Текст книги "Хроники Известного космоса (сборник)"

Гринберг миновал Тритон и начал торможение.

– На орбите? – изумился Гарнер. – Да он рехнулся.

Двадцать минут спустя корабль Гринберга выглядел как покачивающийся огонек между рогами холодно-голубого серпа Нептуна. Они наблюдали за его медленным движением к одному из рогов. Корабль перешел на форсированную орбиту, чтобы вести поиск на поверхности.

– Что теперь? – спросил Андерсон.

– Мы подождем и посмотрим. Я сдаюсь, Андерсон. Ничего не понимаю.

– Готов поклясться, что оно не на Нептуне.

– Ага! – Гарнер указал пальцем. – Ура! Ура! Вся банда в сборе.

Вблизи освещенного края планеты показалось крошечное световое копье.

Зелено-голубой шар был больше, чем ожидал Кзанол. Впервые он пожалел, что по своей беспечности не попытался собрать больше сведений о восьмой планете, когда имел на то шанс два миллиарда лет назад. Отвечая на его вопрос, пилот и второй пилот вспомнили, что тяготение Нептуна на поверхности составляет 1,23 единицы[38]38
  По современным данным – 1,14 единицы.


[Закрыть]. Земные, разумеется. Для Кзанола это будет около двух с половиной.

Кзанол стоял у одного из малых окон, упершись челюстью в его нижний край, втянув кожистые губы в нервном оскале. Теперь уже скоро! Пилот подталкивал корабль к поисковой орбите.

Кто-то уже там.

Тот наполовину спящий свободный раб, которого Кзанол миновал на полпути. Он почти на другой стороне планеты, но через восемнадцать дилтунов или около того объявится снова. Кзанол велел пилоту вывести «Золотое кольцо» на орбиту и отключить двигатель. Пусть поисками занимается раб.

Корабль шел низом, выплевывая пламя к звездам. Раб в самом деле обрисовывал поисковый маршрут. Кзанол спросил себя: а как спуститься на двигателе, у которого не хватает мощности?

Он позволил пилоту подумать над этим, и пилот предложил использовать разом ракеты, крылья и прямоточные двигатели. Но даже пилот не придумал, как потом подняться[39]39
  Учитывая вышесказанное о структуре планеты, ни о какой посадке на Нептун говорить не приходится, даже если не брать во внимание почти сверхзвуковую скорость ветров в его атмосфере.


[Закрыть].

Кзанол-Гринберг, разумеется, ничего не подозревал. При текущей настройке для его радара корабль Кзанола был бы прозрачнее воздуха. Даже планета выглядела на экране просвечивающейся. Кзанол-Гринберг продолжал следить за экраном, уверенный, что если Мэсни пропустит скафандр, то сам он его заметит.

– А почему второй корабль не ведет разведки? – удивился Андерсон. – Он просто парит.

– При обычных обстоятельствах, – рассуждал вслух Гарнер, – я бы подумал, что они соучастники. Им нет необходимости вести поиск обоим. Но как… О, я понял. Инопланетянин захватил контроль над Мэсни и Гринбергом. Или же он позволяет им поработать на него, а они об этом и не догадываются.

– А если бы они вели поиск вдвоем, не быстрее достигли бы результата?

– У меня свербит мыслишка, что этот инопланетянин – аристократ из аристократов. Может, он считает, что любой работающий – раб. Поскольку хозяин-то он… Но вопрос на самом деле в том, что они ищут и где оно. Послушай, сынок, почему бы тебе не прогреть радио и не развернуть луч мазера на флот наших поясников. Пора ввести их в курс дела.

Одна из особенностей кораблей Пояса заключалась в том, что их система воздухообмена могла справляться с курительным табаком. Человек в корабле номер три был единственным из всего флота, который воспользовался этим обстоятельством, и вообще одним из шести заядлых курильщиков во всем Поясе. Его без особо нежных чувств так и звали: Старый Курилка.

Когда-то он был плоскоземельцем. Почти тридцать лет пилотировал сменявшие друг друга туристские окололунные суда. Ночи проводил в маленькой дешевой квартире в Лос-Анджелесе, всего несколькими этажами выше транспортного потока. По выходным отправлялся на пляж и бывал счастлив, если отыскивал кусочек пляжа, достаточный, чтобы усесться. Отпуск проводил за границей, в чужих городах – незнакомых, необычных и бесспорно очаровательных, но, как правило, столь же забитых людьми, что и Лос-Анджелес. Как-то он две недели прожил в остатках амазонских джунглей. Рискуя двумя годами тюрьмы, пронес туда несколько сигарет и израсходовал их за пять дней. Заметив, что начал говорить друзьям и незнакомцам о том, как ему тяжко без курева, вернулся в города.

С Гарнером он встретился по службе – службе Гарнера. Тогда была массовая сидячая забастовка против имевшей место, по слухам, коррупции в Комиссии по рождаемости. Полиция вытащила Курилку из первых рядов, и он встретил Гарнера в мундире шефа полиции. Каким-то образом они подружились. Их взгляды на жизнь были близки, что приводило к яростным, аргументированным, веселым спорам. На протяжении многих лет они время от времени встречались, чтобы поговорить о политике. Потом Люк перешел в АРМ. Курилка этого ему не простил.

Как-то в очередной раз Курилка облетал Луну носом вниз, с кучей туристов на борту, и вдруг ощутил непреодолимый позыв развернуть корабль и разогнать его так, чтобы все звезды остались позади. Он поборол это чувство и приземлился тем же вечером в Долине Смерти, как делал уже семь с лишним тысяч раз. В тот вечер, пробиваясь сквозь обычную бурлящую толпу к своему жилью, Курилка понял, что возненавидел все города на свете.

Он скопил достаточно, чтобы приобрести собственный корабль для горных разработок. В тогдашних обстоятельствах Пояс был рад заполучить такого специалиста. Он успел научиться осторожности, а потому не погиб в суровых условиях. И зарабатывал достаточно – хватало на пищу, табак и ремонт корабля.

Сейчас Курилка был единственным человеком на флоте, который мог узнать Гарнера по голосу. Когда радио пробудилось к жизни, он внимательно прослушал сообщение, потом вызвал Лью и доложил, что это действительно Гарнер.

Передача развеяла все сомнения Курилки. Это Гарнер собственной персоной. Старик не гнушается лжи во благо, но не склонен зря рисковать жизнью. Раз он оказался возле Нептуна на дырявом земном военном корыте, значит у него должна быть для этого исключительно важная причина.

Старый Курилка в задумчивости проверил свой арсенал: две ракеты с радарами, одна с теплонаведением, лазерная «пушка» ближнего боя. Наконец-то грянула война миров!

Кзанол был озадачен. В ходе шестичасового поиска раб Мэсни осмотрел всю планету. Скафандра там не было!

Он позволил рабу повторить поиск, чтобы убедиться окончательно. Свой собственный корабль направил к Тритону. Мозг не в состоянии учесть перемещения спутников; один из них может очутиться на пути корабля, устремлявшегося к Нептуну. Велика вероятность, что это будет Тритон. Он не только ближе, чем Нереида, но и намного крупнее: две с половиной тысячи миль в поперечнике[40]40
  Точный размер Тритона стал известен только в 1989 году; до этого он часто переоценивался.


[Закрыть] против двухсот.

Спустя выматывающий нервы час полета вверх ногами над поверхностью Тритона, с направленной наружу тягой двигателя и проплывающим над головой крапчатым пейзажем луны, Кзанол признал поражение. На экране радара так и не появилась белая вспышка, хотя через просвечивающее изображение Тритона можно было различить даже сам Нептун. Он перенес свое внимание на маленькую луну.

– Вот оно! – просиял Андерсон. – Они думали, что это на поверхности, а его там не оказалось. Теперь они не знают, где оно! – Он нахмурился. – Не пора ли нам отсюда сматываться? Свадебная карета нацелилась на Нереиду, и мы окажемся слишком близко, чтобы быть в безопасности.

– Правильно, – сказал Гарнер. – Но сначала запустим ракету. Направленную на пришельца. Насчет Гринберга побеспокоимся позже.

– Мне очень не хочется этого делать. На борту «Золотого кольца» есть еще двое.

Прошло несколько секунд. Еще несколько.

– Я не могу двинуться, – сказал Андерсон. – Вот эта третья кнопка под голубым индикатором.

Но и Люк не мог пошевелиться.

– Кто бы подумал, что он способен достать так далеко? – спросил он с горечью.

Андерсону оставалось лишь согласиться. Корабль продолжал падать к Нереиде.

Для Силы расстояние не столь важно. Важны числа.

Возле Нереиды они потерпели полное фиаско. Луч радара дальнего обнаружения прошел сквозь нее как сквозь неровное оконное стекло и ничего не показал. Кзанол сдался и какое-то время наблюдал за полуспящим рабом. Крошечный огонек его корабля отважно горел в Нептуновой ночи.

Кзанол был в дурном настроении. Видимо, его корабль промахнулся не только мимо Нептуна, но и мимо обеих его спутников. Что произошло с бортовым мозгом? Возможно, он не был рассчитан на работу в течение трехсот лет.

Но где-то в глубине сознания Кзанол догадывался, в чем дело. Мозг промахнулся намеренно. Кзанол, не вполне отдавая себе в этом отчет, приказал ему совершить самоубийство. Мозг не раб, а машина, неподвластная Силе, – и он не подчинился. Должно быть, его корабль промчался сквозь Солнечную систему и на скорости 0,97 от световой ушел в межзвездное пространство. Сейчас он уже где-то у пределов Вселенной.

Кзанол почувствовал, как у его рта напрягаются мышцы, распластывая пищевые усики по щекам, раздвигая челюсти насколько возможно и даже больше, оттягивая губы от клыков, готовых вгрызться во врага. То была непроизвольная реакция страха и ярости, автоматически готовящая тринта к смертельной схватке. Но биться было не с кем. Вскоре челюсти закрылись, а голова поникла между массивными плечами.

Так или иначе, он с удовольствием наблюдал, как второй корабль в третий раз обследовал Нептун. И вдруг его яркое пламя удлинилось, потом сократилось снова. Сонный раб сдался.

Потом Кзанол понял: тот тоже отправляется к Тритону. Его охватила благородная жалость, и он вспомнил традицию, согласно которой семейство Ракарлив никогда не помыкало рабами. Кзанол отправился встретить спящего у Тритона.

– Один… два… Не могу найти корабль Гарнера. Должно быть, он где-то сел или выключил двигатель. Остальные просто болтаются вокруг.

– Странно, что он не вызвал нас. Надеюсь, с ним ничего не случилось.

– Курилка, мы бы увидели взрыв. Как бы то ни было, когда его двигатель отключился, он направлялся к Нереиде. Если это авария, мы найдем его позже.

Приблизившись на достаточное расстояние, Кзанол приказал спящему повернуть корабль и присоединиться к нему. Уже через час военный корабль и «Золотое кольцо» летели рядом.

Оба пилота Кзанола были обеспокоены ситуацией с топливом, поэтому, как только корабль спящего приблизился, Кзанол велел ему перекачать топливо на «Золотое кольцо». Пока разнообразные лязгающие и громыхающие звуки разносились по обоим кораблям, он ждал. К счастью, карты были намагничены, и специальная сетка удерживала его в кресле. Краем сознания он следил за перемещениями своих трех личных рабов: спящий был ближе к хвосту, а оба пилота неподвижно сидели в рубке. Он не разрешил пилотам помогать спящему, чтобы не рисковать их жизнью.

И естественно, он вскочил подобно перепуганной газели, когда его воздухонепроницаемая дверь открылась и вошел раб.

Раб с ментальным щитом.

– Привет, – сказал он по-английски и потому непонятно для тринта. – Полагаю, нам понадобится переводчик. – И хладнокровно направился в кабину управления.

У двери он остановился и помахал рукой, в которой был дезинтегратор Кзанола.

Человеку с талантом и образованием Лимана не следовало поручать столь скучную работу. Лиман знал, что в Поясе такого не случилось бы никогда. Однажды он переберется в Пояс, где его оценят по достоинству.

А пока что Джоффри Лиман был бригадиром команды обслуживания «Ленивой восьмерки-3».

Лиман завидовал команде другой, двигательной секции, собиравшейся в Гамбурге. Там хлопотуны, имевшие самые лучшие намерения, в ожидании, когда политики разрешат запуск, постоянно приказывали вносить небольшие изменения в двигательную установку. А жилой отсек «Ленивой восьмерки-3» не менялся уже два года.

До сегодняшнего дня.

Теперь Лиман и его трое помощников наблюдали, как орда техников вытворяет что-то странное с «каютой номер три». Емкость из тонкой проволочной сетки была прикреплена к стенам, полу и потолку. Массивную аппаратуру приварили к будущему полу корабля, ныне представлявшему собой внешнюю стену. Были установлены шины для подключения к энергосистеме. Лиману и его людям оставалось лишь бегать с разными поручениями по кольцеобразному коридору, приносить кофе и бутерброды, а также схемы, инструменты, контрольные приборы и сигареты. Происходящее оставалось для них тайной. Новоприбывшие охотно отвечали на вопросы, но ответы были бредовыми. Например.

– Мы сможем утроить количество пассажиров! – сказал человек с головой, похожей на пятнистое коричневое яйцо, и для убедительности помахал амперметром. – Утроить!

– Как?

Яйцеголовый обвел амперметром помещение и доверительно заявил:

– Мы запихаем их сюда стоя, как пассажиров в лифте в час пик.

Лиман обвинил его в легкомыслии, тот смертельно обиделся и отказался давать какие-либо комментарии.

К концу дня Лиман ощущал себя плоским червем в четырехмерном лабиринте.

Все же ему удалось организовать ужин для бригады в полном составе, дабы обсудить вместе ряд проблем. За ужином кое-что более или менее прояснилось. Услышав словосочетание «замедляющее поле», Лиман навострил уши.

Ужин перешел в вечеринку. Было уже почти два часа ночи, когда Лиману удалось позвонить по телефону. На том конце едва не разорвали соединение, но Лиман знал, какие слова привлекут внимание.

Свой первый медовый месяц, тридцать лет назад, чета Лин провела в Рино, штат Невада. С тех пор Лин Ву разбогател на оптовой торговле лекарствами. Недавно Комиссия по рождаемости даровала паре редкую привилегию иметь больше двух детей. И вот они здесь.

Здесь, перед хрустальной стеной главного танцевального купола, глядят наружу и вниз, на окольцованный полосатый мир. Они не слышат музыки, играющей позади. Пред ними музыка волшебства, звучащее впечатление, воплощение дикой, пустынной красоты. Мягкие ледяные очертания края близлежащего обрыва уходят к горизонту, а над обрывом висит безделушка, украшение, эстетическое чудо, равного которому не знает ни один из обитаемых миров.

Спросите о Сатурне у астронома-любителя. Он не ограничится простым рассказом, а притащит свой телескоп и продемонстрирует планету. Он непременно заставит вас взглянуть на нее.

Лин Дороти, жительница Сан-Франциско в четвертом поколении, прижала ладони к хрустальной стене, словно стараясь протолкнуть их наружу.

– О, надеюсь, как же я надеюсь! – сказала она. – Я надеюсь, что оно никогда не прилетит за нами!

– Ты о чем, Дот? – улыбнулся Лин Ву, глядя на нее снизу вверх, потому что был на дюйм ниже ростом.

– О «Золотом кольце».

– Корабль опаздывает уже на пять дней. Мне здесь тоже очень нравится, но я был бы шокирован, узнав, что погибли люди и поэтому мы все еще на Титане.

– Так ты не слышал, Ву? Миссис Уиллинг только что рассказала мне: «Золотое кольцо» кто-то угнал прямо с космодрома!

– Миссис Уиллинг очень романтична.

– Ддай ммне вррмя, ддай ммне вррмя, – передразнил Чарли. – Сперва Ларрри, потом Гаррнрр. Мы только и слышим о времени. Они хотят заполучить все звезды себе?

– Думаю, ты их недооцениваешь, – сказал дельфин постарше.

– Без сомнения, и для нас, и для них найдется место на любой планете, – не слушал его Чарли. – Еще недавно они практически и не знали, что мы здесь. Мы можем принести пользу, я уверен, что можем.

– А почему не дать им время? Ты знаешь, сколько времени понадобилось им самим?

– Что ты имеешь в виду?

– Первому рассказу ходячих о путешествии на Луну – тысячи лет. Но на самом деле они попали туда всего полтора века назад. Наберись терпения, – сказал дельфин со сточенными зубами и со шрамами на челюсти.

– У меня нет тысяч лет. Должен ли я провести всю жизнь, глядя на небо, пока мои глаза не высохнут?

– Ты не будешь первым. Даже не будешь первым из плавающих.

Дэйл Снайдер шагал по коридору с видом победителя, планирующего новые победы. Проходя мимо пациентов, он улыбался и кивал, но его оживленная поступь не давала им завести разговор. Добравшись до двери в комнату медперсонала, он вошел.

Он потратил пятнадцать секунд, чтобы подойти к кофейному автомату. За это время Дэйл Снайдер состарился на сорок лет. Его тело осело: плечи ссутулились, щеки отвисли на полдюйма, опухли глаза; лицо превратилось в маску разочарования. Он налил черного кофе в пластиковую чашку, взглянул на нее, поджав губы, и вылил кофе в раковину. Секунду помедлив, наполнил чашку из другого краника. Парагвайский чай. По крайней мере, иной вкус.

Вкус и вправду был иной. Снайдер плюхнулся в кресло и уставился в окно. Чашка согревала ладонь. Снаружи были деревья, трава и нечто похожее на дорожки из кирпича. Институт Меннинджера представлял собой комплекс зданий, каждое не более четырех этажей. Небоскреб в милю высотой сэкономил бы миллионы, даже если бы пришлось потратиться на жизненно необходимое в данном случае окружение. Но одиноко вздымающаяся башня перепугала бы множество пациенток с сексуальными проблемами.

Дэйл встряхнулся и глотнул чая. На десять минут можно забыть о пациентах.

Пациенты. Пациенты с «шоком пришельца». Вначале их сходное поведение обмануло как его, так и других. Только теперь стало явным, что их проблемы разнятся, подобно отпечаткам пальцев. Каждый претерпел некий шок, когда пришелец дал волю чувствам. Дэйл и его коллеги старались лечить их как группу. Но это было совершенно неправильно.

Из истерики инопланетянина, сочетавшей ярость, потрясение, горе и страх, каждый позаимствовал именно то, в чем нуждался. Каждый нашел то, что искал или чего боялся. Одиночество, синдром кастрации, страх перед насилием, ксенофобия, клаустрофобия – не было смысла даже составлять список.

Медперсонала не хватало. Для необходимого количества врачей в больнице даже не было места. Дэйл был измотан – как и все остальные. Но они обязаны были это скрывать.

Чашка опустела.

– Вставай, солдат, – произнес Дэйл.

У двери он посторонился, чтобы пропустить Гарриет как-ее-там, жизнерадостную полную женщину, воплощение материнской заботы обо всех встречных: как ей это удается? Он не увидел, как улыбка погасла за его спиной.

– Дело в деталях, – произнес Лит. – В дважды проклятых деталях. Как им удалось предусмотреть столько деталей?

– А я думаю, он сказал тебе правду, – твердо заявила Марда.

Лит изумленно взглянул на жену. Марда никогда не блистала быстротой принятия решений.

– Пойми меня правильно, – вздохнул он. – АРМ могла об этом позаботиться – обо всех мелочах. Меня больше беспокоят затраченные усилия. Спрятать Гринберга. Подготовить его жену. Радикально изменить систему жизнеобеспечения звездолета. Конечно, потом они все могут вернуть на свои места, но представь, сколько возни! А переполох у Меннинджера? Боже, как они это организовали? Подготовить всех этих пациентов! И они явно не могли бы позаимствовать «Золотое кольцо». Девяносто миллионеров в отеле на Титане беснуются, потому что не могут вовремя попасть домой. Еще тридцать находящихся на Земле пропустят свои свадебные путешествия. Титан никогда бы не позволил случиться такому! АРМ должна была так или иначе угнать этот корабль.

– Бритва Оккама, – напомнила Марда.

– Оккама?.. О нет. В любом случае я вынужден делать слишком много предположений.

– Лит, как ты можешь так рисковать? Если Гарнер не обманывает, под угрозой вся Солнечная система. А если обманывает, то для чего?

– Ты в самом деле убеждена?

Марда решительно кивнула.

– Что ж, ты права. Рисковать мы не можем.

Выйдя из телефонной кабины, он сказал:

– Я только что отправил флоту запись моей беседы с Гарнером. Весь чертов час разговора. Я бы сделал и больше, но Гарнер услышит все, что я скажу. На таком расстоянии он точно попадет в луч мазера.

– Теперь они будут готовы.

– Хотелось бы верить. Хотелось бы предупредить их насчет шлема. Самое худшее, что я могу себе представить, – что проклятая штука попадет в лапы к Гарнеру. Но Лью умен, он и сам об этом подумает.

Позднее он снова вызвал Цереру, чтобы выяснить, как идет проверка в другом направлении. Уже более двух недель корабли Пояса останавливали и досматривали земные космолеты, выбранные произвольным образом. Если бы затеянная Гарнером охота на призраков была попыткой прикрытия чего-то другого, она бы не сработала! Но сообщения с Цереры пока не содержали каких-либо результатов.

Церера ошибалась. Тактика захвата и осмотра дала по крайней мере один результат. Напряженность между Землей и Поясом еще никогда не достигала такого уровня.

Второй пилот[41]41
  В оригинале в этом фрагменте второй пилот – мужчина, а не женщина: авторский недосмотр, имевшийся еще в кратком журнальном издании и так и не исправленный впоследствии.


[Закрыть] сидела неподвижно, слушая, что говорил Кзанол-Гринберг. Сверхречи она не понимала, но ее понимал Кзанол-Гринберг; а Кзанол прислушивался к рабу с защитой через разум второго пилота.

– Мне надо бы избавиться от тебя немедленно, – раздумывал Кзанол. – Неуправляемому рабу нельзя доверять.

– Это еще вернее, чем тебе кажется. – В голосе Кзанола-Гринберга прозвучала горечь. – Но ты пока не можешь меня убить. У меня есть информация, в которой ты чрезвычайно нуждаешься.

– В самом деле? Что за информация?

– Я знаю, где находится второй скафандр. Я также знаю, почему нас не нашли, и я сообразил, где ргррх… где сейчас наша раса.

– Думаю, мне тоже известно, где второй скафандр, – сказал Кзанол. – Но ради того, что ты еще можешь знать, я тебя не убью.

– Как благородно. – Кзанол-Гринберг небрежно помахал дезинтегратором. – Чтобы доказать, что я обладаю важными сведениями, открою для начала то, что тебе не пригодится. Знал ли ты, что беломясы разумны?

– Дерьмо беломясное!

– Люди нашли их на Сириусе А-III-1. Это точно беломясы. И они точно разумны. Можешь ли ты придумать хоть один вариант, при котором они смогли бы стать разумными?

– Нет.

– Разумеется, нет. Если хоть какая-то форма жизни и была защищена от мутаций, так это беломясы. И вдобавок, что будет делать с разумом травоядное, не имеющее манипулятивных придатков и природной защиты, не считая разумных пастухов, убивающих всех естественных врагов? Нет, тнуктипы с самого начала сделали их разумными, с большим мозгом. Превращение этих мозгов в деликатес было лишь прикрытием.

Кзанол уселся. Его ротовые усики топорщились, словно он принюхивался.

– Для чего им это понадобилось? – спросил он с явной заинтересованностью.

– Расскажу-ка я тебе все разом, – решил Кзанол-Гринберг.

Он снял шлем, сел, нашел и зажег сигарету – не спеша, пока Кзанол, молча, но не скрывая этого, приходил в ярость.

«Почему бы и не подразнить тринта? – подумал Кзанол-Гринберг. – Но так, чтобы он не слишком разозлился».

– Ну хорошо, – начал он. – Во-первых, беломясы разумны. Во-вторых… помнишь ли ты кризис, наступивший, когда тнуктипы Плорна придумали антигравитацию?

– Да, до потери Силы! – сказал Кзанол пылко и не думая о такте. – Его прямо тогда следовало убить!

– Не его. Его тнуктипов. Разве ты не видишь? Они уже тогда вели необъявленную войну. За происходящими событиями все время стояли свободные тнуктипы: ведь тнуктипский флот скрылся в космосе, когда тринты нашли их систему. Они не пытались достичь Андромеды. Они, должно быть, прятались среди звезд, куда никто даже и не направляется… не направлялся. Некоторые цивилизованные тнуктипы должны были получать от них приказы. Беломясы были их шпионами; каждый аристократ в Галактике, любой, кто мог это себе позволить, имел обыкновение содержать беломясов на своей земле.

– Ты дурак и птавв. Ты строишь все эти предположения на идиотском допущении о разумности беломясов. Полная чушь! Мы бы заметили их разумность.

– Нет. Проверь через Мэсни, если не веришь мне. Тнуктипы каким-то образом сделали мозг беломясов нечувствительным к Силе. И один этот факт доказывает наличие умысла. Шпионы-беломясы. Антигравитация; открытие, которое привело к кризису. Возможно, были и другие идеи. За несколько лет до антигравитации появились мутантные беговые виприны. С этого начался упадок всех ранчо по разведению законных випринов. Антигравитация только усугубила экономическую депрессию. Подсолнечники обычно служили единственной защитой плантаций; у всех землевладельцев были межи из подсолнечников. Это приучало их к уединенности и независимости, чтобы в военное время они не могли друг с другом сотрудничать. Готов спорить, что у тнуктипов имелись распылители, чтобы уничтожать подсолнечники. И когда кризис был в полном разгаре, они нанесли удар.

Кзанол молчал. Выражение его лица трудно было понять.

– Это не одни только предположения. У меня есть четкие факты. Первое: брандашмыги, а для нас беломясы, разумны. Люди не глупы. Они бы так не ошиблись. Второе: тебя не подобрали, когда ты врезался в F124. Почему?

– Хороший, просто пожирающий вопрос. Почему?

Это и была точка отсчета. Боль терзала грудь Кзанола-Гринберга шестнадцать дней, занятых размышлениями о прошлом и самоанализом, – шестнадцать дней, когда ему только и оставалось, что присматривать за Мэсни и думать о своих несчастьях. Его сознание проделало путь от разумных молчаливых брандашмыгов до войны, случившейся целые эры назад. Но он был бы избавлен от всех этих мучений и опасностей, если бы остолоп-надсмотрщик заметил вспышку. Но он не заметил – по одной-единственной причине.

– Потому что на Луне никого не было. Надсмотрщик либо погиб во время восстания, либо сражался где-то еще. Вероятнее всего, он был уже мертв. Тнуктипы первым делом отрезали бы нас от поставок пищи.

– От чего?

Кзанол явно запутался. Тринты воевали только с другими тринтами, и Последняя война произошла еще до эпохи космических полетов. Кзанол ничего не знал о войне.

Тринт попытался вернуться к основной теме:

– По твоим словам, ты знаешь, где сейчас тринты.

– Там же, где и тнуктипы. Их нет, вымерли. Иначе уже достигли бы Земли. Это относится также к тнуктипам и почти ко всем другим служившим нам расам. Все они должны были погибнуть в войне.

– Но это же безумие. Кто-то обязан был выиграть войну!

Кзанол говорил столь искренне, что Кзанол-Гринберг расхохотался:

– Вовсе нет. Спроси у любого человека. Спроси у русского или китайца. Они примут тебя за дурака, коль скоро ты задаешь такие вопросы, но расскажут о пирровой победе. Хочешь узнать, что могло произойти?

Он не стал ждать ответа.

– Это чистое предположение, но, на мой взгляд, в нем есть смысл, а у меня было две недели на размышления. Мы проигрывали войну. И если так, то некоторые фргрхх… Извини. Некоторые представители нашей расы, видимо, решили забрать всех рабов с собой. Как на похоронной церемонии деда, только с бо́льшим размахом. Они сделали усилительный шлем огромной мощности – достаточной, чтобы накрыть всю Галактику. Затем приказали всем в зоне досягаемости совершить самоубийство.

– Но это просто ужасно! – Кзанол рассвирепел от такого надругательства над моралью. – Зачем тринту поступать подобным образом?

– Спроси у человека. Он знает, на что способны разумные, когда кто-то угрожает им смертью. Сначала заявляют, что все это невероятно аморально, немыслимо, подобная угроза никогда не будет исполнена. Потом раскрывается, что они планировали то же самое, даже эффективнее во всех отношениях, планировали годами, десятилетиями, веками. Ты признаешь, что всегалактический усилитель технически возможен?

– Разумеется.

– Сомневаешься ли ты, что раса рабов, поднявшая восстание, будет стремиться к чему-то меньшему, чем наше полное истребление?

Усики в уголках рта Кзанола дергались, точно сражаясь сами с собой. В конце концов он произнес:

– Я в этом не сомневаюсь.

– Тогда…

– Наверняка мы бы забрали их с собой в небытие! Подлые, бесчестные, хуже беломясов, использующие наши уступки их свободе, чтобы уничтожить нас! Я бы только обрадовался, узнав, что мы их всех изничтожили.

– Должно быть, мы так и сделали, – усмехнулся Кзанол-Гринберг. – Как иначе объяснить, что никого из наших рабов нет в наличии, за исключением беломясов? Вспомни: беломясы нечувствительны к Силе. Ну а теперь о другом. Ты занимался поисками своего второго скафандра?

– Да. – Кзанол вернулся к реальности. – На спутниках. А ты обследовал Нептун. Я бы узнал, если бы Мэсни нашел его. Но есть еще одно место, которое мне хотелось бы осмотреть.

– Валяй. Скажи мне, когда закончишь.

Гироскопы тихо зажужжали, разворачивая «Золотое кольцо». Кзанол смотрел прямо перед собой, его внимание сосредоточилось на рубке управления. Кзанол-Гринберг зажег сигарету и приготовился ждать.

Если Кзанол научился терпению, то его человеческое подобие – тем более. Иначе оно сделало бы что-нибудь глупое, когда тринт беспечно захватил контроль над Мэсни, его личным рабом. Можно было бы убить тринта только за использование его собственного тела – похищенного тела, до мельчайших крупиц памяти принадлежавшего Кзанолу-Гринбергу. А как тяжело было общаться с Кзанолом, глядя в свое собственное лицо!

Но у него не было выбора.

Самое примечательное – у него получалось. Он противостоял взрослому тринту на его собственной территории. Он постепенно заставил Кзанола воспринимать его как сознание другого тринта, хотя бы и птавва. Кзанол все еще мог убить его; он хотел бы, чтобы тринт больше внимания обратил на дезинтегратор. Но пока что он справлялся неплохо. И был этим горд, что тоже к лучшему. Самооценка Кзанола-Гринберга до того была очень низкой.

Срочных дел больше не было, и Кзанол-Гринберг решил, что лучше какое-то время держаться от Кзанола подальше.

Прежде всего Кзанол просветил корабль Кзанола-Гринберга. Когда это не помогло, он снова взял контроль над Мэсни и велел поискать следы выхлопа, проверяя предположение, что раб с защитой каким-то образом протащил скафандр на борт и выключил стазисное поле. Он ничего не нашел.

Но этот второй был так уверен в себе! Почему, если он не стал обладателем скафандра?

Они снова обследовали Тритон. Кзанол-Гринберг видел, как по ходу поисков растет неуверенность Кзанола. Скафандра не было на Нептуне, не было на обеих лунах, уж точно не было на втором корабле, и на орбите он тоже не мог оставаться так долго. Где же он?

Двигатель отключился. Кзанол повернулся к своему мучителю, у которого внезапно возникло ощущение, что его мозг пытаются расплющить. Кзанол вложил в свое обращение все: вопли, чувства, бормотания, приказы, гнев, откровенную ненависть и вопрос, вопрос, вопрос. Пилот застонал и прикрыл голову руками. Второй пилот завизжала, вскочила и умерла с пеной на губах. Она так и осталась за карточным столом, удерживаемая от парения магнитными сандалиями. Кзанол-Гринберг в упор смотрел на тринта, как смотрел бы на торнадо.

Ментальный ураган утих.

– Где он? – спросил Кзанол.

– Давай заключим сделку.

Кзанол-Гринберг говорил громко, чтобы пилот мог слышать. Краем глаза он заметил, что до тринта дошла его идея: пилот покинул рубку управления, чтобы занять место второго пилота в качестве переводчика.

Кзанол вытащил вариабельный нож. На дезинтегратор он не обращал ни малейшего внимания. Возможно, вообще не думал о нем как об оружии. Никто не применит оружие против тринта, за исключением другого тринта. Он выдвинул вариабельный нож на восемь футов и приготовился взмахом тонкого до невидимости лезвия разрубить тело мятежного раба.