Текст книги "Шарлотта. Лоттхен. Александра"

– Ты как здесь оказался? – всхлипывая, злобно прошипела на брата Лотта. – Тот рыжий язвительный юноша – Михаил Павлович? Почему Романовы здесь, они ведь завтра должны были приехать?

– Они здесь, под Берлином уже два дня сидят взаперти, в одном небогатом особнячке. Что-то случилось с их главным сопровождающим – то ли мигрень, то ли отравление. В общем, ждут, пока тот поправится – не хотят, чтобы на официальном представлении во дворце у него прихватило живот. Пардон, Лоттхен, но дело именно так и обстоит. – Вильгельм усмехнулся. – А пока ждут, сами от безделья едва на стены не лезут. Вот я к ним и явился, представился, честь по чести, все как надо. Гляжу – а великие князья путешествуют инкогнито. Николая с Михаилом, помимо того старика, который с животом слег, сопровождает еще пара кавалеров. Одного, кстати, ты видела. Веселый такой, полковник Арсеньев.

Вильгельм почесал в затылке и усмехнулся. Видя горящие любопытством глаза Лоттхен, продолжил:

– Вот я и предложил им пройтись инкогнито, посетить местные достопримечательности, посмотреть народные танцы. Ты, Лоттхен, не обижайся, я же знаю, что, если Романов увидит тебя танцующей, то непременно влюбится. В тебя, как в обычную девушку, понимаешь? А не в твое положение! Потому как нельзя не влюбиться, слишком уж ты хороша. А когда ты танцуешь здесь, не скованная этикетом и условностями, ты как будто еще сильнее расцветаешь.

Вильгельм смутился и добавил:

– Ну, в общем, это была идея Фрида. Да и слова тоже его… Ну, ты уже поняла. Ну что рыдаешь? Ведь все прошло, как задумано – Романов оказался джентельменом. И, похоже, он и дальше не прочь тебя на руках носить. Что не так?

Лотта, хлюпая носом, подняла голову:

– Меня никогда так не унижали… Чтобы я, принцесса Прусская, валялась на полу как… как… А-а-а! Что за позо-ор!

– Да, кстати, а зачем ты на полу валялась?

– Упа-ала-а!!!

Вил задумался, совсем по-плебейски почесав за ухом:

– Нет, не пойму я этих женщин… И зачем ей падать потребовалось?.. Все, Лоттхен, поезжай домой, выспись, а то глаза опухли. Раз уж ты считаешь, что господа сии видели тебя в неловком положении и унизили, мы над ними тоже чуточку пошутим.

– Как? – снова хлюпнула носом Шарлотта.

– Я не скажу Романовым, кто ты. А завтра на официальном представлении он сами поймут, чем чревато так издеваться над Прусскими принцессами. Если великий князь тебе не нравится, то ты сразу откажешь! Не забывай, ты в праве. Хорошо, сестричка? Хотя… Никс очень даже ничего… Тебе бы поближе с ним познакомиться… Ну да ладно, завтра решим. Поезжай.

Он поцеловал сестру в лоб и вылез из кареты. Через секунду лошади помчали вперед, а Лотта, вытирая глаза, задумалась – интересно, а он видел, как она танцует?

– Видел, ваше высочество, видел, – прошептала родная фрау. Оказывается, Лотта задала этот вопрос вслух. – А какими глазами он на вас смотрел! Подумайте хорошенько, госпожа, не торопитесь с отказом.

– Да я не об этом вздыхаю… Как бы он сам не захотел теперь меня за себя брать, после такого-то…

– Что ж, все, что ни делается, к лучшему. Но не забывайте, ваше высочество, когда ваша матушка была жива, она думала об этом браке. И, полагаю, сейчас, с небес вас благословляет.

Шарлотта улыбнулась – если Луиза за ней наблюдает, то все будет хорошо!

Проведя в переживаниях бессонную ночь, Шарлотта так и не смогла решить, к чему может привести вчерашняя проказа. Если рассуждать здраво, то Фрид с Вилом поступили совершенно по-детски и абсолютно необдуманно. Не дай бог, русские не станут молчать, узнав в принцессе танцовщицу, скандал может возникнуть немыслимый, отец ей этого никогда не простит. Тут простым наказанием не отделаешься – в злобе монарх свою непутевую дочь может и в монастырь определить, словно в дикие времена средних веков…

Но, с другой стороны, русские таким образом подведут сами себя: каково это – бросили старого больного воспитателя, сбежали без спроса и под предводительством пьяного кавалера поехали выпивать и разглядывать танцовщиц в вертепе разврата! Нет, Романовы не настолько глупы. Или настолько?.. Пронзительный взгляд Николая Павловича говорил о редкой проницательности, такой человек не может быть глупцом. Или, опять же, ей все это только показалось?

– Госпожа моя, посидите спокойно, иначе заденете щечкой горячие щипцы, – оторвал от размышлений голос служанки, укладывающей волосы в прическу.

Туалет принцессы уже подходил к концу – сегодня Лотта выглядела совершенно иначе, нежели вчера. Светло-голубое, почти белое платье-ампир из тончайшего итальянского кружева было отделано лазурными атласными лентами. Белые перчатки выше локтя, крохотные рукава-фонарики и открытый, даже несколько чересчур откровенный лиф. Волшебный образ феи дополняла белая роза на плече и капельки жемчуга в ушках. Да, принцесса Прусская нынче была обворожительна! С трепетом Шарлотта надела парадную диадему Луизы – все, теперь ей ничего не страшно!

– По-моему, кто-то слишком боится встречи с принцем! – иронично произнесла одиннадцатилетняя Александрина, тоже любующаяся на себя в зеркало. – Правильно, сестрица – будущего мужа надобно уважать и бояться!

– И откуда только столь глубокие познания семейной жизни? Буду я еще всяких крох слушать! – фыркнула Шарлотта и, чувствуя себя уже более уверенной, направилась к выходу.

В конце концов, предстоит лишь скучная церемония официального знакомства. Потом все пойдет куда веселее – праздничный фуршет и бал. А коли будут танцы, то можно ни о чем не беспокоиться!

Огромную коронную залу наполнили звуки прусского, а затем русского гимнов. Приглашенных оказалось много. Черные фраки мужчин и белые платья дам выглядели очень строго и официально. Черно-белую гамму разбавляла лишь яркая форма военных.

Нынче Шарлотту вел под руку сам отец. Шепнув пару успокоительных фраз, он подбадривающе улыбнулся ей, мол, не переживай, дочка, это всего лишь двое мальчишек.

И она решила не переживать.

Глянула на них и не сразу узнала – группа из семи офицеров выглядела внушительно. Юные Романовы держались с невозмутимой небрежностью, свойственной только представителям королевской крови. Обоим несказанно шла военная форма, оба выглядели выше и взрослее, чем показалось вчера. И оба, похоже, еще не узнали ее – это неплохо. Во всяком случае, после того, как она присела перед великим князем в книксене, ни один мускул на холодном лице Николая не дрогнул.

Сопровождал Романовых высокий худой старик, лицо которого было покрыто глубокими морщинами – его представили как полковника Ламздорфа. Понятно, это и есть тот несчастный отравившийся на чужбине учитель. Выглядел он несколько помятым, вероятно, еще не поправился.

Итальянец Джанотти, кавалеры Саврасов и Алединский были нейтрально-приветливы. И только Арсеньев, тот самый Павел Иванович, любитель танцовщиц и пива, гордо сиял белозубой улыбкой. Он поглядывал на придворных дам, подкручивая усы и выразительно двигая бровями. Впрочем, улыбка сия резко сползла и превратилась в совершенно жалкую гримасу в тот момент, как только он взглянул в лицо Шарлотты. Узнал.

За спиной хмыкнул Вильгельм. Лоттхен могла бы побиться об заклад, что братец с трудом сдерживает хохот. Нашел время для шуток! Не провалиться бы…

Скучная официальная часть прошла быстро – обе стороны произнесли приветственную речь, русские зачитали письма от императора Александра и от вдовствующей императрицы с общими фразами и заезженными оборотами.

Перед балом во время фуршета к Шарлотте подошел Фридрих. Брат выглядел виноватым и немного нездоровым – вероятно, еще не отошел после вчерашнего. Он нагнулся к ее уху, и, обдав перегаром, прошептал:

– Прости за вчерашний вечер, Лоттхен. Мне не стоило уходить. Оставить тебя одной в такой сложной ситуации было непростительно с моей стороны. Но, похоже, Романовы тебя не узнали, теперь можешь не беспокоиться.

– Как бы не так! Ты взгляни на рыжего, – Лотта махнула веером в сторону Михаила. Ему на ухо что-то нашептывал Арсеньев с испуганным лицом. Что он говорил, было ясно и так – неподдельное веселое изумление отразилось на мальчишеском лице великого князя.

Бросив взгляд на Николая, который в этот момент разговаривал с королем и Вильгельмом, Михаил едва ли не бегом бросился к Лотте.

– Не уходи, – шепнула она брату и схватила за руку.

– Все будет хорошо, ты же видишь, он воспринимает это как игру.

Михаил подбежал к ним, ловко лавируя между фрачников и дам. Пожал руку Фриду и поклонился Шарлотте:

– Ваше высочество! Это вы? Неужто вы?!

Величественно подняв бровь, девушка заметила:

– Разумеется, это я. Хотя, не знаю, Михаил Павлович, кого вы ожидали увидеть в королевском дворце.

Он с хитрой улыбкой прошептал, пригнувшись к ним и погрозив пальцем:

– А ваши высочества любят маскарады!

– А ваши высочества любят пиво и дамочек! – съязвила Лотта, но юноша не обиделся, а только еще больше расцвел в улыбке.

– Поразительно! Константин рассказывал о том, что вы – принцесса, необычная во всех отношениях, но чтобы настолько!..

Фрид негромко прокомментировал:

– Полагаю, Михаил Павлович, нам с вами с обеих сторон было бы невыгодно, чтобы вчерашнее недоразумение стало достоянием общественности.

– Фридрих, вы правы, за это можете не переживать – Арсеньев свой человек, он не выдаст! Я смеюсь по другому поводу – бедолага Никс всю ночь переживал, что втюрил… хм… – Михаил недоговорил и поклонился Лотте: – Пардон, мадемуазель, вырвалось по-гвардейски. Так вот, я о чем – Николай Павлович так переживал, что ему понравилась простая девчушка из трактира, ох, как он переживал! Прямо-таки не хотел ехать сюда, знакомиться с вами! А оказалось-то! Ха-ха!

Лотта расцвела в улыбке – Николаю она понравилась? А этот рыжий юноша приносит добрые вести.

– Михаил Павлович, – проворковала она, – скажите, а могу я вас называть Михель, на немецкий манер?

– Да как угодно называйте! Конечно же! А почему именно Михель?

– В детстве, знаете ли, у меня был кролик с ушами столь же красивого цвета, как ваши волосы. И звали его Михель. Это было чудесное создание, и я его очень любила.

Михаил Павлович пару раз моргнул и захохотал на весь зал. Да уж, он просто копия Константина! На них принялись оглядываться, а Фридрих с чувством закатил глаза: «Все, Михаил Романов наш…».

Через залу к ним шли Вильгельм с Николаем. У Вила было лицо ребенка, лишившегося конфеты – конечно же, пропустить шутку! А в холодном взгляде Николая сквозила досада.

– Ваше высочество, окажите мне честь открыть с вами бал, – поклонился принцессе великий князь.

Он поцеловал ручку и взглянул на Шарлотту – девушка, широко улыбаясь, присела в реверансе. Увидев ее улыбку, вернее, ямочки на щечках, юноша неожиданно отпрянул, округлил глаза и испуганно заморгал.

– Да-да, брат, твои глаза тебя не обманывают! – громко зашептал ему на ухо умирающий от беззвучного хохота Михаил. – Это она!

Николай беспомощно оглянулся – оба принца и великий князь смотрели на него с видом заговорщиков. Он хотел было что-то сказать, но тут объявили полонез. Под звуки оркестра пары построились, Николай Павлович подал руку, и Шарлотта вступила с ним в бальную залу.

Николай Романов был очень высоким худощавым юношей. Его длинные ноги не сразу смогли подстроиться под шаг принцессы, он иногда сбивался с ритма, и вначале танца это приносило некоторый дискомфорт. Да, танцором он был не столь блестящим, как его старшие братья.

Пряча глаза, Николай молчал, вероятно, лихорадочно обдумывая, что же можно сказать в данной ситуации.

– Николай Павлович, – видя страдания бедняги, пришла на помощь Лотта. – Я прошу у вас прощения за вчерашний эпизод, мне так неловко… Надеюсь, вы не слишком на меня сердитесь?

Она с глупым выражением взмахнула ресницами и улыбнулась. Ну же, принц, где ваша хваленая храбрость?

– О, что вы говорите… это я должен просить прощения… Даже умолять, – великий князь покраснел до ушей, но взгляда уже не прятал. – Непостижимо, что вы пережили и что подумали о нас, когда услышали слова полковника. Со своей стороны могу авторитетно заявить, что карьере господина Арсеньева пришел конец. Он недостоин носить чин офицера и обязательно понесет заслуженное наказание.

Великий князь так разволновался, пытаясь показать себя взрослым и солидным, что пребольно наступил на ногу Шарлотте. Девушка, закусив губу, едва не взвизгнула – ах, какой неловкий! Ну ладно, можно дать ему последний шанс, в конце концов, он еще очень молод и неискушен в танцах.

– Зря вы так. Павел Иванович искренне восхитился моим танцем, а вы его за это наказываете. Позволив себе подобное обращение с простолюдинкой, полковник ничем не запятнал честь мундира. Он же не знал о моем положении, равно как и вы, – она заглянула в голубые глаза великого князя и хитро улыбнулась. – Скажите, ведь вы, зная о моем положении, никогда бы не осмелились поднять меня на руки?

Шарлотта понимала, что мазурочная болтовня никоим образом не допускает подобных фривольных вопросов. Но ей стало любопытно – действительно, Николай столь смело себя ведет только с простыми девушками, а с принцессами позволяет себе только оттаптывать ноги?

В этот момент музыка замолкла, пары начали расходиться, но Николай так и не выпустил ее руки из своей ладони. Он нервно сглотнул и, глядя девушке в глаза, пробормотал:

– Для меня неважно, каково ваше положение в обществе, ваше высочество… Шарлотта. Если бы вы только позволили… я бы носил вас на руках, не отпуская ни на мгновение! Там, в этой грязной таверне, мне показалось, что вижу маленькую яркую птичку в темной пещере. Беззащитную, хрупкую, но невероятно жизнерадостную. И когда вы с такой смелостью дали отпор грубияну полковнику, мой мир перевернулся! Для меня казалось немыслимым, чтобы столь крохотное нежное создание имело такую львиную храбрость. И когда вы оступились и упали – я подумал, что… Нет, я не знаю, о чем я подумал, просто в один момент оказалось, что я держу вас на руках и прижимаю к сердцу… Ваши руки обвились вокруг моей шеи – это невероятное ощущение! Но вдруг вы исчезли! Признаюсь, эту ночь я провел без сна… Я боялся, что никогда вас больше не увижу! А сегодня встретил вас здесь! Шарлотта!..

Он бухнулся перед принцессой на одно колено и осторожно поцеловал ее руку. Лотта, чувствуя, что у нее подгибаются ноги, а лицо залито слезами, произнесла:

– Лоттхен.

– Что? – не понял великий князь.

– Зовите меня Лоттхен, так меня называют самые близкие люди…

Впервые лицо Николая озарилось улыбкой – глаза засияли, напускная холодность исчезла. Он с восторгом прижался щекой к ее руке и что-то пробормотал по-русски.

Вдруг со всех сторон раздались аплодисменты, и Шарлотта осознала, что они с князем находятся посреди зала и их тет-а-тет происходит прямо у всех на виду. Веселый голос Вильгельма заорал на весь зал:

– Ха-ха! Какова скорость, а? Всего один только танец – и готов! Это моя сестра! Пожалуй, дело идет к свадьбе? Господа, шампанского!

Грянула мазурка, и Шарлотта, сияя, воскликнула:

– Вставайте, Никс, я научу вас танцевать!

…Поздним вечером, почти ночью, после бала Шарлотта зашла в одну из пустынных галерей дворца, бросилась на маленький диванчик и с наслаждением подняла ноги на подлокотник – от танцев она почти не чувствовала ступней. Если сейчас все пройдет хорошо, то сегодняшний день можно будет записывать в короткий список самых счастливых дней ее жизни.

Тихо зашла фрау Вильдермет с кувшином в руках, поставила его на столик и с виноватым видом встала рядом.

– Ну что, нашли? – с нетерпением спросила девушка.

– Да, госпожа. Сейчас его приведут, – помощница сняла с Лотты узкие туфельки и размяла ее затекшие стопы.

Девушка потянулась:

– Ах, что за день, что за день! Мне даже не верится, что вчера в это же время я плакала в три ручья… Разве можно лить слезы, когда мир так прекрасен?

Фрау немного нахмурилась:

– Не все настолько солнечно, госпожа моя. Но коли вы так считаете… – она обернулась к двери – оттуда выглянул лакей. – Его привели. Не обессудьте, но принимать постороннего мужчину в одиночестве я вам не позволю. Я буду здесь.

– Позовите его, – велела Шарлотта и с недовольством спустила ноги на пол.

Озираясь, в галерею вошел Арсеньев. Увидев Шарлотту, он тут же, у порога, упал на колено и склонил голову. Да, с того момента, как он узнал принцессу на балу, полковник сильно изменился. Побледнел, на лбу проявилась морщина, глаза блуждали, волосы и бакенбарды торчали в беспорядке.

– Павел Иванович, встаньте, подойдите ближе, – Лотта не хотела пугать несчастного, она старалась выглядеть как можно более простой.

– Ваше высочество, – глухо пробормотал полковник, но остался на коленях, – я приношу вашей милости свои глубочайшие извинения. Понимаю, что мое поведение невозможно простить, но я все же надеялся…

– Полковник, скажите, с какой целью вы искали в лютеранском Берлине православную церковь?

– Мне нужен был священник, ваше высочество…

Лотта с трудом сдержала улыбку:

– А зачем в таком случае вы посреди бала искали нотариуса? Хотели с ним потанцевать? Или оформить доверенность на танец с понравившейся дамой?

Арсеньев промолчал. Он мрачно уставился в угол, где стоял столик. Шарлота деланно взмахнула руками:

– Ах, да! Я же вам принесла пива! Угощайтесь, герр Арсеньев – лучшее баварское пиво для русского гостя! Ведь по моей вине вы так и не попробовали его вчера!

Он умоляюще взглянул на нее:

– Ваше высочество! Ну пожалуйста, умоляю…

Шарлотта встала и, подойдя к нему, присела рядом на корточки.

– Вы, сударь, искали нотариуса не из глупой блажи. Вы решили написать завещание, не так ли? А священник вам нужен был, чтобы исповедоваться перед смертью. Ведь я права, у православных тоже есть исповедь и причастие?

– Есть, ваше высочество.

Шарлотта выдохнула:

– Вы решили застрелиться.

Полковник упрямо отвел взгляд и промолчал.

– Как глупо! – она вскочила и нервно забегала, ступая босиком по каменному полу. – Да, это глупо! Хоть мне и шестнадцать лет, хоть я и в два раза младше вас, но я понимаю, что из-за такой безделицы стреляться нельзя! Скажите, вы любите Николая Павловича? Ведь вы были его воспитателем с самого детства, не можете не любить его.

– Вы правы, ваше высочество. Люблю.

Шарлотта опять подошла к нему и присела рядом:

– Так отчего же вы хотите его подвести? И не только его, но и Михаила Павловича! Ведь, коли вы застрелитесь, император затеет расследование, не так ли? Ваша, да, впрочем, и наша прогулка выявится, и будет скандал на всю Европу. Вы понимаете это?

Она двумя руками уцепилась за его плечи и с силой потянула к дивану:

– Ну какой вредный… Идите же сами, я вас не подниму и не дотащу!

Он встал с колен и сел на самый краешек дивана с видом виноватым, но гордым.

– Вот упрямый какой! Что вы докажете своим поступком, герр Павел Иванович?

– Я докажу, ваше высочество, что честь офицера дороже его жизни.

– Ну да, красивые слова, – скривилась Лотта. – А также дороже чести вверенных ему царевичей. Чудесно! Что же мне с вами делать…

Она взглянула на Вильдермет – та достала свой медальон и выразительно указала на него. Точно! У нее же там миниатюра с любимым Бойеном! А это выход…

– Помнится, давеча вы восторгались моими ножками и танцем, не так ли, Арсеньев? Знаете ли, слова, в коих были выражены сии комплименты, оказались весьма яркими и впечатляющими. Никто таких комплиментов мне не делал и, признаюсь, вы меня поразили. В связи с этим, сударь, примите благодарность от принцессы Прусской!

Полковник изумленно взглянул на нее, а девушка отцепила от плеча немного увядшую белую розу и подала ему. Он благоговейно принял цветок, положил за пазуху. Лотта же продолжала:

– Я не смею надеяться на вашу помощь. Но мне очень хотелось бы среди русских гостей, посетивших нас сегодня, выбрать именно вас, Павел Иванович, в доверенные лица. Вы будете моим Тайным русским рыцарем.

Полковник опять бухнулся на колени, но уже более живым голосом воскликнул:

– Ваше высочество! Неужели это означает… Что вы меня…

– Конечно же, простила, неужели за полчаса, которые я перед вами босиком прыгаю, вы этого не поняли?

Он недоверчиво покосился на ее ноги, выглядывающие из-под платья почти по щиколотки:

– Босиком? Да вы же простудитесь, принцесса!

Шарлотта улыбнулась во весь рот:

– Ну наконец-то! Коли герой глядит на женские ножки, значит будет жить! Ну что, мы с вами договорились, вы больше не стреляетесь, правда?

Он виновато улыбнулся:

– Коли вы мне прикажете, ваше высочество, я останусь живым. Одно ваше слово – умру, не моргнув.

Сзади раздался мечтательный вздох любвеобильной фрау – как бы она не изменила своему Бойену! Героев вокруг становится все больше, риск увеличивается…

Лотта, лукаво улыбаясь, опять указала на диван рядом с собой. Полковник сел.

– Быть моим доверенным лицом, любезный Рыцарь, совсем непросто. Вам, несчастный вы мой, придется выслушивать тайны глупой барышни. Скажу вам прямо, вчерашняя и сегодняшняя встречи с великим князем вывели меня из равновесия и… Да чего таить, Николай Павлович мне понравился. Так вот, к чему я все это говорю – вы завтра уезжаете. На войну с Бонапартом. А на войне убивают! – Шарлотта с мольбой схватила полковника за руки и заглянула в глаза: – Сберегите его… для меня, пожалуйста! Вы постараетесь?

Он встал, щелкнув каблуками, по-военному поклонился и произнес:

– Я сделаю все, что в моих силах!

– Вот это другое дело! Вы, сударь, можете еще кое в чем мне помочь. Передайте вот это письмо, – она достала из корсажа маленький конверт, – передайте его императору Александру в руки. Зная, что царевичи стремятся в бой, как мальчишки, я могу понять, что простой полковник им не указ. Поэтому прошу о том же, что и вас, его императорское величество. Надеюсь, в кровавую кашу он братьев не пустит.

Арсеньев улыбнулся шире – в глазах блеснули вчерашние чертики:

– Ваше высочество, я рад, что помог вам найти свое счастье!

Шарлотта расхохоталась:

– Я тоже рада! Ступайте, мой славный полковник, да не забудьте свое пиво! Выпейте за мое здоровье!

Безусловно, прогулка босиком по каменному полу дворца, насквозь продуваемому ветрами, не прошла даром – Шарлотта простудилась. На следующее утро, когда прощались и провожали гостей, девушка даже не смогла встать с постели. По Двору тут же прошел слух (распускаемый словоохотливыми фрейлинами, сующими свои носы, куда не следует) о том, что принцесса настолько влюблена, что слегла от одной мысли, что ее суженый уезжает.

Ох уж эти сплетницы… Не настолько уж она и влюблена, да и влюблена ли? На этот счет были сомнения. Но, положа руку на сердце, Лоттхен действительно расстроилась оттого, что не договорилась с Романовыми даже о переписке. И еще более грустно стало, когда ей сообщили о скором отбытии братьев на фронт. Она осталась совсем одна – ни малыш Карл, ни младшие сестры были, разумеется, не в счет.

…Прошло три невероятно длинных недели – отец с братьями все еще находились в разъездах. Приходившие через пять дней письма от Вила были наполнены яркими описаниями батальных сцен. То французы убегают, теряя пушки и последних коней, то уходят, хрипя и рыдая, то ползают на коленях перед великим Вильгельмом и молят его о смерти. Да, брат знал, что Лотте грустно и скучно, и пытался по-своему развеселить сестру. Девушка, читая сказки наподобие россказней барона Мюнхгаузена, начала немного отходить от хандры. Она понимала, что отец пока не допускал сыновей на линию огня – их батальоны всегда располагались в запасе и участвовали только в единичных вылазках.

Весна между тем брала свое – март выдался бурный и яркий, прогулки пешком и на лошади быстро вернули принцессе отличное настроение.

Однажды, когда Шарлотта вернулась из парка Шарлоттенбургского дворца, в котором отец построил для королевы Луизы великолепную усыпальницу, принцессе передали пухлый конверт.

Письмо было написано на немецком языке, тонкий аккуратный почерк принадлежал… О! Он принадлежал Николаю Павловичу! Лотта с нетерпением сломала печать с двуглавым орлом и принялась за чтение.

«Уважаемая Шарлотта Фридриховна, не соблюдя должных приличий и не имея предварительной договоренности с Вами, я осмелился писать Вам…»

Святая Брегитта, он назвал Лотту «Фридриховной»! Что за глупые византийские выдумки – приписывать к собственному имени еще и отцовское? Ну да ладно, что там дальше?

«… и поинтересоваться здоровьем Вашим. Мы с Михаилом Павловичем надеемся, что Вы поправились, ибо молились о здоровье Вашем каждый вечер…»

Шарлотта расхохоталась, представив рыжего Михеля, молящегося с братом за ее здоровье – нет, такому молодцу сей образ никак не подходил. Забавно пишет!

«…Если позволите, то я расскажу Вам о нашем путешествии. Признаюсь честно, Шарлотта Фридриховна, что…»

На этом месте несколько строк были неаккуратно зачеркнуты, чуть не залиты чернилами, а рядом красовалось маленькое изображение всадника на лошади – у лошади были ослиные уши. Рисунок выполнила чужая рука – понятно, Михель решил вставить несколько строк. И действительно, последующие строчки были уже совсем другого тона:

«…Тут Мишель подсказывает мне, что Вы, вероятно, уже заснули, так как читать подобную скучную чушь Вам совсем неинтересно. Зная Ваш веселый нрав, прошу – позвольте разговаривать с Вами, дорогая Лоттхен, проще и доступнее. Хорошо?»

Разумеется. Читать письма, составленные «по всем правилам», ужасно скучно. К тому же, в таких строчках настоящие чувства и переживания скрыты за избитыми и заезженными оборотами, наводящими тоску и мрак.

«…Признаюсь честно, наша поездка на запад к Ангелу (Александра Павловича в Семье называют Ангелом) невыразимо удручает меня и Михаила. Старик Ламздорф просто убивает нас. Лоттхен, Вы же помните того сушеного гриба, который своим мрачным видом портил наш праздник?

Только благодаря несносному характеру графа Ламздорфа мы так долго не могли достичь русских войск. Ангел звал нас с Мишелем, он нуждался в нашей помощи, а этот… Ладно, продолжим, как достойные люди.

Так вот, благодаря стараниям графа, по пути на фронт мы объехали почти всю Европу. Разумеется, это было бы весьма познавательно, кабы не сжигающая боль в сердце за то, что наши войска бьются, а мы бездействуем, отбивая бока в карете.

После незабываемой встречи с Вами, милая Лоттхен, мы посетили Веймар, где увиделись с любимой сестрицей Марией Павловной, которая там замужем. Затем, побывав Раштадте и Фрайбурге, доехали до Базеля. И тут нашему счастью не было предела – наконец-то неприятель оказался близко!..»

Далее Шарлотта перевернула целых три листа, где подробно излагалась осада крепости Гюнинген героическими австрийцами и не менее самоотверженными баварцами. Да уж, дай волю этим юношам, и они кроме войны ни о чем больше и не вспомнят! Интересно, Николай еще не забыл, что пишет даме? Надо бы ему в ответе написать что-нибудь про новую итальянскую канву и кружево особого плетения. Чтобы так же помучился, как и она.

«…Ах, вероятно, милая Лоттхен, Вам не так интересны подвиги этих славных героев, как мне или Мишелю. Скажу кратко – мы достигли, наконец, хвоста русской армии в Везуле. Отсюда мы отправили императору на передовую сообщение о своем приезде. Письмо вызвался отвезти полковник Арсеньев, пояснив, что имеет пакет к Ангелу от вашего венценосного батюшки. Вести, которые Павел Иванович привез от его величества императора, повергли нас с Мишелем в шок. Невероятно, но старший брат «боится за нас и отправляет назад, в Базель»! Немыслимо – мы рвемся в бой, а нас считают еще слишком юными для сражений! Мы не мальчишки, Александр Македонский в нашем возрасте уже владел миром!»

Что ж, похоже, Шарлотта не зря написала письмо Александру Павловичу – он выполнил ее просьбу и не пустил братьев под обстрел. Ну, что там дальше?

«О, Лоттхен, это недостойно, но я искренне завидую Вашим братьям. Принц Вильгельм писал мне и рассказывал о подвигах, которые они с кронпринцем Фридрихом совершали на бранных полях…»

Хм. Вил не смог удержаться и написал-таки свои небылицы Романову. Вот ведь несносный фантазер! И что невероятно – русские ему поверили! Шарлотта перевернула страницу:

«…Кстати, милая Лоттхен, к сему письму прилагался подарок. Мишель надеется, что посыльный его довезет в целости и сохранности. Я же в этом не сомневаюсь – Ломоносов живуч неимоверно. Говорят, ему больше двухсот лет…»

Что? Какой подарок? Что за Ломо…?

Вместо свертка в комнату занесли высокую клетку, в которой важно восседала большая, не менее локтя, белая птица. Подарок – это попугай?! С восторгом захохотав, Лотта кинулась к клетке. Попугай дернулся от резкого звука, поднял желтый хохолок и, щелкнув широким клювом, произнес непонятное изречение голосом Михеля:

– Lamzdorf – gniloy grib!

– Какой хорошенький! – восторженно прошептала Шарлотта и, просунув палец сквозь прутья клетки, погладила птицу по перьям. – Красавец, тебя зовут… Ломо… Ломоносов?

Попугай важно промолчал и моргнул круглыми оранжевыми глазами.

– Я буду звать тебя Ломо, а то от этих непонятных русских слов язык заплетается.

Она приказала принести своему новому питомцу орехов, семечек и воды, а сама открыла клетку и подставила птице руку. Попугай, недолго думая, вспорхнул вверх, облетел всю комнату, исследовал затейливую люстру и с видом победителя уселся на плечо Шарлотте. Крепкие острые когти больно царапнули кожу, но девушка все равно осталась в восторге. Новый любимец принялся методично выщипывать заколки из ее прически, она захохотала и жадно схватила недочитанное письмо.

«… и он спокойно мог видеть и даже общаться с Великим ученым прошлого столетия. Да, я не оговорился, именно общаться. Ломоносов – очень умная птица и говорит на множестве языков. Отчасти именно из-за этого его достоинства мы с Мишелем отправили попугая к Вам.

Мишель купил попугая в шапито у старика-иллюзиониста, уверившего нас, что птица сия совершенно безопасна и миролюбива. Мы с братом совершили ужасную ошибку – общались между собой, совершенно не обращая внимания на пернатого слушателя. А оказалось, что все, что птица слышит, она может повторить. И, как правило, повторить совершенно не вовремя. Так мы и попались – Ламздорф был в некотором роде фраппирован словами, прозвучавшими в его адрес. Учитель пообещал свернуть несчастному попугаю шею, если еще хоть раз услышит его голос.

Жалея ни в чем не повинное создание и зная Ваше доброе сердце, Мишель предложил подарить его Вам.

Милая Лоттхен, я, по всей видимости, утомил вас. Вероятно, Вы теперь считаете, что я слишком болтлив – это все оттого, что в Вас я нашел родственную душу…»

Шарлотта, до сих пор читавшая письмо со смехом, а иногда и с хохотом, порозовела – сейчас речь пошла о более серьезных вещах, нежели война или любимые питомцы.