Текст книги "Мама, обними меня, или Как помочь маме и дочке полюбить друг друга"

Вырваться из угла

В этой главе я расскажу про пожизненное наказание в углу и можно ли выйти из этой «тюрьмы» на свободу

* * *

В моей жизни было много тупиковых ситуаций. И каждый раз, когда начинала искать выход и двигаться к нему, я ощущала, что как будто пробиваю стену. Шагнув вперед, туда, где свобода, я испытывала странную тревогу, словно кто-то сидит сзади и укоризненно смотрит вслед. Мол, ну посмотрим, что у тебя получится. И тогда я ощущала, как передо мной снова встает стена.

Теперь это неприятное чувство почти ушло. Я иду туда, куда хочу, преодолевая любое сопротивление, не обращая внимание на то, что люди обо мне думают. Часто мой жизненный путь исследуют другие люди. Причем все они, по их словам, настроены ко мне исключительно доброжелательно и всегда желают мне только помочь. Правда, я их об этом не прошу, но они переживают за меня – таков их собственный выбор. И этот контроль, который почему-то называют заботой, мне напоминает один эпизод из детства, вернее, отрочества.

Мне было шестнадцать. Я училась в девятом классе. В этом возрасте я уже не чувствовала себя девочкой, а потому хотелось, чтобы ко мне относились соответственно – как к девушке.

Я росла в странное время, когда в школе к плохишам прикрепляли хорошистов, чтобы те подтягивали их по разным предметам. Понятно, что происходило все с точностью до наоборот: хорошисты скатывались и становились плохишами, но это никого не смущало. Видимо, чтобы поставить галочку и отчитаться на педсовете, годилась любая движуха, даже с минусом в результате.

Так вот, я училась хорошо, была ответственной, и поэтому ко мне прикрепили Марину. И объявили это дикое решение нашего учителя всему классу. До этого момента я мало общалась с Мариной, потому что мне с ней было просто скучно.

Не знаю, почему выбор пал на меня, но мне сказали, что теперь я должна каждый день вместе с Мариной делать уроки, типа, нам вместе будет веселее. И по плану педсовета она якобы тут же полюбит учиться и станет получать пятерки. Самое интересное, что я терпеть не могу выполнять любые учебные задания в компании. Мне нужно уединение. Даже спокойная музыка мешает сосредоточиться.

Теперь я понимаю, что проект с Мариной был провальным с самого начала, но в школьные годы я не могла сказать учителям: не перекладывайте свою ответственность на меня, подростка, выполняйте свою работу сами. Мне пришлось согласиться с их планом спасения ленивой Марины и у меня началась новая жизнь.

Совсем не помню тех дней, когда бы мы вместе делали уроки. Но зато хорошо запомнились наши вечерние уличные приключения в городском парке. У Марины были подруги, которые развлекались, знакомясь с мальчиками и выясняя отношения друг с другом с помощью кулаков. И я пару раз присутствовала на таких девичьих драках. Зрелище, я вам скажу, не для слабонервных! Мат и грубая речь были их повседневным лексиконом. Это была совсем другая, чужая мне жизнь. Мне не нравилось все, что делали эти девчонки, но в то же время влекла свобода, которой, как мне казалось, они обладали. Всей этой компанией руководила очень жестокая и агрессивная девушка, тоже Марина. Рыжая, крепкая, приземистая, резкая и грубая. Она всегда была готова к нападению. Когда я приходила в эту компашку, то старалась даже не встречаться с ней взглядом, так была заряжена злом атмосфера вокруг нее. Я реально ее боялась. Девочка-бульдог, такой она и осталась в моей памяти.

А еще у моей новой подруги была очень добрая мама, которая исполняла все прихоти дочери, как будто боялась потерять ее расположение. Мне было жутко неприятно смотреть на то, как взрослая женщина унижается перед наглой и ленивой девчонкой, которая грубо и пренебрежительно обращается с ней.

Я не могу даже назвать наши отношения с Мариной дружбой, в них всегда присутствовал элемент принуждения. Нас будто привязали к забору, мы не могли освободиться, но вынуждены были что-то делать, пока находимся рядом. Надо было как-то себя развлекать и выживать в этих ограничениях.

В этой новой жизни имелись свои минусы и плюсы. Мой мир расширился, в нем появилась новая реальность. Я ближе узнала людей, которым не ведомо значение фразы «честное слово». Они легко обходятся без нее.

Я теряла интерес к учебе и не только к учебе – ко всему, что привлекало меня раньше. Мне стало важней пойти вечером в парк, чем сделать уроки, почитать книгу, пообщаться с интересными сверстниками. Я отошла от тех, с кем дружила раньше. Мне казалось, что я повзрослела.

Я наблюдала, сравнивала, анализировала все, что видела вокруг себя. И хотя внешне могло показаться, что мы с Мариной настоящие подруги, я всегда чувствовала себя не на своем месте и знала, что эти отношения не продляться долго.

Родительское собрание поставило точку в моей «взрослой» жизни.

Однажды после вечерней прогулки я вернулась домой. Папа сидел дома на кухне и смотрел на меня исподлобья, пока я раздевалась в коридоре.

– Ты где была? – В его голосе я сразу услышала угрозу и мне стало страшно.

– Гуляла.

Надо было отвечать коротко, потому что было совершенно неизвестно, что может изменить настроение папы к худшему. Я знала, что одно неосторожное слово вызовет неудержимый гнев, и поэтому проявляла максимальную сдержанность.

– Где ты гуляла?! – Он начал повышать голос.

– В парке.

Я говорила и с ужасом думала, что меня ждет и почему вдруг он решил задавать мне эти вопросы именно сегодня, ведь я ничего особенного не делала и не представляла, почему он так напряжен. Мой сегодняшний день ничем не отличался от многих других. Я соображала, в чем провинилась, и не находила ответа.

– А ты знаешь, сколько сейчас времени?

В его голосе я ощущала напряжение толстой ржавой пружины, которая придавлена широкой и сильной ладонью. Я чувствовала, что как только ладонь перестанет удерживать пружину на месте, она резко разожмется и высоко подскочит, разбрасывая вокруг ржавчину и куски металла.

– Только начало десятого, – дрожащим голосом сказала я.

– А ты уроки все уже сделала?

– Нет, – ответила я и поняла: на родительском собрании что-то про меня сказали и теперь мне, видимо, не избежать бури.

– Принеси дневник!

Эту фразу из уст папы вообще мне было странно слышать. Он совершенно не интересовался моей учебой и никогда меня не спрашивал, как дела в школе. Я быстро побежала к портфелю, достала дневник и принесла на кухню:

– Вот.

Я открыла дневник на развороте, где была заполнена текущая неделя, и аккуратно положила на стол перед папой. Но он стал внимательно листать весь дневник, как будто хотел найти там ответы на все мучившие его вопросы. Видимо, не нашел, и, полистав, с раздражением захлопнул его… И тут началось.

Я услышала в тот вечер от папы столько оскорбительных слов, что совершенно устала и измучилась. Узнала, что про меня на самом деле думал близкий мне человек, и от этого мне было очень больно. В его глазах я была грязной подъездной девкой, достойной всякого осуждения, неблагодарной и эгоистичной, совершенно распустившейся и потерявшей всякие границы приличия. В завершение мне было вынесено дежурное в таких случаях предупреждение, что, если я не буду учиться, пойду работать дворником.

Когда папа высказал все, что посчитал нужным, чтобы я наконец взялась за ум и вернулась к учебе, он велел мне:

– Иди в угол!

Сначала я подумала, что ослышалась. Поэтому несколько секунд стояла в растерянности и не решалась встать в угол.

– И чтобы мне не шевелилась, стояла смирно, пока не отпущу, – решительно подытожил папа, поставив точку в нашем диалоге.

Я запомнила, как стояла в углу. На моих ногах были теплые и мягкие бабушкины носки, но я дрожала от озноба, ощущая сильный страх и одиночество. Уткнувшись головой в стену, физически чувствовала ее сопротивление. В этом углу мне пришлось сражаться с кирпичной стеной и в тот вечер она победила, потому что мой родной отец был против меня. Он не доверял мне. Ему легче было поверить в ту грязь, которую наговорили про меня в школе! Я знала, что несправедливо наказана, потому что совсем не такая, как папа про меня говорил. Но, к сожалению, этот угол стал местом торжества безысходности и несправедливости. Тогда я ничего не могла изменить, потому что папа не защитил свою девочку от клеветы. Он был с теми, кто не любил меня. Именно тогда я поняла, что в жизни бывает и так, и это был очень тяжелый урок. В тот вечер я еще немного повзрослела.

Дисциплинарные методы возымели действие. Я перестала общаться с Мариной, вернулась к учебе с новой энергией и вдохновением. Результат был достигнут, но какой ценой!

Анализ

Что можно было сделать родителям в этой ситуации? Надо было искренне поговорить со своим ребенком и девочка рассказала бы о том, как ей плохо и неинтересно жить этой ее новой жизнью. Но такого разговора не было, и наказанный ребенок остался стоять в углу перед стеной на долгие годы.

Я понимаю, что папой в тот момент руководил страх и стыд за себя, за то, что его опозорила дочь, и он не смог справиться со своими чувствами. И, к сожалению, в этой ситуации он выбрал защищать не дочь, а себя.

Как помогать себе, если в детстве были подобные травматичные ситуации?

Чтобы проработать подобные ситуации, обязательно нужна помощь специалиста, поэтому я не буду давать конкретных упражнений для устранения последствий таких травм. Скажу только, что можно, находясь в зоне свободного воображения, войти в эту ситуацию из прошлого и полностью разрешить конфликт, забрать девочку из угла, согреть ее, поддержать. Дать ей выразить свои эмоции по поводу случившегося, вернуть папе ответственность за ситуацию, которая сложилась. И после того, как все необходимые действия будут произведены, последствия травмы полностью устраняются, отпускаются все сдерживаемые до сей поры эмоции и женщина получает свободу от страха отверженности. Вместе с тем возвращается та энергия, которая на протяжении многих лет тратилась на то, чтобы переживать эту бессознательную боль. Тело с радостью принимает такие перемены и приходят силы для полноценной жизни.

Подобную работу я постоянно провожу со своими клиентами, и люди получают освобождение от детских травм. После наших сеансов внутренние конфликты устраняются и отношения с близкими восстанавливаются.

Я работаю по методу эмоционально-образной терапии, которому обучалась в институте Н. Д. Линде. Это удивительный метод: очень мягко, но эффективно он помогает решать даже тяжелые психологические проблемы.

Я смогла полностью освободиться от несправедливости, произошедшей тем далеким вечером. Стена больше не мешает мне быть собой и свободно идти в желаемом направлении.

В кругу не моей семьи

 
Вновь о том, что день уходит с земли, ты негромко спой мне.
Этот день, быть может, где-то вдали мы не однажды вспомним.
 

Л. Дербенев

В этой главе я расскажу про вечер в чужой семье и о том, что любовь родителей можно неожиданно получить не в родительском доме

* * *

Теперь я вам расскажу о том, как ко мне вернулось ощущение того, что я дома. Но это произошло внезапно и там, где я совсем того не ожидала.

В моей жизни случались моменты, о которых приятно вспоминать, а есть такие воспоминания, которые еще и помогают мне восстановиться. Это мои места силы. И когда я мысленно возвращаюсь туда, то снова наполняюсь счастьем. Такие путешествия дают мне желание жить и продолжать верить в добро вопреки всему.

Мы гуляли по бульвару. Нас было семеро и нам было очень весело. Мы сдали экзамены, и это было счастье для двадцатилетних девчонок. Нас не испугала туча, которая двигалась по небу нам навстречу слишком быстро. И хотя у нас не было зонтиков и одеты мы были легко, но при этом продолжали идти вперед, рассказывая друг другу что-то веселое, уже и не помню что. Да это и неважно. Осталось в памяти только чувство, которое объединяло нас, – нам всем было легко и хорошо. И это ощущение «хорошо» осталось в душе, и при воспоминании о нем меня охватывает щемящее сладкое чувство.

Но дождь все-таки нас догнал, впрочем, мы от него и не убегали.

Я помню проливные дожди в Хабаровске моей юности. Меня поймет только тот, кто жил в этом городе в то время. Зонты никому не помогали, сапоги тоже. По колено в воде пешеходы переходили дорогу, останавливаясь, чтобы не упасть от сбивающей с ног, с ревом несущейся на них реки. Именно так все происходило в низинах, куда лилась вода с возвышенностей. А мы гуляли как раз по такому низкому бульвару и у нас не было даже ненужных зонтов и сапог. И тогда мы бросились бежать.

Мы бежали абсолютно мокрые и смеялись до слез. Мимо проплывали машины, стремительно неслась вода, чтобы в конце концов с грохотом излиться в водосток и продолжить путешествие уже под землей.

Хорошо, что недалеко от этого места был дом Наташи. Она жила с родителями, братом и сестрой. Подруга предложила переждать ливень и обсохнуть у нее дома, и мы согласились. Нам в тот день не хотелось расставаться. Почему-то было ощущение, что нас ждет какой-то приятный сюрприз.

Папа у Наташи был военный и часто уезжал в командировки, но на сей раз он оказался дома. Он открыл нам дверь, широко по-мужски распахнув ее. Увидев нас, мокрых, шумных, в грязной обуви, удивился, но это не было недовольным удивлением: «Мы не ждали вас, а вы приперлись». Как раз наоборот. Было такое впечатление, что папа Наташи сидел и мечтал, чтобы мы вот так ввалились в его дом, принеся с собой свежесть ливня, и вдруг, открыв дверь, увидел, как его мечта осуществилась. Не знаю, как девчонки, но я ощутила это всем своим нутром. Меня не приглашали, но мне здесь рады. Он охнул от радости, взмахнул руками и громко сказал:

– Ну заходите!

Следом за папой к нам выбежала мама и тоже стала размахивать руками, как будто хотела обнять нас всех сразу, но у нее это не получалось. Она засыпала нас вопросами, которые означали только одно: она хочет нас защитить от всех возможных дождей и бурь.

– Где же вы так промокли? Не замерзли? – хлопотала она вокруг нас.

А мы что-то отвечали невпопад и то и дело улыбались.

– Мои хорошие, проходите, вам надо согреться, – продолжала причитать мама, хотя мы совсем не замерзли.

В тот момент я почувствовала себя маленькой девочкой, которая бегала по грязным лужам, замаралась, вся промокла, а о ней все равно заботятся и принимают такой, какая она есть. Я почему-то подумала, что, чем грязнее и мокрее я буду, тем сильнее эти взрослые захотят окружить меня заботой. Здесь как будто бы действительно ждали меня, чтобы укутать своим теплом. Испытывать подобные чувства мне было непривычно и происходящее показалось мне странным. Мои родители в подобной ситуации обязательно бы выразили мне свое недовольство.

Мама Наташи побежала на кухню ставить чайник, а папа широким жестом пригласил нас в гостиную:

– Девчонки, давайте проходите, проходите, сейчас будем пить чай. И праздновать.

Что мы будем праздновать, он не сказал, но мы сразу же согласились. Может быть, они готовились поздравить Наташу с успешным завершением сессии, а тут мы пришли и праздник достался нам всем? В гостиной нам позволили прямо в мокрых платьях сесть там, где захотим. Мне было очень неловко, но, увидев, как девчонки спокойненько расселись на мягких диванных подушках и в креслах, я тоже расслабилась и устроилась поудобнее на диване.

Столько положительных эмоций одновременно я давно не испытывала и поэтому снова погрузилась в это сладкое чувство «хорошо». «Наверное, так себя чувствует человек, когда он дома», – подумала я.

Я вспомнила, что, поступив в институт и приехав в Хабаровск, мне не нужно было останавливаться в общежитии, потому что здесь в отдельной двухкомнатной квартире жила моя прабабушка. Сначала я радовалась такой возможности, но через некоторое время ощутила, что на самом деле у меня нет дома. Я ходила вечерами по улицам и плакала, глядя в окна чужих квартир, и мечтала вернуться к родителям. Я так завидовала тем, кто жил за этими окнами, потому что именно тогда я поняла, что дом – это не стены. Дом – это люди, которые тебя принимают и любят. Я же чувствовала, что живу не в таком доме.

Но в тот день совсем чужие люди, которых я видела первый раз в жизни, подарили мне это незабываемое ощущение домашнего тепла. Мне не хотелось уходить оттуда. Впрочем, никто никого не торопил. В комнате появились стол, скатерть, чашки, ложки и вазочки с вареньем. И, конечно, торт. Все сели пить чай. Было очень шумно, и взрослые не запрещали нам шуметь, что тоже было для меня непривычно. В присутствии своих родителей я обычно контролировала себя, а здесь чувствовала себя легко и свободно. Странное чувство, но очень приятное.

Всем захотелось петь. Наташа села за фортепиано и началось незабываемое. Я впервые услышала, как она играет.

Зазвучала музыка, я подошла к инструменту и как будто прилипла к нему. Весь оставшийся вечер я стояла рядом с подругой, мы пели с Наташей песню за песней. Я и сейчас слышу эти звуки и чувствую запах лака от клавиш. А еще вижу пламя свечи. Ее зажгла Наташа немного позже и поставила на крышку инструмента.

Я почувствовала, как радость переполняет мое сердце. Наверное, я находилась в эпицентре счастья в тот вечер.

Мы много пели. Ее родители все время были с нами, шутили, развлекали нас и развлекались сами. Я не знаю, как это возможно, но я чувствовала себя так, как будто мы одна семья.

Я смотрела на танцующий живой огонек свечи, пела и старалась до мельчайшей подробности запомнить все, что происходит вокруг.

И вдруг Наташа сказала: «А давайте эту», и начала петь о том, что день уходит с земли и мы его будем вспоминать снова и снова. Ее слова прозвучали в унисон с тем, что пели сейчас мое сердце и сердца всех, кто был рядом со мной в комнате. И когда мы запели все вместе, я ощутила, как доброта и любовь, словно облако, заполнили собой все пространство.

 
Спой о том, что биться не устает
Сердце с сердцем рядом.
Лишь о том, что все пройдет,
Вспоминать не надо.
 

А еще мы пели, что корабли плывут вперед, не сдаваясь бурям, что ради нашей любви весь этот мир придуман. Сладкий вечер. Сладкие чувства. Сладкие моменты жизни.

Анализ

Что меня впечатлило больше всего в этой истории? Мне позволили быть собой, в тот незабываемый вечер меня приняли без условий и обязательств. Эта доброта растопила мое сердце и я получила важный урок любви.

Я не хочу сказать, что в этой семье все идеально и там нет сложностей. Они есть везде и всегда. И это все живые люди, они тоже устают и злятся. Но важно, что детям в той семье позволено было проявлять свою волю. Их мнение принималось с уважением. Родители не отделяли детей от себя, не подавляли их желания. Очень приятно чувствовать, что тебя примут, даже если ты грязный и неудобный. Даже если ты плохой. Как же это важно!

Принятие детей – это не разрешение нарушать границы взрослых и творить полный беспредел. Это не значит, что надо потакать любым их желаниям. Если ребенок знает, что с его мнением считаются, можно будет всегда договориться, потому что он уверен – в семье уважают любое проявление свободной воли человека, даже самого маленького.

Упражнение

Как получить максимум пользы от таких приятных воспоминаний?

Если у тебя есть такое место, где ты чувствовала себя по-особенному хорошо, ты можешь закрепить это ощущение в своем теле.

Как это сделать?

1. Проговори свои чувства. Например, перечисли все, что чувствуешь, как это сделала я. Пока я писала эту главу, я столько раз погружалась в атмосферу того далекого вечера и плакала от чувств, которые переполняли меня!

2. Нарисуй самые яркие моменты своей жизни. Мне, например, хочется нарисовать пламя свечи. Если я мысленно смотрю на него, ко мне возвращается ощущение счастья, которое я испытывала в тот вечер. Для того чтобы нарисовать свои чувства, не нужно умение, здесь важны не способности, а эмоции. Можно использовать любые материалы, которые доступны в этот момент.

3. Еще можно представить свои приятные чувства в виде энергетического образа. У меня возник образ цветного яркого облака, наполняющего комнату, и я погрузилась в него с головой.

У тебя будет свой образ положительной энергии. Можно эту положительную энергию принять в себя и понаблюдать, где она отзовется в теле.

Мой чемодан нелюбви

В этой главе я открою свой чемодан, с которым я приехала в новую жизнь, в которой мне предстояло стать женой и мамой. Детство закончилось, и я не знала, что меня ждет впереди

* * *

Я затащила чемодан на третий этаж и позвонила. Тишина за дверью меня насторожила. Мама говорила, что бабушка – вернее, прабабушка – почти всегда дома. Скорее всего, она просто спит, успокаивала я себя. Старенькая. Поезд-то пришел рано. Ничего, скоро проснется.

Сотовых телефонов тогда не было, и поэтому мне ничего не оставалось, как просто стоять и ждать. Я позвонила еще раз, подольше. За дверью что-то зашуршало. Эти звуки очень обрадовали меня. Я вспомнила, как приходила сюда два года назад, когда мы с подружкой проездом были в Хабаровске. Наш теплоход сделал остановку часа на два, и мы неслись от набережной, чтобы просто повидаться с бабушками и дедушкой. Нас так радушно встретили тогда, накормили молодой картошкой, напоили чаем. Дедушка был еще жив. С ним всегда было тепло и спокойно. Он был очень добрым и любил детей. Но теперь его нет и бабушка осталась одна.

– Кто там? – Мои воспоминания прервал хриплый голос.

– Это я, бабуля! – крикнула я радостно.

– Кто там? – снова прозвучал тот же вопрос.

– Я, Лариса, из Комсомольска приехала.

Звяканье замков, ключей и шуршание слышались следующие несколько минут. Дверь наконец открылась, но она оставалась на цепочке. В щель я увидела заспанное лицо бабушки.

– Кто тут? – Она разглядывала меня с ног до головы очень внимательно еще несколько минут.

– Это я, не узнала меня? – Я встала перед ней, чтобы лучше было видно.

Наконец бабушка впустила меня в квартиру. В нос резко ударил запах нафталина и еще чего-то, чем всегда пахнет в домах, где живут старики. Я стояла в коридоре и ощущала, как радостное волнение куда-то пропадает. Мне стало неловко, как будто что-то не так делаю, вот только сама не знаю что.

Я поступила в институт и в этой квартире мне предстояло начать свою самостоятельную жизнь, о которой я так давно мечтала. Я еще не знала, что именно здесь я буду укачивать своих старших детей.

Несколько дней я пыталась наладить отношения с бабушкой, но ничего не получилось. Она словно заперлась в неприступной ледяной крепости и не собиралась выходить оттуда. Я почувствовала это и перестала стучать в закрытую дверь.

В бабушкином доме я больше не ощущала себя комфортно. Мной часто были недовольны и мы жили почти как соседи – у нас сложились поверхностные отношения.

Спустя годы я наконец поняла, что именно здесь, в Хабаровске, стала доставать из своего чемодана раздражение, высокомерие, вспыльчивость. Здесь стали посещать меня приступы ярости, с которыми я не могла справляться. И все это проявлялось по отношению к бабушке, а позже и по отношению к детям. Я не узнавала себя и ненавидела себя за это, но ничего не могла с этим поделать. Через полгода жизни в Хабаровске меня накрыла депрессия, которая вылилась сначала в анорексию, а затем в булимию. Иногда в наших отношениях с бабушкой случались небольшие потепления. Я, например, упросила ее и она научила меня вязать крючком кружева. Когда я родила Настю, бабушка нянчилась с ней. Вот так переплелось все в этой квартире и в моей жизни – и радость, и грусть.

Я исследовала с разных сторон свою жизнь, проходясь по этапам, чтобы понять, почему стала холодной матерью, ведь без анализа нет исцеления. Сперва мы принимаем реальность и только тогда идем к полному принятию себя и своих близких со всеми нашими недостатками.

Я принимаю и люблю своих бабушек и дедушек, которые по-разному влияли на мою жизнь. Знаю, что они делились только тем, что у них было, и благодарна им за все, что они мне дали.

Но, продолжая анализ этого периода своей жизни, я понимаю, что не только бабушка повлияла на формирование моего характера.

Продолжение

Я училась в институте, но недовольство собой постоянно росло. И хотя на первом курсе я была отличницей, все равно чувствовала себя опустошенной и физически и эмоционально. В институте меня хвалили, и это то, ради чего я училась, – чтобы хвалили. Хвалили все – учителя, друзья, но не хвалили мама и папа. А мне хотелось, чтобы родители гордились мной и говорили, какая у них хорошая выросла дочка. Но этого не происходило, а я все ждала и ждала, старалась и старалась. А еще, когда я возвращалась в квартиру на улице Серышева, мне становилось тоскливо и одиноко и отчаянно хотелось домой, к маме.

Однажды в апреле я сорвалась с занятий, помчалась на вокзал, купила билет на поезд и уехала на выходные в Комсомольск. Меня тепло встретили дома. После этого мне, конечно, совсем не хотелось возвращаться в чужой и холодный Хабаровск. Именно таким он и запомнился мне – чужой и холодный. Я до сих пор ничего не могу поделать с этими чувствами, хотя понимаю, что это очень красивый и современный город… Вот только не мой. В воскресенье я уже ехала плацкартом в Хабаровск и думала, как хорошо, что можно так быстро вернуться в детство. Попить чаю на кухне с мамой и стать хотя бы на два дня снова девочкой Ларисой.

Но в институте меня ждал сюрприз: Алла Ивановна, куратор нашей группы, объявила, что нужно срочно провести кураторский час. Я пришла, ничего не подозревая.

Без долгих вступлений она подняла меня и стала задавать странные вопросы:

– Милованова, скажите, куда это вы пропали?

Я удивилась такому прямому вопросу. Очень было странно его слышать, потому что обычно Аллу мало интересовало, что происходит в группе, а тут такая осведомленность.

– Я ездила домой на выходные.

– А почему вы не сообщили об этом в деканат? – тон Аллы был угрожающим.

Я заволновалась.

– Я не знала, что про выходные нужно сообщать в деканат, – ответила я, лихорадочно соображая, что сделала не так и почему этот вопрос нужно обязательно обсуждать публично.

– А вы знали, что в субботу был объявлен субботник? – выложила она козырь на стол.

– Да. Но я помню, сказали, участвовать могут все, кто хочет. Я захотела поехать домой.

– Вы предпочли личные интересы общественным? – задала она вопрос, который не сулил мне ничего хорошего.

Я понимала, если отвечу утвердительно, это ей точно не понравится, но другого ответа у меня не было и я просто промолчала. Тогда на меня обрушился шквал оскорблений и угроз. Меня унижали при всех, и я почти физически чувствовала удары кнута. Не знаю, с чем лучше сравнить ту выволочку, но мне было очень больно. Совершенно беззащитная, я осталась одна перед наглой и жестокой женщиной, и моя психика не смогла справиться с ситуацией. Я истерически разрыдалась прямо там, перед всей группой, и этим доставила удовольствие куратору. Она успокоилась и потребовала, чтобы я написала объяснительную записку, почему это я посмела не прийти на добровольный субботник. Абсурд ситуации сейчас настолько очевиден, что даже не требует особого анализа, но в те советские годы я не смогла, находясь внутри события, защитить себя и предпринять правильные действия. Мне пришлось подчиниться властному хамству.

Как лечить?

Чтобы исцелиться от этой психологической травмы, я работала через образы методом ЭОТ (см. «Маленький словарик» в конце книги). Перечислю основные шаги терапевтического процесса:

• признание факта эмоционального насилия над собой;

• работа с чувствами вины и стыда;

• возвращение куратору ответственности за ситуацию с субботником и вреда, нанесенного психике девушки;

• студентке Ларисе были даны поддержка и защита (я сказала ей: «Я всегда буду на твоей стороне, никогда тебя не оставлю. Я понимаю тебя. Я горжусь тобой»);

• чтобы Лариса перестала бояться и вела себя спокойно и уверенно в подобных ситуациях, была применена техника «Стоп агрессия», предложенная автором метода эмоционально-образной терапии Н. Д. Линде (я показываю, как пользоваться этой техникой, в своем блоге в Инстаграме).

Продолжение

Но эта история с куратором не единственная травматичная ситуация в моей студенческой жизни.

Однажды декан нашего факультета, приятная, спокойная женщина, собрала в лекционном зале всех девушек нашего факультета и часа два учила нас жизни, рассказывая о тяжелой женской доле. Я запомнила фразу, которую она произнесла в самом начале: «Девушки, мне так жалко, что вы родились женщинами, потому что вам предстоит пережить очень много боли».

И она долго потчевала нас страшными историями из своей несчастливой жизни, а так как эта женщина пользовалась у нас большим авторитетом, ее слова изрядно всех напугали и расстроили. Скорее всего, она это делала исключительно из добрых побуждений, но получилось не очень-то по-доброму. Мы долго обсуждали ее «материнские» наставления. Через несколько дней кто-то вытряхнул это из своей молодой и красивой головки и побежал дальше в надежде, что тьма их не коснется и беда пройдет стороной. А у меня так не получилось. Я помню ее слова через десятилетия и вижу улыбающееся лицо декана. Имя ее забыла, а слова помню. Я могу предположить, что даже те девушки, которые думали, что освободились от наставлений той женщины, сохранили в своем бессознательном предписания декана.

Какие предписания она дала в этой ситуации?

• Не будь женщиной. Опасно и страшно быть женщиной.

• Не радуйся. Жизнь полна проблем, нечему радоваться.

• Не будь счастливой. Это невозможно. Жизнь тяжела.

Чтобы исцелиться, я отменяла предписания, данные депрессивным преподавателем. При всем моем уважении к ней я отказываюсь жить под прессом ее негативных представлений о жизни.

• Я разрешила себе быть женщиной. Сказала, что это очень приятно и хорошо – быть женщиной. И никакой опасности в этом для меня нет.

• Я разрешила себе радоваться и получать удовольствие от каждого дня, если даже на его протяжении я столкнусь с трудностями.

• Я разрешила себе быть счастливой при любом развитии событий.

Продолжение

А еще у нас был совершенно дикий проректор, преподаватель книговедения с учеными степенями. Он откровенно ненавидел всех девушек и на каждой лекции унизительно кричал и обзывал нас маруськами. Я сейчас думаю, как и почему это было возможно, но объяснения найти не могу. Как только он видел, что девушка во время лекции что-то поправляет на себе или трогает ногти, он тут же прилюдно начинал оскорблять и обзывать сначала ее, а потом поворачивался ко всем и орал, какие мы все свиньи и не умеем следить за собой. На лекциях мне всегда хотелось залезть под парту, чтобы он только не заметил меня.

Одна мысль, что придется сдавать ему экзамен, приводила всех нас в ужас, но в конце концов мы с девчонками разработали стратегию, как можно получить у него нормальные оценки. Чтобы добиться его лояльности, пришлось писать у него курсовую по книговедению. Еще своим внешним видом нужно было доказать, что я не маруська и не свинья. И как же это все было противно!