Текст книги "Шалость"

– Вы просили меня говорить прямо. Если вы не хотите обсуждать эту тему, могли бы ее не поднимать.

Девлин отвернулся и торопливо спрятал культю в рукав, кое-как замотав в порванную манжету. Тем временем он пытался собраться с мыслями, придумать, какую позицию занять, чтобы оказаться в преимущественном положении. К тому времени, как он вернулся в кресло, план уже был выработан.

– Вот этот удар, – он коснулся шрама на лбу, – как сказали мне врачи, сделал из меня сумасшедшего. – Он смотрел ей прямо в глаза. – Что вы по этому поводу думаете?

– Вам очень повезло, раз вы остались живы. И еще более повезло потому, что к вам вернулся рассудок.

– Откуда вам известно, что я в здравом уме? Я не помню, кем был до того, как меня ранили. Я вполне мог быть сумасшедшим или преступником. Кем угодно.

– Я принимаю эту поправку, – спокойно ответила она, не опуская глаз. Конечно, Джапоника знала, кем он был и слыл, но сообщать ему об этом не желала. – Должна признаться, что вердикт врачей кое-что объясняет. Недостаток доброжелательности в вашей весьма грубой и оскорбительной манере общаться.

Синклер издал то ли стон, то ли рычание и откинулся на спинку кресла. Он теперь наблюдал за ней из-под полуопущенных век. Даже если перед ним была последняя шельма, которых он перевидал немало, то факт оставался фактом: с тех пор как он обменивался колкостями с женщинами своего круга, прошло немало времени. Большинство, едва заметив его увечья, пугливо избегали встречаться с ним глазами, другие чувствовали себя крайне неловко, настолько, что разговор просто не клеился. Но леди Эббот была не из тех. Она была другой, и эта неожиданность, новизна развлекали его. Он не хотел так скоро с ней расставаться.

– Если вы решили здесь задержаться, могли бы что-нибудь для меня сделать. Скажем, налить мне вина.

Джапоника беспрекословно выполнила его просьбу. Наблюдая за ее движениями, Девлин вдруг поймал себя на совершенно неожиданной мысли. «Я хочу ее», – пронеслось у него в голове. Впервые за многие месяцы – или годы? – грубое желание заявило о себе в полный голос.

И вдруг она перестала казаться ему простушкой. Он окинул ее совсем другим взглядом, отметив тонкую талию, полную грудь и красивую линию бедер, очертания которых прорисовывались под старомодным платьем. Что же до ее полных сочных губ, он обратил на них внимание уже давно, но сейчас желание вонзиться в их сочную мягкость стало почти непреодолимым.

Итак, они знают друг друга. Они уже встречались дважды до сего дня. Она сама об этом сказала в самом начале своего визита. Чувствовала ли она себя оскорбленной потому, что он не помнил этого? Девлин встрепенулся. Он почувствовал, что стоит на пороге отгадки. В ее рыжих кудрях угадывалось что-то очень знакомое. И что-то знакомое в манере разговора – держать оборону, отражая возможное нападение.

Синклеру показалось, что черные провалы в его мозгу начинают обретать смутные очертания. Но туман, не успев рассеяться, сгустился вновь, оставив ему лишь головную боль – первые признаки подступающего кошмара.

Когда она повернулась, чтобы протянуть ему бокал, он заметил еще одну вещь.

– Что это на вас?

– Самое обычное платье, – ответила она, с сомнением посмотрев на виконта.

– Я имею в виду ваш запах. – Он подался вперед. Духи ее создавали шлейф, запах не исчезал, даже когда она уходила. – Так что это за духи?

– А, это… – Смутившись, она прикоснулась к щеке, а потом к крохотной золотой сережке с жемчужиной, украшавшей маленькое розовое ухо. – Духи собственного изготовления. На основе эссенции сипринум.

– Цветка хны? – Девлин округлил глаза. – С каких это пор английские леди пользуются такими… – Он с наслаждением вдохнул сильный цветочный аромат. Этот запах так и манил заняться любовью. Картины одна соблазнительнее другой вставали у него перед глазами. – Сильный запах, – сказал он наконец. – Очень сильный.

На краткий миг Джапонике показалось, что она увидела в его глазах желание. Желание Хинд-Дива.

– Этот запах напоминает мне о… – Она задержала дыхание.

Лицо Синклера перекосила боль. Он пытался вспомнить, прилагая к тому нечеловеческие усилия. Может, он уже начал вспоминать? Джапоника не пользовалась духами несколько месяцев, поскольку запах этот раздражал Джейми. Только сегодня она решилась воспользоваться ими снова. Этот запах придавал ей уверенности. Она нанесла их совсем чуть-чуть – на шею и запястья.

– Не могу вспомнить точно, – сказал Синклер, но по выражению его лица она видела, что он не оставил попыток найти ответ.

– Может, вы уловили этот запах где-то в доме, в холле, например, оказавшись там сразу после меня, – предположила Джапоника, надеясь, что сможет пустить его по ложному следу.

– Нет, здесь кроется нечто большее. – Он смотрел на нее так, будто мог прочесть в ее взгляде ответ. – Что-то куда более существенное…

– Неудивительно, что запах показался вам знакомым, – защебетала Джапоника. Пока не поздно, надо выдвинуть еще несколько версий, авось одна из них покажется ему правдоподобной. – Цветочные ароматы используются так широко. Вы знаете, что камфара предупреждает появление насекомых в одежде? А гвоздичное масло может замаскировать запах уборной? Я хочу поджечь благовония во всех убранных комнатах дома, чтобы изгнать запах разложения…

– Нет, ассоциации не те!

Он так посмотрел на нее, что Джапонике разом расхотелось читать лекцию о пользе эфирных масел. Она попятилась к кушетке и села.

Девлин глотнул вина и выругался неслышно. Черт бы побрал его больную голову! Он не мог вспомнить! Но он точно знал: этот аромат был не для вялой и пугливой барышни, какой хотела казаться его новая родственница. То был аромат обольщения. Инстинкт не мог его обмануть. Итак, она играет с ним. Сейчас ему было безразлично, кто из них двоих одержит победу. Безразлично, ибо ее запах, сама эта женщина сулили ему наслаждение.

– Вы сказали, что у вас есть две причины для того, чтобы мне представиться.

– Да. – Джапоника улыбнулась, почувствовав себя наконец на твердой почве. – Я хотела бы поговорить с вами по поводу пятерых…

– А! Потуши немедленно!

Следом за воплем отчаяния послышался стук бегущих по лестнице ног.

– Бисмалла! – воскликнула Джапоника и бросилась к двери.

Она открыла дверь и увидела Лорел, несущуюся навстречу с пылающим факелом над головой.

Бегония бежала следом, в мольбе протягивая руки:

– Отдай! Это моя шляпа!

Лорел злобно рассмеялась, оглянулась у наружной двери и распахнула ее.

– У нас нет выхода. Ее нужно выбросить!

С этими словами она метнула горящий предмет в дверной проем. Бегония захлебывалась от крика.

– Что происходит? – строго спросила Джапоника, подойдя к девушкам.

– Я всех нас спасла, – гордо заявила Лорел и указала на дверь.

Джапоника высунула голову на улицу и только тогда признала в обгорелых останках на заснеженной улице новую шляпку Бегонии.

– Мне пришлось от нее избавиться, – сказала Лорел, – не то от нее мог бы загореться весь дом. – Лорел смотрелась героиней. – Я всем спасла жизнь, – повторила она, обращаясь к лорду Синклеру, который вышел следом за Джапоникой, чтобы посмотреть, что происходит.

– Почему шляпа горела? – начала допрос Джапоника.

– Лорел опрокинула мою шляпу на свечу! – выкрикнула Бегония, вне себя от горя. Но и в скорби она была прекрасна. Слезы зажгли звезды в ее глазах. – Эта шляпка – самое красивое, что у меня было.

– Если бы ты была поосмотрительнее, этого бы не случилось, – ответила сестре Лорел, при этом не сводя глаз с джентльмена, единственного среди них. – Правильно я говорю, лорд Синклер?

– Я была осторожна. Ты ее опрокинула!

– Я не дотрагивалась…

– Дотрагивалась! Дотрагивалась! – присоединилась к ним неслышно подошедшая Пиона. – Лорел ее примеряла, пока Бегония не видела.

– Она хотела побыстрее вернуть шляпку на место, пока Бегония не повернулась, и опрокинула на нее свечу, – высказала свою версию произошедшего Цинния. Вдвоем с Гиацинтой они спускались по лестнице.

. – Нет, она нарочно это сделала, – настаивала Пиона.

– Ты, маленькая дура! – Лорел развернулась и со всего размаху ударила сестру по щеке. Звук от этой пощечины был подобен ружейному залпу.

Джапоника схватила Лорел за руку. Пиона громко завыла.

– Не смей трогать ее! Или я тоже дам тебе пощечину! Именно этого момента все и ждали. Поднялся страшный крик, сестры начали спорить и ругаться.

– Убирайтесь отсюда! Все вы! – Голос лорда Синклера был подобен грому. Дети затихли в один момент. Наступила напряженная пауза. – Ну? – Односложное слово подействовало на сестер как удар кнута. В одно мгновение все бросились к лестнице.

Дождавшись, когда сестры скроются из виду, Синклер обратился к Джапонике. Голос его просто звенел от ярости:

– А вы, мадам, ступайте за мной. Виконтесса повиновалась. Устраивать дискуссию с лордом Синклером в коридоре она не могла, но то, что он стал свидетелем столь безобразной сцены, не только злило ее, но рождало чувство неловкости.

– Я сожалею, что вы познакомились с девочками при таких обстоятельствах. Обычно они ведут себя тихо и…

Лорд насмешливо приподнял бровь, и Джапоника замолчала. Врать не было смысла, как и оправдываться.

– Если их поведение – результат вашего влияния, то вы для них плохая опекунша.

Джапоника мудро решила, что оскорбительный намек можно и проглотить, если несчастливый эпизод привел их непосредственно к тому вопросу, который она намеревалась обсудить с лордом с самого начала.

– Я готова сделать все возможное, чтобы избавить себя от этой роли.

– Не сомневаюсь, что в этом случае выиграют обе стороны.

– При всем самоуважении, должна признать, что я им не ровня. Их воспитанием и опекой должен заняться тот, кто по своему происхождению и воспитанию им ближе. – Джапоника выдержала многозначительную паузу. – Такой человек, как вы. Лорд несколько долгих секунд пристально смотрел на виконтессу.

– Я бы предпочел, чтобы бешеный верблюд пятьдесят миль тащил меня за собой по джунглям, – сказал он наконец.

Джапоника еле сдержала улыбку.

– С ними иногда нелегко.

– Лучше бы их утопили при рождении. Джапоника едва не вскрикнула.

– Как жестоко!

– Зато честно. – Он усмехнулся. – Даже если взять лучшее у каждой, на одну приличную девушку все равно не хватит. Слава Богу, их воспитание не входит в мои обязанности.

Честно говоря, Джапоника хотела бы услышать иное. Она решила испробовать другую тактику:

– Их отец высказал пожелание, чтобы одна из старших сестер была как можно скорее выдана замуж. В этом вы, конечно, помочь сможете. Разве среди офицеров, что были у вас сегодня в гостях, нет холостяков?

Девлин смотрел на Джапонику так, будто у нее выросли рога. Он был абсолютно уверен в том, что разговор о сватовстве дочерей лорда Эббота был только уловкой, предлогом для чего-то другого. Умные женщины начинают разговор о чем-то, совершенно к делу не относящемуся, лишь для того, чтобы сделать удачный маневр и перейти к сути в совершенно неожиданный момент.

– Позвольте мне быть откровенным до грубости. Я и пальцем не пошевелю, чтобы напустить этот бродячий зверинец на кого-нибудь из своих знакомых.

Задетая его снобизмом, Джапоника сказала:

– Я отвечу вам взаимностью и буду столь же откровенна. Ваше наследство сделало их нищими. Другой на вашем месте счел бы для себя долгом чести выдать кого-нибудь из них замуж.

Посмотрев на носки своих ботинок, лорд Синклер протянул:

– Мадам, я скорее женился бы на вас.

– Женились на мне?

Он наслаждался выражением неприкрытого изумления на ее лице. Как хорошо она разыгрывала невинность! Действительно, жениться на ней!

– Это всего лишь фигура речи, – холодноватым тоном пояснил он. – Полагаю, вы слишком заняты возложенными на вас обязанностями по патронажу приемных дочерей, чтобы обременять себя новым ухажером.

Джапоника почувствовала, что покраснела до корней волос.

– Вы абсолютно правы, если имеете в виду себя в качестве утешителя моей вдовьей доли.

Девлин спрятал улыбку. В самом деле, какое неподдельное возмущение в голосе! Да уж, рыжие волосы не обманули. В этом хрупком теле скрывалась женщина с жарким темпераментом. Это его возбуждало.

– Вы виконтесса, а одеваетесь как гувернантка, попавшая в нужду. Что это за смехотворный предмет? – Он выпростал руку и сдернул с головы Джапоники чепец так быстро, что она не успела ему помешать.

Случайно он задел узел, шпильки выскочили, и рыжие кудри упали на ее спину и плечи. Девушка увидела, как расширились его зрачки, и больше не сомневалась в природе его чувства. В глазах лорда был голод, животный голод самца.

Голос ее слегка дрожал от возмущения:

– Вы самый грубый мужчина, с кем мне приходилось иметь дело.

Он бросил чепец к ее ногам и, молитвенно сложив на груди руки, сказал:

– Поверьте мне, я такой, как все.

– Ну что же, я подозреваю, что вы надеетесь, будто я стану вам возражать, – ответила она презрительно. «Какой несносный, надменный тип!»

Джапоника нe знала, что и думать, когда в ответ лорд Синклер улыбнулся:

– Вы хотите сказать, что возражаете против моей компании и намерены покинуть мои пенаты.

Джапоника вдруг поняла, что попалась в ловушку. В тот первый раз все начиналось так же. Он загнал ее в угол, прежде чем начать торговаться о цене за его услугу. На этот раз она не могла ничего придумать для того, чтобы уговорить его пойти ей навстречу и помочь сосватать хотя бы одну мисс Эббот.

Девушка наклонилась, чтобы поднять чепец с пола, но он опередил ее и протянул чепец с лучезарной улыбкой на лице. Джапоника попыталась взять головной убор двумя пальцами, давая понять, что даже случайное соприкосновение рук считает для себя оскорбительным.

Догадавшись о том, что стоит за ее действиями, Девлин в последнюю секунду спрятал чепец за спину.

– Давайте же. Неужели вы так легко сдадитесь? Джапоника сжала губы, мрачным взглядом встретила его довольное выражение лица. Синклер забавлялся, и это ее бесило. Может, эти слова про потерянную память были ложью, попыткой заставить ее сделать неверный шаг, раскрыть карты? Или сейчас человек, что был перед ней, вел себя так, как требовала его природа? «Ты еще должна меня удивить, – когда-то говорил, поддразнивая ее, Хинд-Див. – Будь умной и думай быстрее!»

Джапоника сложила руки на груди и заговорила голосом, являвшим полное противоречие ритму ее бешено бьющегося сердца:

– Если я смогу сделать сестер Эббот, скажем, за месяц такими, чтобы они не вызывали у вас неприятия, вы не могли бы представить старших девочек лондонскому обществу?

Лорд улыбнулся, но улыбку его нельзя было назвать приятной.

– Мадам, если вы могли бы изменить их хоть на йоту, я мог бы пересмотреть свою позицию. – Он приблизился к ней вплотную, так что она вынуждена была смотреть на него снизу вверх. – Но послушайте меня. Я не верю в чудеса и не жду их. Таким образом, пока это не произойдет, я не хочу, чтобы вы или ваше потомство показывались мне на глаза.

Джапоника гордо вскинула голову:

– Дайте мне месяц. А до тех пор скатертью дорожка туда, куда вы там собрались отправляться, и черт с вами.

Когда она захлопнула за собой дверь, улыбка на лице Синклера поблекла. Как бы там ни было, он не привык, чтобы в споре с ним последнее слово оставалось за женщиной. К тому же виконтесса вела себя так, как будто была с ним одного поля ягода. Да, по рангу вдовствующая виконтесса даже немного выше, чем он.

Но ведь это результат мезальянса! Может, она ведет себя так потому, что считает, что он должен ее помнить?

Но ведь он потерял память!

После всех объяснений, касавшихся событий трехдневной давности, Синклер не имел ни малейшего представления о том, что ему следовало бы о ней знать. Но что-то между ними было. Он видел испуг в ее карих глазах. Если даже она сама того не замечала, то он видел, как начинала подрагивать ее нижняя губа всякий раз, как он приближался. И еще кое-что очень существенное. Он чувствовал себя как семнадцатилетний мальчик в присутствии доступной женщины. Сама похоть!

А он-то думал, что больше с ним такого не будет. И не было… пока он не встретился глазами с леди Эббот.

Его восхищала ее манера изредка касаться шеи и золотой серьги в ухе. Жест, усвоенный в детстве, теперь, когда она стала женщиной, приобрел весьма соблазнительное звучание. Она весьма твердо напомнила ему о том, что он – мужчина, мужчина, у которого очень долго не было женщины.

Девлин улыбнулся. Он не мог бы сказать, что ему очень понравилась леди Эббот. Он даже не мог бы сказать, что его сильно к ней влечет. Но он не мог бы утверждать, что остался к ней равнодушен. Не мог, когда тело его налилось, являя собой неопровержимое доказательство обратного. Итак, что же делать?

– В самом деле, что? – пробормотал лорд, рассеянно дернув за веревку звонка, вызывая дворецкого.

Соблазнить вдову, живущую с ним под одной крышей? Это вызовет скандал, что значительно усложнит его жизнь, какой бы соблазнительной ни казалась перспектива при первом рассмотрении. Что делать с ней, когда притягательность новизны исчезнет? Нет, лучше не гадить в собственном гнезде. В Лондоне в избытке женщин, более красивых и доступных, чем леди Эббот, и не менее страстных, чем она. Достаточно удовлетворить естественные потребности организма, и все пройдет. Должно пройти.

– Милорд?

Девлин взглянул на дворецкого:

– Пусть подгонят карету к дому. Да, Бершем, что ты знаешь о виконтессе? Пользовалась ли она успехом на лондонском рынке невест, пока не подцепила лорда Эббота?

– Леди Эббот в Лондоне впервые. Она вообще не из Англии, милорд. Лорд Эббот встретил ее и женился во время своего последнего пребывания в Персии.

Девлин вздрогнул.

– Ты сказал, в Персии?

– Именно так, милорд. Леди Эббот выросла в восточно-индийских Колониях.

– Откуда тебе это известно?

– Сама леди об этом сказала. – Бершем позволил себе улыбнуться, что случалось с ним крайне редко. – Весь дом смотрел на нее в страхе. То, как она обращалась с вами в тот вечер, невозможно забыть. А потом, когда мы услышали, как она говорит с вами на иностранном языке…

– Что? – Девлин не мог скрыть удивления.

– Леди Эббот сказала, что в лихорадке вы говорили с ней на персидском. – Бершем зябко поежился. Он не мог забыть ту ночь и тот мистический ужас, что испытал, глядя на своих новых хозяев. – Я думал, милорд, вы помните.

– Нет, – ответил Девлин и сжал в руках чепец. Он бросил на него взгляд, и новая мысль молнией пронзила его мозг.

Итак, все обстояло именно так, как он и подозревал. Дочь колониста! Должно быть, они встретились в Персии. Если бы он только мог вспомнить!

Боль сдавила виски, как это случалось всякий раз, когда Синклер пытался вспомнить прошлое. Непроизвольно он сжал в ладони льняной, с кружевной оборкой чепец, и запах, тот самый пьянящий персидский аромат, стал сильнее. Наполнил собой воздух, делая леди Эббот соблазнительно ближе. В серых воробьиных перышках таилась душа гурии.

Что-то новое зашевелилось в нем, нечто такое, что не напоминало о себе ни разу за весь год. Инстинкт охотника. Возбуждение, сопутствующее охоте! Быть может, он перестал быть солдатом, способным совладать с врагом. Не было у него вкуса к политике, к дипломатической карьере. Но безразличие его покинуло. Теперь Синклеру стало не все равно, как сложится жизнь. В настоящий момент судьба бросала ему вызов в виде секретов маленькой юной женщины, в чьих руках был ключ к воспоминаниям, которые ему очень хотелось вызвать к жизни.

Впервые за долгое время он улыбнулся широко и ясно.

Глава 12

Мирза Абул Хасан Шираз, полномочный посол иранского султана, надежды вселенной, его величества падишаха, был болен.

Консилиум врачей пришел к выводу, что болезнь его была вызвана тоской по дому и усилиями организма приспособиться к английскому холоду. Больше никакие увеселения и развлечения не могли поднять его с постели. Мирза лежал и жаловался на жар и боль в сердце. С этим надо было срочно что-то делать. Нельзя долго оставлять правителя Ирана в неведении относительно здоровья его полномочного представителя в Англии. Именно этому щекотливому обстоятельству Девлин Синклер и был обязан встречей с сиром Гором Узли этим субботним утром.

Сидя за изысканно выполненной шахматной доской, подаренной сэру Узли индийским раджей, в не менее изысканно декорированной зеленым бархатом и позолотой гостиной баронета Узли, они обсуждали государственные дела, притворяясь, будто играют в шахматы.

– Нельзя допустить дипломатический скандал, – говорил Узли, советник короля Георга.

Король поручил Узли принять гостя из Ирана у себя, так что он был ответствен за все, что происходило с мирзой здесь, в Лондоне. – Как вы знаете, мирза отклоняет все приглашения, отказываясь покинуть дом до тех пор, пока его официально не примет у себя его величество. Большое расстояние между теперешней резиденцией короля и Лондоном не позволяет нам точно рассчитать время и подготовить все необходимое для публичной королевской аудиенции. И это плохо, ибо по городу начинают ходить опасные слухи. Некоторые радикальные газеты уже высказали предположение, что задержка с приемом всего лишь предлог для того, чтобы задержать мирзу под домашним арестом. Если просочится слух о том, что болезнь его безнадежна, то это серьезно осложнит подписание англо-персидского договора. Что, как вы понимаете, весьма на руку Бонапарту.

Девлин рассеянно кивнул и взял в руки фигуру. Договор 1807 года между французами и Персией оставался в силе менее полугода. То, что шах выразил настойчивое желание возобновить отношения с Англией, не могло не вызывать беспокойства у врага.

– Ходят слухи, что Лондон – это ружье, выстрелом из которого французские шпионы надеются посеять смуту среди английских союзников. Хотелось бы верить, что эта новость утолит вашу печаль по поводу бесцельности пребывания во вверенной должности.

– Напротив, – достаточно вежливо ответил Девлин, – я полагаю, мое возвращение в Индию принесло бы двойную пользу – и мне, и Англии.

Узли нахмурился, глядя, как его более молодой оппонент ставит фигуру на доску.

– Когда-то вы принесли неоценимую пользу стране. Жаль, что подобных героев не принято чествовать публично. Но я могу сказать откровенно: свой вклад в общее дело вы внесли, и немалый.

– Мне было бы куда лестнее это слышать, если бы я мог припомнить, о каких услугах вы ведете речь, – сказал Девлин и жестом пригласил Узли сделать свой ход.

– Вот так. – Узли передвинул пешку. – Память не хочет возвращаться, не так ли?

– Не хочет. – Девлин обнаружил, что, если не глушить головную боль алкоголем, то приступы ярости, которые всегда сопровождали эту боль, можно удерживать под контролем. Но советнику короля не стоило рассказывать ни о пристрастии к спиртному, ни о приступах гнева. – Мало радости играть роль сторожевой собаки, которая лает, но укусить не может. Я бы предпочел вернуться к исполнению своих прежних обязанностей.

Узли сдвинул брови.

– Но, мой дорогой, вы же сами не помните, в чем состояли ваши обязанности.

– Они были так необычны даже для опытного военного?

– Можно сказать, они были уникальны. – Узли взял пешку и задумчиво покрутил ее между пальцами. – Вам давали весьма деликатные поручения. Уникальные, как я уже сказал. Но тут главное – соблюдение секретности. Ваши ранения, увы, сделали вас… запоминающимся.

Девлин нахмурился и как бы невзначай потер то место на рукаве, из-под которого торчал крюк.

– Никто не желает обсуждать со мной ту работу, которую я делал для Англии. А ведь меня пытали и едва не замучили насмерть именно для того, чтобы я раскрыл какие-то секреты, которые знал, как вы говорите, по долгу службы. Вам не кажется такое положение вещей несколько несправедливым?

Узли в ответ лишь с улыбкой поставил фигуру на место. Он был дипломатом и знал, как благополучно обходить опасные рифы.

– Я заметил, как часто мирза обращается к вам в течение дня. Разговоры с вами его развлекают. Вы разделяете его любовь к восточной поэзии и музыке, что, согласитесь, редкость среди нашего брата военных. Ваш персидский настолько беглый, что он сомневается в том, что вы – англичанин. Девлин пожал плечами.

– Да, это для меня самого остается тайной. Слова просто приходят тогда, когда надо. И когда говорят, я тоже все понимаю, как на английском. Но ничего не помню о том, чтобы учил персидский или знакомился с их культурой.

Узли кивнул. Лорд Синклер владел арабскими языками и языками хинди лучше, чем сам Узли.

– Мирза места себе не находит. Каждый день к нему являются курьеры с сообщениями, побуждающими поторопиться с возвращением. Каждый день промедления грозит навлечь праведный гнев Али Шаха.

– Я его понимаю, – сказал Девлин и быстро передвинул фигуру. – Ибо мирза потерял дядю, ставшего жертвой гнева шаха. Насколько я помню, дядю его сварили в масле.

Узли брезгливо поморщился.

– В столице бывает не один десяток полномочных представителей всевозможных государств, которые месяцами ждут королевской аудиенции. И ничего, не жалуются. Хотя они не ограничены в тех увеселениях, что им предлагает Лондон. А это существенно помогает скоротать время. Хасана нужно развлечь, – заключил Узли с улыбкой, после чего взял пешку Девлина. – Как мне кажется, женское общество было бы всего предпочтительнее.

Девлин поднял глаза в весьма неприятном удивлении:

– Вы ведь не хотите сказать, что предлагаете мне роль сводника?

– Нет. – Узли потер подбородок. Выражение его лица было кислым. – Но мирза становится чертовски упрям, когда речь заходит о тех клятвах, что он давал шаху. Кстати, он поклялся соблюдать целомудрие, пока не исполнит задачу, поставленную перед ним его совереном. Чертовски неудобно! Несколько вечеров в опере с последующей вечеринкой в обществе хористок могли бы значительно улучшить его настроение.

Девлин улыбнулся, не поднимая глаз от доски.

– Именно поэтому шах и взял с него такую клятву. Мужчина в расцвете лет, поклявшийся оградить себя от удовольствий, которые дарит женское общество, имеет весьма сильную мотивацию для скорейшего исполнения долга.

Узли негромко рассмеялся:

– Принцип, который ни за что не сработал бы в британской армии. Мы платим шлюхам, разъезжающим по фронтам, чтобы сохранить мотивацию в наших мужчинах. Хотя шаху не откажешь в мудрости. И все же даже если мирза не может воспользоваться всеми преимуществами женского общества, это не значит, что он останется равнодушным к женщине, способной его развлечь на ином, так сказать, интеллектуальном уровне. Он не раз упоминал о том, что ему нравятся английские леди. Мне пришло в голову, что полупрозрачные наряды, вошедшие в моду, поражают его новизной и вызывают желание видеть их почаще. Хотелось найти человека, который помог бы найти стильную английскую даму благородного происхождения. Она, конечно же, должна быть замужем. Достаточно молодая, чтобы радовать глаз, и в то же время достаточно остроумная, чтобы развлечь гостя беседой. И такая, чтобы ее не отталкивала его восточная манера общения.

– Сколько требований к одному человеку!

– Но все они продиктованы лишь необходимостью. Мне сказали, что одна дама упала в обморок при виде бороды нашего мирзы. Мы ведь не можем держать наготове с десяток нянек, чтобы привели даму в чувство на случай, если ей случится упасть в обморок! – Узли наклонился над доской, пытаясь вникнуть в тактику противника. Он только что потерял пешку. – Нам нужна дама, которая говорила бы немного по-персидски! Мирза пытается учить английский, но пока успехи его незначительны. Общество женщины может подстегнуть интерес к языку.

Девлин не вполне был уверен в том, что стоит озвучивать мысль, которая родилась у него уже давно.

– Возможно, я знаю такую даму.

– Замечательно! Мистер Грант, председатель Ост-Индской компании, и его помощник, мистер Астелл, приглашены на обед с мирзой на следующей неделе. Мы были бы рады включить в число приглашенных вас и вашу даму.

– Я не…

Узли предупредительно поднял руку:

– Это не просьба, а приказ, полковник Синклер. Девлин вздохнул, отчасти чтобы замаскировать раздражение.

– Хорошо, сир. Но сегодня я не смогу ей сообщить. Она живет за городом. Кроме того, я не вполне уверен в том, что смогу ее убедить принять приглашение. Она вдова, и у нее есть дети, за которыми надо присматривать.

– Великолепно! – воскликнул Узли и откинулся на спинку стула с довольной улыбкой.

Двумя часами спустя Девлин уже сидел в карете Шрусбери, неспешно катившей по Бонд-стрит. Он улыбался. И радовало его то, что у него появилась цель – то, чего ему не хватало в течение многих месяцев. И тот факт, что цель, его была несколько фривольного содержания, не омрачал радости. У него появился предлог взяться за осуществление иной задачи, задачи, которую он даже самому себе не формулировал четко, ибо сам не хотел признаваться в том, что желает встречи с леди Эббот.

Он почувствовал, что переиграл, когда на следующий день после их разговора виконтесса вместе со своими подопечными съехала с лондонской квартиры. Было это неделю назад. Синклер действительно не желал встречаться с ее падчерицами, но он никак не думал, что она так буквально поймет его пожелание и бросится вон из города. Он думал, что она останется в городе, только жить будет где-то в другом месте.

– Чертовка!

Леди Эббот вернулась в Крез-Холл. Если бы она продолжала жить в городе, у него нашлось бы с десяток поводов встретиться с ней. Но как он мог поехать в графство Суррей? Возможно, что виконтесса восприняла бы его приезд как попытку преследования? До сих пор он не мог этого сделать. Узли дал ему повод.

Синклер выглянул из окна. Карета как раз проезжала мимо модного магазина. В витрине он увидел платье изумрудного цвета из ткани столь тонкой, что она скорее напоминала вуаль, и только очень смелая леди могла решиться надеть его. И когда Синклер представил себе Джапонику Эббот в этом одеянии, он на миг обомлел.

Стильная женщина, говорил Узли. Леди Эббот не имела стиля, если только полное отсутствие такового не воспринимать как собственный стиль. Если она согласится помочь ему, ее придется одеть с головы до пят. И одеть, как полагается. Чтобы она могла произвести впечатление на перса, имеющего пристрастие ко всему яркому, богато украшенному. Очевидно, ей понадобится его помощь.

Не заботясь о том, что могут подумать о джентльмене, входящем в дамский магазин в одиночестве, без дамы, выбежавшей поприветствовать его модистке Девлин сразу указал на платье в витрине и велел его завернуть.

Модистка, сразу заметившая, что господин покупает платье не по прихоти и с какой-то серьезной целью, ободряюще улыбнулась:

– У месье великолепный вкус. Может, он хочет приобрести для своей дамы еще некоторые мелочи? К платью?