Текст книги "Виновный"

– Мы забрались по шинам на самый верх деревянной лазалки, – продолжил Себастьян. – Там очень высоко. Я устал и думал про маму, что у нее болит голова. Я сказал, что мне пора домой, но Бен не хотел меня отпускать. Он заставлял меня остаться. Потом он разозлился и начал толкаться, и я сказал ему, чтобы он перестал.

– Он начал толкаться?

– Да, он хотел, чтобы я остался играть.

– Ты разозлился, когда он тебя толкнул? Ты толкнул его в ответ?

– Нет.

– Может быть, ты столкнул его с лазалки?

– Сержант, он ответил на ваш вопрос, – вмешался Дэниел, его голос прозвучал неожиданно громко для такого маленького помещения.

– Я не сталкивал его, но Бен решил спрыгнуть. Он хвастался передо мной. Я хотел пойти домой, а он хотел, чтобы я остался и посмотрел, как он спрыгнет.

– Бен был не таким большим, как ты. Вы забрались очень высоко. Ты уверен, что он решил спрыгнуть?

– Сержант, к чему вы клоните? – спросил Дэниел.

Тернер прокашлялся и положил ручку на стол.

– Себастьян, так все и было? – уточнил он.

– Да, – с раздражением выпалил мальчик и обмяк на стуле.

– Ты уверен, что не сталкивал его? Ты столкнул его, а потом начал с ним драться?

– Нет!

Щеки и губы ребенка вспыхнули от ярости.

– Ты злишься, Себ?

Себастьян сложил руки на груди и прищурился.

– Ты злишься на меня, потому что я все понял? – высказал догадку сержант. – Ты столкнул Бена вниз?

– Я никогда…

– Иногда, когда люди злятся, это значит, что они пытаются что-то скрыть. Понимаешь?

Вдруг Себастьян сполз вниз со стула, упал на спину посреди комнаты и завизжал. Дэниел вскочил от неожиданности. Себастьян кричал и выл, и его перекошенное, залитое слезами лицо поразило Дэниела.

– Я не толкал его! Я не толкал его!

– И как, по-твоему, он оказался на земле?

– Я не знаю, я не делал ему ничего плохого! Я… я никогда! – Себастьян взвизгнул так пронзительно, что Тернер зажал ухо рукой.

Дэниел не сразу понял, что смотрит на мальчика, открыв рот. В этой душной комнате его вдруг пробрал мороз по коже – холод шел изнутри, поглощая внешние ощущения.

Тернер прервал допрос, чтобы Себастьян успокоился. Шар лотта осторожно приблизилась к сыну, оттопырив локти. Его зареванное лицо было багровым от гнева.

– Дорогой, пожалуйста, – запричитала Шарлотта, порхая ногтями над Себом. Руки у нее были красные, с проступившими капиллярами, пальцы дрожали. – Дорогой, что случилось? Пожалуйста, успокойся. Мамочке не нравится, что ты так расстроился. Пожалуйста, не расстраивайся так.

Дэниелу захотелось убежать, напрячь мышцы и унестись прочь от истошных криков мальчишки, прочь из казарменной тесноты кабинета. Он снова вышел в туалет, поплескал на лицо холодной водой и, опершись на раковину, стал изучать свое отражение в маленьком зеркале.

Его подмывало бросить это дело, но не из-за того, каким оно было сейчас, а из-за того, во что оно грозило превратиться. По тому, как полиция взялась за Себастьяна, он догадался, что из лаборатории пришли утвердительные результаты. Если мальчику предъявят обвинение, от прессы будет не скрыться. Дэниел не был к этому готов. Прошел всего год с тех пор, как его подзащитного, тоже несовершеннолетнего, обвинили в том, что он застрелил члена банды. Дело дошло до Олд-Бейли[3]3
  Центральный уголовный суд Лондона.


[Закрыть], и мальчишку посадили. Он был очень впечатлительным, с тихим голосом и обкусанными ногтями. Дэниел до сих пор не мог примириться с мыслью, что тот в тюрьме. А теперь туда вот-вот попадет другой ребенок, только еще младше.

Дэниел стоял в приемной, когда туда вошел и взял его под локоть старший инспектор. Он был высокий и грузный, с седыми, коротко стриженными волосами. В светло-карих глазах таилось отчаяние.

– Не расстраивайтесь, – он похлопал Дэниела по плечу, – нам всем не по себе.

– Я в порядке.

Дыхание билось у Дэниела в горле, словно стайка бабочек. Каждый раз, когда одна из них вылетала, ему хотелось кашлять.

– Вы джорди?[4]4
  Джорди (англ. geordie) – акцент и диалект жителей Тайнсайда (а также они сами), многие годы считался показателем необразованности и низкого социального класса его носителей, а также их враждебности в общении с другими. Носители данного акцента очень им гордятся и ценят свое чувство национальной идентичности.


[Закрыть]

Дэниел кивнул:

– А вы?

– Я из Халла. Но по вам трудно сказать, у вас лондонский выговор.

– Давно уже здесь.

Их прервал сержант Тернер, сообщив, что шеф полиции Маккрум хочет видеть Дэниела. Адвоката проводили в кабинет, тесный и темный, куда дневной свет сочился из окошечка под потолком.

– Перенервничали? – поприветствовал Дэниела шеф полиции.

Дэниел, входя, не собирался вздыхать, так получилось, но Маккрум услышал и тихо рассмеялся:

– Нам всем это не впервой, а никак не привыкнем.

Кашлянув, Дэниел кивнул. Он вдруг почувствовал, что этот человек с ним на одной волне.

– Самое тяжелое из того, с чем приходится иметь дело, – видеть эту бедняжку, как она смотрит на своего малыша, убитого так зверски. Самое тяжелое, Дэниел… У вас есть дети?

Дэниел покачал головой.

– У меня двое. Как подумаешь о таком, черт, мурашки по коже.

– Ситуация…

– Ситуация изменилась. Скорее всего, мы предъявим Себастьяну обвинение в убийстве Бена.

– На каком основании? Насколько мне известно…

– Он дрался с Беном – есть свидетели, и мы практически сразу нашли мальчика мертвым. Устный отчет экспертов подтверждает наличие крови Бена на изъятой у Себастьяна обуви и одежде. Нам нужно несколько часов, чтобы допросить его по этим фактам. Если к двум часам дня у нас не будет признания, запросим у мирового судьи дополнительное время. Сегодня утром мы получили ордер на обыск в доме Кроллов, и судмедэксперты до сих пор там… Кто знает, что еще они накопают?

– А что с данными камер видеонаблюдения?

– Продолжаем отсматривать.

4

Утром Дэниел встал, оделся и спустился вниз. Минни там не было, и он задержался на кухне, обдумывая, что делать. Он не выспался. И не поставил фарфоровую бабочку на место, когда чистил зубы, а спрятал в комнате. Он решил, что никогда ее не отдаст. Ему хотелось оставить ее себе только потому, что Минни сказала, чтобы он ее вернул. Сначала он не знал, зачем ее взял, но теперь она обрела для него ценность.

– Вот ты где, дружок. Есть хочешь?

Минни втащила в коридор ведро с кормом для скотины.

– Я сварю овсянку, а потом покажу тебе все. Объясню, какие у тебя будут обязанности. Здесь у каждого есть работа.

Дэниел нахмурился. Она говорила так, словно у нее большая семья, но на самом деле, кроме нее самой и животных, на ферме никого не было.

Минни приготовила завтрак и освободила на столе место, чтобы им было куда присесть. За едой она издавала странный свист, будто вдыхала пищу в себя. Проглотив ложку каши, причмокивала, наслаждаясь вкусом. Эти звуки смущали Дэниела, поэтому он доел первым.

– Лапушка, есть добавка, если хочешь.

И снова он сказал, что наелся.

– Отлично, – заключила Минни. – Тогда пойдем. У тебя ведь нет резиновых сапог?

Дэниел помотал головой.

– Ничего, – произнесла старуха. – У меня полно, на любой размер.

Они вышли из дома, и она открыла дверь сарая, приглашая мальчика войти. Внутри пахло влажной землей. Вдоль стены стояли в ряд резиновые сапоги, большие и маленькие, именно так, как она сказала. Десять или двенадцать пар. Некоторые были по размеру на младенца, но была и пара гигантских – мужских зеленых веллингтонов.

– Это все тех детей, которые у вас жили? – спросил Дэниел, примеряя сапоги.

– И их тоже, – ответила Минни, наклоняясь, чтобы поправить упавшие набок голенища.

Юбка у нее сзади подпрыгнула, выставив напоказ белые икры.

– И как давно вы уже берете приемных детей?

– Даже не знаю, милый. Лет десять.

– И вам грустно, когда они уезжают?

– Нет, если они уезжают в хорошее место. Одну или двух девочек удочерили прекрасные семьи…

– Но иногда надо вернуться к маме…

– Конечно. Иногда, если так лучше.

Сапоги были ему великоваты, но не сваливались. Он пошел за Минни, она открыла дверь курятника, и оттуда запахло мочой. Куры, кудахча, стали путаться у Дэниела под ногами, и он подумал, что неплохо бы их распинать, как голубей в парке, но удержался.

– Я ухаживаю за Гектором, – сказала Минни. – Он уже стар и бывает норовист. Я занимаюсь им сразу, как только встану. Ты будешь кормить кур и собирать яйца. Это самое важное дело. Гектор просто любимец, а на курах я зарабатываю. Я покажу тебе, как их кормить, а потом поищем яйца. Это несложно, ты быстро научишься и сможешь делать это каждое утро перед школой. Вот такая у тебя будет обязанность.

Курятник, отчасти крытый, был длиной в пятьдесят ярдов[5]5
  1 ярд равен 91,4 см.


[Закрыть], с двором, обнесенным сеткой. Дэниел сначала наблюдал, как Минни раскидывает зерна, а затем, подражая ей, разбросал корм по земле.

– Это кукуруза, – пояснила Минни. – Вымениваю у фермера по соседству на коробку яиц. И не сыпь слишком много. Одну-две пригоршни, не больше. Птицам идут отбросы с кухни, а еще они с удовольствием клюют сорняки. Сколько здесь кур, как ты думаешь?

– Где-то сорок.

Она обернулась и странно посмотрела на Дэниела, приоткрыв рот.

– Ну надо же, да ты просто умничка. Их тридцать девять. Как ты угадал?

– Просто на вид столько.

– Отлично, теперь, когда они заняты кормом, мы поищем яйца. Возьми это… – Она вручила мальчику картонный лоток, и они зашли в крытую часть курятника. – Ты сразу поймешь, где они сидели. Смотри сюда. Одно есть. И какое большое, загляденье!

Дэниелу были не по душе ферма и дом, но ему вдруг понравились его обязанности. Находя яйцо, он чувствовал легкий толчок радости. Яйца были грязные, заляпанные куриным пометом и облепленные перьями, но он ими любовался. Ему не хотелось их уничтожить, как хотелось разбить фарфоровую бабочку и распинать кур. Одно он оставил себе, спрятав в карман. Оно было маленькое, коричневое и еще теплое.

Закончив поиски, они сосчитали яйца. Набралось двадцать шесть. Минни вышла во двор и стала готовить корм для Гектора, разговаривая с курами, кудахтавшими у нее под ногами.

У стены Дэниел заметил вилы и поднял их. Они оказались для него слишком тяжелыми, но он все равно занес их над собой, как штангист штангу, и не смог удержать. Вилы выскользнули вбок.

– Осторожно, милый.

Дэниел нагнулся и взялся за них снова. Минни стояла, наклонившись вперед, с задранной кверху толстой задницей, прикрытой подпрыгнувшей юбкой. Подняв вилы на уровень своих глаз, он шагнул и ткнул старуху в ягодицу.

– А ну-ка, – Минни вдруг выпрямилась, – опусти сейчас же.

У нее был странный акцент, особенно заметный в некоторых словах.

Дэниел осклабился и, помахав вилами, сделал шаг в ее сторону, потом еще один и еще, целя зубцами ей в лицо. Но она не отступила.

Внезапно он почувствовал сильный толчок, словно зад ему впечатали в позвоночник. Он выронил вилы, и тут все повторилось. Козел боднул его пониже спины. Дэниел качнулся и упал прямо на вилы, физиономией в грязь. Он тут же вскочил на ноги и обернулся, сжав кулаки, готовый к бою. Козел опустил голову, показывая отличные коричневые рога.

– Нет, Денни. – Минни взяла его за локоть и оттащила назад. – Не надо! Он проткнет тебя так быстро, что ты и глазом моргнуть не успеешь. Этот старый козел ко мне неравнодушен. Ему бы не понравилось то, что ты задумал. Оставь его в покое. Налетишь на рог – и тебе конец.

Дэниел позволил себя оттащить и поплелся к дому, но не напрямик, а зигзагом, чтобы не терять козла из виду. Дойдя до порога, он показал Гектору язык. Козел опять пошел в атаку, и Дэниел забежал внутрь.

Минни заставила его пойти умыться, а сама осталась на кухне складывать яйца в коробки.

Он поплескал водой на лицо и почистил зубы, а потом прокрался наверх. Яйцо в кармане уцелело. Дэниел положил его в ящик комода рядом с кроватью. Постелил вниз перчатку, а вокруг разместил три носка – гнездом, чтобы согреть яйцо. Закрыл ящик и уже хотел было спуститься вниз, но, вспомнив о чем-то, вернулся в комнату, вытащил цепочку матери из-под подушки и тоже положил в гнездо, рядышком с яйцом. Проверил спину и ягодицы – нет ли там царапин от козлиных рогов. Ладони были в ссадинах после падения.

Когда он спустился, Минни наматывала на шею вязаный розовый шарф. На ней была та же серая юбка и ботинки, что и накануне. Поверх длинной кофты она надела зеленое пальто. Оно было слишком узкое, чтобы его застегнуть, и Минни пошла нараспашку, с болтающимся туда-сюда шарфом.

Они отправились записать Дэниела в местную школу, а потом купить ему одежду, в которой не стыдно было бы появляться на людях.

– Пойдем пешком, – заявила Минни, когда они проходили мимо ее машины, темно-красного «рено» с паутиной на правом боковом зеркале. – Все равно нужно показать тебе дорогу.

Дэниел пожал плечами и пошел следом.

– Ненавижу школу. Меня выгонят. Всегда выгоняют, – сказал он.

– Ну, с таким-то отношением – ничего удивительного.

– Как это?

– Думай о хорошем. Вот увидишь, все изменится, сам удивишься.

– Типа маме лучше – и тогда ей станет лучше по-настоящему?

Минни промолчала. Он шел на шаг позади нее.

– Я желал этого много лет, но так ничего и не исполнилось.

– Думать о хорошем – не значит «желать». То, о чем ты говоришь, – это просто желание.

Они удалились на пятьдесят футов от дома, прежде чем вышли на нормальную тропу. Минни сказала, что до школы идти двадцать минут.

Сначала их путь лежал через частные владения, потом через парк, потом через поле с коровами. По дороге Минни рассказывала Дэниелу про Брамптон, хотя он и буркнул, что ему плевать. Он все равно надолго тут не останется.

Она сообщила, что Брамптон всего в двух милях к югу от Адрианова вала. Узнав, что Дэниел никогда о таком не слышал, она пообещала как-нибудь свозить его посмотреть. Вал находился в десяти милях от Карлайла и в пятидесяти пяти – от Ньюкасла.

«Пятьдесят пять миль», – подумал Дэниел, шагая за ней.

– Ты в порядке, дружок? Какой-то ты молчаливый сегодня.

– Все хорошо.

– Что тебе нравится? Я не привыкла к мальчикам, ничего о них не знаю. Тебе придется меня просветить. Так что ты любишь, а? Футбол?

– Не знаю.

Когда они шли через парк, Дэниел обернулся посмотреть на качели. На них одиноко качался какой-то толстяк, слегка отталкиваясь ногой.

– Хочешь туда? Давай, мы не торопимся.

– Там этот парень, – сказал Дэниел и, сощурившись, посмотрел на солнце, которое было уже высоко в небе.

– Это Билли Эдвардс. Он тебя не тронет. Любит качаться. Всегда любил. Он хороший. Мухи не обидит. Здесь, лапушка, все друг друга знают. И хуже ничего нет, потом поймешь почему. Но хорошо то, что, как только ты поймешь, из какого теста они сделаны, тебе нечего бояться. В Брамптоне секретов нет.

Дэниел задумался: никаких секретов, и каждый знает, из какого ты теста. Он знал, что такое жить в маленьком городке. Успел побывать уже в нескольких – в приемных семьях, когда мама болела. Они ему не нравились. Вот Ньюкасл – другое дело. Здорово было бы жить в Лондоне. Дэниелу не хотелось, чтобы все знали, из какого он теста.

– Так тебе нравится Ньюкасл? – Она словно прислушивалась к его мыслям.

– Ага.

– Тебе хотелось бы туда вернуться?

– Я хочу жить в Лондоне.

– В самом деле? Что ж, идея замечательная. Мне там очень нравилось. Если ты переедешь в Лондон, когда вырастешь, кем бы ты хотел быть?

– Карманником.

Дэниел ждал, что она его выбранит, но она повернулась и легонько толкнула его локтем:

– Как Фейгин?

– А кто это?

– Ты не смотрел «Оливера Твиста»?[6]6
  Имеется в виду фильм по одноименному роману Ч. Диккенса.


[Закрыть]

– Может, и смотрел. Да, вроде.

– Там был один старик, карманник, который плохо кончил.

Дэниел распинал ногой камни у тропинки. Шедшая неподалеку корова свернула с дорожки и направилась в его сторону. Он слегка подпрыгнул и спрятался за Минни.

Она рассмеялась:

– Ах, милый, корова ничего тебе не сделает. Бояться нужно быков. Постепенно всему научишься.

– А как отличить корову от быка?

– Тебе повезло, что ты теперь в Брамптоне. Город набит фермерами – у них и спросишь.

– Но это корова, да?

– Да.

– Старая корова, как ты.

Минни остановилась, развернулась и посмотрела на него. Она немного запыхалась, и ее щеки раскраснелись от ходьбы. Свет в ее глазах опять потух. Сердце у Дэниела заколотилось так, как когда он возвращался домой к маме после очередной приемной семьи. Оно начинало колотиться, как только он брался за дверную ручку, не зная, что обнаружит внутри.

– Я хоть раз оскорбила тебя за то время, что ты здесь?

Дэниел посмотрел на нее, приоткрыв рот.

– Оскорбила?

Он помотал головой.

– Скажи вслух.

– Нет.

– И все, чего я прошу, – это чтобы ты тоже был со мной вежлив. Понятно?

Он кивнул.

– И раз уж у нас зашел такой разговор, знай, что твое время с бабочкой скоро выйдет.

– О чем вы?

– Я сказала, что ты можешь оставить ее себе на несколько дней, но теперь я хочу, чтобы ты ее вернул. Сегодня же вечером, когда будешь умываться и чистить зубы, понял?

Он снова кивнул, но она уже повернулась к нему спиной.

– Ты понял?

– Да, – ответил Дэниел.

У него вышло громче, чем он рассчитывал.

– Хорошо. Я рада, что мы понимаем друг друга. А теперь давай забудем об этом.

Он шел следом, наблюдая за бредущими по траве ботинками и забрызганным грязью подолом юбки. Его руки словно занемели, и он потряс ими, чтобы сбросить неприятное ощущение.

– Посмотри! – Она остановилась и ткнула пальцем в небо. – Видишь?

– Что?

– Пустельга! Видишь птицу с острыми крыльями и длинным хвостом?

Птица выписала в небе широкую дугу и уселась на макушку дерева. Дэниел поднял ладонь к глазам, чтобы рассмотреть пустельгу получше.

– Красивые птицы, – сказала Минни. – Цыплят иногда таскают, но такие элегантные, согласен?

Дэниел пожал плечами.

Школа располагалась в старом здании, окруженном ветхими лачугами. Дэниелу все это не понравилось, но он поднялся по ступенькам вслед за Минни. Она не предупредила об их визите заранее, поэтому пришлось подождать. Дэниела воротило от школ, и теперь он испытывал такое чувство, будто потолок вот-вот его раздавит. И снова ему показалось, что Минни понимает его состояние.

– Все хорошо, дружок, – шепнула она, склонившись к нему. – Сегодня не придется идти на уроки. Нам просто нужно тебя записать. А после зачисления в класс мы купим обновки. Сможешь сам выбрать, в пределах разумного. Повторяю, в пределах разумного, у меня деньги в огороде не растут.

От нее исходил почти цветочный аромат. К нему примешивался душок выпитого накануне джина, приглушенный лимоном, запах влажной шерсти, курятника и – едва различимый – летней травы, по которой они шли в школу. Вдыхая всю эту смесь, Дэниел на секунду ощутил, насколько они с Минни близки.

Наконец директор был готов их принять. Дэниел думал, что останется ждать снаружи, но Минни притянула его к себе за локоть, и они шагнули в кабинет вместе. Там оказался мужчина средних лет, в очках с толстыми стеклами. Дэниел возненавидел его, еще не успев сесть.

Минни потребовалось немало времени, чтобы устроиться на стуле рядом с Дэниелом, напротив директорского стола. Она размотала шарф, сняла пальто и неторопливо расправила кофту с юбкой. Дэниел заметил следы от ее ботинок, перекочевавшие из приемной в кабинет.

– Минни, – поприветствовал ее мужчина, – всегда рад вам.

Дэниел увидел на столе треугольную табличку, сообщавшую, что директора зовут мистер Ф. В. Харт.

Минни кашлянула и повернулась к Дэниелу.

– И кого вы нам сегодня привели? – спросил Харт.

– Дэниела. Дэниела Хантера.

– Понятно. Сколько тебе лет, Дэниел?

– Одиннадцать.

В стенах кабинета его голос прозвучал странно, словно девчачий. Дэниел перевел взгляд на ковер и заляпанные грязью ботинки Минни.

– Одиннадцать? Ты маловат для своего возраста, – заметил директор, и Дэниел чуть не вспылил.

Но тут подоспела Минни:

– Пусть он ростом не вышел, зато с умом все в порядке.

Мистер Харт сощурился. Разговор шел коротким тактом, два барабана в унисон с цимбалами. Минни открыла сумку и положила перед директором лист бумаги. Это был документ из социальной службы. Харт взял его и одновременно запалил трубку, крепко прикусив ее за кончик и раскуривая, пока в сторону Минни с Дэниелом не повалил тяжелый дым.

– Похоже, у нас нет документов из его последней школы. Где он учился?

– Может, у него спросите? – сказала Минни. – Он же прямо перед вами.

– Дэниел?

– В школе Грейвз в Ньюкасле, сэр.

– Понятно. Мы направим им запрос. Ну, что скажешь, какой ты ученик?

– Не знаю.

Услышав дыхание Минни, Дэниел подумал, что старуха посмеивается над ним, но, обернувшись, он увидел, что она на него даже не смотрит.

Директор поднял брови, и мальчику пришлось добавить:

– Не самый лучший.

– Почему-то мне кажется, что ты сейчас поскромничал, – сказал Харт и снова раскурил трубку; из его носа пошел дым.

– Ты начинаешь новую жизнь, – объявила Минни, взглянув на Дэниела. – И с этого дня будешь учиться только на «отлично».

Он повернулся к ней и улыбнулся, а потом кивнул Харту.

На следующее утро Дэниел проснулся, подавленный мыслями о новой школе, – они казались тяжелее одеяла. Сплошные новые школы. Во дворе кудахтали куры, на водостоках ворковали голуби. Ему приснилась мать. Она лежала на диване в их старой квартире, и Дэниел не мог ее разбудить. Он вызвал «скорую», но та все не ехала, и он пытался растормошить мать, сделать ей искусственное дыхание, как видел по телевизору.

Сон был очень близок к тому, что мальчик однажды пережил в реальности. Тогда Гэри, дружок матери, избил Дэниела и ее саму и ушел, прихватив с собой почти все деньги и бутылку водки. Мать потратила остатки пособия на очередную дозу, потому что хотела прийти в себя. Когда посреди ночи Дэниел вдруг проснулся, она лежала с полуоткрытыми глазами, свесившись с дивана. Он не смог ее разбудить и вызвал «скорую». В жизни «скорая» приехала очень быстро, и мать откачали. Дэниелу было пять лет.

Она снилась ему снова и снова. И каждый раз он не мог ее спасти.

Дэниел повернулся на бок и дотянулся до выдвижного ящика. Нащупал яйцо, уже холодное, как камень, и согрел его в ладонях. Потом пошарил рукой, ища пальцами дешевую золотую цепочку, которую мать носила на шее и однажды подарила ему за то, что он хорошо себя вел. За то, что хорошо себя вел…

Цепочка исчезла.

Дэниел сел на кровати и вытащил ящик из тумбочки. Положил яйцо на подушку и принялся ворошить вещи. Перевернул ящик и вытряс носок, какие-то книжки, ручки и старые погашенные марки, оставшиеся от других детей. Цепочки не было.

– Я не могу пойти в школу, – заявил он Минни.

Одет Дэниел был в то, что она для него подготовила: белую майку, серые брюки и белую рубашку. Ее он застегивал впопыхах и перепутал все пуговицы.

Дэниел стоял на кухне насупившись, с всклокоченными волосами. Минни накладывала ему овсянку, попутно растворяя себе таблетку аспирина.

– Еще как можешь, лапушка. Я собрала тебе завтрак, – сказала она и подвинула в его сторону пакет с сэндвичами.

Он дрожал, зажав яйцо в правой руке. К чистым носкам липла с пола вся грязь.

– Ты украла мою цепочку? – Его хватило только на шепот.

Минни промолчала.

– Она была в ящике, а теперь ее нет. Сейчас же отдай.

Дэниел швырнул яйцо, и оно расквасилось, обдав все вокруг брызгами, от которых Блиц ретировался к себе в корзину.

Минни наклонилась, чтобы положить сэндвичи в ранец. Дэниел вырвал его из ее рук и бросил на пол вслед за яйцом. Она выпрямилась и сплела пальцы в замок перед собой:

– Тебе пора в школу. Если ты вернешь бабочку, то получишь цепочку.

– Если ты не отдашь мне цепочку, я разобью твою бабочку, ты, старая корова!

Минни повернулась к нему спиной. Дэниел подумал, не вытащить ли из кармана нож, но он уже пробовал это раньше, и нож ее не напугал. Мальчик опрометью побежал на второй этаж. Бабочка была спрятана под матрасом.

– Вот, – сказал он и положил ее на кухонный стол. – Вот твоя идиотская бабочка, теперь отдай мне мое.

Цепочка была на старухе. Он не мог в это поверить. Минни сняла ее с шеи и протянула ему. Бабочку положила себе в карман.

– Ну, Денни, что нового мы с тобой сейчас узнали? – спросила она, пока он пытался отдышаться.

– Что ты – грязная воровка!

– А по-моему, мы узнали, что у каждого из нас есть дорогие нам вещи. Если ты будешь уважать мои, я буду уважать твои. Ты помнишь дорогу в школу?

– Да пошла ты!

Дэниел сунул ноги в ботинки и хлопнул дверью, таща ранец волоком. По пути он пинал крапиву и одуванчики. Сгреб с земли несколько камней и швырнул их в коров, но те стояли слишком далеко. Билли Эдвардса на качелях не было, и Дэниел остановился и перекрутил веревки, чтобы никто больше не смог там качаться. Он опаздывал в школу, но ему было плевать.

Ему было плевать на последние шансы и новую жизнь. Пусть только все от него отстанут, оставят в покое.

В первый же день он скомпрометировал себя своим опозданием.

Учительницу звали мисс Прингл, и она напомнила ему злосчастную бабочку: бледно-голубой свитер, белокурые волосы ниже лопаток. На кармане узких джинсов вышита розочка. У него никогда не было такой молодой учительницы.

– Дэниел, хочешь сесть за синюю парту? – спросила мисс Прингл, наклонившись к нему и сложив ладони лодочкой.

Он кивнул и занял место за партой, примыкавшей к учительскому столу. Там уже сидели двое мальчиков и три девочки. Посередине парты был приклеен синий бумажный лист. Дэниел сцепил руки на коленях и уставился в пол.

– Ребята, мы рады приветствовать нового ученика. Скажем это вместе? – предложила мисс Прингл.

– Добро пожаловать в наш класс, Дэниел, – раздалось вразнобой.

Он сжался, ощутив на себе любопытные взгляды.

– Дэниел переехал в Брамптон из Ньюкасла, – объявила учительница. – А ведь всем нам нравится Ньюкасл?

В ответ дети стали выкрикивать реплики и вскакивать, гремя стульями.

Дэниел мельком поднял глаза на мисс Прингл. Казалось, она хотела расспросить его при всех, но потом передумала. Он был благодарен ей за это.

Все утро учительница поглаживала его по спине и сгибалась над ним, чтобы убедиться, что все в порядке. Он не стал выполнять никаких заданий, и она решила, что он их просто не понял.

Ребят за его партой звали Гордон и Брайан. Гордон сообщил, что ему понравился пенал с мотоциклом, который купила Минни. Дэниел перегнулся через стол и шепнул Гордону, что пырнет его, если тот тронет пенал. Прошипел, что у него есть нож. Девочки засмеялись, и Дэниел пообещал им его показать.

Девочек звали Сильвия и Бет.

– Мама сказала, что ты новый приемыш миссис Флинн, – заявила Сильвия.

Дэниел плюхнулся на свое место и склонился над тетрадкой, которую уже успел изрисовать пистолетами, хотя мисс Прингл попросила класс написать о своем хобби.

Бет извернулась и выхватила у Дэниела тетрадь.

– Отдай.

– Сколько ты уже здесь живешь? – поинтересовалась она с веселыми искорками в глазах, держа трофей так, чтобы Дэниел не мог дотянуться.

– Четыре дня. Отдай мою тетрадь, или пожалеешь.

– Если ты меня тронешь, я пну тебя по яйцам. Меня папа научил. Ты знаешь, что старуха Флинн – ирландская ведьма? Ты уже видел ее метлу?

Дэниел дернул Бет за волосы, но не слишком сильно, чтобы та не закричала. Потом потянулся через стол и отобрал тетрадь.

– Будь осторожен. Она делает из детей тушенку. Старуха съела свою дочку, а потом убила мужа кочергой от камина. Оставила его раненого в огороде за домом, у него вся кровь на траву и вытекла…

– Что здесь происходит? – строго спросила мисс Прингл, возвышаясь над ними.

– Дэниел дернул меня за волосы, мисс.

– Бет, не рассказывай сказки.

На большой перемене Дэниел вышел на школьную площадку, чтобы съесть приготовленные Минни сэндвичи с сыром и маринованным огурцом и посмотреть, как ребята играют в футбол. Он залез на ограду, сопя от порывов ветра и пытаясь поймать чей-нибудь взгляд. Покончив с ланчем, бросил мусор на землю. Ветер подхватил пустой пакет и унес на край футбольного поля, к проволочному забору. Дэниел сунул руки в карманы и сгорбился. Он озяб, но не знал, куда податься до конца перемены. Ему нравилось наблюдать за игрой.

– Хочешь с нами, пацан? Один раз?

Позвавший его мальчишка был такого же маленького роста, как Дэниел, с рыжими волосами и в забрызганных грязью серых брюках. Он утер нос рукавом, ожидая ответа.

Дэниел спрыгнул с ограды и пошел к нему, не вынимая рук из карманов.

– Можно и сыграть.

– А ты умеешь?

– Ага.

От игры его настроение улучшилось. После ссоры с Минни из-за цепочки он ощущал в животе мрачную тяжесть, а когда стал носиться по раскисшему футбольному полю, это чувство ненадолго рассеялось. Дэниелу хотелось забить гол, проявить себя, но шанса не выпало. Он старался изо всех сил и, когда прозвенел звонок, совсем выдохся.

Мальчик, который позвал его играть, подошел к нему, держа мяч под мышкой.

– У тебя хорошо получилось. Можешь прийти завтра, если Кев не вернется.

– Ага.

– Как тебя зовут?

– Денни.

– А меня – Дерек. Ты новенький?

– Ага.

Черноволосый мальчик попытался выбить мяч из рук Дерека.

– Отстань. Он мой, – возмутился Дерек. – Это Денни.

– Знаю. Ты приемыш с фермы Флинн, да? Мы живем на соседней ферме. Мама сказала, что ведьма Минни завела себе новенького, ага.

– Почему вы зовете ее ведьмой?

– Потому что так и есть, – ответил Дерек. – Будь настороже. Она убила свою дочь, а потом и мужа на лужайке возле дома. Об этом все знают.

Никаких секретов, вспомнил Дэниел. Каждый знает, из какого ты теста.

– Мама говорит, что увидела, как муж Минни умирает, и вызвала «скорую», но было уже поздно, – сказал черноволосый мальчик и осклабился на Дэниела щербатой ухмылкой.

– И почему это она ведьма? Может, просто убийца?

– Почему тогда ее так и не наказали? Отец говорит, что на нее раз посмотришь – и сразу поймешь, что с ней что-то не так. Можешь кончить, как ее последняя сиротка.

– Ты о чем?

– Она пробыла у Минни с месяц. Никто в школе даже не запомнил еще, как ее зовут. Тихоня была. А потом на площадке с ней случился приступ, и она умерла.

Черноволосый мальчик бросился на землю, изображая припадочного. Он лежал, широко раскинув ноги, и тряс руками, словно в конвульсиях.

Дэниелу вдруг захотелось его пнуть, но он удержался, пожал плечами и пошел к школьному крыльцу.