Текст книги "Мой милый друг"

Лаура Кинсейл
Мой милый друг

Пролог

«Кэмбурн-Хаус, Калькутта

15 октября 1800 г.

Любезный кузен Чарлз!

Извините, что потревожил Ваш покой, но я всего лишь выполняю волю отца. Он желает, чтобы я навел справки по поводу судебного разбирательства касательно зеленой изгороди. Об этой изгороди я знаю только то, что она произрастает, законно или незаконно, в Шропшире, а до всего остального мне нет никакого дела, и поэтому прошу Вас оставить это письмо без ответа.

Ваш покорный слуга лейтенант Роберт Кэмбурн,

1-й батальон 10-го Бенгальского пехотного полка.

P.S. Впрочем, если Вы пришлете мне книгу Мэлори «Смерть Артура», я Ваш вечный должник, поскольку мой собственный экземпляр утащил мангуст. Можете обратиться в контору Ост-Индской компании на Леденхолл-стрит, и Вам возместят расходы по пересылке».

«Бридженд-Хаус,

Тут-эбав-зе-Бэтч,

Херефордшир

20 апреля 1801 г.

Любезный лейтенант Кэмбурн!

Поскольку супруг мой, мистер Чарлз Гамильтон, пребывает в страшной тоске по поводу нападения тли на его любимые розы, отвечать на Ваше письмо придется мне. Вы его дальний родственник, поэтому мы не можем оставить Ваше письмо без ответа, как Вы того хотели. Можете сообщить Вашему батюшке, что зеленая изгородь как стояла, так и стоит в Шропшире и будет стоять, пока судьи ломают копья и изобретают новые законы.

Из Вашей просьбы касательно Мэлори я заключаю, что Вы поклонник короля Артура не так ли? Мне приятно поощрять в джентльменах рыцарский дух, ибо меня не покидает надежда, что в один прекрасный день какой-нибудь странствующий рыцарь при взгляде на меня непременно догадается, что под шалью и домашним чепчиком скрывается заколдованная принцесса. Лелея эту мысль в своем сердце (а день в Тут-эбав-зе-Бэтч выдался нестерпимо скучным, если не считать побега кухаркиной хрюшки с кузнецовым гусенком, которые пропадали всю ночь, а утром были найдены под мостом, где резвились самым непристойным образом, так что теперь хрюшкина репутация погибла безвозвратно), я решила раздобыть для Вас Мэлори. И направилась в Тетам за редким экземпляром. Благородный рыцарь, я с радостью посылаю Вам это прекрасное издание в роскошном переплете. Забудьте про Леденхолл-стрит – это подарок на день рождения. (Ведь Вы отмечаете дни рождения?) Мне приятно думать, что книга эта проделает долгий путь из Тетама в Тут, а оттуда в таинственные индийские джунгли. Слоны понесут ее на своих могучих спинах, а какой-нибудь туземец – на голове. Почаще протирайте лезвие клинка: сырость для него самый страшный враг.

Ваша кузина Фоли Гамильтон».

«Форт Уильям,

Калькутта

17 сентября 1801 г.

Любезная кузина Фоли!

Какое у Вас прелестное имя! Мэлори я получил (он прибыл не на слоне, а в ранце сипая, но, уверяю Вас, вид у этого малого в тюрбане был самый что ни на есть экзотичный). Благодарю. У меня и в мыслях не было так Вас утруждать. Невозможно передать переполняющие меня чувства. Пером я владею плохо. Спасибо Вам от всего сердца. Следую Вашему совету и до блеска начищаю свой клинок.

Ваш верный рыцарь Роберт Кэмбурн».

«Форт Уильям,

Калькутта

19 сентября 1801 г.

Любезная моя кузина Фоли!

Брамин, маг и волшебник, сообщил мне, что Вы родились 20 марта. Меня не покидает необъяснимая уверенность, что посылка дойдет до Вас как раз вовремя. А эта вещица – прелесть, как и Ваше имя. Жемчужина из Китайского моря, привез ее пиратский корабль. Надеюсь, Вы не откажете мне в удовольствии писать Вам и впредь.

Ваш верный рыцарь Роберт Кэмбурн».

«Бридженд-Хаус,

Тут-эбав-зе-Бэтч,

Херефордшир

20 марта 1802 г.

Мой верный рыцарь! Должно быть, Ваш брамин и в самом деле могущественный волшебник, потому что подарок я получила прямо накануне дня рождения. Сегодня мне исполнилось двадцать лет, и за всю свою жизнь я не уезжала дальше Тета-ма, а теперь у меня есть жемчужина, которая обошла весь свет, прежде чем попасть в мои руки, как и Ваши письма. И жемчужина, и письма бесконечно мне дороги! Сегодня утром я надела свое лучшее платье из голубого канифаса, приколола к лифу подаренную Вами жемчужную брошку и отправилась гулять по нашей деревеньке, напустив на себя гордый вид, чем вызвала зависть мисс Морпет, которая мнит себя космополиткой, поскольку дважды побывала в Шрусбери. Даже Ваша кузина Мелинда, которая всегда неодобрительно хмурится при взгляде на меня, как только может хмуриться восьмилетняя девочка на свою мачеху, признала, что я выгляжу вполне сносно, а садовник любезно сравнил меня с яблонькой в цвету. Надо Вам сказать, дорогой мой рыцарь, что мистер Гамильтон считает меня неисправимой кокеткой и говорит, что джентльменам, которые посылают мне жемчужные брошки, следует быть осторожнее, дабы ненароком не попасться в мои сети. Так что, мой дорогой лейтенант Кэмбурн, единственное, что от Вас требуется, – не влюбляться в меня, а подарки и письма можете присылать по-прежнему. По правде сказать, я надеюсь, что Вы продолжите нашу переписку и расскажете мне, что видите из окна своего дома или палатки – словом, там, где вы сейчас находитесь. Цвет неба у Вас над головой, запах ветра, звуки – все это мне хочется узнать. Что Вы делали сегодня утром? Вас что-нибудь рассердило? А может, рассмешило? Как Вам живется там, мой верный рыцарь?

Ваша кузина Фоли.

P.S. Ваши таинственные странности, если таковые имеются, все равно не сравнятся с вычурной шляпкой миссис Неттл».

«Форт Уильям, Калькутта

25 октября 1802 г.

Милая Фоли!

Дорогая моя девочка! Вряд ли я способен влюбиться по переписке. Впрочем, я не сомневаюсь, что Вы признанная сердцеедка да к тому же заколдованная принцесса, и будь я на несколько миль ближе к Тут-эбав-зе-Бэтч, мне грозила бы серьезная опасность. Но здесь, в Индии, я считаю себя почти неуязвимым для Ваших чар и честно признаюсь, что мне хотелось бы посмотреть, как Вам идет эта жемчужная брошка, и узнать, какого цвета у Вас волосы, глаза, – из чистого любопытства, смею Вас уверить. С утра я читал Мэлори. Вы разгадали мой секрет. Иногда мне кажется, что я родился намного веков позже своего времени, и когда я смотрю на далекие горы у горизонта, мне хочется бросить все и ускакать к сказочным замкам, на башнях которых развеваются знамена, или стать странствующим рыцарем. Я говорю это только Вам, моя принцесса, и прошу сохранить мое признание в тайне. Возможно, Вам известно, что отец мой возглавляет одно из отделений Ост-Индской компании. Отец мой и другие офицеры – ловкие дельцы. К сожалению, про меня этого не скажешь. Никогда не был в ладу со счетами и цифрами. Однако Вы просили меня рассказать про Индию и жизнь в этой стране. Сегодня в воздухе пахнет угольной пылью и дымом, запах немного резковат, а на прилавках раскладывают сладости. Прочитал Ваше письмо уже три раза и не мог сдержать улыбки. Выпил чая – он так и называется здесь «чай» – с молоком и сахаром. Вот сейчас я задумался, как бы так описать Вам окружающий меня мир, чтобы Вы тоже смогли ощутить его реальность, и вдруг заметил, как шумно вокруг. С улицы доносятся крики бранящихся пастухов, мычание скота и хохот сипаев. Я сижу у себя в комнате, из окон долетает легкий ветерок. Вид из окна не впечатляет: пустой плац и земляной вал вокруг военного городка. Итак, рыцарская героика и сухие цифры забыты, и я занялся изучением местной религии. Это очень интересная тема, принцесса, но Вы вряд ли со мной согласитесь. Поэтому я ограничусь кратким повествованием об одном гуру, с которым я подружился. Он духовный учитель, дряхлый старик индус с широкой белой бородой и волосами до пояса. Будучи последователем йоги, Шри Раману способен стоять на одной руке или заплести ноги в узел, так что вполне может соперничать со шляпкой миссис Неттл по экстравагантности. Порой старик целыми днями простаивает вверх ногами, зарывшись головой в песок, но после всех этих упражнений приходит в самое доброжелательное расположение духа. Он бережно относится ко всему живому, бесконечно мудр, и не успеешь оглянуться, как он уже назначит тебя опекуном блохи, которую выловил в подстилке, но отказался предать немедленной казни по причине врожденного великодушия. Он учит меня, что все в жизни предопределено и бороться с обстоятельствами бесполезно. Бывают минуты, когда я чувствую, что готов с ним согласиться, но чаще всего подобная философия кажется не более чем удобным оправданием бездействия: раз все предопределено, можно лечь и спокойно ждать смерти. Это страна, где смерть подстерегает тебя на каждом шагу, и потому, возможно…

Простите, принцесса, я немного отвлекся. И в письмах, и в жизни мне сложно держаться выбранного направления. Дайте мне карту, и я буду долго вертеть ее и так и этак, рассматривать с разных сторон, и вскоре мысль моя совершенно заплутает в лабиринтах сознания. Не правда ли, из меня получится образцовый странствующий рыцарь?

Ваш верный слуга Роберт Кэмбурн».

«Бридженд-Хаус,

Тут-эбав-зе-Бэтч,

Херефордшир

1 марта 1803 г.

Милый рыцарь!

Смею думать, для странствующего рыцаря способность уклоняться от выбранного пути может считаться ценным качеством. Как же иначе Вы разыщете заколдованную принцессу? Должна заметить, что мы, принцессы, не ждем вас, рыцарей, вдоль главной дороги. Вам придется блуждать среди дремучих лесов и взбираться на неприступные утесы, на которые до сих пор никто не отважился подняться. Поскольку Вы принадлежите к ордену странствующих рыцарей, то непременно должны полагаться на волю рока, как и советует Ваш гуру, но не ждать смерти, как милости, а постараться узнать, куда приведет Вас судьба.

Вот видите, я тоже философ. А все потому, что каждое утро мне приходится присутствовать на заседаниях Дамского церковного комитета, где поощряется смирение – величайшая христианская добродетель. Надо как-нибудь захватить туда ведро с песком и зарыться в него головой.

Это напомнило мне, что я просто обязана признаться Вам кое в чем, иначе чувство вины не даст мне покоя. Мой благородный рыцарь! Хотя я и есть настоящая принцесса, меня нельзя назвать хорошенькой. Мистер Гамильтон как-то заметил, что я «недурна собой», когда улыбаюсь, и я поспешила выйти за него замуж. Наша помолвка повергла в шок весь Тут, поскольку покойная миссис Гамильтон слыла первой красавицей графства и мистер Гамильтон безумно по ней горевал. Их дочка Мелинда, по всей вероятности, превзойдет мать, поэтому я стараюсь улыбаться почаще, а в зеркала почти не смотрюсь.

Надеюсь, эта новость Вас не слишком огорчила. Если Вы хотите вычеркнуть свое имя из списка моих поклонников, это Ваше право. Должна признаться, я люблю немного пококетничать. Это невинное хобби весьма забавляет мистера Гамильтона в те редкие минуты, когда он не занят своими розами. Он очень добр ко мне, щедр и любезен, но мне порой трудно найти тему для беседы, когда нам надоедает обсуждать почерневшие листочки или жучков-вредителей. Миссис Неттл говорит, это потому, что он гораздо старше меня, но мне кажется, он просто тоскует по миссис Гамильтон. Иногда по утрам, просыпаясь рядом со мной, он смотрит на меня с удивлением – никак не может поверить, что я не она. И тогда мне становится искренне его жаль. Будь у меня хоть чуть-чуть красоты и жизненного опыта, я была бы образцовой женой и мачехой…

Ну что за меланхолия! Вы наверняка уже зеваете от скуки и мечтаете только об одном: сбросить меня из окна башни, где я отбываю свое заточение. Прошу Вас, напишите мне еще про Индию, про своего гуру. И про себя не забудьте. Сколько Вам лет, носите ли Вы очки – мне все интересно, поверьте! И пишите мне, когда пожелаете, не дожидаясь моего ответного письма. Ваши письма приходят так редко. Я часто думаю о Вас, мой далекий друг. И каждый вечер молюсь за Вас, милый Роберт, чтобы там, в чужой стране, хранил Вас Господь.

Фоли».

«Военный лагерь неподалеку от Дели

25 сентября 1803 г.

Дорогая моя Фоли!

Я вынужден с Вами не согласиться. Вы не считаете себя хорошенькой? Но этого просто не может быть! В Ваших письмах столько жизни и огня – мне порой кажется, что Вы способны озарить самую непроглядную тьму! Возможно, Ваши черты немного не соответствуют нынешнему английскому эталону красоты, но ведь нет ничего более мимолетного, чем мода. К примеру, индийские каноны красоты сильно отличаются от английских, а в Китае женщину ни за что не признают красавицей, если ступни ее не изуродованы бинтованием, – ужасное зрелище, на мой взгляд. Красота женщины в ее душе. Что касается меня, то очки я не ношу. Мне двадцать шесть лет, ростом я шесть футов два дюйма, а вешу тринадцать-четырнадцать стоунов. (Мы здесь в Индии постоянно спорим насчет мер и весов: у каждого свое мнение относительно того, что считать стоуном, квартой или бушелем, поэтому я последую совету полковника и переведу свой вес в фунты, которых во мне 190, – надеюсь, я все правильно умножил и округлил.) В последнее время мне приходилось частенько покидать казармы, но армейское начальство утратило веру в мои способности, за что я не вправе никого винить, поскольку раза три умудрялся заблудиться со своим отрядом по дороге из Лахора в Дели. (Жена одного разбойника из Патхора любезно показала нам дорогу в Амбалу.) Из уважения к отцу меня не разжаловали, но перевели на всеми презираемую гражданскую службу, и в мои обязанности теперь входит разгуливать по базарам и беседовать с местными жителями, что мне только на руку. Отец отказал мне от дома, что тоже вполне меня устраивает. Скоро я соберу достаточно материала о местных религиозных культах и стану писать книгу. И может быть, пришлю Вам черновики. Нет, нет, шучу. Я не подвергну Вас такому испытанию, моя прелестная принцесса. Мне вообще не стоило Вам писать. На этом я заканчиваю свое письмо.

Ваш верный рыцарь Роберт.

P.S. Вместе с письмом посылаю Вам шаль из кашемира, которую приобрел во время своих последних скитаний. Подарок на день рождения».

«Бридженд-Хаус,

Тут-эбав-зе-Бэтч,

Херефордшир

1 февраля 1804 г.

Милый Роберт!

Сэр, у Вас прекрасный вкус! Цвет небесно-голубой, а шерсть нежная, как щечка ребенка, и такая мягкая, что, кутаясь в нее все утро, я решила покрыть ею подушку. И представьте себе, прилегла на нее и уснула в середине дня, пропустив заседание Дамского комитета! Шаль эта способна околдовывать. От нее исходит какой-то странный, но приятный аромат – волшебный, наверное, потому что мне снилась Индия, и снилась с пугающей явственностью. Мне снилось, что я иду по ярко освещенной улочке, вокруг меня развеваются пестрые ткани, мелодично звенят колокольчики. Легкий ветерок слегка колышет мою шелковую накидку, повсюду индийцы и гуру в странных позах, вымазанные белой глиной, но в отличие от Вашего сэра Раману вовсе не такие добродушные, а скорее злобные, неприятные. Я пыталась разыскать Вас – я знала, что Вы где-то здесь, но Вас не было видно, и я испугалась. Мне все казалось, что я вот-вот встречу Вас за ближайшим поворотом. Но я так и не нашла Вас и проснулась. Порой нам снятся странные сны, правда? И как, спрашивается, я могла узнать Вас? А во сне была уверена, что непременно Вас узнаю. Надо сказать, сэр, Вы были не слишком откровенны, когда составляли свой словесный автопортрет! Описание у Вас получилось на редкость скупое – оно способно еще больше разжечь любопытство. И все же во сне я чувствовала, что Вы рядом. Мы ведь всегда знаем, что после душной жары вот-вот пойдет живительный дождь. И чтобы Вы стали явью, мне было необходимо Вас найти.

А пока Вы расхаживаете по индийским рынкам, мы в Дамском комитете собираемся устроить базар, но гораздо более скромный. Будем торговать подушечками для иголок и платочками с вышитыми буквами алфавита. Сбор от благотворительного бала и базара пойдет на восстановление колокольни. Вряд ли удастся превзойти Вашу несравненную шаль, но коль скоро мне выпало вышивать буквы с «П» по «Т», то, дойдя до «Р», я взяла на себя смелость добавить к ней «К» у полудюжины платочков, которые Вам и посылаю. А еще примите мой миниатюрный портрет. Его написали с меня несколько лет назад, после помолвки, но мистер Гамильтон почти сразу положил его куда-то. И только сегодня утром я обнаружила миниатюру в пустой жестянке из-под табака. Если лицо мое прячут в коробки и жестянки, то пусть лучше это будет какой-нибудь необычный сосуд, поэтому я посылаю портрет Вам – спрячьте его в подходящую коробочку из-под пряностей.

Ваша принцесса Фоли».

«Бридженд-Хаус,

Херефордшир

2 февраля 1804 г.

Ах, зачем почтмейстер поторопился отправить мою посылку! Теперь ее не вернуть. Простите, мне стыдно за себя. Я очень расстроилась, когда обнаружила миниатюру, и написала то, что не должна была писать. Как это глупо, по-детски – отослать ее в порыве гнева. Пожалуйста, верните ее вместе с ответным письмом.

Фоли, вся красная от смущения».

«Гарнизон в Дели

15 июля 1804 г.

Дорогая моя Фолли!

Именно так я и обращаюсь к тебе в мыслях – знай это. Не по-французски, Фоли, хотя это имя тоже мне нравится, а так, как оно звучит на английском. Моя Фолли – мое Безумие и моя Судьба. Я не верну тебе миниатюру. Не думаю, что жестянка из-под табака по ней соскучилась, а мне твой портрет слишком дорог. Ты на нем именно такая, какой я тебя представлял: хорошенькая, счастливая. Твои глаза улыбаются – я бы век в них смотрел не отрываясь. Недаром после первого же твоего письма я почувствовал к тебе страшгую симпатию. По правде сказать, с той поры не проходило и дня, чтобы я не вспоминал о тебе, а бывали дни, когда я только о тебе и думал. Твой сон об Индии не дает мне покоя – ты и не догадываешься, как хорошо мне известно то место, которое ты описала. Может быть, принцесса, мы оба заколдованы? Иначе почему мне так страстно хотелось, чтобы ты нашла меня в своем сне? Милая Фолли, не могу выразить, насколько глубокая перемена произошла со мной за время нашей переписки. Жизнь стала гораздо светлее. Когда я думаю о тебе, а это происходит почти постоянно, я чувствую… нет, трудно описать это состояние. Мне сразу становится лучше. Порой мне хочется дотянуться до тебя через время и пространство и крепко обнять, заглянуть в твои смеющиеся глаза. Я бы сломал эту клетку и заставил тебя ощутить мои руки из плоти и крови, а губами прижался бы к твоим губам. Я обхватил бы ладонями твое лицо, приблизил губы к твоему уху и нашептал бы тебе все мечты и надежды. И если бы это было в моей власти, я бы выжег свой образ в твоем сердце, чтобы ты никогда не смогла меня забыть. Я верю, что так и будет, любовь моя.

Роберт».

«Бридженд-Хаус,

Херефордшир

2 февраля 1805 г.

Я долго размышляла над Вашим письмом. Я спрятала его. Оно меня пугает, и в то же время не могу заставить себя уничтожить его.

Я знаю, что должна сделать. Мне нельзя на него отвечать. Мы больше не будем переписываться».

«Ред-Форт, Шайханабад, Дели

22 июня 1805 г.

Дорогая моя Фолли!

Умоляю, не говорите так. Не запрещайте писать Вам. Обещаю, что больше не стану Вас пугать – даю честное слово. Я не напишу ничего, что Вы не смогли бы прочесть вслух в гостиной.

У нас тут опять жара. Я покинул военный гарнизон и переехал в крепость, известную под именем Ред-Форт, внушительное сооружение на скале у священной реки Джамна. Крепость выглядит величественно, настоящий дворец – здесь некогда располагалась резиденция шаха Алама, императора Мугхала. Открытые террасы, длинные галереи с зубчатыми арками – все из белого мрамора. Фонтан в форме распустившегося лотоса с инкрустацией из золота и серебра. Тысячи и тысячи красных и желтых цветов в кадках. (Какой у Вас самый любимый цветок?) Повсюду персидские ковры, но мебели нет – одни подушки. И только в моей комнате стоит сломанный английский стул, на котором невозможно сидеть. Правда, он был преподнесен мне с такой важностью, будто это величайшая ценность, и у меня не хватило духу отказаться от подарка. У меня есть теперь и собственный слон, точнее, слониха. Она мне нравится – у нее маленькие хитрые глазки, огромные обвисшие уши, женская страсть к украшениям и труднопроизносимое индийское имя. Если хотите, придумайте ей английское имя, и я тут же ее окрещу. А пока буду звать ее Милочка. Она умеет довольно громко трубить в знак приветствия, но главный ее талант заключается в том, чтобы находить дорогу домой: привычка неожиданно поворачивать к дому сделала ее предметом торга на слоновьей ярмарке. Но лично мне ее талант по душе: приятно думать, что с ней всегда попадешь домой засветло.

О чем бы мне еще написать? Да, в этом году сезон дождей обещает быть затяжным.

Мне так страшно, что Вы больше мне не напишете. Я не хотел Вас пугать, дорогая.

Ваш кузен Роберт».

«Бридженд-Хаус,

Херефордшир

17 ноября 1805 г.

Дорогой Роберт!

И снова я Вам пишу. Теперь Вы видите, какую роль играет предусмотрительность в моем характере! Ровным счетом никакой. Само собой, Вам надо назвать слониху моим именем.

Конечно, я бы предпочла, чтобы моим именем назвали корабль, но приходится довольствоваться тем, что есть. В последнее время я много думаю о том, как тяжело все-таки жить на свете, но едва вспомню Вас, мир становится светлее. Просыпаюсь утром, и первая мысль: как Вы там? Гуляю ли по берегу речки Уай, смотрю ли на стадо, пришедшее на водопой, или на форель, что плещется в пруду, – обо всем мне хочется Вам рассказать. За ужином гадаю, что Вы больше любите: миндальный пудинг или яблочный пирог? И как мне запретить Вам писать? Как я смогу каждый день видеть на своем столе перо, чернила и бумагу и пребывать в бездействии?

Не знаю. Пока я ничего не решила. Наверное, я поступаю нечестно: притворяюсь, что люблю падчерицу, мужа, – и ведь нельзя сказать, что я их не люблю, но уж они-то точно не питают ко мне особой любви, да я толком и не знаю, как им угодить. И вижу их нечасто: Мелинда в пансионе для юных леди, оттачивает великосветские манеры, а мистер Гамильтон – заядлый цветовод и любитель выводить новые сорта. Сейчас он трудится над созданием нового сорта роз. По этой причине ему приходится много разъезжать в поисках подходящих сортов для скрещивания, а остальное время он проводит в своей оранжерее. Мы надеемся, что он заслужит орденскую ленту за свои труды, если, конечно, я не перепутаю кусты и не срежу с них розы для букета, как это случилось в прошлом году. Мне так неловко – я нарушила порядок сбора цветов, утвержденный мистером Гамильтоном. Поверьте, я не нарочно! Как это неосторожно с моей стороны! Наверное, невнимательно прослушала его инструкции или вообще забыла, что эти розы нельзя трогать, – не помню. Но мистер Гамильтон с трудом меня простил. Я до сих пор у него в немилости. Поэтому мне хочется верить, что есть на земле хотя бы один человек, которому я могу доставить радость. Это Вы, мой милый рыцарь. Вы так далеко, что я не могу отказать себе в таком удовольствии. И мне приятно это делать. Если бы Вы знали, какие глубокие и искренние чувства я к Вам питаю, мой дорогой друг!

Никогда не думала, что подобное может произойти со мной. Мне так тяжело.

Ваша Фолли».

P.S. Мой любимый цветок – желтая роза. Я не очень хорошо разбираюсь в сортах. Поэтому ради сохранности своих питомцев Чарлз теперь работает с розовой разновидностью эрширской розы, которая является гибридом, полученным на основе нашей дикой розы.

«Ред-Форт, Шайханабад, Дели

12 апреля 1806 г.

Милая моя Фолли!

Если бы только ты была моей… в поисках темы для светской беседы… Снова установилась жаркая погода. Сезон дождей еще не скоро. У меня интересная работа, связанная с политикой и религией. Я научился зарисовывать архитектурные памятники, собираю рецепты и легенды, беседую с гуру. Скоро книга будет готова. Каждый день я выезжаю на прогулку, но слониха исправно возвращает меня домой до захода солнца.

Если бы ты была моей, милая Фолли, я бы ни за что тебя не покинул, не оставил ни на секунду – даже ради цветов, ради всех сокровищ мира.

Роберт».

«Бридженд-Хаус,

Херефордшир

9 мая 1806 г.

«Дорогой кузен Роберт!

Мой супруг и Ваш кузен Чарлз Гамильтон скоропостижно скончался от сердечного приступа 6 мая. Он был в гостях у своих друзей в Суррее. Мне сообщили, что кончина его была быстрой и легкой.

Миссис Чарлз Гамильтон».

«Бридженд-Хаус,

Херефордшир

17 мая 1807 г.

Дорогой Роберт!

Я долгое время не получала от Вас никаких известий. Возможно, Ваше письмо затерялось по дороге. У нас все как обычно. Вам, должно быть, известно, что Ваш отец назначен опекуном Мелинды по завещанию мистера Гамильтона. Поначалу я беспокоилась, что переписка с Индией существенно все осложнит, но у мистера Хокриджа и мистера Джеймса, похоже, имеются все необходимые бумаги, чтобы действовать от его имени. Мистер Гамильтон оставил нам с падчерицей достаточно денег, у Мелинды теперь богатое приданое. Она стала такой красавицей, что у меня нет оснований беспокоиться за ее будущее. После смерти отца она вернулась из пансиона домой, и я с радостью могу сообщить, что мы стали друзьями.

Сегодня утром я наблюдала за стадом на водопое и думала о Вас, мой милый рыцарь. Надеюсь в скором времени получить от Вас письмо. Если же Вы не ответите мне, я могу совершить опрометчивый поступок – к примеру, отправиться в Дели, чтобы своими глазами увидеть Вашу слониху.

Ваша Фолли».

«Ред-Форт, Шайханабад, Дели

10 октября 1807 г.

Дорогая, милая моя Фолли!

Прости меня. Ты не получала моего письма, потому что я тебе не писал. Я женат. И все это время был женат. Фолли… Прости меня. Тебе нельзя сюда приезжать.

Роберт».