Текст книги "Священный котел. Психотерапия как духовная практика"

Для некоторых людей посредником для связи с сакральным служит тело. Такой человек может удивиться, если терапевт тоже вдруг отметит духовную важность тела, ведь в большинстве религиозных традиций существует множество предрассудков по этому поводу. Уважительное отношение к телу, характерное для наших далеких предков, говорит о его религиозном значении, и только гораздо позже богословие назвало тело темницей души, обвинив его во всех тяжких грехах. Подобное отношение к телу постепенно исчезает, хотя терапевтам до сих пор приходится работать с людьми, стыдящимися своего тела и своей сексуальности[21]21
  Возможно, традиционный христианский предрассудок относительно сексуальности связан с убеждением, что Иисус не был женат и никак не выражал собственную сексуальность. Следовательно, сексуальность считается неискупленным, а значит, одним из самых сложных свойств человеческой природы.


[Закрыть]. И такой стыд невозможно побороть одной лишь силой рассудка. Просветленные христианские духовные наставники называют тело не темницей, а храмом души, а значит, принижение тела равносильно принижению чудес творения и воплощения. Однако такие здравые аргументы и добрые советы не способны уничтожить глубоко укорененное чувство стыда. Психотерапевтическая работа со стыдом требует времени, и улучшение появится только после того, как личность почувствует себя в безопасности, начнет делиться с терапевтом постыдными с ее точки зрения чувствами и воспоминаниями, не боясь строгих суждений и презрения. Удачная работа приводит к искуплению тела.

Другой важный тип нуминозного переживания, описанный мистиками всех традиций, – это опыт единения, единства с божественным, когда исчезает ощущение оторванности субъекта от объекта, человека от мира, своего «Я» от другого. Стейс описывает это как «осознание предельного, нечувственного единства со всеми вещами, осознание Единого, недоступного ни чувству, ни разуму» (Stace, 1960, p. 14–15). Во время такого переживания восприятие очень ясное и широкое, однако ты не ощущаешь себя сторонним наблюдателем. Только потом, ретроспективно, ты понимаешь, что это было твое переживание. В религиозных традициях Востока подобный опыт описан как слияние с божественным, однако христианская традиция предпочитает говорить, скорее, о союзе, нежели о слиянии, всячески акцентируя внимание на онтологическом различии человеческого и божественного.

На протяжении всего XX века богословы не признавали за глубинной психологией права рассуждать о трансцендентном уровне реальности. Считалось, что сводить религиозные переживания к психологии, к продуктам психики, – значит отказывать им в объективности и реальности. За утверждения о том, что бессознательное является либо посредником, либо самим источником религиозных переживаний, богословы обвиняли Юнга в психологизме и обожествлении психики (Goldbrunner, 1966, p. 171–72). В ответ на подобные обвинения Юнг говорил, что психика реальна, а значит, привязывая к ней нуминозные переживания, мы никак не отрицаем реальности (Jung, 1940, par. 2 / Юнг, 1991, с. 131–132). Мы не можем объяснить их происхождение или их сущность. Нуминозные переживания суть эмпирические факты. Они происходят внутри психики и потому становятся областью исследований психологов, которые могут изучать их без каких-либо метафизических предположений об их происхождении. Что бы ни существовало за пределами психики, – психологии это уже не касается. Юнг никогда не утверждал, что Бог – это полностью продукт бессознательного. Он просто говорил, что мы не можем отделить Бога от переживаний бессознательного. Так или иначе, Юнг считал бессознательное некоей переменной, необходимой для того, чтобы рассуждать о неизвестном.

К концу XX столетия многие богословы и философы религии обратились к методу понятийного мышления, в то время как другие продолжали описывать религию языком собственных переживаний божественной любви (Morris, 1994). Карл Барт считал богословие попыткой понять веру, а не стремление логически доказать существование Бога. Поборники традиционной религиозности делали акцент на молитве, проповеди, нравственности и изучении Библии, а глубинные психологи занимались символическими и нуминозными переживаниями сакрального. Такой поворот в сторону опыта бросает вызов институциональным концепциям божественного, потому что спонтанные сакральные переживания могут не совпадать с нормами вероучения. Воцерковленные люди, не имеющие личного нуминозного опыта, заимствуют и принимают все, что говорит Церковь. Это приводит к самоуспокоению, слепой опоре на догматы и уходу от индивидуальной духовности. В то же время Юнг отмечал, что догматы – например, о троице или непорочном зачатии – не были искусственно сконструированы интеллектом, а являются архетипическими продуктами психики, ранее появлявшимися в форме видений и снов. Таким образом, мы можем изучать догматы и мифы, понимая их не буквально, а символически и психологически. Например, нечто очень важное содержится в мифической идее о божественном ребенке (младенец Иисус или Будда), так как этот образ выражает духовный потенциал и возможность обновления. Представление о том, что божественное воплощается в человеческом (для Эго этот процесс проходит весьма болезненно), является важной частью христианского мифа. Психологический подход к этим историям помогает нам вычленить и понять важнейшие смыслы, существующие внутри религиозных традиций.

Если религиозная традиция обеспечивает живую связь с сакральным, то надобность в глубинной психологии отпадает. Однако традиционные символы перестали служить посредниками между сакральным и людьми, перестали вызывать эмоциональный резонанс. Традиционные религиозные ритуалы также потеряли свою действенность, так как стали стереотипными и формализованными. Догмат, учение или мифология, на которых основан ритуал, могут быть чужды индивиду. Ритуал не только не способствует возникновению спонтанного религиозного переживания, но и как бы замещает его, лишает человека возможности непосредственного опыта сакрального (Jung, 1940, par. 75 / Юнг, 1991, с. 159).

Нуминозное переживание может ощущаться как нечто важное и для индивида, и для целой общности людей. Человека может посетить откровение, которое бросит вызов господствующим в богословии идеям. Поэтому религиозные институты с подозрением относятся к новым откровениям. Нойманн отмечал, что встреча Эго с трансперсональным уровнем психики не только производит нуминозное переживание, но и всегда имеет «революционный и еретический характер», стремится «к растворению традиционных религий и ритуалов» (Neumann, 1968, p. 386 / Нойманн, 2008, с. 205). Аутентичное переживание нуминозного всегда ново и поэтому может быть антидогматичным. Это противоречит утверждению Каца, согласно которому мистический опыт всегда предопределен социокультурными убеждениями и уже имеющимся представлением о Боге (Katz, 1978, p. 34). Но возможно, что мистики, принадлежавшие к определенной религиозной традиции, просто не делились переживаниями, которые могли бы ей противоречить.

Если традиционные религиозные формы не удовлетворяют духовный инстинкт, приходится искать собственный путь. Для этого можно изучать личные спонтанные переживания нуминозного, вызывающие к жизни изначальную религиозную чувствительность и производящие само чувство веры. В такой ситуации людям уже не нужен внешний авторитет. Они становятся носителями новой духовности, непосредственного переживания трансперсонального уровня психики. Если в такой момент человек обращается к психотерапевту, то нужно помочь ему сохранить это переживание. Помощь всегда понадобится, так как отступление от норм религии делает человека беззащитным, к тому же продуцируемый материал может быть сложен для ассимиляции (традиционные «угрожающие душе опасности»[22]22
  См. Дж. Фрэзер. Золотая ветвь. Гл. XVIII. – Прим. пер.


[Закрыть]).

Переживание нуминозного не может быть передано в рамках обучения или приобщения к традиции; эти переживания появляются спонтанно или как результат духовных практик. Человек может быть либо открыт для них, либо нет. Чувство нуминозного может возникнуть в определенной атмосфере, например при созерцании красивой и величественной природы, в таких местах, как Стоунхендж, или в старинном соборе. Изобразительное искусство тоже способно на это – например, иконопись. Способствует нуминозным переживаниям и музыка (именно поэтому она используется во многих ритуалах).

Для терапевта важно выяснить особенности той атмосферы, которая вызывает в человеке нуминозное переживание: это радость и любовь или же грусть и тьма? Многие верующие беспокоятся, так как не знают, идут ли их нуминозные переживания от Бога или являются порождениями их разума. Если переживание негативно, то его происхождение связывают с Сатаной или личной психодинамикой, а значит, в нем нет ничего священного. Однако если переживание соответствует критериям (предложенным Отто и Джемсом), то терапевт должен считать его сакральным, несмотря на отрицательную оценку. Просто в этом случае имеет место переживание того, что Юнг называл темной стороной Самости.

Непосредственное осознание сакрального отличается от размышлений о нем или каких-либо представлений. Как отмечает Олстон, нуминозные переживания представлены нашему сознанию точно так же, как и обычные объекты чувственного восприятия (Alston, 1991, p. 14). По этой причине нуминозные переживания не воспринимаются как нечто исключительно внутреннее, описываемое нами post factum как божественное. Даже если переживание не обладает качествами чувственного восприятия (т. е. цветом, звуком), оно все равно кажется нам чем-то объективным. Соответственно, пытаясь описать встречи с нуминозным, люди говорят что-то вроде: «Мне вдруг стало ясно, что я в комнате не один. Кто-то еще был там… Я не видел его и не слышал… Я нисколько не сомневался». Или: «Комната была наполнена Присутствием… Я был всецело охвачен кем-то, кто не был мной» (Breadsworth, 1997; цит. по: Alston, 1991, p. 17). Олстон далее утверждает, что в таких случаях речь идет о присутствии чего-то недоступного пяти чувствам, но воспринятого мистически. Субъект воспринимает это как божественное. Если вы готовы признать реальность подобных явлений, то тогда с содержанием этих переживаний можно работать как с любой другой информацией.

Не всегда ясно, через какой чувственный канал приходит к нам нуминозное переживание. По словам Корбина, мы обладаем психодуховной перцептивной способностью, независимой от пяти чувств; она открывает перед нами «мир образов» (цит. по: Bloom, 1996). Это – сверхчувственный мир; он не подвластен ни чувствам, ни интеллекту, но он реален. Корбин пишет, что в суфизме сердце считается органом, получающим знание о Боге и воспринимающим божественные тайны (Corbin, 1969, p. 221). Конечно же, речь идет не о физиологическом сердце; суфии описывают тонкий орган, духовный центр, который можно было бы сравнить с анахата-чакрой. Важно, что доступ в мир образов был возможен только после посвящения, которому предшествовало трудное духовное обучение.

Переживание нуминозного не всегда принимает эффектные, поражающие воображение формы. В Библии описана история Илии: после соревнования с пророками Ваала и попыток доказать превосходство своего Бога, он практически лишается сил (3 Цар. 19). Скрываясь от гнева царя Ахава, он идет в пустыню и прячется в пещере, где хочет умереть и положить конец своим страданиям. В ответ Бог насылает сильный ветер, затем землетрясение, затем огонь, но Илия не реагирует. Он ответил Богу только тогда, когда почувствовал веяние тихого ветра и услышал голос (похоже, именно эти явления обладали для Илии нуминозным смыслом).

Синхронистичные события также могут считаться разновидностью нуминозного переживания[23]23
  Обсуждение синхронии см. в: Aziz, 1990.


[Закрыть]. Синхрония – это термин, введенный Юнгом для тех случаев, когда событие физического мира совпадает с важным психологическим состоянием человека, хотя между ними нет явной причинно-следственной связи. Каким-то непостижимым для нас образом внешние события и внутренние переживания соотносятся друг с другом, они связаны общим смыслом. Синхронистичные события необязательно наступают одновременно, но они близки по времени. Например, кому-то снится друг, которого он не видел уже много лет, а на следующий день он получает от него письмо. Конечно же, сон не стал причиной появления письма, и само письмо не вызвало сон, но оба события связаны общим смыслом (возможное объяснение – телепатическое общение между двумя людьми). Убежденный материалист назовет все это простым совпадением, не имеющим глубокого значения, так как не найдет ему рационального объяснения. Однако для тех, кто верит, что за нашей повседневной реальностью скрывается некий непостигаемый порядок, синхронистичные события будут иметь смысл. Они указывают на уровень реальности, находящийся за пределами пространства и времени.

Юнг считал, что синхронистичные события происходят потому, что психика и материя в некотором смысле являются продолжением друг друга, двумя сторонами неделимого уровня реальности. На этом уровне единого мира (unus mundus) психика и материальные события, кажущиеся раздельными, составляют единый глубинный уровень. Пример синхронии сна и письма демонстрирует нам один смысл, одну архетипическую модель, выраженную и физически, и психологически[24]24
  Unus mundus – средневековое представление о мире как целом. Сегодня концепцию unus mundus можно считать гипотезой, причем метафизической, хотя Юнг от метафизики обычно открещивался. Однако и идея о том, что один и тот же трансцендентный смысл может выражаться и психически, и во внешнем мире, тоже может считаться метафизической (Jung, 1952a, par. 915). Важно при этом отметить, что такое метафизическое допущение показывает нам, что психология Юнга занимается не только внутрипсихическими явлениями. Идея синхронии связывает психику с материальным миром.


[Закрыть]. Ощущение разобщенности лежит на поверхности единой непрерывной ткани. На уровне же единства реальности наши обычные понятия времени, пространства и каузальности не существуют, так как там наши «противоположности» (внутреннее и внешнее, материя и дух) являются частями единого континуума. Синхронистичные события воспринимаются как нуминозные, потому что проявляются на глубинном уровне, где психика и материальный мир незаметно переходят друг в друга.

Наше традиционное восприятие отдельности объектов, наши понятия пространства, времени, причины и следствия были оспорены квантовой физикой, которая описывает реальность в терминах нелокальности и акаузальности. Тот факт, что сознание наблюдателя не может быть оторвано от самого процесса наблюдения и результатов эксперимента, доказывает невидимую связь между сознанием и материей. К сожалению, выводы из этих утверждений, подразумевающих существование единого психофизического поля, пока еще не нашли своего отражения в каждодневной психотерапевтической практике. По-видимому, пока это представляется невозможным. Этого вопроса мы коснемся в главе 8.

Синхронистичные события обладают немалой эмоциональной энергией и заставляют нас осознать связь между Эго и архетипическим, или духовным, измерением жизни, а возникающее при этом переживание «глубоко и исполнено смысла, ранее непостижимого» (Jung, 1954a, par. 405 / Юнг, 2002, § 405). Человек поражен, он видит новый смысл, чувствует себя частью большего целого, как будто бы на него была ниспослана благодать.

Если реальность действительно неделима, то каждое важное событие физической реальности коррелирует с каким-то аспектом психики, хотя мы и не чувствуем этой связи – Юнг называет это «бессознательной синхронией» (Jung, 1973–1975, vol. 2, p. 495). Существование этого явления невозможно доказать, поэтому терапевт воспринимает его как персональный миф и в соответствии с ним меняет свой подход – ведь то, что происходит с пациентом, в известной мере связано и с терапевтом. Или же можно сказать, что бессознательное выражается во внешних событиях с помощью синхронии.

Толкование смысла синхронистичных событий – непростое дело, особенно если они напрямую не связаны с конкретной жизненной ситуацией человека. Синхронистичные события – особенно негативные – часто происходят в жизни шизофреников, которые интерпретируют их в рамках собственной бредовой системы[25]25
  Примеры бредовой интерпретации синхронистичных явлений см:. von Franz (1980, p. 196–197).


[Закрыть]. Но даже если взять людей нормальных, то возникает вопрос: имеет ли синхрония какой-то заранее определенный смысл (так думал Юнг), или же мы наделяем ее смыслом с помощью проекций? В любом случае для понимания этого опыта необходима символическая интерпретация, подобная той, что мы используем в работе со сновидениями. Иногда внешнее событие компенсирует одностороннюю позицию сознания, точно так же как сон может указывать нам на то, что мы отказываемся видеть. Такая компенсация возможна, поскольку, в отличие от Эго, чьи знания ограничены, трансперсональное бессознательное (по мнению Юнга) обладает «абсолютным знанием» (Jung, 1952b, par. 931 / Юнг, 2009а, с. 286).

Невозможно сказать однозначно, является ли психика источником нуминозных переживаний (в этом случае то, что мы называем Богом, есть проявление трансперсональной психики), или же психика играет роль посредника для переживаний божественного, приходящих откуда-то из-за ее пределов. Как бы то ни было, духовно ориентированные психотерапевты считают психику средством связи с сакральным. Мы не можем провести жесткое разграничение между человеческим и трансперсональным уровнями психики или между психодинамикой и архетипическим ядром. Такой подход позволяет относиться к сакральному как к чему-то непосредственному и внутреннему, в отличие от трансцендентного Бого-образа традиционных монотеизмов. Именно поэтому взгляды Юнга вызвали критику со стороны богословов, таких как Бубер, который считал божественное радикально независимым от психики[26]26
  Обсуждение этого противоречивого вопроса см. в: Dourley, 1994; Stevens, 2001.


[Закрыть]. По мнению Бубера, Юнг сводит божественное к чему-то «просто психологическому», а значит, не трансцендентному, тогда как божественное является «абсолютным Другим», находящимся за пределами психики и радикально независимым от человеческого бытия (Buber, 1952, p. 68).

Как я уже писал, в ответ на такие аргументы со стороны богословов Юнг отвечал: утверждая о психическом происхождении переживания, мы не отказываем ему в реальности, но то, что божественная тайна избирает именно психику для самовоплощения, – эмпирический факт (Jung, 1952a, par. 1503). Для многих юнгианцев Другой – это трансперсональный уровень психики, с которым Эго вступает в диалог. Нетрудно понять, почему такая точка зрения спровоцировала полемику – ведь она как бы сводит монотеистические традиции к внутрипсихическим процессам[27]27
  Не говоря уже о том, что каждая религиозная общность считает свою традицию единственно верной, а ее приверженцев – привилегированной группой. Однако духовно ориентированный терапевт должен понимать, что откровение есть не единожды зафиксированный факт, а продолжающийся процесс, а всякий нуминозный опыт не менее и не более важен, чем любой другой. Для многих юнгианских терапевтов традиционные монотеистические образы Бога являются особыми способами выражения Самости. Так, например, утверждение единобожия есть попытка выразить единство и целостность Самости, хотя ясно, что Самость и бессознательное не являются чем-то гомогенным и неделимым, как математическая единица. С этой точки зрения, любое соперничество между разными монотеистическими религиями не имеет никакого смысла.


[Закрыть]. Однако подход к сакральному с точки зрения субъективного переживания позволяет терапевту избежать споров о правоте той или иной религиозной традиции. Утверждение о том, что божественное проявляется через психику, не противоречит идее его трансцендентности – просто именно этот трансцендентный уровень психология не берется исследовать. Так или иначе, различение трансцендентного и имманентного имеет смысл только на уровне Эго; на уровне абсолютного оно теряет смысл. У психологического подхода есть и другие преимущества; ему не нужна никакая тщательно разработанная теология (которую понимают только специалисты). Вера вырастает из возникающих в обычной жизни нуминозных переживаний и не нуждается ни в какой церковной иерархии.

Одна из рабочих гипотез Юнга состояла в том, что в нашей психике божественное воплощается через трансперсональную Самость, которая есть и целостность, и организующий принцип психики (Jung, 1944, par. 44 / Юнг 2008, с. 63–64). Самость – первичный духовный наставник, руководящий развитием личности и приближением ее к целостности. Юнг признавал, что мы не можем знать, в какой степени Самость соотносится с трансцендентным божеством, хотя существование Бога он принимал как данность (Jung, 1973–1975, p. xi). Он признавал, что в «самых важных вещах» он всегда был «наедине с Богом» (Jung, 1961, p. 48 / Юнг, 1998, с. 67), поэтому обвинять его в атеизме – крайне неразумно. Я думаю, Юнг был бы рад заявить, что источник Самости – сам Бог, но, как психолог, он не мог этого сделать, хотя никогда не сомневался в том, что Самость – чисто духовный принцип. Практическая значимость этой идеи в том, что Самость не всецело трансцендентна, а находится в постоянном диалоге с Эго в сновидениях и других проявлениях бессознательного (Самость можно сравнить с божественным началом всякой твари, о котором писал Уайтхед. Он высказывался как философ, а не как психолог, хотя мыслил схожим образом)[28]28
  Сравнение идей Уайтхеда и Юнга см. в: Smith, 1995, p. 160ff.


[Закрыть].

Многие пишут о том, что нуминозное переживается как реальное; говоря словами Юнга, переживание есть «особого рода изменение сознания» (Jung, 1940, par. 6 / Юнг, 1991, с. 133). Мощное нуминозное переживание чаще всего способно убедить индивида в существовании духовного уровня реальности. Тем не менее, убежденному терапевту-материалисту не стоит никакого труда свести подобные переживания к нарциссизму, регрессии, инфантильному слиянию с матерью и возвращению к внутриутробному блаженству. Мне нравится точка зрения Ханта (Hunt, 1995), согласно которой нуминозное переживание – это не регрессия, а внезапно возникшая когнитивная способность, особое направление развития высших ментальных способностей. Только личные метафизические убеждения терапевта подскажут ему, как надо понимать то или иное переживание. Скептик заметит, что духовно ориентированный терапевт не способен дать объективную оценку, так как всегда будет склоняться к духовной интерпретации, противоречащей научным методам эксперимента и моделирования. Однако на это можно возразить, что любой исследователь в той или иной степени предвзято подходит к интерпретации данных, что нисколько не снижает ценности полученных им результатов. Многие ученые сегодня не признают чисто натуралистического и материалистического взгляда на реальность (Griffin, 2000), и терапевт также не должен быть связан этой картиной мира. Многие реальные явления не поддаются экспериментальному моделированию; они требуют других методов исследования. Вывод о том, что нуминозное переживание есть переживание божественного – лишь умозаключение, но оно может быть полезным для тех, кто признает реальность трансцендентного измерения. Используя метафору Олстона, скажем, что фраза «инверсионный след в небе означает, что там только что пролетел самолет» – тоже всего лишь умозаключение. Однако твердолобый материалист будет продолжать настаивать на том, что переживание божественного – это лишь мощное субъективное эмоциональное переживание индивида, которое он истолковывает в соответствии со своими метафизическими убеждениями и верованиями. Но нашему скептику придется объяснить, как субъект различает свои эмоциональные переживания и почему только некоторые из них он называет переживаниями сакрального. Скептик на это скажет, что, в отличие от чувственно воспринимаемого, эти переживания не могут быть объективно верифицированы. Любой субъективный опыт не может быть подтвержден внешним наблюдателем, однако это не значит, что всякий подобный опыт лишен какой-либо связи с реальностью.

Перед теми из нас, кто признает, что нуминозные переживания принадлежат сакральному измерению, встает проблема интеграции этих переживаний в широкий жизненный контекст. Когда человек, принадлежащий к определенной религиозной традиции, переживает опыт нуминозного, он помещает его в контекст традиционного богословия, вероучения и догматов. Терапевт пробует соотнести это переживание с психологией конкретной личности в целом, с историей ее развития, процессом индивидуации и эмоциональной жизнью. Мы также стараемся сделать выводы, которые будут полезны для будущего развития личности. Если терапевт сам переживал опыт нуминозного, то ему будет легче качественно оценить опыт другой личности. Воспоминания о собственной встрече с нуминозным помогают терапевту выполнять роль контейнера для порой невыносимой эмоциональной боли.

Здесь необходимо сделать важную оговорку. Даже если переживание нуминозного – это действительно переживание божественного, то все равно мы воспринимаем его лишь в малой степени, так как наши органы восприятия имеют ограничения. Например, переживать божественное как любовь – значит сводить его к тому, как оно действует на нас. И хотя такое переживание дает представление о божественном, оно не позволяет нам охватить его целиком. Помочь может метафора: представим луч света, проходящий через призму, – взаимодействие фотонов или световых волн с молекулярной структурой стекла может служить грубой аналогией прохождения нуминозного через человеческое существо. В данном случае призма – тело – разум – влияет на то, как мы воспринимаем свет.

Поскольку многие из тех людей, которые проходят терапию, переживают личный кризис, то и нуминозные переживания происходят с ними чаще обычного, особенно когда они уже не в силах справляться с ситуацией своими силами. Такие переживания возникают, когда человек уже сдался, отчаялся и чувствует себя совершенно непригодным для жизни. Иногда нуминозный опыт сопровождается сознательным решением «все оставить», т. е. как бы «умереть для себя», а порой он появляется неожиданно, как гром среди ясного неба[29]29
  Как отмечено в уже ставшей классической работе Эдвина Старбака, написанной в 1897 г., большинство религиозных обращений происходит постепенно. Для подростков обращение связано с чувством вины и смущения. Сегодняшние исследования все это подтверждают. Ульман (Ullman, 1989), к примеру, пишет о том, что многие люди на момент обращения уже находились в состоянии духовного поиска. Многие из них выросли в тяжелых условиях, имели трудных родителей, что способствовало их желанию обрести гуру, учителя, предводителя группы.


[Закрыть].

Важно добавить, что в психологической литературе преобладает взгляд на нуминозные и мистические переживания как на нечто аномальное (Cardeсa, Lynn, Krippner, 2000). Возможно, это связано с тем, что в последнее время в психиатрии и психологии господствует тенденция относить религиозные переживания к области психопатологии (Larson et al., 1986), хотя подобная связь совсем не очевидна (Berenbaum, Kerns, Raghavan, 2000, p. 32). Как правило, нуминозные переживания приводят к положительным переменам в жизни и улучшению психологического состояния (Wulff, 2000); они редко разрушают жизнь индивида. Исключением являются случаи, когда нуминозное переживание провоцирует психоз. Не совсем ясно, как влияет на это хрупкость Эго, непонимание и отсутствие поддержки со стороны семьи и друзей. Возможно, причиной психоза становятся насмешки над пережитым личностью опытом.

На самом деле существует положительная корреляция между благополучием и душевным спокойствием, с одной стороны, и фактом общения или связи с некоей божественной сущность, например, с Богом или Христом, – с другой (Pollner, 1989). Люди, пережившие мистический опыт, чаще воспринимаются нами как здоровые, а не психически больные (Caird, 1987; Hood, 1974; Spanos, Moretti, 1998). Так, например, «околосмертные» переживания обычно оказывают благотворное влияние – человек начинает ценить жизнь, а страх смерти пропадает (van Lommel, van Wees, Meyers, Elfferich, 2001; Greyson, 2000). Однако велика вероятность возникновения стресса, если пережитый опыт радикально противоречит убеждениям человека (Greyson, 1997) или же когда рассказ о пережитом опыте вызывает у других смех. Нуминозное видение или ощущение необычайной энергии могут вызывать стресс еще и потому, что они как бы лишают индивида эмоционального и социального равновесия. Грофы (Grof, Grof, 1989) назвали это «духовным происшествием». Как и любой другой тип нуминозного переживания эти кризисы возникают спонтанно или индуцируются внезапным аффектом или духовной практикой типа медитации. В таких ситуациях Эго затопляется бессознательным материалом, который не может полностью вместиться из-за своей аффективной загруженности.

Значительную пользу может оказать интерес терапевта к подробностям нуминозных переживаний. Если личность не понимает сущности пережитого им опыта, терапевт может рассказать о его возможном нуминозном характере. Даже благоразумные люди способны нарисовать нереалистичную и паранойяльную картину своего опыта, если терапевт вовремя не объяснит его сущность. Терапевт должен интуитивно почувствовать, где в переживании проявляется человеческая, а где – трансперсональная составляющая. Само собой разумеется, что терапевт должен быть всегда начеку, чтобы вовремя распознать психоз, диссоциативное расстройство или истерию, однако трудность состоит в том, что эти расстройства и настоящее нуминозное переживание разделяет очень тонкая грань.

Когда человек описывает нуминозные переживания, голоса или видения, то очень важно отличить это от психоза. Как должен реагировать терапевт на следующие слова: «Я слышу Бога, но не могу точно сказать как». Некоторые индивиды слышат голоса, но в остальном их состояние не похоже на психоз, и в таком случае не стоит сразу же сводить все к патологии и воспринимать описываемый материал серьезно. Одна очень умная женщина, врач по профессии, психически здоровая и эмоционально уравновешенная, сообщила мне, что иногда по ночам к ней приходит невидимая духовная энергия или некое существо и занимается с ней любовью. Она это ощущала почти что физически. В ситуации, когда метафизические убеждения терапевта и пациента совпадают – а в данном случае мы оба верили в существование тонкого тела, – терапевт может воспринять пересказанный опыт буквально и попробовать отыскать в нем смысл, поместив в контекст жизни человека в целом. Затем нужно выяснить, откуда пришло это переживание, какое воздействие оно оказало, было ли оно благотворным или болезненным, как человек считает нужным реагировать и т. п. Поиск нормальных ответов на все эти вопросы повысит уровень духовности, понимания себя, улучшит взаимоотношения и добавит творческого духа и конструктивности (Barnhouse, 1986). Ответы же психотика буду странными, бредовыми и идиосинкразическими.

Среди материалистов существует предрассудок, согласно которому всякое нуминозное переживание иллюзорно и патологично, но на самом деле такие переживания зачастую приходят и к здоровым людям. Тем не менее, подлинное переживание нуминозного опыта на фоне серьезной психопатологии таит большую опасность. Эмоционально хрупкая личность тоже может переживать опыт божественного. На самом деле, если граница между сознанием и бессознательным неплотна и проницаема, как в случае психоза или пограничного состояния, то трансперсональные переживания могут резко прорваться через нее. Но трудность в том, что даже подлинное нуминозное переживание психотика никто не примет всерьез из-за дезорганизации его мышления, неадекватности эмоциональных реакций, проблем восприятия и других проблем с тестированием реальности. Здоровая и уравновешенная личность способна контейнировать эмоциональную нагрузку нуминозного переживания и устанавливает с ней связь, не позволяя сокрушить себя. Есть очень большая разница между фразой «У меня было видение Иисуса» и бредовой идеей «Я – Иисус». В первом случае Эго продолжает нормально функционировать, а во втором оно просто перестает существовать (Wapnick, 1969). Тем не менее, важно зафиксировать религиозную образность, порожденную психозом (Bradford, 1985), потому что в период восстановления можно попытаться интегрировать важные духовные аспекты (Lukoff, 1985; 1988).

Особая проблема возникает в ситуации, когда терапевт не знаком с культурой, к которой принадлежит пациент, и тогда нормальные для этой культуры идеи могут показаться ему бредовыми. Гринберг и Вицтум (Greenberg, Witztum, 1991) выдвигают критерии для различения психотических идей и традиционных для той или иной религии образов. Они отмечают, что психотические идеи всегда эмоционально более интенсивны и кажутся ненормальными представителям данной религиозной общности. Они ужасают, тревожат индивида, связаны с понижением уровня социализации и личной гигиены.