Текст книги "Ропот бездны"

Глава 9
Беглецы

На несколько дней город Этрике переменился, но с вершины плато изменения были едва заметны. Дым от погребальных костров скрывал изувеченные нападением улочки. Набег закончился быстро – достигнув цели и забрав с собой несколько сундуков с золотом, беловолосые налетчики убрались восвояси.

Воины города Этрике вернулись из незавершенного похода, когда противников и след простыл – к тому часу Шадора и всю его семью убили.

Ишари не сомневалась, что высокородные прямо-таки заливаются слезами, оплакивая утрату. И заодно выбирают нового властителя, которого верховный жрец будет обязан благословить на правление. Их грызня мало волновала Ишари, а вот другая проблема сулила неприятности уже ей: в обители поговаривали, что Энки сбежал. Несколько жрецов видели, как он воспользовался суматохой и спустился в город. А после о нем никто не слышал. Зуэн проверил Малый дворец, но не нашел ни души. Слуги, почуяв неладное, поспешили убраться подальше.

Ишари хотелось рвать и метать, но усилием воли она заставила себя остаться на месте. Лежа на подушках, она делала вид, что ничто в мире ее не беспокоит, однако все внутри у нее переворачивалось. В последнее время все шло не по плану. Малкер давно не присылал вестей, и Ишари начинала думать, что так их и не дождется. Сгинул он или сбежал – неважно, она в любом случае своего не получит.

Рука Ишари дрогнула, но женщина вовремя себя остановила и не швырнула кубок с вином в первого подвернувшегося слугу. Она должна сохранять спокойствие – тот, кто ни в чем не виновен, не нервничает.

В город заявился Нергал. Несомненно, скоро он нанесет ей визит и будет задавать вопросы. И лучше бы ей найти подходящие ответы.

Ишари облизала пересохшие губы. Мать говорила, что проклятие преследует их семью. Из поколения в поколение род подходил к краю гибели, только на памяти Ишари подобное случалось дважды. Сначала ее брат Римуш шаг за шагом приближался к собственному концу, а она не замечала. Римуш был на несколько лет младше ее, но мнил себя обязанным заботиться о старшей сестре. Он одаривал ее драгоценностями, платьями, спешил исполнить любую прихоть. Ишари купалась в лучах его обожания, его любовь уверяла ее в том, что в обители нет никого лучше нее. Подумать только! Никого лучше нее! Наиглупейшая мысль ныне вызывала горькую усмешку. Она привыкла, что брат уделяет внимание ей, а не наоборот, поэтому и не придавала значения переменам в нем. Пустяк – так она думала, этап взросления.

Ишари вышла замуж и погрузилась в обязанности хозяйки собственного дворца. У нее родился Зуэн – крикливый ребенок, которого она никогда не могла успокоить. Ишари старалась держаться от него подальше – шум угнетал.

Время бежало вперед.

Когда Римушу исполнилось девятнадцать, от открытого и радостного молодого человека не осталось и следа. Он месяцами не покидал свои покои, выбирался лишь изредка, чтобы в очередной раз перевернуть семейную библиотеку в поисках свитков о подземном городе Саордале. Искомого брат не находил. Никаких записей попросту не существовало: ни один мудрый не верил в существование загадочного города. От кого Римуш услышал о Саордале? Кто посеял в брате зерно безумия?

Незадолго до побега он приходил к ней – стучался в дверь, просил помочь. Ишари не открыла – она боялась. Ее пугало безумие Римуша и то, чем оно может обернуться. Она не пустила брата, а после год за годом задавалась вопросом: как бы все сложилось, не будь она такой трусихой?

Римуш ушел из обители в отчаянной попытке найти проклятый город из своих фантазий. И вершители притащили его назад всего через полдня. Римуша казнили, а вместе с ним и всю семью. Одна Ишари избежала незавидной участи, потому что уже принадлежала к роду супруга.

Но Ишари не ощущала себя спасенной. Она не могла вдохнуть полной грудью, не могла беззаботно смеяться, наслаждаясь жизнью. Все, что радовало ее, потускнело, потеряло былое великолепие. Все ее силы уходили на то, чтобы другие не узнали, насколько бесцветен ее мир. И насколько слаба она сама.

Ишари нравилось то, что Эрра ее не любит. Она не желала, чтобы к ней привязывались. Лишь зная, что ее терпеть не могут те, кто окружает, Ишари находила силы идти дальше. Где бы Римуш ни был, она надеялась, что брат видит ее заслуженное наказание. И посмеивается над тем, что Ишари идет по его же тропе.

Узнать о Саордале – вот что стало ее целью. Существует он или нет – какой ответ принес бы ей покой? Ишари опасалась, что в любом случае до конца своей жизни не сможет сомкнуть глаз, чтобы не увидеть картину казни своей семьи. Ужас, исказивший лица родителей. Лихорадочное бормотание брата, так и не выпустившего из руки ветхий свиток, в котором не было ответа на его вопрос.

Сколько лет прошло с того дня?.. Для Ишари он длился до сих пор. Малкер мог бы его завершить, раскрыв тайну Саордала, но нить, связывающая с ним, оборвалась.

Остались вопросы и новые проблемы. Энки поставил семью под угрозу. Ишари знала, что рано или поздно он принесет тьму в их дом. Она не была счастлива, зачав второго ребенка, однако и не представляла, каким кошмаром обернется его существование. Все началось с дурных снов. Каждый день беременности они преследовали ее. Она видела ужасающие битвы, крики оглушали ее. Тысячи, сотни тысяч людей без ал'сор на лбах исступленно выкрикивали имя: «Алламус, Алламус, Алламус». Они поднимали мечи за него, убивали и, умирая, страстно желали того, что он им обещал, – свободу от Великих Спящих. Ишари не понимала смысла снов, после себя они оставляли боль и пустоту.

Ишари просыпалась от собственных криков – покрытая по́том и измученная, она не могла даже подняться на ноги. Ее осматривали лекари и никаких недугов не обнаруживали. А Ишари становилось хуже.

На четвертом месяце беременности она перестала контролировать преодоление Грани. В любую секунду Ишари могла оказаться в Чертогах Ашу. Однажды она провела там шесть дней, а когда очнулась в собственных покоях, едва могла говорить. Ее выходили, но остановить непредсказуемое преодоление Грани никто не мог – с другими обученными жрецами такого не случалось.

На шестом месяце беременности ее кошмары ожили и стали столь же реальными, как слуги, дежурившие в покоях. Она увидела его, стоящего у ее кровати: юношу с незнакомым лицом и глазами, столь похожими на ее собственные. Он был облачен в темные одежды, не похожие на одеяния жрецов, а с его рук непрерывным потоком лилась кровь. Ишари знала, что смотрит на своего еще не рожденного ребенка. Она кричала и кричала, пока голос не покинул ее. Никто, кроме нее, не видел, как в покоях становится все больше и больше крови. Стекая с рук ожившего кошмара, она покрыла весь пол.

К девятому месяцу Ишари думала, что не переживет родов. Разрешение выдалось долгим и мучительным. И он, ее кошмар, все время был рядом – неподвижно стоял и смотрел на нее, а потом дотронулся до ее щеки. Кровавый ручеек сбежал вниз по ее лицу. Затем раздался первый крик ребенка, и безумные видения оставили ее.

Энки родился в полуночный час, и Ишари тут же отослала младенца подальше. Ей не хотелось касаться младенца, смотреть на него. Ее сердце ведало: он принесет смерть.

Эрра, разумеется, не понимал ее страхов. Многих уступок ей стоило согласие супруга отправить младшего сына подальше от семьи.

– Это все твоя вина, Ишари! – Лугаль ворвался без предупреждения. – Пошли вон! – рявкнул он слугам, и те не посмели ослушаться.

Они исчезли из комнаты быстрее утренней прохлады в летний день.

– Твоя дурная кровь! Я ни к чему не причастен! Почему Нергал призвал и меня?! Я лишь пару раз видел твоего щенка и никогда не советовал ему бежать из обители.

– Понимаю твою дилемму.

– Так скажи ему, что я невиновен!

– О, конечно, Лугаль. Будь уверен: я слов не пожалею.

Ишари усмехнулась, предвкушая, как Лугаль взорвется от ярости. Увы, представление оборвал приход Нергала. Одежды вершителя запылились после путешествия, на бесстрастном лице, впервые на памяти Ишари, проступила эмоция – раздражение.

– В-вершитель!

Лугаль подскочил как ужаленный. Ишари осталась сидеть, делая вид, что ничего необычного в появлении Нергала нет.

– Я ни при чем! Энки сбежал без моего ведома. Его семья – вот кого нужно допросить! Неизвестно, что они еще планируют!

Нергал громко выдохнул. Терпение покидало его.

– Лугаль, ты объявил наследника без ведома вершителей.

– Я… я… я… это не так!

– Не так? Высокородные семьи засвидетельствовали это. Все они лгут?

– Нет! Нет… Я имел в виду…

Лугаль заозирался, ища поддержки.

Ишари на него не смотрела.

– Ты посмел пойти против вершителей, Лугаль.

– Нет! Я следовал вашим приказам! Вершитель велел объявить Шархи наследником! Вершитель Маар! Тот, рыжий! Все время скалился, забавлялся! Спросите его!

– Ложь!

– Ашу мне свидетели! Я говорю правду!

– Когда это случилось?

– Я… через несколько дней после вашего отъезда? Точно не п-помню. – Лугаль тяжело сглотнул.

– Ступай и объяви нового властителя, Лугаль. Им будет Варасса из семьи Дадуш.

– Я… я… я так и сделаю! Сейчас же так и сделаю!

Лугаль поспешил уйти и дважды запнулся о полы одежд. Ишари бы посмеялась над его неуклюжестью, но горло ее сдавило от одного взгляда Нергала.

– Твой сын будет наказан.

– Энки не часть моей семьи. Вся обитель – свидетель этому, вершитель. Мы без лишней огласки отреклись от него давным-давно – его имени нет в родовых книгах, сами проверьте. Моя семья…

– В Бездну твою семью! – Вершитель повысил голос – и в нем промелькнуло что-то человеческое. – Ты была в курсе планов мальчишки, Ишари?

– Нет. Я не знаю ничего о его жизни. И не хочу знать.

Но она узнает – Ишари не сомневалась. И не только она. Ее сын прольет столько крови, что окрасит ею все реки Аккоро.

– Какая предусмотрительность, Ишари! Заранее отреклась от сына. Ты определенно что-то утаиваешь…

Ишари промолчала.

– Я найду его, Ишари. Найду и заставлю заплатить за преступления.

Вершитель покинул дворец, но Ишари еще долго не могла выдавить из себя ни слова. Она чувствовала: погибель подбирается к ее роду.

Заброшенное поселение провоняло гнилью – люди ушли так быстро, что не взяли с собой в дорогу ничего, даже снедь. Через щели в стене покосившегося амбара проглядывали невзрачные маленькие домики: у одних обрушилась крыша, у других не было дверей.

Энки старался не обращать внимания на пустующие проемы – ему мерещились тени, сновавшие по углам покинутых жилищ.

Метка проклятия, выжженная на трухлявом дереве, велела путникам не приближаться к деревне. Энки и Шархи ее попросту проигнорировали. Два дня пути без сна иссушили их – усталость заполнила тело и не оставила другого выбора. На дрожащих от напряжения ногах они зашли в первый подвернувшийся дом и повалились на покрытый грязной соломой пол. А дальше – темнота, лишенная покоя.

Энки снилось, что он продолжает бежать, а в спину вот-вот вонзится стрела. Молодой жрец чувствовал боль – она терзала все тело, особенно ноги. Ступни будто погрузили в раскаленные угли или раз за разом полосовали кожу кинжалами.

Энки со стоном открыл глаза и не сразу понял, где находится. Старый амбар вернул воспоминания прошлых дней, но сосредоточиться на них не получалось. Холод и жар волнами накатывали на него, разгоняя здравые мысли. Энки облизал пересохшие губы и с трудом сел. Жажда, которой он никогда не испытывал до этого, выжгла все желания, кроме одного – вдоволь напиться.

Скрипнули доски – в амбар вошел Шархи. Он нес ветхий мешок и ведерко с водой.

– Очнулся? Отлично. Времени у нас мало. Нельзя засиживаться на одном месте. Я нашел кое-что из вещей. Хозяева все побросали – думали, что их пожитки прокляты, как и земля родного поселения. Может, и так, но выбирать не приходится.

Шархи поставил рядом с Энки ведро и пару глиняных баночек.

– Нужно промыть раны на ногах. Я нашел какие-то мази, вроде должны помочь. У низкорожденных нет целителей, так что они готовят лекарства по семейным рецептам. Вот, пей.

Предложенному бурдюку Энки уделил куда больше внимания – припал к горлышку и пил, пока не начал задыхаться. Затхлого вкуса воды он почти не почувствовал. Отложив бурдюк в сторону, Энки перевел взгляд на свои руки. Крови не было: он смыл ее в первом попавшемся на пути озере – оттирал кожу, пока она не покраснела. Алые разводы – свидетельство отнятой жизни – давно исчезли. Но сколько бы ни тер кожу песком, Энки все равно их видел.

– Еда тоже есть.

В раскрытую ладонь Энки положили черствый хлеб, покрытый налетом плесени.

– Я не голоден.

– Ешь, если не хочешь свалиться с ног и стать легкой добычей…

Свою порцию хлеба Шархи проглотил за считаные секунды. При этом он постоянно осторожно выглядывал из амбара и шептал: «Пока не заявились».

– Они все продумали, Энки. Высокородные клялись перед вершителями, что не пойдут против отца, не причинят ему вреда сами и никому не прикажут. Они не могли выступить открыто, но задурили отца так, что он отдал приказ воинам покинуть город. Высокородным оставалось умолчать о надвигающемся нападении северян…

Энки жевал хлеб и едва ли прислушивался к хриплому шепоту Шархи. Мир вертелся, обжигая то холодом, то жаром. В одно мгновение жрец сидел, пережевывая хлеб, а в другое смотрел на кружившуюся деревянную крышу. Периодически мир заполняла темнота. Она змеей сжималась вокруг Энки, пока не начинала трескаться и рассыпаться, как труха. Мир живых – смутный и душный – вновь представал перед жрецом. Все тот же амбар, Шархи, ходивший туда-сюда.

И Арата. Он тоже был рядом. Сидел на полу и строил неказистую башенку из мелких щепок, отколовшихся от пола.

– Шархи размышляет, не уйти ли ему без тебя, Энки. – Щепки пошатнулись, башенка Араты рухнула. – Ты для него обуза, за которой по следу идет вершитель. Может, скоро для тебя все закончится? В проклятой деревушке, растерзанной ашури. Собственного сознания у них нет – значит, Великие Спящие велели им напасть? Занятно! – Арата приблизился. – Каково это – убить человека?

Энки зажмурился и позволил темноте взять вверх, а когда свет вернулся, Арата исчез. В нос ударил сильный запах целительной мази. Ноги, омытые и забинтованные лоскутами, в которые превратились верхние одежды Энки, ныли, но острая боль ушла.

– Очнулся? Тебя два дня терзала лихорадка. Больше мы ждать не можем. Встать сумеешь?

Шархи подал ему руку, Энки, покачнувшись, поднялся на ноги. Слабость еще не оставила тело, но идти он мог. Оставался вопрос – куда? Хотелось вернуться к Сатеше и застать ее живой и здоровой. Хотелось проведать семью и… и что бы он сказал?

– Переоденься в это, – сказал Шархи, протягивая простую грубую одежду низкорожденных.

Сам он уже был одет в похожее. За пазуху высокородный спрятал кинжал – тот, что Энки омыл кровью северянина.

Штаны и рубаха были сделаны из грубой ткани, царапавшей кожу. Потертые сапоги, щеголявшие несмываемым слоем грязи, непривычно стиснули ноги. Хотелось скинуть неудобное тряпье, но Шархи уже скрывал под досками полуразвалившегося пола то, что осталось от их прежних одежд.

– Глупо оставлять лишние следы.

– Мы… вернемся в город?

– Разумеется, друг мой. Нас ждет теплая встреча – мне всадят кинжал высокородные, а уж как с тобой разберется вершитель, я и представить не могу.

Шархи наклонился, набрал в ладони земляную грязь и протер ею лицо – ал'сора запачкалась, было сложно разобрать, о какой касте она свидетельствует.

– Лоб не закрывай – слишком подозрительно. К низкорожденным приглядываться не будут, если выглядеть и вести себя соответственно. Так что смотри в пол и говори поменьше.

Бежать от Нергала звучало логично, но что потом? Своим побегом Энки перечеркнул всякую надежду обрести цель в служении семье.

Семья. Что будет с ней? За преступление Энки могли покарать всю его родню.

Могли, если бы вся обитель не знала, что от него отреклись еще в детстве. Или же…

– Если есть хоть шанс, что семья пострадает из-за меня, я должен вернуться.

– Это твой выбор, – пожал плечами Шархи. – Но помни: справедливость для Сатеши только в твоих руках. Только ты несешь память о ней. Твоя бесславная смерть ничего не исправит. Сатеша заменила тебе мать, верно?

– Это был Нергал. Он убил ее.

– Пала от руки вершителя. Сатеша всегда следовала Пути, и так ее наградили. Нергал – преступник. Высокородные нашего города – преступники. Уверяю: еще придет время для возвращения, но не сейчас. Сейчас мы должны бежать. Всё, уходим…

Энки не слушал. Его неудержимо тянуло назад, домой, к руинам прежней жизни. Он не видел привычной дороги под ногами, каждый шаг казался бессмысленным. Энки безнадежно пытался отыскать, за что уцепиться, чтобы не потонуть в новом мире, но ничего не находил.

– Ты, конечно, можешь вернуться и полюбоваться на труп Сатеши. Не сомневаюсь, высокородные о ней позаботились – всем же знакома их чуткость. Дочь свергнутого властителя – могли и освежевать. А Нергала, ее убийцу, почитать как героя.

Энки подскочил к Шархи и наотмашь ударил его по лицу.

– Замолчи, Шархи!

Голова высокородного чуть дернулась. Шархи схватил Энки за шею, и жрец приготовился к удару. Шархи выше, крепче и привык к сражениям. Энки почти с нетерпением ждал его ответного хода. Как будто разбитый нос мог искупить то, что он совершил. Однако вместо кулака к его лбу прижалась ладонь, наполненная грязью.

– Когда идешь, немного склоняй голову, понял? Низкорожденные не задирают подбородок к небесам.

И Энки, шаркая сапогами не по размеру, пошел за Шархи.

Они пробирались через лес, и тот каждую минуту открывал новый секрет – необычное растение, запах или животное, притаившееся в высокой траве. Больше всего Энки зачаровали звуки – лес полнился ими. Пение птиц, жужжание насекомых, хруст веток. Лес дышал, словно человек, и поначалу, особенно ночью, это настораживало. В обители, сделанной из камня, играла музыка, звучали голоса, и все же чаще всего ее наполняла тишина. Здесь же, среди природы, не было места для гнетущего безмолвия.

Оставив проклятую деревушку позади, Энки и Шархи еще полдня шли в южном направлении. Шархи надеялся подальше отойти от города и сбить со следа вершителя, если это вообще возможно.

От часа к часу голод все больше мучил Энки, и впервые не было еды, чтобы его утолить. Перебирая в памяти труды, посвященные лекарственным растениям, Энки пытался разглядеть на ветках съедобные плоды. Выходило скверно. Зарисовки мудрых никак не походили на ягоды, свисавшие с кустов и прятавшиеся под ногами. Энки был готов рискнуть и съесть горсть черных ягодок, попавшихся по дороге, но Шархи выбил их из рук. Они обменялись парочкой колкостей и какое-то время шли молча. Силы Энки таяли.

Зато хватало чистой воды – источники встречались часто. Шархи до краев наполнял бурдюк, взятый из проклятой деревни. Вода внутри пропитывалась неприятным привкусом, но после особо крутого подъема и она ласкала язык, как медовый напиток.

Вечером и утром по земле стелился туман. В волшебном мареве растворялось абсолютно все – реальность оставалась где-то за белой занавесью. То были мгновения покоя, которые, к сожалению, проходили слишком быстро.

Пошел дождь. Засушливое лето перевалило за середину, и земля с жадностью впитывала дар небес. Идти стало сложнее, но долгих привалов беглецы не устраивали.

Ближе к закату второго дня пути они вышли на тропу – узкую и извилистую. Она скользила вдоль больших камней, на один из которых Энки и Шархи присели отдохнуть. Едва успев припасть губами к бурдюку, Шархи резко вскинул голову и устало потер глаза.

– Проклятье, я думал, мы ее обойдем… Смотри, вон там.

Небольшая деревня стояла поодаль, скрываясь за редкими деревьями. Фигурки людей, мельтешившие среди домиков, ясно давали понять: деревня жилая. Селяне, работавшие в полях неподалеку от нее, тоже заметили незнакомцев. Навстречу им двинулись несколько мужчин, закаленных тяжелой работой и очень недовольных. За их спинами покачивались большие корзины, наполненные съедобными кореньями, а в руках они держали лопаты – если такая нанесет удар, придется несладко.

Впервые Энки видел низкорожденных, причем так близко. Хмурые лица, перепачканные руки, простая холщовая одежда, лишенная ярких красок. Головы их были немного наклонены, спины чуть сгорблены – будто застывшие в вечном поклоне.

– Вы еще кто?! – Вперед шагнул один из мужчин. – Точно не из наших. Да и не из соседней деревни.

– Сразу видать: беглые они, – высказался второй низкорожденный, поправляя на спине тяжелую корзину.

С лица его стекал пот, ал'сора на грязном лбу едва проглядывала. Энки захотелось проверить собственный лоб и удостовериться, что на нем достаточный слой грязи.

– Откуда заявились? Я всех в нашем поселении знаю, да и в соседнем тоже.

Первый заговоривший мужчина сплюнул под ноги, расправил плечи и попытался выглядеть грозным. Краем глаза Энки заметил, как Шархи потянулся за пазуху – за кинжалом. Черные глаза высокородного лихорадочно блестели. Энки побоялся, что усталость усыпила его разум. Жрец ухватил спутника за предплечье, останавливая. Фермеры покрепче сжали лопаты, готовые встретить неприятности, но вряд ли ожидали многого от двух низкорожденных, которым запрещено владеть оружием.

– Друзья! – Шархи шагнул вперед. Его напряженное лицо в секунду преобразилось в открытое и простоватое. – Да в этом лесу неделю бродили. Как вышли из своей деревни – потерялись, будь оно неладно. А ведь у нас поручение от госпожи было – нагнать торговцев. Видать, госпожа дела с ними не закончила. Да какой там торговец – ни следа не нашли, да и сами дорогу потеряли. Не беглые мы, но госпожу подвели – ой и всыплет она нам!

Двое из местных сочувственно покивали, но лопаты никто не опустил.

– Разрешение-то есть?

– Ага! – Шархи похлопал себя по карману. – Наш господин что-то накарябал. Говорил, спокойно пройду. Показать?

– И чего мы разглядим в твоей бумажонке? Вот наш мудрый приедет, ему и покажешь – он грамоте обучен.

– Как знаете, – пожал плечами Шархи, убирая руку с пустого кармана.

– С нами пусть идут. К нам мудрый через пару дней пожалует – пускай и проверит. А то отпустим беглых, а потом плетей за них получай.

– Верно-верно, пусть с нами топают.

– Дайте мне посмотреть!

Через мужчин к путникам протолкался паренек. Ему было не больше пятнадцати. Долговязый, с улыбкой до ушей и сколотым передним зубом.

– Я Уту, – представился юнец. – О деревне своей расскажете? Мне жуть как интересно! Как у вас там? Много еды? Ашури видели? А как…

Мужчина – тот самый, что заговорил первым, – схватил Уту за ухо и оттащил назад.

– Ты свое дело знай, а не языком попусту мели! Только и отлыниваешь! Что урожай собирать, что камни из карьера таскать – нигде толку нет!

– Да ладно тебе, пап! Я послежу за ними! Должен же кто-то! А ведь сегодня свадьба. Кто следит, без пряной настойки остается. Есть еще желающие? Могу уступить!

Желающих не нашлось.

– Да запрем их просто.

– Они же почти гости! – вскинулся Уту. – В честь праздника чужакам дают еду, а ты запереть говоришь!

– Прав он, еще проклятия нам не хватало… Веди их, Уту, а нам надо работу заканчивать. С тебя все равно никакого проку. А вы ничего выкинуть не думайте – мы тут недалеко! Если надо – лопатой огреем, и мирненько мудрого дождетесь.

– Пойдемте-пойдемте, угощение уже готово! – Уту разве что не подпрыгивал от нетерпения. – Еды и на вас хватит!

Слово «еда» отозвалось в пустом желудке и покорило волю. Сейчас Энки пошел бы и в логово тигра, обещай тот накормить. Жрец побрел за Уту, Шархи не отставал, а низкорожденные продолжали наблюдать, даже возвращаясь на поля.

– О каком разрешении он говорил? – шепнул Энки.

Уту, насвистывая веселую мелодию, уже ушел вперед на десять шагов.

– Низкорожденным запрещено покидать окрестности их деревни. Очень похоже на обитель жрецов, правда? Немного иронично. Но низкорожденные – собственность высокородных, которым принадлежат земли. – Шархи брезгливо скривился. – За деревней обычно следит мудрый, приставленный благородной семьей. Повезло, что сейчас его нет. Нужно уйти до того, как он появится. Ему, конечно, помогает староста, но на деле он такой же низкорожденный и ничего не решает.

– Ты… хотел избавиться от них? Твой кинжал…

– Глупости! Разумеется, нет, мой друг. Мы оба устали… Я не впервые общаюсь с низкорожденными, не беспокойся и следуй моему примеру.

Они вошли в деревню. Жители поглядывали на них с интересом и беспокойством, однако подходить не спешили. Большинство, бросив пару взглядов, возвращались к насущным хлопотам. Посреди деревни накрыли длинный стол под раскидистым деревом. С ветвей свисали разноцветные ленты, почти касавшиеся еще пустых мисок. В воздухе пахло хлебом, отчего рот Энки тут же наполнился слюной. Он сглотнул.

Уту заголосил, привлекая к себе внимание:

– Эй, староста! Позовите старосту! У нас гости!

Старостой был низенький старичок, худой и с виду хрупкий, как высохшая ветка. Он шел, опираясь на палку, но не забывал одаривать собравшихся суровым взглядом.

Уту рассказал о встрече с незнакомцами.

– …разрешение у них есть, говорят. Они мудрого нашего подождут – он проверит. А это… звать вас как?

Шархи поклонился старику.

– Меня Ши звать, а это Эр.

Энки и староста уставились друг на друга. Жрец по привычке ждал, когда поклонятся ему. Староста, похоже, ждал того же. Молчание прервал удар палки о макушку Энки.

– Вот невоспитанный мальчик, – пробухтел дед, – старших не уважает! Еще на мудрого так позыркай – плетей схлопочешь!

– Да как ты… – начал Энки, потирая ушиб.

Но Шархи его перебил – схватил за волосы и сам склонил голову. Энки потрясенно уставился на ноги старосты в плетеных сандалиях. Это был определенно новый способ смотреть на мир.

– Очень невоспитанный парень. Вы уж простите, староста. Мать сколько ни учит, а все в никуда. Дурачок, что поделать. Вы это… пустите нас за стол?

– Садитесь вон туда. – Староста указал на дальний край стола. – И чтобы вас слышно не было. Уту, глаз с них не спускай.

Энки опустился на грубо сколоченную лавку. Двигаться желания не было. Жители деревни все чаще подходили с вопросами, но спрашивали одного Шархи. Тому хватало сил и отсыпать комплименты женщинам, и посмеиваться над шуточками мужчин. Энки же сторонились, и место на лавке рядом с ним осталось свободным.

– …не знаем, справились мы или нет, – рассказывала молоденькая девушка. Ее простенькое серое платье было украшено вышивкой – работой ремесленника, как она с гордостью говорила. – Лето жаркое – жуть! Урожая мало, но отправили господам почти все. Староста с мудрым передал все как есть – ничего не утаил. Но господа и недовольны могут быть – скажут, не исполнили свой долг. А мы-то что? Земля сухая! Завтра все и прояснится – гонец приедет. Ну да ладно, свадьба же! У нас сегодня представление было! Жалко, вы не увидели.

– Представление?..

Энки спрашивал скорее сам себя, но девушка ответила, не сводя взгляда с Шархи.

– Ну да, театр же. Мы свою труппу основали. Даже господин мудрый поглядывает, хотя и не признается, – хихикнула она.

Театр – о нем Энки слышал. Недостойная игра, где люди, пусть и на время, меняют личины и касты. Театр был только у низкорожденных, остальным кастам участвовать в постыдном действе запрещалось. Энки было интересно взглянуть, но мысли о пропущенном представлении испарились, стоило на столе появиться еде. Энки набросился на нее, не думая ни о разговорах, ни о приличиях. Жестковатый рис, лепешки, половинка сладкой картошки – ничего вкуснее он не пробовал даже на пирах в обители.

Только насытившись, он осознал, что ел руками без царо. Впрочем, никто из низкорожденных ими не пользовался. Даже невеста, одетая в свои лучшие одежды, с кислым лицом пальцами подбирала соус и намазывала его на лепешку. Одна из ее рук была связана церемониальной лентой с рукой жениха – безвольно обмякшей, ведь молодой человек успел напиться.

– Низкорожденные тоже не встречаются до свадьбы? – спросил Энки.

– Они могут быть из одной деревни, но до последнего не подозревать, что станут супругами. Семьи устроили их брак с разрешения высокородных. Оба сильные, ничем не болеют – значит, и потомство здоровое будет. Это выгодно для благородной семьи. Впрочем, у жрецов, высокородных и воинов все то же самое. Иногда я задумываюсь: не мудрецы ли с ремесленниками у нас высшая каста? Свободные, не дающие клятв вершителям.

Миски с яствами быстро опустели. Когда последний кувшин пряной настойки был выпит, все встали из-за стола. Жениха распинали и окатили холодной водой – помогло отчасти. Парень что-то мычал, но мало осознавал происходящее.

Церемонию проводил старейшина деревни. Невеста и жених встали перед ним на колени – жениху пришлось помочь – и слушали наставления старшего. Периодически молодые люди кланялись старосте и родителям, касаясь лбом земли. Время шло, а речам старосты не было конца. Невеста стоически изображала интерес, а вот жених так и не разогнулся после очередного поклона.

– …начинается ваша новая жизнь. Покажите намерения Великим Ашу. Ночь проведите, склоняясь перед ними и повторяя свои обеты.

Так и случилось. Жители разошлись по домам, оставив новобрачных одних под ночным небом. Энки и Шархи заперли в сарае вместе с козами. Запах животных резанул нос, но мягкая солома, принявшая в свои объятия, помогла с ним смириться.

Энки устал. Усталость терзала, перемалывала кости. У него не осталось того, к чему идти, только от чего бежать.

– Что, если мне остаться? Дождаться Нергала? Попробовать поквитаться с ним?..

Он сам не заметил, что озвучил мысли.

– Смиришься, что тебя зарежут, если догонят, словно бешеного пса? В чем твоя вина? Разве ты преступник, Энки? Преступники – вот они: те, что радуются чужому унижению, кто убивает слуг из прихоти. Ищи новый путь, раз выпала возможность. По сторонам осмотрись – ты, может, не привык, но обзор теперь тебе открывается пошире. Например, эта деревня.

– Деревня… Ее жители ничем не помогут.

– Тебе помочь? – Шархи фыркнул. – Посмотри на тех, кто с рождения вынужден жить в грязи. Чем они могут тебе помочь? Не хочешь задуматься, что ты мог бы для них сделать?

Слова больно резанули. Как будто у Энки было что предложить!

– Мы уйдем сегодня ночью?

– Нет. – Шархи перевернулся набок и закрыл глаза. – Выспимся под крышей. Выдвигаемся в путь завтра.

Энки моментально провалился в сон – изможденное тело требовало отдыха. Ему мерещился голос Сатеши – она звала его, умоляла вернуться к ней. Он хотел найти ее, пытался как мог, но окружавшая его темнота не позволяла ничего увидеть. Энки метался, звал Сатешу, пока наконец не увидел рядом с собой женскую фигуру.

Ишари, его мать, смотрела на него с привычным безразличием. Она протянула к нему руку и оттолкнула. Падение вырвало Энки из сна, он услышал плач, но не понял, наяву ли это.