Текст книги "Шалость"

Агги отошла, любуясь матерью и сыном.

– Он так хотел к тебе на ручки, последние недели только об этом и мечтал. Ни я, ни кормилица не могли ему угодить. О, дитя мое, ты снова готова заплакать! Я теперь вообще боюсь с тобой о чем-нибудь говорить, чтобы не расстраивать.

– Прости. – Джапоника смахнула слезу тыльной стороной ладони. – Я просто никак не могу поверить, что вы с Джейми здесь.

– Тебе надо за это благодарить лорда Синклера. – Агги увидела, как хозяйка вытянулась в струнку при упоминании этого имени, но продолжала как ни в чем не бывало: – Без его помощи мы бы так и не смогли выехать из Португалии. Ни разу не видела человека, который умел бы лучше находить язык с властями. И на каких только языках он не говорит! На португальском, и на языке басков, и на французском – в каких только странах мы не перебывали за время пути. Не удивлюсь, если бы он своей обходительностью сумел найти выход даже из ада.

Джапоника приподняла Джейми так, что он касался ее колен одними носочками. Ребенок защебетал от счастья, что стоит прямо, и замотал ножками в воздухе. Улыбка его была как бальзам для материнского сердца. Он стал тяжелее, чем помнилось, ручки и ножки его наполнились плотью, появились ямочки на сгибах рук и под коленками. Некогда лысая головка теперь была покрыта черными кудряшками.

– Он так вырос, Агги. Я бы его ни за что не узнала, если бы он не был с тобой.

– Брось, девочка. Ты узнала бы своего сына. И отец его узнал. Его светлость ни о чем не спрашивал. Просто посмотрел на Джейми, взял на руки и сказал: «Привет, сынок!» Вот так. И Джейми, кроткий как ягненок, тут же пошел к нему на руки.

Джапоника отвернулась от Агги.

– Он не отец Джейми.

В тот момент, как Джапоника увидела Джейми на руках Девлина, ее охватил необъяснимый страх. Она боялась потерять своего ребенка. С ужасом думала о том, что наделенный властью благородных кровей отец заберет ребенка у матери. Она читала о таких случаях в газетах. Мужчина мог обвинить жену в супружеской измене и упрятать в тюрьму или в сумасшедший дом. Женщина в этом случае была совершенно бесправна. И это касалось семей аристократии. Что же говорить о ней, простолюдинке. Ему, виконту, ничего не стоит отнять у нее ребенка. И общество его не осудит. Какое дело этим господам до чувств женщины, не принадлежащей их кругу! Джапоника не знала, верит ли сама в то, что Девлин способен на такую подлость, но при одной мысли о подобной возможности она леденела от ужаса.

Агги продолжала складывать подгузник.

– Я уже сказала, что его светлость не задавал никаких вопросов. Но зато он о многом мне рассказал. И о том, как потерял память, и о том, что некогда был известен как Хинд-Див. – Агги украдкой бросила взгляд на свою подопечную. – Но я думаю, ты и так об этом все знаешь.

– Не все, – коротко ответила Джапоника и посадила Джейми себе на колени. – Джейми мокрый.

Агги бросила ей свежий подгузник.

– Ты должна выслушать его светлость, девочка. Он очень хочет поговорить с тобой.

– Ты лучше других должна понимать, почему я не могу и не хочу с ним говорить.

– Знаю, он – Хинд-Див, и я догадываюсь, что это может для тебя значить. Но с тех пор как ты приехала в Лондон, произошло нечто такое, что все изменило. Хинд-Див превратился в достойного и порядочного аристократа, который может дать тебе хорошую жизнь. Я знаю и то, что у тебя есть ребенок, который был отлучен в последнее время от матери. Ты сама видела, что дитя с трудом узнал тебя. И я вижу, что мать его влюблена в человека, который подарил ему жизнь…

– Я не люблю его, – вставила Джапоника, но Агги сделала вид, что не услышала. Она даже не сделала паузы.

– А у ребенка есть родитель, который, точно не зная, он ли его отец, пересек территории двух воюющих стран, чтобы привезти Джейми к себе в дом. Вот что я думаю: Джейми нужен отец, а тебе муж.

– Только не этот человек.

– Ну ладно, раз уж ты такая разборчивая. Что тебе не нравится? Покрой его сюртука? Или его пустой рукав?

– Ты знаешь, что не это, – раздраженно бросила Джапоника.

– Я никогда тебе не лгала и никогда не щадила. Тебе надо не только о себе думать. Но ты похожа на влюбленную девчонку, а он на мужчину, который не любит терпеть долго. Самое простое, что можно сделать, это объединиться, а время довершит остальное.

Джапоника покачала головой:

– Он… меня не любит. Однажды мы были вместе в Лондоне. Он бросил меня еще до того, как узнал о Джейми.

– О, да это просто поправить. Мужчины не такие уж непостижимые существа, скажу я тебе. Это женщины вечно переживают, раздумывают, выдумывают и приходят к заключениям. А мужчина – это чуть больше того, что у них на сердце и в штанах. Если ты задействуешь одно, все остальное за ним потянется.

Джапоника неожиданно для себя улыбнулась. И сказала, несмотря на то что не хотела продолжать тему:

– Тебя послушать, так мужчины просто немые животные.

– О нет! Только не немые. Они вечно кричат, угрожают и клянутся. Но все это просто шум. – Агги положила руку Джапонике на плечо. – Он мужчина, который тебя любит. Я никогда не стала бы толкать тебя к нему, если бы не была в этом уверена. Ты бы только посмотрела, как он обращается с Джейми. Он прирожденный отец и с годами будет только лучше. Но ты не должна с этим тянуть. Мужчины, хотя они это и отрицают, существа тонкокожие. Они убегают, если их гордость задевают слишком часто и при этом не используют целительный бальзам любви, чтобы их успокоить. Дай ему то, что он хочет, и что нужно тебе, и что заслуживает Джейми.

Джапоника расправила плечи, но лицо ее было непроницаемым, словно маска.

– Я не могу. Ничего не получится.

Агги покачала головой. Она знала Джапонику с той поры, когда та была ребенком. Она умела быть упрямой в своих заблуждениях.

– Тебе все равно придется с ним поговорить. Сегодня, завтра или потом.

Джапоника ничего не сказала. Она боялась, что силы ее слишком подорваны, чтобы противостоять напору Девлина.

– Как он узнал, Агги? Узнал о Джейми?

– Тебе лучше спросить его самого.

Джапоника промолчала, и тогда Агги, неодобрительно пощелкав языком, сказала:

– Это дело рук одной из твоих приемных дочерей. Она написала ему после того, как украдкой прочла одно из посланных мной писем.

– Лорел. – Джапоника вздохнула в грустном недоумении. – Кажется, нет пределов ее вероломству.

– Да, та самая, которую его светлость называл толстой гусыней.

– Она всего-навсего глупая испорченная девчонка.

– Она хладнокровная порочная дрянь, – вынесла безжалостный приговор Агги. – Если она не осознает, насколько омерзительно поступает, то я не завидую тому, кто попадется на ее пути.

Как бы ни хотелось Джапонике оспорить вынесенный Агги приговор, она не могла не понимать, что служанка говорит только правду.

– Она заслуживает жалости, ибо теперь я думаю, что ее сестры будут жить вполне благополучно.

– Не без твоей помощи. – Агги улыбнулась, встретив озадаченный взгляд Джапоники. – Его светлость много часов провел в карете, держа на руках малыша. И поскольку делать нам было особо нечего, он говорил о тебе.

Джапоника покраснела и усадила мальчика на колени.

– Мне все равно, что лорд Синклер обо мне думает.

– Не сомневаюсь. Поэтому и говорить ни о чем тебе не стану.

В дверь громко постучали, затем раздался возмущенный голос леди Симмс:

– Откройте немедленно!

Джапоника подошла к двери, отодвинула задвижку и приоткрыла дверь.

Леди Симмс прищурилась. Меры предосторожности, предпринятые Джапоникой, вызывали у нее законное раздражение.

– Я пришла, чтобы познакомиться с внуком. Не стану благодарить тебя за то, что наделила меня почетным званием бабушки. Какое-то время, полагаю, я буду продолжать крепко на тебя сердиться. Но я не намерена позволять ребенку страдать оттого, что его родительница наделила меня этим одиозным титулом. Подумать только, бабушка! – Леди Симмс вставила серебряный наконечник трости в щелку. – Отойди, Джапоника, а то я такое устрою, что чертям в аду станет тошно!

Джапоника увидела за спиной леди Симмс затененную фигуру, приближающуюся к двери, и выражение ее лица изменилось.

– Мадам, вы даете мне слово, что обманом не впустите сюда лорда Синклера, если я вас приглашу войти?

Леди Симмс смотрела на Джапонику с чувством легкого отвращения.

– Я пытаюсь тебя полюбить, девочка. Но на настоящий момент ты мне сильно осложняешь задачу. Я не стану давать тебе слова, а ты не смеешь требовать его от меня. Дев – самая нежная душа на свете, а ты обращаешься с ним как с распутником и негодяем. А ведь он хочет сделать тебе честное предложение.

– Прошу прощения…

– Довольно! – Девлин вышел из-за спины тети и вставил руку в проем за миг до того, как Джапоника успела бы захлопнуть дверь. Единственный желтый глаз, видимый в щель, сверкал грозным огнем. – Мадам, вы исчерпали мое терпение. Я должен поговорить с вами наедине. Если вы этого не пожелаете, мы будем кричать друг другу сквозь закрытую дверь, но, черт возьми, я заставлю себя выслушать! Так какой же способ нравится вам больше?

Джапоника оказалась в ловушке. Ей ничего не оставалось, как отпустить дверь и попятиться. Но она даже не попыталась скрыть свой гнев, когда леди Симмс проплыла в комнату мимо нее, одетая в наряд цвета лаванды и сливок, а следом за ней и лорд Синклер появился в новом черном костюме и угрюмый как грозовая туча.

– Вам потребуются плащ, шляпа и крепкая обувь, – сказал он без предисловий. Я буду ждать у входа внизу. Даю вам пять минут. – Он похлопал себя по карману для часов для пущей выразительности. – Повторяю, пять минут.

– Какой из него получился отличный парень, – заметила леди Симмс, проводив племянника взглядом. – Никогда раньше не замечала в нем приверженности к стилю. – Она бросила на Джапонику пронзительный взгляд. – Это все твоя работа. Смотри осторожнее с этим, девочка. А теперь, – сказала леди Симмс, повернувшись к Агги, – дайте мне подержать эту маленькую обезьяну, что весь дом перевернула своими вечными криками, нытьем и визгом.

Ровно через пять минут Джапоника шагала рядом с лордом Синклером по очищенной от снега дорожке, ведущей от дома к маленькому летнему домику в дальнем углу сада. Она была удивлена, увидев, что ставни отворены и в окнах отражается свет от огня.

Девлин пристально наблюдал за Джапоникой, тщательно избегая встречаться с ней глазами. Впрочем, предосторожности были напрасны: леди Эббот смотрела только вперед и себе под ноги. Она казалась миниатюрнее, чем ему помнилось, погруженной в себя и недоступной. За четыре короткие недели она совершенно изменила манеру поведения, стремительно преодолев пропасть, разделяющую женщину с повадками гувернантки и царственную леди. Если первое его раздражало, то последнее вызывало отвращение. И еще она была совсем не той женщиной, которую он впервые увидел во всем блеске на приеме у мирзы, а затем познал. Не эту женщину держал он в своих объятиях.

Синклеру очень хотелось как можно быстрее разрушить неожиданно вставшую между ними преграду из холодной отчужденности, но знал он и то, что если будет слишком настаивать, то потеряет ее навсегда.

– А теперь, – сказал он, когда Джапоника села в одно из двух придвинутых к камину кресел, – я хотел бы узнать твои планы.

– Планы? – Джапоника ожидала услышать совсем другое. – Я уезжаю.

– Понимаю. – Он стоял в дальнем конце комнаты, не выказывая желания слишком к ней приближаться. – И когда ты намерена ехать? Уже через месяц или когда, к примеру, начнется весенняя распутица?

– Я уезжаю сегодня. – Это заявление удивило не только его, но и ее.

Темные брови Синклера поползли вверх.

– Ты не в том состоянии, чтобы ехать сегодня же. Джапоника сложила руки в теплых перчатках на коленях.

– Думаю, я сама могу решать, когда мне ехать и когда нет.

Он смотрел на нее какое-то время молча.

– И куда ты намерена ехать? – Голос его был спокойным, лишенным всяких эмоций, но виконт замер, и только золотистые глаза, неестественно блестящие, одни жили на его лице.

– Это тебя не касается, – сердито бросила Джапоника. – Что бы ты по этому поводу ни думал, мой отъезд объясняется лишь желанием начать новую жизнь. Вдали отсюда.

– Тогда ты по крайней мере можешь дождаться утра.

– Нет! – Джапоника встала и отвернулась. – Если у меня еще остался ум, я не стану проводить еще одну ночь под одной крышей с вами.

Девлин услышал в этой гневной отповеди первый огонек надежды.

– Хорошо. Тогда уеду я.

Она стремительно обернулась к нему, пылая от гнева:

– Вы не должны! Ни в коме случае! Вы – хозяин поместья, а я здесь посторонняя. Я не имею права находиться здесь, и тем более я не имею права находиться здесь после того, что произошло. Я не желаю создавать одиозную ситуацию и давать новую пищу для сплетен, проживая с вами под одной крышей. Но вы должны остаться. Вы отвечаете за тех, кто живет в Крез-Холле, вы не должны их бросать.

– Что за чушь! Ни вы, ни я никогда и гроша ломаного не давали за то, что думают о нас другие. Признайтесь себе хотя бы в этом, черт возьми!

– Не смейте кричать на меня, – начала было она.

– Я буду кричать так, что крыша рухнет, если вы будете продолжать эту дурацкую игру в «приличную девочку»!

– Вы можете делать что пожелаете. Это ваш дом. Он шагнул к ней навстречу:

– Иногда мне кажется, что следовало просто взять и увезти вас силой. Куда-то очень далеко, чтобы мы могли сколько влезет орать друг на друга, пока не станем готовы утолить страсть, которая в нашем с вами случае часто принимает обличье гнева.

Джапоника вскочила на ноги.

– Вы смеете мне об этом говорить? После того как узнали все? Все, что между нами было? Все, что сделали вы со мной в Багдаде? – добавила она шепотом.

Выражение ее лица заставило его отступить от первоначального плана.

– Вы должны по крайней мере меня выслушать. Я могу представить, что вы обо мне думали. Ну допустим, не вполне могу представить. Но я не бесчувствен к горестям и унижениям, которые могут выпасть на долю человека, ничем не защищенного. Я не понимаю, чего хотел добиться лорд Эббот, посылая вас ко мне. Посулив вас мне на всю оставшуюся жизнь.

Джапоника встрепенулась:

– Что вы хотите этим сказать – на всю оставшуюся жизнь?

– То, что сказал. – Девлин стиснул зубы так, что желваки заходили на скулах. – Вы ведь не знали, что было в той записке, которую просил передать мне лорд Эббот. Хотел бы я, чтобы вы все же прочли ее перед тем, как ко мне идти. Тогда, вероятно, наши пути никогда бы не пересеклись.

Джапоника повела плечами:

– Вы говорите загадками.

– Тогда позвольте мне раскрыть вам отгадку. – Он достал из кармана сложенный вчетверо листок и развернул его перед Джапоникой.

Она дважды прочла написанное, прежде чем подняла на Девлина глаза.

– Что это значит? – недоумевающим шепотом спросила она.

– Там все прямо написано. Джапоника вновь опустила глаза на письмо.

– Вы хотите, чтобы я поверила в то, что лорд Эббот отправил меня к Хинд-Диву за помощью в качестве предлога для того, чтобы я помаячила у вас перед глазами, как марионетка на рыночном прилавке?

Девлин усмехнулся. Образность ее мышления была ему по душе.

– Дьявольский план, не так ли?

– Удачно, нечего сказать, удачно придумано. – Пальцы ее занемели и разжались. Письмо плавно опустилось на ковер. – Я не поверю, что лорд Эббот был настолько бесчувственным и жестоким, чтобы так меня использовать. Словно товар на рынке. Дал отведать покупателю, прежде чем тот решит, брать или нет всю партию.

Впервые Девлин отвернулся.

– Даже сейчас я не помню, как все это было. Как только я обнаружил письмо, я сумел наконец сложить вместе фрагменты того, что вы рассказали мне, и получилась более или менее целая картина. – Он смотрел на нее, и впервые в лице Синклера не было привычного высокомерия. – Понимаю, что оправдания мне нет, но уверен, что я либо был пьян, либо обкурен, если мог поступить так бесчестно после того, как прочел сообщение.

– Вы его не читали.

Голова его дернулась, словно от удара.

– Что?

Джапоника поджала губы.

– Когда я передала вам записку, вы отшвырнули ее в сторону. Я не была уверена в том, что вы вообще ее прочтете. А потом все это уже действительно не имело значения.

– Бисмалла! – Девлин произнес еще одно ругательство. – Это мало что добавляет моей репутации, но должен признаться, что чувствую облегчение оттого, что я не действовал… зная.

Он отвернулся.

– Хинд-Див был сам себе господин, сам себе суд и закон. По определению он должен был стать существом дьявольским: вероломным, жестоким, безжалостным. Иначе его бы не боялись столь же безжалостные враги. Но клянусь, что я не стал бы порочить девственницу, если бы знал, что передо мной именно девственница.

– Разумеется.

Слова ее прозвучали глухо, голос был отчужденным и бесцветным.

– Вы думаете, я лицемерю, не так ли?

– Я не знаю и знать не хочу. – Джапоника приложила руку ко лбу и потерла его. – Могу сказать, что вы были пьяны. Вы опоили нас обоих. Но вы были готовы сделать то, что сделали! Даже если вы верили в то, что я – наемная убийца, в чем вы меня обвиняли, вы были готовы сделать с другой женщиной то, что вы сделали со мной.

На это Девлину ответить было нечего.

– Но я не питаю к вам никакой обиды, – устало продолжала Джапоника, спрашивая себя, почему он просто не развернется и не уйдет, оставив ее наедине со своим отчаянием. – Думаю, что я уже не способна ненавидеть людей, ибо тех, кого бы я могла ненавидеть, очень уж много. Среди них Лорел, тупая безмозглая девка. Она даже не отдавала себе отчета в том, к чему приведут ее действия. А теперь еще и лорд Эббот. – Ее темные глаза загорелись от возмущения. – Как смел он полагать, что наделен правом выбрать для меня мужа!

– Как мог он послать меня к вам, не предупредив, не подготовив! Должно быть, он женился на мне из жалости, узнав, что вы мертвы.

– Не думаю, что им двигала жалость, – нежно сказал Девлин. – Ни один мужчина, который узнал бы тебя по-настоящему, не нуждался бы в предлоге, чтобы хотеть тебя.

Джапоника не смотрела ему в глаза, но чувствовала, как гнев в ней сходит на нет. А именно сейчас поддержка в виде ярости была бы ей нужна. Она скрестила руки на груди.

– Теперь это уже не важно. Уже ничего не важно, кроме того, что я совершила ошибку и усугубляла ее с тех пор каждым своим шагом. Я действительно хочу уехать. Джейми заслуживает того, чтобы жить в окружении людей лучше тех, кто составляет лондонское великосветское общество.

Ее последний аргумент едва не положил Девлина на лопатки. Об этом он еще не подумал.

– Я не попытаюсь остановить вас. Просто скажите, куда вы едете.

– Нет. – Джапоника покачнулась. Ей пришлось схватиться за спинку стула, чтобы не упасть. Враждебный взгляд, что она бросила в сторону Девлина, пресек его попытку помочь ей. – Не вижу смысла вам рассказывать. Я не могу представить, что мы увидимся вновь. Джейми нужна мать. Он и так слишком долго прожил без меня, пока я пыталась исправить мир. – Она снова покачнулась, и на этот раз ее голос был едва слышен. – Я так устала. Я не могу сказать вам, как я устала.

На этот раз Девлин поспешил усадить ее на стул, пока она не упала.

Потом он опустился перед ней на колени и взял ее за подбородок здоровой рукой.

– Маленькая мученица, такой ты себя видишь, не так ли? «Я так устала, вы и представить не можете», – повторил он, издевательски подражая ее интонации, и был вознагражден: щекам ее вернулся прежний цвет. Лучше гнев, чем отчаяние.

Джапоника оттолкнула его руку от своего лица.

– Я больше не желаю вас видеть. – Она отвернулась, чувствуя себя так, словно сдает последние рубежи обороны. – Я ничего от вас не хочу. Я сама построю свою жизнь. Утром я уеду с Агги и Джейми. Прошу у вас только об одном одолжении.

Она обернулась, чтобы оказаться лицом к лицу с человеком, до которого было рукой подать. Девлин смотрел на нее молча. Если ей и следовало кого-то презирать всей душой, то именно этого мужчину, а она, безумная, любила его.

– Вы должны дать обещание, что никогда не станете искать меня. Никогда.

Девлин улыбнулся. Он не был ей безразличен. Иначе откуда такое отчаяние во взгляде и тоне, когда она просит не искать с ней встречи?

– Забирай своего сына, если ты считаешь, что так надо. Но знай, что он и мой тоже. И что наступит время, когда я приду и потребую то, что считаю своим. Все, что считаю своим.

– Хотела бы я, чтобы вы этого не делали, – тихо сказала она и прикрыла глаза.

– Я знаю. Но через некоторое время мы оба будем чувствовать по-другому. – Он прикоснулся к ее щеке и, почувствовав, как она вздрогнула, прижал ладонь к прохладной коже еще на мгновение. – Я думаю, что за вами никогда еще должным образом не ухаживали, и я думаю, что сам должен освоить это искусство.

Когда она подняла голову, он улыбался прямо ей в лицо.

– Думаешь, я не знаю, как тебе было трудно? Что и сейчас очень и очень трудно? – Он наклонился и легко поцеловал ее, словно перышком коснулся. – До встречи, бахия.