Текст книги "Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий"

После свадьбы Пушкин редко предавался любимой забаве. Но иногда та была ему жизненно необходима, будто противоядие от жизненных невзгод.

Итак, примирённые супруги Достоевские отправляются в Швейцарию. А роман, на который возлагал все надежды Фёдор Михайлович, – пока не написанный им, но уже задуманный роман «Идиот». Первая его часть будет отправлена в январе 1868-го из Женевы в Москву, в дом, что на Большом Трёхсвятительском переулке. В нём-то и располагалась тогда редакция «Русского вестника», одного из влиятельнейших в России журналов, литературных, да и общественно-политических.

Обещание не садиться за игорный стол исполнить удалось не сразу: ещё трижды власть рулетки одерживала верх над Достоевским. Последний проигрыш случился в Висбадене, где не раз за игорным столом, подобно герою «Игрока» учителю Алексею Ивановичу, владели Достоевским самые мучительные чувства.

Вид на Висбаден с холма Нероберг. Фотография автора. 2007 г.

Однажды, и день тот известен – 16 апреля 1871 года, – после крупного проигрыша Достоевский твёрдо решил: более не играть! «Но не тревожься: я перерожусь в эти три дня, я жизнь новую начинаю», – клятвенно пообещал он жене. И слово своё сдержал. Будто замкнулся некий магический круг: начатый в Висбадене и в Висбадене же завершённый!

Здесь, на городском променаде или в курзале, писатель мог видеться с Наталией Александровной, впрочем, не зная графини и не будучи ей представленным. Те гипотетические встречи могли иметь место в разные годы: в шестьдесят втором, в шестьдесят третьем, в шестьдесят пятом… В 1863-м Достоевский, путешествуя по Европе, встречался в Висбадене с молодой особой – экстравагантной красавицей Аполлинарией Сусловой. Верно, по неукротимости нрава и страстям, бушевавшим в её сердце, весьма схожей с младшей дочерью поэта, будущей графиней Меренберг.

Но встреча писателя с дочерью кумира могла случиться и в… казино! Кажется невероятным, но это так. Да, Наталия Александровна тоже не единожды испрашивала своё счастье за игорным столом. О чём сама же и свидетельствует. «Надеюсь, мы с вами в жизни ещё свидимся и не раз сыграем в рулетку» – так завершает графиня письмо давнему знакомцу доктору Бертенсону. Право, необычное предложение, равно как и само признание!

Впрочем, жить в Висбадене, известном во всей Европе своим роскошным казино, и хотя бы единожды не испытать азарт игрока, было бы по меньшей мере странно. А главное – не в характере дочери Пушкина, вольнолюбивом, горячем и деятельном. Вспомним, что и сам Александр Сергеевич был страстным картёжником и что ему в пылу азарта доводилось проигрывать не одну тысячу, деньги немалые по тем временам!

С Клотильдой фон Ринтелен, правнучкой графини Меренберг, что и поныне живёт в Висбадене, мне довелось побывать в том самом легендарном казино, где в душе Фёдора Михайловича клокотали боль, отчаяние и надежда и где один из фешенебельных залов позднее будет назван «Достоевским», в честь самого именитого игрока! Показала наследница поэта и путь, по которому Достоевский всякий раз после проигрыша, кляня свою пагубную страсть, бежал в отчаянии прочь из казино, по крутой тропке вверх взбираясь на вершину холма Нероберг, где над порочным немецким городом словно парила златоглавая церковь Святой Елизаветы. Всякий раз он исповедовался перед настоятелем храма, давая зарок уж более не пытать счастья у рулетки, и горячо молился пред святыми образами.

Клотильда фон Ринтелен, правнучка императора Александра II и графини Наталии фон Меренберг, в рабочем кабинете. Висбаден. Фотография автора. 2007 г.

Не ведал, верно, Фёдор Михайлович, что здесь, близ пятиглавого храма, на русском погосте, упокоился приятель Пушкина и его партнёр по карточной игре Никита Всеволожский. Он был похоронен в июле 1862-го, и легко представить: бывший в то время в Висбадене Достоевский мог видеть свежесрубленный православный крест на русской могиле и поклониться ему. Знать бы ему, что под тем крестом покоилась… жертва висбаденской рулетки! Не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле.

Супруга Всеволожского Екатерина Арсеньевна (после ранней смерти первой жены Никита Всеволодович женился вторично) оказалась страстной почитательницей рулетки и проигрывала в казино Висбадена баснословные суммы… По сему поводу главе семейства без конца приходилось занимать деньги, но отдавать их уже не было никакой возможности. Немецкие власти долго не размышляли: за огромные долги супругов Всеволожских, живших на ту пору в Бонне, заключили в долговую тюрьму.

Как весело и беззаботно начиналась жизнь знакомца и ровесника Пушкина! Сколько блаженных минут праздности и вдохновения было отпущено свыше счастливцу Никите Всеволожскому! И как печально завершились его дни в тюрьме немецкого Бонна. От бесчестья его спас… сердечный приступ, и освободительница-смерть в одночасье «разрешила» все финансовые проблемы.

Ну а виновница Екатерина Арсеньевна не долго оплакивала смерть мужа: облачившись в мужское платье, сумела бежать через Константинополь в Россию. А вечным заложником на висбаденском кладбище остался бедный супруг, жертва её игорного азарта…

Ныне чёрная бузина и мох в многолетнем противостоянии с гранитом одержали верх: надпись на надгробной плите почти исчезла. А вместе с ней стёрлась и память о церемониймейстере, камергере, действительном статском советнике, певце-любителе, знатоке французских водевилей, театрале, основателе «Зелёной лампы» Никите Всеволожском. «Лампа» его памяти готова была вот-вот погаснуть, если бы не знакомство с Пушкиным да проигранная ему в карты тетрадь со стихами!

А какие баталии при жизни светского красавца разворачивались за карточным столом! «Всеволожский играет: мел столбом! Деньги сыплются!» – восхищался поэт. А весной 1820-го Пушкин проиграл рукопись своих стихов приятелю, ставшему законным владельцем заветной тетрадки на долгих пять лет. «Я проиграл потом рукопись мою Никите Всеволожскому (разумеется, с известным условием), – сообщает Пушкин князю Вяземскому. – Между тем принуждён был бежать из Мекки в Медину, мой Коран пошёл по рукам – и доныне правоверные ожидают его. Теперь поручил я брату отыскать и перекупить мою рукопись, и тогда приступим к изданию элегий, посланий и смеси».

А вот и сам поэт взывает к приятелю: «Помнишь ли, что я тебе полу-продал, полу-проиграл рукопись моих стихотворений? Ибо знаешь: игра несчастливая родит задор. Я раскаялся, но поздно… Всеволожский, милый, <…> продай мне назад мою рукопись, – за ту же цену 1000 (я знаю, что ты со мной спорить не станешь; даром же взять не захочу)». Что ж, таков незыблемый кодекс чести карточной игры.

Пушкин через брата Лёвушку проигранную рукопись всё-таки выкупил, но она так и вошла в историю отечественной литературы как «тетрадь Всеволожского». И в том, что она не канула в вечность, не была потеряна, подарена или выброшена, а хранится ныне на берегах Невы в Пушкинском Доме, есть бесспорная заслуга и самого Никиты Всеволодовича. Страшно подумать, какой невосполнимой потерей для русской словесности мог обернуться карточный проигрыш поэта другу юности Никите Всеволожскому…

Никита Всеволожский – баловень судьбы, «счастливый сын пиров» и «лучший из минутных друзей» Пушкина. В Висбадене, под плитой серого гранита, навеки упокоился тот, кто унёс с собой в небытие образ живого Пушкина. Это к нему, к его памяти взывал поэт: «Не могу поверить, чтоб ты забыл меня, милый Всеволожский – ты помнишь Пушкина, проведшего с тобой столько весёлых часов – Пушкина, которого ты видал и пьяного и влюблённого, не всегда верного твоим субботам, но неизменного твоего товарища в театре, наперсника твоих шалостей…»

Немецкая земля Гессен, что на юге Германии, давно уже стала русской в самом прямом смысле: и фактически, и духовно. Сколь много русских голов сложено здесь, на старинном погосте Висбадена…

Православную церковь воздвиг великий герцог Адольф Нассауский, в недалёком будущем – деверь дочери Пушкина. К слову, именно он, великий герцог, должен был прибыть в Россию на коронационные торжества в августе 1856-го. Но по неким причинам не смог того исполнить и вместо себя направил в далёкую страну младшего брата принца Николая.

Сам герцог состоял в родстве с Домом Романовых: в 1844 году в Петербурге он венчался с великой княжной Елизаветой Михайловной, племянницей русского царя Николая I. По возвращении в родной город герцога Адольфа с юной супругой висбаденцы устроили новобрачным поистине триумфальную встречу. А в фамильной резиденции – Бибрихском дворце, иллюминированном и изукрашенном цветочными гирляндами, молодую чету ожидали роскошные покои.

Супружеское счастье, увы, было кратким – ровно через год после свадьбы, в январе 1845-го, девятнадцатилетняя герцогиня Елизавета умерла во время родов, умер и новорожденный. В память почивших жены и младенца безутешный супруг воздвиг на городском холме, откуда как на ладони виден весь Висбаден, церковь-усыпальницу «во имя Праведныя Елисавет». Лёгкий, полный особого изящества храм с сияющими золотом куполами будто вознёсся над городом.

…Лучи света из-под купольного свода, где «водят» свой «небесный хоровод» двенадцать апостолов, падают на саркофаг – юная герцогиня с чуть заметной детской полуулыбкой на мраморных устах возлежит на своем каменном ложе, – не пробуждая её вечного сна.

Герцогиня Елизавета Нассауская. Это её отцу, великому князю Михаилу Павловичу, младшему брату Николая I, Пушкин некогда заметил: «Мы такие же родовитые дворяне, как Император и Вы…» Великую княжну Елизавету, тогда ещё девочку, встречал поэт в её родном Михайловском дворце. А самой ей суждено было видеть, как тревожилась мать, великая княгиня Елена Павловна, в скорбные январские дни 1837-го, беспрестанно посылая в дом на набережной Мойки лучших петербургских докторов…

Прихожанкой русской церкви в Висбадене была и младшая дочь поэта, возносившая в её стенах молитвы за души покойных родителей Александра и Наталии Пушкиных. Одно из тех давних свидетельств – строки газетной хроники за 1899 год: «Висбаден. 26 мая. Сегодня здесь отслужена была заупокойная литургия по А.С. Пушкину. Русская церковь… была полна молящихся, среди которых находилась дочь Пушкина, графиня Н.А. Меренберг, и две внучки поэта».

Внучки Пушкина, почтившие его память в столетний юбилей и бывшие в тот день на службе в церкви Святой Елизаветы в Висбадене, – это две сестры София и Александра.

…В том пушкинском году, что праздновали и в России, и во Франции, и в Германии, Достоевского уж не было на белом свете. Будто тайный свой знак судьба подала в самый день его кончины: для обоих русских гениев – Пушкина и Достоевского – день 29 января оказался последним в жизни. Только Фёдора Михайловича не стало много позже…

И ещё одна фатальная замета: Пушкин мечтал дожить до шестидесяти, чему свидетельством его письмо жене, адресованное ей в Полотняный Завод летом 1834-го: «Хорошо, коли проживу я лет ещё 25; а коли свернусь прежде десяти, так не знаю, что ты будешь делать и что скажет Машка, а в особенности Сашка. Утешения мало им будет в том, что их папеньку схоронили как шута и что их маменька ужас как мила была на аничковских балах. Ну, делать нечего. Бог велик…»

Нетрудно подсчитать, что поэт надеялся встретить в здравии 1859-й – год своего шестидесятилетия (!), что почитал вполне достойным и полноценным завершением прожитой жизни.

Достоевский умер в год будущего юбилея – в 1881-м, – немного не дожив до своего шестидесятилетия. Такова была высшая воля и для Пушкина, и для Достоевского: воспетый ими красавец Петербург стал немым свидетелем последних их земных мгновений.

Фонд Графини де Торби

София и её царственный избранник

 
Блажен, кто найдёт подругу…
 

Александр Пушкин

Ей, внучке Пушкина, явившейся на свет в Женеве, уготована была свыше судьба необыкновенная. По родственному праву ей следовало бы именоваться принцессой Нассауской. Но признанный морганатическим брак матери лишил и её династических привилегий.

Детские годы Софии прошли в Висбадене, уютном немецком городке, где и поныне стоит дом, бывший свидетелем тихих семейных радостей. Здесь, в кабинете матери, хранились письма Пушкина к невесте, милой Натали Гончаровой, и к ней же, уже молодой супруге.

Послания те, сбережённые вдовой поэта, первоначально предназначались для Марии, старшей дочери. Но перед кончиной Наталия Николаевна просила Машу передать дорогие реликвии бедной Ташеньке, за будущность которой она сильно тревожилась – на руках у младшей дочери после развода с мужем осталось трое малюток, и пушкинские письма могли бы стать ей подспорьем в трудные минуты жизни. Вдова поэта прекрасно знала цену тем драгоценным посланиям…

Графиня Софи де Торби, правнучка поэта. 1905 г.

В 1876 году в Висбаден к графине Меренберг приезжал Иван Сергеевич Тургенев, с просьбой предоставить для печати письма Пушкина к невесте и жене. Наталия Александровна ту просьбу исполнила, правда, не без колебаний, зная, что прежде отец запрещал матери показывать кому-либо его письма. И неизвестные прежде послания появились на страницах журнала «Вестник Европы», вызвав восторг одних читателей и негодование других.

Маленькая София, несомненно, видела прославленного писателя в родном висбаденском доме. Возможно, до неё доносились отзвуки тех разговоров, что велись в его стенах, либо же материнских сомнений.

Некогда Александр Сергеевич, словно пытаясь заглянуть в будущее, полушутя писал другу Нащокину: «Но жизнь всё ещё богата; мы встретим ещё новых знакомцев, новые созреют нам друзья… а детки будут славные, молодые, весёлые ребята; а мальчики станут повесничать, а девчонки сентиментальничать; а нам то и любо». Увы, самому ему не довелось видеть, как взрослеют и мужают внуки, как подрастают и хорошеют внучки…

Повзрослев, девочка София обратилась невиданной красавицей, словно божественная красота и грация дарованы были ей по наследству от бабушки Наталии Пушкиной. Женихи роились вкруг обворожительной молодой графини, но сердце её было холодно. До поры до времени.

И та пора настала: в феврале 1891-го на Итальянской Ривьере, в греческой церквушке приморского городка Сан-Ремо, она тайно венчалась с возлюбленным. Венчание было тайным, ведь жених, а им был великий князь Михаил Михайлович, приходился родным внуком императору Николаю I. Посему брак почитался морганатическим, а значит, и нежеланным для царской семьи.

Военная карьера Михаила Романова, второго сына великого князя Михаила Николаевича, наместника на Кавказе, началась со службы в гвардейском полку. Скоро он дослужился до полковника и был назначен флигель-адъютантом «к особе Его Императорского Величества».

С юности великий князь мечтал о счастливом супружестве и уже в двадцать лет приступил к обустройству будущего гнезда – на Адмиралтейской набережной, близ Зимнего, вырос новый роскошный дворец. Так случилось, что жить в нём красавцу Миш-Мишу, как его называли в семейном кругу, не довелось ни дня…

Любимец петербургских салонов долго не мог выбрать себе невесту, истинную «царицу грёз». И как посмеивался брат Александр, «он делал несколько попыток жениться на девушках неравного с ним положения». Всё же одна из таких попыток стала для Миш-Миша счастливой: он венчался, не испросив, как должно, предварительного высочайшего согласия.

Женитьба великого князя вызвала целую бурю в августейшем семействе. Ведь брак матери невесты признан был морганатическим. Разгневанный император Александр III срочно телеграфировал великому герцогу Люксембургскому Адольфу-Вильгельму, единокровному брату отца невесты: «Этот брак, заключённый наперекор законам нашей страны, требующим моего предварительного согласия, будет рассматриваться в России как недействительный…»

Великий князь Михаил Михайлович с супругой графиней Софи де Торби в маскарадных костюмах. Лондон. 1897 г.

Великий герцог не замедлил отправить в Петербург русскому царю ответную депешу: «Я осуждаю в высшей степени поведение моего брата и полностью разделяю мнение Вашего Величества».

В крайнем раздражении Александр III телеграфировал и отцу новобрачной, принцу Николаю Вильгельму Нассаускому: «Я получил письмо Вашего Высочества. Я могу ответить на него лишь сообщением, что брак великого князя Михаила Михайловича, заключённый без моего разрешения и без согласия и благословения родителей жениха, никогда не сможет быть признан законным…»

Об этой странной свадьбе шептались во всех петербургских гостиных. «Рассказывают, что великий князь Михаил женился на дочери Нассауской, т. е. на дочери Таши Дубельт (Пушкиной), – писала светская дама, всезнающая генеральша Александра Богданович. – Женился, не спросясь Государя, поэтому вычеркнут из списка русских офицеров. Скоро же он забыл свою прежнюю страсть – дочь графа Н.П. Игнатьева. Мать его, говорят, в отчаянии».

Новые вести будоражили общество: «Нассауский написал письмо Государю о свадьбе своей дочери и будто фамильярный тон письма взорвал Государя. Рассказывают, что свадьба была в греческой церкви… что Михаила Михайловича лишили 50 тыс. руб., которые он ежегодно получал из уделов. <…> Эта свадьба возбуждает очень много толков. Многие говорят, что следовало непременно напечатать, почему он исключен из службы, так как по этому поводу ходят в городе невероятные подробности и небылицы».

Последствия непризнанного союза стали для молодого супруга удручающими – его отстранили от воинской службы, лишили доходов с бывших имений и даже запретили когда-либо приезжать в Россию!

Однако августейший изгнанник не унывал: с красавицей-женой он обосновался на французском Лазурном Берегу, в Каннах. Другой страной, приютившей отверженную чету, стала Англия, где великий князь и его избранница нашли радушный прием со стороны королевской семьи.

 
Лети во мрачный Альбион!
Да сохранят тебя в чужбине
Христос и верный Купидон!
 

Столь прихотливо сбылись пушкинские строки! Так распорядилась судьба, что Англия, подарившая миру Шекспира, Байрона и Вальтер Скотта, стала второй родиной для внучки великого Пушкина. Здесь, под небом древней страны, родились её дети – так на старинном пушкинском древе появилась густая английская ветвь. Лондонская усадьба Кенвуд, окруженная великолепным парком, стала домом для непризнанной четы Романовых.

Королева Великобритании Виктория I, вступившая на трон в печальном для России 1837 году, благосклонно отнеслась к молодым супругам. В замке Лутон Ху под Лондоном, принадлежавшем потомкам поэта, хранилось великолепное платье русской работы, из голубого шелка и парчи, – в сём наряде внучка Пушкина представлялась английской королеве.

Лондонский музей Виктории и Альберта вправе гордиться уникальным экспонатом – старинным фотоальбомом: на снимках – участники бала, что прошёл во дворце герцогини Девонширской в июле 1897-го. Повод был достойным – праздновался «бриллиантовый юбилей» правления Виктории. Сама же королева на костюмированном балу быть не пожелала – после смерти обожаемого супруга принца Альберта она избегала светских увеселений. Её величество представляли чета принца и принцессы Уэльских: старший сын королевы наследный принц Альберт, будущий английский король Эдуард VII, и Александра, в девичестве датская принцесса и родная сестра русской императрицы Марии Фёдоровны, будущая королева.

Корреспонденты «Таймс» взахлёб писали о блистательных туалетах гостей и роскошных апартаментах самого дворца. «Девонширский» бал-маскарад собрал весь цвет аристократии викторианской доброй Англии. В числе именитых гостей – членов королевской семьи, военных и политических деятелей – были и великий князь Михаил Михайлович с супругой. Русский князь предстал перед избранной публикой в образе французского короля Генриха IV, а его обворожительная супруга – знаменитой любовницы короля Габриэль д‘Эстре. Чем объяснялся тот выбор маскарадных костюмов и не было ли в нем скрытого подтекста?! Ведь оба союза, разделённые столетиями, – вне закона, но в царственном ореоле Её Величества Любви!

Как торжествовал бы Пушкин, доведись увидеть ему на том историческом лондонском балу ослепительную красавицу-графиню! Свою родную внучку!

…Дядя Софии, великий герцог Люксембургский Адольф, пожаловал племяннице и её детям титул графини и графов де Торби. Титул этот, вернее его название, придумал Михаил Романов в память кавказского селения Тори близ Боржоми, где было отцовское имение, любимое с младенческих лет.