

– Как по мне, она ведёт себя нормально. Не всем, знаешь ли, хочется быть вещью, даже если тебе платят, – Джорджина пожала плечами. – Я её понимаю. Тебе понять сложно, а мне – нет.

– Да не в этом дело, – качнул головой Ноа. – Все они ломаются, когда папа к ним подходит. Она пока что ничем не выделяется.