Текст книги "У Ромео нет сердца"

Дни напоминают затянувшийся монотонный дождь, Маринка звонит мне сотни раз, – посоветоваться, какого цвета воздушные шарики нам нужны или чем должна быть пропитана вишенка на трехэтажном торте. Она обзванивает всех своих знакомых, близких и не очень, коих у нее целая армия и тележка. Я упорно отказываюсь участвовать в этой затее. В конце концов мы находим компромисс – мне нужно просто присутствовать: будет достаточно, если мой так называемый день рождения пройдет не без меня.

– Мне нужно было предупредить тебя, – говорит она накануне «торжества». – Но я так торопилась, так устала…

– Ты сейчас о чем?

– Мы пойдем в очень крутой бар. Самый крутой, какой только может быть. Не смотри на меня так! – Марина делает огромные глаза, вероятно, ей кажется, что так она выглядит более убедительно. – Нечего так бояться, там тебя не зарежут. Денег я тебе дам, платье тоже найдем.

– Марин, ну ты же знаешь…

– Что тебе неудобно… что ты гордая… и прочее сю-сю-сю, – она демонстративно закатывает глаза. – Ну, не неси ты, Юль, всякую фигню. Ну, чего ты!

Я не хочу спорить, но она продолжает втолковывать мне, почему деньги для нее – полная ерунда, а в жизни необходимо обращать внимание на более важные вещи. Спрашивать о том, почему при всем презрении к деньгам ее выбор пал на самый крутой и дорогой бар, я тоже не хочу. Терпение – еще один мой козырь.

* * *

– Здравствуйте, почему вы не пришли на кастинг?

– Кастинг?

– Вы должны были прийти вчера.

– Но я не знала. Меня не приглашали… Какой еще кастинг?

– Юля, да? Юля, это все, конечно, странно, очень странно. Не понимаю, почему вы ничего не знаете и я вас практически уговариваю. Сегодня последний день, когда мы смотрим актрис на главную роль. У вас есть два часа, чтобы успеть. Записывайте адрес.

– Но я не актриса, – пытаюсь возразить я, однако женщина со стальным голосом уже диктует адрес, после чего сразу вешает трубку.

Чудеса… Мне становится не по себе. Есть моменты, когда ощущаешь каким-то сто пятьдесят пятым чувством, что в ближайшее время в твоей жизни произойдет что-то очень-очень значимое, но еще не знаешь, к чему все это приведет, – и эта неизвестность пугает. Я переминаюсь с ноги на ногу, взволнованная странным звонком: не каждый же день приглашают попробовать себя в качестве актрисы. Это даже заставляет меня на несколько минут забыть о Марке.

Однако вскоре я прихожу в себя и говорю: «Забудь. Никто и никогда не возьмет такую клушу в кино. Вся эта история со звонками не про тебя, и она похожа на чью-то злую шутку».

В прихожей хлопает дверь.

Еще одна странность. Мама в командировке. Не Димка же это ушел с загипсованной ногой: он вообще не выходит по своей воле из дома уже лет пять. Я выхожу из комнаты и вижу маму. Она сидит на пуфике, прислонившись к стене, и смотрит на стену напротив.

– Мам, ты чего?

Мама у нас очень строгая, вечно уставшая, закрытая на все запоры, но при этом ранимая и, по сути, очень добрая. Ужас в том, что чем старше я становлюсь, тем чаще мне кажется, что мы с Димкой являемся для нее символами прошлой жизни, загубленной молодости и навязчивым напоминанием об отце. Иногда она смотрит на нас так, будто хочет сказать: «Отпустите!» Но сказать этого она, разумеется, не может.

– Вот. Вернулась… – наконец, отвечает мама.

– Что случилось?

– Ничего, все нормально.

– Ну, я же вижу, что ненормально. Что? Что случилось?

Мама смотрит на меня этим своим взглядом, который просит отпустить ее на край света, в рай былой молодости и красоты, – и говорит о том, что все в этой жизни ерунда и что она всего лишь попала под сокращение. Она сама себя убеждает в том, что ей не больно, чтобы смириться с происшедшим. И я понимаю, мама страдает – изнывает от обиды, боясь это показать.

Я делаю вид, что не замечаю ее печали и усталости от этой печали. Беру мобильник и ключи – и выхожу из квартиры как есть, в старых джинсах и толстовке. Кажется, судьба кричит мне откуда-то свыше: измени, все измени – именно сейчас ты сможешь сделать это. Мой внутренний герой просыпается и делает первый шаг.

«Повезло, что у меня хорошая память, – думаю я. – Сразу запомнила адрес». До этого момента я часто корила себя за эту свою способность: постоянно помнить обо всем – хорошем и плохом. Считала, что память дана мне как еще одно испытание, в нагрузку к серости и одиночеству. Воспоминания о немногочисленных событиях моей жизни заполняли вакуум вокруг меня. Я прокручивала их перед мысленным взором, как видеоролики, и уставала от этого непрерывного киносеанса. Вот как сейчас устала от сериала про Марка…

* * *

Город, оказывается, очень суетлив – когда спешишь, он спешит вместе с тобой; когда ускоряешься, чтобы обогнать стремительно тающее время, город тоже мчит, как умалишенный. Видимо, он боится, что потеряет меня из виду. Люблю мой город. Но сегодня он устроил мне сумасшедшую гонку. Спокойно я шла только от дома до остановки, пока еще не знала, что меня ждет. Застряв в пробке, я неслась потом до самого входа в метро. Потом отдышалась – и вновь помчалась, но уже вниз, в подземку.

Поезд мне было не обогнать, поэтому в вагоне я снова взяла тайм-аут.

Остается сорок, тридцать, двадцать минут: еще чуть-чуть, и я опоздаю… Я выбегаю из шумного метро на улицу, мчусь через дорогу до перекрестка. Льет дождь. Дорога в лужах, и, поскользнувшись на мокром асфальте, я чуть не грохаюсь. Промокаю насквозь. «Давай, давай, Юлька!» – кричу я себе чуть ли не вслух. Мой порыв пугает меня. Никогда еще я не чувствовала себя более бесстрашной и от этого счастливой и возбужденной. И вот, когда до заветного дома остается совсем немного, мой пыл начинает гаснуть под порывами ветра и неугомонного дождя.

– Идти мне туда или нет? – спрашиваю я себя, почти достигнув цели.

В этот момент открывается входная дверь. Я оборачиваюсь. Позади стоит худой, полусогнутый старик, он смотрит на меня одобрительно и кивает: дескать, пропускаю вперед. «Когда не хватает смелости победить страх, всегда найдется тот, кто сзади вежливо толкнет тебя в пропасть», – думаю я и делаю шаг.

Внезапно я попадаю в мир суетливого сюрреализма. Шумный коридор: люди, люди, люди. И совершенно никому нет дела до промокшей девочки с дрожащим от холода и страха лицом. Я прохожу в актовый зал, в неумолкающий улей, сажусь в свободное кресло и направляю свой взор на промокшие насквозь кроссовки. Носок вверх, вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Томительное ожидание…

Только немного успокоившись, я замечаю, что с каждой минутой улей становится все тише и тише. Люди расходятся.

– Все уже закончилось, что ли? – спрашиваю я у блондинки, что сидит рядом и строчит в своем усыпанном стразами телефоне.

– А? Да, давно. Еще минут сорок назад.

У меня начинается резь в животе. Вот же… Что делать? Впервые я чего-то по-настоящему захотела, ну, кроме воплощения в жизнь моих бесконечных фантазий о Марке, – и у меня нет даже шанса это осуществить.

* * *

Я выхожу в коридор. Вновь люди, люди, люди. Такие же, как я, – одновременно дрожащие от страха и самоуверенные, желающие воплотить свои неуемные мечты. Или мне кажется и они другие? Смотрю в окно и ищу ответ где-то там, за стеклом. Дождь перестал, только ветер тревожит деревья.

– Ай-яй-яй, юная леди, вас все ждут, а вы не спешите…

Оглядываюсь: учтивый старик вновь передо мной.

– Это вы мне?

– Конечно! – Он говорит так, будто мы знакомы всю жизнь и специально договаривались об этой встрече. – Пойдемте.

Мы идем по длинному, темному коридору, где, кроме нас, никого нет, только ряды закрытых дверей тянутся справа и слева. Вскоре мне начинает казаться, что меня похитил злой волшебник и ведет меня в свое подземелье. Как только мы входим в какое-то полутемное сырое помещение, он начинает жаловаться на холод. Я едва сдерживаюсь от смеха. Точно, подземелье.

Здесь даже есть своя баба-яга. Она встает из-за стола и идет к нам навстречу: мощная, грозная и напористая. Этакая мымра из знаменитого фильма про служебный роман. Всем своим видом она демонстрирует, что делает мне величайшее одолжение. Потом она говорит и говорит, жутко монотонным стальным голосом, как я должна сесть, как встать, как и что прочитать, – но все, что я должна запомнить и исполнить, пролетает мимо моих ушей. Приходится делать вид, что я все понимаю, – и я киваю.

Это похоже на какую-то пародию. Это точно пробы в кино? Я словно девочка, которая готовится прочесть стишок на своем первом утреннике. Остается поправить бант и встать на стульчик, чтобы порадовать Деда Мороза и родителей. Я послушная. Поэтому делаю все, как они велят, и – выдыхаю.

Волнение приходит, когда уже иду к выходу по коридору. Вновь бесконечные проемы дверей – грозные, словно впалые глазницы Кощея. Мелькают так, что кружится голова. «Да, у меня бурное воображение», – думаю я и пытаюсь прогнать преследующий меня страх. Чего я боюсь? Чего-то. Думать о том, что я вновь облажалась, очень не хочется. «Давай так, – говорю себе. – Если Марк еще появится в твоей жизни, то и на пробы тебя еще пригласят, или наоборот». Улыбаюсь…

И не успеваю еще как следует договориться с собственным тщеславием, как меня догоняет вездесущий старик. Его шаги настолько бесшумны, что я вздрагиваю, когда вдруг слышу его неровное хриплое дыхание за спиной.

– Умница моя, подождите, пожалуйста.

Оборачиваюсь и чуть не произношу вслух то, что вертится на языке: «Ваше высокоблагородие, – или как там еще вычурнее сказать, – конечно-конечно, я всенепременно вас подожду. Не усердствуйте так, пожалуйста, в своем благородном стремлении меня догнать».

– К сожалению, вы сделали все не так, как мы просили, а с точностью до наоборот, – произносит он, выплыв передо мной из темноты коридора.

– Извините, – почему-то говорю я.

– Ну, что вы… Вы прекрасно попадаете в образ. Именно поэтому я собираюсь попросить режиссера, чтобы он сам вас посмотрел.

Старик смотрит на меня своими бесцветными глазами так, словно я волшебная повелительница и он ждет моего одобрения. Я не знаю, что сказать. Есть ли во всем этом какой-то тайный смысл – не понимаю. Что? Что все это значит? Почему я здесь? Почему он прицепился ко мне? Зачем меня, серую мышку, занесло в кино? Зачем? У меня слишком много вопросов.

– Ну, идите. Идите с богом, – наконец, говорит он, поворачивается и уходит.

Несколько минут я наблюдаю, как его тщедушная от старости фигура удаляется, словно паря над полом из-за беззвучности шагов.

Глава вторая

В привычной для нее атмосфере полумрака, музыки и разноцветных огней Маринка чувствует себя роковой женщиной, чей образ как нельзя более подходит для того, чтобы очаровывать богатого, красивого, приторно-сладкого… В общем, самого модного мальчика. В ее понимании и на этот момент.

Васильковое шелковое платье, алые губы, белая кожа, каштановые волосы, высоко завязанные в конский хвост. Маринка сверкает улыбкой и иногда смотрит на меня, чтобы получить подтверждение собственной неотразимости. Кажется, в этот вечер она решила воплотить в себе все очарование молодости и женственности.

– Кирилл, ты должен научить меня танцевать, – как всегда в подобные моменты, она включает «дурочку» и тянет парня за собой куда-то вглубь зала.

Но сейчас мне почему-то кажется, что делает она это зря. Кирилл сам требует нежности и ласки: он явно из тех, кто всеми силами всегда старается добиться только одного – нравиться всем. И у него это получается. Маринка права, он очень привлекателен. Правда, породистый сын богатого папеньки рискует превратиться в пафосное подобие какого-нибудь Бибера. Все чересчур идеально: тату, серьги… чуть было не подумала: борода. Хотя… отрастит Бибер бороду, как у Санты, – появится она и у Кирилла.

Удивительно, но я не испытываю никаких неудобств, окунувшись в нарисованную Маринкой красивую жизнь, и даже как будто рада всему этому светскому представлению. По замыслу, я должна играть главную роль. Однако о том, что у меня якобы день рождения, никто пока не вспоминает. Я тихо сижу у стойки бара и ловлю кайф от собственной взрослости, представляя, будто я героиня старого американского фильма, и мой Брюс Уиллис выглянет сейчас из-за угла.

Но вдруг происходит кое-что поинтереснее.

– Юль! – окликает меня Маринка. – Ты не имеешь права тут грустить! Знакомься, это – ежик…

У меня глаза из орбит. Кто?! Передо мной действительно стоит ежик. Маленький, худенький, с острым носиком и всклокоченными короткими волосами. Красавчик…

– Кто-кто?

– Йосик, Иосиф то есть, – говорит оживший еж.

Маринка к этому времени уже испаряется. Что за! Зачем я сюда пришла? Наверное, чтобы увидеться с этим самым ежиком. Видимо, ради него и Маринкино изумрудное платье надела, и волосы два часа укладывала.

– И кто над тобой так поиздевался? – спрашиваю я.

– Ты про имя?

– Угу.

– Прадед был тем еще приколистом.

– А родители куда смотрели?

– Он убедил их, что это имя наделит меня силой, волей и умом.

– И как – сработало?

– А то! Вон какой вымахал, – говорит он. – И в профиль вон волевой, – поворачивается. – И в фас.

Ну, этот Йосик хоть с юмором…

По всем законам мелодрамы, когда героиня оказывается в неловком положении, появляется Он. Марк предстает передо мной в «лучший» момент: грохочущий бар, я с Ежиком и висящее между нами молчание. Только он входит – и я сразу жалею, что меня занесло сюда, да еще и в празднично-боевой экипировке. Я вообще-то не слишком люблю сентиментальные сцены, но если бы сейчас сидела в кино – расплакалась бы… от обиды за героиню. Попадать в дурацкие положения – еще одна моя слабость.

* * *

– Ты похожа на бездомного котенка, – Марк наклоняется к моему уху так стремительно, что я не успеваю опомниться, только смотрю на него и беззащитно моргаю. Все по прежней схеме: я напоминаю себе идиотку.

– Что? – Я все прекрасно слышу, просто не нахожу что ответить.

– Ты красивая…

– А? – Я вновь использую тот же прием.

Только сейчас замечаю в его руках корзину с яркими, алыми и беззастенчиво сексуальными розами. И, едва подумав об этом, краснею. Он протягивает мне цветы, и уже через секунду я чувствую его губы на своей щеке.

– Решил подружку мою соблазнить? – смеется Маринка.

У нее редкий дар – всегда оказываться в центре событий, поэтому ее неожиданное появление меня не удивляет.

– Ооо… и шампусик здесь! – Она заглядывает в корзину и проводит рукой по бутылке, покрытой бутонами роз. – Прямо классика жанра. Набор соблазнителя!

– Спасибо, – говорю я Марку, надеясь перебить нездоровую активность подруги.

Мне хочется прокричать, что этот подарок я буду помнить всегда – и не только потому, что это единственный подарок мне в этом году, или потому, что я очень люблю розы… просто это первый знак внимания, оказанный мне мужчиной. И этот мужчина – тот, о ком я думаю уже несколько лет.

Марк наклоняется и тихо произносит мне на ухо: «Надеюсь, что шампанское понравится нам обоим».

– Он делает так всегда! – подмигивает мне Маринка. – Так что не расслабляйся…

Звонкий смех заполняет все вокруг. Грохочущая музыка – лишь фон для Маринкиного веселья. Ярко-синие, оранжевые, ослепляющие огни. Извивающиеся полуобнаженные фигуры, разноцветные блики на лицах, и в центре этих пляшущих улыбок – белозубая ухмылка Марка, как укор сестре, словно та только что позволила себе сделать что-то неприличное.

Немного позже Маринка находит меня в толпе, долго и пламенно говорит о чем-то, пытаясь перекричать музыку. Но я слышу лишь конец фразы:

– Слава богу, ты не умеешь обижаться…

Да, я не буду этого делать, ведь Маринка в своих порывах искренна. Она настолько уверена в своей правоте, что высказывается так, будто творит всемирное благо. Ее категоричность и резкость лишены злобы. И это единственная причина, почему сейчас я лишь улыбаюсь ей и подмигиваю.

* * *

Сегодня необычно тепло для конца ноября. Впервые за неделю не идет дождь. Все это… в придачу с Марком, который весь вечер говорил со мной, воспринимается как еще один подарок на день рождения, теперь от судьбы. Если я когда-нибудь сочиню о себе роман, то о сегодняшнем вечере напишу что-то вроде: «Она всегда улыбалась, купаясь в море беззаботной любви».

В половине двенадцатого наша компания выходит из клуба и отправляется к Кириллу домой. Почему к Кириллу, зачем? Я не знаю. Не будь рядом Марка, у меня хватило бы мужества уйти, но он здесь – и я иду вместе со всеми…

– Разрешите? – Это не вопрос, это бомба, которая разрывается рядом со мной.

Марк берет меня под руку, и от неожиданности я подпрыгиваю.

– Стоять! Ты куда? – смеется он.

– Извини, не ожидала… – я в стотысячный раз краснею.

Маринка оборачивается к нам. Вздернув бровь, она с явным неодобрением смотрит на Марка. Должно быть, у меня сейчас очень жалкий вид – я иду, словно кукла, неловкая и будто бы неживая. Отличие только одно: куклы не краснеют… к счастью, Марк не отвечает на взгляд сестры, лишь сильнее прижимает меня к себе, и неугомонная Маринка тотчас оказывается рядом с нами.

– А меня-то забыли! – звенит в ночи ее голос.

Оставшийся путь мы так и проходим – втроем. Марк идет посередине, непринужденно подавая руку то мне, то сестре. Лишь в подъезде она оставляет нас наедине, упорхнув с Кириллом на лифте. Мы остаемся ждать своей очереди, а когда, наконец, поднимаемся наверх, Марк вдруг берет меня за руку и тащит по лестнице еще выше, к звездам. Только сейчас я понимаю, что мы на последнем этаже.

– Эй, а разве Кирилл живет не на седьмом? – слышу я свой голос и даже не осекаюсь, ведь ночная прохлада придает мне смелости.

– Пойдем, кое-что покажу!

* * *

Небо давит сверху своей ослепительной ноябрьской суровостью. Мы стоим на крыше и смотрим, как кружева грозно-серых облаков проплывают над нами. Марк достает шампанское и бокалы из корзины с цветами, которую он весь вечер таскает за мной…

– О чем ты мечтаешь? – спрашивает он.

– Мм…

– Понимаю, смешно. Этакая сцена из фильма: крыша, ночь, шампанское… и он спрашивает ее о мечте… Романтика. И что же дальше ждет эти два одиноких сердца? – Марк усмехается, а затем резко добавляет: – Смотрите на экранах страны!

– А что смешного в разговорах о мечтах?

– Ничего. Это я так…

Какое-то время мы молча следим за неторопливыми облаками, любуемся огнями спешащих куда-то внизу машин, просто смотрим в глаза друг другу. «Я ведь на самом деле здесь присутствую, это действительно я? Мои мысли и мое тело?» – спрашиваю себя. И мое сердце стучит в ответ: «Да, да, да…»

– Так о чем ты мечтаешь? – Марк нарушает тишину, открывая шампанское.

Раздается хлопок, и водопад из янтарных, игривых пузырьков струится в бокалы.

– Только что я мечтала о том, чтобы пробка не улетела кому-нибудь из нас в глаз и чтобы ты не обрызгал меня… потому что это тоже, типа, романтично, – смеюсь я.

– Спрыгнула! – подмигивает он.

– Возможно. А какие твои мечты?

– Я мечтаю быть. Просто быть… – неожиданно серьезно говорит он.

– Быть кем? – Я смотрю на него в совершенной растерянности.

Но Марк больше не видит меня и не отвечает. Его мужественный взгляд устремлен куда-то ввысь. Лицо, всегда спокойное и невозмутимое, вдруг обнажается передо мной, но это оголение производит обратный эффект – доступный Марк выглядит еще более загадочным. Он замечает мое недоумение и отворачивается…

* * *

Меня будит яркий луч света, который разливается по лицу. Тщетно пытаюсь отстранить упрямый луч рукой. В соседней комнате звучит музыка. Открываю глаза, за приоткрытой дверью вижу фигуру, но не успеваю даже рассмотреть, кто это – мужчина или женщина. Неизвестный исчезает, с грохотом споткнувшись обо что-то в коридоре и чертыхаясь. Марк вздрагивает, убирает руку с моего бедра, отворачивается к стене.

Тянусь к мобильнику. Всего два часа назад я сбежала. Мое терпение закончилось: больше не могла смотреть, как Ёжик шутит, Марина танцует, а Марк курит. Унылая картина, даже описывать не стоит… К тому же я хотела спать. Ненавижу хотеть спать и не иметь возможности уснуть. Взяв одеяло, я улизнула, чтобы устроиться на полу на кухне – единственном помещении, где, кроме меня, никого не было.

Едва задремав, я услышала, как кто-то вошел. Моя голова уже была тяжелой, и я не шелохнулась. Еще пара секунд – и каким-то волшебным образом я поняла, что это Марк. Он лег рядом, вытянувшись вдоль стены. Я не дышала и притворялась спящей до тех пор, пока не почувствовала, что он уснул. Потом открыла глаза и пару минут просто глядела на него: впервые за все время нашего знакомства он показался мне очень беззащитным и простым, без своих обычных заморочек. Я медленно коснулась рукой его щеки. Его губы…

Он открыл глаза и посмотрел на меня, а потом протянул руку к моему лицу. Я почувствовала его тепло. Удивительно. Я и он.

– Не надо, – сказала я тихо, когда он привстал и наклонился. – Не надо, – повторила еще тише после первого поцелуя. – Не надо…

– Все нормально.

Я немного отстранилась и оглянулась на дверь. Не знаю, почему я так сделала, – на самом деле, меньше всего в этот момент меня волновала дверь. Я просто боялась. Себя, его, всего. Но, несмотря на страх, вновь ответила на поцелуй.

– Дверь я закрыл, – прошептал Марк. И это было последним, что он произнес.

Все произошло совсем не так, как обычно описывают в романах. Никаких вихрей страстей или криков со стонами. Были страх и желание, нежность и удивление, немного боли и наслаждение, прикосновение его тела… Прижавшись к нему, мне хотелось лежать вечно: впервые любовь перестала быть просто мыслями или словами. Это было здорово… чувствовать его рядом.

И вот теперь, спустя час, я проснулась. «Мне повезло, что еще не утро», – думаю я. Надо уйти. Как вообще это происходит? Что в таких случаях говорят по утрам: спасибо, было очень приятно… Тихо встаю, стараясь не разбудить Марка; ищу в темноте свою одежду, задеваю угол стола и безмолвно кричу от боли. Я делаю все это машинально, потому что не могу иначе. Бежать, бежать, бежать.

Уже подойдя к двери, я понимаю, что хотела бы оставить Марку напоминание, чтобы он еще хоть немного подумал обо мне. В фильмах девушки рисуют помадой на зеркалах сердечки или пишут игривые фразы. Но здесь нет зеркала, у меня нет помады, да и игривость – это не обо мне.

Медленно выхожу в коридор, вспоминаю, что кто-то совсем недавно стоял здесь и смотрел на нас с Марком. Интересно – кто бы это мог быть? В квартире уже тихо, все спят. «Быстро угомонились», – думаю я и выхожу за порог.

Только на лестнице понимаю, насколько мне плохо. Вниз я иду разбитая, вся какая-то неловкая, скованная в движениях, как робот; и уже у выхода осознаю, что оказаться сейчас на улице будет слишком опасно. Долго роюсь в мобильнике в поисках телефона такси, которым пользуюсь, когда приходится ехать к врачу с Димкой. Реву. Почему я реву? Если бы знать. Решаю посидеть в подъезде до рассвета, а потом пойти искать метро. Но, увы, не могу остановиться и снова реву. Опять ищу телефонный номер. В конце концов я его нахожу, звоню и уезжаю.

* * *

Утро я встречаю в ужасном настроении, чувствуя жуткую усталость и тяжесть из-за плохого сна. Нужно проверить, как там Димка: жив ли, спит ли, ест или пьет, – а потом уж начинать думать о себе. Но сегодня я решаю изменить этой традиции, просто лежу, уставившись на свою бледную руку на простыне. Солнечный свет заливает мою кровать; я сбрасываю одеяло и подставляю под лучи сначала одну ногу, потом другую…

Ноябрьское солнце не может согреть меня. Как бы забыть про все и пролежать все утро вот так, не шевелясь? Произошедшее вчера так нереально, что сейчас кажется сном, – так обычно пишут в книгах, и так сейчас думаю я, ощущая себя героиней романа. Все-таки хорошо, что проснулась дома. Мне нужно привыкнуть к себе новой. Вот странно – жила-была я. Жила. И теперь тоже живу – только другая. Все, что случилось, было так… так необратимо. М-да, снова слово из романа. Но именно оно сейчас подходит к моим ощущениям больше всего. Так я себя успокаиваю.

Всего одна мысль о том, что было между нами, – и я вскакиваю с кровати, чтобы подбежать к зеркалу. Мне нужно увидеть свое лицо: видны ли на нем следы первой ночи? Я замираю у зеркала и вижу круги под глазами, припухлые губы и какой-то новый, ранее не присущий мне взгляд – или мне это кажется…

Стук в дверь. Димка в гипсе, он и раньше-то никогда не выходил из своей комнаты по пустякам, значит, случилось что-то важное. Я забираюсь под одеяло и кричу:

– Входи!

– Привет! – медленно говорит Дима из-за приоткрытой двери.

– Ты чего?

– Марина звонила, – слегка запинаясь от волнения, произносит он.

– Что случилось?

– Долго. Очень долго звонила, – Дима продолжает действовать мне на нервы своим неторопливым волнением.

– Она тебе звонила? Зачем?

– Нет, – отвечает влюбленный брат и протягивает вперед руку, в которой держит мой телефон. Видимо, я забыла его в коридоре.

Мгновенно меня сковывает страх: он так стремительно разливается по моему телу, что я успеваю лишь мысленно сказать кому-то наверху, кто вроде как исполняет желания влюбленных дурочек: «Ну, пожалуйста!» Больше всего я боюсь, что Марк мне все еще не позвонил. «Ну, пожалуйста, пусть будет непринятый звонок от него, пожалуйста», – мысленно повторяю я и смотрю на экран.

Видимо, меня никто не услышал, – Марк не звонил и не писал. От Маринки десять звонков, от него – ни одного.

– Дима, уйди, пожалуйста, уйди, – говорю я и плачу.

Марк не нашел времени, чтобы порадовать меня. «Впрочем, – неубедительно утешаю я себя, – он ведь и улыбается, только если ему этого хочется, ради окружающих или из вежливости – никогда». Да, он такой. Я падаю лицом в подушку, перебираю воспоминания и, будто специально, постоянно натыкаюсь на такие, от которых меня душат слезы. Я – восемнадцатилетняя дурочка. Мазохизм – моя слабость.

* * *

– Ну, и каково это – заниматься сексом с моим братом, а? – кричит мне в ухо телефонная трубка.

– Марина! – Я зависаю в растерянности и понимаю, что вчера ночью видела нас она.

– Что – Марина, Марина… Я же предупреждала, это глупо – связываться с ним. Он, может, и не вспомнит никогда, что спал с тобой. Подумаешь, разочек! Та еще сволочь. Иногда просто убила бы…

– Марина!

– Видела его утром, говорю: как спалось? На-а-армально, – Маринка передразнивает Марка и театрально продолжает: – После этой своей умалишенной как с цепи сорвался. Думаешь, его интересуют наивные дурочки вроде нас с тобой? Нет, ему нужны взрослые тетеньки, с которыми интересно играть во взрослые игры. Он и их имена не успевает запоминать. А мы – так! Эскимо на палочке.

– Почему эскимо-то? – на автомате спрашиваю я.

– Потому что всегда в шоколаде и всегда таем от таких вот мальчиков, – она начинает смеяться, видимо, получая удовольствие от собственной «шутки».

– Слушай, и так тошно, – признаюсь я.

– Ну, ладно. В общем, трагедии не произошло, – принимается утешать меня Маринка. – Все живы и…

И тут мою единственную подругу уносит далеко-далеко, куда-то не ближе Марса. После своего первого парня она все на свете объясняет причинами физиологическими, считая их самыми важными. «Забей! Он сам – дурак. Купи белье красивое, меньше ешь и худей». Вот краткий список ее рецептов девичьего счастья. Она всегда так рассуждает, когда очередной объект ее страстной любви не отвечает взаимностью.

– Ты чего сегодня такая агрессивная?

– Да так…

– Кирилл?

– Ну, да… Улегся вчера спать, будто меня и нет на свете.

Утешив Марину, я включаю компьютер и брожу по сети в поисках ответов на вопросы, которых до минувшей ночи для меня не существовало. Да, прогноз неутешительный: если ты переспала с парнем в начале отношений, ничего хорошего не жди. Особенно – если этих отношений вовсе не было. Вбивать в поисковике: «Как к тебе относится парень, если он переспал с тобой на кухне на полу», мне не хочется. И без этого все понятно. «Вот так в одну прекрасную ночь осуществилась и одновременно рухнула моя мечта», – думаю я. Но все еще верю и стойко жду от Марка звонка…

* * *

Моей тоске исполняется ровно четыре часа, когда вновь звонит телефон. Если бы я ждала сообщения от бога о том, что меня зачислили в рай, радость моя была бы менее бурной. Номер мне незнаком, и это заставляет мое сердце биться еще сильней. Хотя куда уж сильнее… «Да!» – я нажимаю на кнопку.

– Алло, Юлия?

– Здравствуйте, да.

– Вы знакомы с Арсением Павловичем?

– С кем? Простите… А кто мне звонит?

– Извините, я из областной больницы. К нам поступил мужчина без сознания. В его кармане мы нашли записку с вашим номером телефона.

– Странно. Я не знаю никакого Арсения Павловича…

– Вы уверены?

– Да.

– Извините.

Я бросаю телефон на кровать и сама падаю вслед за ним. Почему, почему, почему? Когда ждешь того, что для тебя по-настоящему важно, в жизнь приходит то, чего ты вовсе не ждешь. Димка стучит чем-то за стенкой. Это монотонный звук его любовной тоски – так он страдает. Я беру теннисный мячик – напоминание о детстве – и бросаю его в стену. Тук. Ничто не сближает людей так, как совместная грусть. Эта мысль почему-то трогает меня до слез, и теперь неважно, почему я плачу, просто плачу. Подушка такая уютная, за окном и на душе холод, и мне так хочется спать. Тук-тук. Засыпаю…

Просыпаюсь я, свернувшись калачиком, в темноте. Видимо, ночью сильно похолодало. Мне не хочется ни вставать и идти куда-то, ни лежать, бездельничать и вновь мечтать, мечтать. Я вообще ничего не хочу, ведь моя вселенная рухнула: он не звонит. Чтобы заставить себя встать, я думаю о том, что новый день может принести мне новости о Марке. Наконец, совершаю подвиг – сонная и продрогшая, иду по прохладному полу в ванную. Впереди новый день, новые тревоги и новая грусть…

В школе все как обычно. Все события сегодняшнего дня можно описать одной фразой: «Я гипнотизировала телефон». И только после обеда он поддался моим чарам. Упрямая коробочка звонит тогда, когда я уже не жду.

– Это из полиции.

– Что случилось?

Первая мысль – Димка что-то учудил…

– Вы знакомы с Арсением Павловичем?

– Нет, но мне по этому поводу уже звонили из больницы.

– Да, да, я знаю, – заверяет мужской голос. – Но в любом случае мне с вами нужно поговорить.

* * *

Мы встречаемся в сквере недалеко от школы. Я сижу на скамейке и жую бутерброд. Живописная картина… примерная девочка с колбасой в ожидании кого-то там из полиции. От безделья я пытаюсь шуршать опавшей листвой. Однако все бессмысленно, ноябрь беспощаден: полусгнившие листья под ногами и хмурое небо над головой. Даже природа не помогает мне спрятаться от унылых мыслей, ее настроение еще более безнадежно…

Наконец, появляется он. Местный Рэмбо. Да, у меня еще есть силы шутить. Грузный, высокий мужчина идет ко мне стремительно, как ходят те, кто привык спешить и думать в таком же темпе.