Текст книги "Курорт Нилова Пустынь и окрестности – целебное и сакральное сокровище Бурятии"

Представление о Буга, земле и людях

У эвенков с незапамятных времён существовала вера в Буга, единое существо, которое пребывает вечно и всюду. Этим же словом они обозначали мир, землю, небо и всё существующее в мире. Буга не вмешивается в дела людей, но является творцом и распределителем всего существующего. К нему можно обращаться только в самых важных случаях, таких, как разделение родов. [118, с. 60] С понятием Буга сливается понятие небо и небесный свод в их духовном проявлении. Материальное, физическое небо эвенки называют Няння. Небо Буга они считают своим космическим родителем, давшим народу основные нормы морали и поведения. Буга постоянно наблюдает за людьми, оценивает их поступки. Все действия человека должны соответствовать воле Неба. «Радости и несчастья даются человеку небом Буга в зависимости от его поведения. Небо Буга, если пожелает, добра даст и плохое пошлёт на твоё плохое. Благословением Неба Буга живёт человек, родитель Буга человеку всё даёт», – описывает функции духовного Неба современный эвенкийский этнограф Г. И. Варламова, происходящая из шаманского рода Кэптукэ. [26, с. 52] Человек, согласно эвенкийскому мировоззрению, является порождением Буга, как и всё прочее, живущее на земле. Поэтому он не выделяет себя из природы, считает себя её частью и уважительно и бережно относится ко всему созданному Буга.

Самая древняя легенда эвенков о сотворении земли рассказывает: «Сначала земля была очень маленькой и окружённой водой. Мамонт, чтобы сделать островок больше и пригодным для жизни, стал бивнями доставать землю со дна моря и бросать комками на первоначальную землю. От того земля стала неровной. Тогда мамонт позвал змея, заставил ползать по земле и своим телом её выравнивать. Где полз змей, там появились реки. Где шёл мамонт – озёра. Где остались набросанные куски земли – горы». [3, с. 13] В более поздней легенде говорится о сотворении мира антропоморфными духами-братьями: «Вначале была только вода и два брата, добрый младший и злой старший. Младший жил вверху, а старший – внизу. Помощники младшего брата, гоголь и гагара, нырнули в воду, достали землю и выплюнули её. Постепенно земля разрослась».

С развитием представлений о духах-хозяевах младший брат стал духом-хозяином верхнего мира, а старший – духом-хозяином нижнего мира. Между двумя мирами находилась средняя земля, куда оба брата приходили создавать разных животных. Младший создавал животных полезных, а старший – животных вредных. Сотворив животных, младший брат начал творить людей из глины, кости и камня. Ему помогали собака, ворон, медведь, волк. Они охраняли изваяния людей от старшего брата. Средняя земля вместе с людьми и животными стала Средним миром, Дулин Буга в эвенкийском мировоззрении. Верхний мир, Угу Буга, был выше неба. Он состоял из трёх ярусов и семи слоёв, представлявших собой тучи, туманы и марево. Нижний мир, Хэргу Буга, находился ниже земли. Старший брат, сотворив вредных животных, ушёл в Нижний мир под именем Харги (Манги). Вход в Нижний мир Хэргу Буга находился в земных отверстиях – расщелинах и длинных пещерах, в водоворотах и глубоких водоёмах. Жизнь в Верхнем и Нижнем мире протекала, как и у людей. Только Верхний мир был лучше земного мира, без непроходимых мест. В Верхний и Нижний миры мог попасть любой человек, но путь в оба мира был долг и труден. Людей там не знали и не понимали. Прикосновение к жителям этих миров пришельца-человека приносило им болезни, потому людей сразу выпроваживали.

Эвенки называли младшего брата-Творца Севэки. Находясь в Верхнем мире, Севэки продолжал следить за выполнением людьми традиции через своих помощников, ворону и волка. Севэки – добрый и заботливый попечитель человека. К нему обращались со многими просьбами, но главной была просьба послать мясного зверя. Севэки обладал силой мусун, или жизненной силой и энергией движения. Все неживые явления природы и предметы тоже наделялись силой мусун. Эта сила, находясь среди людей, оберегала их от неприятностей и болезней, помогала на охоте.

Первоначальные представления эвенков о душе

По самым древним воззрениям эвенки наделяли человека тремя душами: телесной душой (бэен – тело), душой-тенью (ханян – отражение), душой-судьбой (маин – счастье). Душа-тело считалась неотделимой от физического тела, пока человек жил. Она была полностью слита с ним и отвечала за все его физиологические проявления. Человек умирал тогда, когда умирала бэен. Тело укладывали на специальный помост в укромном месте тайги, снабжали все необходимым для дальнейшего ведения хозяйства и оставляли. Пока тело не становилось чистым костяком, душа бэен находилась при нём. Потом она уходила в нижний мир к устью мифической родовой реки, в стойбище сидячих охотников, не имеющих оленей.

Душа-тень находилась или в человеке, или рядом с ним в виде тени. Она могла самостоятельно покидать человека и уходить на охоту или рыбную ловлю, бродить на месте бывшего стойбища. Чаще всего это происходило во сне. Поэтому запрещалось будить спящего, ибо его душа-ханян могла не успеть вернуться обратно в тело. Тогда человек заболевал. Уйдя после смерти из тела, она принимала новую субстанцию под названием «оми» (появиться, настать, наступить, образоваться) и отправлялась к истоку мифической родовой реки. Там оми поселялась в родовом хранилище-вместилище омирук, где жили общим стойбищем телесные души умерших сородичей, и продолжала свои обычные дела: ловила рыбу, ходила на охоту, выделывала шкуры. Спустя время за ней из нижнего мира приходил дух предков манги, узнавший, что у новой пришедшей в нижний мир души больше нет души-тела. Он вёл душу в свой нижний мир мёртвых, и оми вначале делала вид, что подчиняется. Но, улучив удобный момент, она превращалась в птицу или зверя, в таком виде уходила от манги и возвращалась в родовой омирук. Манги призывал своего помощника утку-гоголя догнать беглянку. Тем временем из омирук одна из оми улетала и отправлялась на землю к родовому стойбищу, незаметно проникала через дымовое отверстие чума в очаг, а из него в чрево женщины. Отказавшись от погони, утка-гоголь возвращалась к манги. Сбежавшая от манги душа-оми через положенный срок тоже воплощалась среди сородичей через домашний очаг. Так оми предка давала начало новому потомству, а очаг являлся местом инкарнации душ предков и будущих потомков рода. [5, с. 111—112]

Душу-судьбу маин эвенки соотносили с идущей от головы человека невидимой нитью или верёвкой, которую держал в руках дух неба, Творец Сэвэки. Он вершил судьбы всех людей, удерживая нить каждого, управлял ею, наделял счастьем и удачей. Куда поведёт Сэвэки нить, туда и пойдёт жизнь эвенка. Оборвёт Сэвэки ниточку – уже ничего не поможет. Чтобы нить жизни человека была длинной, незапутанной, ровной и крепкой, при трудных родах всегда развязывали все узлы на стойбище, а люди расстёгивали все ремни.

Животные, как и люди, имели душу-оми. Они тоже возвращались обратно в мир живых.

Культ огня

В самые отдалённые времена огонь добывался эвенками с большим трудом: трением и сверлением деревьев, в верхушки которых попадала молния. Самым страшным было остаться без огня. На стойбище всё время горел костёр, о котором заботились самые старшие женщины рода. Пищу эвенки принимали тоже возле костра. Родовой огонь запрещалось даже по доброй воле передавать чужеродцам. Во время межродовых столкновений, когда мужчины рода охотились, нападавшие хватали женщин и детей, разбрасывали и затаптывали костёр. В стойбище они оставляли лишь бессильных стариков.

Позже, кроме общего костра стойбища, каждая семья стала обустраивать костёр в чуме. Дух-хозяин огня обрёл вид эвенкийской бабушки, «энэкэ буга», хозяйки родового огня. Её местом пребывания определили площадку костра в чуме. «Бабушку» холили и оберегали. Чтобы не поранить ей ноги, никогда не оставляли иголки и ножи остриём к огню, с той же целью возле костра не рубили дрова. Запрещалось бросать в костёр шишки ели, сосны, кедра, дабы их смола не залепила глаза хозяйке огня. Стараясь её не перепоить, в огонь не лили воду и любую жидкость. (Исключение составляла первая рюмка вина). Не желая рассердить «бабушку», эвенки никогда не проливали возле домашнего огня кровь птицы или животного. «Не бросай в огонь свежий тальник, будет щипать бабушке глаза – обидится. Не плюй в огонь, если плюнешь – вымажешь бабушку, она накажет: появятся на губах и языке язвы. Нельзя класть в огонь одно или два полена, можно только три, иначе бабушка обидится и покинет очаг». Этими правилами всю жизнь руководствовался каждый эвенк. Пред приёмом пищи сначала «кормили» огонь, бросая в него первый кусочек. С «кормления»» огня всегда начинались обряды, посвящённые духам предков. Эвенки просили огонь посылать не только тепло, но и еду (зверя). Самая старшая женщина в семье, хранительница огня, бросала в огонь кусочки мяса и жира и говорила: «Огонь-матушка, согрей нас, гори сильнее, пошли зверя». [25, с. 221]

Бабушка-дух огня имела две основные роли. Первая роль – хозяйка, глава чума, глава домашнего очага. Вторая роль – хранительница душ семьи и рода, место перевоплощения душ родовых предков в новые поколения потомков. Поэтому огонь у эвенков являлся символом рода, символом кровного родства. [4, с. 36] Даже с распространением шаманизма дух огня не обрёл собственного идола, а воспринимался, как древний женский дух бабушки-«энэкэ буга». Всякий раз при переходе семьи с одного стойбища на другое совершался обряд «переноса очага». Когда все вещи были навьючены на оленей или лошадей, хозяйка снимала покрышку чума, сворачивала её в трубку и навьючивала на одного из животных, свободных от поклажи. На земле оставался стоять конусообразный остов чума и посредине его – догорающий костёр. Женщина брала какую-нибудь ветхую вещь, не пригодную к использованию (старую одежду, обувь, кусок старой оленьей шкуры, ветхую берестяную коробку), и вешала на сук стоящего рядом дерева в качестве жертвы духу-хозяйке места. Затем она заходила внутрь остова, склонялась над тлеющим костром и просила бабушку-огонь переехать на новое стойбище. Проговаривая просьбу, хозяйка мазала золой руки и закладывала по щепотке золы под обшлаг рукавов. После этого она выходила к сородичам, садилась на своего верхового оленя или лошадь и трогалась в путь. Вслед за ней двигались цепочкой навьюченные животные, связанные уздами друг за друга. Мужчины обычно шли вдалеке от этой процессии и охотились.

Придя на новое место стоянки, сородичи развьючивали животных, рубили шесты для основы чума и устанавливали их по кругу в виде конуса. Низ будущего чума застилали хвойной подстилкой, оставив в середине небольшой круг. Верх деревянного остова чума покрывали или выделанной кожей, или берестяной покрышкой так, чтобы их три длинные полости налегали сверху вниз одна на другую. Хозяйка входила в чум, склонялась над местом будущего очага, вытряхивала в него золу, принесённую с прежнего стойбища, и приглашала бабушку-огонь устроиться на новом месте. Затем она разводила костёр. С этого момента в чуме начиналась обычная жизнь. [4, с. 33—34]

К бабушке энкэ-буга всегда обращались за советом. Чтобы получить совет, эвенк садился поближе к очагу, бросал в него немного тонко наколотых дров и принимался рассуждать вслух или про себя об интересующем его вопросе, рассказывал о своих желаниях и намерениях. Одновременно он прислушивался к «голосу» духа огня, к потрескиванию дров, пощёлкиванию угольков и пытался определить, как лучше поступить. Порой бабушка-огонь сама давала предсказания для всего рода. Если вдруг во время еды начинали трещать дрова, то требовалось сразу же покинуть место стойбища и искать новое. Треск дров утром предвещал роду всё хорошее, треск вечером – плохое. Если дрова трещали во время сборов на охоту, то охотник оставался дома, уверенный, что ничего не добудет. [3, с. 191—192]

Обряды на охотничью удачу

Главными у эвенков были медвежьи обряды и обряд добывания удачи охотнику. Медведь у большинства эвенкийских родов являлся тотемным божеством, родоначальником. По-эвенкийски медведь называется «куты», но его требовалось называть иносказательно «амака», что соответствует понятиям дедушка, старший брат отца, вообще все предки. Бытовала вера, что если медведь напал на охотника, то его нужно заклинать, выкрикивая слова: «Медведь и человек – родные братья, медвежьи дети! Нельзя родного брата губить!» Тогда медведь мог отпустить охотника и уйти. [98, с. 104]

В обрядовой охоте на медведя, находившегося в берлоге, разрешалось принимать участие только сородичам и свойственникам, связанным с родом брачными отношениями. Охота обставлялась так, что якобы не люди убивают медведя, а ворон. Охотники мазали лица сажей, при приближении к берлоге махали руками, словно крыльями. С самого начала охоты и до общей торжественной трапезы имитировали воронье карканье. Подходя к берлоге, говорили: «Дедушка медведь, тебя убивает ворон!» Убивал медведя старший член рода, а свежевал тушу свойственник-нимак. Когда на зверя охотились далеко от стойбища, то тушу медведя перевозили на нартах или лодке. Потом их ломали.

Для обрядового пира выбирали место возле большого кедра. Разводили огромные костры и в первый день варили шейную часть туши. В это время молодёжь играла и танцевала. В полночь криком ворона сообщалось, что пора приступать к пиру. Все люди мгновенно замолкали, молча подходили к костру, молча угощались и молча расходились по чумам. На второй день варили сердце и внутренности медведя, мелко порезанные и смешанные с топлёным салом. Ели их после полуночи. Так же до полуночи в других котлах варилось медвежье мясо. В течение дня молодёжь снова играла и танцевала, ожидая сигнала. В полночь раздавался крик ворона, и все присутствующие отвечали такими же криками и мазали лица сажей, уподобляясь воронам. Друг друга они теперь тоже называли воронами, «оли». Усевшись вокруг костра, участники пира получали ложки от нимака, свежевавшего медвежью тушу. По кругу пускали сосуд с сердцем и внутренностями медведя, каждый брал оттуда по ложке и съедал. Мясо разбирали и уносили с собой в чумы, где им и лакомились.

На третий день продолжали варить мясо. Вечером брали отделённую медвежью голову, укладывали её на бересту, расчёсывали берестяным гребнем шерсть, в уши вдевали серьги из кедровой хвои, а саму голову украшали лентами. Затем нимак отрезал от туши пенис, насаживал на палочку, втыкал её в землю, и все участники ударяли по этой палочке остриём ножа. Когда палочка оказывалась подрубленной, нимак снимал с головы медведя шкуру и варил голову. В полночь снова все усаживались вокруг костра, в благоговейной тишине съедали с головы мясо, а кости укладывали на бересту. Рядом с ними клали гребень, серьги, ленты, лук и стрелы, различные украшения. Делалось это, чтобы душа медведя радовалась. Затем всё заворачивали и несли на запад хоронить. Шкуру от головы оставляли в семье охотника, окурив с заклинаниями-просьбами дать хорошую жизнь, оберегать, защищать. Потом её хранили, как святыню.

«Хоронили» голову медведя, укладывая или подвешивая на подрубленном стволе дерева. Кости зверя или складывали на специально устроенный лабаз, или развешивали на стоящих рядом деревьях. Потом все уходили, обычно пятясь спиной, а после обряда очищались огнём. [25, с. 235—236]

Обряд добывания охотником удачи проводился при отсутствии удачи в промысле. Охотник связывал из прутьев похожую на лося или оленя фигуру, изготавливал маленький лук, стрелу, брал всё изготовленное, свой охотничий аркан и уходил далеко в тайгу. В тайге он ставил на землю изображение зверя, отходил от него, набрасывал аркан и затем стрелял из лука. Падение «зверя» означало добытую удачу. Охотник имитировал разделку туши и её припрятывание. Потом он забирал «часть туши» с собой и уходил домой. А из дома сразу отправлялся на охоту. [Там же, с. 239]

Система запретов «одё» и правил поведения «иты»

Творец Сэвэки, выполнив свою работу, оставил людям систему запретов «одё» и правила поведения «иты» («традиция»). На их основе сложилась эвенкийская система обычаев, основанных на стремлении принести наименьший ущерб природе. Эти обычаи строго соблюдались и в обычном быту, и на охоте. За нарушение «одё» следовало «нэлэму», означавшее «будет страшно». Система одё запрещала убивать спящих животных; добывать больше зверей, чем необходимо для пропитания; ругаться в адрес зверей и птиц. Лоси и дикие олени наделялись душой, которая помещалась в подшейном волосе, а у молодняка – в челюстях. Применявшийся в шитье подшейный волос всегда тщательно хранили, а нижние челюсти молодых парнокопытных подвешивали к детским колыбелям в качестве амулетов.

Эвенки всегда содержали свои стойбища в чистоте, закапывали все отходы жизнедеятельности. Обглоданные во время приёма пищи кости крупных животных укладывались на лабаз, а рога и черепа вывешивались на ветки деревьев. Чтобы не загрязнять воздух тайги, запрещалось во время готовки пищи бросать в огонь лапы, хвосты, кости убитых зверей и перья птиц. Не бросали в огонь и костей рыбы. Собирая весной берёзовый сок, всегда замазывали надрез на стволе дерева глиной.

Приведу ещё несколько примеров запретов-«одё». «Не перешагивай через нож, топор!» «Не пролей крови оленя на тропе! Покинет удача!» «Когда важенка (самка оленя) телится, её нельзя показывать многим людям!» «Женщина не может называть по имени ни отца мужа, ни его старшего брата – будет плохо! Не может показывать им волосы – во время болезни вырвет свои волосы!» «Муж не может надевать унты жены – кости его заболят!» [25, с. 201]

Свод правил «иты» строго соблюдается эвенками до сих пор и включает в себя 18 наставлений. 1.Человек живёт благословением Неба (Буга) и земли. Нельзя идти против воли Неба. 2. Всех и всё земля растит. Человек тоже её соринка. 3. Жизнь прожить – не один горный перевал перейти. Ещё никто не жил, не испытав жизненных трудностей. 4. Делись с людьми тем, что даёт Небо. 5. Всякому нужно найти себе пару, иметь свой корень. 6. Как люди достойные живи, не обрубая их тропы. Люди должны жить душа в душу. Свои прихоти во вред другим не убаюкивай, как младенца. 7. Доброе своё выпускай наружу, а своё плохое подавляй в себе. 8. Лишь благими мыслями дорогу свою жизненную удлинишь. Добром движимая, мысль длинный и долгий путь проходит. 9. Желание унижать человека из всех запретов одё самый греховный. Невиновному вину находить – самый тяжкий грех. 10. Не радуйся плохому, даже если тебе от этого нечаянная польза выйдет. 11. Грехи невидимо приходят к человеку, поэтому не возгордись: лицом к лицу своё плохое повстречаешь, сзади внезапно будешь настигнут тем, что плохого сделал. 12. Доброе и справедливое слово – вечно, от ребёнка твоего к потомству шагать будет. Недоброе слово вполуха слушай, через другое выпускай, не оставляя внутри себя. 13. Слов своих на землю не роняй, разбрасывая. 14. Тобой произнесённая худая речь к тебе по твоему следу вернётся, догонит тебя самого. 15. Сам свой рот кормя и воспитывая, живи. 16. «День длинен, год долг» говоря, так не живи. Срок человеческой жизни на земле помни. 17. Двуногому ни в чём не уступай (будь не хуже других людей), завистливому не подражай, тропу безрассудного не выбирай для своего пути. Хорошего человека себе в напарники-друзья ищи. 18. Очаг свой разожги, ребёнка роди, скотину вырасти – корнем земли стань. [26, с. 58—59]

Верхний и Нижний шаманские миры

Верхний шаманский мир («тыманитки») по эвенкийской шаманской космогонии находился на востоке, выше истоков воображаемой шаманской реки. Нижний шаманский мир, в соответствии с течением этой реки – на севере. Соединявшая миры шаманская река, имеющая множество притоков «долбони» (ночь), служила местом полного исчезновения, эндекит. Притоки реки были собственными реками шаманов, на которых в обычное время помещались их духи-помощники. Притоки-«долбони» связывались с землёй через речные водовороты, и эвенки всегда их обходили. Ниже устья каждой шаманской реки помещался мир мёртвых соответствующего рода. Их души отвозил туда шаман или его духи.

Шаманизм несколько изменил древнее представление эвенков о душе. Согласно шаманизму, Творец сначала создал изображение человека, а затем ввёл в него жизнь и душу-оми в качестве средства жизни. Душа-оми ассоциировалась с разумом и изначально помещалась в голове. Однако, наблюдая за людьми, умирающими от кровотечений, эвенки решили, что душа и жизнь уходят вместе с кровью. Поэтому стали помещать оми в крови, артериях и сердце, как источниках жизни. Не осталось незамеченным и остановка дыхания у умирающих, поэтому душу иногда помещали в лёгкие. В итоге возникло представление, что оми может менять в теле своё место, имея сердце и лёгкие в качестве основного. Главное временное место души находилось в волосах, которые требовали особого ухода и украшения. Г. И. Спасский так описывал причёски эвенков: «Волосы на голове чёрны и долгие, которые большей частию обрезываются гладко, оставляя на маковке хохол, заплетаемый в косу, для того, как они говорят, что если случится переплывать через реку, то чтобы привязывать к косе лук для сохранения от подмочки. Волосы заплетают женщины в две косы и развешивают по груди, прицепляя к ним близ ушей по одному серебряному или медному кольцу; девушки заплетают волосы в несколько кос, из коих две пускают по спине, а по две или по три с обеих сторон по плечам. Они украшают их моржаном (кораллами) и бисером» [97, с. 257] Шаманы часто использовали волосы во время лечебных сеансов. Они срезали у пациента прядь волос, сжигали её и давал больному понюхать пепел. Во время эпидемий люди отрезали у себя пряди волос и отдавали шаману на хранение.

Шаманизм развил идею о душе-маин и нити-судьбе, которую держит высшее божество. Теперь судьба человека зависела от качества нити-судьбы рода, соединявшей всех сородичей в единую связку. Каждый сородич нёс на себе ответственность за благополучие и продление жизни будущих поколений, обязуясь вести жизнь праведную. Если божество случайно рвало нить-судьбу до положенного человеку срока, то шаман с позволения Севэки совершал следующий обряд. Он становился на спину своего духа-помощника калир, мифического оленя с лосиными рогами и рыбьим хвостом, и завязывал порванную ниточку. [5, с. 115]

Иначе стали представлять и существование человеческой души после смерти тела. Шаман увозил души умерших в мир мёртвых Буни, где они продолжали жить до самой своей смерти. После смерти души злых людей попадали в Нижний шаманский мир, а души добрых – в мир нерождённых душ у истоков реки эндекит, возле самого подножия Верхнего мира. Нерождённые души превращались в птичек и ждали, когда Творец обратит их в шерстинку или травинку и отправит в тело женщины, чтобы дать жизнь плоду.

Верхний шаманский мир помещался выше семи-девяти облаков над истоком эндекит. Во время камлания шаман сначала спускался по своей реке, потом поднимался к эндекит и взбирался вверх по лестнице-дереву (туру или сэргэ). Этим же путём спускался вниз хозяин верхнего мира Сэвэки для разговора с людьми через шамана. Нижний шаманский мир («елламрак», угольная чернь) помещался ниже истока эндекит. Оттуда не возвращались. В него попадали умершие в мире мёртвых. Неожиданная смерть шамана от перенапряжения во время камлания объяснялась попаданием в елламрак. Мир, где жили души предков, назывался хэргу. Перед каждым родовым хэргу на эндекит, на скалах около порогов, жили души предков шаманов и шаманок. Это место называлось хэрэкэш. Здесь же проживали все иноязычные предки, вошедшие в состав эвенков, и души различных чудовищ. В мир мёртвых шаман посылал своих духов-помощников. Сам он разыскивал там души больных очень редко, доходя лишь до четвёртого речного порога. И только самые сильные шаманы могли ходить ниже.

Несколько ниже устья любой шаманской реки на эндекит проходила граница между Нижним и Верхним шаманским миром, где шаманы ставили стражу, не дававшую душам возвращаться в мир живых. На камланиях шаман в помощь этой страже добавочно ставил деревянные изображения своих духов-помощников. В шаманский Верхний мир мог попадать только шаман, а в Нижний – никто из живых.

Духи природы

«Всё «божественное» у эвенков связано в первую очередь с понятием «дух», и сами понятия «бог» и «божественное» суть в первую очередь «дух», «духовное», – пишет в монографии «Мировоззрение эвенков» Г. И. Варламова [26, с. 59] Главным среди шаманских природных духов был дух-хозяин тайги. Он распоряжался всеми зверями на данной территории. Помещали его на третьем облаке, несколько ниже хозяина Высшего мира, восседающего на седьмом или на девятом облаке. Дух-хозяин тайги требовал хорошо относиться к животным, во время охоты добивать их, а не мучить. Ловушки ставить так, чтобы они сразу убивали. Он любил тишину и имел хороший слух. Охотники всегда собирались на охоту в тишине. В тишине приносили хозяину тайги жертвы, не говорили о добыче. Даже когда дети шумно играли во время сбора старших на охоту, их останавливали.

У эвенкийских родов, кочевавших рядом с Туранским горячим источником, тайгой «заведовал» женский дух бугады, хозяйка охотничьих угодий рода. Она незримо жила под землёй в местах родового культа под корнями священных деревьев. Она тоже не любила шум. Из поколения в поколение эвенки Тункинской долины передавали рассказ: «Охотник, убив много зверей, остановился на ночлег. К нему пришла женщина. Ложась спать, она попросила убрать котёл, чтобы он не звякнул. Ночью, когда она спала, охотник постучал над её ухом в котёл. Женщина испугалась и исчезла. Вместе с ней исчезли все звери. После этого охотник не мог найти ни одного зверя». [25, с. 232]

Кроме человеческого облика хозяйка охотничьих угодий имела второй облик, звериный: лосиха или самки дикого оленя, мать и вожак звериных табунов, хозяйка и владычица зверей родового участка тайги. К ней взывали шаманы, выпрашивая нужное число зверя для промысла сородичей. Бугады давала шаману зверей в виде нескольких шерстинок, которые он из-под земли приносил в мир людей, а затем нёс в родовые охотничьи угодья. Там шерстинки превращались в настоящих зверей и шли на добычу рода. [3, с. 193]

Многочисленный сонм духов в виде зверей, птиц, рыб, насекомых населял тайгу, степь, горы, реки, ручьи, каменные россыпи. Духи имели различные имена и происхождение. По отношению к человеку могли быть доброжелательными, нейтральными или приносили вред.

Семейные и родовые духи предков

По эвенкийскому мировоззрению, мир мёртвых подобен миру живых с той лишь разницей, что его жители, духи и души, не имеют физической сущности. Духи-предки, мугды, всегда ожидали от живых людей жертвоприношения и знаки почитания. При недостаточном внимании они начинали мешать успешной охоте, производительности стада, насылали болезни на сородичей. Поэтому им обязательно устраивали семейные и родовые жертвоприношения, сопровождаемые молитвами-просьбами о благополучии и милости. «Отношения между живыми и мёртвыми носят характер предупредительный и умилостивительный. Духи-предки появляются преимущественно после захода солнца и особенно часто осенью; они голодны и истощены, жадны и злобны, если не получают просимаго. Поэтому жертвоприношения духам-предкам устраиваются обычно ночью, особенно же осенью, и духов-предков стараются ласковыми словами и обманами удалить возможно скорее обратно в мир мёртвых – буны», – описывал отношение эвенков к предкам-мугды профессор С. М. Широкогоров. [118, с. 63—64]

Духов-предков символизировал идолы-охранители. Родовые идолы в виде лося, дикого оленя, медведя, служили вместилищем родовых духов-предков и находились на попечении родового шамана. Идолы в виде людей вмещали семейных духов-предков и хранились в каждой семье. Идолов изготавливали из рогов лося или оленя, звериных шкур, пластинчатой меди, грубого сукна. Во время перекочёвки изображения либо перевозили, либо делали новые на каждом стойбище. Через семейных идолов эвенки «кормили» своих предков, намазывая на изображения кровь жертвенного оленя, жир, костный мозг. Каждое новолуние их окуривали дымом горящего на углях жертвенного жира. Обязательным было «кормление» после удачной охоты. При этом просили у предков удачу в будущих охотах, благополучие каждому члену семьи. Во время неприятностей, болезней, неудачного охотничьего промысла кроме обычного «угощения» и окуривания в жертву идолам приносили нитки бисера, цветные бусы, лоскутки цветной материи с просьбой заступиться и помочь в случившейся напасти.

Идолы духов-предков всегда оставались в семье. Они переходили из поколения в поколение по мужской линии к старшему мужчине, которому вменялось в обязанность «кормить» семейных охранителей. Всем остальным членам семьи полагалось проявлять к ним подчёркнутое уважение, почитание и заботу, советоваться с мугды по всем жизненным вопросам. В сумку, где хранился семейный идол, всегда клали шкурки мелких пушных зверьков, зубы и когти убитых зверей, перья птиц. [4, с. 30—32]

Эвенкийский род представлял собой замкнутую группу родственников по мужской линии, связанную между собой сознанием единства происхождения и сознанием общности родовых духов. Шаман «общался» с родовыми духами-предками, выпрашивал у них помощь и защиту для всего рода, обращался за советом, просил помощи в шаманских путешествиях. Он «кормил» родовых идолов жиром и кровью животных, жертвовал им бусы, бисер, полоски цветной материи. Когда род настигали неудачи, шаман просил родового духа принять непосредственное участие в обнаружении и изгнании причины проблемы. «Кормление» мугды проводилось и при смене шаманом части шаманского облачения. Сородичи специально убивали для обряда дикого оленя, а шаман его кровью, жиром и головным мозгом «угощал» идола.

Шаманы – избранники духов

Непосредственно с шаманской деятельностью были связаны духи-помощники. Разные эвенкийские роды называли их по своему: сэвэны, этаны, шэвэны. Эвенки Тункинской долины произносили их название как хэвэн (мн. ч. хэвэшел). [3, с. 187] Дух-хэвэн или сам входил в шамана, или шаман вселял его в себя осознанно. Оказавшись в распоряжении шамана, дух становился его слугой, давал огромные возможности воздействия на других духов и людей, поразительные знания и способности. Если дух-помощник имел вид птицы, то шаман мог действовать, как птица. Если хэвэн мог видеть и слышать на расстоянии, то вместив его в себя, шаман тоже приобретал эти качества. Такая ситуация была обоюдовыгодна и для хэвэвна, и для шамана. Разумеется, дух-помощник не находился постоянно в теле шамана, а лишь по призыву своего хозяина и иногда по собственному желанию. Каждый эвенкийский род имел своих шаманских родовых духов-помощников, переходивших от шамана к шаману и никогда не покидавших данный род.