Текст книги "Курорт Нилова Пустынь и окрестности – целебное и сакральное сокровище Бурятии"

Возведение Жалсана и дугана Бурхан-Баабай. Художник А. Е. Хангалов

С 1917 по 1922 годы положение ламаистской церкви в Бурятии оставалось довольно устойчивым. Выплата податей и отработка повинностей за штатных и нештатных лам продолжала лежать на прихожанах в соответствии с Положением 1853 года. Даже после ужесточения Советским государством налоговой политики дацанская администрация направляла требования о выплате подоходного налога в сельсоветы. Ремонтировались старые дацаны и дуганы, строились новые, в том числе дуган Бурхан-Баабай в 3 километрах от Ниловой Пустыни и Хойморский дацан в селе Койморы. (Правопреемником Хойморского дацана сейчас является дацан «Бодхидхарма» в Аршане).

В 1918 году в Тунку приехал из Тибета лама Будон Лхарамба (Лхарамба – высшая учёная степень в тибетском буддизме). К тому времени все хаты Тункинской долины «приняли» буддизм. Только хат Шаргай-Нойон «оставался» приверженцем шаманизма. Шаманизм исповедовала и часть жителей улуса Хойтогол, расположенного недалеко от священной горы Хайрхан. Перед Будон Лхарамбой стояла задача ввести главного хата местности в буддийский пантеон, покончив с остатками шаманизма. Лама погрузился в глубокий сон и проспал три дня и три ночи. Проснувшись, он рассказал о своих поисках Шаргай-Нойона в его буддистской ипостаси, Бурхан-Баабая. На земле поиски оказались безуспешными, и тогда душа ламы вознеслась на небо, где он увидел великолепный дворец Бурхан-Баабая. Бурхан-Баабай не впустил ламу в свои покои, а выслушал его рядом с ними. Выслушав всё и обдумав, Шаргай-Нойон объявил о своём «переходе» в буддизм и позволил проводить посвящённые ему буддистские обряды у подножия горы Хайрхан. Одновременно хат запретил шаманизм от Турана до села Монды в 60 вёрстах от его горы. Бурхан-Баабай велел соорудить священный символ буддизма, Жалсан ургэл, высотой в 80 локтей восьмилетнего мальчика, заложить туда 9 наименований ткани, 9 наименований драгоценных камней, 9 наименований драгоценных металлов.

В селе Хойтогол жили два чёрных шамана, один белый Базар Зодобоев и очень сильная шаманка (одигон) Хулэрэйтеэбей. Было решено забрать все их шаманские атрибуты и сжечь в наиболее священном для шаманистов месте. Шаманка сильно сопротивлялась предстоящему ритуалу, но была сломлена. В назначенное время привели шаманов и собрали в кучу шаманские атрибуты. Будон Лхарамба объявил собравшимся жителям окрестных сёл и улусов, что как только он начнёт читать молитву, то с неба упадёт искра. Тогда все участники ритуала должны поджечь шаманские атрибуты. Буряты выполнили его указание. С того времени в местности было запрещено проводить шаманские обряды. Здесь перестали появляться шаманы, ибо Бурахан-Баабай не пускал в свои владения шаманский корень. Рядом со священной горой и на ней могли проводить обряды только ламы и старики «хада тахигша», совершающие тэнгрианские жертвоприношения.

В 1919 (1922) году у подножия Хайрхана возвели символ буддизма Жалсан. Он представляет собой высокий столб, на котором укреплена бочка. В бочке – буддистские книги и указанные Бурхан-Баабаем ткани, драгоценности и металлы. Дары подняли так высоко, чтобы Будда мог видеть их и наделять благами священное место. Жалсан устанавливали ламы Кыренского дацана. Кыренские ламы попросили тибетского гостя составить обрядник в честь Бурхана-Баабая. Когда Будон Лхарамба занимался обрядником, ему явился образ Шаргай-Нойона в боевом облачении. Этот образ лама зарисовал в своей книге. [116, с. 2] Рядом с Жалсаном поставили молельню-дуган в честь Бурхан-Баабая, ставшего сахюусаном, грозным защитником буддизма. Строили его местные буряты под руководством лам. При строительстве бурятских дуганов и дацанов старались не прибегать к помощи «иноземных мастеров», китайцев и халхасцев-монголов. Пусть буряты и уступали им в резном ремесле, качестве малярных работ, но намного превосходили в декоративном искусстве и изготовлении монументальных статуй и прочих религиозных храмовых объектов. В результате бурятские буддистские храмы имели нарядный, ярко-декоративный, жизнерадостный вид. [92, с. 82]

В 1923 году буддисты села Хойтогол отправили на Шумак односельчанина Базара Шагадурова с наказом привезти 4 подходящих камня для изображения божеств. Иконы были заказаны художнику Александру Ефимовичу Хангалову (1891—1958). В то время он приехал в Тункинскую долину писать этюды и жил в селе Койморы. Хангалову показали обрядник, где лама Будон Лхарамба зарисовал своё видение Бурахан-Баабая, и Александр Ефимович выполнил этот образ на камне масляными красками. Хангалов был одним из первых бурятских художников, имевших профессиональное художественное образование. Первые уроки живописи он брал у учителя рисования Иркутской учительской семинарии В. И. Камкина. С 1907 года начинающий художник обучался в Читинском художественно-промышленном училище. С 1920 по 1921 год ему посчастливилось посещать рисовальные классы Академии художеств в Петрограде. С 1925 года живописец принимал участие в художественной секции организованного в 1922 году Буручкома, Бурят-Монгольского комитета по сохранению и изучению буддистских традиций. Буручком изучал историю, археологию, этнографию, языкознание, религиоведение и активно участвовал в формировании советской науки, медицины, образования и культуры. Его художественная секция отстаивала использование в культуре социалистической Бурятии «дацанского» искусства и «дацанского» наследия. Оно оценивалось как оригинальное, колоритное, необычное по своей яркости для европейцев, называлось «куском ценностей», необходимым для построения социализма. [16, с. 64—68] А. Е. Хангалов участвовал в республиканских, автономных, зональных художественных выставках. Его картины «Пейзаж» (1913), «Бурятский улус» (1920), «Тункинская семилетка» (1926), «Кыренский дацан» (1927), «Двое в степи» выставлены сейчас в Бурятском Республиканском художественном музее им. Ц. С. Сампилова, в Музее истории Бурятии им М. Н. Хангалова в Улан-Удэ и Краеведческом музее Иркутска.

С началом гонения на ламаистскую церковь полотно Хангалова, изображавшее улус Тункинской долины на фоне могучего Саяна, подверглось критике властей из-за ошибочного подхода к описанию социалистической действительности. Тогда Александр Ефимович на фоне гор написал семилетнюю школу села Тунка. Картина «Кыренский дацан» вызвала ещё большее недовольство советского руководства Бурятии. Хангалов оставил живопись и устроился работать декоратором-инструктором в Доме профсоюза Забайкальской железной дороги. В 1933 году художника, как и многих других деятелей Буручкома, репрессировали по обвинению в национализме. Позже дело прекратили, но к деятельности художника Хангалов не вернулся.

Святилище Бурхан-Баабай негласно действовало на протяжении всего периода Советской власти. Сохранились сведения, что даже в 1939 году ламы и «хада ташигша» проводили на горе Хайрхан моления, заканчивавшиеся праздничным пиршеством. [31, с. 85—87] Во время Великой Отечественной войны сюда перед фронтом приходили мужчины из окрестных сёл набирать в маленькие мешочки белый песок со священной горы. Они уходили на фронт, поместив мешочек на теле чуть выше пояса, и ни на минуту его не снимая. По рассказам фронтовиков, в самых опасных ситуациях у них возникало видение вооружённого Шаргай-Нойона на соловом коне, указывавшего, где пригнуться, где укрыться, где бежать, где стрелять. Они вспоминали, как мешочек с драгоценным песком, словно щит, защищал их от пуль. Такие же мешочки буряты вешали в загоны для скота и в домах. Песок священной горы оберегал скот от болезней, увеличивал его численность, охранял семейную жизнь, отгонял всё зло от дома и домочадцев.

В архиве Иркутской областной научной библиотеки имени И. И. Молчанова-Сибирского хранится отчёт о летнем походе 1965 года на Шумакские источники сотрудников иркутских НИИ и вузов с описанием дугана: «В 12.00 вышли из Ниловой, шли вдоль левого берега реки. Без подъёмов. Небольшой подъём перед бурятской молельней «Буахан», или «Бухан-Баабай». Перед молельней – деревья в лоскутах и тряпках. Навесы, 2 очага, котлы и таганки. Шест-мачта (20 м), наверху деревянный цилиндр с изображением бурхана. Выполнено суриком.

Осмотрели предметы ритуала: бубны, тарелки (типа джазовых), хоругви. Три иконы с изображением Будды сидящего, пляшущей богини Доржи-Хондо и какого-то свирепого бурхана ламаизма, по-видимому, владыки ада Ямана…

Иконы выполнены на больших каменных плитах (40х50 см) масляными красками, которые растрескались от времени, но отнюдь не потускнели. Цвета: зелёный, чёрный, белый, голубой, красный и золотисто-жёлтый (преобладает зелёный). Мастерство исполнения, по-видимому, довольно высокое. Те же изображения на шёлковых и атласных полотнах. Некоторые из них настолько древние, что готовы рассыпаться от прикосновения. Изображения Будды выполнены на них с большим мастерством и тщательностью, чем на более новых хоругвях.

Дацан весь исписан фамилиями и изречениями посетителей. На столе 15 медных чашек – в них водка. Поднос, наполненный современными монетами разного достоинства; десятирублёвая купюра, завёрнутая в записку «боже, исцели меня и мою сестру Катирину». На блюдах яства: печенье, конфеты и что-то непонятное, видимо, национальное». [79, с. 3—4]

Хойморский дацан. Агван Доржиев

Хойморский дацан, в 98 км от Ниловой Пустыни, связан с именем бурятского религиозного деятеля, просветителя Цаннит-Хамбо ламы Агвана Доржиева (1854—1938). В 1916 году, когда шла Первая мировая война, в Кыренском дацане проходили трёхдневные большие хуралы «О ниспослании победы», собиравшие огромное количество верующих. Территория дацана не вмещала всех участников молебнов, поэтому было решено начать строительство нового монастырского комплекса. Кыренские ламы и миряне три раза собирались, чтобы определить место постройки, но не находили единого решения. Определить место будущего дацана пригласили Цаннит-Хамбо ламу Агвана Доржиева, официального представителя Тибета в России. Он назвал наилучшим приятное и изолированное место в долине реки Борун-Хандага, у подножия Мундарга, в местности Хандагайта в Хойморах. Так в 1917 году с благословения Агвана Доржиева началось строительство нового дацана. [115, с 266]

Родившийся в Бурятии и получивший образование в Тибете, в Лхасском монастыре Дрепунг, Агван Доржиев имел высшую философскую учёную степень Цаннит-Лхарамба и в числе семи лам был учителем Далай-Ламы XIII. Позже он стал советником Далай-Ламы и одним из самых авторитетных лиц теократического Тибета. В 1898 году Доржиев впервые отправился в Россию с миссией собрать средства на строительство там буддистского храма. Потом некоторое время лама провёл во Франции. По возвращении в Тибет он получил чин старшего кхенпо с правом голоса во всех вопросах политики и веры. Далай-Лама доверял ему не только религиозные дела, но и государственные финансы. Много времени Доржиев отдавал дипломатической деятельности, посетил Индию, Китай, Монголию, Цейлон, Японию, Германию, Италию, Англию.

Приехав снова в Россию, на личной встрече с императором Николаем II в 1900 году Доржиев получил высочайшее императорское согласие на строительство храма в Санкт-Петербурге. Храм строился и украшался с 1909 года до 1915 года, когда был торжественно освящён в присутствии высших иерархов буддистской церкви. Благодаря Агвану Доржиеву открылись буддистская духовная академия и духовное училище в Калмыкии, многочисленные дацаны в его родной Бурятии. Он реформировал и приспособил к бурятскому языку монгольское вертикальное письмо, создав так называемый Агвановский алфавит, передававший транскрипцию русских слов.

В начале 20-х годов в бурятском ламаизме начался раскол на консерваторов и обновленцев во главе с Доржиевым. Ламы-обновленцы выступали за реформы, в том числе за отказ от личной собственности для духовных лиц, о введении коммунальных начал в дацанскую жизнь, о развитии тибетской медицины на основе научных достижений, о прекращении почитания перерожденцев гегенов и хубилганов. В октябре 1922 года на духовном соборе произошёл официальный раскол ламства на два лагеря. Во главе церковного управленческого аппарата стали обновленцы, разработавшие новое положение о ламском духовенстве в духе приспособления к советской действительности. В 1924 году, когда в Бурятии зарождалось колхозное движение, они выступили за создание трудовых общин буддистских монахов, или «ламских комунн». В Тункинской долине «ламская коммуна» в количестве 200 лам действовала в Хойморском дацане, освящённом в том же году. Доржиев неоднократно посещал коммуну и проводил в дацане хуралы.

Закрытие дацанов. Музейная деятельность уроженца Тункинской долины этнографа Генин-Дарма Нацова

Согласно постановлению ЦИК и СНК Бурято-Монгольской республики от 17 декабря 1925 года буддистско-ламаистская церковь была отделена от государства. Всё имущество дацанов передавалось народу, храмовые постройки использовались для изб-читален и школ. В 30-е годы многие ламы подверглись репрессиям. Во главу угла обвинений ставилось якобы их сотрудничество с японской разведкой. В 1937 году Агвана Доржиева обвинили в контрреволюционной деятельности. В 1938 году он умер в тюремной больнице Улан-Удэ. Кыренский и Хойморский дацан были закрыты, книги и ритуальные атрибуты сожжены. До сих пор не известна судьба драгоценного «Эдэниин Ганжура». В принадлежавшем Кыренскому дацану доме, где останавливался Доржиев, открыли почтовое отделение.

В то же время Советская власть организовала масштабную деятельность по сохранению материальных культурных ценностей, связанных с буддизмом. В 1933 году в республиканском музее был создан антирелигиозный отдел, занимавшийся сбором и сохранением памятников религиозного искусства. В 1934 году на его основе открылся Антирелигиозный музей. В том же году вышло Постановление ЦИК БМАССР «Об охране предметов музейного значения при ликвидации молитвенных зданий». Оно обязало местные органы власти охранять имущество ликвидированных дацанов и дуганов, а музеям поручалось усилить работу по сбору и учёту предметов религиозного культа. Научным сотрудником Антирелигиозного музея работал уроженец села Улугбай Тункинской долины Генин-Дарма Сыренович Нацов (1901—1942). Его настоящая фамилия – Барбаков. Фамилию Нацов, означавшую Национальное Освобождение Востока, он позже взял себе в качестве псевдонима. Оставшись в шестилетнем возрасте без отца, мальчик был отдан в Кыренский дацан учеником-хувараком. Проучившись там до 1914 года, освоил начальные знания ламаизма, тибетский язык и его грамматику. Затем началось обучение у знаменитого забайкальского ламы-врача Дымчик Набоева в школе тибетской медицины. Сдав по окончании школы необходимый экзамен, Нацов получил звание маграмба, врача тибетской традиционной медицины. В этом статусе он служил до 1921 года в Челтуевском дацане, но под влиянием идей большевизма оставил буддистское служение.

В новой роли большевика Генин-Дарма Сыренович Нацов участвовал в подавлении контрреволюционного мятежа в Монголии. Затем получил высшее образование в московском Коммунистическом университете трудящихся Востока и был направлен работать в Туву. В октябре 1929 году, вернувшись в Бурятию, поступил на должность научного сотрудника в отдел истории и этнологии БМНИИК. С 1931 года был научным сотрудником Верхнеудинского центрального музея, а с 1939 до 1941 года – научным сотрудником Антирелигиозного музея. Вместе с коллегами Генин-Дарма Сыренович ездил в экспедиции по аймакам и улусам, вывозил уникальные ритуальные предметы ламаистского культа из закрытых дацанов, спасая их от разграбления. В музей постоянно обращалось руководство дацанов с просьбой забрать в музейную коллекцию собранные за многие века ценности, древние тибетские и монгольские книги. Во время экспедиций учёные вели дневниковые записи, собирали материалы по истории дацанов, о выдающихся бурятских деятелях буддизма. К 1940 году коллекция насчитывала 10 000 экспонатов. На многих из них стояли информационные подписи, сделанные Нацовым. В архив музея учёный передал личные фотографии лам, дацанов, предметов культа; записи о ламаистских обрядах, о представителях высшей иерархии бурятского духовенства, о перерожденцах-хубилганах.

Особое внимание этнограф уделял редким тхангака бурятских живописцев (тхангака, танка – выполненные на холсте минеральными красками образы буддистских божеств для визуализации и медитаци). Его исследовательская работа получила развитие в многочисленных рукописях на бурятском и тибетском языках, в книгах «Материалы по ламаизму в Бурятии» и «Материалы по истории и культуре Бурят». В 1941 году, в начале Великой Отечественной войны, Генин-Дарма Сыренович Нацов ушёл на фронт и погиб в 1942 году. [16, с. 44—46] В середине 90-х годов прошлого века книги Нацова были переведены на русский язык упомянутой выше учёным-буддологом Г. Р. Галдановой, и опубликованы в Улан-Удэ Издательством Сибирского отделения РАН.

Во время Великой Отечественной войны бывшие ламы организовали сбор средств на помощь Красной Армии. Было собрано более 353 тысяч рублей. В 1945 году делегация буддистов Бурятии посетила в Москве И. В. Сталина. В качестве благодарности Сталин дал разрешение на открытие Иволгинского дацана, где изначально находилась резиденция бурятского Пандито-Хамбо ламы. Был утверждён штат дацана – 3 ламы. В 1946 году заново открылся Агинский дацан в Читинской области. После войны в Бурятии неофициально действовали несколько сотен бывших лам, вернувшихся с фронтов Великой Отечественной войны и из лагерей. За ними наблюдали местные органы госбезопасности, но ламы по просьбе населения проводили религиозные обряды и ритуалы, лечебные сеансы методами тибетской медицины. Госорганы их уголовно не преследовали, ограничиваясь собеседованиями и строгими предупреждениями.

Возрождение ламаизма в Бурятии началось с принятия Советом Министров Бурятской АССР Постановления от 4 января 1991 года «О возрождении буддизма и строительстве дацанов». В 1991 году при Иволгинском дацане открылся Буддистский институт, в задачу которого входила подготовка лам-священников, переводчиков богослужебных книг, художников-иконописцев. В 1997 году был издан Закон «О религиозной деятельности на территории Республики Бурятии». Самой крупной буддистской организацией в республике сейчас является Буддистская Традиционная Сангха России, созданная в 1997 году как правопреемница Духовного Управления Буддистов России. Во главе её с 1995 года стоит XXIV Пандито-Хамбо лама Дамба Бадмаевич Аюшеев.

В Тункинской долине в курортном посёлке Аршан с 1991 года начал действовать дацан «Бодхихарма», преемник Хойморского дацана. Его открыли в возвращённом буддистам доме, где останавливался Агван Доржиев во время визитов в Тункинский край. В 2000 году в Аршане построили новый дацан «Дэчен Равжалин». В Кырене в 1993 году местное отделение буддистов зарегистрировала дацан «Тушита». В 2008 году в селе началось возрождение дацана «Гандан Джарлин». В 2011 году состоялся ритуал освящения здания и всех религиозных объектов комплекса «Дашнимын рамнай». Дацан «Гандан Джарлин» сохранил облик своего предшественника, Кыренского дацана, действовавшего с 1817 года. Его воссоздали по картине Александра Ефимовича Хандалова «Кыренский дацан», находящейся в экспозиции Художественного музея им. Ц. С. Сампилова.

Буддисты Тункинского и Окинского районов в 1999 году учредили централизованную буддистскую организацию «Майдар». В неё вошли Хойморский дацан «Бодхихарма», Кыренский дацан «Тушита» и Окинский дацан «Пунцогнамдоллинг». Дацан «Гандан Джарлин», новый дацан в Аршане «Дэчен Равжалин» и построенный в 2014 году дацан Бурхан-Баабай возле священной горы Хайрхан относятся к Буддистской Традиционной Сангхе России.

Эмчи-ламы и их обучение

Тибетская медицина распространилась у бурят одновременно с буддизмом. Постепенно она вобрала в себя местные бурятские методы врачевания и лечебные методики соседней Монголии. Первоначально ламы-врачи, или эмчи-ламы, получали медицинское образование в тибетских монастырях Лавран и Губум, в некоторых монгольских монастырях. Позже в крупных монастырях-дацанах стали открываться специализированные медицинские факультеты наравне с богословско-философскими и тантристскими. Обучение в них строилось на принципах обучения в Тибете и Монголии, и, в первую очередь, тибетского монастыря Лавран, где проживала община бурятских монахов. В 1869 году в Цугольском дацане открылась первая школа-манба («манба» – врач), обучавшая лам-врачей по программе медицинской школы тибетского монастыря Чагпори, где была разработана собственная учебная программа. В Кыренском дацане медицинская школа была образована в 1913 году. Специально для неё построили храм-сумэ Отошо, как в Бурятии называют Будду Медицины. В Отошо-сумэ ламы-преподаватели занимались со студентами, здесь же совершались хуралы в честь Будды Медицины, проводился приём пациентов.

Бурятские семьи отдавали сыновей на учёбу в манба-школы с раннего возраста. Сначала мальчики обучались в общей богословской школе, затем переходили в медицинскую школу. Срок учёбы в ней составлял 4 года. Хувараки заучивали наизусть пять книг «Лхантаб-Джуд-Ши» и комментарии к ним «Вайдурья-онбо». Полностью изучались 6 томов «Данджур» с медицинскими текстами, написанными тибетскими врачами. Многочисленные анатомические, хирургические и фармакологические атласы, лечебники-рецептуры дополняли знания, почерпнутые из фундаментальных медицинских трудов. Ламы-преподаватели манба-школ сами составляли схемы и таблицы с изображениями строения скелета человека, внутренних органов, кровеносной системы, точек кровопускания, иглоукалывания и прижигания. В конце XIX века в манба-школу Цугольского дацана из Тибета доставили копию «Атласа тибетской медицины», собрания медицинских иллюстраций к трактату «Вайдурья-онбо». Инициатором и руководителем проекта копирования был Агван Доржиев. Подлинник «Атласа тибетской медицины», хранящийся в медицинской школе монастыря Чагпори, создавался ведущими тибетскими медиками с 1653 по 1705 год. Он состоял из 77 таблиц и более десяти тысяч иллюстраций. Добавлю, что в 1926 году «Атлас тибетской медицины» был передан в Ацагатскую медицинскую школу, созданную Доржиевым. Сейчас «Атлас» хранится в Музее истории Бурятии имени М. Н. Хангалова и является ценностью федерального значения.

Опытные эмчи-ламы учили молодых хувараков определять заболевание по пульсу; внимательно обследовать общее состояние больного, осматривая кончик языка и веки, изучая биение жил, беря пробу мочи. «Умение распознать биение жил, мочу, язык – всё равно, что у себя в ящике держать сокровища – рубины, золото – и по желанию доставать их», – наставляли учителя своих подопечных. [45, с. 2] При диагностике обращалось внимание на самые, казалось бы, незначительные мелочи. Например, если язык почернеет и глаза «повостреют», то повреждена «сердечная жила». Если ноздри сожмутся и волосы в носу соберутся в комок, то «оборвалась лёгочная жила». Если зрение ухудшилось и брови опустились, то «прервалась печёночная жила». Если губы отвисли, а живот втянулся под рёбра, повреждена «селезёночная жила». Если закупорился ушной проход и больной стал плохо слышать, то страдает «почечная жила». [Там же. С. 4] Осмотрев больного, студент под руководством ламы-учителя ставил диагноз и назначал лечение. Подобный метод обучения возлагал на начинающего врачевателя огромную ответственность. Будущих эмчи-лам приучали вести записи о болезнях своих пациентов и всех изменениях, происходящих в процессе лечения. Зачастую описание истории лечения одного человека включало несколько десятков томов.

Ламы-лекари вместе со студентами собирали лекарственные травы. Особенно ценились травы, собранные в начале осени на северной стороне высоких гор, в степях, в тайге, у истока бьющих ключей и в каменных отложениях. Растения доставлялись в помещения, куда не проникал солнечный свет, и где их не обдувал сильный ветер. Затем они высушивались в чугунном котле, накалённом на огне, и перемалывались путём бесконечного толчения в медных сосудах. Благодаря тщательной дозировке, особым чётким замерам, недопущению замены одного средства другим, приготовленные по тибетским рецептам лекарства обладали сильнейшим эффектом. Для излечения порой было достаточно принять несколько пилюль такого средства. [113, с.79– 86] По окончанию обучения хувараки сдавали очень сложный экзамен на звание «манрамбы». Наиболее способных выпускников оставляли в манба-школах на преподавательской работе

Отношения между населением и эмчи-ламами строилось в Бурятии на основании утверждённых государственных документов, в том числе «Селенгинского сборника» 1823 года. До 1841 года за медицинской помощью к ламам буряты-ламаисты обращались добровольно. С 1841 года обращение к ламам-врачам в случае недомогания стало обязательным.

Основные принципы тибетской медицины

Бурятские эмчи-ламы имели систему врачевания, основанную на трёх фундаментальных жизненных силах, регулирующих все функции организма: хи (ветер), шара (желчь), бадган (слизь). Насчитывалось 404 главных вида заболеваний, связанных с разбалансировкой этих трёх сил, и 1250 частных. 101 вид болезней лечили диетами, без прочих медицинских вмешательств. 101 болезнь излечивалась правильным использованием терапии. 101 вид болезней считался не поддающимся лечению. Ещё 101 вид связывали с влиянием злых духов и лечили исключительно обрядам-гурумами. При лечении использовалсь различные виды хирургических вмешательств, психотерапия, диетотерапия, бальнеология. Лекарственные препараты традиционной медицины насчитывали несколько сотен наименований, относящихся к растительному и минеральному миру. Из них готовились отвары, порошки, пилюли, кашицы. Многие из лекарств имели очень сложный состав, порой доходивший до 60 элементов. [6, с. 269]

Лама-врачеватель, поставив пациенту диагноз, принимался готовить лекарство. В его распоряжении были многочисленные кожаные мешочки разных цветов с кожаными завязками и сигнатурой, на которой обозначался рецепт снадобья. Если требовалось приготовить новое снадобье, то лама взвешивал необходимые ингредиенты на китайских весах-безменах, затем с помощью ступки и сита готовил порошок. Порошки пациентам назначались в виде отвара или сухие. Для отвара лама брал одну, раз и навсегда определённую ложку действующего вещества, называемую «тон». Она была чуть меньше обычной чайной ложки. Для детей имелась ложка в одну четвёртую «тона». Вещество вываривалось в трёх чашках воды до тех пор, пока жидкости не оставалась одна чашка.

Русские врачи, жившие в Бурятии и знакомые с деятельностью местных эмчи-лам, настоятельно советовали досконально изучать их методики и используемые лекарства. Одно из мощных сердечных средств, наперстянка, которую европейская медицина начала использовать в середине XIX века, была известна тибетским медикам две тысячи лет назад. Более тысячи лет они использовали цитварную полынь, белену, кузьмичёву траву, стрихнин, камфару. Лечение в течение тысячи лет тибетской медициной бешенства мозгом животных, погибших от него, являлось одним из древнейших примеров прививки.

Правила лечения водой аршанов в тибетской медицине

На особом положении в бурятской традиционной медицине была бальнеология. Она включала свод правил использования минеральной воды аршанов. Прежде, чем назначит пациенту бальнеологические процедуры, составлялся астрологический прогноз на его индивидуальную совместимость с тем или иным источником. Затем вычислялось астрологическое местоположение «Вода». В восточном календаре оно приходится на один год в течение восьми лет, и при нём водолечение противопоказано в течение года. Изучив все данные, лама определял для пациента конкретный минеральный источник и режим приёма ванн. Сразу по приезду на аршан полагалось пойти к обо его духа-хозяина, принести ему в подарок что-либо из нетронутой пищи и питья, ритуальный шарф-хадак, ленточки, попросить у него и божеств местности разрешение и благословение на лечение. И только после ритуала разрешалось принимать ванны. Людям с язвами и ранками на теле в воду заходить запрещалось. Они набирали её в сосуд и на дальнем расстоянии от берега обмывали поражённые места. В аршан, святое и целебное место, не допускалось попадания крови.

Перед погружением в воду ламы советовали перевязать белой тканью область сердца, живота, локти и половые органы. В первую очередь это касалось горячих источников. Таким способом устранялся риск получить от контакта с горячей водой усиленное сердцебиение и сердечный приступ. Живот закрывали, чтобы не рассеялся метаболический огонь, связанный с желчью. Локти и колени оберегали от проникновения минералов, даже если процедура делалась от болезни суставов. Белый цвет защитных повязок олицетворял стихию воды и успокаивающе действовал на больного.

Если вода в источнике была чистой, то пили один глоток в целях уравновешивания внешнего и внутреннего тепла и подготовки организма к принятию тепла из воды. Перед погружением в воду готовили к процедуре сердце, локти и колени. Смачивали в источнике ладонь, хлопали, массировали и растирали сначала грудь, потом локти и колени. В воду аршана заходили сначала по щиколотку. Затем ещё на 2—3 минуты до колен, чтобы тепло поднялось к голове. Привыкнув к температуре, погружались до пупка и чуть позже до шеи. Пациентам с сердечными заболеваниями разрешалось погружаться в воду только до пупка. Во время погружения в источник для усиления лечебного эффекта воды читали мантру Орошо, Будды Медицины: «Тадьята Ом Бекхандзе Бекхандзе Маха Бекхандзе Рандзэ Самуд Гате Соуха». («Благоприятствование! Простираюсь перед Благословенным, Учителем врачей, Царём тёмно-голубого сияния, Постигшим природу явления, победителем внутренних врагов, Буддой, достигшим полного пробуждения. Благоприятствование! Учитель, мастер! Великий врач! Царь врачей! Совершенно осознающий! Пусть всё становится благоприятным»).

Важное место отводилось потению после принятия ванны, поскольку тепло воды открывало каналы тела, усиливало движение внутренней энергии и расслабляло телесные блоки. Поэтому, выйдя из источника, сразу же одевались или закутывались полотенцем. Запрещалось пить холодную воду или есть холодные продукты, чтобы холод не прервал лечебный процесс. Во время потения пациенты окуривали себя дымом можжевельника. Поры тела были открыты, и организм сам «вдыхал» лечебный дым.