Текст книги "Обаятельное чудовище"

– Пусти! Пусти, я сказала!

Тяжесть пламенем опускается в самый низ живота, и лицо Тима приближается к моему. А губы… красивые, сочные, изогнувшиеся в самодовольной ухмылке… как же они манят меня!

– Марта! О-ой… – застывает в дверях Даша.

У меня опускаются плечи. Тим неохотно отрывается от меня и оборачивается.

– Я, наверное, позже зайду… – пятится девушка. Но заметив то, как мы выглядим, выпучивает глаза и останавливается. – А что с вами?..

– Ерунда, – отмахивается Тим и надевает рубашку. – На меня вчера напала колючая проволока. С кем не бывает. А гар… Марта Яковлевна… – он бросает на меня хитрый взгляд. – У нее все серьезно. Она разгружала вагон с рулонами наждачной бумаги и немного поранилась. Пришлось мне позаботиться о ней как следует.

– А ну тебя, с твоими тупыми шуточками! – восклицает Даша, подходя ближе.

Она видит ссадины на моем бедре и хватается за голову.

– Как… Ну и дела! Что же стряслось? – не дождавшись ответа, поворачивается, смотрит на раны Левицкого, и ее глаза округляются еще сильнее: – Тима… Кто тебя так?

Переводит взгляд с него на меня и обратно. А мы молчим. Глядим друг на друга и не говорим ни слова.

11

Тим

– Ты за какую команду играешь, Ласточкина? – интересуюсь я, направляясь в кухню ресторана.

Дашка семенит за мной, цокая каблучками.

– Тим, я серьезно! – восклицает она. Здоровается по пути с сотрудниками ресторана и переходит на гневный шепот: – Оставь ее в покое! Слышишь? Что, больше девушек нет вокруг? Вон, полно свободных! В клубе хоть каждый выходной пачками их снимай!

– Да сдалась мне твоя Марта, – морщусь я. – У нее с головой не все в порядке, на шиша мне такая?

– Ты ее лапал! Я видела! – Дашка подрезает меня на повороте и таранит в бок, точно маленький бульдозер. – А еще у тебя царапины. Ты к ней приставал?

– И что?

– Ты ее хочешь… – Ласточкина раздувается от возмущения, щеки краснеют, как переспелые помидоры. – Я тебя знаю, я все вижу!

– И что? – пожимая плечами, обхожу ее и вваливаюсь на кухню. – Даже если я ее хочу?

– Левицкий! – Эта козявка лупит меня папкой с бумагами. – Даже не думай, слышишь! Ты везде наследил! От твоих поклонниц проходу нет. «А где Тим? А когда будет? А он мне позвонит? А передайте ему мой телефон!» Честно, я и не понимаю, чем ты женщин таким берешь! Смазливой улыбкой? Бицепсами? Почему они как загипнотизированные тащатся от тебя?

– Хочешь выведать все мои секреты?

Подхожу к шеф-повару Арине и шлепаю ее ладонью по заднице. Хоп! Заранее увертываюсь от удара сковородой: в прошлый раз мне знатно попало. Но это же не повод отказывать себе в удовольствии побесить ее, правда?

– Привет, Ариш!

– Привет, – со смешком.

– Знаю я твои секреты обольщения! – бормочет Дашка. – Наплести в уши очередной потаскушке, какая она красивая, самая лучшая, толкнуть пару пошлых комплиментов, а потом оприходовать по-быстрому и выпроводить еще до того, как начнется стадия привыкания.

– От меня еще никто не уходил недовольным, – подмигиваю я Арине, которая, качая головой, возвращается к нарезке овощей.

Еще один стойкий оловянный солдатик, чью броню не в силах пробить мое потрясающее обаяние.

– Ты пометил всех девушек в округе! – не унимается Ласточкина, следуя за мной по пятам. – Я не помню никого из твоей компании, кого бы ты не прокатил на своем общественном транспорте!

– Но-но. В прошлый раз ты назвала его мотороллером, и я обиделся. У меня там мощный спорткар как минимум. Не веришь? Проверь.

– Спорткар? Ха! – Дашка упирает руки в бока. – Если и дальше будешь налево и направо катать всех по безлимитному проездному, то твой бюджетный автомобильчик быстро превратится в старый, скрипучий, ни на что не годный пенсионерский автохлам!

Теперь и по кухне пробегает волна смешков.

– Ты сейчас вообще-то на своего начальника орешь, – напоминаю я, отворачиваясь к кофемашине.

– Черта с два! – фыркает Дашка. – Я ору на своего непутевого друга, который…

Оборачиваюсь и зажимаю ей рот рукой.

– Давай не станем посвящать посторонних в мою сексуальную жизнь, ладно, Киса? Здесь слишком много завистников.

– И не затыкай мне рот! – ворчит Ласточкина, едва я убираю ладонь.

Беру чашку с кофе, салютую персоналу кухни и лениво бреду к выходу.

– Нет, ты меня выслушаешь! – тявкает Дашка из-за спины.

– Бла-бла-бла, забить, забыть, – дразню я ее.

Обожаю наши милые перепалки. Бог наделил Дарью поистине ангельским терпением по отношению к моей гадкой персоне. Хоть в чем-то мне повезло.

– Тим, я серьезно… – стонет она, выходя следом.

– Я тоже, – и на ходу делаю глоток. Кофе обжигает губы, язык и горло. – Иду к тебе в кабинет, чтобы выслушать донесение.

– Какое еще донесение?

Я толкаю дверь и свободной рукой придерживаю для Дашки.

– Я просил тебя разузнать о ней.

Ласточкина перегоняет меня, кладет бумаги на стол и оборачивается.

– Она не особо разговорчива.

– Но болтают, что вы неплохо с ней отдохнули недавно.

– Да, – Дашка пожимает плечами. – Но Марта не говорила о себе.

– Странно, да?

Ее зрачки суживаются.

– Что странного?

– Что она не распространяется о себе.

– Кому? Первым встречным? Мы знакомы несколько дней, я, вообще-то, ее подчиненная. Если ты не забыл.

– Тогда зачем ты за нее впрягаешься?

Дашка окатывает меня холодом своих голубых глаз:

– Потому что она хорошая. Я чувствую это. И если ты затащишь ее в постель, то все испортишь. Я почти целиком штат обновила в клубе из-за твоих похождений!

– Хорошая, значит, – и я отпиваю кофе.

– Да. Ты же знаешь, у меня чуйка.

– Ага, – усмехаюсь я.

– А ты к ней приставал сегодня! Я видела! Зачем?

– Ну… – улыбаюсь, испытывая Дашкино терпение. – Думал, трахну ее, и она подобреет.

– Тьфу, – выдыхает Ласточкина. – Ты безнадежен.

– Может, просто ревнуешь меня? – дергаю бровями.

Она закатывает глаза:

– Я с тобой больше не разговариваю!

– Обещаешь?

* * *

Солнце уже стоит в зените, когда я приезжаю на тренировочную базу и выхожу на трек. Зря ездил домой мыться и переодеваться – теперь пыль с трассы непременно осядет на светлой футболке и разогретой солнечными лучами коже. Поправляю темные очки, сплевываю на траву и подхожу ближе. Куда ж теперь деваться, если единственная ниточка привела меня сегодня сюда.

Облокачиваюсь на ограждение и наблюдаю, как байки один за другим преодолевают секции трека. Закидываю в рот жвачку и размышляю, почему не задержался здесь, когда все было в моих руках и многое удавалось, когда мне это нравилось. Почему мне не было достаточно одного суперкросса?

Почему так быстро все и всегда надоедало?

Вечное желание делать наперекор, доказывать родителям, что я не такой, как их старший сын, поступать им назло и вопреки. Я привык к тому, что у меня ничего не получается, и бросал даже то, что выходило неплохо. К примеру, скорость, страсть, адреналин, запах земли и ветер, бьющий в лицо. Мотоциклы…

Черт, а ведь я скучаю по всему этому…

Почему же у меня не срослось?

Я опускаю голову и шумно выдыхаю. Впервые за долгие годы мне так странно и паршиво. Со мной происходит какая-то адовая хрень, меня ломает, но я так и не разобрался, что это и откуда взялось.

Еще та девчонка. Она – никто. Она из ниоткуда. У нее даже нет страниц в соцсетях. О ней невозможно найти никакой информации. Никто и никогда не слышал ничего о Марте. Неизвестно даже, где она училась. За границей? Да я даже проверить этого не могу!

У меня есть только скупая информация о ее семье, о капиталах фирмы и домашний адрес. Но не пойду же я к ней, проверять, чем она живет? И спросить не у кого. Единственный, чье имя она упоминала, это Ян, который учил ее ездить на байке. Такое не может оказаться простым совпадением.

Я поднимаю взгляд и слежу за парнем в синем. На его джерси светится номер. Тринадцать. Он лихо проходит гребенку и летит дальше по скользкой после вчерашнего дождя трассе. Двухсотпятидесятикубовый четырехтактный байк Yamaha угрожающе ревет, наклоняясь на холме. Колеса буксуют на блестящей поверхности земли, и его чуть не слизывает на новом повороте. Мотоцикл едва не теряет сцепление с трассой, но каким-то чудом удерживается.

Да, Ян умеет.

Не зря его побаиваются. Дерзкий, угрюмый, беспринципный Ян Коренев по прозвищу Псих[2]2
  Герой романа «Нана» Лены Сокол. (Прим. авт.)


[Закрыть]. Верзила под два метра ростом, косая сажень в плечах, бешеный взгляд и агрессивная манера вождения. Надо признаться, выглядит он действительно пугающе, а вот по жизни милый добряк.

Я машу ему рукой, и парень подъезжает. Ставит байк, слезает, сдергивает маску, затем шлем. Когда он подходит к ограждению, я швыряю ему бутылку с водой. Ян ловит ее, затем подходит ближе и здоровается со мной за руку.

– Никаких обнимашек, Тим, – усмехается он, показывая на грязную экипировку.

– Я этого не переживу, – ржу я.

Я жду, пока парень напьется. Сделав несколько глотков, Псих наклоняет голову и льет себе из бутылки прямо на волосы. Выпрямляется, взъерошивает их, окатывая меня брызгами, и улыбается.

– Какими судьбами? Соскучился по реву мотора и крикам трибун?

– Да, – киваю я. – С удовольствием глотнул бы сейчас дорожной пыли.

Окидываю взором трассу и досадливо поджимаю губы. Было бы здорово сейчас прокатиться, вспомнить былое.

– Как дела? – спрашиваю.

– Говори, с чем пришел, – опирается об ограждение Ян.

Его не проведешь.

– Литровый байк Honda CBR, – заявляю я, глядя ему в глаза. – Черно-красный.

И наблюдаю за реакцией. Парень хмурится, неуклюже дергает плечом.

– Ты когда-то мечтал о таком, – напоминаю ему.

Ян стискивает зубы.

– И?..

– Таких явно немного в городе. Мне нужно знать, чей он.

Псих выпрямляется.

– Ты у меня спрашиваешь?

– У тебя.

Он пожимает плечами. Мотает головой.

– Без понятия.

– Ян, кончай гнать, – теперь я не выдерживаю. Актер из него никакой. – Девчонка. Зовут Марта. Летает, как дьявол. Обгоняет, подрезает на поворотах – твои приемчики, нет?

Он вытягивает губы, кусая щеку изнутри. Впивается в меня угрожающим взглядом, снова нервно дергает плечом.

– Что тебе от нее надо, Тим?

– Ничего, – я поднимаю руки. – Просто хочу знать. Ты учил ее?

– Я, – кажется, он даже не дышит.

– И помог ей выбрать байк?

– Да, – Ян выпрямляется, превращаясь в целую гору мышц.

– Мы с ней столкнулись недавно. Нужна кое-какая информация.

Псих тяжело вдыхает и затем произносит:

– Лучше отстань от нее, Левицкий. Я серьезно говорю.

Мне не нравится мысль, которая вдруг приходит в голову.

– Ты что, мутишь с ней?

Его брови взлетают вверх.

– Я с Кариной, забыл?

Облегченно выдыхаю.

– Тогда, может, поделишься информацией?

– Нет, – он швыряет мне бутылку и разворачивается.

– Эй, какого черта, Ян?

– Я ничего тебе не скажу. Нет, – и парень оборачивается. – Лучше отвали от нее.

– Да ничего такого, – всплескиваю руками. – Мне работать с ней, у нас теперь бизнес общий с ее папашкой. Я просто хочу знать, кто она. Девчонка скрытная, ведет себя странно.

Псих качает головой.

– Я ничего не могу тебе сказать, Тим. И она тоже.

– Что за бред… Кто она такая, что ты так ее защищаешь, что не хочешь говорить?

– Она – никто, Тим. Никто. – Его глаза сверкают яростью. – Лучше держись от нее подальше – мой тебе совет.

12

Марта

Я принимаю душ осторожно. Горячая вода больно впивается в раны, но я почти не замечаю сильного дискомфорта. Обходиться без врачебной помощи мне привычно, терпеть боль – тоже. Когда плохое случается с тобой в первый раз, это выбивает почву из-под ног. Твой мир рушится, и ты, желая выжить, готов на все. Когда плохое становится постоянным, ты вынужден приспосабливаться.

Кто-то выбирает себе новые личины и маски: представлять, что это происходит с кем-то, только не с тобой, гораздо удобнее. Другие, не имея возможности избежать страданий, даже пытаются покончить жизнь самоубийством. Мне удобнее было отключаться. Полностью абстрагироваться. Отказаться от чувств, ощущений, вкусов, запахов, слов, от себя самой.

Я понимала, что сражаться бесполезно. Что придется терпеть до того момента, пока не получится вырваться. Я отключала сознание, становилась безвольной, послушной куклой – так работал мой инстинкт самозащиты. Я не являлась собой. Я была никем все это время.

Раны распариваются, и я страдальчески морщусь, подставляя их под воду. Мне просто необходимо чувствовать боль, чтобы помнить, что еще жива. У меня еще есть цели, которые нужно достичь. Навязчивые мысли звучат в голове все сильнее, и никто не в силах уменьшить их громкость. Они буквально грохочут.

Я наклоняюсь и трясу головой, точно собачонка, пытающаяся вытряхнуть воду из ушей. Яростно колочу ладонью по скользкой стене, а затем, обессилев, медленно веду по ней пальцами, сползаю вниз и беззвучно стону. Такая привычка – не издавать ни звука. Терпеть молча. Сжав зубы. Игнорировать слезы, ненавидеть себя и собственное тело.

Мне нельзя чувствовать ничего, кроме боли. Иначе я забуду. Забуду, почему я здесь и зачем это. А он, Тим, он смешал мне все планы! Забыть про него. Мне нельзя отвлекаться. Нельзя привязываться. Нельзя оживать. А именно так и происходит, когда его руки касаются меня. В его глазах лишь желание, в голове распутные мысли, но отчего-то каждое его прикосновение рождает во мне ощущение жизни, вкус которой я давно позабыла.

Я не должна так реагировать. Мне нельзя. Это все – ненастоящее. Я чувствую желание только потому, что испорчена. И разум травмирован настолько, что не получается сопротивляться. Яд затуманил мой мозг так сильно, что инстинктивно хочется повторения этого ада. Вот и все.

Вот и все.

Нет никаких чувств. Никакого влечения. Есть только я – испорченная. Поврежденная. С изуродованной душой. Недостойная ничего человеческого.

Я выхожу из ванной, прислушиваясь к звукам. Сушу волосы, аккуратно заново бинтую руку, прослушиваю автоответчик.

– Привет, шлюшка. – Раздается знакомый голос из динамика. Меня будто сотни гвоздей прибивают к полу, когда я его слышу. – Узнала? – а затем увереннее: – Узна-а-а-ла. Как же иначе?

Фоном раздается треск, будто кто-то захлопывает дверцу машины.

– Я вернулся, и ты знаешь, зачем я звоню, – скрипит он. – Ты отдашь все, что забрала, стерва! Я приду за тобой!

Я бью по аппарату и выдергиваю из розетки шнур. Меня колотит. Страх опускается в желудок и собирается тугим ледяным комком.

«Все нормально. Все хорошо, – уговариваю себя. – Он до тебя не доберется. Это пустые слова, как и обычно. Ты же знала, что так произойдет. И понимаешь, что он тебя не тронет».

Дрожащими руками натягиваю белье, кофту, юбку. Оглядываю собственное бледное отражение в зеркале и сглатываю. Медленно расчесываю непослушные волосы, пытаясь одновременно успокаивать себя мыслями о том, что бояться пока нечего. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, крадусь к заветной комнате.

Вхожу и сразу натыкаюсь на его взгляд. Боже, эти глаза… Наверное, если встретить в лесу голодного волка с таким взглядом, то сердце забьется бешено, а ноги попросту откажутся бежать.

В этих глазах безумие и ненависть. В них – все то, что он сделает со мной, когда его тело обретет утраченные функции. В них – моя смерть.

Для меня посмотреть в них – это как воткнуть себе в руку шприц с ядом. Но я здесь, и я смотрю. Наверное, я сумасшедшая. А может, просто слабачка…

– Сказать, почему ты еще жив? – спрашиваю я, наклоняясь к нему.

Глаза сверлят меня презрением.

– Ты еще жив, потому что у меня не хватает духу задушить тебя. Как когда-то не хватило духу убить себя, – я стойко выдерживаю его взгляд. Только в такие моменты мне не удается притворяться нормальной. – А еще ты здесь, потому что я хочу, чтобы ты сполна насладился своим новым положением. Ты должен как следует прочувствовать, каково быть беспомощным.

В сердце стучит отчаяние. Я звучно сглатываю, и он слышит это. Его глаза сверлят меня, а я делаю над собой усилие, чтобы сдержать слезы, которые предательски прорываются наружу.

– Это просто отсрочка, папочка. Можешь быть уверен, что, как только придет время, я отниму твою жизнь, – и я улыбаюсь.

Мне хочется напугать его своим сумасшествием. Хочу, чтобы он боялся меня. Пусть поймет, что такое – жить со страхом.

– Ты больше не причинишь вреда. Никому. И никогда. Больше никаких сломанных кукол, папочка.

Тим

Я приезжаю в клуб ближе к вечеру.

Паркую байк на привычном месте и замечаю, что мотоцикла Марты нет. Неосознанно поднимаю взгляд на окна. Ищу ее силуэт в окне. Злюсь на себя: «Какое тебе дело до этой девчонки?» И тут же себя успокаиваю: «Как какое? Конечно, она – та самая заноза в заднице, которая в любой момент может отчебучить что-нибудь эдакое, а мне потом разгребать».

И дело только в этом. Других причин не стоит и искать.

Здороваюсь с охранниками, приветственно машу всем встреченным на пути сотрудникам, жму руку бариста, подмигиваю официантке. Прохожу по коридору и врываюсь без стука в кабинет – он ведь и мой тоже. К чему расшаркиваться?

Но внутри – пусто. Снимаю солнцезащитные очки, бросаю их на ее стол. Усаживаюсь в ее кресло, поднимаю ноги и кладу их друг на друга – прямо на столешницу.

Откидываюсь назад, и спинка кресла послушно отклоняется, удерживая мой вес. Раздумываю, не закурить ли от скуки, пока жду ее, но решаю пошарить по ящикам. Ничего интересного не нахожу. Ни ее блокнота, ни каких-нибудь женских штучек, вроде косметики или зеркальца. Ничего. С улыбкой думаю о том, что Дашка давно закидала бы все здесь своими помадами, бусами, духами. Кстати, о духах…

Выпрямляюсь, сдираю со спинки кресла тонкий жакет и прислоняю к лицу. Медленно тяну носом воздух. Аромат очень тонкий, едва уловимый. Наверное, ее мыло или шампунь. Странно, что она не пользуется парфюмом. Но мне это даже нравится. Ничего не отвлекает от ее собственного запаха. От аромата ее тела, чистой гладкой кожи, от запаха мягких волнистых волос.

Я прикасаюсь носом к воротничку и, закрыв глаза, глубоко вдыхаю оставшийся на ткани букет. И меня словно ударяет взрывной волной. Вот передо мной снова ее выразительное лицо, пронзительные черные глаза, длинные темные волосы, прекрасные стройные ноги. Она улыбается, и мне хочется положить руки на ее точеную талию, притянуть к себе крепче и впиться взглядом в глаза, которые на солнце блестят теплым янтарем. Она смотрит на меня из-под полуопущенных пушистых ресниц, и меня снова бьет током, как когда-то, когда я увидел ее впервые.

Открываю глаза и шумно выдыхаю. Швыряю жакет обратно.

Что с тобой не так, Левицкий? Какого, на хрен, черта?!

И сразу же оправдываюсь: все нормально. Как любой мужик я обращаю внимание на противоположный пол. Это естественно, тем более для меня. Нужно просто скорее соблазнить ее, чтобы отпустило. Да во мне ведь играет инстинкт охотника. Просто и очевидно. Вот добьюсь своего, поставлю галочку, и можно будет дальше во все тяжкие. Да-да!

Вскакиваю так резко, что кресло отъезжает назад, ударяясь в стену. Выхожу из кабинета, иду по коридору в сторону Дашкиного кабинета. Предложу ей сейчас свинтить с работы, покататься где-нибудь, или, если откажется, позвоню друзьям, устроим отвязную вечеринку. Мне нужно как-то встряхнуться, не работать же, в самом-то деле?

Но дверь в Дашкин кабинет закрыта. И я вынужден пойти в ресторан, напроситься на чашку кофе у Арины. Шеф-повар встречает меня с недовольной ухмылкой и заранее угрожающе поглядывает на сковороду, но я улучаю удобный момент, чтобы оставить след своей ладони на ее объемном заду.

– Уволюсь я от вас, – ворчит Арина, отворачиваясь к плите.

– Ну прости. Скучно мне, – оглядываю кухню. – А где все?

Замечаю, что народу как-то подозрительно мало.

– Девчонки отбежали на пару минут в клуб. Хотят хоть одним глазком да глянуть на кастинг.

– Какой еще кастинг?

– Дашка привела парней-стриптизеров, – хихикнула шеф-повар. – Они с Мартой им просмотр устроили.

– Чего? – растерянно выдохнув, я разворачиваюсь к выходу. – Сейчас я им…

– А ты-то там зачем? – усмехается Арина. – Они и без тебя справятся, это не баб перебирать! Там таки-и-и-е жеребцы!

Подхожу к двери в зал и слышу, как оттуда доносятся голоса. Когда я вхожу, Дашка как раз говорит:

– Можно нам музыку?

Диджей кивает, и помещение клуба погружается в синюю полутьму. Зал наполняется звуками какой-то глупой, пошленькой иностранной композиции. На освещенную сцену поднимаются пятеро парней в тяжелых ботинках и форме развратных пожарников. Куртки распахнуты, под ними ничего, кроме лямок от комбинезонов и обильно смазанных маслом торсов. Меня тошнит от одного только взгляда на эту мерзость.

– Что у вас здесь? – спрашиваю, подходя к диванчику, установленному прямо посреди танцпола.

На нем сидят Марта и Дашка. Ласточкина присвистывает при виде полуобнаженных парней и даже не замечает моего появления.

– Привет, – говорит Марта, поворачиваясь ко мне.

Вид у нее какой-то настороженный, но она слегка улыбается и немного краснеет.

– Кого вы сюда притащили? Это что за петухи? – рявкаю я.

Беру стул и сажусь рядом.

А пятеро мерзких качков уже взбираются на сцену и одновременно скидывают расстегнутые куртки.

– Мы решили, что пора привлекать в клуб женскую аудиторию! – сообщает Дашка, двигая плечами в такт музыки. – А то что за дискриминация! В шоу-программе есть женский стриптиз, а мужского – нет! – перекрикивая музыку, объясняет она. – Вот я и предложила ввести обнаженный четверг или горячую среду – по этим дням уставшие от офисных будней и семейной жизни дамы смогут прийти к нам и развеяться. Чего клубу простаивать?

– И попрут к нам престарелые училки и бедные разведенки! – рычу я.

– Ты лучше посмотри, – толкает меня Дашка, – девчонкам как нравится! Весь персонал сбежался поглазеть!

Я окидываю взглядом зал. Действительно. На диванчиках у выхода с раскрытыми ртами сидят и официантки, и уборщицы. И даже администратор Люся протерла очки, чтобы лучше видеть происходящее.

Встаю, подхожу к ним.

– А ну за работу! Возвращайтесь в ресторан! – указываю на выход. – Быстро!

Когда они с недовольным видом встают и тащатся к выходу, замечаю притаившуюся в углу уборщицу баб Маню. Та спряталась за шваброй и думает, что я ее не вижу. Или просто впечатлена зрелищем настолько, что не слышала, как я велел всем разойтись.

– Баб Маня, как не стыдно? Они вам во внуки годятся!

– Ась? – женщина выпрямляется по стойке «Смирно».

– Я говорю, приберите в моем кабинете. Грязно там.

– Агась, – и она уходит, постоянно оборачиваясь к сцене.

Я возвращаюсь на место. Не знаю, что конкретно меня бесит, но внутри у меня все кипит!

– Ты ведь обещала со мной согласовывать! – набрасываюсь на Марту, которая излишне усердно следит за выступающими.

– А? Да… – кивает она, не поворачиваясь. – Мы просто…

И то, что она двух слов связать не может, злит меня еще сильнее.

– Слышь, Левицкий! – не выдерживает Дашка. – А что с тобой согласовывать? Ничего же нового. Мы расширяем ассортимент услуг.

Я поворачиваюсь к сцене. Качки с касками в руках как раз поднимают руки, демонстрируя бицепсы. Их кожа противно блестит. И я ощущаю, что меня вот-вот вырвет. Неприятное зрелище.

Но девчонки, будто не чувствуя отвращения, спешно сдвигаются к краю дивана, наблюдая за происходящим. Марта выдыхает, сдувая пряди, упавшие на лицо. Кажется, ей становится жарко.

– Хорошо. Пусть будут мужики, я не против. Но блин… – мое лицо кривится. – Это-то кто? Вон задом крутит… как… как… Киркоров!

– Ты сам телок отбирал для стриптиза? Сам. А теперь наша очередь! – отмахивается Дашка. – Нам нравится, как мальчики двигаются.

Не знаю почему, но меня задевают ее слова. А еще сильнее – то, что они обе смотрят на сцену как завороженные. Будто там не потные попугаи пляшут, а праздничный фейерверк запускают.

– Ну и рельеф… – Дашка хватается за сердце.

Она смеется и обмахивает себя руками, подталкивая Марту локтем. Мне хочется, чтобы гаргулья пожала плечами или, ну не знаю, поморщилась бы, встала и ушла, но девушка улыбается, как смущенная гимназистка, и не отрывает взгляда от качков.

– Пляшут как девки, – цежу я сквозь зубы. Вытягиваю ноги, отворачиваюсь, зеваю, всем видом показывая, что зрелище ничего не стоит, но на меня никто не обращает внимания.

– Ой, а этот ничего… – Ласточкина снова подначивает Марту.

– Да у него сиськи больше, чем у тебя! – брезгливо фыркаю я.

– Не завидуй, Левицкий! – хихикает Дашка.

– Кто? Я? Чему завидовать? Думаешь, я хочу дергаться и подметать волосами пол?

– Посмотри, какие у них тела! – она, закусив губу, обрисовывает на себе крепкие мышцы и мощную грудь. – Во!

– Пф… – хмыкаю я.

Инстинктивно выпрямляюсь, выпячивая грудную клетку вперед. Это они – мартышки перекачанные, а у меня того… самое то!

Но Марта гладит себя тыльной стороной ладони по пылающей щеке и сдавленно прокашливается. Я вижу, как она растерянно поправляет волосы, замечаю, как меняется ее поза, что заставляет меня напрячься еще сильнее.

– Неплохо. Наверное, – мнется девушка.

Она сидит на самом краешке дивана. Туфелька спала с пятки и качается на носке. Обвожу взглядом ее бедра и ноги, и впервые за всю свою жизнь вид женщины пробуждает во мне фантазии совсем иного рода. Я чувствую головокружение от того, что мечтаю не под юбку ей залезть, а полностью завладеть ее взглядом.

Хочу, чтобы она двигалась на мне, в моих объятиях, смотрела только на меня, принадлежала полностью только мне одному и хрипло произносила мое имя, кончая.

– Смотри, а тот светленький на тебя поглядывает, – шепчет Дашка ей на ухо.

Слова предназначаются не мне, но я их слышу.

И то, как Марта реагирует, меня обескураживает. Вместо того чтобы отшутиться, она напрягается всем телом, рвано ловит ртом воздух и нервно облизывает губы. Это выглядит так сексуально и невинно, что я раскаляюсь докрасна, как чертов уголек в печи.

Ну а «пожарные» откладывают в сторону каски и, поглаживая себя по груди, опускают лямки. Хрясь! Каждый срывает с себя штаны одним резким движением.

– У-ух! – хлопает в ладоши Дашка.

Мне хочется прибить ее. А еще лучше – сдать с потрохами ее занудному Ярику. Наверняка парня не обрадует новость о том, что его девушка усидеть на месте не может при виде потных «танцовщиц»!

– Ты точно ему понравилась, – смеется Ласточкина. – Гляди, сюда идет.

– Да? – Марта хлопает глазами.

– Нет, – морщусь я. – Они какие-то деревянные. Неестественные. Не на что смотреть. Фу.

– Да брось! – качает головой Дашка.

– В моем клубе должно быть все самое лучшее, а это что? Колхоз какой-то.

Подруга поворачивается ко мне и смеряет меня долгим, внимательным взглядом. Мне под ним ужасно неловко, сам не знаю отчего. Что она от меня вообще, хочет? Что пытается во мне разглядеть? Но вместо ответа Ласточкина загадочно хмыкает и, улыбаясь, кивает.

– Что? – спрашиваю я наконец.

– Ничего… – еще загадочнее.

– Я говорю, эти парни не профессионалы!

– Да-да, – продолжает улыбаться она с таким видом, будто прочла мои мысли.

В этот момент Марта приподнимает бровь и инстинктивно обнимает себя руками. Она как загипнотизированная следит за одним из танцоров, который приближается к диванчику. Он двигается, шлепая себя по ягодицам и поглаживая свое хозяйство через красные шортики.

– О, я бы ему засунула пару купюр в трусики, – хрипло бормочет Дашка. – У него там что? Железяка?

Марта кашляет, а я с неудовольствием замечаю, что у парня в трусах действительно притаился прибор таких размеров, с которым ходить-то непросто, не то что танцевать.

– Значит, по четвергам, да? – пытаюсь я привлечь внимание Марты. – Тогда нужно сделать афиши, информационную рассылку…

Она кивает, как во сне. Но на меня не смотрит. Все ее внимание сосредоточено на качке, который поворачивается то одним боком, то другим, демонстрируя свои прелести и лаская пальцами соски.

«Он, наверное, свернутый носок туда подсунул или банан», – проносится у меня в голове. Но мысль о том, что Марта захочет это проверить, почему-то ударяет больно под дых. Какая мне разница? Да пусть делает, что хочет и с кем хочет! Но с каждым его шагом мое желание заслонить девушку от танцора-качка только растет.

– Есть еще кандидаты? – интересуюсь. – С этими, наверное, все ясно. Давайте следующих.

– Цыц! – бросает Дашка.

А Марта, сосредоточенная на танцоре, изящным поворотом головы отбрасывает волосы с лица. Бах! Мое сердце сбивается с ритма и пропускает пару ударов.

– У-у-ух! – свистит Ласточкина. – Иди сюда! Посмотрим, на что ты годишься, парниша!

И когда стриптизер подходит к Марте вплотную, в моей голове начинает – все сильнее и громче – что-то звенеть. Я взвываю изнутри, как свисток гигантского чайника. А парень, ехидно улыбаясь, совершает своей мерзкой задницей непристойные движения, изображая половой акт. Его промежность трясется перед самым ее лицом. Неужели он не видит, что ей неприятно?

Но Марта не отталкивает его. Немного отклоняется назад, позволяя ему притиснуться еще ближе. Теперь он почти лежит на ней, не касаясь. И словно отжимается от дивана, вращая бедрами вперед и назад, имитируя проникновение. Щеки девушки отчаянно пылают, но она не отводит взгляд. Смотрит ему прямо в лицо и не просит остановиться.

– Хватит! Все! – не выдерживаю я, вскакивая и протискиваясь между ними. – Мы уже поняли. Отойди.

Парень пожимает плечами, а я, не в силах остановиться, рычу:

– Это непрофессионально! На хрена ты трогаешь ее? Ты в каком колхозе раньше выступал? Тебя не учили, как надо работать?

Я машу рукой, прогоняя танцора и давая понять, что не разрешу ему высказаться в свою защиту.

Мне хочется, чтобы он быстрее убрался отсюда вместе со всей своей дрянью, оттягивающей его дешевые узкие трусы.

– Пошел вон! – добавляю я и презрительно отворачиваюсь.

– Он вроде и не касался меня… – тихо оправдывается Марта, поправляя волосы и кофточку.

– Закончили? – спрашиваю я у Дашки. – Все на сегодня?

Сажусь и ерзаю на стуле, не в силах унять раздражение. Музыка стихает, стриптизеры переглядываются и о чем-то шепчутся.

Дашка долго смотрит на меня с прищуром, а затем закидывает ногу на ногу и улыбается:

– Ох, нет… У нас еще полицейские, ковбои, варвары, капитаны дальнего плавания, один гладиатор, разбойники, фокусник, Дед Мороз… – она словно издевается, зачитывая список и наблюдая за моей реакцией. А потом, ухмыльнувшись, просит диджея: – Музыку! Следующие, пожалуйста!

И я чувствую себя будто в раскаленной жаровне. Мне душно, жарко, кровь кипит, но я в ловушке, и выхода из нее нет. Приходится терпеть.