Текст книги "Обратная сторона личной свободы"

Глава седьмая

– Кто здесь? – спросила она дрожащим голосом.

– Откройте, это Фил, друг Димы. Разве он вам обо мне не говорил?

– Не говорил, – сказала Людмила, не делая попытки открыть дверь.

– Тогда откуда, как вы думаете, у меня ключ?

– Не знаю!

– Откройте!

– И не подумаю.

В конце концов, она первая пришла, вот по праву первого и будет здесь жить. По крайней мере сегодня… Все-таки Димка не похож на человека, который может забыть о такой вещи, как лишний ключ. Черт возьми, какое дурацкое положение!

– Ерунда какая. – По голосу было слышно, что он начинает злиться.

– Димка мне о вас ничего не говорил, – сказала Людмила помягче; потопчется, потопчется, да и уйдет. Не может же быть, что ему ночевать негде.

Но потом ей стало стыдно. Непонятно почему, кстати. Ведь ее поселил в этой квартире не кто-нибудь, а сам хозяин. Тот же, что сейчас за дверью, вообще неизвестно кто! Но то, что он знает Димку, однозначно. И у него есть ключ, что тоже факт.

Одним словом, Людмила взяла и открыла дверь. Не бандит же, в самом деле, стоит за дверью!

Оказалось, лучше бы бандит. Потому что едва Люда взглянула ему в глаза, как поняла, что попалась. Причем человеку грубому и беспощадному. И так глупо! Что ей стоило сказать: приходите завтра, разберемся? Можно было сходить к КПП Димкиной части и попробовать вызвать его…

Наверное, кто-нибудь бы сказал, что она фантазерка. Напридумывала такое, едва взглянув на человека. Но дальнейшее показало, что интуиция ее не обманула.

Если бы у нее был номер Димкиного мобильника или она бы могла позвонить ему… куда, в армию? Не важно, куда-нибудь, возможно, с ней и не случилось бы ничего. И она могла бы спокойно ждать, когда ее новый друг придет из армии, а так…

После случившегося она не смогла бы смотреть ему в глаза. Хотя, если разобраться, виновата вовсе не она, а сам Димка, который выбирает себе в друзья черт-те кого!

– А у Димки губа не дура, – сказал вошедший, бесцеремонно ее разглядывая. – Как тебя зовут?

– Людмила, – сказала она и спросила: – А тебя?

Получилось с некоторой игривостью, хотя она всего лишь попыталась перевести их общение в дружеское русло. В том смысле как аукнется, так и откликнется. Хотя чего бы этому другу настаивать на том, чтобы она открыла? Ночь на дворе! У нее оставалась надежда, что авось обойдется.

Не обошлось.

– Меня зовут Фил.

– Филипп, значит?

– Фил, – повторил он жестко. – А еще я терпеть не могу, когда всякие телки при знакомстве уточняют: как Киркорова? – Он кого-то передразнил. – Как Головко!.. Мать моя с этого дубины стоеросового тащится, а мне страдай.

– А по-моему, красивое имя.

Она еще надеялась его смягчить.

– Люсенька, – он подошел и двумя руками взял ее за ворот футболки, – какая ты все-таки глупая.

– П-почему? – От его непробиваемости и от страха она даже начала заикаться.

– А потому, что думаешь, будто меня можно заболтать. Не на того напала, крошка.

И он рванул обеими руками за ворот так, что футболка свалилась с нее двумя неровными полосками, обнажив грудь, лишь чуть прикрытую бюстгальтером-«анжелика».

– А что это тут у нас? Красивое белье любишь? Я тоже люблю. Оно рвется гораздо легче, чем некрасивое.

– Я скажу Димке! – закричала она. – Он с тобой разберется.

Фил захохотал, не выпуская ее из рук.

– Ой, как я боюсь! Кому он быстрее поверит? Другу или почти незнакомой телке? Я скажу, что ты сама меня сюда пригласила и сама мне дала.

Людмила съежилась и заплакала, но он еще грубее рывком отдернул закрытый было полог и толкнул ее на кровать.

– Под рыдания я еще трахаться не пробовал, – заявил он, с силой раздвигая ее ноги. – Под стоны – да. Но и ты застонешь. Просто я не люблю долгих прелюдий. Они нужны тем, кто слаб в мужском деле, для меня это не подходит. Как ты уже догадалась.

И он впился в ее губы так, что и в дальнейшем Люда ничего, кроме боли, не чувствовала. Потом он просто отодвинул ее от себя – отшвырнул – и повернулся к стене, чтобы тут же заснуть.

Так Людмилу еще никто не унижал. То есть встречались ей пару раз не слишком ласковые мужчины, но чтобы вот так, нисколько с ней не считаясь? И главное, за что? Понятное дело, попасться в руки рядовому насильнику, маньяку или садисту, но тому, кто объявляет себя другом твоего парня? А как же, скажи мне, кто твой друг, я скажу, кто ты? Сколько раз можно наступать на одни и те же грабли? И вообще, почему она решила, что Димка – хороший человек?

Ее одолевали вопросы, и тщетно она задавала их самой себе. Вопросы отодвигали случившееся куда-то в глубь сознания, и потому унижение не воспринималось так остро. Хотя за ними грозно вставал куда более страшный вопрос: а что, если Димка этого человека вовсе не знает? Тогда он не поверит, что Людмила жертва, а, скорее, решит, что она сама привела сюда этого… Филиппа!

Людмила потихоньку сползла с огромной кровати, на которой была по очереди с двумя мужчинами, и пошла в душ.

У Димки в квартире была самодельная душевая кабина. Внизу небольшой поддон или основа из такого же материала, как и рядом стоящая раковина, – она не могла подобрать другого названия, а поверху – изогнутая дуга-направляющая из нержавейки, на которой крепилась штора – тоже со звездами. Димка вообще, кажется, любил все связанное с небом. Надо посоветовать ему, чтобы после армии он пошел учиться на астронома…

О чем она думает! Никакого Димки больше не будет, потому что сейчас Люда домоется и уйдет. Она никогда не сможет рассказать ему, что случилось на его кровати всего через полтора часа после ухода хозяина.

Она больше не спрашивала неизвестно кого: за что? Есть за что! За то, что наплевательски относилась к своей жизни. За то, что не уважала саму себя и позволяла другим себя не уважать. Стоит ли удивляться тому, что наконец пришла расплата.

Людмила представила довольное лицо Фила. И то, как легко он пресек ее попытки сопротивления, и ей стало обидно. Да что там, ее вдруг взяло такое зло, что эта волна захлестнула ее, смывая всякие там условности и издержки воспитания.

Это было такое зло, которое не рассуждает. Примитивное зло. На весь белый свет, и на Фила в частности.

Почему они все думают, будто с Людой можно не церемониться? И бабка, и родители, в смысле родная мать, и этой ублюдочный Фил?! Все до последнего!

Потому что она не может постоять за себя? Так они глубоко ошибаются.

Она вышла из ванной в огромном банном полотенце – как раз таком, как любила, чтобы им можно было замотаться, как в кокон, и прошла на маленькую кухоньку.

Еще когда они заходили сюда с Димкой, она успела увидеть, что на кухонном столе возле мойки стоит набор ножей.

– Немецкие! – похвастался Димка. – Знаешь, какие острые!

Теперь она хотела в этом убедиться, что называется, на живом примере.

Она подозревала, что у нее что-то случилось с головой. И в самом деле какая голова выдержит, чтобы все, кому не лень, в нее лезли или пихали туда, как в мусорный ящик, всякую ненужную ей информацию.

Это даже хорошо, что у Людмилы нелады с головой. Потому что, будь она в полном порядке, сейчас бы начались всякие там сомнения – льзя, нельзя, а тут можно действовать так, как хочется… твоей левой ноге!

Словом, она пошла в кухню и выбрала там самый длинный нож. Прикинула, что у Фила руки длинные, но она все равно должна его достать. Именно таким ножом.

Этот Филипп вообще по сравнению с Людмилой такой огромный. Не то что Димка, его параметрам Людмила вполне соответствовала.

Почему она говорит о Димке в настоящем времени? Теперь ей нужно привыкать к слову «был». Да, именно так: у нее был Димка, хороший парень, который почему-то водился с плохими парнями. За что и поплатился. По крайней мере свою Милочку он потерял…

Она перехватила рукоятку ножа поудобнее и вернулась в комнату.

Подошла к кровати, на которой разметался ее насильник, усмехнулась в его белеющее в полумраке комнаты лицо и тихо сказала:

– Прощайся с жизнью, козел!

Ну вот почему у таких подонков есть еще и ангелы-хранители? Им везет там, где любой другой сломал бы себе шею!

Фил проснулся в тот момент, когда Людмила занесла над ним нож, как-то по-бабьи взвизгнул и откатился на другой край кровати. Но она успела полоснуть его ножом по руке.

Плохо только, что он от вида собственной крови не испугался, а словно возбудился.

– Ты хотела меня зарезать! – радостно констатировал он. – Думала, я не стану сопротивляться и позволю какой-то блохе меня укусить?

И вдруг бросился на Людмилу. Как она ни следила за ним, а все равно отреагировать не успела.

Да и откуда бы у нее взялась такая же реакция? Она растерялась, из-за этого утратила бдительность, а Фил поднырнул под ее руку, закрутил так, что она сама выпустила нож.

Начал было ее пугать тем же ножом. Делал вид, что вот сейчас исполосует ее всю, изрежет, но не заметил и отблеска страха в ее расширившихся зрачках.

Тогда он взял нож за лезвие и метнул его в стену. Наверное, стены были из дерева или гипсокартона, потому что нож воткнулся и даже зазвенел, раскачиваясь.

А Фил потом сказал будто самому себе:

– Нет, так неинтересно. Я хочу, чтобы ты боялась, а то как будто обкололась, выпучила свои глазищи, и ничего, дупль-пусто!.. Не волнуйся, я что-нибудь придумаю. Фантазия у меня богатая, ты еще увидишь… Но в любом случае тебя надо вначале обезвредить.

То, что происходило дальше, показалось Людмиле дурным сном. Не могло такое случиться с ней. Она еще думала, будто Рыжий плохо с ней обращался. Да по сравнению с Филом он был просто святой. По крайней мере обходился с Людой в силу своих представлений об отношениях мужчины и женщины. Типа, что мужчина должен быть силен, без сантиментов и пресекать попытки женщин его приручить.

Фил же считал, что мужчина должен быть не только сильным, но и безжалостным, а женщина – безоглядно подчиняться ему и не иметь своего мнения. В крайнем случае держать его при себе. А если она этого не делает, значит, она еще дикая, неприрученная и с ней надо себя вести как с дикой. Пантерой там или львицей. Одним словом, как с животным. Использовать кнут так, чтобы от одного его щелчка у нее поджилки тряслись. Речи о том, чтобы женщиной дорожить, у него, похоже, не было. Использовал – и можешь выбросить.

Это Люда себе так объяснила, когда лежала на кровати, беспомощная, предоставленная ироническим взглядам своего мучителя.

Ко всему прочему она вовсе не считала свою фигуру идеальной, а потому его взгляды, иронично-брезгливые, воспринимала даже болезненнее, чем удары. Он будто инспектировал ее достоинства и недостатки, не говоря ничего о своих впечатлениях, но их легко можно было додумать.

И опять она стала мысленно вопить и стучать себя в грудь и призывать кого-то в свидетели: что она сделала такого, кроме собственных ошибок, за которые сама и страдает? Сделала плохо только самой себе, и за это судьба ее так наказывает? Разве она покусилась на чужое? Кого-то обокрала или убила?..

Вот она хотела убить, пусть и плохого, человека! А это большой грех. Сказано: не убий.

Вообще это неправильно. Насильников нужно убивать. Они, как бешеные собаки, не признают законов общества, в котором живут, а потому должны уничтожаться… Агрессия из нее так и прет! Если нельзя убить, что же делать?

Эти люди присваивают себе право жить, как им захочется. Ни с кем не считаясь. А с другой стороны, все остальные должны знать о том, что насильники живут рядом, и принимать против них свои меры.

Например, Людмила могла просто открыть дверь и сбежать… То есть такая мера не совсем против, это мера самосохранения.

Но и бежать в одном полотенце – не лучший выход, потому что за своей одеждой нужно было возвращаться в комнату, где неизвестно, как крепко, спал Фил, и это было рискованно.

Но она-то все равно вернулась. И вот итог! Лежит теперь обездвиженная, беспомощная, как жертвенная овца.

Глава восьмая

Беспомощной она ощущала себя потому, что для начала Фил стащил с нее полотенце, в которое Людмила замоталась, привязал ее, обнаженную, к кровати, а потом, наскоро перевязав, кажется носовым платком, нанесенную ножом рану, расположился в кресле напротив со стаканом водки, в котором поблескивал лед.

– Тебе не предлагаю, – сказал он, усмехаясь, – у тебя и своей дури хватает.

Он скосил взгляд на свою перевязанную руку.

– Надо же, мужики меня ни разу не порезали, а тут – баба!

Фил позвенел в бокале кусочками льда.

– Где-то я такое видел. Ах да, в старом фильме. Кажется, «Девять с половиной недель». Там герои со льдом играли.

Подойдя ближе, он быстрым движением вывалил лед из бокала прямо ей на грудь. Людмила вздрогнула от неожиданности, так что льдинки скользнули по ее коже и скатились на кровать.

– Ну вот, простыню намочила!

Он коротко ударил ее по щеке. Как-то резко, кончиками пальцев, но очень больно. Люда закрыла глаза, и одна слезинка скатилась по ее щеке.

– Так, наверное, нужно тебе глаза завязать. А то ты будешь рыдать из-за всякой ерунды. Или лучше завяжу тебе рот. Потом. А пока только глаза.

Ей стало страшно, но она и пошевелиться толком не могла, чтобы ему хоть как-то помешать. Что он задумал?

Фил хлопнул дверцей шкафа, что-то в нем поискал и повернулся к ней, чтобы в самом деле завязать Люде глаза.

– Итак, ты подняла руку на своего господина. – Он наклонился к ней близко-близко – обнаженной кожей она чувствовала жар его дыхания – и царапнул чем-то пониже груди. – Я отмечу тебя своим клеймом, чтобы знала свое место. Ты теперь моя рабыня, понятно?.. Для начала используем анестезию. Все-таки я не какой-нибудь там маньяк, а всего лишь строгий господин, который наказывает непослушную рабыню. А потому прими обезболивающее.

Фил поднес к ее губам бокал с водкой и держал ее за нижнюю часть лица таким образом, что она вынуждена была всю ее выпить.

Часть жидкости она попыталась задержать во рту, но тут ее организм содрогнулся, и водка толчком выплеснулась в желудок.

Фил чем-то звякнул, стукнул, а ей живо представилась картина, как будто он возле кровати раскладывает инструменты для пыток.

– Не дрейфь, старуха! – Он похлопал ее по животу. – Я не стану сильно уродовать твое прекрасное тело. Так, немножко поучу…

И тут раздался звонок в дверь. А потом крепкие удары, перемежающиеся воплями:

– Фил, открывай, мы знаем, что ты дома!

– Черт! – воскликнул Фил, и Людмила услышала, как он задергивает полог кровати. – Пацаны так некстати приперлись. Попробуй им не открой, они же все здесь разнесут!

Фил сдернул с ее глаз повязку, торопливо разрезал стягивающие руки веревки и прошипел:

– Быстро одевайся и убери здесь все, а то парни черт-те что подумают!

Он вышел, и вскоре Людмила услышала гул голосов, среди которых был и женский, и с облегчением поняла, что на какое-то время получила передышку.

– Не открывал, значит, был занят, – услышала она чей-то мужской голос, направлявшийся к кровати.

Похоже, Фил его остановил.

– Не надо смущать мою девчонку, она сегодня у меня первый раз. Сейчас оденется, и я вас познакомлю.

– Кобелина ты, Фил, – на этот раз говорила девушка. – Не мог меня подождать. Мы с Валериком собираемся расставаться…

– Я тебе расстанусь! – отозвался другой голос. – Филлис, а может, мы на кухоньке посидим? Девчонка спокойно оденется и придет к нам. Все-таки у вас здесь спальня.

– Давайте, – согласился Фил. – Кухня маловата, зато стол удобный…

Легко сказать, девчонка оденется. Во что? В блузку, от которой осталась порванная тряпка?

Она кинулась к небольшому одностворчатому шкафу и открыла его. Нашла в стопке чистых футболок одну, не слишком большую, и надела. Придется так, без лифчика, который этот дурак тоже разорвал на ней.

Хорошо, что джинсы такие крепкие, их одним движением не разорвешь. Он так резко тащил их с Людмилы, что даже молнией поцарапал бедро. Она потрогала саднящую царапину.

– А что, девочка хорошенькая, – с шумным одобрением встретила ее компания. И уже знакомый голос произнес: – Олеся, ты собиралась расставаться, так я согласен!

– Я тебе расстанусь! – передразнила его девушка с накрашенными зеленой помадой губами. – Да и Фил вряд ли тебе ее отдаст. Правда, Филлис?

– Правда, – усмехнулся Фил. – Она мне еще не надоела. У нас еще ого-го какая программа, мы и выполнять-то ее не начали… – И многозначительно взглянул на Людмилу. – Садись рядом, крошка, давай я тебя с нашей компанией познакомлю. – Он стал перечислять: – Это Валера со своей девушкой Олесей. Они часто ссорятся и собираются разойтись уже, по-моему, года два?

– Два с половиной! – выкрикнула Олеся.

– Это Гарик, временно без девушки, рядом с ним – Рома, но то, что они сидят рядом, вовсе не значит, что они голубые…

– Кто-то в пятак захотел, – лениво процедил накачанный здоровяк, названный Гариком, и исподлобья взглянул на Людмилу. Почему-то в его взгляде мелькнуло удивление.

Очевидно, она не похожа на тех девушек, которые прежде были у Фила, поняла Люда.

– А это Людмила. – Фил положил на нее тяжелую руку, точно к себе пришпилил. – Можете звать ее Люськой.

Надо же, он переиначил ее имя как раз так, как Людмила и хотела. Когда-то. Но теперь она ни за что не напишет в паспорте – Люсьена. «Какая я тебе Люська, – хотелось выкрикнуть ей. – Я – Мила». Вот кому она хотела быть Милой, так это Димке, но теперь эта мечта испарялась как дым. На глазах. Вот уже появилась уйма свидетелей, что она девушка Фила, и их застукали как раз в тот момент, когда они в постели кое-чем занимались.

– Где ты ее нашел? – спросил Рома, худощавый парень с мечтательным взглядом, тоже странно на нее взглянувший. И поинтересовался у Фила: – Захотелось чего-нибудь остренького? Это же совсем не твой размер… – Он осекся, взглянув на Людмилу. Скорее, на ее безучастное лицо. Такое, что не хотелось ее поддразнивать.

– Может, мне что-нибудь приготовить, вы же, наверное, закусить хотите? – спросила она и посмотрела на две банки «отвертки», которую гости выставили на стол. И они в училище предпочитали ее всяким там водкам или другим напиткам покрепче. И по голове не сильно бьет, и веселит.

Люда выжидающе посмотрела на Фила. Но тот уже вступил в свою игру с приятелями. Она им понравилась, и он был доволен, что сумел сразу взять ее в руки, припугнуть – вон как покорно на него смотрит!

– Не мой вкус, ты хотел сказать? – сказал он Роману. – Но с Люськой, знаешь ли, намного интереснее проводить время. Я был не прав.

«Что он заладил, Люська да Люська!» – сердилась она, но на ее лице никакого раздражения не проявлялось.

Роман сочувственно посмотрел на нее:

– Рискуете, девушка, наш Фил из тех, что бабочкам крылья отрывает.

– В смысле? – на всякий случай поинтересовалась она.

– В смысле любит помучить.

– Некоторым девушкам как раз это и нравится, – заметила Олеся. – Говорят.

– Может, хватит базарить? – неожиданно среди мгновения тишины пробасил Гарик. – У нас, Фил, и в самом деле закуси нет. Ты бы подсуетился, как хозяин.

– А я даже не знаю, что есть в холодильнике, – проговорил тот.

«Колбаса «Докторская», – могла бы сказать им Людмила. – Маслины с косточками, полбанки, это Димка купил, потому что я их люблю, кабачковая икра. У нас было не слишком много денег, вот мы и взяли продукты те, что подешевле».

Между тем Фил направился к холодильнику и открыл его.

– Ребята, а и в самом деле я совсем забыл. Найдется чем закусить. Вот и хлеба почти целый батон!

«Какая же ты свинья! – со злостью подумала Людмила. – Мало того что ты в чужом доме живешь, еще и продукты чужие ешь!» Как же так получилось, что этот Фил живет в Димкиной квартире как у себя дома, а тот об этом и не догадывается?

«Не догадывается?» – мысленно переспросила она, но уже в другой тональности. А если он знает, но не придает этому значения… Или она могла в Князеве так ошибиться?

Все остальное время, однако, Люда делала вид, что на самом деле все хорошо. Улыбалась гостям, смеялась их шуткам и даже не сбрасывала руку Фила, который по-хозяйски обнимал ее за плечи.

А в голове ее продолжалась работа: почему это случилось именно с ней? Неужели потому, что она вступила в конфронтацию со своими родителями? Пусть ее папа на самом деле отчим, но ведь он воспитывал ее столько лет! И всегда был хорошим родителем. Она даже помнила, как отец приходил за ней в детский сад и как терпеливо помогал одеваться, никогда не прикрикивая, как мама…

Она и не заметила, как прошло… часа три или четыре?

– …Что это вы так быстро собрались уходить? – спрашивал Фил своих приятелей, которые поднялись из-за стола и направились к выходу.

– Ежу понятно, – заметил Валера, – мы вам и так кайф обломали. Говорил этому быку: раз Филлис не открывает, значит, занятие у него.

Парень коротко хохотнул. И покосился на Людмилу:

– Вы нас проводите?

– Я провожу, – отозвался Фил, – а Люська пусть со стола приберет. Потом-то у нее времени не будет.

Его приятели дружно заржали. А он пропустил их вперед и наклонился к уху Людмилы:

– Не вздумай запираться на засов. Все равно не поможет. Выломаю дверь и так тебе вломлю, мало не покажется! Здорово у меня получилось? Выломаю и вломлю!

Вскоре за ними закрылась дверь, и Людмила поняла, что больше медлить нельзя.

Она схватила со стула у кровати свою сумку с кошельком и ключами. Оказывается, хорошо, что за снятую ею квартиру заплачено до конца месяца и она ничего не успела сказать квартирной хозяйке.

Людмила выскользнула за дверь, оставив ее приоткрытой, и на цыпочках взбежала по лестнице вверх, на один пролет. Сначала даже прижалась к стене, боясь, что Фил ее снизу увидит, но потом немного расслабилась.

Люська! Даже вариант ее имени в его устах превратился чуть ли не в ругательство. Моська. Шлюшка. Девка. Она нарочно старалась вспомнить такие слова, которые ее унизили бы еще больше.

Внизу хлопнула входная дверь, и Людмила опять прижалась к стене, словно пытаясь слиться с ней, но потом подумала, что в таком положении она может пропустить момент, когда Фил подойдет к двери.

Услышала его шаги по лестнице, на секунду выглянула вниз и увидела, как он, почему-то заозиравшись, потянул на себя ручку двери и зашел в прихожую.

Она просто слетела вниз по лестнице, вставила свой ключ в замочную скважину и повернула его, оставив в замке. Теперь пусть он попробует открыть ее изнутри. Разве что вышибить, но на это нужно время.

А потом она побежала, как никогда в жизни не бегала.

Было уже довольно поздно, темно, а Людмила неслась по улице, словно за ней черти гнались.

Какой-то шутник засвистел ей вслед, закричал:

– Держи ее!

А она бежала и бежала, пока не услышала позади скрип тормозов.

– Девушка, может, на машине вы быстрее доберетесь? – услышала она веселый мужской голос и обернулась.

Недалеко от нее остановилось такси. Все как положено. Знакомая раскраска известной в городе фирмы «Семерочка».

– Да, пожалуйста, – сказала она, называя свой адрес, и добавила: – У меня с собой только сто рублей. Но если вы подождете у подъезда, я спущусь и принесу сколько надо.

– Думаю, мы как раз в сто и уложимся, – белозубо улыбнулся таксист. – От кого бежали?

– Да так, от одного козла, – пробормотала Людмила, чувствуя, как ее понемногу отпускает напряжение.

– Ничего не поделаешь, встречаются среди нашего брата и такие рогатые твари.

Он опять улыбнулся.

– Выходит, я вовремя вас окликнул?

– Очень даже вовремя, а то после своего страха в любую другую машину я ни за что не села бы. Вы просто мой ангел-хранитель.

– Ангелом мне еще быть не приходилось, но спасибо за доверие. Надеюсь доставить вас домой в целости и сохранности.