Текст книги "Кошмарная клиника"

Клаус посмотрел, и даже Вайолет, с трудом сосредоточив взгляд, посмотрела вниз, куда показывала Солнышко. Там, ниже следующей площадки, колыхалось оранжевое зарево, как будто оттуда, из подвала больницы, вставало солнце, а вверх уже вились струйки черного дыма, похожие на щупальца какого-то призрачного существа. Именно такое зловещее зрелище преследовало Бодлеров во сне с того рокового дня на пляже, с которого начались все их беды. Трое детей в оцепенении глядели на оранжевое зарево и черные щупальца и размышляли обо всем, что они утратили именно из-за того, на что смотрели.

– Пожар, – слабым голосом пробормотала Вайолет.

– Да, – ответил Клаус. – Он ползет вверх по лестнице. Придется повернуть назад.

Сверху до Бодлеров донесся рев толстяка и голос бородатого волонтера:

– Мы вам поможем их поймать. Идите вперед, сэр… или мадам? Не разберу.

– Нельзя, – сказала Солнышко.

– Да, знаю, – ответил Клаус. – Нельзя подняться наверх, и нельзя спуститься вниз. Остается идти в Отделение Заразной Сыпи.

Приняв такое опрометчивое, стремительное, как высыпание сыпи, решение, Клаус завернул каталку и вкатил ее в дверь, как раз когда в динамике зазвучал голос Маттатиаса.

– Говорит Маттатиас, Зав Человеческими Ресурсами, – заговорил он торопливо. – Все помощники Доктора Флакутоно продолжают искать детей! Все остальные собираются перед зданием больницы. Либо мы поймаем убийц, когда они попробуют выбраться из здания, либо они сгорят дотла!

Дети въехали в Отделение Заразной Сыпи и увидели, что Маттатиас прав. Каталка мчалась по коридору, в конце которого виднелось еще одно оранжевое зарево. Позади себя дети опять услышали рев, это раскормленный громадина ковылял вниз по лестнице. Дети попали в ловушку – они застряли в середине коридора, который вел либо к гибели в огне, либо в лапы Олафа. Клаус спустил ноги и остановил каталку.

– Надо спрятаться, – сказал он, спрыгивая на пол. – Дольше разъезжать становится слишком опасно.

– Где? – спросила Солнышко, когда Клаус снял ее с каталки.

– Где-нибудь поблизости, – ответил он, беря Вайолет за руку. – Наркоз отходит медленно, Вайолет далеко не пройти.

– Я… попробую, – пробормотала Вайолет и, пошатываясь, сошла с каталки, опираясь на Клауса.

Оглядевшись, дети увидели на ближайшей двери табличку «Кладовая».

– Глейноп? – спросила Солнышко.

– Придется, – с сомнением ответил Клаус и открыл дверь одной рукой, так как другой поддерживал Вайолет. – Не знаю уж, что там делать, но, по крайней мере, укроемся на несколько минут.

Клаус с Солнышком помогли старшей сестре войти туда, после чего заперли дверь изнутри. Если не считать небольшого окошка в углу, кладовая выглядела точно так же, как та, где Клаус и Солнышко расшифровывали анаграмму в списке больных. Помещение было небольшое, с потолка свисала одна тусклая лампочка, на крючках висели белые халаты, имелась ржавая раковина, стояли большие жестяные банки с супом-алфавитом и небольшие коробки с резиновыми бинтами. Но на этот раз все эти запасы не казались младшим Бодлерам средствами для разгадывания анаграмм или для перевоплощения в профессиональных медиков. Клаус и Солнышко смотрели то на все эти предметы, то на свою старшую сестру и с чувством облегчения замечали, что лицо у Вайолет уже не такое бледное и глаза более осмысленные, и это были добрые признаки. Однако старшей из Бодлеров требовалось как можно скорее окончательно прийти в себя, так как предметы, заполнявшие кладовую, все меньше походили на больничные запасы и все больше на изобретательские материалы.

Глава тринадцатая

В пятилетнем возрасте Вайолет Бодлер впервые победила в состязании изобретателей. С помощью сломанных оконных жалюзи и шести пар роликовых коньков она изобрела автоматическую скалку. Вешая ей на шею золотую медаль, одна из судей сказала: «Пари держу, ты способна изобретать даже со связанными за спиной руками», и Вайолет гордо улыбнулась. Она, конечно, поняла, что судья не собиралась ее связывать, она просто имела в виду ее мастерство, которое позволит ей изобретать даже в неблагоприятных обстоятельствах, то есть «несмотря ни на какие помехи». Правоту судьи Вайолет доказала десятки раз, изобретая что угодно – начиная с отмычки и кончая паяльной лампой – в самых неблагоприятных обстоятельствах, как то – страшная спешка или отсутствие необходимых инструментов. Но сейчас Вайолет сознавала, что более неблагоприятных обстоятельств, чем медленно отходивший наркоз, мешавший ей разглядывать предметы в кладовой и вникать в то, что говорят ее младшие родственники, у нее еще не было.

– Вайолет, – сказал Клаус, – я понимаю, что наркоз еще не совсем отошел, но без тебя нам не изобрести кое-что важное.

– Да, – слабым голосом отозвалась Вайолет, протирая глаза руками. – Я… знаю.

– Мы тебе поможем, чем сможем, – продолжал Клаус. – Говори только, что делать. Вся больница охвачена огнем, надо выбираться отсюда как можно скорее.

– Раллам, – добавила Солнышко, что означало «И за нами гонятся пособники Олафа».

– Откройте… окно, – с трудом выговорила Вайолет, показывая на окошко в углу.

Клаус прислонил Вайолет к стене, а сам подошел к окошку и выглянул наружу.

– Кажется, мы на третьем этаже, а может, на четвертом. В воздухе полно дыма, не понять. Не очень высоко, но не выпрыгнуть.

– Лезть? – спросила Солнышко.

– Прямо под нами динамик, – сказал Клаус. – Можно было бы схватиться за него и спуститься в кусты, но тогда придется это делать на виду у всей толпы. Врачи и сестры помогают больным спасаться от огня, там же Хэл и репортерша из «Дейли пунктилио» и…

Среднего Бодлера прервали негромкие звуки, доносившиеся снизу:

 
Мы братья-волонтеры, с болезнью борцы,
Поем-распеваем день напролет.
Кто нас печальными назовет,
Бессовестно тот соврет.
 

– …и волонтеры, – закончил Клаус. – Они ждут перед больницей, как им велел Маттатиас. Можешь ты изобрести что-нибудь, чтобы перелететь через них?

Вайолет нахмурилась и закрыла глаза. Она стояла совершенно неподвижно, пока волонтеры продолжали петь:

 
Мы ходим по больнице, больных веселя, —
А ну-ка улыбнитесь, страдальцы, во весь рот, —
Хотя б у вас из носу кровь,
Хотя б вас желчью рвет.
 

– Вайолет, – окликнул ее Клаус. – Ты не заснула?

– Нет, – ответила Вайолет. – Я… думаю. Нам… надо… отвлечь толпу… чтобы спуститься.

Дети услыхали негромкий рев где-то за дверью кладовой.

– Кесалф, – проговорила Солнышко, подразумевая под этим «Это сообщник Олафа. Похоже, он уже в Отделении Заразной Сыпи. Надо спешить!»

– Клаус! – Вайолет открыла глаза. – Распечатай коробки с резиновыми бинтами. Начни их… связывать… друг с другом… делай веревку.

 
Тра-ла-ла, все трын-трава!
Уйдет болезнь, конечно.
Возьми, хи-хи! Возьми, ха-ха!
Воздушное сердечко.
 

Клаус взглянул в окно, наблюдая за тем, как волонтеры раздают шары больным, эвакуированным из больницы.

– Но как нам отвлечь толпу? – спросил он.

– Не… знаю, – ответила Вайолет и опустила глаза вниз. – Мне… трудно… собрать… мысли.

– Помощь, – сказала Солнышко.

– Бесполезно звать на помощь, Солнышко, – остановил ее Клаус. – Никто нас не услышит.

– Помощь! – настаивала Солнышко. Она сняла с себя белый халат, широко разинула рот и, впившись зубами в материю, оторвала полоску. После чего протянула ее Вайолет.

– Лента, – выговорила она, и Вайолет устало ей улыбнулась. Непослушными пальцами она подвязала кверху волосы, чтобы не мешали, потом снова прикрыла глаза и кивнула.

– Я знаю… это глупо, – проговорила она. – Но, кажется, помогло, Солнышко. Клаус, продолжай связывать… резиновые бинты. Солнышко… можешь ты открыть… банку с супом?

– Трин, – ответила Солнышко, что означало «Да, я уже открывала такую банку, чтобы расшифровать анаграммы».

– Отлично. – Теперь, когда волосы у Вайолет были завязаны лентой, пусть даже ненастоящей, голос ее окреп и звучал увереннее. – Нам нужна… пустая жестянка… как можно… скорее.

 
Приедем мы в больницу, в палаты войдем
И примемся тут же до колик смешить
Тех, кого доктор посулил
На части распилить.
 

 
Поем мы днем и ночью, ночью и днем,
Поем мы с рассвета и не заснем покуда
Для мальчиков с ушибами,
Для девочек с простудой.
 

Пока члены Г.П.В. распевали свою жизнерадостную песню, Бодлеры трудились, не теряя ни минуты. Клаус вскрыл коробку с резиновыми бинтами и начал их связывать. Солнышко начала грызть верхушку банки с супом, а Вайолет подошла к раковине и поплескала себе на лицо, чтобы окончательно прийти в себя. К тому времени, когда волонтеры дошли до припева

 
Тра-ла-ла, все трын-трава!
Уйдет болезнь, конечно.
Возьми, хи-хи! Возьми, ха-ха!
Воздушное сердечко,
 

у ног Клауса, свернувшись, точно змея, лежала длинная веревка из резиновых бинтов, Солнышко успела отгрызть верхнюю крышку суповой жестянки и вылить суп в раковину. Вайолет же с беспокойством уставилась на нижний край двери, из-под которой выползала тоненькая струйка дыма.

– Огонь добрался до коридора, – сказала она, и дети опять услышали рев, – и олафовский прихвостень тоже. У нас есть всего несколько минут.

– Веревка готова, – объявил Клаус. – Но как отвлечь толпу с помощью пустой жестянки?

– Теперь это не пустая жестянка, – объяснила Вайолет, – это уже поддельный динамик. Солнышко, сделай в донышке одну дырку.

– Пиетрисикамоллавиадельрехиотемексити, – отозвалась Солнышко, но все ж таки сделала, как просила Вайолет, – проткнула самым острым зубом дно жестянки.

– Теперь, – продолжала Вайолет, – поднесите ее к окну. Встаньте так, чтобы вас не было видно. Там должны думать, будто мой голос идет из динамика.

Клаус и Солнышко поднесли пустую жестянку из-под супа к окну, и Вайолет засунула в нее голову, как в маску. Она глубоко вздохнула, собирая все свое мужество, и заговорила. Голос ее, проходя через банку, звучал слабо и хрипло, как будто она говорила через фольгу, чего, собственно, Вайолет и добивалась.

– Внимание! – объявила Вайолет, опередив волонтеров, которые как раз собирались запеть куплет про ветеранов, заболевших корью. – Говорит Бэбс. Маттатиас ушел в отставку по личным причинам, я снова – Зав Человеческими Ресурсами. Убийцы и поджигатели Бодлеры замечены в недостроенном крыле больницы. Нам требуется помощь всех и каждого, чтобы наверняка не дать им сбежать. Прошу немедленно перейти туда. На этом все. Вайолет вытянула голову из жестянки и взглянула на брата с сестрой.

– Как вы думаете – сработает?

Солнышко открыла рот, чтобы ответить, но остановилась, услышав голос бородатого волонтера.

– Слыхали? – сказал он. – Преступники в недостроенной половине. Все туда!

– Может, кому-нибудь из нас лучше на всякий случай остаться тут и покараулить? – Бодлеры узнали голос Хэла.

Вайолет опять засунула голову в банку.

– Внимание! – объявила она. – Говорит Бэбс, Зав Человеческими Ресурсами. Ни один не должен оставаться у главного входа. Это опасно. Немедленно переходите к недостроенному крылу. На этом все.

– Так и вижу заголовок, – произнесла репортерша из «Дейли пунктилио»: – «Убийцы пойманы в недостроенной половине больницы хорошо организованными медиками-профессионалами». Дайте срок, это прочтут читатели!

В толпе раздались одобрительные возгласы, затихавшие по мере того, как толпа удалялась от входа.

– Сработало, – проговорила Вайолет. – Мы их провели. Мы не хуже Олафа научились дурачить людей.

– И маскироваться, – поддержал ее Клаус.

– Анаграммы, – добавила Солнышко.

– И лгать, – напомнила Вайолет, думая о Хэле и хозяине лавки «Последний Шанс», а также обо всех Поющих Волонтерах. – А вдруг мы действительно становимся злодеями?

– Не говори так, – остановил ее Клаус. – Мы не злодеи. Мы хорошие люди. Просто нам приходится пускаться на хитрости, чтобы уцелеть.

– И Олаф тоже пускается на хитрости, чтобы уцелеть, – возразила Вайолет.

– Другое, – вставила Солнышко.

– А может, и не другое, – с грустью проронила Вайолет, – может…

Ее прервал злобный рев, раздавшийся совсем рядом с дверью. Перекормленный олафовский приспешник добрался до кладовки и теперь дергал ручку двери своими неуклюжими ручищами.

– Обсудим это позже, – сказал Клаус. – Сейчас надо быстрее выбираться.

– По такой плоской резиновой веревке сползать невозможно, – сказала Вайолет. – С ее помощью мы спрыгнем.

– Прыг? – с сомнением произнесла Солнышко.

– Многие прыгали с большой высоты на длинных резиновых веревках для развлечения, – пояснила Вайолет. – Ну а мы проделаем это ради спасения своей жизни. Я привяжу резину к водопроводному крану узлом «язык дьявола», и мы по очереди будем выпрыгивать из окна. Резина будет нас поддергивать, не давая упасть на землю сразу, – сперва опустит, потом поддернет, затем опять опустит – и так несколько раз, и с каждым разом все более плавно. В конце концов каждый благополучно приземлится, а потом закинет резину вверх для следующего.

– Рискованно, – заметил Клаус. – Я не уверен, что хватит длины.

– Да, риск есть, – согласилась Вайолет, – но пожар хуже.

Олафовский сообщник бешено замолотил в дверь, и около замка образовалась большая щель. В нее начал просачиваться черный дым, как будто громадина вливал в нее чернила. Вайолет поспешно привязала веревку к крану и потянула за нее, чтобы проверить прочность.

– Я прыгну первая, – сообщила Вайолет. – Я это изобрела, мне и пробовать.

– Нет, – запротестовал Клаус. – По очереди не будем.

– Вместе, – подтвердила Солнышко.

– Никто здесь не останется, – твердо повторил Клаус. – На этот раз – нет. Или спасаемся все вместе, или ни один из нас.

– Но если никто не спасется, – опечаленно проговорила Вайолет, – тогда Бодлеров не останется вообще, и значит, Олаф победит.

Клаус полез в карман и достал листок бумаги. Он развернул его, и сестры увидели, что это страница номер тринадцать из сникетовского досье. Клаус показал на фотографию Бодлеров-родителей и фразу внизу. «Основываясь на фактах, обсуждаемых на странице девять, – прочел Клаус вслух, – эксперты подозревают, что во время пожара, скорее всего, уцелел один человек, однако местонахождение оставшегося в живых неизвестно». Мы тоже должны уцелеть, чтобы выяснить до конца, что произошло, и привлечь Олафа к суду.

– Но если прыгать по очереди, – не сдавалась Вайолет, – все-таки больше шансов, что кто-то из нас останется в живых.

– Мы никого здесь не оставим, – твердо повторил Клаус. – И этим мы отличаемся от Олафа.

Вайолет задумалась на минутку и затем кивнула.

– Ты прав, – сказала она. Олафовский пособник ударил в дверь ногой, и щель еще больше расширилась. Дети увидели оранжевый свет в коридоре и поняли, что огонь и сообщник достигли двери одновременно.

– Мне страшно, – призналась Вайолет.

– Боюсь, – сказал Клаус.

– Жутко, – проговорила Солнышко. И в этот самый момент громадина опять пнул дверь и в щель залетели искры.

Бодлеры переглянулись, каждый схватился одной рукой за резиновую веревку, а другой за кого-то из двух других членов семьи, и без дальнейших слов они выпрыгнули из окна больницы. ТОЧКА.

Много чего есть на свете, чего я не знаю. Я не знаю, каким образом бабочкам удается выбраться из кокона, не повредив себе крыльев. Не знаю, почему овощи варят, хотя жареные они гораздо вкуснее. Я не знаю, как делать оливковое масло, и не знаю, почему собаки перед землетрясением лают. И я не знаю, почему некоторые люди по собственной воле поднимаются на вершины гор, где ледяной воздух мешает дышать, или почему люди селятся в пригородах, где кофе жидкий, а все дома одинаковые. Я не знаю, где сейчас дети Бодлер, в порядке ли они и вообще живы они или нет. Но кое-что я все-таки знаю и, в частности, знаю, что окно кладовой в Отделении Заразной Сыпи находилось не на третьем или на четвертом этаже, как думал Клаус, а на втором, поэтому, когда дети прыгнули прямо в густой дым, вцепившись в резиновую веревку, изобретение Вайолет сработало как нельзя лучше. В точности как игрушка «попрыгунчик», дети попрыгали немножко вниз-вверх, пошаркали подошвами об один из кустов, росших перед больницей, и после нескольких таких прыжков благополучно приземлились и на радостях крепко обнялись.

– Получилось! – проговорила Вайолет. – Мы были на волосок от смерти, но мы выжили.

Бодлеры оглянулись на больницу и увидели, каким тонким был этот волосок. Здание выглядело как огненный призрак, из окон буйно вырывалось пламя, из громадных зияющих дыр в стенах вываливались клубы дыма. Слышался звон лопающихся от огня стекол и рушащихся деревянных перекрытий. Детям вдруг пришло в голову, что их родной дом, должно быть, выглядел так же в тот день, когда случился пожар. Они отошли от пылающего здания и прижались друг к другу. Дым и пепел сгустились в воздухе и скрыли больницу.

– Куда нам идти? – спросил Клаус, стараясь перекричать рев огня. – Вся эта толпа вот-вот сообразит, что нас нет в недостроенной половине, и вернется сюда.

– Бежать! – выкрикнула Солнышко.

– Но вокруг даже не видно, куда идти! – воскликнула Вайолет. – Все пространство заполнено дымом!

– Опуститесь на колени! – скомандовал Клаус, становясь сам на колени и начиная ползти. – В энциклопедии «Как вести себя при пожаре» автор пишет, что ближе к земле – больше кислорода и поэтому легче дышать. Но нам как можно скорее требуется укрытие.

– Где нам найти укрытие в таком пустынном месте? – отозвалась Вайолет, ползя вслед за братом. – Больница была единственным зданием на мили вокруг, но скоро она сгорит дотла!

– Не знаю, где найти, – Клаус громко закашлялся, – но дышать долго нам тут не удастся!

– Скорее! – услышали вдруг Бодлеры голос в гуще дыма. – Сюда!

Перед глазами Бодлеров вдруг возникло что-то длинное и черное, и они разглядели автомобиль, который только что остановился перед больницей. Автомобиль, разумеется, неплохое укрытие, но дети замерли на месте и прижались к земле.

– Скорее! – повторил голос Олафа. – Торопись, а то оставлю тебя здесь!

– Иду, иду, любимый, – услыхали Бодлеры позади себя голос Эсме Скволор. – Со мной Лукафонт и Флакутоно, и нас догоняют обе женщины. Я им велела забрать побольше докторских халатов, вдруг опять понадобятся для маскировки.

– Хорошая мысль, – ответил Олаф. – Можешь разглядеть машину в этом дыму?

– Могу, – отозвалась Эсме. Голос ее все приближался. Дети услышали странные звуки шагов, приближающихся по мере того, как она подходила на своих каблуках-стилетах. – Открой багажник, милый, мы положим туда костюмы.

– Ладно, – неохотно ответил Олаф, и дети разглядели длинную фигуру своего врага, вышедшего из машины.

– Олаф, подожди! – крикнул лысый.

– Болван! – отозвался Олаф. – Говорил я тебе, называй меня Маттатиас, пока мы на территории больницы. Давай скорее, залезай в машину. Сникетовского досье в Хранилище Документов не нашлось, но, кажется, я догадываюсь, где оно может быть. Как только мы уничтожим те тринадцать страниц, нам уже ничто не помешает.

– Но еще предстоит уничтожить Бодлеров, – добавила Эсме.

– Уже уничтожили бы, если б вы не провалили мой план. Ну да ладно, сейчас надо поскорей сматываться, пока полиция не пожаловала.

– Но твой самый могучий помощник все еще в Отделении Заразной Сыпи – охотится за щенками, – напомнил лысый и, судя по звукам, открыл дверцу.

Затем послышался голос крюкастого, дети разглядели сквозь дым его странные очертания, когда он полез в машину вслед за лысым:

– Отделение Заразной Сыпи полностью сгорело. Надеюсь, толстяк успел выбраться.

– Мы не собираемся тут торчать – выяснять, жив этот тупица или нет, – огрызнулся Олаф. – Как только женщины изволят положить костюмы в багажник, мы тут же выметаемся. Запалить больницу было, конечно, приятно, но теперь надо поскорее найти сникетовское досье до того, как его найдут Сами-Знаете-Кто.

– Г.П.В.! – хихикнула Эсме. – Настоящие Г.П.В., а не эти дурацкие певцы.

Багажник со скрипом открылся, дети разглядели его крышку, отскочившую вверх.

Она была испещрена дырочками – очевидно, следами пуль, выпущенных полицейскими, когда те преследовали пассажиров автомобиля. Олаф обошел машину, продолжая отдавать приказания.

– Убирайтесь с переднего сиденья, идиоты, – рявкнул он. – Тут сидит моя подружка. Остальные запихивайтесь назад.

– Есть, босс, – отозвался лысый.

– Мы несем костюмы, Маттатиас, – послышался в гуще дыма слабый голос одной из напудренных женщин. – Еще минутку, мы сейчас подойдем.

Вайолет придвинулась к младшим как можно ближе и тихо, чтобы никто не услышал, шепнула:

– Мы должны туда попасть.

– Куда? – прошептал Клаус.

– В багажник, – ответила Вайолет. – Это наш единственный шанс выбраться отсюда, прежде чем нас схватят или произойдет еще что-нибудь похуже.

– Кулеч! – испуганно прошептала Солнышко, желая сказать что-то вроде «Лезть в багажник – это все равно что быть пойманными!».

– Необходимо найти остальные страницы сникетовского досье до Олафа, – объяснила Вайолет, – иначе нам никогда не снять с себя подозрений.

– И не предать Олафа суду, – добавил Клаус.

– Изан, – проговорила Солнышко, что означало «И не выяснить, остался ли в живых после пожара кто-то из наших родителей».

– И единственный способ все это сделать, – докончила Вайолет, – это забраться в багажник автомобиля.

Сквозь дым к ним приплыл голос Олафа, коварный и опасный, как пламя.

– Сию минуту в машину! – приказал он. – На счет «три» я отъезжаю.

Бодлеры до боли крепко сжали друг другу руки.

– Вспомните все, что мы пережили вместе, – шепнула Вайолет. – Мы испытали бесчисленные несчастья и в конце концов опять остались одни. Если жив хоть кто-то из наших родителей, значит, все было не зря. Мы должны найти того, кто остался в живых, даже если это будет последнее, что мы сделаем в жизни.

– Раз!

Клаус посмотрел на распахнутый багажник, похожий на зияющую пасть какого-то темного зверя, который сейчас сожрет его и сестер.

– Ты права, – пробормотал он наконец. – Мы не можем дольше сидеть в этом густом дыму, тут нам грозит удушье. Укрыться в багажнике – наша единственная надежда.

– Так! – шепнула Солнышко.

– Два!

Бодлеры встали, быстро перебежали к машине и нырнули в багажник. Там было влажно и стоял отвратительный запах, но дети все равно заползли в самую глубину, где их не могли заметить.

– Подождите меня! – крикнула напудренная, и Бодлеры почувствовали, что на них плюхнулись халаты. – Я не хочу остаться тут! Я не могу дышать!

– А мы сможем тут дышать? – тихонько спросила Вайолет у брата.

– Да, – ответил Клаус. – Воздух поступает через пулевые отверстия. Я не такое укрытие имел в виду, но и это сойдет.

– Голош, – пискнула Солнышко, что означало «Должно сойти, пока не найдется что-нибудь получше», и брат с сестрой кивнули.

– Три!

Багажник захлопнулся, внутри настала полная темнота, их убежище загрохотало и затряслось, поскольку Олаф завел мотор, и двинулось в путь все по той же плоской безлюдной равнине. Но дети, естественно, ее не видели. Они вообще ничего не могли видеть в черном нутре багажника. Они только слышали собственное судорожное дыхание, когда ловили воздух, врывавшийся в дырки от пуль, и ощущали во всем теле дрожь от страха. Это никоим образом не было тем убежищем, о котором им мечталось, но они понимали, что сейчас сойдет и такое. Для бодлеровских сирот (если они все еще были сиротами) багажник олафовской машины должен был сойти за убежище, пока не подвернется что-то получше.