Текст книги "Шарлотта. Лоттхен. Александра"

«…Мне неловко напоминать Вам, но я должен… Я постоянно вспоминаю, как подхватил Вас на руки, когда Вы упали. Насколько трогательны Вы мне показались! Ваши руки…»

Дальше пара строк была яростно зачеркнута, замазана и чуть ли не вырезана острым пером (великий князь застеснялся своих признаний!), и стоявшая ниже строчка выглядела очень скромно и потерянно:

«…Боюсь наскучить Вам, желаю здравствовать и надеюсь на скорый ответ.

С глубоким уважением, Ваш Николай».

Лотта задумчиво погладила попугая – великий князь, похоже, остался к ней неравнодушен. Где-то в его письме проглядывал мальчишка, где-то капризный принц, а кое-где влюбленный мужчина. Принцесса бросила взгляд в зеркало и увидела, что улыбается – да, ей нравилось то, что Николай писал к ней именно так. Доверительно, искренне и с трепетом. Очень нравилось.

Через несколько дней в залу, где Шарлотта мучила рояль бетховенской «Патетической сонатой», почтительно постучал лакей и доложил о приезде посланника из Франции. Придворные дамы заинтересованно зашушукались, попугай, сидевший в клетке тут же, на инструменте, гордо изрек:

– Fa-diez minor podkachal u golubushki. Uchis, detochca!

Опять эта птица ругается. Или, быть может, изрекает умные мысли, а Лотта не понимает?

– Пусть войдет, – крикнула она, в душе радуясь причине закончить занятие.

Посланник, пропыленный и грязный с дороги, вошел, остановился у двери и прищелкнул каблуками. Лоттхен не поверила своим глазам – Бойен?!

– Леопольд! – она вскочила и кинулась к нему. Схватила за руки, заглянула в глаза: – Боже правый, мой милый Бойен приехал! Как же долго я вас не видела! А вы изменились! У вас это что, седые волосы?! Ха-ха, мой славный!

Генерал с улыбкой поклонился:

– Здравия желаю, ваше высочество. Время идет, стареем. И только вы, моя Дама сердца, все расцветаете, – он протянул ей письмо и отошел на пару шагов.

Лотта, разламывая печать, сморщила носик:

– Лео, вы же знаете, что я не люблю всех этих заискивающих фраз. На вас это не похоже.

– Я искренен как никогда, принцесса. Вы действительно несказанно похорошели за прошедшее время. Выглядите просто божественно.

– Спасибо. Это письмо от отца? Почему же его доставили вы? Ведь вы состоите при Константине Павловиче, не так ли?

Бойен, стараясь не выдать волнения, срывающимся голосом произнес:

– Ваше высочество, войне… конец.

– Что? Что вы сказали?!

– Тридцать первого марта в Париж въехал Александр с союзниками. Бонапарт под стражей, его приближенные склоняют императора к отречению, а Людовику Восемнадцатому вскорости будет возвращен трон.

Фрейлины заахали, а Шарлотта с хохотом закружилась по комнате, потом с воплем кинулась генералу на шею и расцеловала его в обе щеки:

– Конец, войне конец! Мы его победили, Лео! Победили злобного карлика! Ах, как жаль, мама не дожила…

Она всхлипнула, отошла к окну и быстро пробежала глазами письмо от отца. Он просил сопровождать его на официальном приеме в Версале. «Все представители союзников будут с женами, – писал он, – а я желаю, чтобы меня сопровождала именно ты». Шарлотта подняла полные слез глаза – быть представителем от Пруссии, какая честь! Отец хочет войти в зал главного парижского дворца, держа под руку ее, маленькую Лоттхен! И все герои войны, эти бравые воины, увидят ее и восхитятся! Мечты принцессы начали сбываться.

Красный, как рак, генерал, уже успевший отвыкнуть от яркого выражения эмоций Шарлотты, пытался объяснить окружившим его фрейлинам политическую ситуацию в Европе. Кумушки с умным видом кудахтали, кивали головами в кружевных чепцах и восторженно взирали на славного героя. У Лотты иногда возникало чувство, что ее попугай намного умнее, чем все эти графини вкупе с баронессами. Как будто подтверждая ее мысли, Ломо громко крикнул:

– Umrem za tsarya! Ur-ra-a!

Бойен удивленно поднял бровь:

– Ваш питомец весьма актуален, принцесса. Этот призыв сейчас изрекают не только в России, но и во Франции. Но позвольте поторапливаться, мы должны выехать сегодня же. Я буду сопровождать вас со своей ротой, на дорогах еще неспокойно – французы пошаливают, не все еще верят, что война окончена.

Сборы заняли полдня, в дорогу пустились в ночь. По пути Бойен рассказал, что в гонцы к Шарлотте вызвался сам, так как очень соскучился по своей любимице. Лотта улыбнулась – если судить по взглядам генерала, то больше он соскучился по фрау Вильдермет, нежели по принцессе. Но это простительно – роман у этих двоих был затяжной, но весьма яркий.

Путь до Парижа занял шесть дней. Проезжали по дороге, по которой совсем недавно прошли два воинства – остатки Великой армии Наполеона и сборная армия союзников. Деревни оказались разграблены, повсюду тлели пепелища, а сама дорога была разбита тяжелыми орудиями настолько, что карету швыряло из стороны в сторону, словно щепку в бурном потоке.

Лотта боялась увидеть горы трупов, но тела, похоже, уже похоронили – слишком много было подозрительных холмиков вдоль этого страшного пути. Как много людей пожертвовали жизнью, чтобы добиться этой долгожданной победы… А сколько матерей умерли от горя за своих сыновей? И королева Луиза – она ведь тоже не дожила до этого дня…

– Не стесняйтесь плакать, госпожа моя, – сказала Вильдермет и погладила Лоттхен по голове. – Женские слезы как молитва – это поминание усопших и напоминание живым. Напоминание о том, что в мире есть великая цель, ради которой можно сложить головы на поле брани.

В старинный замок на окраине Парижа, который определили для посольств разных стран, прусаки приехали ближе к вечеру – утомленную Лотту встретили отец с Вильгельмом. Брат сказал, что Фридрих вместе с другими прусскими офицерами ушел на ночь в караул и вряд ли увидится с сестрой до официального приема.

Пока принцесса отдыхала и принимала ванну, Вил изнывал под дверью – юноше нестерпимо хотелось поделиться впечатлениями от похода. Он нервно прохаживался из стороны в сторону по покоям Шарлотты, а попугай, которого девушка взяла с собой, каждый раз поворачивал за ним свою голову и комментировал:

– Str-roys!

– Shagom marsh!

– Pesnyu zapev-vay!

– Soldatushki, bravy rebyatushki!

Вильгельм, которому это быстро надоело, злобно накинул на клетку покрывало. Но попугай от этого так разорался, что принц услышал несколько знакомых русских слов, часто звучавших из уст офицеров в походе. Далеких от цензуры слов. Пришлось выпустить птицу полетать.

Сделав круг по комнате, попугай крикнул: «Buvay, bratishka!» и вылетел в открытое окно. Вильгельм только и успел, что вымолвить одно из недавно выученных русских слов.

– Что значит то слово, которое ты только что сказал? – спросила его Лотта, тихо подошедшая сзади.

Шарлотта только вышла из ванны, ее влажные распущенные волосы ниспадали ниже талии, на плечи была накинута тонкая шаль.

Брат нахмурился:

– Это ругательство. Прости, Лоттхен, но я случайно выпустил твоего попугая из клетки, и он улетел.

– Он вернется. Я часто его отпускаю, и он постоянно возвращается, – она обняла брата и проворковала: – Как у тебя дела, мой герой? Расскажи-ка мне лучше о своих ратных подвигах.

И он воодушевленно принялся рассказывать. Придумывая множество ярких мелочей, интересных сестре, заставляя ее иногда дрожать от страха, а иногда хохотать. Проболтали дотемна, потом Вильгельм вспомнил, что у него в комнате есть «весьма занимательные трофеи». Они, держась за руки и перебегая по темным коридорам дворца, пробрались в комнату Вильгельма. Здесь в камине горел яркий огонь, а в кресле кто-то сидел.

– У тебя гости? – прошептала Лотта, прижавшись к Вилу. – Я не убрана, не причесана…

– Ничего страшного, это свои. Заходи, не бойся.

Из кресла выглянул Михаил Павлович собственной персоной. Он был одет в гражданские брюки, жилет и рубаху с широкими рукавами и расстегнутым воротом. Удивленно подняв брови, юноша захлопнул большую книгу, лежавшую на коленях. Лотта тоже удивилась: это сочетание выглядело неестественно – Михель с книгой, да еще и в комнате Вильгельма.

– Ба-а! Добрый вечер, ваше высочество! – он, не вставая, изобразил поклон. – А я думал, что вы прибудете только завтра. Вил, это ничего, что я без спроса полистал твои альбомы?

Вил смущенно покраснел (чтобы Вильгельм покраснел – это вообще немыслимо!), а Лотта пробормотала:

– Ваше высочество, я не думала встретить вас здесь, потому простите за такой вид…

Михель махнул рукой, мелочи, мол. Он загадочно щелкнул пальцами и с таинственной улыбкой произнес:

– Ну что, дамы и господа, все слишком устали для приключений в стиле доброй старой Англии? Все хотят баиньки, в постельку? Или, быть может, найдутся смельчаки, не боящиеся встретиться с таинственным посреди ночи?

У Шарлотты загорелись глаза. Она подскочила к нему и воскликнула:

– В стиле старой Англии? Михель, вы рассказываете страшные истории, как Фрид?

– Не рассказываю, прелестное создание. А показываю! Идемте за мной!

Они вышли в темные переходы дворца и последовали за Михаилом. Было около полуночи, люстры и свечи не горели, через узкие стрельчатые окна таинственно падал лунный свет, скользя по статуям, картинам и колоннам. Михаил нес большой подсвечник и рассказывал:

– Та комната находится в самом дальнем старинном крыле дворца, попасть в нее можно только по древней полуразвалившейся винтовой лестнице. Лотта, вы не сильно боитесь?

– А чего я должна бояться? – так же шепотом поинтересовалась она.

– Как чего? – великий князь удивленно остановился. – Привидений, разумеется! Местных призраков. У вас в замке есть привидения?

– В Берлине нет, я, во всяком случае, не видел. А вот в Кенигсберге водится одна Белая Дама… – начал Вильгельм.

– А отчего же я ее не видела? Почему ты мне ее не показывал? – перебила его Лотта.

Вильгельм хохотнул:

– Просто, Лоттхен, Дама сия является только мужчинам и… в не совсем подобающем виде… В общем, она без одежды.

– Похабник! – прыснула Лотта и ткнула его кулачком в бок. Михель же расхохотался, по коридору разнеслось зловещее эхо.

Пошли дальше – помещения стали выглядеть еще мрачнее и запущенней. Девушка спросила:

– А почему никого нет? Где все лакеи? Такое чувство, что мы в замке совершенно одни…

– Почти так и есть – половина прислуги Бонапарта разбежалась, а вторую половину уволили. Луи Восемнадцатый, скажу по чести, трусоват, но он прав в том, что поостерегся. Понимаете ли, небезопасно держать при себе людей, которые были верны вашему врагу. Могут и отравить без лишних терзаний совести. Новых лакеев еще не успели подобрать, только самых необходимых по хозяйству. В замке их сейчас не более двух дюжин, – Михаил резко остановился и, подсвечивая себе лицо снизу, страшно зашептал: – Поэтому, драгоценная наша Лоттхен, если привидение нападет на вас и цапнет за ножку, то совершенно бессмысленно звать слуг – никто не придет.

Принцесса икнула и остановилась:

– А как же… Никс? То есть, Николай Павлович. Разве его здесь нет?

Михаил смутился и опять пошел вперед:

– Никс планировал посетить польское посольство, он же не знал, что вы приедете уже сегодня… Сейчас, наверное, уже спит и видит сны. Разумеется, о вас.

– Не болтайте чепухи, Мишель! Какое может быть посольство в час ночи? Так бы и сказали – спит. Ничего здесь постыдного нет…

Сзади сдавленно хмыкнул Вильгельм. Лотта обернулась – лицо брата было неестественно суровым. Именно таким, как в детстве, когда он замышлял какую-нибудь проказу. Эх, мальчишки…

Наконец их длинный путь завершился у входа в огромный зал. Они приоткрыли высокую скрипучую дверь и заглянули внутрь.

Абсолютную темноту разбивал лишь луч лунного света, падающий наискосок и освещающий средневековые доспехи в каменной нише. Резные колонны по бокам уходили высоко к потолку, Лотта увидела посреди зала подставку с мечами и алебардами, а вдалеке, за колоннами, что-то белело…

На ухо зашелестел голос Михеля:

– Очень часто по ночам именно здесь, в этой комнате, наблюдают призрак мертвого Барона. Может статься, он и к нам выйдет. В общем, история незамысловатая. Как-то сей Барон, еще, разумеется, будучи живым, привез из Италии статую древней богини. Кстати, те доспехи – именно его, Барона. Так вот, он поставил каменную красотку в этом зале и влюбился в нее. В мраморную статую – каково? Но дальше он повел себя вовсе не как влюбленный болван – глупец решил ее оживить. Перерыл множество древних манускриптов по колдовству, смешал тысячу разных зелий, но ничего не выходило. Только даром всех слуг перепугал, они-то и нажаловались на него кардиналу. Естественно, кардинал проклял новоявленного Пигмалеона и сжег на костре, как еретика и вероотступника.

Вильгельм вдруг затрясся и протянул вперед руку:

– Там кто-то есть! Вы видели движение?

Лотта недоверчиво проворчала:

– Вил, прекращай. Я уже не маленькая, чтобы верить в Тарампеля!

– Нет, это правда, смотри! Видишь там, белеет?

Михель в ужасе расширил глаза и отпрянул – действительно, в конце зала шевельнулось что-то белое, послышался зловещий шорох.

Лотта закатила глаза:

– Эх, вы, герои! Смотрите!

И она спокойно вошла в дверь. Шаль принцессы зацепилась ручку двери и упала, но девушка не обратила на это внимания. Она, в своем свободном белом пеньюаре, с развевающимися волосами легко пробежала через зал к белеющему впереди предмету.

Это оказалась античная статуя прекрасной Венеры – нежная и таинственная. А шевеление производил Ломо, который примостился на плече у каменной девы и, засунув голову под крыло, мерно покачивался.

И тут сзади что-то стукнуло и заскрежетало. Вечно эти мальчишки ее пугают! В этот раз не получится! Лоттхен обернулась, и тут Вильгельм заорал на весь зал:

– ПРЯЧЬСЯ!!!

Скрежет и лязг усилился, и девушка в ужасе увидела, что между ней и принцами движется фигура, поблескивающая в лунном свете.

– А-а-а!!! И-и-и!!! – закричала Шарлотта, попугай с дикими криками взлетел к потолку, а фигура продолжала, странно дергаясь, надвигаться на нее.

Доспехи мертвого Барона сами собой, дергаясь и скрипя, с лязгом вышли в центр зала и отчетливо произнесли то слово, которое совсем недавно говорил Вильгельм. Быть того не может – чтобы средневековый мертвый Барон ругался по-русски?! Что за бред? Но додумать эту мысль Шарлотта не успела – отчего-то темный зал резко встал дыбом, и она упала в обморок.

– …Ты что, совсем идиот?! Зачем ты ее привел сюда, болван рыжий?

– А откуда мне знать, что тут будешь ты, да еще нарядишься в эти ржавые железки? Я вообще думал, что ты у той полячки останешься ночевать!

– Да тихо ты! Я сегодня не пошел.

– Господа, прошу прощения, но моя сестра в обмороке, а вы тут устроили дешевый балаган! Черт побери, Никс, не ожидал от тебя такого! Зачем ты напугал Лоттхен до смерти? Я сам чуть…

– Да и я сам перепугался! Пришел померить доспехи – давно хотел, каюсь, – надел, а застежки заржавели! Стою спокойно, пытаюсь высвободиться. Вдруг – шорох, и передо мной в лунном свете проплывает видение. Вся белая, воздушная, волосы развиты, ножки сквозь туман просвечивают… Боже правый! Как я испугался, думал, это здешний призрак! Понятное дело, застыл соляным столбом, думаю – смерть ко мне в столь прекрасном виде пришла, надо бы хоть полюбоваться напоследок. А тут ты как закричишь!

Лотта вздохнула – ее разыграли. А неплохо, просто изумительно вышло, реалистично до ужаса. Она пошевелилась и поняла, что лежит на полу, ее голова покоится на коленях брата. Открыла глаза.

– Лоттхен, милая, как ты? – напуганный Вильгельм был похож на взъерошенного воробья. – Сильно ударилась? Ты не бойся, никаких привидений нет, это все русские…

В зале стало намного светлей – несколько факелов, вставленных в железные скобы, освещали окружающих ее юношей и попугая. У всех, включая птицу, был жалостливо-виноватый вид.

Лоттхен взглянула на Николая, который смиренно стоял рядом, преклонив колено. В полном средневековом доспехе, он снял только круглый шлем с забралом. Великий князь напоминал рыцаря из сказок. Виноватого и не знающего, куда девать глаза.

– Какой красивый рыцарь из старой сказки, – пробормотала принцесса. Получилось очень тихо и нежно. – Я не хотела вас напугать, сэр Никс…

Михель хмыкнул и сделал знак Вильгельму, пойдем, мол.

Брат помог принцессе подняться и отвел ее к высокому стрельчатому окну, там было намного светлее. Затем Вильгельм с Михаилом отошли к стойке с алебардами и клинками и с увлечением загремели оружием.

Со скрипом и лязгом подошел Николай.

– Ваше высочество… Простите меня… В очередной раз я провинился. Как-то так выходит, что при каждой нашей встрече я то пугаю вас, то обижаю. Вы, вероятно, уже меня ненавидите… Или презираете.

Лотта улыбнулась – казалось, что ей все снится. И их детский поход в гости к призраку, и внезапно оживший мертвый Барон, а теперь еще и прекрасный принц, просящий прощения. Она поняла, что этот человек ей нравится. Безумно нравится. Вспомнив наставления Константина, Шарлотта глупо хихикнула и проворковала:

– Не презираю, ваше высочество. Но прощу вас только при условии, если только вы кое-что сде лаете…

– Что угодно! – громыхнув железом, рванулся он.

Забавный. И, что удивительно, Николай казался искренним.

– Хорошо. В таком случае, милый Никс, я желаю, чтобы на балу, который состоится завтра вечером, вы приглашали только меня.

Он удивленно моргнул:

– Разумеется, да я и не планировал никого другого ангажировать! Только вас, Шарлотта… Лоттхен…

Он загляделся на нее, потянул руку к ее растрепавшимся волосам, но тут захлопали крылья и на плечо девушке сел попугай.

– Pokoynoy nochi, gospoda! – гневно крикнул он, и Николай очнулся от наваждения.

– Действительно, уже весьма поздно. Вас, принцесса, могут хватиться слуги. Поспешим.

Они пошли обратно, а Шарлотта задумалась – некоторые страшные английские легенды заканчиваются вовсе не страшно. Интересно, а какой конец у этой сказки? Не хотелось бы повторять печальный опыт жены Константина, Юлии. Кто знает, может быть, эти Романовы все такие? Сначала прекрасные принцы, а потом?.. Что будет потом?

Следующим утром, после заседания Совета, Фридрих Вильгельм ввел свою сияющую дочь в парадную залу Версаля. Лотта была счастлива, что очутилась здесь, она в восторге взирала на все окружающее… ровно пять минут.

Пока не заметила русскую императрицу, Елизавету Алексеевну, стоящую среди своих придворных дам.

Все, мир рухнул. Такого туалета, какой был на царице, Шарлотта не могла себе представить даже во сне! Весь лиф, вся шея блестели от бриллиантов! А какая ткань! Какие туфельки! Страусиное перо в светлых локонах, прелестные сережки – все это убило несчастную прусскую принцессу. Чудесный веер, которым лениво обмахивалась царица, стал для Лотты последним ударом.

От переживаний резко захотелось сладкого.

– Что с тобой? Не танцуешь сегодня, – зашептал на ухо Вильгельм, глядя, как девушка с трудом борется со слезами. – Плохо себя чувствуешь после вчерашнего? Никс переживает, взгляни – весь извелся уже!

– Ни на кого я не буду глядеть! – капризно прошипела девушка и рванулась к выходу. Брат догнал ее:

– Лоттхен, не пугай меня! Что случилось?

– А то, что я похожа на церковную мышь!

– Ты бредишь. Если не хочешь с русским, то потанцуй хотя бы со мной. Ну, Лоттхен?

Девушка обиженно посмотрела на него и сказала, указывая в залу, где гремела мазурка:

– Это не наш праздник, Вил. Ты взгляни на них! Мы для этих людей – нищие! Ты видел ее платье? А туфельки? А ожерелье на шее, диадему, в конце концов?! Вил, они считают нас бедными приживалами. Наша родина для них – лишь союзник в достижении собственных целей! Мы нищие, Вильгельм!

Брат устало поднял глаза к потолку и принялся втолковывать ей, словно маленькой девочке:

– Не путай политику с глупыми женскими штучками, сестрица. Ты просто завидуешь императрице, и все! Для Пруссии большая удача, что она не обанкротилась после бонапартовой контрибуции. Наша страна слишком слаба и мала. Если бы у меня была возможность, я обязательно бы объединил говорящие на немецком языке страны. Нам надо сплотиться, и тогда страна наша станет сильнее и богаче. Ну, а сейчас понятно, что отец не может позволить купить тебе все эти побрякушки. И так же естественно, что супруга императора крупнейшей и сильнейшей державы мира одета очень богато – это показатель статуса и положения, не более. Ты, сестрица, просто не знаешь, как живет Никс! Я был в его комнате. Ты не поверишь, Лоттхен, но он спит на мешке с картошкой!

Лотта, забыв обиду, удивленно подняла брови:

– С… с чем?

Сзади прозвучал голос Николая:

– Не на мешке с картошкой, любезный принц, а на мешке с соломой, – он протянул Шарлотте вазочку с мороженым. – Угощайтесь, ваше высочество. Я заметил, что настроение ваше испортилось, и решил чуточку вас развеселить.

– А почему вы спите на мешке? – Лотта выхватила у него мороженое.

– Я солдат, простой солдат. Мой долг – служить отечеству. Не считаю нужным нежить свой организм на пуховых перинах и баловать разнообразием удовольствий. Сплю я мало, ем тоже немного, увлекаюсь инженерией, воздухоплаванием и новинками в строении паровых машин. Это основное обо мне, коли вы, любезная Лоттхен, заинтересовались моей скромной персоной. А теперь позвольте пригласить вас на вальс.

Лотта не возражала против танцев. Она с удовольствием оперлась о руку Никса и вошла с ним в залу.

Через несколько дней рано утром Фридрих разбудил Шарлотту и попросил быстро собираться на конную прогулку. Абсолютно ничего не пояснил, только таинственно произнес:

– Поспеши, тебе необходимо это видеть.

В сопровождении был только Бойен, который при виде Лотты лишь поклонился и помог сесть в дамское седло. Втроем они галопом выехали из конюшни и отправились в сторону Фонтенбло.

По мере приближения к старинному замку утренний туман рассеивался и открывал прекрасный вид на окружающий пейзаж. Ухоженный сад с гротами и уютными аллеями, маленькие флигели и ротонды – вся эта пастораль никоим образом не сочеталась с резкими командирскими выкриками и звуками военной трубы. Здесь шло построение гвардии.

В одном из дворов замка Фонтенбло – по пояснениям Бойена, он назывался Двором белой лошади – было не протолкнуться от солдат в высоких медвежьих шапках. Жалкие остатки разбитой Великой армии выстроились в каре по периметру. Тут же, у трех запряженных карет, собрались наблюдатели союзников – русские, австрийцы и прусаки.

Великий князь Константин имел бравый и до неприличия довольный вид. Увидев Шарлотту с Фридом, он тут же подъехал. Лоттхен поискала в толпе Никса – оказалось, он тоже был тут, но стоял поодаль, общаясь с каким-то важным господином средних лет, увешанным аксельбантами и медалями.

– Граф Орлов, он нашего красавца до самой дачи довезет. Чтобы отдохнул, наконец, неугомонный капрал, – хохотнул Константин.

Лоттхен заозиралась:

– Какого красавца? До какой дачи?..

– Бонапарта. Наш Ангел, добрая душа, решил даровать Наполеону целый остров Эльбу и сослать туда на вечную ссылку. Хотя зря он так, надо было не в теплое Средиземное море корсиканца отправлять, а в Сибирь. Ведь у Бонапарта с русской зимой не сложились отношения.

Фридрих кивнул в сторону, указывая на ворота замка, откуда вышла небольшая группа. Гвардейцы, хоть и имели потрепанный и унылый вид, но тут радостно взревели, в воздух полетели медвежьи шапки. Несколько офицеров расступились, и Шарлотта увидела, наконец, человека, ради которого все здесь собрались.

Бонапарту было сорок пять лет. Как рассказывала королева Луиза, он действительно оказался весьма низким, рост бывшего императора уменьшала сильная сутулость. Наполеон ступал, заложив руки за спину и мрачно наклонившись вперед, словно не понимая, что его окружает множество человек и что все ждут именно его. Прошел в центр двора и, будто очнувшись, огляделся. Лотте его цепкий пронзительный взгляд не показался взглядом человека, осужденного на вечную ссылку и прозябание. Нет, с таким огненным взором можно совершить еще очень много страшного и непоправимого…

Это дерзкое выражение на лице никак не подходило к изможденному виду свергнутого императора. Цвет кожи был бледным до зелени, стало заметно, что Бонапарта нещадно трясет в лихорадке, и что каждый шаг дается с огромным трудом.

Приболел, бедненький? Так ему и надо! В голове у Шарлотты вертелись слова, совершенно неподобающие воспитанной принцессе и совсем далекие от всепрощения.

– Что с ним? Надеюсь, это серьезно? – злобно прошипела девушка.

Фридрих презрительно изогнул губы:

– Наполеон решил оставить всех союзников с носом и красиво уйти, чтобы впоследствии о его персоне слагали легенды. Но не вышло. Бонапарт принял яд, но то ли он выбрал слишком малую дозу, то ли яд оказался вовсе не ядом, а обычной касторкой, но он, как видишь, остался жив.

Касторкой отравился, невероятно! Девушка сжала поводья так сильно, что лошадь переступила с ноги на ногу и обиженно заржала. Этот человек убил Луизу! Мама умерла из-за того, что всю жизнь боролась с этим карликом! Лотте хотелось слезть с седла и тут же, при всех французах, вцепиться корсиканцу в волосы и оттаскать по полу. Чтобы стереть, наконец, с его лица этот язвительный взгляд. На мнгновение даже показалось, что ей это вполне под силу, ведь император ослаблен и угнетен. Далеко не сразу принцессе удалось взять себя в руки.

Между тем Наполеон, еще раз оглядев двор вокруг себя, стал говорить. Странно, но его хорошо поставленный командирский баритон не выдавал болезненного состояния. У его французского был сильный итальянский акцент, но это не мешало Бонапарту отчаянно прославлять Францию.

– Друзья мои! Мои верные, дорогие соратники! Вы, моя старая гвардия, вы – те, кто совершил столько ратных подвигов, слушайте же меня: служите своей родине, любите Францию!

Восторженный рев солдат и офицеров прервал его, но он продолжил:

– Будьте верны новому королю, коего избрала себе Франция! Повинуйтесь вашим начальникам и не оставляйте любезного, но слишком несчастного нашего отечества!

Некоторые офицеры разрыдались, один кинулся Наполеону на шею, уронив на пол его шляпу. Бонапарт изобразил, что вытер глаза батистовым платочком, добавил патетики в голос и выкрикнул:

– Не жалейте о моей участи: я буду счастлив, когда услышу, что вы счастливы!

Ах, он еще просит не жалеть его! Каков мерзавец, решил выставить себя в образе мученика! Шарлотта не выдержала и выехала из строя, желая растоптать лошадью это ничтожество. Тут же русский офицер кинулся к ней наперерез и придержал животное под удила.

Наполеон обернулся. Его тонкая изящная бровь изогнулась, удивленная улыбка осветила бледное лицо:

– Если не ошибаюсь, принцесса Прусская? Вы очень похожи на свою матушку, ваше высочество.

Он подошел ближе, оценивающе оглядел Шарлотту и прищелкнул языком – какой подлец, он еще смеет напоминать ей о Луизе?! Шарлотта едва не зарычала.

– Столь же прелестны и очаровательны, как и королева Луиза. Решили проводить старика на покой, мадемуазель?

– Решила пожелать вам, ваше бывшее величество, чтобы вы сгнили на своей Эльбе, и поскорей.

Он рассмеялся искренне и в то же время иронично:

– Ах, дитя, наивное дитя… Вы живете в своем выдуманном мире и не знаете, что люди вокруг желают, мечтают о свободе. Я мог бы даровать им ее, но, увы, не успел. Глядите, будьте осторожны. И да, душа моя, не стоит доверяться русским, они не всегда смогут защитить вас от народного гнева!

Он указал пальцем на офицера, который держал за узду ее лошадь, и, победоносно усмехнувшись, направился к карете. Вслед полетело яркое русское слово. Оказалось, что лошадь принцессы держал Николай Романов собственной персоной. Никс проводил бывшего императора таким взглядом, что позавидовал бы и василиск.

– Николай, здесь дамы, соблюдай хотя бы видимость приличий, – хохотнул Константин Павлович.

Карета отъехала, гвардия, приветствуя своего императора, дружно заорала, часть гвардейцев помчалась за экипажем.

– Эти солдаты остались верны Бонапарту, – мрачно сказал Николай. – Они его не оставят и выполнят любые пожелания. Ангел слишком любезен с этим недомерком, а с такими людьми нельзя быть мягкими.

– Наполеон Бонапарт, – усмехнулся Константин, – единственный в своем роде. Какими бы ни были его помыслы, он был и остается гением. Что бы он ни совершил, я без зазрения совести смог бы поклониться и обнажить голову перед ним.

– Как?! – округлила глаза Шарлотта. – Это чудовище погубило столько народа, уничтожило и поработило столько стран! В конце концов, моя мать погибла по его вине, а вы говорите, что готовы обнажить перед ним голову?!

Константин Павлович посерьезнел:

– Моя дорогая Лоттхен. Каким бы чудовищем и монстром ни был Наполеон, но при Ла-Ротьере он смог удерживать сто двадцать две тысячи австрийцев и немцев силами всего тридцати тысяч французов! Вы понимаете? Сто двадцать две тысячи! Это подвиг, это признают даже враги. Наполеон гений, каких еще не видел мир. Но оставим его, мадемуазель. Пусть, как вы мечтаете, сгниет на своей Эльбе. Скажите лучше, вы до отъезда еще успеете посетить нас? Императрица просила передать вам с принцем Фридрихом приглашение на чай сегодня к вечеру. Да и Никс был бы счастлив, не так ли, братишка?

– Буду рад! – просиял Николай, а Фридрих только с ухмылкой закатил глаза.

Чай у императрицы вызывал у Лотты некоторые опасения. Она не волновалась за свое поведение, нет. Умение держать себя в обществе и знание сложнейшего придворного этикета были у принцессы в крови. Правда, знание сие не мешало ей частенько данные правила нарушать, но дело не в этом. Она не совсем понимала, в каком качестве ее хотят видеть русские. Как обычную особу королевской крови или в качестве невесты? Но, так как официального приглашения замуж еще не было (даже никаких признаний не прозвучало), Шарлотта решила быть собой и не переживать по пустякам.

На балу все заметили, что великий князь не отходил от принцессы. Сплетнелюбивые кумушки тут же завели старую песню – мол, какая красивая юная пара, как мило они смотрятся, словно амурчики или голубки. Хорошо, что не как попугаи! Отец умильно переглядывался с Александром, а императрица, похоже, решила проверить, достойна ли Лотта их несравненного принца. Девушка была уверена, что смотрины пройдут идеально.

И действительно, «чай у императрицы» оказался обычным пикником в саду – белая беседка, небольшой струнный оркестрик, пять или шесть кумушек, имена которых Шарлотта не потрудилась запомнить. Здесь же были младшие великие князья, которые завели с Фридрихом нудный разговор об каких-то сложных измерительных приборах.

И, разумеется, здесь присутствовала сама Елизавета Алексеевна. На балу Лотта не обратили внимания на нее, ее в тот момент больше интересовал туалет императрицы. Только сейчас девушка поняла, что жена Александра очень грациозная молодая женщина. Красивая холодной и невероятно печальной красотой. Глядя на нее, казалось, что женщина эта пережила нечто страшное и трагическое, и это ее сломало.