Текст книги "Госпожа моего сердца"

– Тебя, должно быть, кто-то околдовал, напустив дрему, – пробормотал он. – Какая-то самая хитроумная и умелая ведьма в мире.

Она натянула одеяло себе на нос, томно нежась после их утренней любви.

– Прикажи послать мне еды и возвращайся без промедления.

– По крайней мере, я буду знать, где найти тебя.

Она улыбнулась, не открывая глаз.

– Мне очень нравится твоя постель, мой господин. Может быть, я и не думаю вставать с нее вообще.

Он не ответил. Она услышала, как он пересек комнату. Открылась и закрылась дверь. Каждое утро, после того как он покидал ее на время, она устраивалась в кровати, удовлетворенная и счастливая, принималась за белый хлеб и эль, которые кто-то приносил ей в покои, а затем снова дремала, дожидаясь его возвращения. Она не думала о том, куда он уходил. Она не думала ни о чем вообще.

И все-таки в ее искушенной интригами душе зарождалась мысль, появившаяся как облачко на ясном горизонте. Всего лишь легкое беспокойство, слабая тревога. Эти два Уильяма, они ведь все время с ним. И без сомнения, напевают ему в уши отнюдь не самые ласковые комплименты в ее адрес. И вряд ли они будут убеждать его, что ей следует оставаться здесь как можно дольше. От страха она открыла глаза. Воздух в комнате вдруг показался холодным.

Дура. Дура! Еще ни одна женщина на свете никогда не смогла удержать мужчину одними лишь ласками в постели, когда против нее настроены главные домочадцы, нашептывающие ядовитые гадости в его уши.

Все это время она чувствовала себя спокойной. Она была в безопасности. Лигурио обучил ее многим вещам. Но самая главная и основная мызль, которую она вынесла из его учений, состояла в том, что дать мужчине все, что он хочет, это значит полностью потерять над ним контроль. Рук был таким милым, таким жадным, когда он оставался с ней, что она совсем забыла об этой опасности. И вот теперь вспомнила о ней.

Она резко села, затем свесила ноги с постели. Здесь у нее, разумеется, не было никакой служанки. Поэтому ей нужно было обходиться во всем самой. Порывшись в сундуках, находящихся в комнате, она обнаружила много совершенно новой одежды, которая приятно благоухала какими-то травами. Меланта сочла неприличным появиться в чужой верхней одежде, но белье и нижнюю юбку она позаимствовала из сундуков. Одна только мысль о менестрелях заставила ее сердце забиться, ее глаза сузились. Она будет действовать очень осторожно, домашние любимцы – очень серьезные противники. История жизни двора многих знатных людей давала ей однозначное свидетельство об этом. Здесь требуется большой такт и огромная осторожность.

Винтовая лестница вела в большой зал. Меланта услышала голоса, музыку и смех, еще не успев спуститься. В этом замке не было удобных смотровых щелей или потайных мест для скрытого наблюдения за тем, что делается в зале. По крайней мере, Меланте не удалось их обнаружить.

Она шагнула по направлению к двери, ведущей с лестницы в зал, и сразу же отпрянула. Рук восседал за столом на подиуме. Верхом на Руке сидел маленький мальчик, держась руками за его черные волосы. Меланта успела заметить также Уильяма Фулита, который о чем-то совещался с руком. Везде по залу и на подиуме находились менестрели. Некоторые из них были заняты какой-то работой, другие играли на музыкальнъо инструментах. Одна пара жонглировала яблоками, высоко подбрасывая их.

Меланта присела на ступени, оставшись вне поля зрения находившихся в зале. Несуразность увиденного ею с новой силой поразила Меланту. Она испытывала столь не свойственную ей неуверенность, ощущая свою инородность – точь-в – точь белая ворона. Приблизиться к нему среди всей этой буйной компании, сквозь шутки и смех и косые взгляды будет неразумно. Потом, позднее, когда он останется один… Она представила себе, что случится, если только она войдет сейчас в зал. Они все замолчат, уставятся на нее. И тогда ей снова придется стать ее величеством, принцессой, так как никем другим быть она не научилась. Что ж, потом можно будет исподволь выяснить, какие оговоры использует Фулит, чтобы настроить против нее своего хозяина.

Возвращаться назад ей не хочется. Пустые покои больше не влекли ее. Она сидела и слушала, как они вели беседу об овцах, о рыбах в пруду – о вещах, в которых она ничего не смыслила.

Рядом послышались легкие шажки. В дверях из зала появилась маленькая девочка. Она положила свои пухлые ручонки на колени Меланты и, наклонившись к ней и стрельнув своими черными быстрыми глазками, спросила:

– Зачем вы здесь прячетесь?

От неожиданности Меланта вздрогнула.

– Я совсем не прячусь.

– Прячетесь. Я заметила вас. И я вас нашла! – Она проскользнула в небольшой промежуток между Мелантой и стеной и устроилась там рядом с Мелантой на узкой ступеньке. Затем обхватила ручками шею Меланты и поцеловала ее в щеку.

– Я люблю тебя.

– Ты не любишь меня. Ты ведь даже не знаешь меня.

– Знаю. Вы принцесса, – сказала она и восторженно вздохнула. – А я – Агнес. – Она положила голову Меланте на плечо. – Я играю на тамбурине и на цимбалах. У меня есть белый сокол и множество драгоценностей.

Меланта смотрела, как маленькие пальчики гладят ее ладонь и играют с кольцами.

– Так ты, значит, очень важная дама.

– Да, – ответила Агнес. – Когда я вырасту, то целый день буду спать. Хотя сейчас мне это совсем не нравится, – добавила она честно. – И еще, я тогда выйду замуж за Дезмонда.

– Дезмонда? Это который привратник?

– Да, но к тому времени он уже станет королем.

– А… – заметила Меланта. – У него не отнимешь веры в будущее. Он честолюбив.

– Он что? – Агнес подняла голову. – О! Вам грустно?

Меланта покачала головой.

– Вы же плачете.

– Нет. Совсем не плачу.

– Я люблю вас. – Агнес забралась Меланте на колени и уткнулась лицом ей в грудь.

– Не надо плакать.

– Я не плачу.

– Почему вы плачете?

Меланта прижала маленькое тельце к себе.

– Я боюсь, – прошептала она. От волос девочки шел нежный запах, который напомнил Меланте запах самых дорогих давно забытых ею вин. – Я боюсь, – повторила она.

– О, моя госпожа, не надо. – Агнес тоже прижалась к ней. – Все будет хорошо, если только мы все будем слушаться нашего лорда и не станем выходить за пределы этой долины, как он нам приказал.

Глава 19

Ему очень нравились эти дни – дни неги и блаженства Меланты, которые она проводила в постели, свернувшись, словно котенок. Не знай он о ее удивительном даре проводить массу времени в полудреме или сне, Рук давно бы решил, что она больна. К тому же Меланта всегда быстро пробуждалась, как только он возвращался к ней.

Она проводила дни в своих покоях, но он весь ушел в работу – Вулфскар был все же его владением и нуждался в руководстве. Поэтому целыми днями он занимался починкой и ремонтом строений, подготовкой к весенним полевым работам, разрабатывал планы на будущее, большая часть из которых так никогда и не осуществится. Он часто уходил из замка, но ему не надо было ничего ей объяснять – она ничего не просила и терпеливо ждала его возвращения, чтобы обрушить на него в их постели свою пылкую и неутихающую страсть.

Ему очень нравилось все это. Дневные труды и заботы он проводил в мыслях и мечтах о предстоящем возвращении к Меланте. Самые приятные воспоминания из жизни с Изабеллой у него были связаны с постелью. Однако ни она, ни какая-либо другая женщина на свете, как казалось ему, не была способна на такое открытое и бурное проявление чувств, никто не мог сравниться по красоте с Мелантой, с ее белым телом, подернутыми истомой глазами, ее грациозными и в то же время смелыми движениями, тем, как она обходилась с ним, садясь на него верхом в своем излюбленном грехе. Да только смотреть на нее и видеть Меланту в этот момент стоило тысячи лет пребывания на костре. И если ему суждено было попасть за это в ад, то он одного только просил бы у Господа, чтобы тот оставил ему память об этих мгновениях.

В одном он все-таки ошибся: когда она наконец встала и вышла из покоев, появившись в зале, она повела себя совсем не так, как он ожидал. Она не стала осматривать хозяйство, ругать слуг и делать разные замечания ему – он был уже готов к этому и даже смирился с неизбежным – по поводу пыли, отсутствия заботы и порядка.

Нет, Меланта снова поразила его. Она совсем не говорила о заброшенности Вулфскара. Она застенчиво улыбалась ему, как робкая девушка – подросток. Она стала скромной и стеснительной. По ночам она отстранялась от него и даже не позволяла себя целовать. Днем она была постоянно окружена ватагой маленьких девочек. Ему показалось, что она пробудилась от своего волшебного сна совсем другой: вместо надменной принцессы теперь рядом с ним была скромная послушница.

Уилл Фулит жутко боялся ее. Бассинджер, который никогда не испытывал робости ни перед кем на свете – он, наверное, не смутился бы и стал читать свои вирши самому дьяволу, – даже Бассинджер, завидя ее, пытался сделать большой крюк и обходил Меланту далеко стороной.

Зато все другие буквально в считанные дни превратились в ее восторженных почитателей – она приручила их так же быстро и без видимых усилий, как Хью Доула и сэра Гарольда. Все почитали за счастье что-нибудь исполнить ей – первому настоящему зрителю здесь за многие – многие годы.

Рук и Уилл одни ездили к пастухам в поля, обходили постройки, составляли новые и новые списки неотложных дел. Многое требовало немедленного вмешательства, и им приходилось выбирать. Людей все равно не хватило бы, да и мастерство их в плане ремонта было под большим вопросом. Но раньше, до появления Меланты, их, по крайней мере, можно было посылать на работу. Теперь все жались к ней, постоянно околачивались в зале, жонглируя, напевая, танцуя, прыгая перед ней для услаждения и удовольствия своей госпожи.

Рук потерял терпение. Однажды он с дождя вошел в зал, забитый своими домочадцами. Он прошагал в самый центр, помешав при этом двоим менестрелям пройтись там кувырком, и заговорил. Музыка затихла.

– Сегодня разве праздник? – яростно озирая собравшихся, спросил он. Он сбросил свой плащ на пол, покрыв брызгами влаги весь пол и всех ближайших к нему слушателей. – Как же это так? Моя одежда насквозь промокла от дождя, мои ноги по колени в грязи, вы же без устали веселитесь, играете и поете? Я господин вам или слуга вам? – Все упали на колени. – Торлак, – сурово сказал он одному из прыгунов. – Отведи моего коня в конюшню. Симон – коня Уилла. Он остался сейчас под дождем. Ни один из вас не должен быть замечен в этом зале, питайтесь в нижнем зале. И никаких развлечений до окончания поста!

Помещение опустело в мгновение ока. Осталась одна Меланта, которая сидела возле большого камина. Она потерла рукой тыльную сторону другой руки, и это движение вызвало целый сноп искр от ее камней.

– Прошу прощения за то, что прервал ваши развлечения, – произнес он обиженным тоном, – но работа зовет.

– Это я должна просить твоего прощения, – не поднимая головы, ответила Меланта. – Я думала, что в работах перерыв.

– Идет весна.

– Да-да.

И все. Ничего больше. Он весь промок, руки застыли и, несмотря на близость пылающего огня, никак не отогревались.

– Я так сильно огорчил свою госпожу, – произнес он хрипло, – что вы отвергаете мое общество?

Он не собирался говорить так резко. Она сложила руки на коленях, напоминая сейчас монахиню больше, чем когда-либо.

– Я не отвергаю твоей компании, мой господин. Я ведь сейчас с тобой.

– Мои объятия, – уточнил он.

Она бросила быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц и снова опустила глаза, являя собой образец невинности и целомудрия.

Он отошел.

– Наверное, вы очень утомились от этого общества. Наша компания наскучила вам, и вы желали бы отправиться к себе в Боулэнд?

– Как? И подвергнуться риску из-за чумы? – быстро спросила она.

Он обернулся.

– Очень мало признаков этой болезни. Только в Ливерпуле.

– Кто сказал тебе, что я хочу уехать?

– Никто, просто я подумал о всех делах, заботах. Не можете же вы бросить свои владения на произвол судьбы и оставаться здесь.

Она поднялась со своего места.

– Кто сказал тебе об этом?

– Уверяю, что никто. Это просто здравый смысл. Мы же и собирались в Боулэнд. Здесь – наша временная остановка, и я не имею права надолго задерживать вас.

– Твои менестрели сказали тебе об этом?! – воскликнула она.

– Мои менестрели? – ничего не понимая, повторил он. Взглянув на нее, он окаменел. Лицо Меланты выражало возмущение и ярость. – Нет, они не говорили ничего такого.

– Уильям Фулит нашептал это в твои уши, и Бассинджер насочинял тебе о запустении в моих землях и что чума мне не страшна!

– Нет, ничего они не говорили.

– Неужели ты меньше заботишься обо мне, чем о своих людях? Им ты приказал не покидать долины из-за чумы!

В ответ на эти несправедливые обвинения он чуть было не закричал:

– Но это же совсем не так! Я имел в виду иную цель. К тому же мне показалось, что вы не так уже сильно опасаетесь чумы.

– Опасаюсь!

На него, не отрываясь, глядели ее фиолетовые глаза, обрамленные черными ресницами. Она никогда не казалась ему очень обеспокоенной угрозой чумы. Да и сейчас тоже. Казалось, что она больше рассержена, чем обеспокоена.

– Значит, вы не хотите поспешить на свои земли?

– Я боюсь чумы.

Он покачал головой и усмехнулся.

– Моя госпожа, не требовал я никогда, чтобы вы говорили мне правду…

– Я не лгу. Я боюсь уезжать отсюда из-за чумы.

Она всегда была ему непонятна, непознаваема. Сейчас она свела брови, и это могло означать, что ей смешно. Но, может быть, она старается не заплакать.

– Ты сказал мне, что я могу оставаться здесь, где буду в полной безопасности, до тех пор, пока сама не пожелаю покинуть это место! – Она говорила с вызовом, словно ожидала, что он станет возражать.

– Тогда мы никуда не едем, моя госпожа, – ответил он, помолчав. – Пока не будет ясно, что это не будет вам опасно.

– О, – она прикрыла глаза.

– Я думал, что вы сами хотите уехать. Она покачала головой.

– Меланта, – сказал он, – смогу ли я когда – нибудь понять тебя?

Она открыла глаза.

– Да, когда я этого захочу.

Он нагнулся и подобрал свою мокрую накидку, набросил ее себе на плечи и, отвесив церемонный поклон, направился к двери.

В своих покоях он сбросил свою мокрую одежду и переоделся в сухую твидовую. В этот момент вошла она. Она закрыла за собой дверь и посмотрела на него так, что у него все поплыло перед глазами. Здесь негде было укрыться от этого взгляда, и он повернулся к ней спиной. Но она подошла к нему и положила руки на пояс.

Они лежали в постели, и у него мелькнула мысль о том, что она каким-то образом одурачила его. Ее грудь резко вздымалась и падала. Он положил на нее свою голову и подумал, что, вообще-то, это не имело никакого значения, так как она хитростью заставила его делать то, чего он хотел сам.

– Сейчас-то ты понимаешь меня? – спросила она.

– Нет, Меланта. Но ты заставила меня не заботиться больше о том, понимаю я тебя или нет.

Кара несла тщательно уложенную кипу белья, собираясь заняться его починкой. Она пересекала тусклый, запруженный людьми зал, когда ей буквально под ноги с грохотом обрушилась вязанка дров. Она отскочила, наткнувшись на дровосека, который с деланным удивлением посмотрел на Кару.

– Осторожнее! – выкрикнула она одно из английских слов, которым сумела обучиться в Англии.

Он даже не подумал поклониться, а просто нагнулся, чтобы подхватить вязанку. При этом он усмехнулся.

– Ты сделал это нарочно! – закричала она гневно. – Негодный мошенник, ты чуть не сломал мне ногу!

Он не понял ее слов, сказанных по-французски, или, по крайней мере, сделал вид, что не понял. Кара поджала губы. Она ненавидела эту страну, этих грубых людей. Рядом с ней кто-то остановился. Им оказался Гай, который только что вернулся откуда-то. Его одежда была покрыта грязью и промокла от дождя. Гай схватил дровосека за ворот и, встряхнув, подтащил к себе. Он прорычал тому что-то по-английски. Наглость слуги исчезла, словно ее и не было. Давясь, он стал пытаться что-то объяснить, говоря и кланяясь в одно и то же время.

Гай снова заговорил и с силой отпихнул дровосека. Тот споткнулся о свою же поленницу и полетел через нее на пол. Гай шагнул к нему и, дождавшись, когда слуга начал подниматься, с силой ударил того ногой. Слуга завопил и пополз к Каре на коленях. Здесь он начал униженно просить у нее прощения на сносном французском языке.

Все находившиеся в зале замерли. Затем двое или трое под воздействием кровожадного взгляда Гая поклонились ему, затем еще. И, наконец, каждый из присутствующих слуг признал его господином.

Гай кивнул Каре и быстро зашагал к выходу из зала. Она посмотрела на все еще коленопреклоненного дровосека, на уважительно склоненные перед ней головы остальных присутствующих, и бросилась вслед за Гаем.

Она нагнала его в коридоре.

– Сэр!

Он остановился, повернул голову. Заметив, что это Кара, он вдруг по-мальчишески улыбнулся и с восторгом произнес:

– Здорово, а? Получилось. Я сам не верю, что, сумел так все сделать.

Его возбужденное веселье заставило Кару поднять голову. Он все еще широко улыбался. Его подбородок был измазан, чего она раньше не заметила. Волосы мокрые и такие светлые. Она раньше даже не обращала на них внимания. Сияют, как золотая корона на голове. Сейчас на нем были военные доспехи, и они ему очень шли.

– Все дело в том, как говорить, – сказал он. – Тихо, но твердо. И уверенно.

– Да благословит вас Господь, сэр, за вашу помощь, – проговорила она, робко отодвигаясь чуть-чуть назад.

Он поклонился.

– Я почитаю за особую честь иметь счастье помочь вам.

Она еще попятилась.

– Вы ездили куда-то? Он понизил голос.

– Пытался узнать что-нибудь о вашей госпоже. Навона и лорд Томас создали отряд, чтобы вести разведку.

– Что-нибудь удалось узнать? – нервно спросила Кара.

Он покачал головой.

– К сожалению, нет, моя госпожа. Ничего, но не следует унывать. Мы их все равно обнаружим. – Он жестом указал на дверь. – Мне надо идти, чтобы доложить о результатах, поэтому я тороплюсь. Надеюсь, это не обидит вас.

– О нет. Я понимаю, что вам надо поспешить. Я позабочусь о том, чтобы для вас приготовили ванну и доставили вашу одежду.

Она повернулась и медленно пошла обратно. Затем вдруг обернулась.

Он все еще стоял на своем месте и глядел на нее. Его золотые волосы тускло сверкали на фоне каменной стены. Она улыбнулась, сделала легкий реверанс и поспешила в зал.

В замке, кроме нее, почти не было женщин. И уж, во всяком случае, женщин ее положения. Поэтому все верхние комнаты жилых помещений Достались ей одной. Сейчас она расположилась у окна в нише и, склонившись в неясном свете дождливого дня, стала зашивать разошедшийся шов на одежде.

Аллегрето возник перед ней, как всегда, неожиданно. Она было потянулась за ножницами, и вот он стоит перед ней, скрестив на груди руки и опираясь о камин плечом.

– Дева Мария! – вскрикнула Кара, прижав руку к груди. – Ты скользкий, как угорь.

Он признательно склонил голову, словно это был комплимент. Кара ткнула иголкой в материю, делая вид, что она собирается продолжать свое рукоделие. Иногда он приходил, чтобы просто посмотреть, как она работает, а затем исчезал, не сказав ни слова. «Наверное, шпионит», – думала Кара. Но какой в этом был смысл, она не понимала. Разве что только чтобы разнервировать ее.

Ужасная весть о том, что принцесса Меланта пропала, принесенная ими в Боулэнд, взорвала мирную жизнь замка. Сэр Томас, коннетабль замка, был достаточно деятельным и энергичным человеком. Гарнизон был вполне боеспособен, дела во владениях Мел анты шли вполне успешно, но в этот сложный момент он растерялся. Аллегрето, воспользовавшись его смятением, стал все сильнее брать управление в свои руки. Он посоветовал держать пропажу Меланты в секрете, дабы избежать гнева короля, дал совет об организации поисков. Ему было всего лишь шестнадцать лет, но, очевидно, ум и сила характера его отца уже сказывались в нем, и многоопытный воин слушался его как мальчишка.

– Отложи свою работу, – тихо сказал Аллегрето. – У меня новости.

Ее пронзил жуткий страх, пальцы запрыгали так, что она чуть не вонзила иглу в свою руку.

– Говори!

– Прибыл курьер. Все сопровождение, все наши люди прибудут сегодня засветло. – Он захихикал. – Это всего-то через месяц после того, как они покинули Лондон! Содорини, кажется, превзошел самого себя.

Хорошо, что в руках у нее больше не было иголки, так страшно задрожали ее руки. Аллегрето видел это.

– Я долго ждал, Кара. Теперь ты должна сделать выбор.

Замок неожиданно начал наваливаться на нее всей своей тяжестью.

– Риата или Навона, – произнес он.

Она мяла ткань одежды, которая все еще лежала у нее на коленях.

– Моя сестра. Моя сестра.

– Мы выручим ее. Но я должен знать, кто он.

– Я не могу сказать, кто это!

– Дурочка, неужели ты не понимаешь, что я и сам узнаю об этом? – Он оттолкнулся от камина. – Мы прибыли сюда вместе. Я доставил тебя, Кара. Я доставил тебя сюда! Я узнаю, кто это, проследив за тем, кто тебя убьет.

Она поняла, что он имеет в виду. Конечно, для человека Риаты все будет однозначно ясно – принцесса скрылась, она не в монастыре, жива и здорова, но недосягаема. А Кара и Навона вдвоем без всех остальных вернулись с этими известиями. Даже ребенок подумал бы, что они совместно совершили этот заговор против Риаты.

– Ты только скажи, – настаивал он. – Я защищу тебя. – Она закрыла глаза. – Прошу, умоляю тебя.

– Фицино, – прошептала она. Он быстро подошел к ней.

– Ты с нами. Со мной. Я сохраню тебе сестру с Божьей помощью. – Неожиданно он опустился перед ней на колено и, подхватив ее руки, которые все еще сжимали шитье, прижался к ним лицом. Затем он так же неожиданно отпустил ее, встал и двинулся к коридору. Потом вдруг остановился и, не оборачиваясь, приказал ей: – Пошли ему приглашение явиться для разговора в наливной подвал, там, где хранят нефть.

Она с изумлением уставилась на него, потрясенная и его словами, и тем, что он только что совершил.

– Кара, – обрывисто произнес он. – Повтори, где.

– В наливном подвале, где хранят нефть, – произнесла она и, еще не успев окончить, увидела, что его уже нет.

Тревога поднялась, – когда было совсем темно. Били колокола. Пожар. Дамы метались в темноте среди куч разбросанных и еще не распакованных вещей, пытаясь найти дорогу и выбраться наружу. Когда Каре удалось-таки попасть во двор, все уже кончилось. Цепи людей, передававших друг другу ведра с водой, стали разрываться. Слышались радостные возгласы, которые перешли во всеобщее ликование. Все устремились к главной башне.

Кара тоже хотела повернуться, но в этот момент заметила человека, выделявшегося среди всех цветом своих светлых волос. Это был Гай. Он нес два ведра в одной руке, второй распихивал толпу. Затем остановился, отдал пажу ведра и, получив взамен от него факел, двинулся было дальше, но вдруг встал и согнулся. Страшный кашель потряс его.

Кара забыла о том, что почти не одета и не обута. Она стремительно кинулась вниз по ступенькам, схватила ведро, в котором еще была вода, и, не обращая внимания на то, что она плескала себе на голые ноги, потащила ведро к нему.

– Пейте, сэр, – сказала она, задыхаясь от бега.

Она поставила ведро и взяла у него факел. Он безучастно посмотрел на нее, и она испугалась, не забыл ли ее этот светловолосый воин. Однако затем его взгляд прояснился, и на лице Гая появилась улыбка.

– Grant mercy, – прохрипел он, присев около ведра. Он стал зачерпывать воду ладонями и жадно пить, затем плеснул себе в лицо и поднялся, вытирая его рукавом.

Кара улыбнулась и, показав на большое темное пятно на лице, которое он размазал, сказала:

– Ваша ванна пропала, сэр.

Он поднялся, сделав легкий поклон.

– Нет, не пропала. Я получил от нее большое удовольствие.

К ним подошел кто-то из его знакомых, тоже весь в саже. Он кивнул Каре, а затем, обратившись к Гаю, сказал:

– Говорят, там был один бедный малый.

– Удокой Господи его душу. Не знаю, что там было, но горело это, как в аду.

– Там обычно хранят нефть. Хорошо еще, что ее было мало.

Кара уронила факел. Ей стало нечем дышать. Нет, она не лишилась чувств. Ее тело ужасно затряслось. Она знала, что ей надо заплакать, но не могла этого сделать.

– Боже мой, ей плохо. – Перед нею возникло лицо Гая. – Не следовало нам при ней говорить об этом. – Он подхватил ее и отнес в зал, где ее усадили на скамью, и сгрудившиеся вокруг женщины стали подносить к носу уксус.

– Не надо. – Она отталкивала всех слабой рукой. – Я нормально себя чувствую. Я просто… поперхнулась.

Гай встал на колени рядом с ней. Его полосатое от сажи лицо выражало крайнюю тревогу. Он взял Кару за руку. Кара сжала его ладонь и попыталась взять себя в руки. Она подняла голову, и все поплыло у нее перед глазами.

За спиной Гая, над полуодетыми женщинами и мужчинами, над любопытными лицами суеты на подиуме возвышался Аллегрето в своем красно-золотом наряде. Он был абсолютно неподвижен и внимательно смотрел на Кару.

Она застонала, стала трясти головой. Гай сжал ей руку и начал тихонько постукивать по спине. Он что-то спрашивал ее, но Кара не понимала. Шатаясь, она поднялась со скамьи и побрела прочь. Она не могла остановить себя и металась среди людей, как олень, пытающийся отыскать лазейку в загоне.