Текст книги "Оцелот выходит на охоту"

Запись седьмая

Если день не задаётся с самого утра, он чаще всего бывает поганым целиком и полностью. Моё утро изгадили: кот, воспоминания, письмо от Марго и шеф. Стоило появиться в редакции, как секретарша сообщила, что Сам жаждет меня лицезреть, и гаденько так ухмыльнулась. Сучка. Не забыла, как на новогоднем корпоративе вешалась на меня, ожидая, что трахну, а я этого не сделал и нажил врага.

Но я не выношу пьяных баб. Они почему-то все считают себя невъебенно сексуальными и готовы запрыгнуть на первый попавшийся член, а утром, проснувшись без трусов и с помятой рожей, мучительно пытаются вспомнить: было что-то вчера или нет. И с кем было? С Васей? С Петей? Или с обоими сразу? Один мой знакомый, большой любитель женского мяса, постоянно повторял: «Пьяная баба пизде не хозяйка». И жениться он собирался исключительно на трезвеннице, чтобы не приведи Господи… «Кратчайший путь к телу женщины лежит через бутылку!» – наставительно изрекал он, хвастаясь очередной победой.

Я этого не понимал. Нахрен трахать бабу, которая даже не соображает, кто её дерёт? Для неё ты в тот момент превращаешься в абстрактный и безликий член. С яйцами. Без имени. Хотя назвать тебя могут как угодно, и насрать, что родители Мишей, например, нарекли. Воняющие алкоголем губы только что обозвали тебя Андреем.

Нет, я не имею ничего против девушки, выпившей пару бокалов вина для храбрости, так сказать. Но девица, способная влить в себя бутылку водки и готовая в хлам, вряд ли вызовет во мне желание. Я люблю, чтобы партнёрша занималась сексом со мной, видела – меня, ласкала – меня и кончала, шепча моё имя. Только так.

Особенно мерзко выглядят пьяные малолетки, а последний звонок в школах – это пиздец. Девочки в белых фартуках, с бантиками, обязательными сигаретами и «Ягой». А ещё через пару часов этих королев, уже готовых в умат, дерут их не менее пьяные одноклассники. И щедро усыпанный гандонами парк говорит о том, что праздник удался.

Сам как-то видел такую выпускницу. Она живописно валялась в кустах, в заблеванном фартуке, с раздвинутыми ногами и без трусов. Интересно, «Яга» полезла назад «до», «после» или «во время»? Кому-то их становится жаль, мне – нет. Если девушка настолько не уважает себя, что ужирается в говно, а потом не помнит, кто её трахал, это уже не девушка. Это мразь. И похрен, что она ничего не помнит! Это не оправдание. Как там? «Алкоголь не освобождает от ответственности». Он её усугубляет.

И ни одна из этих малолетних сучек не думает о том, что по синьке так просто залететь, заразиться каким-то дерьмом или нарваться не на тех парней. И не вернуться домой. Никогда. Как Лиза. Но та сознательно искала смерти, а эти… Ищут свободной любви. Эммануэли, блядь.

Когда в новостях рассказывают об очередной дохлой малолетней потаскушке, я усмехаюсь. Мне их не жаль. Это естественный отбор. Очистка генофонда от будущих уродов, которых рано или поздно произведут на свет эти красотки. А кому нужны уроды?

Ещё один вопрос, который я как-то поднимал в статье. Я писал, что эвтаназия – это благо. Для больных раком, на которых уже не действует морфин. Для полностью парализованных, которых ненавидят собственные родственники, вынужденные годами носить утки, стирать обоссанные простыни и переворачивать неподвижное тело. И не надо мне говорить о любви и терпении, у всего есть предел. Когда хрупкая женщина десять лет обхаживает своего разбитого из-за пьянки инсультом мужа – это не любовь. Это пытка. Изощрённая. Зверская. Нечеловеческая.

Я уверен, что единственное, чего ей на самом деле хочется, чтобы он сдох поскорее и освободил её от себя. Она никогда не скажет этого вслух и будет чувствовать себя последней тварью из-за этих мыслей, но это будет так. Но пока её желание исполнится, женщина успеет сорвать спину и заработать кучу болячек, и чаще всего проживёт недолго. Так вот, в таких случаях эвтаназия – это выход. Для всех.

Я не понимаю извращённого милосердия докторов, спасающих то, что не должно жить. Дети с тяжёлыми патологиями. Без помощи извне они бы уже не… мучились и не мучили никого. Подарите им смерть. Отпустите душу. Не запирайте в изуродованном болезнью теле, потому что рано или поздно этот вынужденный жить ребёнок бросит матери: «Зачем ты меня родила?» Эвтаназия как избавление.

От дебилов, кретинов и прочих пускающих слюни уродцев. Бессмысленные взгляды, звериный вой вместо слов. Это не дети и не люди. Это не должно жить.

Ещё будучи студентом, я писал репортаж о благотворительных новогодних утренниках для детей-инвалидов, таких вот – живых экспонатов кунсткамеры. Тогда я ещё мог сочувствовать, и мне стало на мгновение жаль нестарую измученную женщину, терпеливо вытирающую слюну, текущую по подбородку своего дебильного сына. Ей не хватило духу оставить это в роддоме, совесть не позволила. И вот она мучится уже целых пятнадцать лет, а как просто было бы сообщить ей, что ребёнок родился мёртвым. И всё. Она родила бы других – здоровых, и была бы счастлива. Эвтаназия как спасение.

Иногда она должна применяться и к самим мамашам, которые, несмотря на поставленный вовремя диагноз, рожают даунов. Им аборт делать Заратустра не позволяет, а потом все вокруг становятся вдруг обязаны ей, матери-героине, пустившей на свет урода.

Или ещё одна категория плодящихся без конца крольчих, им тоже все обязаны. Многодетные, блядь. Прежде чем дать ребёнку жизнь, нужно точно знать, что сможешь его прокормить, обуть, одеть, вывести в люди. Я готов расшаркаться перед многодетными семьями, дающими детям всё и не выпрашивающими подаяния у государства.

Но с какой стати я должен помогать какой-то бабе, любящей трахаться и рожать? Не я отец её шестнадцатого детёныша. В таких случаях я бы применял насильственную стерилизацию, как с животными, чтобы не плодились.

Эта статья свет не увидела. Хозяин бросил на меня неодобрительный взгляд и сказал, что слишком уж пристрастно, непрофессионально, неэтично. Твою мать, а рожать уродов – этично?

Но спорить было бесполезно, я пожал плечами и сказал, что всё осознал. Злить шефа не стоило, он и так на меня в последнее время косился. Всё это началось после той новогодней вечеринки, когда я некрасиво отшил секретутку. Не люблю «подшефных». И да, двойные стандарты. Я сам трахался с преподавателями и предыдущими редакторами, но они не были так отвратительны. Настолько через себя я бы не переступил, а она – запросто.

А ещё, отымей я её тогда, об этом рано или поздно обязательно узнал бы шеф. Думаю, несложно догадаться, чья задница получила бы пинка? А терять работу я не хочу. Так что в тот вечер всё сложилось против желавшей меня дамы. Бывает.

Впрочем, тогда её всё же отодрал любитель «хмельных вакханок», а потом шеф его уволил, потому как кто-то услужливо донёс. Делиться секретуткой наш хозяин не желал. Наверное, сейчас проще нового журналиста нанять.

Но в любом случае злость на меня мадам затаила, и отношение начальства ко мне стало постепенно меняться в худшую сторону. И вот сегодня она снова что-то уже выкинула. По ухмылке вижу. Но молчу, улыбаюсь ей, как лучшей в мире сучке, и топаю в кабинет хозяина.

Шеф поднимает голову от ноута и вперивает в меня внимательный взгляд, словно прицеливается. Нехорошо так глазами ощупывает, и по роже видно, что я ему не нравлюсь. Ясное дело – меня три надо, чтобы его одного собрать. И член свой я каждый день без зеркала вижу, в отличие от него. У него такое рандеву лет двадцать и килограмм пятьдесят назад было. Зато у него пресс в кармане, а у меня только на животе. Он сидит, а я стою. Разные у нас весовые категории во всех смыслах.

– С сегодняшнего дня будешь вести раздел криминальной хроники, – медленно изрекает он.

– Но…

– Антонов у нас больше не работает, – предупреждает вопрос шеф. – Всё ясно?

– Да, – коротко киваю и покидаю кабинет.

А что мне ещё остаётся? Только под козырёк или на улицу, а мне туда нельзя. У меня теперь кот есть, его кормить надо. Но я ненавижу криминальные новости всеми фибрами души. Мне совершенно неинтересно, на сколько двуногих стало меньше за прошедшие сутки. Кто кого ограбил, избил, изнасиловал, грохнул, не люблю копаться в чужих кишках. Хуже только политика, впрочем, они с криминалом близкие родственники. Почти близнецы. Сиамские. Уроды.

***

Минуя свой стол, я отправился в курилку, ведь с чего должен начинаться настоящий рабочий день? Правильно, с перекура. Я стоял, подпирая стену, и бездумно пялился в окно. Вместо рабочих моментов в голову упрямо лезло всякое непотребство, типа очередного опуса Льва. Его я успел прочитать, пока ехал на работу. Пассажиры вагона метро, в который я втиснулся, начали на меня подозрительно коситься после того, как я громко заржал, но было с чего.

Столько нелепого пафоса я только в любовных романах видел. Их мать моя читает и сериалы смотрит и плачет, когда очередная Мария теряет своего Хулио. Отец снисходительно усмехается и отправляется на кухню смотреть футбол. Он даже покупает ей эти книги, чтобы порадовать.

А я? Смог бы так? Вряд ли. Тот, кого я захочу наблюдать рядом с собой не только несколько часов в голом виде, а постоянно, должен видеть мир в таком же спектре, что и я. Иначе ничего не выйдет, я не собираюсь ломать себя в угоду кому-либо. Это неблагодарное занятие херово влияет на психику и не менее херово заканчивается. Видел я результаты таких экспериментов…

Но Лев – не я, он эти дамские романы, вероятно, пачками читал и пафоса там набрался. Запредельного, убийственного, зашкаливающего. Но прайд зашёлся в истеричном восторге, и пох, что смысла в опусе ноль целых хрен десятых, а мысль скачет, как бешеная белка.

И вот тут меня впервые посетила мысль: а вдруг Лев на самом деле Львица? Ведь так тонко подражать женской манере изложения может только… женщина или очень хороший психолог, но психолог не стал бы тратить время на сетевые срачи.

Да и в прайде только девушки, за исключением нового Котика, которому Лев пел дифирамбы. Расхваливал на все лады, не забывая в сотый раз повторить, что только он сделает Котика счастливым. Только он по-настоящему ценит. Только он способен любить. Бескорыстно. Пламенно. Страстно. Сливаясь в бурном экстазе. По-женски.

Так себя вести глянец советует, чтобы самца удержать. Почаще повторять ему, какой он охуенный, и как крут в постели, и что такого секса у тебя никогда не было. Я эти советы внимательно изучил, когда стёбную статью писал, кажется, она «Сезон охоты» называлась. Там я свои советы давал, как вовремя с линии огня смыться, чтобы не окольцевали. Одним словом, я предлагал членоносцам вилку, чтобы спагетти с ушей снимать. Женская часть коллектива меня после этой статьи почему-то невзлюбила. Ну и хрен с ними.

Так вот Лев вёл себя, точно следуя глянцевым советам, а ещё не забывал уделять внимание и остальным членам своего прайда. Членихам. Блин, вот же засада, нет в русском языке у слова «член» женского рода! Зато в современном украинском оно есть и звучит просто потрясно – «членкыня». Члениха, то есть. Я долго ржал, когда этот шедевр современной словесности услышал.

Так вот, о своих членихах или, как говорится в одном из бородатых анекдотов, «кружках своего члена», Лев тоже не забывал. Вылизывал в ответ особо отличившихся, несмотря на полную бездарность опуса авторши. Меня подобное лицемерие просто убивало. Если рассказ не удался, на кой хрен его расхваливать? Культивировать в фикрайтерше уверенность в собственной «гениальности»? Она от этого не поумнеет.

Или это делалось из боязни потерять так тщательно полирующий Его величество язык? Нет, язычок. Прокладывающий влажные дорожки из восхищённых ахов и охов под каждым из сочинений Льва? Или потерять возможность от души поржать в узком кругу над этими опусами кошечек? Ведь воспринимать всё это всерьёз нельзя… Во всяком случае, я не смог. А Лев мастерски делал вид, что ему всё это нравится. Впрочем, он и сам писал в таком же стиле. Пафосно. Заштампованно. Женственно. Так может, я и недалёк от истины, считая Льва Львицей?

И так по-женски начал он подражать стилю своего очередного Котика. Даже отличить сложно и понять, где заканчивается один и начинается другой. Слияние. Ассимиляция. Порабощение. Полное проникновение. Паразитирование. Слов много, но суть одна. Растворение чужой личности в своей. Пришёл, увидел, поглотил, то есть сожрал. А потом переварил и высрал, и отправился на охоту. Вернее, затаился в ожидании очередного Котика, такого, как Оцелот: юного, талантливого и жаждущего любви всем своим существом.

Я затушил окурок и потащился на рабочее место, продумывая на ходу, какой же отзыв нужно будет оставить Льву и что написать ему в ЛС. Сразу после того, как вернусь домой.

А сейчас я о криминальных новостях должен думать, обзор которых предстоит написать. Я сел за свой стол, включил рабочий компьютер и полез на сайт, с которого мы всегда этот самый криминал и таскали. Равнодушно пробегая глазами скупые строки, я уже начал зевать. Ограбление, кража, угон, мошенничество, брачный аферист, пьяная семейная драка, несколько ДТП, одно из них со смертельным исходом. Скука.

Я скопировал всю эту муть себе и собирался уже закрыть вкладку, но тут взгляд упал на последнее сообщение. Рука на мыши дрогнула, а потом я кликнул на ссылку, чтобы прочесть подробнее, а когда прочёл и увидел фото жертвы, то ощутил острое желание снова закурить. И выпить. И набить потом кому-нибудь морду, пусть только руки перестанут дрожать.

Лицо того парня было мне отлично знакомо, вчера я его уже видел, снимал, как его избивали. Смонтировать ролик и выложить на Ютуб я так и не успел – провозился с котом. А мне этот маленький бегемот в качестве благодарности не дал выспаться. Бегемот? Так и назову кота. Он же чёрный, и даже Маргарита имеется, а я тогда кто? Мастер?

Но об этом потом, сейчас я должен решить, что делать с записью, потому что тот паренёк помер через пару часов после того, как его доставили в больницу. Обычная драка с нанесением телесных повреждений превратилась в неумышленное убийство, и менты искали свидетелей, чтобы найти теперь уже не просто хулиганов, а убийц. Тупая орущая сучка то ли никого не запомнила, то ли просто боялась, что достанется и ей? Если подозреваемые смогут откупиться.

А менты прекрасно понимали, что это – висяк. Понимали это и родители парня, которые назначили нехилое денежное вознаграждение тому, кто поможет найти убийц и доказать их вину. Хотите разбогатеть, господин свидетель? Для этого вам достаточно всего лишь поднять зад и отнести в указанное отделение милиции свой телефон с той самой записью.

И отправиться получать свою долю в КПЗ, как соучастник, а то и организатор убийства. Я никогда не смогу доказать, что просто проходил мимо, а под влиянием некоторых обстоятельств люди вспоминают не только то, что забыли, а и то, чего никогда не знали. Если зажать мне яйца в дверь, я возьму на себя не только это убийство, а испытывать на своей шкуре всю романтику жизни за решёткой мне почему-то не хочется.

Сделать вид, что не видел этого сообщения, не читал и понятия не имею, о чём речь? Какое мне дело до этого парня? Никакого. Просто одним неудачником стало меньше. Естественный отбор. А может стать меньше ещё несколькими, если я отправлю запись в ментовку. В таком случае отвертеться у тех парней не выйдет, и каждому из них светит срок. А, учитывая то, что родители жертвы готовы раскошелиться на вознаграждение, которого мне, к сожалению, не видать, сядут красавчики надолго. А выйдут ли – ещё вопрос и какими выйдут.

Я смотрел мимо застывшей на мониторе фотографии погибшего и пытался принять решение. И меня напрягала собственная нерешительность. Какого хера я сижу и размышляю, вместо того, чтобы просто забить на всё это?

Рука потянулась к телефону. Я достал аппарат из чехла, отыскал то самое видео и вызвал меню:

– Воспроизвести

– Опубликовать через…

– Удалить

Удалить? Воспроизвести? Опубликовать?

Запись восьмая

Задрав заднюю лапу чёрной свечой вверх, Бегемот усердно полировал своё хозяйство. Я рассеянно наблюдал за его манипуляциями и даже немного завидовал. Он может сам себя везде вылизывать, а мне так не суметь никогда – гибкости не хватит. Поэтому и приходится привлекать к благородному делу вылизывания меня любимого посторонних.

Бегемот самозабвенно наводил марафет, а я крутил в пальцах сигарету. Для того чтобы покурить, мне нужно выйти на балкон, а вставать ох как не хочется. Я устал и физически, и морально, и чувствовал себя препаскудно.

Я вернулся домой всего-то с полчаса назад, покормил Бегемота, сварил кофе и плюхнулся на табурет. Итак, всё зависящее от меня я сделал: сбросил запись на диск, запечатал его в конверт, а после работы отправился туда, где жил следователь, который вёл дело моей несостоявшейся звезды Ютуба. Адрес следака я раздобыл через одного знакомого опера…

– Чёрт, сучий потрох! – я сплюнул последнюю горькую слюну и вытер рот тыльной стороной ладони.

– Ничего. Со всеми бывает, – старлей протянул бутылку минералки – прополоскать рот, чтобы избавиться от мерзкого привкуса. – Куришь?

– Ещё и пью, – криво усмехнулся я, усердно отворачиваясь от того, что заставило мой завтрак стремительно рвануться наружу.

– Замётано, – опер протянул зажжённую сигарету, и я жадно затянулся.

– Блядь, не думал, что меня так просто… – я выпустил струю дыма. – Я же всегда ужастики любил.

– Не сравнивай, – улыбнулся он. – Даже самое страшное кино – цирк по сравнению с тем, что мы тут наблюдаем.

– А ты? – я прищурился, глядя в серые глаза опера. – Как ты к этому привыкал?

– Долго. И блевал, как ты, когда первого жмурика увидел, потом привык, ко всему привыкаешь, и к этому, – он тоже закурил, наблюдая, как коллеги пакуют в чёрный пластиковый мешок обезображенное тело девушки.

Это было одно из заданий, которое дал мой самый первый редактор. Любил он, сука, не только трахать своих журналистов, не сходя с рабочего места, но и посылать в такую задницу. Знакомство шефа со многими милицейскими чинами позволяло ему пристраивать в следственную группу кого-то из своих «мальчиков». А потом на страницах нашей газетёнки появлялись самые свежие, самые смачные и шокирующие репортажи. Обычно этим кто-то другой занимался, меня шеф-любовник до сегодняшнего дня щадил, но вчера коллега-криминалист захворал, вот и пришлось мне.

Это был уже надцатый по счёту неопознанный женский труп, а дело продолжало оставаться нераскрытым. Неизвестный насильник был жесток, но головы не терял. Он не оставлял следов, а все его жертвы были «ночными бабочками».

Группа риска. Кто станет особо напрягаться и разыскивать отправившего их на тот свет убийцу? Кому есть до них дело? Операм всегда не хватает времени, и я их не осуждал. Каждая «фея» должна знать, что её ждёт, если клиент попадётся с прибабахом.

Мне в этом отношении везло, я никогда не снимался на улицах и в кабаках, но по лезвию тоже ходил, когда был слугой двух господ и ублажал обоих супругов. Но даже если бы тогда моему покровителю стало известно, что я из благодарности ему же рога наставил, мою тушку всё равно бы не нашли.

Есть очень много способов избавиться от трупа со стопроцентной гарантией. А через положенные по закону годы моё имя исчезло бы даже из списка пропавших без вести. Вот потому я и практиковался в изворотливости, лицемерии и умении виртуозно врать.

Искусство это мне в тот день очень пригодилось – опер так и не заметил, что жертву я знал. Когда-то мы вместе учились, Марина была такой же провинциалкой, как и я сам, но из ещё большей глухомани. Мегаполис очень быстро превратил скромную девушку в вульгарную сучку. Таскаться по клубам за счёт богатеньких бой-френдов ей понравилось гораздо больше, чем грызть гранит науки.

Если мне не изменяет память, Марина не закончила и третьего курса. Потом я иногда пересекался с ней в клубах, а как-то мы столкнулись на улице. Я возвращался от очередного любовника. Настроение было охуенным, в кармане шелестело баблишко, по телу разливалась приятная усталость после хорошего секса. Он довёз меня почти до дома, я сам попросил тормознуть у круглосуточного супермаркета, вовремя вспомнив, что у меня кончаются сигареты, да и в холодильнике пусто.

На девицу, стоящую на автобусной остановке, я внимания не обратил, слишком откровенно демонстрировала она принадлежность к древнейшей. Но «бабочка» окликнула меня сама, смутно знакомым голосом:

– Красавчик, сигареты не будет?

Я остановился, вгляделся в лицо, на котором живыми были только светло-коричневые глаза, всё остальное напоминало маску. Слишком много дешёвого грима, который не мог скрыть большой синяк под правым глазом. А эту родинку над губой я уже когда-то видел и даже целовал.

– Марина?

– Нет, блядь, тень отца Гамлета! – хрипло хохотнула она. – Только не говори, что у такого лощёного сукиного сына нет сигарет.

– Не скажу, – я достал из кармана пачку, взял сигарету, а оставшиеся протянул ей. – Держи.

– Щедро, – усмехнулась она, жадно и некрасиво затягиваясь. – И откуда у бедного студента бабки на такие сигареты?

– Военная тайна, – суховато сообщил я, давая понять, что тема закрыта.

– Да ладно, – фыркнула Марина, – будто я не знаю, что ты такая же блядь! Чего уставился? Я здесь каждую ночь стою и вижу, из каких тачек ты десантируешься. Только не говори, что это просто твои друзья.

– Марина, – я прищурился, – а оно тебе точно надо? Меньше знаешь…

– Дольше проживёшь, – закончила она. – Плавали, знаем.

– Лучше ты скажи, какого хрена ты институт бросила? Чтобы тут стоять?

– А толку с него, с твоего института? Ну, закончила бы и что? Домой? В родные пенаты? – она прикурила новую сигарету от первой. – Это ты у нас хорошо устроился, всё умеешь и кому давать знаешь! Слушай, если тебе так попиздеть со мной припекло, то купи чего-нибудь выпить по старой дружбе.

Я на секунду задумался, а потом кивнул и пошагал к магазину. Вернулся я быстро, протянул Марине бутылку пива, а себе взял сок и отхлебнул под её насмешливым взглядом:

– Красавец, спортсмен, комсомолец…

– Ага, угадала. Русо туристо, облико морале, – поддержал шутку я. – Вставать завтра рано. Так почему, Марина? – вернулся к своему вопросу.

– А оно тебе так надо? – огрызнулась было она, но тут же сникла. – Влипла я, тупо, как последняя дура. Помнишь парня, с которым я встречалась перед тем, как вуз бросить?

Я молча кивнул, помнил я этого дрища в брендовых тряпках. Мерзкая у него была морда, по ней так и хотелось съездить, но в комплекте шёл до отказа набитый кошелёк и красивая жизнь, которую так любила Марина.

– Ну вот. Как-то утром заявил мне этот хрен, что пропали у него часы. Ролекс грёбаный. А кроме меня спиздить их было некому, а значит… Или я ему бабки верну, или часы, или сяду.

– И ты…

– И я. А что бы ты сделал? Работёнку эту непыльную он мне и подогнал, – она от души хлебнула пива, глубоко затянулась и добавила: – Я уже потом узнала, что бизнесом этим кореш его заведует. Понравилась я ему, вот и предложил он моему «парню» меня к делу приобщить, в обмен на какие-то тайны. Вот так. А ты говоришь – институт!

– И ты до сих пор не рассчиталась? – спросил я, уже зная ответ.

– И не рассчитаюсь. Если волшебник не прилетит, в голубом вертолёте, а я ему тогда кино покажу… для взрослых, – Марина бросила окурок на асфальт и наступила на него ногой. – Каждому своё, да? Слушай, а у тебя случайно нет… – она на секунду замялась. – Чего-то покрепче пива?

– Водки? – приподнял я бровь, догадываясь, что она имеет в виду.

– Нет, – раздражённо бросила Марина. – Дурака выключи.

– Не балуюсь, – отрезал я. Из всего многообразия дури я только травку курил, да и то давненько, ещё в школе. Не понравилось мне, чувствовал себя дебилом, который ржёт неизвестно над чем и остановиться не может. Да и хрен угадаешь, куда тебя унесёт. Не моё, одним словом. – И тебе не советую.

– Иди ты! – беззлобно послала меня Марина. – Думаешь, приятно под кого попало ложиться? Хотя кому я…

– Марина, знаешь, в чём между нами разница? – я решил тоже показать зубы. – Правильно ты сказала: каждому – своё, и каждый сам судьбу выбирает, прикинь? Тебя ведь никто не заставлял под «золотых» мальчиков подстилаться, верно? Ты сама хотела красивой жизни, так чего теперь-то ныть?

– Ну ты и… – начала было она, но я невежливо перебил.

– А я никогда и не мечтал из грязи в князи, и Золушкой в детстве не зачитывался. Так вот разница в том, что я выбираю, а тебя – покупают, а парень тот на машине мой друг, – добавил издевательски. – И обратного ты не докажешь, потому что не видела меня под ним, и никто не видел, и не увидит. А на тебя достаточно только глянуть и сразу ясно: кто из нас блядь.

Я развернулся и пошагал к своему дому, чувствуя спиной её ненавидящий взгляд. Сравнила она. Совсем одно и то же! Я в любой момент могу всё это прекратить и пойти мести улицы, правда придётся забыть о хорошей одежде и вкусной еде. Могу, но не хочу. Люблю я всё качественное. А она так и сдохнет на панели, потому что дура, да ещё и наркоманка. Больше о Марине я не вспоминал до того самого дня, когда увидел её труп.

Я мог бы сказать тогда оперу, что знаю, кто эта девушка, но делать этого не стал. Зачем? Чтобы следующий труп стал моим? Слишком просто отследить связь Марины с дрищом и компанией. Крышевание проституток никогда не считалось богоугодным делом и по голове за это не гладили.

Они, эти деятели, конечно, откупятся, но зело возжелают узнать – кто же это такой болтливый. Тайна следствия? Я вас умоляю! Только не в этой стране. Подставляться под удар из-за сторчавшейся шлюхи я не собирался и промолчал.

Маньяка в конце концов поймали, и оказался им тот самый дрищ. Вроде бы. Сначала. А потом дело ушло на доследование, а подозреваемый захворал и был переведён в тюремную больницу, а после и вовсе выпущен за «недостаточностью улик». Короче, закончилось всё ничем, чего и следовало ожидать. Жалел ли я о том, что промолчал? Нет. Никогда. Даже после того, как увидел мать Марины, которая безрезультатно пыталась разыскать дочь.

Кто-то услужливо сообщил женщине, что я когда-то с Мариной встречался. Я так и не узнал – кто, иначе этому стукачку бы не поздоровилось. «Встречался». Секс – не повод для знакомства, а несколько ночей, проведённых вместе, не означают «встречаться». Но пожилая провинциалка была уверена – я что-то знаю о Марине. Материнское сердце? Возможно.

Честно глядя женщине в глаза, я с сожалением сообщил, что понятия не имею, где может быть Марина. Откуда мне на самом деле знать, в какой из общих могил на каком из кладбищ её похоронили? Я не краснел и не опускал глаз, а на вопрос, почему Марина бросила учиться и чем занималась, точно так же пожал плечами:

– Понятия не имею. Нет, мы не встречались. Вас ввели в заблуждение.

А ещё я был немного зол на себя за то, что вообще начал отвечать на вопросы, нужно было сразу послать, вежливо и корректно. Впрочем, зло я сорвал на своём любовнике-благодетеле, которому моя жёсткость только добавила удовольствия, а мне принесла дополнительную купюру. За усердие.

Так почему же я не забил точно так же на неумышленное убийство совершенно незнакомого парня? Да потому, что Марина сама выбрала свою судьбу, а тому пареньку просто не повезло – не в то время, не в том месте оказался. А ещё я не люблю дешёвых шлюх и «реальных пацанов», сбивающихся в стаи. И возможность помочь им отправиться в романтическое путешествие на обожаемую и почитаемую зону не могла меня не радовать.

В любом случае, что сделано, то сделано. Как распорядится следак тем диском – уже не моя забота. Оригинал с телефона я удалил. Не был. Не видел. Не слышал.

Я всё-таки поднял тело с табуретки и вышел на балкон, прикурил и глубоко затянулся. Ещё одна ночь в гордом одиночестве, если Бегемота не считать, который снова оккупирует вторую подушку и будет громко мурлыкать и подмигивать круглым зелёным глазом.

Но мне сейчас хотелось другого тепла, а кандидатов на роль живой грелки не имелось. Тащиться в какой-то из клубов и снимать там кого-то? Нет. Сыт я по горло одноразовой, как презерватив, любовью.

Я положил ладонь на грудь, туда, где был вытатуирован замок и вспомнил, что ключа-то у него и нет. Интересно, парень с деревом тоже о ключе забыл? Замок. Посторонним В. Но я выпустил из внимания, что запертая дверь не только не впускает, но и не выпускает, за ней остаются не только враги, но и друзья.

Кажущееся спасением одиночество постепенно начинает давить на тебя самого, потому-то я и кота подобрал – устал возвращаться в пустую квартиру. Я так старательно отгораживался от всего и вся, старался вытравить из себя все чувства и чего добился? В какой-то мере жить стало легче. Но… А что, если замок заржавеет настолько, что открыть его я не сумею, даже если и захочу? А я хочу? В реале?

Или всё же лучше, как Лев? Окружить себя виртуальным прайдом и млеть от их похвал? Читать комментарии и надписи на стене в соцсети и понимать, что все эти дамочки влюблены по уши в созданный мной образ? Подчёркивать в каждом опусе свою невхерственную крутизну, красоту и неистощимую мужскую силу и почаще напоминать, что пишу не о себе?

Бросать на стену очередного Котика откровенные фото с не менее провокационными надписями типа: «Ты был великолепен»? А потом громко, по-бабьи возмущаться, что мою личную жизнь кто-то там обсуждает? Личную! Мою! Жизнь! Наглецы…

Если я не хочу, чтобы о моей личной жизни знали, засуну язык в жопу и буду молчать, никому не стану хвастать, как охуенно мне было с ней или с ним. Я не буду орать на весь интернет, КАК ЖЕ Я ЕГО ЛЮБЛЮ! Вот так, капсом, жирным шрифтом, чтобы все видели и не посмели усомниться!

Но это не личная жизнь, это просто пиар. Такой же, как и скандальные выходки звёзд, их браки с партнёрами младшими на десятки лет. Всё это не имеет к любви никакого отношения.

Если случится чудо, и я когда-нибудь влюблюсь, скажу об этом только ему или ей, потому что моё – это только моё! И нехрен совать в него свои пятаки! Беда свиней в том, что они не могут смотреть в небо, потому что так устроены. Беда вирта в его суррогатности. Я так не хочу.

Но пока что настоящее на горизонте не замаячило, а значит, можно и поразвлекаться, поиграть в любовь. Я же за этим сюда пришёл и аккаунт создал, страницу в соцсети склепать не поленился, аж с одной «живой» фотографией. Не пропадать же добру! Да и хоть чем-то себя занять. Или…

Я достал из кармана телефон, начал медленно листать список номеров. Блядь, а кто все эти люди? Маша? Аня? Саша? Что за Саша? Он? Она? И даже фамилии уже ни о чём мне не говорят. Что весь этот мусор делает в моей записной книжке? Архив для благодарных потомков? Архив чего? Побед? Поражений? Или.. хроники моего блядства?